Петр Ткаченко

В ПОИСКАХ ГРАДА ТМУТАРАКАНИ

На первую страницу

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

Можно объяснить теперь вполне убедительно, почему Тмутаракань была столь известна; хотя бы тем, что находилась она на древнем торговом хазарском пути, тем, что и после разгрома Хазарского каганата именно тут нашла свое пристанище его правящая иудейская верхушка. Или тем, что Тмутаракань была богата нефтью, из которой изготовляли живой огонь, грозное оружие того времени. Все правильно. Но связь "Слова" с Тмутараканью по этой логике вроде бы ничего не объясняет, ибо к тому времени былого хозяйственного значения для Руси она уже не имела. Но видно имела какое-то иное значение, более важное, иначе почему вспоминалась она безвестному автору "Слова"? Почему занимала в его творении центральное место, спустя почти век после того, как перестала существовать?

И если, говоря пушкинскими словами, "история народа принадлежит поэту", история не в смысле последовательности событий, история - не как хроника, но биография духа народа, то не может не поражать то, с какой устойчивостью Тмутаракань привлекала внимание русских поэтов - от Бояна, автора "Слова", до великого Пушкина. Как известно, Пушкин, "уходя в ночную тьму", вдруг обратился к "Слову", удивительно прокомментировав его отдельные образы. И из всего многообразия тем, которые таит в себе "Слово", избрал именно древнюю Тмутаракань, намереваясь написать поэму о времени Мстислава. Именно Тмутаракань виделась поэту главной темой "Слова", без уяснения которой вообще неясен смысл поэмы.

От Бояна до Пушкина волновала Тмутаракань русских поэтов. Кажется, она и не покидала их дум. Это ли не основание задаться вопросом: чем же она была для них, чем же она является теперь для нас? Но была при этом еще и какая-то удивительная как бы непостижимость ее - словно что-то мешало художникам высказаться о ней до конца: песен Бояна, за исключением отрывков из них, процитированных в "Слове", не сохранилось, пушкинская поэма о Тмутаракани осталась не написанной... Остается судить о Тмутаракани по "Слову о полку Игореве", да по фактам жизни уже более поздних времен, как бы подсвечивающих, подсказывающих ее действительное значение.

Не могло же все так удивительно сойтись в этом месте из-за какой-то случайности или причуды. Слишком значительны все факты, связанные с Тмутараканью, чтобы считать их случайными, не подчиненными какой-то, нами, может быть, еще не вполне осознаваемой закономерности. Там - ноша мира сего, образно говоря, место, где может быть, суждено было взойти той Розе Мира, о которой размышлял Даниил Андреев, но которая почему-то так и не взошла. Может быть, пока не взошла. А, может быть, и взошла, но у нас еще нет того органа, которым мы могли бы это обнаружить... А, может быть, Тмутаракань есть святой угол Руси, так же, как есть святой, красный угол в избе, в хате. Ведь она и появилась в русской жизни, судя по летописи, только на то время, когда входила и утверждалась на Руси благодать новой веры.

Но как-то так произошло, как-то так случилось, что святой угол страны оказался заброшенным, забытым и запущенным. Превращение "вечного града" в скверный городишко, а потом просто в станицу, отразилось и в изменении самого его имени - от высокого града, до уничижительного захолустья. Явное умаление града продолжается...

Вроде бы странно, что в "Слове" названы две цели похода князя Игоря, мало чем похожие одна на другую, и даже в определенной мере противоположные: выйти к Дону, "Игорь к Дону вои ведет" и обрести нечто - "Поискати града Тмутараканя". Очевидно, что перед нами цель похода военно-стратегическая, историческая и задача какая-то высокая, собственно художническая, прямого отношения к походу как бы и не имеющая, точнее, соотносимая с реальным историческим событием лишь в известных пределах. Само указание на град, конечно же, говорит о том, что речь идет не о городе в прямом смысле слова, но о граде духовном. И это не просто две цели похода, но кроме того, как видно, два мировоззрения, два миропонимания. То, что князь Игорь достиг первой цели, ясно из текста поэмы: битва, как известно, произошла на реке Каяле у Дона Великого. Но вот "поискал" ли он града Тмутаракани, достиг ли он града духовного, уберег ли, спас ли свою душу - это не столь явно, хотя об этом говорится в "Слове" вполне определенно и именно это составляет ее основную тему и художническую цель. Соотношение же града небесного со спасением было традиционным в верованиях той поры, как в житии благоверного князя Михаила Тверского: "Господи, если погубишь сей город, то и я с ним погибну: если же Ты спасешь его, то и я с ним спасен буду". Этому-то спасению через Град Божий и посвящено главным образом "Слово", это и есть его основное содержание - о том, как рушится мир, как гибнет Русская земля, как и чем спасается при этом живая человеческая душа. Именно поэтому "Слово" и не принадлежит только истории, но в равной мере всем временам, именно поэтому оно особенно необходимо теперь нам, когда в России разыгрывается новый акт все той же трагедии-крамолы.

Общий смысл "Слова о полку Игореве" и значение его отдельных образов и сегодня, смею утверждать, все еще остаются не вполне понятными, и даже совершенно неясными вне мировоззрения автора, вне той веры, которую он исповедовал. Именно поэтому мы наблюдаем странное явление - огромнейший материал, привлеченный для анализа, подробнейшее и кажется предельно скрупулезное толкование слов, как бы вырванных из текста и не сливающихся в общую картину. И несмотря на громоздкость и вроде бы убедительность этих ученых исследований, читатель, в конце концов, так и не понимает о чем все-таки поэма. О борьбе с половцами? Но они смертельной опасности для Руси не представляли. Кроме того, в ней в большей мере говорится о "поганых". Но там ведь еще говорится и о "хинови", которые вообще остались неразгаданными. Кроме того, алогичности, что называется - на каждом шагу. Как я уже отметил, - пошли к Дону, а, оказывается, искали град Тмутаракань. Сами напали на половцев, а поэма посвящена гибели всей Русской земли... Пока этим явным алогичностям не будет найдено объяснение, не найдена в них закономерность, мы не можем говорить о понимании даже самого общего смысла "Слова о полку Игореве". А эта закономерность может быть выведена единственно из того мировоззрения и веры, которые исповедовал автор поэмы.

Как совершенно ясно, безвестный автор "Слова" был истинным христианином. Некоторые "сомнения" на сей счет вызваны, кажется, исключительно недоразумением или лукавством, единственно тем, что в тексте поэмы нет каких-то публицистически ясных, риторически определенных указаний на это, свидетельств о покаянии князя Игоря, как в летописных повестях о походе. Но их в произведении художественном и не должно быть. И это само по себе еще не может свидетельствовать о большей религиозности летописцев, чем автора "Слова". А потому противопоставлять летописные повести и поэму в связи с этим нет никаких оснований. В том смысле, что летописцы были якобы более набожны, а автор поэмы вроде бы и не понятно во что верует. Но повторяю, такое впечатление складывается единственно потому, что в поэме нет прямых и риторических указаний на веру автора, нет элементов проповеди, которых там и не должно быть. Поэма написана со столь же строгих христианских позиций, как и летописные повести, но иными, не публицистическими, а художественными, образными средствами. Ведь об этом автор прямо говорит вначале поэмы: "Начати старыми словесы трудных повестей". Повестей, конечно же, летописных об этом же походе, известных уже современникам по устным рассказам и преданиям, бытовавшим в народе. То есть автор "Слова" вознамерился петь о том же, даже "старыми словами", но по былинам, событиям своего времени. И были для этого свои, неотложные причины. Они-то и составляют основное содержание поэмы.

Но, к сожалению, религиозные аспекты поэмы в устах толкователей свелись, по сути, к пресловутому "двоеверию", к соотношению язычества и христианства. Причем, о язычестве говорится при этом не в духовно-религиозном значении, а в более позднем, каком-то современном культурологическом. Наконец, уразумели, что "двоеверия" не может быть вообще, ибо нельзя немножко верить, а немножко нет: "Никакого двоеверия не могло быть и не было" (Г.К.Вагнер, Т.Ф.Владышевская, "Искусство Древней Руси", М., "Искусство", 1993).

О язычестве "Слова" написано много, не замечено только одно, самое главное - языческие боги в прямом упоминании в "Слове о полку Игореве" не названы вообще. - Быть этого не может! - возразит благонамеренный читатель, знающий "Слово" более не по тексту, а по бесконечным его толкованиям. И все-таки это так: языческие боги в "Слове" не называются. Называются их внуки. Всякий раз имя языческих божеств сопровождается словом "внуце": Велесов внуце, Даждь-Божа внука, Стрибожи внуци. Но это ведь вовсе не имена божеств...

И потом, мне, к примеру, не приходилось встречать убедительного объяснения, почему тех или иных героев автор называет именно внуками этих языческих богов, что означало это в представлении автора и его современников. Если они внуки их, то чьи же они дети?.. Вместо же внятного объяснения, мы постоянно слышим риторику о том, что язычество в "Слове" соседствует с христианством в том смысле, что христианство якобы еще недостаточно укрепилось, а язычество еще окончательно не отошло. И это в то время, когда со времени официального принятия благодати новой веры прошло двести лет, а на самом деле значительно больше...

Правда, единственный раз имя языческого божества названо без слова "внуци", вроде бы прямо. Это Хръс, как полагают, кажется, все толкователи без тени сомнения, Хорс - есть языческий бог солнца. Правда, первые издатели "Слова" в этом сомневались, снабдив его ремаркой "не вразумительно". И были для этого основания, но об этом - ниже. Почему не сомневались последующие исследователи, вплоть до наших дней, остается загадкой.

По своему жанру "Слово о полку Игореве" является традиционным для древнерусской литературы Молением, так же, как "Моление Даниила Заточника". Потому-то, по традиции, оно и заканчивается словом "Аминь". И всякое толкование этого слова, как "конец" то есть "смерть" - это какое-то уж и вовсе дикое вульгарно-атеистическое понимание. Никогда это слово, венец молитвы, такого значения не имело. Имело противоположное значение: "Говоря: аминь! Благословение и слава, и премудрость, и честь, и сила и крепость..." (Откровение святого Иоанна Богослова, 7-12). Столь же примитивно понять финал поэмы можно разве только исповедуя известное мировоззрение, согласно которому, религия - "одна из самых гнусных вещей, какие только есть на свете" (В.Ленин). Но сколько же можно насиловать духовную природу человека подобной софистикой - "коммунистической" или "демократической", - когда ее разрушительная сила уже в полной мере испытана...

Ко времени создания "Слова" христианство уже прочно укрепилось в русской земле. Уже в "Повести временных лет", в сюжете о "выборе веры" со всей определенностью выражена система духовных ценностей. Можно полагать, что и сам "выбор веры" скорее - авторский прием, а вовсе не свидетельство того, что именно так все и было, что могли принять ту, а могли и эту веру! Не могли! Вера - не одежка, которая выбирается и кроится по произволу. Да ведь даже и одежда у каждого народа своя, отвечающая его природе, строю души. Ведь и в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона, написанном за полтора века до "Слова о полку Игореве" тоже определенно постигнута непреходящая ценность благодати христианской веры. Сомневаться в христианстве автора "Слова" не приходится. Другое дело, что оно выражено художественно, образно, а не назидательно и не публицистически. Да и другого мироустройства, кроме религиозного, человечество и по сей день так ведь и не выработало...

Не говоря уже о глубине понимания образов "Слова", вне христианских представлений непонятны даже его сюжетные ситуации. Остановлюсь на некоторых примерах, это подтверждающих.

Возвращаясь из плена, князь Игорь спорит с Донцом, с рекой. При этом почему-то вдруг припоминается река Стугна, "затворившая" юного князя Ростислава, который в ней утонул. Речь идет о брате Владимира Мономаха, Ростиславе Всеволодовиче, который, потерпев поражение от половцев в 1093 году, утонул со своим войском при переправе через Стугну.

Что же вспомнилась вдруг Стугна, "худу струю" имеющая, и печальная участь Ростислава? Эта ведь давняя история прямо соотнесена с ситуацией, изображенной в "Слове" - Игорь потерпел поражение так же, как и Ростислав. Обычно исследователи этим удовлетворяются. Но сходство этих ситуаций не только в том, что теперь, как и тогда, русские рати потерпели поражение. Сходство в том - из-за чего и почему они его потерпели...

Дело в том, что гибель Ростислава имела легендарную, широкую среди современников автора "Слова" известность. И связана она с судьбой преподобного чудотворца Григория Печерского. Приведу эту печальную, трагическую и символическую историю: "Григорий, преподобный, чудотворец Печерский, пострижен 1064 г. преп. Феодосием. Несколько раз злонамеренные люди пытались вредить иноку Григорию, и каждый раз замыслы их уничтожались явленными чудесами преподобного. - Случилось Григорию идти за водою на Днепр в то время, когда князь Переяславский Ростислав Всеволодович подъезжал к монастырю Печерскому, чтобы принять благословение от святых отцов, ибо он шел на половцев. Служители его, увидя старца, начали ругаться над ним. Тогда преподобный сказал им: молитесь, ибо скоро Суд Божий постигнет вас, и все вы с князем вашим найдете смерть в воде. Раздраженный такими речами Ростислав велел связать старца и с камнем на шее бросить в Днепр (8 января 1093); не захотел даже заходить в монастырь и продолжал путь. Тело Григория оказалось чудесным образом в его келье и погребено в пещере преп. Антония. - Ростислав, разбитый половцами, бежал и при переправе через реку Стугну, утонул вместе со своими воинами. Церковь совершает память Григория 8 января" ("Указатель к словарю о святых, прославленных в Российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых", С.-Петербург, 1862 г. Переиздание "Книга", М., 1991 г.).

Таким образом, атеистически настроенные исследователи поминают Ростислава, полоненного гордыней, без благословения ушедшего на битву, сотворившего зло и от зла этого погибшего, а люди, еще не потерявшие меру вещей этого мира, поминают Григория Чудотворца, знавшего те пути, по которым совершается человеческая жизнь, помнящего о душе.

Конечно же, потому в "Слове" и вспомнилась Стугна, что ситуация была слишком уж сходна. Автор сопоставляет участь Ростислава с судьбой князя Игоря. Ростислав, таким образом, по логике верующего человека, погиб потому, что нарушил Божеский закон, ничем его не искупив. Но ведь Игорь тоже нарушил Божьи заповеди - ушел в степь без ведома князя Киевского, потерпел поражение, напрасно погубил столько людей и в этом походе и в междоусобных битвах. Но на этом аналогии и заканчиваются. Ведь вроде бы Донец в его диалоге с князем должен был напомнить Игорю об участи Ростислава. Но вспоминает ее сам Игорь. В первом случае было бы просто назидание, во втором - раскаяние. В тексте же "Слова" - свидетельство того, что Игорь преодолев тьму, в которую погрузилась его душа, возвращается на Русь праведным, обретя веру.

Кстати, серьезными исследователями давно замечено, что рассматривать поход Игоря лишь с точки зрения исторической, мало что дает для уяснения художественного и духовного смысла поэмы. А потому князя Игоря должно судить не по тому, что он совершил, а что произошло с ним в результате предпринятого им похода: "Претерпев временную смерть (плен, "рабство"), возвращается снова", - точно и справедливо писал М.Бахтин.

Потому-то и такой оптимистический финал поэмы - "страны ради, грады весели", что заводило прямо-таки в тупик исследователей, даже считавших, что это более поздняя приписка. "Игорь князь в Русской земли" - то есть, пройдя все испытания, он обрел благодать веры. Так что в финале "Слова" - не просто оптимизм, но радость обретения веры. Это сопоставление говорит о том, что потерпеть военное поражение еще не означает окончательной гибели. Гибель настигает человека тогда, когда он утрачивает веру, когда его одолевает тьма безверия. Ростислав ее утратил. Игорь ее, в конце концов, обретает...

Я всего лишь намечаю пути понимания отдельных образов "Слова", не вдаваясь в более подробное объяснение, в надежде на то, что в дальнейшем мне представится возможность объяснить все это более основательно.

Говорить о каком-то дохристианском мировоззрении безвестного автора "Слова" не приходится не только потому, что языческие божества, помянуты в тексте его поэмы опосредовано, точнее не названы прямо, но потому, что весь строй его миропредставления в принципе не языческий. Скажу словами Вс. Ф.Миллера: "Автор его - писатель просвещенный, христианин, называющий языческие божества только для красоты поэтической речи" ("Взгляд на "Слово о полку Игореве", 1877). Как известно, язычество не постигало человеческой личности, ценности человеческой души, не знало трагизма человеческого бытия, апокалипсичности человеческой жизни. Совсем иное мы чувствуем в "Слове". От него исходит неведомая ранее тревога, катастрофичность мира. И тревога не только за землю Русскую, но за все мироздание, тревога за человека среди не только природных, но прежде всего социальных страстей и духовных стихий.

Основная тема поэмы, как представляется, состоит не только в пресловутом декларативном призыве князей к объединению, которое повторяется бездумно и механически со времен беглого упоминания о нем К.Марксом. Призыв к объединению, согласию между князьями содержится и в других памятниках литературы, скажем, в "Слове о князьях". Но сам по себе декларативный пафос еще не приближает его по художественности к "Слову о полку Игореве". Основная тема поэмы - как пропадает в безверии и как уберегается, спасается в вере человеческая душа среди злых сил этого мира. Это поэма о грехопадении человека и возвращении его на праведный путь. И постигается она, конечно же, с позиций мировоззрения христианского, со всей определенностью проявленного уже в "Повести временных лет": "Наводит Бог, в гневе своем, иноплеменников на землю, и только в горе люди вспоминают о Боге: междоусобная же война бывает от дьявольского соблазна... Бесы ведь не знают мыслей человека, а только влагают помыслы в человека, тайны его не зная". То есть "Слово" - прежде всего, о тайне человеческого бытия, его духовной природы, о том, как дьявольский соблазн приводит человека к междоусобной войне. Связывается же это с обобщенным понятием хазарства, не прямо, не декларативно выраженным, которое понимается как проявление иудаизма, ибо как справедливо отмечает С.Плетнева, "согласно догмам иудаизма - узкой, сугубо национальной религии, - иноплеменники не могут быть истинными иудеями... Следовательно, новая религия не объединяла, а наоборот разъединяла". Именно поэтому поэма так близка и понятна нам, так как за прошедшие века дьявольский соблазн не только не угомонился, но еще более поразил человеческое общество.

Может показаться, что "Слово" менее всего можно соотнести с какой-то конкретной церковной книгой. И все же, такая книга есть, с которой в "Слове" угадываются если и не текстовые совпадения, то общий дух и смысл. Имею в виду, конечно же, пророческую книгу Нового Завета, последнюю книгу Библии, не имевшую богослужебного употребления - "Откровение святого Иоанна Богослова", Апокалипсис. Книгу тайн судеб человеческих, книгу о конце земного бытия. Книгу, в символах и образах передающую не земные, не исторические события, но весть о путях этого мира, его крушении, о грехопадении человека и о воцарении Христа в этом мире.

|01|02 |03 |04 |05 |06 |07 |08 |09 |10 |11 |12 |13 |14 |15 |16 |17 |18 |19 |20 | 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Петр Ткаченко, 2003 г.

редактор Вячеслав Румянцев 01.01.2003