ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Нестор Махно
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА УКРАИНЕ
(Первая книга)
Глава XII
КОРНИЛОВСКИЙ ПОХОД НА ПЕТРОГРАД И МЕРЫ ПРОТИВ НЕГО
В 20-х числах августа 1917 года, наша группа проверяла наличность
своих сил, выясняла, где и чем они заняты. Собрание было самое
серьезное из всех, какие она когда либо устраивала. Я уже отмечал,
что наша группа не имела в своих рядах ни одного теоретически
образованного анархиста. Мы все были крестьяне и рабочие. Из школ
вышли недоучками. Анархических школ не существовало. Багаж нашего
знания революционного анархизма, вынесен из многолетнего чтения
анархической литературы и обмена мнениями между собой, с
крестьянами, с которыми делились всем прочитанным и понятым в трудах
Кропоткина, Бакунина. Всем этим мы обязаны тов. Владимиру Антони (он
же Заратустра).
На этом же своем, чрезвычайно важном собрании мы обсудили ряд
вопросов текущего момента и пришли к выводу, что революция попала в
петлю государственности и, задыхаясь в ней, бледнеет, меркнет и
принимает вид мертвеца. Но она еще не совсем умерла. У нее есть еще
живые нервы. Они поддерживают ее в ее борьбе со смертью. И максимум
поддержки она получит со стороны революционных трудовых масс
деревни, которые помогут ей вырваться из этой петли и уничтожить на
своем теле антиреволюционную язву – в лице Временного Правительства
и всех окружающих его партий. Делая из этого выводы для руководства
в практической деятельности в революции, мы формулировали ряд
положений, а именно:
Русская революция с первых же дней своего развития поставила перед
анархическими группами в России и на Украине первой важности два
вопроса. И теперь она их ставит перед ними особо повелительно: идите
в массы и растворяйтесь среди них, создавая из них революционные
кадры, и творите революцию или же выбросьте из своей программы
лозунг о необходимости социального переворота – для довершения
борьбы труда с властью капитала и государства. – Оставаться же
по-прежнему замкнутыми в своей обособленной групповой деятельности,
ограничиваясь выпуском внеочередных брошюр, журналов и газет, да
митингами – нельзя. Это грозит анархистам, в ходе массовых
революционных событий, опасностью если не совсем оторваться от этих
событий, то тянуться в хвосте их.
Анархизм по своей природе не приемлет такого блуждания в событиях.
На такой путь его можно поставить только недомыслием и слабостью
революционного пафоса у его носителей – анархических групп и
федераций.
Каждое движение, и революционно-анархическое – в особенности, –
должно стремиться в моменты восстаний или революции – увлечь за
собой трудовые массы. В то же время, когда массы начинают проявлять
к нему доверие, оно не должно увлекаться этим доверием и не должно
отрываться от различных изгибов первоначально развивавшихся событий,
хотя бы и не анархических, но революционных, в которых масса
развивала свой начальный порыв. Но надо и не пропустить момента,
когда с этими изгибами приходится самим разойтись и отвести от них
трудовые массы.
Метод старый, но практически он нашим движением не испытан и не
будет испытан до тех пор, пока наше движение не усвоит тех или иных
организационных начал, или не создаст своей организации, ибо
серьезное движение требует определенного идейного стратегического
руководительства. Движение же без определенной организации сил –
отдельными разрозненными группами, зачастую не знающими друг друга и
идущими в разрез в своих действиях по отношению к своим политическим
врагам, хотя и может быть создано в момент революции, но окрылить
его новыми силами на продолжительную жизнь, которая бы дала символ
веры, ведущий человеческие массы к подлинному освобождению от
поработившего их экономического, политического и духовного зла,
невозможно. Это будет лишняя растрата человеческих жизней,
погибающих в решительной, необходимой, и чистой по своим заданиям,
но неравной борьбе.
Может ли наша группа теперь, после семимесячного наблюдения за нашим
движением по городам, сомневаться в том, что многочисленные деятели
его не знают своей роли и этим угнетают движение, не дают ему
высвободиться из традиционных форм дезорганизованности и
превратиться из группового в массовое движение? Конечно, нет!
Поэтому группа взялась с еще большей энергией за точное определение
неразрешенных нашим анархическим движением вопросов, как, например,
вопрос о согласовании деятельности групп между собой в
развертывающихся событиях. Он смело и полностью не был сформулирован
ни одной федерацией анархистов в русской Февральской революции, хотя
каждая федерация и выпускала свои декларации и намечала новые
положения для своей деятельности.
Так, мечась в своем стремлении отыскать то большое, что она могла
найти в трудах по анархизму Бакунина, Кропоткина и Малатесты, группа
пришла к тому, что мы, крестьянская группа анархистов-коммунистов в
Гуляйполе, не можем ни подражать нашему движению в городах, ни
прислушиваться к его голосу. Мы самостоятельно должны разобраться в
этом тревожном моменте революции и самостоятельно помочь
подневольной деревне правильно ориентироваться в ней, чтобы
политические партии не пошатнули в ней веры, что именно она, а не
партии со своим правительством явится прямым творцом революции в
деревне и что от нее самой зависит видоизменить характер и темп
течения этой революции. И группа растворилась среди тружеников
подневольной деревни, оставив лишь инициативное и посредническое
бюро; и словом, и делом она помогала трудящейся массе разобраться в
моменте и придать своей борьбе большую решительность.
В самом непродолжительном времени после принятия этого решения,
когда мы начинали уже замечать плоды нашей организованной
деятельности в районе, мы убедились, что мы правы в своем толковании
застоя революции и тревожного момента, угрожающего ей смертью.
Революция находилась определеннейшим образом в петле у
государственников, которую оставалось только затянуть, чтобы
задушить ее. Введение смертной казни на фронте прямо говорило за то,
что революционные солдаты должны умереть на внешнем фронте, а
контрреволюционеры в самом сердце революции должны сделать свое
дело. Во имя этого революционные военные части, которые сроднились с
рабочими по городам и с крестьянами по деревням, которые начинали
сознавать себя, как рабов милитаризма, и старались, пока вооружены
его средствами – пушками и пулеметами, – использовать их против
своих врагов, – эти революционно настроенные боевые части изгонялись
с тыла, как опасные для нараставшей силы контрреволюции.
Видя все это и сознавая, какой подготовляется путь для усиления мощи
буржуазии, уже опомнившейся от своего первоначального разгрома
революцией и теперь готовой посчитаться с ней, мы еще с большей
силой убедились, что наш метод помощи трудящимся правильно
ориентироваться в момент революции – верный метод. Его необходимо
пополнить новыми положениями и прямым, определенно идейным
руководством.
Чего мы, действуя в этом направлении, достигли?
Мы достигли за август месяц того, что крестьянство поняло нас
всецело, не допустило в своих рядах распыления на разного рода
политические группировки и этим спасло свою цельную трудовую мощь от
разрыва на кучки политических группок, бессильных совершить и
закрепить что-либо реальное в революции.
Чем яснее крестьянство понимало нас, тем глубже оно верило в себя и
в прямое свое дело в революции: непосредственным путем упразднить
частную собственность на землю и провозгласить ее общественным
достоянием с одной стороны, и, призвав пролетариев города,
объединиться, упразднить совместно с ними всякую возможность
привилегий и власти одних над другими – с другой.
Так мы подошли к дням, когда наша тоска и боль о тревожном моменте
революции оправдались целиком. Пришли вести от самого Временного
правительства и от Совета рабочих, крестьянских, солдатских и
казачьих депутатов из Петрограда, что главнокомандующий внешним
фронтом генерал Корнилов снял верные ему дивизии войск с фронта и
движется на Петроград с целью ликвидации революции и ее завоеваний.
То было 29 августа 1917 года. К нам в Гуляйполе приехала анархистка
из Александровска М. Никифорова и проводила крестьянский митинг под
моим предводительством. Рассыльный телеграмм подал мне пакетик, в
котором я прочел эту весть о движении генерала Корнилова. Я
остановил оратора и произнес коротенькую речь о совершающейся казни
над революцией, а затем прочел две телеграммы правительства и
Всероссийского Исполнительного Комитета Совета рабочих,
крестьянских, солдатских и казачьих депутатов.
Весть эта произвела тяжелое впечатление на присутствующих на митинге
крестьян и рабочих. Волнение, видно, было, и крестьяне и рабочие
подавляли в себе, но кто-то крикнул из толпы: "Там льется уже кровь
наших братьев, а здесь контрреволюционеры свободно расхаживают среди
нас и смеются!" – и указано было на стоявшего среди крестьян и
рабочих бывшего гуляй-польского полицейского пристава Иванова.
Анархистка Никифорова соскочила с трибуны и арестовала его. В толпе
шум и ругательства по его адресу.
Но я подскочил к Никифоровой и к Иванову, окруженным уже рядом
товарищей из группы и Крестьянского совета, и настоял, чтобы сейчас
же пристава отпустили, попросил его не волноваться, так как его
никто не тронет, и тут же взобрался снова на трибуну и сказал
крестьянам и рабочим, что наша борьба по защите революции должна
начаться не с убийства бывших приставов, которые, как, например,
Иванов, сдались без сопротивления в первые дни революции и не
скрываются. За ними – самое большое – мы можем только наблюдать.
Наша борьба должна выразиться в более серьезном; в чем именно, я
воздержусь сейчас говорить, так как спешу на заседание Крестьянского
совета вместе с рабочими и группой анархо-коммунистов, но после него
обещаю сейчас же прийти сюда в сад и объяснить свою мысль...
Когда я пришел в Совет, все были в сборе. Мы открыли заседание, в
котором прочли телеграммы и заслушали мой доклад о том, за что нам
нужно прежде всего взяться сейчас и через какую именно организацию.
Последний вопрос был вызван тем, что в телеграмме ВЦИКа Советов
рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов предлагалось
организовать на местах комитеты спасения революции.
Собрание выделило из своего состава этот комитет, выразив желание,
чтобы он назывался Комитетом защиты революции, и поручило мне
руководить его работой.
Мы, члены этой наспех сколоченной организации, собрались тут же и
постановили взяться за разоружение всей буржуазии в районе и
ликвидацию ее прав на богатства народа: на землю, фабрики, заводы,
типографии, помещения театров, колизеев, кинематографов и других
видов общественных предприятий.
Мы считали, что это единственный и верный путь и для ликвидации
движения генерала Корнилова, и для ликвидации прав буржуазии на
господство и привилегии над трудовыми массами.
В то время как мы устраивали объединенное заседание, а затем
заседание выделившегося из него Комитета спасения революции (что
заняло около пяти часов), массы трудящихся ждали, когда я освобожусь
и возвращусь к ним заканчивать свою речь о защите революции.
Когда я наконец пришел, все члены совета группы анархо-коммунистов,
кое-кто из рабочего профсоюза прогуливались по улицам с винтовками и
простыми ружьями-дробовиками за плечами. Гуляйполе превращалось в
военно-революционный лагерь.
Я вошел в ворота сада и проходной аллеей подошел к площадке, где
была трибуна. Крестьяне и рабочие группами разошлись по саду и
оживленно обменивались между собою мнениями о встревожившей их
вести. Теперь они быстро сходились ко мне с возгласами: "Ну что, вы
свободны уже? Можете закончить то, о чем начали говорить, та отi
недобрi телеграммы пoмiшали!".
Я поднялся на трибуну беспомощный, сил не было: устал, потому что
все дни ездил по району. Думал, в воскресенье ограничусь одним
митингом в Гуляйполе, а потом отдохну. Но тревожные телеграммы
(крестьяне их называли "недобрыми") дали работу новую.
Заканчивая свою мысль о защите революции, я пояснил, что никто,
кроме них самих, не защитит и не разовьет ее. Революция – их прямое
Дело, и они должны быть ее смелыми носителями и истинными
революционными защитниками. Сказал также, к какому решению мы пришли
на заседании, что выделили Комитет защиты революции, и не только от
движения генерала Корнилова, но и от Временного правительства и от
всех, его идеям следующих социалистических партий; но что таким этот
комитет станет только тогда, когда мы все от мала до велика скажем,
что это – наше детище. Когда мы все вокруг него объединимся и,
поскольку он окажется подлинно революционным инициатором в нашем
общем деле, будем поддерживать его не на словах, а на деле,
революция завершит свое шествие.
Я изложил многочисленному собранию в сокращенной форме программу
действия этого комитета.
Из толпы раздались крики: "Да здравствует революция!" И крики не
застрельщиков, которыми в подобные моменты политиканы пользуются
обыкновенно, крики, истинно народные, идущие из самых глубин
народной души.
– Что ж, товарищ Нестор, – раздались голоса, – готовиться в поход
на соединение с городскими тружениками, что ли?
Но я осветил им пункт из программы действий комитета, в котором
говорилось, что крестьяне по сотням, а рабочие по заводам и
мастерским должны обсудить наше постановление и завтра (30 августа)
прислать через уполномоченных свое окончательное решение о нем.
Этим закончился день 29 августа. Тяжелый день по своим известиям о
движении генерала Корнилова. Но зато он толкнул массы к инициативе и
революционной самодеятельности. И там, где среди тружеников были
революционеры, которые знали, какая перед ними должна стоять задача
в такие моменты, там предпосылки к назревшим событиям были вовремя
сформулированы и трудовые массы их использовали в своей прямой
борьбе.
На другой день рано утром я шел по Соборной площади Гуляйполя.
Группы рабочих из заводов и крестьян из сотен под черными и красными
знаменами с песнями подходили к улице, ведущей к зданию Совета
крестьянских и рабочих депутатов, в котором поместился Комитет
защиты революции. Я перебежал через двор училища и еще другой двор и
вбежал во двор Совета, чтобы встретить манифестантов. Когда я
показался перед манифестантами, раздался громовой крик: "Да
здравствует революция! Да здравствует неизменный ее сын, а наш друг
товарищ Махно!"
Эти крики были для меня лестными, но я чувствовал, что не заслужил
их от тружеников. Я остановил восторженные, награждающие меня столь
дорогими и сильными эпитетами крики и попросил выслушать меня. Но
меня подхватили на руки и продолжали кричать: "Да здравствует
революция! Да здравствует Махно!"
Наконец я упросил манифестантов выслушать меня, и когда воцарилась
тишина, я спросил их, в честь чего они бросили работу и пришли к
Комитету защиты революции?
– Мы пришли в распоряжение комитета, – последовал ответ, – и мы не
последние.
– Значит, есть еще порох в пороховницах?!
– Есть, есть и достаточно есть! – кричали манифестанты в ответ мне.
Я начал было терять равновесие, чуть-чуть было не прослезился от
радости за широкий размах украинской рабочей и крестьянской души.
Передо мной предстала крестьянская воля к свободе и независимости,
которую только ширь и глубина украинской души могут так быстро и
сильно выявлять.
Первыми моими словами к манифестантам были: "Так слушайте же,
товарищи; если вы пришли в распоряжение Комитета защиты революции,
то предлагаю вам разбиться на группы в десять-пятнадцать человек, с
расчетом по пять человек на подводу, и не медлить ни одного часа –
облететь весь Гуляйпольский район помещичьих имений, кулацких
хуторов и немецких богатых колоний и отобрать у этой буржуазии все
огнестрельное оружие, как то: винтовки, централки, дробовые простые
ружья, да из холодного – шашки. Ни пальцем, ни словом не оскорблять
самой буржуазии... С революционной отвагой и честью мы должны это
сделать в интересах революции, против которой вожди буржуазии,
пользуясь попустительством революционеров, сорганизовали под
крылышком Временного правительства свои силы и уже начали
действовать оружием.
"Как уполномоченный Советом Крестьянских и рабочих Депутатов Района,
Группой А.-К. Советом Проф. Союза принять временное идейное
руководство организацией нашего революционного движения, оставаясь в
то же время главным Комиссаром Комитета Спасения Революции, я считаю
не лишним сказать всем товарищам, уезжающим по делу разоружения
буржуазии, чтоб они не увлеклись и не бросились в грабеж. Это – дело
не революционное, и за него каждый из нас, пока я буду стоять во
главе организации нашего общего дела, попадет на суд всеобщего
революционного схода-собрания крестьян и рабочих Гуляй-Поля.
Мы должны в течение двух, максимум – трех дней, обезоружить
буржуазию и все оружие сдать в Комитет Спасения Революции, для
распределения его среди истинных защитников революции. А поэтому не
теряйте времени, разбивайтесь на группы, берите удостоверение в
Комитете Защиты Революции на предмет официального отобрания нам
нужного от буржуазии оружия и уезжайте, собирайте его"…
У крестьян, когда они сознают, что это нужно, быстро все делается. В
то время, как я говорил манифестантам, что нужно разбиваться на
группы, с расчетом по пять человек на подводу, они разослали своих
людей по домам, и около 30-40 подвод уже съехались и выстроились на
Соборной площади в ожидании посадки людей на них.
А удостоверения в Комитете Защиты Революции были заготовлены после
вчерашнего решения о том, за что прежде всего Комитет должен взяться
в интересах революции. На них оставалось только вписать фамилию
предъявителя и поставить подпись Главного руководителя. А последний
всегда и посреди улицы под таким удостоверением подпишется. Так,
фактически и было: я подписал эти удостоверения крестьян и рабочих,
уезжавших на район, чтобы разоружить буржуазию.
И когда все было готово, и все сели на подводы, я сказал еще
несколько слов уезжающим о настоящем тяжелом моменте для революции,
о важности своевременного и решительного действия трудящихся на
местах в пользу роста и развития ее. И вот, крестьяне и рабочие –
эти застрельщики революции в Гуляйпольском районе, идейно
охватывавшем несколько волостей других уездов своей организацией
активного вооруженного действия против буржуазии, – выехали на
район.
Часть же крестьян и рабочих занялась в самом Гуляй Поле отобранием
оружия у буржуазии и у наехавших сюда офицеров с фронта.
Комитет Защиты Революции вместе с Советом Крестьянских и Рабочих
Депутатов устроил экстренное заседание, на котором постановил
созвать в спешном порядке внеочередной районный съезд Советов, с
участием в нем Группы А. К. и Совета проф. Союза рабочих металлистов
и деревообделочников Гуляй Поля.
На общем заседании Совета Крестьянских и Рабочих Депутатов с
Комитетом Защиты Революции было постановлено войти в более тесный
союз с группой анархистов-коммунистов и совместными силами, сейчас
же до созываемого съезда Советов, повести организационную работу с
целью лишить "Общественные Комитеты" в районе права решать на своих
собраниях какие бы то ни было вопросы общественного характера в
окончательной форме.
Эта совместная работа трех революционных единиц помогла нашей группе
еще больше развить свою деятельность среди тружеников подневольной
деревни и сроднить их с мыслью о свободном безвластном обществе.
Трудящиеся Гуляйпольского района, не задумываясь над тем, что на них
могут обрушиться репрессии со стороны власти из центра, урезали все
"Общественные Комитеты" – периода Коалиционного Правительства
социалистов и буржуазии. Комитеты, сущность которых заключалась в
приказах и указах, как народ должен себя вести, что делать и чего не
делать без правительства, о чем думать без предварительного
разрешения будущего Учредительного Собрания, были урезаны в своих
правах настолько, что превратились из решающих единиц
законодательного типа в единицы совещательного характера. Они были
лишены права решать какой бы то ни было общественный вопрос в
окончательной форме, не вынеся его для пересмотра и утверждения на
общественные сходы-собрания.
Такое отношение трудящихся к "правам" и к власти своих угнетателей и
врагов революции, врагов всего здорового и творческого в ней,
вызвало страшный переполох в рядах носителей власти. Ревностные
сторонники идеи коалиции с буржуазией против революции забили
тревогу. Однако, как они ни злились, заседая в Общественных
Комитетах и на местах, какие средства они ни пускали в ход, при
помощи центров, чтобы пошатнуть и выбить таким образом трудящихся
Гуляйпольского района из занимаемой ими позиции по отношению к ним и
власти их правительства, какую гнусность, наконец, эти глашатаи
власти ни разносили всюду, устно и печатно о самих трудящихся района
и в особенности о действовавшей в нем Группе Анархо-Коммунистов, –
они не уехали на этом далеко.
Живые факты о действии власти вообще и власти, назвавшей себя
революционной, расходились с требованиями революции. Они породили
застой в революции и вызвали к жизни контрреволюцию, отвратительная
физиономия которой, в лице движения ген. Корнилова ярко и выпукло
стояла перед трудящимися массами вообще.
Трудящиеся Гуляйпольского района, наблюдая за этим долгие месяцы,
теперь становились на путь анархического понимания сущности
революции, сознавая, что это единственно верный путь к ее спасению и
полному ее завершению. Поэтому на все требования уездного
Общественного Комитета и уездного правительственного комиссара –
присылать им из Гуляй Поля еженедельные сведения о развитии в районе
революционно-общественной жизни, а также причитаемое с него денежное
обложение, которое налагалось на деревню в пользу фонда проповеди
идей Временного Правительства, – отвечали тем, что через Комитет
Защиты Революции обезоруживали в районе весь буржуазный элемент и
провозглашали частную собственность на земли, фабрики и заводы и
другие виды и формы общественных предприятий в районе не
действительной и не имеющей никаких прав на существование. "Все это
должно принадлежать всем, а не кучке бездельников-тунеядцев"... (Из
протокола № 3, книга вторая Комитета Защиты Революции в Гуляй-Поле,
1917 г.).
Далее читайте:
Махно Нестор Иванович
(биографические материалы).
Махно Н.И. Под
удавами контрреволюции
Махно Н.И. Украинская революция (Третья книга)
|
