Митрополит Нестор, Анисимов
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Н >

ссылка на XPOHOC

Митрополит Нестор, Анисимов

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Митрополит Нестор (Анисимов)

Моя Камчатка

Митрополит Нестор в 1911 году

ЗАПИСКИ ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРА

ЗАРЯ МОЕЙ ЖИЗНИ

В забытой тетради забытое слово.
Я все прожитое в нем вижу опять:
Но странно, неловко и мило мне снова
Во образе прежнем себя увидать ...

А.Н. Майков.

- Молись, дитя! Тебе внимает
Творец бесчисленных миров.
И капли слез твоих считает,
И отвечать тебе готов

И.С. Никитин
.

Когда я обращаю свой взор в далекое-далекое прошлое и вспоминаю пору раннего детства, мне всегда кажется, что я настежь открыл окно ранним теплым, солнечным утром. Воспоминания детства ослепительно ярки, и распахнувшийся в памяти мир чист, сверкающ, заманчив, словно омытый летним дождем сад.

Родился я в 1885 году, 9 ноября (ст. ст.), в г. Вятке в исконно русской, православной семье. Мои прадеды и деды по отцовской линии были русскими воинами в различных чинах и званиях. Они верой и честью, не за страх, а за совесть, служили любимому Отечеству, были участниками войн против иноземных захватчиков, не раз нападавших на Русь, а также освободительных войн за избавление братьев-славян от турецкого ига.

Мой отец и его братья были первыми в нашей родословной, получившими среднее и высшее военное образование. Я вспоминаю своего отца, Александра Александровича, в должности чиновника Котельнического батальона, квартировавшего то в Вятке, то в Казани. Впоследствии Котельнический батальон, в связи с его столетием, был преобразован в Свияжский полк, где отец и мой единственный брат Иларий прослужили до 1917 года.

Отец принимал участие в русско-турецкой войне 1877-1878 годов, а также во всех последующих войнах. В боях он неоднократно был ранен и контужен, имел орденские боевые знаки отличия. Скончался отец в 1921 году в Вятке в чине статского советника* в отставке.

Брат мой Иларий по окончании реального училища обучался в Московском Алексеевском военном училище. После его окончания был произведен в офицеры и служил в Свияжском полку, где, помимо воинских качеств, проявил себя моралистом. Несмотря на офицерское зва­ние, он читал солдатам лекции о пользе и значении нравственности, выражающейся в уважении к человеческому достоинству, в личной моральной устойчивости каждого человека. Он убедительно говорил о вреде курения и пьянства; предостерегал от пагубных последствий неустойчивых в нравственности людей, от разврата, разнузданности и от всевозможных наркотических злоупотреблений. Проводились эти лекции с одобрения начальников не только в полковых ротах, но и в учебных заведениях, на фабриках и заводах; его приглашали в другие города и селения Поволжья. У брата было много последователей и друзей среди различного контингента людей, различных сословий, ценивших в нем заботливое отношение к человеку. Некоторые из них здравствуют и в письмах ко мне поныне и с особенной любовью вспоминают его дорогое имя.

Для меня он не только брат, но и близкий друг, с которым мы с детских лет жили в дружбе и любви (разница в возрасте у нас была всего один год).

Мы очень многим обязаны нашей незабвенной матери. Она научила нас уважать и любить людей, быть полезными для общества и Родины на том поприще, которое мы изберем, вступая в самостоятельную жизнь.

О себе знаю, что родился я хилым, болезненным ребенком. Еще с младенческого возраста неоднократно бывал при смерти. Однажды, в столь критический момент, для меня был даже приготовлен гробик, но волею Божиею я выжил.

Мои первые воспоминания связаны с посещениями кафедрального собора. Помню, меня, тогда еще совсем маленького, водили в церковь бабушка или мама. Мы шли по тенистым, тихим улицам. Над нами голубело небо, а над городом протяжно, гулко плыл колокольный благовест. Под каменными сводами собора, в мерцании свечей и разноцветных лампад, мою впечатлительную детскую натуру восторгали богослужебные обряды, уми­лительное пение архиерейского хора и служение самого архиерея. Неудивительно, что, будучи мальчиком, я часто в нашей детской комнате изображал священнослужителей, совершал «службы», устраивая себе подобие архиерейской мантии, митры и облачения.

Меня и брата с детских лет приучали молиться по утрам и на сон грядущий. Стоя в детской комнате на коленях перед образом, озаренным светом лампады, я молился вслух так: "Боженька, сделай меня архиереем... Боженька, дай здоровье маме, папе, брату Ларичке, крестной бабушке и... моей собачке Ландышке..." Такова была моя наивная детская молитва.

Однажды, когда я был уже шустрым мальчуганом, бабушка повела меня на архиерейское богослужение в Вятский мужской монастырь. Какой-то неземной восторг охва­тил мою душу, еще не искушенную житейской мудростью, когда я вместе с бабушкой в конце литургии подошел к благословляющему архиерею поцеловать святой крест.

Владыка Варсонофий*1, указывая на меня, спросил:

- Кто это?

- Мой внук, - ответила бабушка.

- Он будет архиереем! - предрек Владыка.

- Куда ему, такому озорнику! - незлобиво возразила она.

- А я тебе говорю, - повторил епископ Варсонофий, - он будет архиереем.

Этот знаменательный диалог вспомнился мне с особенной яркостью в связи с тем, что в этом, 1961, году исполнилось 45 лет моего архиерейского служения. Но тогда, на заре моей жизни, в годы безмятежного детства, мальчишеской резвости, это утверждение прозвучало странно...

Как-то, будучи еще совсем глупыми малышами, мы с братом нашли в детской комнате спички. На беду в это время никого из взрослых поблизости не было. Мы начали поджигать бумагу, затем деревянные игрушки. Все, что попадало нам на глаза, мы предавали огню, бросая горевшие предметы на сундук, стоявший у стены. Сами мы сидели на этом же сундуке, восхищаясь огнем, и особенно весело смеялись, когда пламя поднималось выше нас. Когда дым начал расходиться по всем комнатам, прибежал денщик отца, вытащил нас из огня и принялся тушить пожар. Вернувшиеся отец и мать побранили нас, но не били, а поставили в угол на колени. Это наказание считалось в нашей семье позорным и поэтому действова­ло к исправлению.

В детстве мне почему-то казалось, что отец любит моего старшего брата Илария больше, нежели меня. Повидимому, в этом была доля истины: перед моим рождением ему очень хотелось иметь дочь.

Дни наших детских торжеств (именин, рождения, пасхальных и рождественских праздников) отмечались тем, что более ценные подарки, например велосипед, футляр с красками или разные складные деревянные или металлические наборы, отец преподносил брату, а мне обычно - серебряный пятачок. Мое огорчение видели братик и мамочка, а потому особенно нежно ласкали и утешали меня в этот день.

Один раз отец подарил мне красивую коробку, в которой лежали шоколадные шары и кегли. Я был в восторге, а папу обнял с детской радостью и горячо благодарил; затем мы с братом весело играли в эту шоколадную игрушку.

Что же касается матери, то ее отношение к нам, детям, было всегда одинаковым - ласковым, сердечным, ровным. Она терпеливо прививала нам веру в Бога и любовь к ближним. Несомненно, под ее влиянием Иларий стал моралистом, просветителем народных масс, а я вырос глубоко верующим человеколюбцем. Умело, вдумчиво и сердечно воспитывали в нас религиозные навыки обе бабушки (по материнской и отцовской лини­ям). Одна из них, моя крестная, была женой протоиерея Евлампия, отца моей мамы. Другая - жена моего дедуш­ки со стороны отца - была родом из солнечной Молдавии. Дедушка во время русско-турецкой войны сражался в рядах воинов под командованием прославленного рос­сийского полководца А. В. Суворова, принимал участие в штурме и взятии Измаила. По окончании войны он женился на местной красавице-молдаванке и вскоре привез ее в Вятку. Эта статная, величавая старуха вспом­нилась мне с особенной яркостью летом 1956 года, когда я, по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия и Высокопреосвященнейшего Бориса2, митрополита Одесского и Херсонского, совершал поездку и богослужения в городах и селах Молдавии.

Детство мое проходило в скромной русской христианской семье с прочными моральными устоями, с переходящими из поколения в поколение благонравными обычаями. Па­мять не оставила ни одного случая детской ссоры или грубых споров среди родных. Бывало, если мы расшалимся и ведем себя шумно, мама, как и отец, никогда не бившая нас, произносила с кроткой улыбкой:

- Ох, детки, как вы мне надоели со своим шумом! Лучше бы вас не было!

Тогда мы оба ложились на разные диваны, сложив на груди руки, закрывали глаза и каждый объявлял маме:

- Я уже умер!

Мама, напуская на себя серьезный вид, отвечала обычно:

- Ну, вот и хорошо!

И после этого мы уже долго не шалили.

Меня в детстве удручало неприязненное отношение ко мне отца. Однажды, не вытерпев, я спросил у мамы:

- В чем причина столь обидного отношения ко мне отца? Она ответила, ласково поглаживая мою голову:

- Иногда, к прискорбию, бывают случаи раздражения отца или матери по отношению к ребенку. Но это скоро проходит.

Мать была права. Много лет спустя, когда я в 22-летнем возрасте принял монашество и в сане иеромонаха из Казани добровольно отправился на Камчатку, отец изме­нил в лучшую сторону свое отношение ко мне. Он стал неузнаваемо ласков и добр. Его письма ко мне всегда были проникнуты глубокой любовью, сердечным участием и вниманием. Так же хорошо отец относился ко мне и позднее, когда я приезжал в командировки в тогдашний Петербург. В те недолгие дни пребывания в родной семье меня умиляла отцовская привязанность. Он ни на минуту не отходил от меня и искренно горевал, если я отлучался по делам на несколько часов. В таких случаях отец стоял в задумчивости у окна, с нетерпением ожидая моего возвращения.

В чем была причина столь резкой перемены в настрое отца, я до сих пор затрудняюсь сказать. Что повлияло на него: то ли мой постриг - весьма трогательный и многозначительный обряд, на котором присутствовали родители; то ли внезапное решение посвятить себя пол­ной лишений и трудностей священнослужительской деятельности на далекой, мало тогда освоенной и обжитой, а мне почти неизвестной Камчатке - не знаю. Но во всяком случае я уверен, что эти знаменательные в моей жизни события произвели полный переворот в душе отца. Как военный он не отличался особой религиоз­ностью и заходил в церковь два-три раза в год.

Закончу воспоминания детских лет описанием нескольких моментов, характеризующих основы формирования моего характера. Я любил молиться за покойников - близких и незнакомых мне. Достаточно для меня было увидеть стоящий в церкви гроб с усопшим, как я спешил окольными путями узнать его имя и бежал затем в монастырскую книжно-иконную лавку. Между прочим, продавцы в ней, монахи, были моими друзьями. Они доверяли мне некоторые товары в долг. Я же со своей стороны добросовестно и своевременно уплачивал его. В ней я брал или небольшую иконку святого, по имени покой­ника, или маленькое Евангелие, на оборотной стороне которого писал Богу письмо. Я с детской наивностью просил Всевышнего простить грехи усопшего и меня, Колю, не забывать в Своей милости.

Будучи совсем маленьким мальчиком, я завидовал подросткам, которые прислуживали в алтаре. Однажды во время богослужения мне удалось пробраться в алтарь. Там я завладел кадилом и с благоговением подал его священ­нику. Это был один из счастливейших дней моего детства.

Любил я нищих старух и охотно, с большим усердием помогал им. С сердечным участием слушал их рассказы о горестном житье-бытье. Одна слепая старуха из чувства благодарности за то, что я часто бывал ее поводырем, говаривала:

- Даст Бог тебе, Миколенька, 100 лет жить и 100 рублей нажить!

При наступлении лета мама с нами, детьми, переселялась в деревню, и мы жили общей жизнью с крестья­нами; мама вместе с ними разделяла работу и дома, и в поле. Тогда я и брат увидели бедную, горемычную жизнь и тяжелый труд деревенского люда.

Впоследствии, став взрослым человеком и осмысленно воспринимая жизнь, я понял, что правильное семейное воспитание в духе человеколюбия, а также героический дух моих предков - защитников Родины - заронили в сердце мое энергию и неугасимое стремление облегчать участь страдающих от житейских невзгод людей. Это облегчало мой путь священнослужения во многих уголках нашей необъятной Отчизны, а также за ее пределами.

Это укрепляет меня и поныне...

Примечания:

* По петровской Табели о рангах чин статского советника принадлежал к V классу и соответствовал воинскому чину бригадира, то есть между генерал-майором (IV класс) и полковником (VI класс).

Вернуться к оглавлению


Далее читайте:

Нестор (Анисимов Николай Александрович) (1884-1962), митрополит.

Епископ Нестор Расстрел Московского Кремля (документ).

Караулов А. К., Коростелев В. В. Арест экзарха // Русская Атлантида. - Челябинск: 2003. № 11. - С. 11- 26.

Караулов А. К. , Коростелев В. В.  Поборник церковного единения (к 40-летию со дня блаженной кончины митрополита Нестора)

Караулов А. К., Коростелев В. В. Экзарх Восточной Азии // Русская Атлантида. - Челябинск: 2003. № 9. - С. 17- 24.

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС