|
|
Карл Маркс
Экономическо-философские
рукописи 1844 года
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
[Первая рукопись]
Заработная плата
Прибыль на капитал
Земельная рента
[Отчужденный труд]
[Вторая рукопись]
[Отношения частной собственности]
[Третья рукопись]
[Сущность частной собственности в отражении политической экономии]
[Коммунизм]
[Потребности, производство и разделение труда]
[7. ]
[Деньги]
[Критика гегелевской диалектики и философии вообще]
IXXXIX]
ПРЕДИСЛОВИЕ
В “Deutsch-Franzosische
Jahrbucher” я обещал дать критику науки о праве и государстве в виде
критики гегелевской философии права 11. При
обработке материалов для печати оказалось, что совмещение критики,
направленной только против спекулятивного мышления, с критикой
различных предметов самих по себе совершенно нецелесообразно, что оно
стесняет ход изложения и затрудняет понимание. Кроме того, обилие и
разнородность подлежащих рассмотрению предметов позволили бы втиснуть
весь этот материал в одно сочинение только при условии
совершенно афористического изложения, а такое афористическое изложение,
в свою очередь, создавало бы видимость произвольного
систематизирования. Вот почему критику права, морали, политики и т. д.
я дам в ряде отдельных, следующих друг за другом самостоятельных
брошюр, а в заключение попытаюсь осветить в особой работе внутреннюю
связь целого, взаимоотношение отдельных частей и, наконец, подвергну
критике спекулятивную обработку всего этого материала 12.
По этим соображениям в предлагаемой работе связь политической экономии
с государством, правом, моралью, гражданской жизнью и т. д.
затрагивается лишь постольку, поскольку этих предметов ex professo
(специально. Ред.) касается сама политическая экономия.
Читателя, знакомого с
политической экономией, мне незачем уверять в том, что к своим выводам
я пришел путем вполне эмпирического анализа, основанного на
добросовестном критическом изучении политической экономии.
<Невежественному же
рецензенту (Имеется в виду Б. Бауэр. Ред.), который, чтобы
скрыть свое полное невежество и скудоумие, оглушает положительного
критика такими выражениями, как “утопическая фраза”,
“совершенно чистая, совершенно решительная, совершенно критическая
критика”, “не только правовое, но общественное, вполне общественное
общество”, “компактная массовая масса”, или “ораторствующие ораторы
массовой массы”, — этому рецензенту 13 надлежит еще сперва
представить доказательства того, что помимо своих теологических
семейных дел он вправе претендовать на участие в обсуждении также и мирских
дел.> (Абзацы, заключенные в угловые скобки, в рукописи
перечеркнуты. Ред.)
Само собой разумеется, что,
кроме французских и английских социалистов, я пользовался трудами также
и немецких социалистов 14. Однако содержательные и оригинальные
немецкие труды в этой науке сводятся, — не считая сочинений Вейтлинга,
— к статьям Гесса, помещенным в сборнике “Двадцать один лист” 15,
и к “Наброскам к критике политической экономии” Энгельса,
напечатанным в “Deutsch-Franzosische Jahr-biiclier” 16, где
я, в свою очередь, в самой общей форме наметил первые элементы
предлагаемой работы 17.
<Кроме этих писателей,
критически занимавшихся политической экономией, положительная критика
вообще, а следовательно и немецкая положительная критика политической
экономии, своим подлинным обоснованием обязана открытиям Фейербаха.
Тем не менее, против его “Философии будущего” и напечатанных в
“Anekdota” “Тезисов к реформе философии” 18 — несмотря на
то, что эти работы молчаливо используются, — был, можно сказать,
составлен настоящий заговор молчания, порожденный мелочной
завистью одних и подлинным гневом других.>
Только от Фейербаха
ведет свое начало положительная гуманистическая и
натуралистическая критика 19. Чем меньше шума он поднимает,
тем вернее, глубже, шире и прочнее влияние его сочинений; после
“Феноменологии” и “Логики” Гегеля это — единственные сочинения, которые
содержат подлинную теоретическую революцию.
Заключительная глава
предлагаемого сочинения — критический разбор гегелевской диалектики
и философии вообще — представлялась мне совершенно необходимой в
противовес критическому теологу нашего времени потому, что
подобная работа еще не проделана. Неосновательность — их
неизбежный удел: ведь даже критический теолог остается теологом,
т. е. либо он вынужден исходить из определенных предпосылок философии
как какого-то непререкаемого авторитета, либо, если в процессе критики
и благодаря чужим открытиям в нем зародились сомнения в правильности
этих философских предпосылок, он трусливо и неоправданно их покидает,
от них абстрагируется, причем его раболепие перед этими
предпосылками и его досада на это раболепие проявляются теперь только в
отрицательной, бессознательной и софистической форме.
<Он негативно и
бессознательно выражает себя тем, что либо беспрестанно повторяет
уверения в чистоте своей собственной критики, либо, чтобы
отвлечь внимание читателя и свое собственное внимание от необходимой
полемики критики с ее материнским лоном — гегелевской
диалектикой и немецкой философией вообще, — чтобы уйти от
необходимости преодоления современной критикой ее собственной
ограниченности и стихийности, более того, он пытается создать такое
впечатление, будто критике приходится иметь дело лишь с некоей
ограниченной формой критики вне ее — с критикой, остающейся, скажем, на
уровне XVIII века, — и с ограниченностью массы. II, наконец,
когда делаются открытия относительно сущности его собственных
философских предпосылок — такие, как открытия Фейербаха, — то
критический теолог создает видимость, будто сделал эти открытия не кто
другой, как он сам. Он создает эту видимость будучи неспособным
на такие открытия, швыряя, с одной стороны, результаты этих открытий в
виде готовых лозунгов еще находящимся в плену у философии
писателям; с другой стороны, он убеждает себя в том, что по своему
уровню он даже возвышается над этими открытиями, с таинственным видом,
исподтишка, коварно и скептически оперируя против фейербаховской
критики гегелевской диалектики теми элементами этой диалектики,
которых он еще не находит в этой критике и которые ему еще не
преподносятся для использования в критически переработанном виде. Сам
он не пытается и не в состоянии привести эти элементы в надлежащую
связь с критикой, а просто оперирует ими в той форме, которая свойственна
гегелевской диалектике. Так, например, он выдвигает категорию
опосредствующего доказательства против категории положительной истины,
начинающей с самой себя. Ведь теологический критик находит вполне
естественным, чтобы философы сами сделали все нужное, дабы он
мог болтать о чистоте и решительности, о совершенно критической
критике, и он мнит себя истинно преодолевшим философию, когда
он, например, ощущает, что тот или иной момент Гегеля
отсутствует у Фейербаха, — ибо за пределы ощущения к сознанию
теологический критик так и не переходит, несмотря на все свое
спиритуалистическое идолослужение “самосознанию” и “духу”.>
Теологическая критика,
которая в начале движения была действительно прогрессивным моментом,
при ближайшем рассмотрении оказывается в конечном счете не чем иным,
как выродившимся в теологическую карикатуру завершением и
следствием старой философской и в особенности гегелевской
трансцендентности. В другом месте я подробно покажу эту
историческую Немезиду, этот небезынтересный суд истории, которая
предназначает теперь теологию, искони являвшуюся гнилым участком
философии, к тому, чтобы на себе самой продемонстрировать отрицательный
распад философии, т. е. процесс ее гнилостного разложения 20.
<А в какой мере, напротив,
фейербаховские открытия относительно сущности философии все еще —
по крайней мере для того чтобы доказать их — делали необходимым
критическое размежевание с философской диалектикой, читатель увидит из
самого моего изложения.> [XL]
Здесь читайте:
Маркс Карл
(1818-1883)
|
