ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Нестор Махно
ПОД УДАРАМИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ
(Вторая книга)
Глава XVI
В КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕКЦИИ ВЦИКА СОВЕТОВ
Как только я приехал в Москву и попал на временное жительство в отель,
который находился в распоряжении коменданта от крестьянской секции ВЦИКа
Советов, я заинтересовался этой секцией и ее президиумом, во главе которого
стояла лидерша левоэсеровщины М. Спиридонова. Ее, как заслуженного
революционера, я считал важным увидеть лично, услышать непосредственно. И я
посещал заседания этой крестьянской секции. На этих заседаниях я много раз
слыхал М. Спиридонову и Б. Камкова. Из левых эсеров я этими двумя фигурами
больше всего интересовался. Они были наиболее популярны в рядах левоэсеровщины в
тот период. Правда, бывали там иногда и другие столпы левоэсеровщины, но они
широкой массе трудящихся были менее известны. Они были менее воодушевлены и
менее привлекательны. Во всяком случае, имена Спиридоновой и Камкова
произносились массами всюду с явным чувством уважения к ним. Казалось, они были
первыми среди равных главков левоэсеровской партии.
На многочисленных заседаниях крестьянской секции ВЦИКа Советов Спиридонова
проявляла свою яркую волю и знание задач своей партии. Все ее выступления с
особой четкостью выявляли задачи партии на предстоящем V Всероссийском съезде
Советов. Ее выступления всегда наполняли зал заседания каким-то радостным
чувством для революционера, болевшего за судьбу революции. В них всегда можно
было уловить, что левые эсеры почувствовали свои промахи и ошибку своего блока с
большевиками, что они не сегодня завтра круто повернут в сторону углубления и
расширения революции. А в этом направлении они были бы поддержаны
анархистами-коммунистами и синдикалистами, ибо такое направление было бы
родственным тем целям, которые преследовались авангардом революционного
трудового народа, жаждавшим революции, хотевшим ее и вынесшим ее на своих
плечах.
Однако я относился осторожно к впечатлению, что левые эсеры опомнились. Мне
казалось, что вообще-то они, как и большевики, менее всего думали о своих
первоначальных промахах на пути революции, промахах, которые положили начало их
преступлениям по отношению к последней. Все они не хотели считаться с тем, что
революция в селе проявляла себя в явно антигосударственническом духе. Они, как и
большевики, не брезгуя нарушением доброй воли крестьянства, уродовали этот дух
революции на селе во имя идеи государственности и всех вытекающих из нее
властнических институтов. Кроме же того, цели политических партий во многих
случаях бывают чуждыми целям трудящихся. Это особо ярко показали большевики и
левые эсеры, придя к государственной политической власти над страной по
низвержении керенщины. Всего этого я не мог не замечать в жизни и борьбе
трудового крестьянства, находясь в его революционном авангарде. И это ставило
передо мной вопрос: смогут ли левые эсеры пойти настолько далеко в своей
оппозиции большевикам, что мои впечатления об их готовности посчитаться с
ленинизмом оправдаются целиком? А если бы так случилось, то станут ли левые
эсеры на верный путь революции: не мешать трудящимся углублять и развивать
революцию без указов и приказов левоэсеровской власти, которую эти люди будут
стараться навязать трудящимся. Ибо без нее они не могут быть эсерами. На этот
вопрос я отвечал: нет. У левых эсеров, как и у нас, анархистов, хороших желаний
очень много, но очень мало тех сил, которые оказались бы достаточными на такое
грандиозное дело, как реорганизация пути революции. Оставаться же на том пути,
по которому левые эсеры шли до сих пор вместе с большевиками, им нельзя: они и
пять дней не продержатся на нем; большевики разобьют их одним авторитетом Ленина
и Троцкого, укреплению которого в массах левые эсеры до сих пор содействовали
столько же, сколько ему содействовали сами большевики.
– Ну а если допустить, – рассуждал я однажды с товарищем Масловым, – что
левые эсеры окажутся настолько в большинстве на V съезде Советов, что провалят
большевиков с их политической ориентацией на "передышку", то неужели анархисты
что-либо выиграют от этого? Конечно нет, и вот почему. Первое. Спор между левыми
эсерами, по-моему, не есть спор о глубоком, основном идейном расхождении по тем
или иным вопросам политики управления революционной страной. Глубокой сущностью
этого спора между ними, отмечал я тогда, является то обстоятельство, что
большевики по всему фронту Советской власти начали заметно брать перевес над
левыми эсерами. Этот факт, с одной стороны, подбодрил большевиков на то, чтобы
не считаться с протестом партии левых эсеров против заключения Брестского
договора. А с другой стороны, перед большевиками реально встал вопрос о том,
чтобы как можно скорее и полностью развернуть свой авторитет над трудовой
революционной страной, а затем заявить левым эсерам, что-де они, большевики,
являются полными господами политического и социального положения в стране, а
потому им, левым эсерам, ничего не остается делать, как только влиться в партию
большевиков-коммунистов и заняться более решительно экспериментом "научного"
государственного социализма-коммунизма. Или же нам, мол, с вами не по дороге.
Такова была, по-моему, политическая ориентация большевиков по отношению к
своим соратникам в борьбе за захват государственной власти. Партия левых эсеров
не могла не замечать этого намерения партии большевиков-коммунистов. Она его и
замечала. Однако она сознавала, что фактически уже бессильна противостоять
большевикам. Она видела, что позорный Брестский договор фактически входит в
силу. Другой, более сильной аргументации против большевиков у нее не было. И это
приближало ее как партию, мечтавшую играть историческое первенство в
окончательном решении судеб русской революции, к неминуемому разрыву с
большевиками. Вот почему она, эта партия, метала гром и молнии против Брестского
договора даже тогда, когда он уже был подписан. Она стремилась теперь как можно
тщательнее затушевать то, что неминуемый разрыв с большевиками у нее должен
произойти в силу полного господства большевиков во всех государственных и
профессиональных учреждениях, господства, повелительно требующего от
диктаторствующей большевистской партии полной и единой ее воли по всему фронту
государственной власти. Для партии левых эсеров было несравненно выгоднее
показать, будто этот назревавший разрыв с большевиками происходит отнюдь не по
причине того, что большевики, окрепшие за счет левых эсеров и вообще
революционеров, взяли перевес над ними и теперь, не нуждаясь больше в них как в
самостоятельных социально-политических силах революции, стараются всосать их в
свою партию или просто ликвидировать. И партия левых эсеров решила оказать этим
замыслам большевиков решительное сопротивление, вплоть до провозглашения их
контрреволюцией. Это чувствовалось в речах и просто беседах левых эсеров –
руководителей крестьянской секции ВЦИКа Советов. Так дело понималось и мною
лично, и рядовыми эсерами. Событие ожидалось многими с особым напряжением
нервов. Бесцеремонная позиция большевиков, которую последние, в связи со своим
явным партийным торжеством над эсерами в деле их обоюдного властвования над
революционной страной, уже не скрывали, выявляя ее все ясней и понятней для масс
и для несправившейся с делом организации масс партии левых эсеров, эта позиция
большевиков, обольщенных властью и ее безответственным хозяйничаньем уже не
только над безымянной, слепо им доверившейся массой, но и над массой,
большевикам не доверившейся, над массой, осознававшей себя и объединявшейся под
знаменем других революционных партий и организаций, – эта позиция тревожила,
заставляла нервничать каждого революционера, и партию левых эсеров в
особенности, потому что она начинала понимать, что недооценила своих сил и
государственных организационных способностей, на основе коих она мечтала и
революцию "спасти", и партию большевиков оборвать, дав ей почувствовать, что она
одна, без блока с нею (с левоэсеровской партией), не справится с революцией, что
революция высвободится из-под ее власти... А если революция действительно
высвободится из-под власти, то это для социалистов-государственников (и
большевиков-коммунистов и левых эсеров), почти уже оседлавших революцию, будет
прямым историческим позором...
Но партия большевиков уже настолько опьянела от своей фактической и
формальной государственной власти в стране, что и подумать о чем-либо, связанном
с левоэсеровским политическим беснованием, не находила времени. Она все
решительнее толкала свои силы и связанные с ними трудовые массы на то, чтобы
целиком и полностью перейти на свой собственный путь, который в ее партийном
представлении понимался как путь создания прочного "пролетарского" государства с
такой же прочной "пролетарской" властью во главе.
Все то, что я услыхал в Москве, за чем наблюдал и в наших анархических рядах,
и в рядах социалистов, большевиков-коммунистов и левых
социалистов-революционеров, все это меня, вовсе не интересовавшегося "правом"
тех или других на власть, считавшего спасение революции первым и важнейшим делом
в этой реакционной обстановке, которая в силу нашей дезорганизованности не
позволяла анархизму ставить решительные ультимативные условия зарывавшемуся
большевизму, – все это, говорю, меня угнетало подчас так тяжело, что я собирался
прекратить все свои наблюдения, все свои знакомства с людьми и их делами и
уехать без всяких документов на Украину, поближе к Гуляйполю раньше, чем это
было условлено с товарищами на нашей таганрогской конференции. Подчас казалось,
что все революционные завоевания народа гибнут по вине самого же народа и что
помешать этому процессу окончательно развиться уже поздно. Кроме того, я
заметил, что комендант отеля, наш товарищ Бурцев, начинал тяготиться нашим
проживанием у него. Это обстоятельство поставило передо мной задачу:
использовать мои официальные документы и достать бесплатную комнату от
Московского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Я пошел в
Совет. Однако в Моссовете мне дали только пропуск в Кремль, во ВЦИК Советов, где
я должен-де предъявить свои документы, и уже тогда ВЦИК Советов сделает на них
свою отметку, по которой Московский Совет может дать мне ордер на занятие
бесплатной комнаты.
Далее читайте:
Махно Нестор Иванович
(биографические материалы).
Махно Н.И. Русская революция на
Украине (от марта 1917 г. по апрель 1918 г.). Кн. 1, Париж.
1929
Махно Н.И. Украинская революция (Третья книга)
|
