Глушкин Олег Борисович

САУЛ И ДАВИД

XPOHOC

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

Глава IX

Совет судей, так называемый бискурат, прошел в бесплодных спорах. Верховный правитель так и не появился в большом зале заседаний, поручив Цофару самому распоряжаться. Оживились лишь, когда подали кувшины с шекером, у всех развязались языки. Цофар презирал судей, каждый из них считает себя вершителем судеб. Решения же их давно утратили какое-либо значение. Цофар с трудом сдерживал раздражение. Совершенно напрасно, считал он, Каверун решил обсуждать на бискурате поимку Саула. Теперь эти болтливые старики разнесут весть о пленении царя по всей стране, от Дана до Вирсавии. И Давид, оправившийся после бунта своего сына, может двинуть войска на город-убежище. Из-за одного Саула или того, кто выдает себя за Саула, может погибнуть город.

Обо всем этом Цофар говорил на бискурате весьма убедительно, старался показать, что все произносимое им одобрено правителем. Но сидела внутри, как заноза, боязнь, сжимал сердце страх и чудилось: вот он сейчас, пойманный и разоблаченный царь, которому нечего терять, сидит с Каверуном - и говорит Саул правителю о тех далеких днях, когда пропали драгоценные дары из храма Дагона... И чтобы заглушить этот страх, повышал голос свой Цофар на бискурате и даже срывался на крик.

- Достоин казни путник, проникший в город обманным путем, мы не можем делать исключений для царя или для того, кто называет себя царем. Мы должны просить правителя немедленно казнить пришельца. Город в опасности, никогда еще беда столь близко не подступала к его стенам, надо сегодня же вынести приговор! - убеждал он судей, поглощавших снедь, которой обильно были уставлены столы.

Его поддержал один Иехемон, который все время повторял, что это он узнал царя и старался всех убедить в том, что только его бдительность спасла город. Он оглаживал свою клочковатую бороду и важно вышагивал вдоль пиршественного стола. Был похож он на одну из тех диковинных птиц, которых так обожает верховный правитель.

Неожиданно Иехемону стал возражать Мехтор, совершенно недавно назначенный судьей. Этот Мехтор во всех случаях старался доказать, что имеет свое особое собственное мнение.

- Какой царь? Побойтесь всесильного Рамарука! - воскликнул Мехтор, удивленно подняв брови. - Всего лишь сумасшедший странник, вообразивший себя царем! Надо провести очищение. Если это настоящий царь, огонь не тронет его!

- Не лишено смысла, - поддержал его Цофар.

Обряд очищения давно уже был забыт, но ради такого случая, полагал Цофар, можно возобновить старый и проверенный обычай. Давно уже никого не сжигали на площади у крепостных ворот, правда, может не согласиться Каверун, но ради извлечения истины можно пойти и на это, было бы общее решение судей.

Но, увы, судьи в один голос запротестовали; возвращаться в старые времена, что скажут жители, возможно ли в городе-убежище столь жестоко испытывать человека, говорим о жестокости филистимлян, и будем сотворять столь же жестокие казни, как и они - это немыслимо!

Потом взял слово один из старейших судей, давно уже он потерял слух и, очевидно, даже не понимал, зачем их собрали. Он долго и невразумительно говорил о том старом законе, который хотели ввести еще десять лет назад, о законе, запрещавшем принимать кого-либо в город.

- Посмотрите вокруг, - сказал он, разводя трясущиеся руки, - посмотрите - во что мы превратили наше убежище, скоро здесь будет столько иврим, что нам придется принять их веру! И если узнает Давид, что мы впускаем иврим, он завоюет наш город, ему это легко будет сделать, они откроют ему ворота, они встретят его песнопениями и хороводами. Он назначит своих судей, а нас прикажет казнить!

Говорил он об этом на каждом бискурате, и слушали его невнимательно. Цофар же одобрил его речи и сказал:

- Не исключаю и того, что Давид, узнав о пленении Саула, выступит в поход! А по сему надо как можно скорее казнить пленника! Я полагаю все вы, почтенные судьи, поддержите это решение. Если нету голосов против, я готов пойти и поведать правителю ваше мудрое решение. И возможно, сегодня же ночью царь Саул расплатится за все злодеяния. Мы можем быстро собрать жителей, чтобы не лишать их празднества, ибо великое торжество и большой праздник придет в наш город - праздник исполнения воли богов, праздник отмщения самому страшному извергу и злодею на земной тверди, злодею, одержимому силами зла!

Цофар оглядел сидящих за трапезой, полусонные судьи не слушали его. Ему было безразлично - внимают его речам или нет, он добился своего. Всеми судьями принято предложенное им решение. Немедленная казнь - против казни никто не возражает. Цофар уже собрался идти - доложить Каверуну общее решение, когда звуки труб и яркий свет факелов заставили всех встрепенуться. И он увидел, как вносят в трапезную главного священника - Элгоса.

Четверо сопровождавших его служек бога Рамарука осторожно опустили паланкин и помогли своему господину присесть на циновку, подставленную Иехемоном. Лицо Элгоса напоминало застывшую маску, он сидел неподвижно, и вокруг воцарилась полная тишина. Никто не шелохнулся. Ведь Элгос и Рамарук неразлучны, там, где находится Элгос, непременно присутствует главный и незримый бог города Рамарук. Бог этот проникает в мысли, для него ничего не остается тайной. Все, что знает Рамарук, известно и Элгосу.

Первым решился нарушить молчание Цофар. Он низко поклонился Элгосу и стал объяснять, что бискурат принял решение о немедленной казни Саула. Элгос слушал его, не перебивая. Цофар старался говорить убедительно, сейчас для него было очень важно, что скажет Элгос, необходимо было согласие на казнь. Цофар не сомневался, что казнь будет угодна богу города, а значит и Элгосу.

Элгос поднялся с циновки, тотчас к нему подскочили служки, чтобы со всех сторон поддержать его. Элгос отстранился от них и оперся на посох. Его длинная седая борода почти касалась пола. Металось пламя факелов за его спиной.

- Огонь Шеола жжет меня, - воскликнул Элгос и поднял руки над головой, -жар огня достиг сердца моего!

Иехемон наполнил пиалу шекером и поднес Элгосу, тот резким движением руки отбросил подношение. Смущенный Иехемон низко склонился перед главным священником и прошептал:

- Прости грехи мои, заступись перед Рамаруком за меня, оправдан я буду, скажи Рамаруку, что первым я раскрыл коварство Саула, первым опознал злодея!

- Рамарук знает об этом, - произнес Элгос и положил ладонь на согбенную спину Иехемона.

Этим жестом он давал понять судье, что Рамарук благословляет его, что угодны Рамаруку дела и мысли Иехемона.

- Огонь подбирается к городу, - продолжал свои причитания Элгос, - под священным дубом сегодня сидел я. И Рамарук был рядом. И сказал великий хранитель города, всемогущественный Рамарук: “Пойман коварный царь! Вышел он из Шеола и несет несчастья и разорение!”. И спросил я Рамарука: “Как спасти город твой?”. И ответил мне Рамарук: “Тайное становится явным!”. И понял я, что угодны дела наши заступнику и хранителю. Грядет время свершения таинств, и ни один не сокроет своих мыслей. Бойтесь, задумавшие нечестивое таинство, бойтесь, строящие ковы против правителя города! Огонь очищающий уже зажжен Рамаруком! Тот, кто умер, не должен жить дважды!

Элгос замолчал, прикрыл веки и беззвучно зашевелил губами. Все почтительно молчали. Элгос говорил с Рамаруком. Этот разговор был понятен только им двоим. Цофар, как и все собравшиеся, поклонялся великому Рамаруку, но голос бога ни разу не был услышан советником правителя. Голос этот звучал только для Элгоса. Элгос был священником Рамарука с незапамятных времен, он был этим священником еще при верховном правителе Гате, который основал этот город-убежище.

Цофар подождал пока закончится неслышимый и недоступный ему разговор с Рамаруком и спросил Элгоса:

- Какова же будет воля Рамарука? Богу города, полагаю, угодна будет торжественная казнь царя?

- Рамарук не поведал мне о торжестве, Рамарук всегда взывает к разуму. Он упомянул о советниках правителя, которые слишком поспешны в своих действиях и чрезмерны в усердии. Усердие и лесть ходят рядом и обнимают друг друга, говорит Рамарук, - сказал Элгос и опустился на циновку. Глаза его закрылись и все поняли, что Элгос вновь взывает к Рамаруку.

- Повеление свое высказал великий Рамарук, - наконец торжественно заявил Элгос, - повелевает хранитель города устроить большой суд над царем Саулом. Хочет Рамарук, чтобы злодеяния царя, известные на небесах, были явлены каждому. Объединит жителей города это судилище. Вскроется все тайное. И после справедливого суда повелевает Рамарук казнить вышедшего из тьмы и возвратить его в царство мертвых, где будет обречен на мучения тот, кто приносил тягостные страдания всем живущих на ханаанской земле. Такова воля Рамарука!

И едва успел закончить слова свои Элгос, как со всех сторон раздались одобрительные возгласы. И заявляли все, что нету мудрее решения, и никто уже не требовал немедленной казни.

Такой исход событий не предвидел Цофар, надо было переубедить Элгоса, но вступать в открытый спор было опасно, оставалась единственная надежда на то, что воля Рамарука могла разойтись с тем, чего желал верховный правитель города Каверун. Такое случалось редко, обычно все повеления Рамарука из уст Элгоса первым выслушивал Каверун. И теперь у Цофара был единственный выход - сослаться на мнение правителя, ведь Каверуну так же, как и ему, Цофару, не понравится промедление. Был уверен Цофар, что пересекались пути правителя и царя, что так же, как и он, Цофар, не желает Каверун делать явными для всех те обстоятельства, которые связывали его с Саулом. И когда смолкли хвалебные речи и возгласы, сказал Цофар:

- Почтенный Элгос, ужели настаивает Рамарук на отдалении казни, вина царя очевидна, и здесь, на бискурате, мы уже устроили ему суд, и можем продолжить этот суд и закончить сегодня, а завтра казнить царя, и наш верховный правитель Каверун будет доволен таким решением, и всесильный Рамарук пошлет нам благословение, ибо ждут в подземном царстве Саула, и там уготованы ему вечные мучения...

- Есть праведность в твоих словах, Цофар, - сказал Элгос, - все сделаем мы, что угодно Рамаруку, и никогда наш мудрый правитель не перечил повелению небес. Перед тем, как явиться к вам на бискурат, не только взывал я к Рамаруку и имел с ним беседу, но побывал и в покоях правителя, и вместе с правителем вошли мы к узнику, и не видел я доселе более злобного существа. Убедился я, что это Саул. В глазах его играл адский огонь, руки его хватались за невидимый меч. И когда спросил его великий Каверун: “Узнаешь ли ты меня, Саул!” Ответил злодей: “Не пересекались стези наши!”. Вот какова хитрость нечестивца! Так и от дел своих будет он отрекаться. И один у нас выход - принародно разоблачить нечестивца. Пусть вся земля Ханаана узнает о злодейских делах Саула. Пусть будет он казнен не только по воле правителя или по повелению Рамарука - пусть весь народ приговорит его к самой мучительной казни!

И нечего было сказать Цофару, понял советник, что нужно срочно менять свое мнение, стал говорить о мудрости Рамарука, стал убеждать Элгоса, что и сам был такого же мнения, что сбили его с мыслей некоторые ретивые судьи, для которых любая казнь - праздник, и спешат они привести приговор в исполнение, и настаивают, чтобы не медлить ни дня. И еще сказал Цофар:

- Докажем всем народам, что самый справедливый суд на земле - это суд Рамарука, и вершить будем этот суд так, чтобы не осталось ни одной утайки!

И в ответ заговорили судьи о мудрости Цофара, о том, что предвидел советник повеление Рамарука, что незрим Рамарук, но в сердце каждого проникает его слово, и хотя не слышно оно, это слово, но человек всегда поступает так, как этого хочет великий Рамарук.

И подняли все чаши во здравие Каверуна, и даже Элгос приложился губами к краю своей чаши. И были довольны все - и своей мудростью, и своим решением, и тем, что решение это угодно и Рамаруку, и Каверуну…

Следующий день стал суетным для Цофара и не принес успокоения душе, а напротив, поверг в уныние и озлобил. Ничто не радовало его душу. Он проснулся рано и в одиночестве бродил по пустынным помещениям дворца. После вчерашнего, затянувшегося до позднего часа, бискурата он не пошел домой. Так бывало часто в последнее время. Домашняя суета и склоки жен изрядно надоели ему, все опостылело. Сколько бы не приносил сиклей, сколько бы не добывал и вещей и снеди - все равно был не хорош, все равно не насытить было бездонную прорву. Зависть и суета - вот награда за все его рвение. Только он один знает - каких усилий и каких трудов стоила ему вся его дорога во дворец, стать вторым - после Каверуна, стать почти властителем города, не имея во дворце никакой поддержки, смог он только благодаря своему усердию, своему непрекращающемуся труду. Теперь все это могло рухнуть. Предстоящий суд, конечно, вскроет не только деяния Саула, царь не станет молчать - и тогда откроется прошлое его, Цофара. И могут состояться две казни, вместо одной...

Надо было что-то срочно предпринимать, но не приходило в голову ничего разумного, и он, Цофар, всегда скорый на решения, в растерянности мерил шагами дворцовые покои. Вытягивались в струнку стражники при его появлении, молча и подобострастно смотрели ему вслед. Он замедлил шаги близ помещения, где теперь находился тот, от которого исходила главная угроза. Каверун, понимал Цофар, никогда бы не согласился на открытый суд, если бы Саул или тот, кто назвал себя Саулом, узнал его, Каверун все продумал, наверняка, все это будет связано с Давидом. Город должен молиться о заблудшей душе Авессалома, после его восстания все ожили, поток его сторонников обогатил не только стражников, всем досталась толика богатства. На Сауле можно заработать больше, чем на этих жалких изгнанниках - как же он, Цофар, об этом не додумался сразу. Каверун в который раз оказался хитрее, чем его главный советник. Так недолго и попасть в немилость.

Стражник, карауливший пленника, смотрел на Цофара немигающим взглядом. Цофар сделал шаг к дверям. “Туда опасно входить одному, мой господин”, -почтительно произнес стражник. “Я не из робких”, - ответил ему Цофар и открыл дверь.

Пленник спал, раскинувшись на чистом и мягком ложе, словно не пленен он был, а находился в своей царской опочивальне. Во сне черты его разгладились, и лицо не казалось таким старым, как в тот день, когда увидел его, истерзанного и замученного Ариядом. Цофар пристально вглядывался в пленника - сомнений не могло быть - это Саул - крупный, мясистый нос, густая борода, правда, теперь не такая черная, как раньше, годы побелили ее края. Было почти непреодолимое желание - окриком или пинком поднять пленника, но остановил внезапный страх, подступивший к горлу. Слюна стала вязкой и он с трудом проглотил нечто, вроде твердого комка. Потом резко повернулся и, захлопнув двери, быстрым шагом устремился по переходу, ведущему в его покои. На пути попался под руку дворцовый повар, Цофар накричал на него - вчера было подано слишком много шекера, неразумная щедрость, совет судий превращать в застолье никто не позволит. Повар стоял, потупив голову, смотрел с недоумением своими бараньими глазами. Возможно, он даже не понял, о чем идет речь, но перечить главному советнику не решался. Цофару нужно было на ком-то выместить свое раздражение, показать свою власть, вернуть себе уверенность в делах своих. Он здесь главный советник правителя, он все решает. Рамарук, Элгос могут метать громы и молнии, но будет все так, как решит он, Цофар. Открытый суд над царем? Возможно, это верное решение, Каверун зря решений не принимает. Пусть будет суд. Кто поверит пленнику, если советник правителя заявит: Это нечестивая ложь! Кто подтвердит слова озлобленного и ненавидимого всеми царя...

Надо было попытаться пройти к Каверуну, правитель, обычно, вставал поздно, следовало подождать, пока он вкусит пищу, пока придет в доброе расположение духа. Цофар и сам решил пока перекусить и направился в свои покои, когда услышал шум и выкрики у главного входа во дворец. Он хотел послать туда стражника, но вскоре все смолкло. Позже он различил звонкий женский голос, взывающий о помощи. Он пошел на этот зов и вскоре увидел, как трое стражников сдерживают рвущуюся к покоям правителя рыжекудрую миловидную женщину. Сдерживают ее стражники, каждый норовя покрепче прижать красавицу и выказать ей свою симпатию. Она вырывается из их рук, умоляет пропустить, говорит, что от этого зависит жизнь честного человека.

Цофар приблизился и повелел стражникам отпустить женщину.

- Успокойся, - сказал он ей, - стоит ли беспокоить правителя, я главный советник и все могу решить сам, я могу помочь тебе.

Говорил он с ней ласково, узнал, что зовут ее Рахиль, и что она ищет своего мужа, что мужа пытали злые люди, что поверили наговору других злых людей, что она знает доброту правителя, который накажет нечестивых и возвратит ей мужа.

Цофар стал объяснять ей, что во дворце нет тюрем, что она ошиблась - все пленники содержатся в сторожевой башне, и если она хочет видеть правителя, то нельзя перед ним появляться в таком виде, сейчас он прикажет служанкам - ее вымоют, умастят маслами, и тогда уже можно будет все обсудить. Он вызвал прислужницу, и та увела стихшую и покорившуюся ей молодую женщину, и Цофар впервые за утро улыбнулся. Он уже готов был поверить, что полоса несчастий миновала, что ждет его приятное развлечение. Но ждало его новое разочарование - неожиданно появился посланник Каверуна и передал, что Каверун повелел привести эту женщину к себе, и надо поторопиться, ибо правитель гневается. Цофар сдержал возмущение и покорно ответил:

- Я как раз приказал вымыть ее, умастить ее тело маслами, нарядить, чтобы предстала она перед правителем в достойном виде...

И он повернулся и неспешно удалился в свои покои, затаив глубоко в себе душившее его раздражение.

Так начинался очередной тяжелый день в жизни главного советника Цофара, и был этот день следствием того, что случилось много лет назад в храме Дагона, ибо ничто не происходит в жизни случайно, и все происходящее подвластно воле богов. Он вдруг почувствовал, что власть, словно вода через продырявленную посуду, покидает его. Окончательно его вывело из себя нерадивое исполнение своей службы стражниками. Он не застал их у своих дверей. Они нагло расселись в соседнем помещении и были столь увлечены игрой, что даже не заметили его появления. Он раскидал их игральные кости и накричал на них. Они лениво поднялись и неохотно пошли к своим местам.

Он сидел в своих покоях и придумывал им устрашающие наказания. Но в глазах стояла рыжекудрая женщина по имени Рахиль, ее полуоткрытые пухлые губы, ее нежная кожа, ямочки на щеках. Он не мог понять, зачем она понадобилась правителю, почему правитель поднялся столь рано. Он знал, что Каверун презирает женщин, он уже несколько раз пытался соблазнить правителя красотой местных блудниц - все было бесполезно. Хотя они были много моложе и привлекательнее этой женщины.

Ему же, Цофару, она была необходима. И не для минутной забавы. Он бы ввел ее в свой дом. Он бы отлучил от дома стареющих и сварливых жен, он мог начать новую жизнь. Она была так похожа на ту, ради которой он решился вскрыть сокровищницу в храме Дагона. Такая же рыжекудрая, такая же подвижная, бедра ее никогда не ведали покоя. Она ничего не страшилась. А когда узнала про алмаз, отступилась от него, Цофара, словно от прокаженного. Они могли бы вместе придти в город-убежище. Ее невозможно было уговорить. Да и не было времени для уговоров, надо было спасать свою жизнь...

Он тогда был молод и рвался из родительского дома, где старшие братья главенствовали во всем, он был у всех на побегушках там, в далеком, затерянном в горах поселении. Никто не считался с ним. Любой его неверный шаг высмеивался и предавался огласке. И когда набирали воинов в отряды Саула, он сам напросился. Обманул вербовщиков, сказав, что ему уже исполнилось восемнадцать лет. Хотелось доказать всем, что он смел и ничего не страшится. Хотелось без чьей-либо помощи добиться славы и богатства. В родительском доме постоянно приходилось мучиться от голода и нищеты. Он завидовал богатым соседям. Он рано понял, что богатства можно обрести только неправедным путем. Те, кто день и ночь трудились на полях своих, ничего не могли достичь, почти весь урожай забирали сборщики податей. Те же, кто уходил на битвы, нередко возвращались с богатой добычей.

Можно было рискнуть ради этого. Но все битвы, приносившие богатую добычу, прошли без него. Отряд же, в который его взяли, метался по Иудейской пустыне, проклятой богами и лишенной дождей. Было вокруг лишь жестокое солнце, яркий свет проникал в тело, слепил глаза. Горы ослепительно белели от этого света. Кости мертвецов становились такими белыми, что, казалось, и от них исходил свет. Их отряд тогда шел по следу Давида. Бывший любимец царя стал его главным врагом, сочинитель псалмов и опытный военачальник ловко уходил от погони. Царь Саул пребывал в гневе и был не способен на решительные действия. Войско было подчинено Авениру - главному военачальнику Саула. Авенир был опытен в военном деле, но привык побеждать в больших сражениях, а здесь была каменистая безлюдная пустыня, и за долгие месяцы погони они ни разу не увидели своего врага. Давид уходил от хитроумных засад, его воины рассеивались и превращались в простых хлебопашцев, чтобы потом вновь соединиться в отряды. Люди, ведомые Авениром, роптали, они валились с ног от усталости, тела их покрылись коростой, и гортани пересохли от жажды. Озлобленность рождала ссоры. Беспощадный белый свет пустыни обострял эти ссоры. Из-за самого незначительного, вскользь брошенного слова, понятого превратно и принятого за насмешку, могли проткнуть копьем и лишить жизни. И здесь, в отряде, он, Цофар, как самый младший, был у всех на побегушках. Он терпел насмешки и тычки старых воинов, и дал себе клятву в душе своей, что поднимется надо всеми, что еще заставит их каяться в том, что недооценили они его. Он будет властвовать над людьми. Для исполнения этой цели нужно было золото, нужны были сикли - их не было вокруг. Лишь сверкали золотыми отблесками базальтовые скалы, да луна по ночам серебрила гладкие белые камни. Ночью воины покидали отряд, их вылавливали в пустыне и предавали казни. Лишенный воды песок моментально впитывал кровь. Мясо растаскивали гиены. По ночам их хохот мог свести с ума.

Авенир понял, что нужна какая-нибудь победа, какое-нибудь действие, воину нужен враг, и песок должна обагрять кровь врага, а не своих беглецов. Он приказал прекратить бесплодные поиски Давида.

И вот пронеслась весть, оживившая всех, Саул напал на филистимлян, разгромил их основные силы и теперь преследует врагов. И было повеление от царя - срочно захватить филистимлянскую крепость, в которой могут искать спасение отступающие филистимляне. Говорили опытные воины, что в городе этом хранят филистимляне несметные богатства, что много золота в филистимлянских храмах и что прислуживают в этих храмах блудницы, искусные в любви...

Озлобленные неудачными поисками Давида, уставшие и голодные воины рвались в бой. За ночь отряд пересек Иудейскую пустыню и вышел через ущелье в долину, за которой на крутых холмах располагалась крепость филистимлян. И хотя первый штурм прошел неудачно, и многие пали у крепостных стен, в следующую ночь они ринулись на крепость с таким упорством и яростью, что их не смогли остановить ни смертоносные стрелы, ни кипящая смола, лившаяся с башен. Крепость была взята, и должна была быть отдана на разграбление тем, кто не щадил своих жизней и проливал свою кровь. Но рассудительный Авенир не желал, чтобы ночь штурма сменилась зверствами и грабежами. Был отдан строгий приказ - ничего не брать себе, всю добычу сдавать военачальникам, а потом был обещан ее справедливый дележ...

Ему, Цафару, в ночь взятия крепости везло, он удачно пролез через бойницу, его миновали стрелы филистимлян, и он сумел обагрить свой меч кровью, воткнув его в темноте в того, кто пытался преградить ему путь. И первым он, Цофар, ворвался в главный храм бога филистимлян Дагона, мрачная статуя которого возвышалась среди гладких каменных колонн. Цофар никогда в жизни не видел столь величественного строения. Маленький человек стоял среди неподвижных идолов. Это были не его боги, и он не страшился их, он был победителем. Боги филистимлян оказались бессильными, они не смогли защитить свой город.

Он заранее знал, он был уверен, что наступил его день, ибо сразу заметил большую медную чашу, стоящую у ног истукана, он вскрыл крышку этой чаши мечом, и в глаза ему ударил дивный свет. В чаше лежал алмаз, сверкающий, словно осколок солнца. Обрадованный необычайной удачей, он сунул алмаз за пазуху, и в тот же миг сзади на него кто-то навалился и, крепко обхватив одной рукой, другой стал сдавливать горло. Видят боги, что Цофар был уверен, что на него напал филистимлянин. Было безвыходное положение и он, Цофар, защищал свою жизнь. У него уже не было сил, он задыхался, каким-то чудом ему удалось ослабить руку напавшего и скользнуть вниз. И уже лежа, казалось бы поверженный, он сумел воткнуть меч в живот нападавшего. И увидел Цофар, что это был воин из его отряда. Пена выступила на губах воина, он отчаянно закричал, потом дернулся, попытался подняться, но смерть уже овладела его телом, и он рухнул, истекая кровью. Нет вины в этой смерти его, Цофара, все в руках богов, мог и он, Цофар, остаться навсегда в том храме, мог и тот воин завладеть драгоценным алмазом.

И как назло, отыскался свидетель, шел по следу Цофара алчный Элар из колена Данова, тоже жаждал этот Элар добычи, тоже был наслышан о сокровищах храма. Напрасно поднял крик. Можно было бы и поделиться с ним. Кричал Элар, словно его режут: “ Хеттеянин Цофар убил Симона!”. На его вопли сбежались воины. К счастью, Элар не видел, как Цофар вынул алмаз из чаши. Цофара тогда обвинили лишь в убийстве. Все были разгорячены боем. Жизнь людская стоила дешевле овечьего помета. Отыскался брат убитого, требовавший немедленно здесь, в храме, казнить Цофара.

И если бы не Саул, этот день мог стать последним в жизни Цофара. Царь, прибывший в город после его взятия, в храме появился внезапно. Окруженный военачальниками, в пурпурной накидке, с мечом в руках, возвышающийся надо всеми, он был, словно спустившийся с небесных высей молодой Бог. И возможно, именно Бог послал его спасти юную жизнь. И Богу было угодно, чтобы Цофар вскрыл чашу в храме идолов и лишил Дагона главной его драгоценности. Уже потом узнал Цофар, что алмаз этот, привезенный из Ниневии, считался магическим, что по отблескам его граней узнавали филистимляне волю Дагона. Но в тот момент, когда царь вошел в храм, когда со всех сторон требовали смерти, когда брат убитого уже обнажил меч, было не до алмаза.

Выслушав обвинителей, Саул не встал на их сторону.

- Разве мало было пролито крови этой ночью, - сказал он, и в голосе его были печаль и сострадание. - На воина напали сзади, он защищался и совершил убийство без умысла. Отпустите его. И пусть он покинет войско, ибо запятнан кровью своего соплеменника, и кровь эта на нем и на детях его пребудет. И да свершится над ним небесный суд!

Цофар тогда кинулся в ноги Саулу и целовал его сандалии, он клялся, что не виновен, а ночью поспешно покинул горящий город.

Пожар начался с вечера, никто не тушил домов, головни шипели на месте прежних жилищ, обитатели города покидали его. На горных дорогах затерялся среди них Цофар, и только позже дошли до него вести, подтверждающие, что поспешность его ухода была необходима. Ибо донесли Саулу, что исчез волшебный алмаз из дарительницы в храме Дагона, и было не трудно, сопоставив все события, догадаться, кто унес драгоценность. И были посланы гонцы в город Цофара, в его родительский дом, с приказом схватить похитителя. Но были тщетны их поиски, ибо догадался тогда Цофар направить свои стопы не в родной город, а искать город-убежище.

Возлюбленная его поведала Цофару, что искали его в родительском доме, встретились они на караванной дороге, ведущей в Дамаск, она отказалась от дара, хотя долго рассматривала грани алмаза. Отказалась, заподозрив что-то неладное. Он быстро выкинул ее из своего сердца. Алмаз, предназначенный для ее покорения, открыл перед ним более прельстительные пути. Он поспешил обменять его на жемчуг у торговцев из Сирии. И когда стражники города-убежища обыскивали его, то никто из них не догадался, какое богатство спрятано в его анусе. Этот жемчуг позже ввел его, Цофара, во дворец. После великого мора город почти опустел. Новый правитель, избавивший людей от страшной болезни, сделал Цофара поначалу стражником, а потом и советником. От драгоценностей никто не отказывался. Даже Каверун, который везде кичился своей неподкупностью. Цофар убедился, что неподкупных людей не бывает. Все зависит от того, сколько им предложить. Простой стражник не откажется и от пяти сребреников, правитель такой дар гордо отвергнет, но если ему предложить нити жемчуга или слитки золота - возьмет...

Прошлое осталось далеко позади. И когда Саул погиб в битве с филистимлянами на склонах горы Гелвуй, Цофар воспринял эту весть с облегчением.. Власть Цофара при дворце укреплялась и он решил, что боги простили ему тот давний грех. И вдруг эта ожившая тень из прошлого может все повернуть вспять, и тогда грядет расплата за давний грех. Ждать этой расплаты глупо, ибо в руках человеческих нити событий, и боги помогают тому, кто может постоять за себя - в этом не раз убеждался Цофар.

Годы службы во дворце научили его скрывать свои чувства и смятение своей души. Он умел любое обстоятельство повернуть себе на пользу. Он научился предугадывать замыслы Каверуна. Но сегодня предчувствие надвигающейся угрозы не давало ему покоя.

В середине дня Каверун, наконец, вызвал его. Правитель отдал несколько незначительных распоряжений. О Сауле сказал вскользь, как бы о чем-то незначительном: “Усильте охрану и готовьте суд...”. Пытаясь в последний раз отговорить своего господина, Цофар сказал: “Затянем все, узнает Давид!”. И ответил Каверун тоном не терпящим возражений: “Оставь меня, это хорошо, если Давид узнает, в этом всё дело”.

Цофар, застыв у дверей, молча слушал правителя, на мгновение ему показалось, что у Каверина увлажнились глаза и мелькнул похотливый блеск в них. “Оставь меня”, - резко повторил Каверун. Он хотел остаться один, и не исключено, подумал Цофар, что там, за ковровой занавеской, его ждет Рахиль, рыжекудрая лань, упущенная им, Цофаром.

Униженный и расстроенный он возвратился к себе. У дверей его ждал Арияд. Бывший главный стражник упал на колени. Умолял простить, клялся в верности. Обволакивал слизью поток его слов. Был он жалок. Человек, не осознавший своего падения, подобен влагающему драгоценный камень в пращу. Подумал Цофар о том, что надо было послать мытарей к Арияду, пусть найдут и заберут в казну все то, что награбил главный стражник, что забрал у тех, кого пропустил в город.

- Мой господин, сжальтесь, - продолжал Арияд, - нету моей вины, этот пленник не человек, а дьявол, он, наверняка владеет секретом исчезновения тела, ведь он вышел из подземного царства, стражники неусыпно стерегли все дороги, мышь не проскользнула бы незамеченной, змея бы не проползла. Даже за слитки золота не пропустят мои люди никого. Все, что забираем мы, сдается в казну...

- Прекрати, - остановил его причитания Цофар, - все твои стражники давно обогатились. Скажи, сколько золота ты взял у царя?

- У него не было золота, - смутился Арияд, - у него ничего не было...

И по тому как задергалось веко у бывшего главного стражника, понял Цофар, что в который раз утаена добыча, и сказал строго:

- Золота не было, но взяты сребреники!

Сказал наугад, но попал в цель. Встрепенулся Арияд, стал целовать полы одежды, забормотал:

- Все верну, все до последнего сребреника, суета была, много событий, я не успел, я не хотел их присвоить...

- А если я доложу об этом Каверуну, ты знаешь, Арияд, какая казнь ждет тебя? - спросил Цофар.

- Только не это, только не это, - истошно закричал Арияд, - я буду молить богов за тебя, Цофар, спаси меня!

С трудом удалось поднять Арияда с колен и затащить в свои покои. Разум его помутился от страха. Дал ему виноградного сока, успокоил:

- У меня достаточно прав, чтобы наказать тебя. Обещаю, Каверун ничего не узнает. Возможно, позже я сумею вернуть тебе твое место, опять поставить во главе стражи...

- Мой господин, мой повелитель, я сделаю все для тебя, я стану самым верным слугой моего господина, - запричитал Арияд.

- Но я буду бессилен помочь тебе, если вскроется на суде, который вскоре грядет над Саулом, что ты присвоил сребреники, даже если это не вскроется, хватит и того, что прилюдно царь расскажет всем, как ты пытал его, и если приговор будет оправдательным, то казнят тебя, мой Арияд, я бессилен тебе помочь, - сказал Цофар.

- Я убью этого изверга, я убью его, - прошептал Арияд.

- Этого я тебе не повелевал, - сказал Цофар, - но это для тебя единственный выход, и чем скорее ты это сделаешь, тем лучше...

И когда Арияд покинул покои, впервые за этот день он, Цофар, улыбнулся. В который раз он нашел выход из, казалось, безвыходного положения…

|-1-| 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |  | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 |

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Глушкин Олег Борисович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 01.10.2002