№ 01'04

Нинель МАКСИМОВА

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ

Темнота была густой и непрозрачной, как гуашь, вылитая из банки. Узкая тропинка причудливо петляла меж пышно разросшихся кустов шиповника. Огни города остались далеко позади. Феня вздохнула и плотней запахнула полы плаща. От реки, незримо текущей внизу под обрывом, тянуло прохладой. Камешки, в изобилии покрывавшие тропинку, мешали идти. Небо было мрачным и беззвездным.

Феня сама не заметила, как забрела сюда, и сейчас гадала: то ли злая судьба завела ее в эту глушь, то ли на самом донышке души зыбко маячили воспоминания о невероятно далеких и головокружительно счастливых днях. О встречах и свиданиях здесь, у реки, вдалеке от всего света. Впрочем, от этих головокружений не осталось ничего, кроме головной боли. Ведь именно тогда она сделала тот маленький робкий шажок в сторону от раз и навсегда накатанного пути. Но слабое колыхание воздуха, вызванное этим незаметным движением, расходилось все дальше и дальше, рождая такие вихри и протуберанцы, что и вообразить было невозможно. И в результате всего этого в свои неполные тридцать пять лет Феня внезапно оказалась без работы, без близких и друзей и практически без мужа, хотя последний, к несчастью, вполне осязаемо присутствовал в ее жизни и никуда исчезать не собирался.

Сплошные «без»... Можно продолжать сколько угодно: без смысла, без надежды, без ума, без жизни...

Фене хотелось обдумать свое положение спокойно и без помех. Но, увы, спокойно обдумывать что-либо она так и не научилась. Недаром Фенина мать, вздыхая, утверждала, что ее дочь явно не от мира сего. А муж выражался грубее и конкретней, называя ее, в лучшем случае, «идиоткой», а чаще просто «дурой» или «дурой набитой».

- Я, кажется, становлюсь бомжом,- невесело усмехнулась она.

Вся беда заключалась в том, что ей некуда было идти: ни друзей, ни знакомых. Вернее, они находились где-то там, среди ярких, пульсирующих в ритме вечернего города улиц, а она - здесь, на берегу. И это было просто, как хлеб, и незыблемо, как монолит.

Ветерок, насыщенный речной прохладой, задувая в полы плаща норовил нахально залезть под юбку. Увы, только ветерок... Все мужчины в Фениной жизни с неподражаемой легкостью и грацией призрачных фантомов унеслись в невозвратное прошлое и бедными тенями слабо кивали оттуда, с явным неодобрением взирая на бледную, растрепанную женщину, неизвестно для чего блуждающую впотьмах возле реки.

Впрочем, за последние тринадцать лет тесное общение с противоположным полом исчерпывалось для Фени единственным его представителем, а именно - дражайшим супругом. Он требовал, чтобы Феня варила, мыла, чистила, убирала, приносила приличную зарплату, смотрела сквозь пальцы на его все более углубляющееся пьянство и явное нежелание работать, занималась с ним любовью, когда ему этого хотелось, и главное - не вякала.

Остальные мужчины представляли собой нечто целое и неделимое, какой-то таинственный конгломерат из запаха алкоголя, никотина, грубости, озабоченности своей карьерой и еще чего-то такого, что трудно выразить конкретными словами, но при ощущении чего у Фени почти рефлекторно сводило скулы от тоски и отвращения. «Наверное, все дело в том, что они не обращают на меня никакого внимания»,- с самообличающим пафосом иногда думала она.

Тропинка неожиданно резко повернула, и Феня оказалась в двух шагах от моста, уходившего куда-то туда, на другую сторону реки в туман и неизвестность. Город на горе, сверкающий, как елочная игрушка, беззвучно манил вернуться обратно, коварно предлагая весьма определенный и стандартный набор соблазнов: быть в очередной раз поколоченной подвыпившим и потому особенно агрессивным мужем или выслушивать долгие полуистеричные сентенции матери о том, какая непутевая у нее уродилась дочь. При этом образцовая родительница обязательно спрячет в холодильник лежащие на столе пирожки и как бы невзначай прикроет дверцы буфета, чтобы не было видно вазочек с вареньем и конфетами.

«Если бы у меня была дочь, я бы ее любила»,- с тоской подумала Феня.

О том, что любить иногда трудно, порой почти невозможно, а главное, всегда очень больно, она знала слишком хорошо. Что ж, ее любовь оказалась совершенно бесплодной. Ни одно живое существо не нуждалось в Фене, и от этого становилось невыносимо грустно. И грусть эта была терпкая и горькая, как дым от затухающего костра на развалинах минувшего.

Поколебавшись и вздохнув, Феня ступила на слабо освещенный асфальтово-холодный настил моста. Она всегда любила наблюдать медленное и ленивое, но при этом и неуклонное течение реки, видя в нем символ постоянно меняющейся незыблемости. И сейчас в самый горький час своей жизни она опять неизвестно зачем оказалась здесь. То ли для того, чтобы прыгнуть вниз, туда, где неразличимое глазу движение воды навсегда унесет прочь все неразрешимые проблемы; то ли, наоборот, для того, чтобы, вдохнув полной грудью влажный ночной воздух, почувствовать себя Афродитой, только что родившейся из пены, правда, не морской, а речной.

Боже, какая неизвестность! В ее жизни все сейчас покрыто мраком. И будущее так же неразличимо, как противоположный берег реки.

- О несравненная! - произнес над самым Фениным ухом негромкий, но чрезвычайно сочный по тембру голос.

От неожиданности она едва не подпрыгнула. Еще секунду назад она была здесь совершенно одна, как Робинзон на своем острове, и вот неожиданно оказалось, что кто-то еще, подобно неприкаянному духу, бродит по этому мосту, безжалостно нарушая безнадежное Фенино одиночество.

- О несравненная,- снова произнес голос,- что вы делаете в такой час в подобном месте?

Феня нервно поежилась и огляделась. Рядом с собой она увидела невысокого щуплого мужчину. Он был немолод, с седоватой бородкой клинышком, в добротном светлом костюме и мягком коричневом берете, с художественной небрежностью надвинутом на левую бровь. Мужчина приветливо улыбался и кивал головой. Рядом с ним на узеньком поводке сидел небольшой черный пудель.

- Что вам надо? - испуганно спросила Феня. Она никогда не умела общаться с незнакомыми людьми, а сейчас и подавно растерялась и порядком перетрусила.

- Я спрашиваю вас, о несравненная, что вы здесь делаете в столь неурочный час? - терпеливо пояснил мужчина, не переставая улыбаться.- Впрочем, если вам трудно ответить, то можете не говорить. Я и сам все сейчас узнаю.

- Нет, почему же? Мне не трудно,- рассеянно теребя пуговицу на плаще, ответила Феня. - Просто мне нечего сказать... Ну, в общем, - она собралась с духом, - сегодня меня сократили на работе. Вернее не сократили, а как написано в приказе по управлению - привели штаты к нормативной численности.

- Так, так,- мужчина даже прищелкнул языком, словно пытаясь распробовать это известие на вкус.- А к какой такой численности, о несравненная?

- Я не знаю,- беспомощно развела руками Феня.

- И только из-за этого вы бродите здесь одна, рискуя быть ограбленной или, хуже того, убитой каким-нибудь сексуальным маньяком, так сказать, Чикатило местного разлива? - презрительно фыркнул незнакомец.

- Не только,- почему-то обиделась Феня. - Просто сегодня все сложилось на редкость плохо. Да что там плохо? Попросту - погано!

«Боже мой, зачем я ему это говорю?» - внезапно мелькнула у нее здравая мысль, но тут же бессильно погасла.

- Да, да,- мужчина сочувственно закивал головой,- как я понимаю, случилось еще много маленьких неприятностей?

- Ничего себе маленьких! - Феня даже поперхнулась от возмущения. - Когда я пришла домой, муж набросился на меня с кулаками. Он и прежде иногда позволял себе... - Феня опять запнулась, подыскивая наиболее деликатную замену глаголу «вмазать» - любимому выражению ее вечно поддатого супруга, но, не найдя, махнула рукой и продолжила глухим от боли голосом: - А сегодня он просто озверел. Он хотел изрезать мои... - Феня хотела сказать «картины», но в последний момент передумала и, не позволив себе такого нахальства, скромно закончила: - рисунки.

- Так, так, о несравненная, оказывается, в свободное от работы время вы балуетесь живописью. Нет, не даром, совсем не даром набрел я сегодня именно на вас. Вы только представьте, о несравненная, весь земной шар с его, прямо скажем, не маленьким населением - и мы с вами встречаемся здесь вот так запросто. - На миг показалось, что он сейчас по-мальчишески запрыгает от восторга.

- Я не балуюсь живописью. Когда-то, лет пятнадцать назад, я училась на худграфе,- с досадой одернула незнакомца Феня.- Но потом вышла замуж, муж был против, и вот я работаю бухгалтером, вернее уже… работала. Мать до сих пор не может мне этого простить.

- Мать - святое слово,- прокудахтал незнакомец. - Она-то вас, надеюсь, поддерживает в столь трудных обстоятельствах?

Феня промолчала.

- О, понимаю, понимаю! У нее своя жизнь, и, воспитав вас такой, как вы есть, она считает свой долг исчерпанным.

- Перестаньте! Что вам от меня нужно? - не выдержав, повысила голос Феня.- Кто вы такой, в самом деле?

- Как кто? - мужчина даже опешил от этого вопроса. - Я - дьявол. Дьявол-искуситель. Я рыскаю по всему свету в поисках слабых душ. Я заключаю всевозможные сделки, выполняю самые невероятные желания, воплощаю в жизнь сказочные грезы. И всего-то в обмен на такой невероятный пустяк как душа. Ну что такое, в сущности, душа? Так, фиговый листок, призванный прикрывать бессмысленность и никчемность бытия. Фикция, не более, уж поверьте старому специалисту, о несравненная! Да в наше время у многих она вообще попросту отсутствует. И взамен этого пустяка, этой ничего не значащей мелочи я могу осуществить такие грандиозные планы! Вот вы, например... чего бы вы хотели?

- Уже ничего,- просто ответила Феня.- Отхотела, наверное...

- Вы невероятны, вы просто уникальны! - незнакомец даже обошел Феню кругом. - Вы не хотели бы, например, стать величайшим художником своего времени?

- Нет. Я не честолюбива,- вздохнула Феня.- Когда-то очень давно я так мечтала о любви и хотела, чтобы меня любили все вокруг и я отвечала им тем же. Совсем молодой девчонкой я гуляла здесь с одним мальчиком и была счастлива так, как никогда. А потом его мама поругалась с моей, и мы вынуждены были расстаться. Нет, не сразу, конечно, он украдкой прибегал ко мне, но постепенно мы отдалились. И в этом была какая-то неотвратимость. А потом я узнала, что он женился и счастлив. С горя я тоже вышла замуж за первого встречного. Ну а потом было много всего... И вот я здесь...

- Вы хотите вернуть свою первую любовь?

- Нет. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Я ведь сама во всем виновата. Я всегда всем мешаю, делаю все не так, как им хотелось бы, я просто не приспособлена жить среди людей. Я не могу стать такой, какой они хотели бы меня видеть,- несколько сумбурно объяснила Феня.

- Нет ничего проще, о несравненная! Вам просто мешает жить та огромная нереализованная способность любить, та слепая жажда любви, которая, не находя выхода, испепелила вам грудь и привела вас сюда,- просвечивая ее глазами, как рентгеном, торжественно возвестил незнакомец.

- Я не знаю...- Феня засмущалась под столь пристальным взглядом.

- Послушайте, о несравненная, я сделаю так, как хотят окружающие. Заметьте, я не сказал «вы», а только окружающие вас люди. Я сделаю ваше сердце холодным, голову ясной, а глаза зоркими. Ведь именно такой хотели бы видеть вас и муж, и мать, и даже тот мальчик, что предал вас.

- Он не предал, просто так получилось,- слабо запротестовала Феня.

- Но так больше никогда не получится! Соглашайтесь, о несравненная, и вам будет комфортно и удобно в среде себе подобных.

- Но... Я, право, не знаю...- пролепетала Феня. - Я, пожалуй, пойду...

- Ну, о чем вы, о несравненная, вам-то ведь и идти сейчас некуда, а вы еще в чем-то сомневаетесь. Да не комплексуйте вы так! Сколько вам лет? - внезапно переменил он тему.

- Тридцать пять, а что? - зачем-то округлила Феня.

- Клянусь, что следующий тридцать шестой год жизни вы проведете в большем душевном комфорте. Да и окружающие наконец-то получат то, что хотели. Вы-то ведь страдаете главным образом от того, что не можете никому угодить.

- Ну, вообще-то похоже на то...

- Ну так соглашайтесь, пока я не передумал.

Феня беспомощно оглянулась по сторонам в поисках поддержки, но ночь была бесчувственно равнодушна к проблемам рая и ада. Ветерок, легкими порывами трепавший Фенину челку, шелестел о чем-то далеком и непонятном... Мост уходил во мглу...

- Ну, хорошо, я согласна,- устало кивнула Феня.- Но... как же вы заберете мою душу?

- О несравненная, я не буду этого делать сейчас. О душе мы еще найдем время поговорить, когда это будет удобно для меня. А пока... - незнакомец театрально взмахнул рукой, - я забираю вашу жажду любви и остужаю ваше горячее сердце.

Феня хотела запротестовать, но, посмотрев в глаза незнакомца, которые из черных внезапно сделались красными и засверкали, как раскаленные угли, она испуганно промолчала. Что-то мягкое и теплое потерлось о Фенины ноги.

«Пудель»,- успела подумать она, прежде чем вихрь каких-то то гаснущих, то вспыхивающих с новой силой огней закружил ее, и она пошатнулась, не в силах устоять на ногах.

- Все в порядке,- издалека, как будто из другого измерения, долетел до Фени голос незнакомца.- Все уже кончилось.

- Ах, у меня закружилась голова,- дрожащим голосом пожаловалась Феня.

- Ничего-ничего, сейчас все пройдет,- обращение незнакомца странным образом изменилось, казалось, он куда-то заторопился.

- Вот вам, о несравненная, магический кристалл,- и он сунул в руки Фени, слегка обалдевшей от всего произошедшего, изящно ограненный хрустальный флакон на длинной и тонкой серебряной цепочке.

- А что мне с ним делать,- пролепетала Феня, ощущая в руке приятную прохладную тяжесть и с недоумением ощупывая прозрачные грани кристалла.

- О несравненная, с ним, право же, ничего не нужно делать. Просто повесьте его на шею и носите как талисман. Он поможет Вам в самых невероятных ситуациях.

- А если я все выдумала и сейчас просто смеюсь над вами? - на всякий случай спросила Феня.

- Ах, несравненная, да что вы в самом деле! Хорош был бы я искуситель, если бы верил людям на слово. Нет, я прочитал все ваши мысли на расстоянии и твердо знал, что никакой осечки не будет. Вы именно такая, как говорите о себе, не вписывающаяся в реальную действительность. Но теперь вам незачем волноваться, магический кристалл с вами.

- А как он мне поможет?

- Все очень просто: он поможет так, как поможет, и нечего задавать глупые вопросы.

- А что же мне делать сейчас?

- Увидите,- голос незнакомца неожиданно ослаб и завибрировал, словно уносимый ветром.

- А что...- снова начала Феня, но осеклась и недоговорила.

Никакого незнакомца рядом с ней не было. Все так же глухо шумела невидимая река. Слабо ластился ночной ветер и небо все так же мрачно и безразлично взирало сверху на удивленную Феню. Мост, тропинка и кусты были на месте, но никакого мужчины с пуделем рядом не было.

«Да что же это могло быть? Я действительно схожу с ума, - пронеслась в голове Фени ужасная мысль.- Что это - галлюцинация?»

Но зажатый в кулаке хрустальный флакончик все так же приятно холодил пальцы.

- Господи, что же это могло быть? - вслух прошептала Феня, чувствуя, как волны паники, нарастая, захлестывают все ее существо. И не в силах справиться с ужасом, она, не разбирая дороги, побежала в сторону города.

* * *

Едва она, запыхавшись, влетела в родной подъезд, как тошнотворная атмосфера каждодневной действительности накрыла ее с головой. Дело в том, что пьяный супруг в бессмысленной жажде глумления захлопнул дверь на защелку. И сколько Феня не клацала ключом в замочной скважине, старательно не веря в очевидное и изо всех сил стараясь повернуть его дрожащими руками,- ничего из этого не получалось.

«Если он уснул, то я не попаду домой. Это точно»,- думала она. Правда, само слово «дом» отдавало привкусом перегара и бесконечных скандалов, но Феня была слишком напугана случившимся с ней у реки, чтобы, как повелось, одной бесцельно бродить по улицам.

К матери идти не хотелось и подавно. Там был Валентин. Тридцатилетний, гладкий и нахальный - новый супруг матери. Правда, слово «супруг» в данной ситуации звучало несколько двусмысленно, но мать была в достаточной степени авторитарна и в достаточной степени претендовала на интеллигентность, чтобы позволить кому бы то ни было более соответствующее истине, но и более обидное обращение.

Феня терпеть не могла, когда этот великолепно откормленный, прекрасно ухоженный тунеядец со снисходительной улыбкой в упор рассматривал ее, сочувственно кивая головой. Поэтому она и побежала домой, втайне надеясь, что любезный муженек уже упился до невменяемого состояния и теперь мирно храпит на диване.

Все было почти так, как она запланировала, за исключением одной маленькой детали: прежде чем окончательно вырубиться, этот кретин защелкнул замок, и теперь можно было биться головой о дверь, можно было в лепешку раздавить облезлую кнопку звонка, но ничего бы не изменилось. Если пьяный супруг наконец-то отходил ко сну, то никто, даже ангел судного дня, не мог поднять его с ложа Морфея.

Феня устало провела рукой по лицу. Что же делать? Она отчетливо понимала, что путь в квартиру отрезан, но отчаяние заставляло ее с новой силой нажимать на звонок. Никакого результата. В ярости, пнув дверь ногой, Феня беспомощно сползла по стене на пол да так и осталась сидеть на корточках, как воплощение полной безнадежности.

Обратиться к соседям было просто невозможно. Серегины ни за что не пустили бы ее на порог, а Марья Борисовна уехала в отпуск.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Феня потянула из кармана тонкую серебристую цепочку и, бессмысленно уставившись куда-то в угол, механически надела ее на шею. И в тот же миг, как по мановению волшебной палочки, дверь распахнулась и всклокоченный со сна, опухший и плохо соображающий муж с налитыми кровью глазами вырос на пороге несокрушимой громадой.

- Нагулялась, сука? - скорее промычал, чем выговорил он и, опережая ее слабую попытку подняться на ноги, нанес удар прямо в лицо.

Феня хотела закричать, но захлебнулась хлынувшей из носа кровью. Все еще пытаясь встать, она оперлась рукой о внезапно покачнувшуюся стену, и тут целый град пинков обрушился на нее со всех сторон.

Не соображая, что делает, Феня отползла в сторону и, улучив подходящий момент, вскочила и, давясь рыданиями и кровью, устремилась к спасительной двери на улицу.

Ослепленная болью и унижением, она выбежала во двор и помчалась неизвестно куда. Вся вселенная внезапно сузилась для Фени до размера каких-то черных, бешено взлетающих качелей, на одном конце которых находилась она, несчастная и избитая, а на другом, кривляясь, ухмылялась вся подлая реальность бытия. Больше никаких мыслей не было, Феня почти полностью отключилась от окружающей действительности.

Так она и бежала, пока не налетела на трех плечистых милиционеров, патрулирующих в этот поздний час пустеющие улицы города.

- Что это с вами? - довольно участливо спросил ее один из них. И тут Феню словно прорвало. В силу ее проклятого характера она должна была бы пролепетать что-нибудь неразборчивое и постараться поскорее отделаться от этих плечисто-участливых ребят, но слишком многое произошло с Феней сегодня, слишком потрясена и раздавлена была она в этот момент, чтобы сдержаться. Плача и ругаясь, она довольно сбивчиво поведала о том, что случилось с ней за этот день, бессознательно опустив встречу с незнакомцем.

- Это же надо, как он вас,- не выдержал один из милиционеров, самый высокий и самый плечистый. - А ну пойдем, разберемся с ним.

Феня сразу же остыла. Она представила, как сейчас они придут домой и начнут писать долгий и нудный протокол, а притихший и протрезвевший супруг будет таращить глаза и жалобно оправдываться.

- Нет, я не хочу... Я... Я боюсь,- неожиданно вырвалось у нее.

- Не бойтесь. Разберемся…

И они увлекли Феню обратно.

- Дом наш тридцать седьмой, а квартира шестая,- бормотала Феня. Ей было ужасно неудобно перед этими славными подтянутыми ребятами, перед их неожиданным и оттого еще более трогательным сочувствием и ужасно стыдно, что она всегда слегка презирала милицию и вполне в духе времени частенько рассуждала о ее бессилии и продажности.

В сопровождении милиционеров она вошла в подъезд, поднялась на второй этаж и позвонила.

И тут начался кошмар.

- Кто там? - глухо, как из бочки, раздался пьяный спотыкающийся голос мужа.

- Откройте, милиция,- отодвигая Феню от двери, громко и раздельно произнес самый плечистый милиционер.

- Ах, сука, своих кобелей привела!

У Фени от унижения и страха подкосились ноги.

- Откройте,- снова настойчиво потребовал милиционер. А двое его товарищей встревоженно переглянулись.

- Войди, попробуй! Я тебе топором полбашки снесу! - немедленно раздалось из-за двери.

- Гражданин, откройте! - тоже срываясь, уже закричал милиционер.

Никакого ответа не последовало. «За топором пошел», - пронеслась у Фени обжигающая мысль.

- Будем ломать, - многозначительно заявил один из милиционеров.

- Не надо...- почти беззвучно прошептала Феня.- Пожалуйста...

Но ломать не пришлось. Дверь распахнулась - и муж, еще более всклокоченный и страшный, возник на пороге. В руке его хищно блеснуло лезвие топора. Милиционеры, напряженной кучкой сгрудившиеся у двери, шарахнулись назад.

Феня увидела, как муж взмахнул топором, и, описав полукруг, неумолимое железо, направленное с непьяной меткостью в сторону ближайшего к дверям милиционера, опустилось ему на плечо.

В ушах Фени возник какой-то мерный и непонятный шум. В глазах неожиданно потемнело. Черный вращающийся омут плавно и упорно с беззвучно засасывающей силой начал медленно поглощать ее, пока не накрыл целиком.

* * *

Все преимущество своего нового положения Феня начала ощущать примерно через полторы недели. Не надо вставать и тащиться на ненавистную работу; не надо встречать надоевшего, вечно недовольного мужа, вздрагивая от каждого шороха и ломая голову над неразрешимой диллемой: трезвый или пьяный явится он на этот раз. Не надо суетиться и выкраивать из скудного бюджета жалкие гроши, чтобы позволить себе какую-нибудь побрякушку или что-нибудь из косметики.

Какое неожиданное раскрепощение таилось в этом коротком, как заячий хвостик, словечке «не надо»!

Сидя в ванной и упиваясь несущимся из приемника пением своей любимой исполнительницы Патриссии Каас, Феня с наслаждением натиралась мягкой губкой и слабо мурлыкала в такт очаровательной хрупкой француженке.

В этот момент, когда череда нудных допросов и кошмар судмедэкспертизы остался позади, Феня наконец-то за все последние годы была если и не счастлива, то, по крайней мере, вполне спокойна. Полученные после сокращения деньги - два оклада, расчет за отработанный месяц и неиспользованные отпускные - увесистой пачечкой уютно лежали на верхней полочке шифоньера, прямо на виду, потому что прятать их было совершенно не от кого.

Муж наконец-то оставил ее в покое, надежно сокрытый замками и запорами КПЗ. И, как объяснила Фене грузная очкастая женщина-следователь, сел он надолго.

- Конечно, все будет решать суд. Но нападение на представителя закона при исполнении, да еще в состоянии тяжелейшего алкогольного опьянения... Словом, вы сами понимаете.

- Я не переживу суда,- дрожащими губами прошептала Феня.- У меня сердце разорвется от стыда.

Сидевшая через стол женщина подозрительно покосилась на Феню поверх очков. Но, определив по лицу несчастной Фени, что та не притворяется, удрученно покачала головой и, быстро окинув глазами комнату, где находились еще несколько ее коллег, и, убедившись, что их никто не слушает, быстро-быстро поманила Феню пальцем. А когда заинтересованная Феня нагнулась к ней так близко, что уловила приторно-слабый аромат духов, перемешанный с запахом пота, женщина-следователь чуть слышно прошептала:

- Вам не обязательно присутствовать на суде. Вы как член семьи обвиняемого имеете полное право не давать против него показаний.

- Но его не отпустят без моих показаний? - с замиранием спросила Феня, на минуту представив, что ее супруг целый и невредимый возвращается к ней из тюрьмы, куда, по его мнению, он попал исключительно по ее вине.

Одна только эта мысль повергла ее в панику.

- Вовсе нет. Он ранил, а возможно, и серьезно покалечил милиционера. Пусть благодарит бога, что не убил, а то бы разговор с ним был еще серьезней. И вообще, они имели полное право применить табельное оружие, но, по-видимому, пожалели вас, его-то жалеть было абсолютно не за что.

- В таком случае я отказываюсь от показаний,- быстро сказала Феня и прибавила гораздо тише: - Мне о нем и вспоминать противно. Страшно подумать, как я жила с ним все эти годы.

- А вы разведитесь,- еще тише посоветовала ей следователь. - Суд, я думаю, состоится через месяц, а с осужденными у нас разводят без проволочек.

- Но квартира-то... Он ведь прописан.

- А сколько вы с ним прожили?

- Тринадцать лет.

- С таким-то? - в голосе следователя Феня уловила легкое презрение.

- Мне некуда было уйти. Сразу же после свадьбы мать выписала меня и в принципе вычеркнула из своей жизни.

- Да, не повезло вам,- совсем по-бабьи вздохнула следователь.- У моей старшей дочери тоже семейная жизнь не заладилась. Муж гуляет по-черному.

- Кошмар...- согласно кивнула Феня.

- А вы выпишите его. По действующему законодательству вы вполне можете выписать его через суд.

- Но это как-то непорядочно,- промямлила Феня, хотя внутреннего сопротивления это предложение у нее не вызвало. Даже, напротив, приятно задело какие-то глубинные неведомые доселе струны.

- Это законно,- отчеканила следователь, как бы подводя жирную черту под так нелепо затянувшимся разговором.

...Гоня от себя воспоминания, Феня перевернулась на другой бок и, подняв целый фонтан мелких брызг, потянулась к регулятору звука. Сейчас, когда она чувствовала себя хозяйкой, можно было включить музыку на полную катушку. И никто ничего не скажет... Нет, все-таки жить одной неплохо. Совсем неплохо. И зачем матери после смерти отца понадобился этот придурок Валентин? Совсем непонятно...

После ванны, тщательно растеревшись большим, как простыня, темно-голубым китайским полотенцем, Феня, не одеваясь, замерла у трельяжа, с отстраненным любопытством рассматривая в глубине гладкого бесстрастного стекла свое обнаженное отражение.

Да, последние пять лет она практически перестала следить за собой, и что же? - наказана вполне по заслугам.

Конечно, для пренебрежения собой у Фени имелись вполне объективные причины: вечно пьяный скандальный муж, усталость после нудной низкооплачиваемой работы, постоянная нехватка денег. Но теперь, когда у нее, по сути дела, не было ни мужа, ни работы, просто необходимо было встряхнуться.

Феня с огорчением обратила внимание на явственно обозначившуюся складку в том самом месте, где желудок плавно переходил в живот. Правда, народная мудрость гласила со всей определенностью, что женщина без живота все равно что комната без комода, но, тем не менее, просто необходимо взять себя в руки и заняться чем-то вроде шейпинга. Ну, пусть не совсем этим, но хотя бы делать ежедневно гимнастику, укрепляя мышцы пресса.

Феня немедленно улеглась на диван и в запальчивом азарте попробовала пятьдесят раз проделать простейшее упражнение, медленно, не сгибая, поднимать ноги вверх, а затем так же медленно и плавно опускать их обратно. Увы, она явно переоценила свои силы. На счет тридцать Феня почувствовала, что душа уже фактически расстается с телом, за усовершенствование которого так рьяно взялась его владелица.

- Ничего, главное не останавливаться на полпути,- утешила себя Феня.

Накинув халат, она намазала лицо густым слоем импортного крема и, мурлыкая под нос запомнившуюся мелодию Каас, отправилась на кухню готовить себе обед.

Денек сегодня выдался на славу, и солнечные лучи, скользившие по стеклу, ласково щекотали плечи и шею. Феня окончательно воспряла духом.

«Я обязательно разведусь,- решила она,- пусть только вынесут приговор».

А потом, разбивая на шипящую сковородку пару яиц,- какое блаженство не корпеть над плитой по нескольку часов в день! - добавила вслух:

- А потом я подам в суд и выпишу его отсюда к чертовой матери.

Поела она с большим аппетитом. Наконец-то за столько дней у нее было нормальное настроение.

«Когда моя разбитая губа совсем заживет, я пойду к матери. Уж такой-то поворот событий ей должен понравиться. В конце концов, она всегда советовала обратиться в милицию. Пусть узнает, что я наконец-то послушалась ее и все закончилось не так уж и плохо», - думала Феня.

Правда, где-то в глубине души, почти на подсознательном уровне со смутной тревогой маячил вопрос о работе, но Феня твердо сказала себе, что в такой хороший по-летнему солнечный день не стоит осложнять свою жизнь ахами и охами.

Помыв посуду, она снова подошла к трельяжу и критически вгляделась в свое отражение. Знакомый бледный овал лица с большими, словно подернутыми дымкой грусти серыми глазами. Легкие, как облако, тонкие пепельно-русые волосы. Рот довольно большой с красивыми, чуть припухлыми губами, но очертание его вяло и безжизненно.

Конечно, небольшая косметическая обработка ей бы не помешала. Фигура-то у нее в принципе неплохая. Ведь она не рожала главным образом потому, что муж был всегда категорически против, а сама Феня, слишком пассивная и инертная, не решалась взять инициативу на себя. Но вот лицо... На нем явно читаются следы потерь и разочарований. Опытный массажист наверняка сумел бы разгладить эти горькие складочки в уголках губ, но где его, опытного, найти без денег?

Ну почему все на этом свете упирается в противные денежные знаки? Ах, как скучно, как невыносимо тошно вечно ограничивать себя, проходить мимо витрин, не заглядывая в них, чтобы не огорчаться, со скрытой завистью рассматривать новые туалеты коллег по работе, которым больше, чем ей, повезло в замужестве, и с тайным вздохом сознавать, что никогда не сможешь позволить себе ничего подобного.

У нее нет даже ни одной золотой безделушки, ни одного хоть сколько-нибудь ценного ювелирного изделия.

Взгляд Фени скользнул по темной полированной поверхности трельяжа. Там, дробя солнечные лучи на оранжевые, зеленые и голубые осколки, искрился хрустальный кристалл. Тонкая цепочка, серебристо поблескивая, свернулась маленькой змейкой.

«А он интересно сделан,- подумала Феня, беря в руки прохладный достаточно тяжелый предмет.- Форма совершенно необычная и внутри он полый. А наверное, старинная вещица. Тот сумасшедший на мосту, возможно уже опомнился и жалеет обо всем. Ищет меня, но не может найти. Ведь он даже не знает моего имени».

То ли оттого, что разум Фени положительно зашел в тупик в поисках рационального объяснения ночному происшествию, то ли просто для самоуспокоения, она подсознательно приняла решение думать о таинственном незнакомце как о реально существующем безобидном сумасшедшем, который, встретив ночью в глухой части города одинокую расстроенную женщину, развлек ее не вполне нормальной, но уж точно не банальной беседой и подарил ей редкое и оригинальное украшение.

«Ну что же, пусть этот кристалл будет моим талисманом,- вздохнув, подумала Феня,- других-то у меня нет».

Она надела цепочку на шею и повертелась перед зеркалом. Прохладное твердое тело кристалла, удобно разместившись как раз между грудей, приятно холодило кожу.

- А я еще ничего… Почти хорошенькая…

* * *

Мать обитала в старинном, но прекрасно отреставрированном доме, стены которого, обильно покрытые лепниной и выкрашенные в приятный кремовый цвет, очень напоминали некое кондитерское изделие, щедро усаженное аппетитными завитушками. Архитектурное чудо помещалось в тихом зеленом переулке в двух шагах от главного проспекта города. Трудно было представить, что в двух шагах от этого хорошенького уютного здания грохочет центральная магистраль, нескончаемым потоком мчатся машины, наполняя легкие горожан ядовитыми выхлопными газами, что шум и гам, не умолкая до глубокой ночи, звучат совсем рядом. Так удачно и удобно был расположен трехэтажный особняк, где в отдельной четырехкомнатной квартире обитала Фенина мать.

Комнаты в этом доме были необыкновенно большие и гулкие, потолки высокие, а кроны развесистых лип в период цветения заливали каждый уголок квартиры чудесным ни с чем не сравнимым ароматом.

Отец Фени умер за несколько месяцев до ее свадьбы, и мать вот уже тринадцать лет мыкала свое вдовство с разными, но удивительно похожими друг на друга утешителями.

Правда, все они не долго задерживались в ее судьбе. Слишком тяжел и взыскателен был у матери нрав.

Но вот за последние годы что-то неуловимо изменилось. В квартире появился Валентин. Он сумел продержаться гораздо дольше своих предшественников. А главное, казался совершенно искренне влюбленным в Фенину мать, далеко не молодую поблекшую женщину с железной волей.

Феня, конечно же, не верила ему ни на йоту. Но очарованная им мать походила на кролика, загипнотизированного немигающе стеклянным взглядом удава.

Все попытки открыть ей глаза на этого гладкого, хорошо ухоженного, ласкового, но нигде не работающего мужчину разбивались, как волны о незыблемые твердыни гранитного утеса, и вконец испортили и без того не слишком теплые отношения матери и дочери.

Но сегодня, собираясь к ней в гости, Феня думала только о приятном. Она старательно приоделась, тщательно отутюжив свою любимую бледно-желтую шифоновую блузку. Сделала легкий макияж. И ее неяркое, всегда чуточку грустное лицо внезапно оживилось и посвежело.

Глядя в зеркало, она убедилась, что хрустальный кристалл как нельзя лучше смотрится на гладкой шелковистой поверхности ткани и очень гармонирует с ее сегодняшним обликом - скромной, но аккуратной и даже по-своему элегантной женщины. Чуть-чуть усталой, чуть-чуть рассеянной, но в чем-то даже романтичной.

Новые туфли на очень высокой французской шпильке, прибавив Фене по крайней мере пять сантиметров роста, дополнили ее внешний вид и окончательно улучшили настроение.

«Ах, как я могла бы выглядеть, будь у меня деньги!» - легко, без горечи подумала Феня и автоматически потерла прозрачную грань кристалла.

Впрочем, она не стала задерживаться на подобных мыслях, а, подмигнув своему отражению, гордо направилась в гости.

По пути Феня забежала в кондитерский магазин, чтобы купить чего-нибудь к чаю. Мать никогда не угощала навещавшую ее дочь, но очень любила гостинцы и подарки.

Придирчиво выбирая торт, Феня невольно обратила внимание на молоденькую миловидную, но излишне ярко накрашенную девушку, что-то покупавшую в винном отделе. Та была чрезвычайно легко и небрежно одета. Казалось, она на секунду выскочила из квартиры и вот-вот упорхнет обратно.

Разглядывая витрину с шоколадно-кремовым изобилием, Феня с удивлением увидела неизвестно откуда взявшегося Валентина. Озираясь по сторонам, словно высматривая кого-то, он направился в ее сторону.

«Ну вот, - огорченно подумала та, - придется теперь тащиться вместе с ним, да и поговорить толком он нам не даст. Будет снисходительно кивать и через каждое слово лезть в беседу».

Но делать было нечего, и Феня, состроив кислую улыбку, приветливо помахала рукой. К ее удивлению, Валентин не заметил ее приветствия и, радостно сияя, направился прямиком к винному отделу.

Девушка в халатике внезапно обернулась, и Феня увидела, как лицо ее неожиданно расцвело, глаза, ярко блеснув, устремились навстречу такому же ликующему взгляду Валентина, а губы приоткрылись, словно для поцелуя. И что-то неуловимое, но такое сильное промелькнуло между ними, что Феня застыла на месте. А потом очарование исчезло, заслоненное более бытовыми подробностями.

Феня заметила в руках Валентина маленький букет астр, который он, церемонно чмокнув девушку в щечку, вручил ей со смешной торжественностью; заметила, что девушка явно смутилась своего не слишком презентабельного вида и заторопилась куда-то, уверенно увлекая за собой Валентина.

Этот наглый подонок подло обманывал ее мать, прикидываясь любящим и заботливым, а сам путался с этой девчонкой. Бедная мать! Она так старалась ради этого негодяя: брала дополнительную работу, готовила для него самые изысканные блюда, покупала многочисленные подарки по поводу и без повода... И вот результат.

Фене сделалось нестерпимо горько, и она отвернулась. Мысль о том, что ее могут заметить, была невыносима, но женское любопытство упрямо подстегивало понаблюдать, что же будет дальше. Последнее чувство возобладало, и, забыв про торт, она незаметно двинулась за поглощенной разговором парочкой.

Судя по всему, девчонка жила в этом же доме, в крайнем случае, где-то совсем близко. Не могла же она приехать в халатике из другой части города!

Это предположение блестяще подтвердилось. Выйдя на улицу, девушка под руку с Валентином завернула в первый же подъезд ближайшего многоэтажного дома. В широко распахнутую дверь Феня видела, как на полутемной лестнице Валентин прижал девушку к себе и с уверенностью, выработанной длительной привычкой, властно поцеловал в губы. А потом, смеясь и обнимаясь, они поднялись на второй этаж. Щелкнул замок, хлопнула дверь - справа от лестницы, как по звуку определила Феня, и в подъезде повисла гулкая тишина.

Осторожно, на цыпочках Феня прошла вслед за ними в подъезд и, как завороженная, уставилась на дверь. Покосившийся квартирный номер, казалось, издевательски подмигивал ей.

- Восьмая квартира,- пробормотала она и, спохватившись, с горящими от возбуждения щеками выбежала из подъезда.

Мать встретила Феню довольно приветливо.

- Неплохо выглядишь,- придирчиво оглядев дочь с головы до ног, бросила она. И, подумав, добавила: - Давай выпьем чаю.

Только тут Феня с сожалением обнаружила, что, занятая своим неожиданным открытием, совсем забыла о торте.

- А я ничего не купила,- как обычно, теряясь под пристальным материнским взглядом, пролепетала она.

- Ничего, у меня есть варенье.- Эта обыденная фраза в устах сидящей напротив женщины заставила Феню насторожиться. Последний раз мать угощала Феню несколько лет назад.

- Хорошо,- растерянно согласилась она.

Приглядываясь к худощавой и довольно подтянутой фигуре матери, хлопотавшей у стола, Феня невольно поймала себя на том, что сравнивает ее с увиденной сегодня девушкой. В чью пользу было сравнение - сомневаться не приходилось. Рассердившись на себя, Феня перевела глаза на красивые голубые чашки немецкого сервиза, которые неизвестно по какой причине мать извлекла сегодня из недр шикарной горки, которой она ужасно гордилась, не уставая рассказывать всем и каждому, с каким трудом приобрела это дорогостоящее чудо.

- А что все-таки случилось? - наконец-то отважилась подать голос Феня.

- Ну, я рада, что ты наконец-то избавилась от своего идиота,- разливая чай, ответила мать.

- И все? - не поверила Феня.

- Я должна с тобой поговорить. Серьезно поговорить,- решительно отодвигая чайник и вытирая руки белоснежным кухонным полотенцем, начала мать.- Ты, конечно, знаешь, что эта квартира приватизирована?

- Да, конечно,- согласилась Феня, не понимая, к чему она клонит.

- Ты, как я понимаю, жильем теперь обеспечена, имеешь свою квартиру.

- Там прописан и Виталька,- автоматически поправила ее Феня, хотя в душе она уже окончательно и твердо решила выписать ненавистного мужа, как только представится удобный случай. Но какое-то подсознательное чувство подсказывало ей, что говорить матери об этом пока рано.

- Через суд можешь выписать его как миленького. Я узнавала, - заявила мать, нависая над сидящей Феней.

- Так в чем же дело? - уже с тревогой спросила дочь, интуитивно ощущая какую-то неясную угрозу, но не понимая, как именно она должна проявиться.

- Я собираюсь составить завещание в пользу Валентина,- голос матери был ровен и бесстрастен.- Дело в том, что мы не зарегистрированы, а я уже не молода. Да и здоровье... Вот вчера мне было очень-очень плохо... Давление ...- она горестно вздохнула.

Феня ошеломленно приподнялась со стула.

- Папину квартиру - Валентину?

- Да, ты не ослышалась,- раздражение матери закипело, готовое выплеснуться огненной струей и опалить непонятливую Феню.

- Мама, опомнись, ведь здесь еще дедушка с бабушкой...- Феня запнулась не в силах выразить словами то чувство обиды и унижения, которое буквально захлестнуло ее.

Квартира в свое время принадлежала еще Фениному деду, широко известному в их городе хирургу, и была выделена ему еще в сталинские времена за особые достижения в области медицины. Здесь же, прямо в спальне, родился Фенин отец. Скорая почему-то запаздывала, заслуженный хирург находился на дежурстве, и соседке пришлось принимать роды у его молоденькой, дико орущей жены. Здесь сами стены хранили отзвуки семейных преданий. И вдруг эту квартиру, это родовое гнездо оставить Валентину и его размалеванной девице?

- Нет. Это невозможно,- пролепетала Феня.

- Почему же? Кто, позволь тебя спросить, может мне помешать? Уж не ты ли? Так ты тут не прописана! - металлические нотки в голосе матери больно резали уши.

- Конечно, ты постаралась побыстрее выписать меня отсюда и одна осталась в четырех комнатах. А мы почти десять лет мыкались по углам. Может, от этого Виталька и пить начал! - с непривычной горячностью почти закричала Феня.

- Сама нашла себе сокровище,- отрезала мать.- Впрочем, что ты могла найти? Посмотри на себя: ты всегда была ничтожеством, не приспособленным к жизни, как и твой отец.

- Не трогай папу,- неожиданно сорвалась Феня. В преждевременной смерти отца она всегда мысленно винила непобедимый материнский эгоизм и на этот раз не стерпела. - Да и меня тоже тебе лучше оставить в покое. Подумай, что ты-то себе нашла! Твой Валентин...

- Оставь Валентина! Он несоизмеримо лучше тебя! По крайней мере, он ко мне искренне привязан, не то, что ты! Никогда не поможешь матери.

- Стану я стараться,- чувствуя, что начинается безобразная сцена, но не в силах смолчать, язвительно отозвалась Феня.- Может, тебе еще денег дать для твоего драгоценного Валентина? А он на них со своей молоденькой любовницей славненько погуляет.

Последние слова Феня совсем не собиралась произносить, но они сами собой сорвались у нее с языка и камнем упали посреди чистенькой нарядной кухни.

- Что ты сказала, мерзавка? - прошипела мать. Лицо ее смертельно побледнело, и она двинулась на Феню с трясущимися от бешенства щеками, намереваясь точно и хлестко ударить дочь по губам, совсем как когда-то в далеком детстве.

- То, что слышала! - вскакивая со стула и хватаясь за сумку, выдохнула разъяренная Феня.- А не веришь - сходи и убедись. Он и сейчас у нее. Первая двенадцатиэтажка рядом с вашим гастрономом. Квартира восемь...- и Феня пулей вылетела из кухни, надевая на ходу свои новые нарядные туфли.

Сказано было больше чем достаточно. И поправить все равно ничего уже нельзя. Отныне и навечно мать - ее заклятый враг.

«Ведь я этого совсем не хотела»,- корчась, вопило Фенино сознание, пока она, дробно стуча каблуками, поспешно сбегала вниз по лестнице, провожаемая градом проклятий, призывающих на голову неблагодарной лгуньи все воображаемые беды и страдания.

См. продолжение

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев