ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Нестор Махно
ПОД УДАРАМИ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ
(Вторая книга)
Глава III
НАША КОНФЕРЕНЦИЯ
Как только мой брат Савва Махно добрался в условленные участки
красного фронта, он встретил там товарищей Алексея Марченко, Исидора
(он же Петя) Лютого, Бориса Веретельника, С. Каретника и многих
других. Всех их он направил по указанному адресу в Таганрог, а сам
оставался некоторое время на фронте. Когда все разысканные нами
товарищи съехались в Таганрог, мы назначили день нашей конференции в
Доме федерации таганрогских анархистов. Она состоялась в конце
апреля 1918 года. Я открыл ее предложением всем присутствующим
товарищам высказаться, какие мы сделали промахи в организации
вольных батальонов и еще о том, замечал ли кто-нибудь заранее
признаки того, что агенты Украинской Центральной рады и немецкого
командования решатся на арест революционного комитета, членов Совета
рабочих и крестьянских депутатов и членов нашей группы вообще?
Общий обмен мнениями привел нас к тем же выводам, какие я делал в
разговорах с некоторыми товарищами еще в Царевоконстантиновке, а
именно: не вышли революционный комитет отряда группы
анархистов-коммунистов на фронт, а держи его при себе до дня
выступления всех боевых частей, заговор провокатора не имел бы
никакого успеха, даже если бы я отсутствовал в Гуляйполе. Еврейская
рота не была бы вызвана вне очереди сменить преждевременно не
окончившую своего дежурства другую роту. Да и вообще, еврейская
рота, при всей ее обывательской склонности приспособляться к чему бы
то ни было, никогда не решилась бы выступить против революционного
комитета в пользу немцев и Украинской Центральной рады, если бы она
знала, что в центре Гуляйполя расположены еще кроме нее другие
вооруженные части. Но заговорщики убедили ее, что других частей в
центре Гуляйполя нет, что она должна только начать дело, а завершать
его будут немецкие полки и отряды Центральной рады, которые,
дескать, кругом одержали победу и находятся уже недалеко от
Гуляйполя.
"Евреям-обывателям это было на руку, – говорили некоторые из моих
друзей, – они ведь так падки на прославление их, да еще кем! –
высшим начальством завоевателей..." Немецко-австро-венгерское
командование их действительно поблагодарило, равно как и главарей
этого гнусного контрреволюционного заговора.
Конечно, это правдивое освещение роли еврейской роты в заговоре было
криком душевной боли тех, кто так много потрудился в борьбе против
антисемитизма и кого евреи не только арестовывали, идя рука об руку
с антисемитами на это гнусное дело, но готовы были "охранять" до
вступления в Гуляйполе немцев, австровенгерцев и шовинистов – прямых
погромщиков украинцев, чтобы затем выдать их на казнь палачам.
Заглушить эту душевную боль товарищей было невозможно, находясь в
бездействии. У многих на конференции эта боль была так сильна, что
они плакали. Но никто, конечно, не помышлял о погромах, о мести
евреям за это гнусное дело некоторых из них. Вообще, все те, кто
называют махновцев погромщиками, лгут на них. Ибо никто, даже из
самих евреев, никогда так жестоко и честно не боролся с
антисемитизмом и погромщиками на Украине, как анархо-махновцы. Мои
записки докажут это неопровержимыми фактами.
Видя, что душевная боль и настроение отчаяния, охватившие почти всех
моих друзей, начинают все больше отодвигать на второй план дело
обсуждения задач, в которых конференция наша должна была
разобраться, сам начиная болеть той же болью, я употребил все свои
усилия на то, чтобы преодолеть этот наплыв чувств, и снова поставил
перед конференцией один, основной вопрос: возвращаемся ли мы на
Украину, в свои районы, или же мы остановимся в каком-либо из
городов России и вот так, как сейчас, будем собираться и хныкать о
том, что было, чего уже не вернуть и не исправить?
– Возвращаемся! Возвращаемся! Все возвращаемся!.. – посыпались один
за другим совершенно бодрые голоса всех тех, кто всего минуту назад
сидел на стуле притаившись, как будто его нет в зале.
Затем мы поставили перед собой еще три вопроса, которые и были
разрешены нами в положительном смысле. Вот эти решения.
1. Мы возвращаемся в свой район нелегально и организовываем среди
крестьян и рабочих инициативные группы по 5-10 человек чисто боевого
характера, чтобы через них втянуть широкое трудовое крестьянство в
борьбу против немецко-австро-венгерских экспедиционных армий и
Украинской Центральной рады, стараясь, в каждом случае общественного
возмущения против этих контрреволюционных завоевателей, быть в гуще
этих возмущений, придавая им более определенный и решительный
характер.
2. Возвращение всех нас в свой район не может быть одновременным;
однако первые же товарищи, очутившись в нем, должны ознаменовать
свое благополучное возвращение организацией беспощадного
индивидуального террора против командного состава
немецко-австро-венгерских армий и отрядов Украинской Центральной
рады, а также организацией коллективных крестьянских нападений на
всех тех помещиков, которые в дни земельного передела и отобрания у
них излишнего живого и мертвого инвентаря бежали из своих усадеб, а
с нашествием экспедиционных армий и подсобных им отрядов Центральной
рады возвратились снова в "свои" усадьбы. В задачу крестьянских
нападений на помещиков должно на первых порах входить уничтожение
как самих помещиков, так и тех штабов помещицких карательных
отрядов, которые (по заявлениям приезжающих оттуда крестьян) имеют в
своем распоряжении особого рода отряды из регулярных
немецко-австро-венгерских армий.
Целью этих контрреволюционных штабов является руководство отобранием
от крестьян земли, живого и мертвого инвентаря, шомполование, порка
и расстрелы непокорных.
Целью нами намечаемых организованных крестьянских нападений на
помещиков, на осевшие у них штабы и отряды должно явиться: а)
обезоруживание помещиков, их штабов и отрядов, б) конфискация их
денежных средств, убийство тех из них, кто так или иначе причастен к
шомполованию, порке и расстрелам крестьян и рабочих. Причем
установлением их виновности в этих злодеяниях должен служить опрос
крестьян тех сел и деревень, где эти господа устраивают свои
самосуды или содействуют немецко-австро-венгерскому командованию
устраивать таковые.
3. Защита революции требует вооружения и снаряжения. Эти средства
трудящиеся должны добыть у своих врагов. Поэтому, возвращаясь в свой
район с одной мыслью: умереть или разбить фронт контрреволюции и
жить свободно во имя нового свободного общества, мы, все вместе, и
каждый в отдельности, должны стремиться организовывать по селам,
среди тружеников, вольные батальоны и подсобные им легкие боевые
отряды для внезапных войск и отрядов рады с целью обезоружения их, а
в минуты жестокого сопротивления – просто уничтожения.
Эти три простых пункта, выработанных нашей таганрогской конференцией
для борьбы с теми, кто непрошено пришел на революционную территорию,
насильственно осел на ней и казнит всех, кто только осмеливается
выступать за свои права на независимую и свободную жизнь, – эти три
пункта окончательно и прочно связали всех нас с мыслью о возвращении
в Гуляйполе.
Разрабатывая детали осуществления этих положений, детали, которые,
как это можно было предвидеть, окажутся чрезвычайно важными в
неравной борьбе, я незаметно для самого себя стал суровым
вдохновителем всех окружавших меня в то время товарищей на подвиг,
который, как нам всем казалось, требовал от каждого из нас
самопожертвования и сознания тяжелой ответственности на намеченном
пути. Понимание всего этого вселяло в нас тревогу. Тем не менее мы
решили во что бы то ни стало напрячь все усилия для достижения цели
и испробовать на этом пути свои силы.
Итак, мы возвращаемся в Гуляйполе, в его район. Возвращаемся затем,
чтобы поднять восстание крестьян и вместе с ними бороться, и, если
нужно, умереть в этой борьбе за социальную революцию, за расчистку
необходимого для этой последней широкого пути, за возможность
творческой, созидательной деятельности коммунистического анархизма.
Но как возвращаться? Группами или же одиночками?
Разрешить этот вопрос мы предоставили каждому из нас самостоятельно.
Важно лишь, чтобы к концу июня или в первых числах июля мы все
встретились в Гуляйполе или возле него. Это время полевых работ. Все
крестьянство в поле: косит хлеба. Мы легко сможем с крестьянами
встречаться. Говорить, о чем нужно. Узнавать их мнения, истинное
настроение. Выбирать из них более стойких и преданных делу
освобождения, объединять их, группируя из них авангард для всего
Гуляйполя и его района. Мы знали, что только Гуляйполе может стать
центром революционной инициативы в деле поднятия повсеместного
восстания крестьян. Мы знали, что, несмотря на провокаторский акт
агентов немецкого командования и Центральной рады в апреле,
население Гуляйполя и района верит в революционную инициативу
гуляйпольцев. На долю гуляйпольцев ложится прямая обязанность
восстать первыми и позаботиться о том, чтобы двинуть на этот путь
все трудовое население других районов, ясно определив те цели, во
имя которых это население должно на него вступить.
– Выработанные конференцией положения в трех пунктах, – говорил я
товарищам, – до некоторой степени уже приближают нас к определению
перед трудовым населением тех целей, к которым оно может прийти
только через повсеместное восстание – восстание крайнего
революционного напряжения, как по своей отважности, так и по своей
непримиримости. Но положения эти только приближают нас к определению
этих целей. Окончательно же мы определим эти цели вместе с
трудящимися на местах в процессе развертывания, сообща с ними,
нашего прямого действия против контрреволюции...
Затем товарищ Веретельник поднял вопрос о члене нашей группы Льве
Шнейдере и его гнусной изменнической роли в момент гуляйпольских
событий 15--16 апреля.
Веретельник осветил эту роль члена группы как предательскую и по
отношению к группе, и по отношению к идее анархизма.
– Лев Шнейдер, – сказал Веретельник, – растерялся ли он в эти дни,
или же его революционность незаметно для него самого подменилась
обывательской психологией, – так или иначе, он был на стороне тех,
где сила... Но этого мало. Лев Шнейдер стал на сторону силы и
внутренне: он не только был в рядах еврейской буржуазии, встречавшей
немцев и хулиганов из отрядов Украинской Центральной рады с
хлебом-солью, но и первый выступил перед контрреволюционерами с
речью на украинском языке – контрреволюционной речью – и первый
среди гайдамашни вскочил в бюро нашей группы, первый начал рвать
наши знамена, рвать и топтать портреты Бакунина, Кропоткина,
Александра Семенюты, которого, по его же заявлениям, он так любил...
Вместе с шовинистским хулиганьем он разгромил групповую библиотеку,
и это тогда, когда даже в рядах шовинистов были люди, которые тут же
подбирали нашу литературу, книги, газеты, прокламации и уносили к
себе, а некоторые передавали потом нашим товарищам, что подобранная
ими литература когда угодно может быть нам возвращена.
– И я, – волнуясь, заявил Веретельник, – я настаиваю на том, чтобы
члены нашей группы, присутствующие на конференции, высказались
определенно об изменнике Шнейдере. Роль его – провокаторская роль, и
я считаю, что Лев Шнейдер должен быть убит за нее.
Далее читайте:
Махно Нестор Иванович
(биографические материалы).
Махно Н.И. Под
удавами контрреволюции
Махно Н.И. Украинская революция (Третья книга)
|
