Петр Ткаченко

В ПОИСКАХ ГРАДА ТМУТАРАКАНИ

На первую страницу

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

Оказывается, Мишка проявляя столь непонятное изуверство и жестокость, действовал вовсе не произвольно, а согласно вполне определенного "учения", согласно вполне определенной мировоззренческой заданности из Ветхого Завета: "И истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа и жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла" (Первая Книга Царств, 15, 3).

Именно по этому бесчеловечному установлению шла борьба в России, именно ее вновь пытаются теперь пробудить, что становится уже вполне очевидным. Но смысл этой борьбы большинству людей, претерпевающих ее муки, остается неясным, ибо он всегда закрыт, замаскирован идеологическими фетишами, на каждый час новыми. Стало быть, дело не только и не столько в коммунистической идеологии как таковой. Она лишь форма, одежда, лишь вариация все того же бесчеловечного представления. Кстати, духовные служители именно так и понимали это бедствие, обрушившееся на Россию. Поместный собор Российской церкви 1918 года дал ясное понимание смысла происходящего. Разве не потому в таком массовом масштабе были уничтожены священники... Именно это их значение и было выставлено "о пиумом для народа". Понимают это священники и теперь. На первой научно-практической и богословской конференции "Государственная легитимность", к примеру, отмечалось, что "сионизм в форме большевизма несмотря на маскировку, явно показывает свою религиозную сущность, неся в глубине дух талмудистского иудаизма". (О.Александр Зверев. "Государственная легитимность", выпуск первый, СПб, М., 1994).

Пока мы этого не признаем, мы будем "коммунизм" менять на "демократию", "демократию", по всей вероятности, опять на "социализм", и так без конца, точнее, до тех пор, пока не истребим себя окончательно. А потому те, кто столь запоздало развязывает воинственный антикоммунизм, борется вовсе не со злом, а в конце концов работает на сохранение все того же миропредставления, несущего зло, но лишь под иным названием...

Вопрос же состоит в том, что надо, наконец-то, распознать и обуздать те страшные темные силы, которые терзают человека и общество. Ведь невнятица в осмыслении положения Руси и России в мире происходит от того, что врага, противника вроде бы и нет, во всяком случае нас настойчиво пытаются убедить в этом, а разрушения налицо, то есть сокрываются причины и истинный смысл свершаемого. Нынешним проявлением этого является лукавое утверждение, что у нас-де "нет" идеологии, то есть подумать ведь только: концепции и смысла бытия. А отсюда -все беды, мол, кроются в дурной природе народа... На это можно ответить разве что строчками А.Блока из "Возмездия": "Но, право, может только хам над русской жизнью издеваться. Она всегда - меж двух огней...". Все это, конечно же, свидетельствует о том, что человеческое общество утрачивает духовный смысл своего существования, что неизбежно ведет к трагедиям, перерыву постепенности развития и катаклизмам. Сложность объяснения этого не только российского, но и всечеловеческого несчастья состоит в том, что оно свершается именем прогресса. Но дело вовсе не в нем. Ради прогресса человечеству вовсе не обязательно отказываться от веры, ибо без веры человек жить не может. Без веры прогресс в конце концов ни к чему иному не приводит, кроме как уничтожению самого человека. Ясно, что это все та же, хитроумно сокрытая идеология экспансии, ибо самым большим бедствием, какое только может произойти с человеком, неизбежно приводящим к его гибели, есть отказ от самого себя и служение "иным богам".

В "Слове о полку Игореве" символическое, образное как правило выступает в форме реально-бытового. Может быть, потому поэма так запросто дает повод рассматривать в ней изображенное лишь с точки зрения трезвого и упрощенного позитивизма. Если исторический князь Игорь действительно был в плену, то для героя "Слова" - князя Игоря плен имел несколько иное значение. Как впрочем, он имеет иное значение во всей русской литературе, в которой сюжет о пленении героя довольно распространен, ибо там "сам по себе плен не есть еще самое великое несчастье" (К.Леонтьев). Уже в "Молении Даниила Заточника" освобождение из заточения понимается не буквально, но как освобождение от "оков сердца", как познание истины, которая единственно и делает человека действительно свободным: "Вострубим, как в златокованные трубы, во все силы ума своего".

В "Войне и мире" Л.Толстого Пьер Безухов, попадающий в плен, пересматривает, переоценивает всю жизнь свою, постигает "всю силу жизненности человека", делается действительно свободным уже как бы вне зависимости от того, где он находится, уже как бы вне зависимости от самого вызволения. А потому в заколдованном кругу московских привычек он чувствовал себя "плененным", а в плену, наоборот, свободным: "В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину - он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен...".

Словом, в результате плена происходит преображение человека.

В "Братьях Карамазовых" Ф.Достоевского в плену человек укрепляется в вере своей и гибнет за нее. Глубокого смысла исполнен этот рассказ "об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиатов, попал к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа". Естественно, это оспаривается Смердяковым, не видящим большого греха в отречении от Христова имени, "чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие". Этот рассказ о солдате, конечно же, не может быть безусловным образцом и примером. Но оспаривать, отрицать его, может лишь смердяковское сознание с перевернутой шкалой ценностей, ибо сохранение веры и есть самое доброе дело, и никаких самих по себе, без этого, "добрых дел" не бывает...

Но как удивительно неизменна все-таки природа человеческая. Не могу удержаться, чтобы не привести поразительный факт из нашей нынешней, недавней жизни, связанный с иным военным походом - войной в Афганистане. Факт этот попался мне, когда я готовил книгу "Дорогие мои... Письма из Афгана" (М., Политиздат, 1991 г.) и говорил, конечно же, о том, сколь устойчива духовная природа человека, сколь она загадочна и таинственна.

Сержант Юрий Е. из Алма-Аты писал своей маме с той непонятной войны: "Получил я твои письма и молитву, но, мама, ты не обижайся, но я ее выучить не могу, у меня уже есть одна молитва, правда, не из Библии или Евангелия, а из Корана. Кстати, Коран здесь может больше помочь, были такие случаи, когда душманы отпускали наших солдат, когда те им читали молитвы из Корана, они здесь все верующие".

Как тут винить человека за то, что он во спасение свое отрекся от своей исконной веры, если эту веру у него давно отобрали... Судьба же его сложилась трагически. Уцелев на войне, вернувшись домой израненный, угнетенный неустроенностью, он в конце концов покончил жизнь самоубийством - разорвав ветеранское удостоверение и тельняшку, бросился с обрыва реки Большая Алмаатинка... Прямо-таки по всем канонам русской литературы - с обрыва...

Многозначно возвращение из плена и князя Игоря. Он со своей ратью уходит во тьму, которая, как понятно, имеет значение не только природное, не только от случившегося в пути солнечного затмения; пребывает во тьме греховной. Терпит поражение и попадает в неволю. Пройдя муки грехопадения, раскаиваясь, он преображается, обретает истинную веру. И это мы узнаем не только из летописных повестей о походе, где говорится об этом со всей публицистической и назидательной определенностью, узнаем и из "Слова": "Игореви князю Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую". Всему этому несчастному походу автор придает высокий духовный и нравственный смысл: "Побарая за христианы", то есть повоевать за христиан, за веру.

По обыденной логике кажется совершенно невероятным и нелогичным, что после такого несчастья, как поражение ратей, автор рисует в заключение радостную, светлую картину: "Страны рады, грады весели". Но это, как я уже сказал, радость обретения веры. Наконец, Игорь возвращается в церковь, о чем сказано прямо. Даже не просто в церковь, а "ко святой Богородице Пирогощей", то есть к иконе, являющейся на Руси великой святыней, привезенной на Русь из Константинополя в 1130-1131 гг. Для иконы Божией Матери Пирогощей была построена церковь, носящая ее имя. В тексте "Слова" говорится, что князь Игорь возвращается именно к иконе Пресвятой Богородицы "Пирогоща". Следовательно, упоминание в "Слове о полку Игореве" о том, что князь возвращается к иконе Пресвятой Богородицы, однозначно говорит о том, что многое претерпев и пережив, Игорь утвердился в истинной вере.

Вполне понятно, почему в поэме помянут и Боричев, по которому Игорь едет к Святой Богородице Пирогощей. Ведь эта сцена его возвращения в Киев, так напоминает сцену возвращения Владимира из Корсуни после принятия христианства. В летописном рассказе там тоже помянут Боричев, ибо "по Боричеву взвозу к ручью" провожали старых языческих богов. То есть уже одно упоминание Боричева взвоза подчеркивает сходство ситуаций обретения князьями истинной веры. Кстати, это сопоставление утверждает нас в том, что вознамерившись петь "от старого Владимира до нынешнего Игоря", автор имел в виду, конечно же Крестителя Руси, а не какого-то иного Владимира.

Князь Игорь совершает свой крестный путь, обретая благодать веры, становясь необходимым Русской земле, - теперь без него ей было бы зло и тяжко...

Не хотелось бы, чтобы читатель понял так, что я говорю о каких-то церковно-догматических вещах. Вовсе нет, но о том преображении, которое составляет содержание и смысл духовного бытия человека: "Укоренение в Боге не будет отвержением нашей свободы, но, напротив, ее высшим утверждением и абсолютным раскрытием. В этом смысл Преображения. Мы должны видеть целью истории Преображение. Прозрение вечных корней мира выводит нас на вершину всецелой ответственности за его судьбу" (В.Калашников, "Дон", № 8-9, 1993 г.).

Духовное преображение князя определялось и тем, что он пребывал в неволе до похода, что поход его и стал выходом из этой неволи.

По всему видно, что, отправляясь в поход, Игорь идет на верную гибель. Об этом свидетельствует его афористическое обращение к воинам, о том, что лучше быть убитым, чем быть в неволе, в полоне: "Луце ж бы потяту быти, неже полонену быти". Заранее зная сюжет поэмы, то, что Игорь действительно попал в плен, мы обыкновенно полагаем, что он как бы предвещает свой плен. На самом же деле в поэме говорится о другом. Говоря так перед походом, Игорь еще не знает своей судьбы, не знает, что он попадет в плен. Следовательно, здесь он говорит о другом плене, о том, в котором находился до похода и из которого хотел вырваться, ради чего, возможно, и предпринял поход. Причем, та неволя, в которой он пребывал, ему столь опостылела, что было лучше умереть, чем быть в ней. Это нечто вроде современного выражения - лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Справедливо отмечает Юрий Сгибнев, что, обращаясь к воинам, Игорь "предлагает им вырваться из плена, в котором они уже находятся" ("Тайна "Слова", "День литературы", № 4, 1997). Но такое прочтение по сути переворачивает все привычное представление о "Слове", переводит понимание его из области лишь реально-бытовой в совершенно иное представление, влечет за собой новые и новые вопросы, не ответив на которые, невозможно понять поэму в принципе.

Но картина возвращения князя Игоря в Русскую землю имеет не только такой религиозно-духовный смысл, но и народно-поэтический, сказочный. Приведу текст одной из старинных казачьих песен "Бегство из плена" по своему строю и смыслу очень сходную с финалом "Слова":

Воздалече, воздалече в чистом поле

Пролегала не дорога - тропа малая;

Шли по ней два невольничка молодые,

Увидали два невольничка густой камыш.

Они просили камыш-траву ночлег себе:

"Прими ты нас, камыш, гостьми себе.

Дозволь ты нам суконные онучи просушити.

Ременные бахилочки тут провялити!"

Легли тут добрые молодцы в камыш-траву.

Со вечера камыш-травушка приутихла,

Со полуночи камыш-травушка зашумела.

На заре камыш-травушка возговорила:

"Уставайте вы, невольнички, младые.

За вами есть черкесская злая погоня.

Росланбек-мурза с узденями не далеко!"

Встрепенулись добры молодцы, в ход пустились.

Перед балкой они камышовой очутились.

Дошли вниз по ней молодцы до трясины,

Схоронились в ней молодцы со всем телом.

Росланбек-злодей до балки той доезжает,

Не нашедши их - за Кубань-реку завертает.

("Славяне", Выпуск 4, 1993 г.).

Схожесть ситуации в песне и в "Слове" - в их сказочности - здесь разговор с камышом, там - с рекой Донцом. Удивительно, что как в поэме, так и в песне называются имена преследователей.

Сказочный сюжет угадывается во всем строе "Слова о полку Игореве": уход во тьму, испытание, преодоление препятствий, возвращение, магическое бегство с превращениями. Все это, конечно же, символизирует возвращение героя из страны мертвых в страну живых. Особенно явно виден сказочный сюжет с превращениями в финале "Слова", в сюжете бегства Игоря из плена.

В связи с этим хотелось обратить внимание на странную фразу, кажется, так никем из переводчиков и толкователей не понятую, во всяком случае внятно не объясненную в связи с текстом поэмы: "Стукну земля". Так и переводят, что "стукнула земля", - зачем, почему "стукнула", неведомо. Если иметь ввиду какую-то шумную картину, то она при тайном бегстве из плена вроде бы и ни к чему. Да и есть подобная картина в обращении Святослава к Роману и Мстиславу - "треснула земля", которую можно понимать так, что они были столь сильны, что земля дрожала под ними. Но здесь-то, при бегстве Игоря ситуация совсем иная, обратная.

Видимо, объяснение этой фразы можно найти в сказочности картины бегства. Ведь сразу после нее говорится о том, что князь Игорь превращается в горностая, белого гоголя, волка, сокола... Но это ведь так напоминает магические превращения многих сказок, в частности, сказки "Иван-солдат", который "ударился оземь" и стал соколом, рысью, оленем. Старичок так и наказывает солдату: "А за то, что выбрал ты себе добрую службу, я тебя вот какой силой одарю: когда придет нужда, ударься оземь, и враз обернешься - коли захочешь соколом, - так соколом, коли захочешь рысью, - так рысью, коли захочешь оленем, - так оленем". Такие же превращения испытывает и Игорь, обладая этой таинственной силой, которой он, надо полагать, тоже одарен за добрую духовную службу. Примечательно, что эти сказочные магические превращения сочетаются в Игоре с его духовным преображением и обретением им праведной веры...

В самом выражении "стукну земля" угадывается некое эпическое представление, к сожалению, так и не нашедшее более или менее логического объяснения в контексте самой поэмы. Хотелось обратить внимание на еще один вероятный смысл этого места "Слова". Собирая пословицы Кубани, я встретил удивительную, загадочную пословицу: "Зэмля рэпнула, чорт выскочив", то есть земля ударилась, а точнее треснула, раскололась и как следствие - выскочил черт, то есть нечистая сила, зло. Соотнося смысл этой пословицы со "Словом", можно сказать, что речь идет о каком-то трагическом положении, нечто вроде- земля разверзлась, обнажив свою преисподнюю. То есть за этим выражением снова различается основная апокалипсическая тема поэмы - рушащееся мироздание в связи с разрушением духовного мира человека. Во всяком случае совершенно очевидно, что в этом месте поэмы говорится не о какой-то безобидной детали, почему-то так и не нашедшей убедительного объяснения, а о трагическом состоянии героя в самый решающий момент его судьбы - освобождения из плена. Из плена не только в бытовом и военном смысле, но в его духовном значении.

Конечно, повествование мое далеко от соответствия тем нормам и канонам ученых сочинений, с которыми у нас принято выступать, так сказать, по проблемам "Слова". Но я к ним, признаться и не стремился. Более того, всячески стремился отойти от них. Я нисколько не сомневаюсь в их полезности и нужности, ни в коем разе не могу отрицать их. Мне только и хотелось, рассказать читателям о том, что же изображено в "Слове о полку Игореве". Ведь не хроника и не ученый трактат перед нами, а одно из величайших творений духа человеческого во всю историю, и толковать его вне духовной природы человеческой бессмысленно да и нечестно по отношению к людям...

Исключительно позитивистское, лишь с точки зрения исторической, военной, географической, не охватывающее всей полноты бытия прочтение такого мощного памятника духа, как "Слово о полку Игореве" не только не открывает нам смысла самой поэмы, но во многой мере вообще закрывает возможность понять духовное значение, образ мыслей и миропредставление русских людей в их преемственности с тех далеких времен до наших дней. А потому многие исключительно исторические изыски исследователей, необходимые сами по себе, но пристегнутые к поэме, далеко не безобидны, ибо они совершают ничем не оправданную подмену духовного позитивистским. Это сознание рассматривает человеческую жизнь, как правило, лишь со стороны социальной, в то время как литература постигает жизнь человеческую через единичное, индивидуальное, духовное ее бытие. Это разные сферы сознания, подмена и смешение которых недопустимо. Ведь с точки зрения личного духовного бытия героев поэмы, составляющего ее основной смысл, в ней говорится совсем об ином, чем с точки зрения только исторической и социальной.

Я снова возвращаюсь к тому, что изображаемый в поэме поход имел для Игоря, как героя поэмы и личности, не только значение военное и политическое, но, прежде всего, духовное, что и составляет основное содержание древнерусской поэмы.

Князь Игорь предпринимает свой поход на Пасху, что, как видно, из текста поэмы, не просто историческое совпадение, но имеет решающее значение для уяснения того, что происходит с Игорем. Собственно весь поход для князя Игоря и есть Страстная неделя, Великая или Пасхальная седмица. Следовательно, этот поход для Игоря является духовным преображением и обретением веры. Причем, вне зависимости от того, что так исторически совпало, что поход пришелся на Пасху. Историческому положению безвестный автор уже только придает этот высокий духовный смысл. Пасха (от греческого страдать) является главным христианским праздником в честь воскрешения Иисуса Христа. Князь Игорь собственно повторяет скорбный путь Христа, обретая истинную веру. То есть, как отмечал Иоанн Златоуст, он умирает не естеством, а грехом, воскрешая в вере.

Есть в тексте "Слова" и прямое указание на то, что изображенное происходит именно на Пасху и имеет высокое духовное значение. Герои поэмы, молодые князья пребывают в плену духовном, точнее, в плену иноверном: "Уже соколома крильца припъшали поганыхъ саблями, а самаю опуташа въ путины железны". И это является основным бедствием, постигшим героев поэмы - "тьма свет прикрыла", то есть восторжествовали темные силы, пошатнулись основы жизни, времена "нанич", наизнанку обернулись...

Темно бо бъ в третий день:

Два солнца помъркоста...

То есть от тьмы безверия закатились солнца князей, погибли молодые князья. И далее идет описание причин этой трагедии, этого бедствия, причины которого далеко не только в военном разорении русской земли, а в разорении духовном, в порушении человеческих основ бытия, ставших следствием того, что "тьма свет прикрыла", то есть люди утратили веру:

Уже снесеся хула на хвалу;

Уже тресну нужда на волю;

Уже връжеся Див на землю.

Начиная с первых издателей "Слова", это место поэмы было понято так, что все происходящее произошло на третий день битвы. В тексте же третий день обозначен через титлованную букву Г, согласно славянскому исчислению. Но картина этого человеческого разорения вовсе не объясняется и не мотивируется третьим днем. Мало того это понятия совершенно разноплановые - конкретно-хронологическое не вяжется с духовным. Но титулованное обозначение Г прочитывается и по-другому. Совершенно справедливо писал Геннадий Карпунин: "Такое буквосочетание с поставленным над ним титлом (и даже без оного) любым грамотным русичем всегда читалось одинаково: Господень ...День Господень - это воскрешение". ("По мысленному древу", Новосибирское книжное издательство, 1989 г.). То есть речь идет о Пасхе. И тогда вся картина несчастия приобретает цельность и мотивированность: в день Господень тьма свет прикрыла, то есть тьма одолевает веру, следствием чего и стали эти ужасные человеческие разорения... Так что в поэме изображена не столько битва с половцами, с врагом внешним, сколько с тем врагом, который пребывает в душе человеческой и борьба с которым продолжается во веки веков, до тех пор пока человек не утрачивает своего духовного, человеческого облика.

Это прямое указание в тексте на именно такое значение изображаемого. Но поэма, как и должно действительно художественному творению, глубоко образна, то или иное положение представляется в ней не декларативно и не риторически. На пасхальный смысл изображаемого указывают, пожалуй, самые, поэтические места поэмы - изображение битвы через брачный пир и через картины земледельческого труда:

... Чръна земля подъ копыты костьми была

посъяна,

а кровию польяна:

тугою взыдоша по Руской земли.

...На Немизъ снопы стелютъ головами,

молотятъ чепи харалужными,

на тоцъ животъ кладутъ,

въють душу отъ тъла.

Немизъ кровави брезъ

не бологомъ бяхуть посъяни -

посъяни костьми рускихъ сыновъ.

... Ту кроваваго вина не доста;

ту пиръ докончаша храбрии русичи:

сваты попоиша, а сами полегоша

за землю Рускую.

Но брачный пир есть трапеза Господня, есть трапеза Евхаристии - одно из основных таинств Церкви, признаваемое всеми христианскими вероисповеданиями, которым венчается Пасха и составляет главное христианское богослужение - литургию. И хотя таинство Евхаристии трудно передаваемо на языке обыденной логики, оно знаменует собой обретение веры истинной. Форму же именно брачного пира оно приобретает потому, что согласно Посланию св. апостола Павла к ефесянам, оно символизирует союз мужа и жены по аналогии с союзом Христа и Церкви. При этом Христос - Жених, Церковь - Невеста.

Изображение битвы в "Слове" через брачный пир и земледельческий труд и есть таинство Евхаристии, где хлеб и вино пресуществляются в истинное тело и кровь Христовы. В тексте "Слова" - именно кровавое вино... Причем, здесь мы можем говорить именно о православном представлении, так как Православная церковь приобщает мирян под обоими видами - хлеба и вина.

Вся Пасхальная седмица символизирует и повторяет смерть и воскрешение Христа, выступающих в форме духовного брака, священного брака. Как писал св. Иоанн Златоуст, "семь дней сряду вы пользуетесь наставлениями, чтобы в точности научиться приемам борьбы (с дьяволом - П.Т.)... Совершающееся теперь, есть духовный брак, а брачное торжество продолжается семь дней. Посему мы установили, чтобы вы семь дней присутствовали здесь при этом священном браке. Но там после семи дней торжество прекращается, а здесь, если хочешь, можешь постоянно присутствовать при священном браке".

А потому упоминание о сватах толковать лишь как родственные связи русских князей и половецких ханов; а в упоминании о браке видеть лишь какие-то эротические образы и не более того, есть то упрощенное позитивистское представление, которое закрывает саму возможность понимания изображаемого в поэме, о котором я говорю.

Итак, эти образы Евхаристии в тексте "Слова о полку Игореве" - изображение битвы через брачный пир и добывание хлеба - однозначно говорят о глубоко христианском мировоззрении автора поэмы. Исследователи, без каких-либо на то текстовых оснований относившие автора поэмы к язычникам, исходили единственно из того, что в тексте нет каких-то христианских деклараций и элементов проповеди. То есть шли по пути наиболее простому. Но о христианстве автора свидетельствуют вовсе не те или иные декларации, но сам строй его мысли, характер его миропонимания и верования, а он однозначно говорит о христианстве.

Не прямо, а образно представляя в поэме Великую седмицу, Страстную неделю, через нее автор изображает то главное, что происходит с героем поэмы Игорем - обретение им веры, его духовное спасение. Именно этим, а не чем иным (не полководческим талантом или бездарностью) определяется в поэме значение князя Игоря.

|01|02 |03 |04 |05 |06 |07 |08 |09 |10 |11 |12 |13 |14 |15 |16 |17 |18 |19 |20 | 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Петр Ткаченко, 2003 г.

редактор Вячеслав Румянцев 01.01.2003