Никандр

1891-1961

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Никандр

ПОСЛЕДНИЙ АРХИПАСТЫРЬ МАНЬЧЖУРИИ

(к 110 - летию со дня рождения архиепископа Никандра) 

1. Детство и молодые годы

Архиепископ Никандр (в миру Леонид Николаевич Викторов) родился 19 апреля 1891 г.(н. с.) в день Св. Евтихия, архиепископа Константинопольского и Св. равноапостольного Мефодия, архиепископа Моравского. Будущий архипастырь увидел Свет Божий в семье священника Ярославской епархии Николая Николаевича Викторова. По линии матери Марии Николаевны (в девичестве Воскресенской) род архипископа Никандра принадлежал к потомственному российскому духовенству и насчитывал несколько поколений священнослужителей.

Многодетная семья Викторовых жила во всех отношениях стесненно, довольствуясь скромным достатком главы семейства, трудившегося в небольшом уездном городке. В этих обстоятельствах попечение о старшем сыне Леониде было частично переложено на плечи дедушки и бабушки (священника Николая Петровича Воскресенского и его матушки Софьи Ивановны), так что в детстве будущий архиепископ Никандр, по его собственным словам, был «питомцем двух семейств». Находясь уже в Харбине и обращаясь мысленно к далеким годам детства и юности, Владыка Никандр вспоминал: «Ребенком у дедушки, помнится, я засыпал и вставал под говорок келейного правила и молитв к Св. Причастию, которые дед всегда читал вслух. И это чтение много помогло ему в будущем. Он рано лишился зрения, был вынужден оставить службу и уйти заштат. Выученное правило давало старцу утешение. А во время каникул, будучи студентом, я приходил ему на помощь - помогал читать правило и водил его в церковь к богослужению. Дальнейшая моя жизнь текла обычным путем для детей священнослужителей: уездное духовное училище, семинария и, наконец, Киевская Духовная Академия». [1]

В 1911 г., по конкурсу отметок на выпуске в Ярославской семинарии, Л. Викторов получает стипендию и командируется (именно так тогда говорили) в древнейшую на Руси Духовную Академию. Об учебе в Киеве он всегда вспоминал с нескрываемым восторгом: «Четыре года в стенах Киевской академии - незабываемое и неповторимое время. В Киеве я нашел не только дивную красоту нашего первого стольного града, не только благодатные дары природы нашего Юга, но, главным образом, почувствовал великую силу духа и религиозного чувства русского человека. Про Киев без преувеличения можно повторить историческую фразу, что это наш русский Иерусалим». [1]

В 1915 г. Л. Викторов блестяще оканчивает Академию с присуждением ему ученой степени кандидата богословия. На выпускной акт он приглашает отца, который не отказал себе в удовольствии прибыть в Киев и разделить торжество сына. Об этом путешествии сохранилась запись священника Николая Викторова, которую он сделал на чистой странице перед титульным листом Православного Месяцеслова: «В год величайшей войны следующие особые события произошли в нашей жизни. Путешествие мое в мае в Киев, Харьков, Орел, Москву, в Троице-Сергиеву Лавру. Окончание в Академии сына Леонида. Женитьба его. Поступление во иерея в Пермский собор». [ 2 ]

По возвращении в родные места 6 июля 1915 г. выпускник академии Л. Викторов был обвенчан с Марией Арсеньевной Виноградовой и стал готовиться к принятию священнического сана. В определении места предстоящего служения деятельное участие принимал протоиерей Дароватовский - ректор Ярославской Духовной семинарии и, по позднейшему отзыву самого Владыки Никандра, «постоянный покровитель всей нашей семьи».

Из двух возможных мест (Виленской и Пермской епархий) выбор пал на Пермь. Там Л. Викторова ожидала встреча с земляком - епископом Андроником (Никольским), также выпускником Ярославской Духовной семинарии. Он стал для Л. Викторова столь же доброжелательным наставником, как в свое время ректор семинарии.

Рукоположение Л. Викторова во диакона состоялось перед праздником Успения Божьей Матери, а во иерея - на Спасов День того же 1915 г. Отныне к нему стали обращаться как к «отцу Леониду». Указ о назначении в Спасо-Преображенский собор гласил:

«Кандидату Богословия священнику Леониду Викторову. По указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКОГО, Пермская Духовная Консистория СЛУШАЛИ: резолюцию Его Преосвященства Преосвященнейшего АНДРОНИКА, Епископа Пермского и Соликамского от 25 Августа 1915 года.

ПРИКАЗАЛИ: на бытие Вам священником при Пермском Кафедральном Соборе дать Вам настоящий указ с тем, чтобы Вы, исполняя сию должность, поступали по правилам Св. Апостол и Отец, Духовного Регламента, Государственных узаконенений и согласно грамоте, на сан Вам данной.

Августа 28 дня 1915 года». [ 3 ]

Как кандидат богословия о. Л. Викторов, наряду со служением в соборе, сразу же был определен к законоучительству в трех учебных заведениях Перми: Алексеевском реальном училище, старших классах частной гимназии Л. В. Барбатенко и торговой школе. [4]. Уцелело его удостоверение преподавателя Алексеевского реального училища от 26 июня 1919 г. № 615, из которого явствует, что о. Леонид имел 14 уроков Закона Божьего и классное наставничество в IV классе. [5].

Приобретенный в Перми педагогический опыт как нельзя лучше пригодится о. Леониду в Харбине, где он в течение двадцати лет будет одним из самых почитаемых законоучителей. О пребывании в Перми он говорил так: «Эти годы памятны не только потому, что это первые шаги моего церковного служения, всегда врезающиеся в сознание, а потому, что здесь я узнал доподлинно русского человека, соприкоснулся с «кондовой Русью». Этому содействовало то, что каждую весну я принимал участие в крестохождении по епархии с иконами Свят. Стефана Пермского и Пр. Сергия Радонежского. Этот крестный ход был наглядным выявлением народных чувств. Сколько дорогой бывало просьб, чтобы крестный ход отступил от маршрута и не оставил без посещения боковых селений. Даже инородцы слезно упрашивали, чтобы иконы были пронесены по их полям. Во все время крестохождения иконы больших размеров без всяких затруднений и в жару и в дождь, днем и ночью носились на руках верующих» [6].

Но не долго Господь привел о. Леониду служить в Перми. Грянула революция. Надвигалась гражданская война.

Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

Путь военного священника

С первых месяцев революции одной из главных мишеней большевиков сделалось «контрреволюционное духовенство». Пермь в этом смысле не была исключением. В невыносимое положение было поставлено все духовенство епархии. Одной из первых жертв «красного террора» стал архиепископ Андроник, зверски замученный 20 июня 1918 года [7].. (Церковь воздала должное священномученнику архиепископу Андронику Пермскому, причислив его в 2000 г. к Лику Святых).

В конце декабря 1918 г. войска генерала А. Пепеляева отбили у большевиков Пермь. До середины весны 1919 г. дальнейшее наступление белых на Запад развивалось успешно, но с апреля в военных действиях наступил перелом и началось откатное движение .

Летом 1919 г. священнику Л. Викторову стало ясно, что в Перми ему оставаться невозможно. В конце июня - начале июля он получает благословение на отъезд в Сибирь. После недолгого пребывания и служения в Омске, в сентябре 1919 г. о. Леонид перебирается в Томск. Там он оставляет на попечение знакомых матушку Марию Арсеньевну и поступает военным священником в войска, подчиненные Верховному правителю адмиралу А. В. Колчаку.

Военный священник - слуга Божий необычного призвания и особой судьбы. Именно он, благословляя и вдохновляя христолюбивое воинство, внушает ему завет Церкви: «Люби врагов своих, презирай врагов Божьих и бей врагов Отечества!». В его служении подвиг духовный близко соприкасается с подвигом ратным. Конечно же, сан не дает ему права лично участвовать в боевых действиях, но жизнью своей он рискует ежечасно. Его подстерегают голод и стужа, жажда и зной, шальные пули и вражеские бомбежки. И не дай ему Бог оказаться в плену…

В январе - феврале 1920 г. священник Л. Викторов участвует в легендарном «Ледяном походе» - броске Белой армии под командованием генерала В. О. Каппеля из Нижнеудинска на Иркутск с целью освобождения из-под ареста адмирала Колчака. После неудачи этой операции и геройской гибели генерала Каппеля о. Леонид, разделяя общую судьбу войска, совершил в тридцатиградусный сибирский мороз мучительный шестидесятиверстный переход по льду озера Байкал. В этом походе он получил тяжелое отморожение рук и ног, которое давало о себе знать все последующие годы. Отмороженные пальцы отказывались твердо держать ручку, и почерк о. Леонида утратил из-за этого былую каллиграфичность. Писать от руки он почти полностью прекратил, разве что надписи на фотографиях да короткие заметки, и до конца жизни выходил из положения с помощью пишущей машинки.

После «Ледяного похода» священник Л. Викторов отступает с армией через Забайкалье и к началу 1921 г. оказывается на Дальнем Востоке. Здесь он, не оставляя обязанностей военного священника, поступает под духовное попечение епископа Владивостокского Михаила и возводится в сан протоиерея.

В 1920 г. о. Л. Викторов овдовел. 28 марта 1921 г., находясь в поселке Раздольное (чуть южнее Никольск-Уссурийска), он получил телеграмму из Томска с сообщением о том, что матушка Мария Арсеньевна «умерла тифом прошлом году»[8]. Долгое время о. Леонид не имел о ней сведений. Теперь же, осознав обрушившуюся утрату, он сделал следующую запись на роковом телеграфном бланке: «Последняя надежда пропала…Твори Бог волю Свою» [9].

С мая 1921 г. на Дальнем Востоке стало особенно неспокойно: сначала успешное выступление против красных немногочисленного соединения бывших каппелевцев, затем - приход к власти Временного Приамурского правительства С. Д. Меркулова. Наконец, с 10 августа 1922 г., правителем Приамурского Земского края - последнего оплота белых в России - становится генерал М. К. Дитерихс [10]. Верные ему войска получили наименование Земской Приамурской Рати, а протоиерей Леонид Викторов был назначен их Главным военным священником.

Именно в эти напряженные дни могло произойти знакомство о. Л. Викторова - будущего епископа Харбинского и Маньчжурского Никандра - со всеми тремя его предшественниками по харбинской кафедре. 22 сентября 1922 г. в Никольск-Уссурийске состоялось совещание епископов, обсуждавшее вопрос о созыве Дальневосточного Поместного Церковного Собора [11]. В совещании этом приняли участие назначенный на временную Харбинскую кафедру архиепископ Оренбургский и Тургайский Мефодий, а также епископы Мелетий (Забайкальский и Нерчинский) и Нестор (Камчатский и Петропавловский), которые впоследствии станут в Харбине правящими митрополитами. Поскольку иерархи, среди прочего, обсуждали вопрос участия в Соборе военного духовенства, трудно предположить, чтобы протоиерей Л. Викторов - главный военный священник - не был приглашен на это совещание.

Однако, Дальневосточный Поместный Собор не мог состояться в намеченный срок (с 22 октября 1922 г.). В конце октября Земская Рать вынуждена была прекратить сопротивление и отступить на территорию Китая и Кореи. В прощальном указе от 17 октября генерал М. К. Дитерихс писал: «Силы Земской Приамурской Рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы одними кадрами бессмертных героев Сибири и Ледяного похода, без пополнения, без патронов, решили участь Земского Приамурского края. Скоро его уже не станет. Он как тело - умрет. Но только как тело. В духовном отношении […] он никогда не умрет в будущей истории возрождения Великой Святой Руси» [12].

Вместо предполагавшихся соборных заседаний, в октябре 1922 г. о. Леониду было уготовано иное - заботы о судьбах паствы и подопечного ему духовенства. В рапорте на имя Высокопреосвященного Мефодия архиепископа Харбинского и Маньчжурского, направленном в начале 1923 г., о. Леонид писал: «При оставлении Владивостока мной было сообщено военному духовенству о тех тяжелых перспективах, какие на чужбине ожидали каждого из нас и поставлен вопрос о свободе выбора решения каждым священником. Часть духовенства после этого осталась в гор. Владивостоке, часть заявила о желании следовать с частями Рати за границу и разделить общую судьбу.

[…] При таком положении не оставался без внимания православный пастырь. К нему обращались со своими нуждами духовными и с одним настойчивым вопросом: будет ли православное богослужение в языческой стране и когда. Пришлось пойти навстречу этому желанию и запросам массы с нарушением, быть может, того обычного порядка благочиния и дисциплины, в каких издавна воспитывались» [13].

Дело в том, что в ожидании епископского разрешения на право совершения богослужений в чужой Харбинской епархии, о. Леонид, действуя в интересах паствы и духовенства, принял решение самостоятельно, возложив его на свою иерейскую совесть. В результате, для беженцев были организованы богослужения в китайских городах Хунь-Чуне (здесь их лично совершал о. Леонид), Ян-Ци-Гане, Гирине и корейском городе Гензане. Повсюду для этого были оборудованы достойные помещения. Насколько это было своевременно и душеполезно, становится очевидным из страшной «статистики», приведенной в вышеуказанном Рапорте о. Леонида: за два с небольшим месяца беженских мытарств (в холоде, голоде, без крыши над головой) в одном только Гензане «открылось целое кладбище, где схоронено более 300 русских детей» [14].. Заботами о. Леонида все они отошли в мир иной по-христиански.

Особой заслугой о. Леонида и его сподвижников было сохранение в условиях военного лихолетья Св. Антиминсов (они имелись у каждого военного священника). Как известно, без них невозможно совершение Божественной Литургии. Доставление же их в Маньчжурию, когда связи с Россией и другими центрами Православия осложнились, имело исключительное значение для храмоздательства в Харбине и по всей линии КВЖД.

В 1946 г., подводя итоги невзгодам военной и беженской жизни, о. Леонид (тогда уже архимандрит Никандр) говорил: « Памятно первое посещение Харбина в Великом Посте 1923 г. Не могу молитвенно не вспомнить отзывчивого приснопамятного протоиерея о. Леонтия Пекарского - настоятеля собора. Он пригласил меня принять участие в Пассии и мне, совершенно чужому и неизвестному ему священнику, говорит в конце: «- Быть может, Вы, батюшка, побеседуете с богомольцами, а я послушаю». Я поблагодарил о. Леонтия за доверие и сказал, что особенно не готов к беседе, но с Божьей помощью расскажу о страданиях нашего Господа. Тогда нас сама жизнь достаточно к этому подготовила» [15].

Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

3. Священническое служение в Харбине

Архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий радушно принял священников-беженцев и всех устроил в своей епархии. Особой чести сразу же удостоился молодой протоиерей Л. Викторов: в 1923 г. он был назначен на должность проповедника Градо-Харбинского Кафедрального Собора[16]. Снискать эту честь было нелегко, ведь тогда в Харбине уже находились многие маститые российские проповедники с академическим образованием и высоким церковным авторитетом. Достаточно назвать только из числа академистов бывшего настоятеля Екатеринбургского Кафедрального собора протоиерея о. Иоанна Сторожева, бывшего настоятеля Собора в Благовещенске протоиерея о. Николая Вознесенского (впоследствии архиепископа Хайларского Димитрия), а также протоиереев о. Петра Рождественского и о. Аристарха Пономарева. Оказаться замеченным и выделиться на столь внушительном фоне помог выдающийся дар слова, помноженный на блестящее образование.

В 1925-1927 годах о. Леонид временно выехал из Харбина. Скончался его друг и бывший сослуживец по Пермскому Собору о. Николай Березин, и о. Леонид откликнулся на приглашение прихожан заменить его на посту настоятеля Александро-Невской церкви в г. Ханькоу.

Вернувшись в Харбин в 1927 г., о. Леонид непродолжительное время служил в Алексеевской Церкви на Зеленом Базаре и вскоре был перемещен в Свято-Николаевский собор, с зачислением на должность ключаря. В середине тридцатых годов, после кончины о. Леонтия Пекарского, протоиерей Леонид Викторов становится настоятелем Кафедрального Собора и членом Епархиального Совета.

Наряду с исполнением трудоемких обязанностей соборного настоятеля, о. Леонид с увлечением занялся законоучительством в учебных заведениях Харбина, а также многими другими формами церковно-просветительской деятельности. Он ежегодно участвовал в Великопостных религиозно-нравственных чтениях при Благовещенской церкви Подворья Пекинской Духовной Миссии, возглавлял цензурирование церковных изданий, входил в состав епархиальной комиссии законоучителей.

С момента открытия в Харбине Богословско-пастырских курсов, действовавших по программе 5 и 6 классов Духовных семинарий (1927 г.), о. Леонид ведет там активную лекторскую работу.

В 1934 г. в харбинском Институте Св. Владимира открылся Богословский факультет с четырехгодичным циклом обучения. С первых дней существования факультета и вплоть до его закрытия о. Л. Викторов состоял в нем доцентом, читавшим курс Священной истории Ветхого Завета[17].

Впрочем, главной своей заботой о. Леонид считал законоучительство, в том числе в учебных заведениях ХСМЛ (Христианского Союза Молодых Людей). Здесь его сотрудниками в разное время были о. П. Рождественский, о. С. Новосильцев и др., но основной фигурой всегда оставался о. Леонид.

Законоучительская деятельность о. Леонида, как и других законоучителей Харбина, не сводилась к преподаванию Закона Божьего. Перед началом занятий совершались молитвы, Великим Постом учащиеся ХСМЛ говели, исповедывались и причащались в Кафедральном Соборе, по праздникам служились молебны, выпускникам на торжественном акте вручались именные экземпляры Св. Евангелия. Иначе говоря - все происходило так, как в условиях дореволюционного жизненного уклада в России.

Высокий педагогический престиж ХСМЛ в Харбине считали неоспоримым. Вместе с тем, в определенных кругах к нему сохранялось настороженное отношение. Так, архиепископ Мефодий в 1927 г. писал: « Союз не ведет пропаганды какого либо определенного вероисповедания, но его идеология есть та же равноценность всех вероисповеданий и полного вероисповедного или конфессионального безразличия. Юношество, входя в идейное общение с ХСМЛ, не может не подчиняться в той или иной мере идеологии Союза и не воспитать в себе зачатков конфессионального безразличия: пользующиеся благами Союза, в силу своей простой деликатности, ставят себе в обязательство делать со своей стороны те или иные уступки идеологии Союза» [18]. Поэтому-то Владыка Мефодий и направил в гимназию ХСМЛ о. Леонида, проницательного и красноречивого законоучителя, в надежде на то, что он сможет поддержать и упрочить там истинно православную атмосферу

Годы японской оккупации Маньчжурии (1932-1945) были для ее обитателей особенно тревожными. В этот период, чтобы сохранить независимость Церкви от мирских стихий, духовенству приходилось, в буквальном смысле слова, лавировать между эмигрантскими организациями и группировками различной ориентации. Все они состояли из верующих людей и каждая стремилась перетянуть духовенство на свою сторону.

А чего стоит один только эпизод с языческой богиней Аматерасу, статую которой японская власть безуспешно пыталась водворить для поклонения в харбинские православные храмы! Сопротивление этому требовало от находившихся в Харбине архиереев и от настоятеля Собора о. Л. Викторова стойкости, выдержки и чрезвычайно крепких нервов.

Было из-за чего поволноваться и в момент выхода Харбинской епархии из-под юрисдикции Зарубежного Синода и вхождения ее под юрисдикцию Московской Патриархии. Заявлено об этом намерении было летом 1945 г., еще до официального вступления СССР в войну с Японией. Японское начальство, на фоне своих военно-политических неудач, было особенно разъярено этим смелым поступком русского духовенства. Разумеется, наибольшему риску в этом деле подвергали себя его инициаторы - архиепископ Нестор и правящий митрополит Мелетий. Но и настоятелю Кафедрального Собора протоиерею Л. Виктору могло очень непоздоровиться, когда в подведомственном ему храме за богослужением началось возношение имени Святейшего Патриарха Московского.

Приход в Маньчжурию Советских войск был воспринят о. Леонидом двойственно. По Харбину прокатилась волна арестов, и он, как бывший каппелевец, вполне мог опасаться репрессий. Вместе с тем, как русский человек, он не смог скрыть глубокого восхищения героями-победителями и не хотел таить овладевших им патриотических чувств. Подобную позицию занимало тогда подавляющее большинство харбинцев. В проповедях о. Леонида и в его выступлениях вне стен храма все более приподнято зазвучала патриотическая тема.

19 апреля 1946 г. состоялось собрание общественности Харбина, посвященное проводам покидающих Маньчжурию частей Красной Армии во главе с маршалом Р. Я. Малиновским. Харбинская газета «Русское слово» писала, что с особенной силой и искренностью на этом собрании прозвучали слова о. Л. Викторова. Он в частности сказал: «Вспоминается канун нашего православного праздника [Преображения Господня]. В небе зареяли самолеты Красной Армии. Какой это был незабываемый момент! Верующие целодневным звоном, как на Пасху, приветствовали родных соотечественников. […] Что же сказать вам в момент разлуки ? Только принести сердечную благодарность. Вы, доблестные бойцы и командиры, возвеличили нашу Родину на такую высоту, на какой она никогда не стояла. Передайте родной земле земной поклон от нас. Да живет в веках вознесенная вами Отчизна!» [19].

Между тем, в Харбинской епархии происходили перемены. В управление ею вступил митрополит Нестор, получивший титул Экзарха Восточной Азии. В делах епархии и Экзархата ему требовался деятельный помощник - викарный архиерей. Зная вдового протоиерея о. Л. Викторова со времен гражданской войны и всецело доверяя ему, Владыка Нестор остановил свой выбор на нем. Отцу Л. Викторову предстояла епископская хиротония.

Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

4. Хиротония во епископа

В п. 3 Указа Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия от 11 июня 1946 г. № 664 говорилось: «Представленного Архиепископом Нестором кандидата в викарии протоиерея Леонида Викторова, по пострижении в монашество, назначить викарием Экзарха с титулом Епископа Цицикарского […] с тем, чтобы наречение и хиротония его во епископа были проведены в Харбине» [20].

Чинопоследование епископской хиротонии и предшествующих ей священнодействий совершалось следующим порядком.

14 сентября 1946 г. в субботу за Всенощной в Скорбященском храме «Дома Милосердия» Митрополит Нестор совершил пострижение в монашество Кафедрального протоиерея о. Л. Викторова. На следующий день за Божественной Литургией состоялось возведение в сан архимандрита новопостриженного инока Никандра.

В субботу 21 сентября, в день празднования Рождества Пресвятыя Богородицы, в Свято-Николаевском Кафедральном Соборе произошло наречение архимандрита Никандра во епископа Цицикарского, викария Харбинской епархии. Первое многолетие священно-архимандриту Никандру «избранному, утвержденному и нареченному во епископа Цицикарского», возгласил Соборный протодиакон о. Никола Овчинкин.

Перед многолетствием архимандрит Никандр произнес пространное Слово. Вот некоторые выдержки из него: «… «Страх и трепет прииде на мя …»(Пс. 54, 6). Да, страх, доходящий до трепета и наполнял и наполняет мою душу, когда я только подумаю о том, к какому ответственному служению в Христовой Церкви призывает меня Господь Бог. […] Склоняюсь под Господню Десницу, земно кланяюсь Вам, богомудрии архипастыри, прошу святых молитв и святительского благословения, да сподобит меня недостойного Пастыреначальник Господь наш Иисус Христос остаток дней моих послужить и потрудиться в Церкви Христовой в архиерейском достоинстве, дабы в час последнего воздаяния, подобно евангельскому рабу, услышать милующий голос Небесного Судии: Добрый рабе и Благий, в малом был еси верен, над многими тя поставлю, вниди в радость Господа твоего (Матф. 25, 21)» [21].

В воскресенье 22 сентября 1946 г., в Свято-Николаевском Соборе, при огромном стечении молящихся состоялось редкое духовное торжество - хиротония архимандрита Никандра (Викторова) во епископа Цицикарского. Хиротонию совершили Экзарх Восточной Азии Высокопреосвященнейший Нестор, митрополит Харбинский и Маньчжурский, архиепископ Димитрий и епископ Шанхайский Ювеналий.

По окончании Божественной литургии Высокопреосвященнейший Владыка Нестор вручил епископу Никандру архиерейский жезл и обратился к нему с напутственным Словом: «Дорогой Преосвященнейший собрат наш во Христе Никандр! Радостно поздравляю тебя и приветствую с восприятием святительского сана. […] Многое возлагается на плечи Епископов, и мы смиренно и покорно несем подчас тяжелый крест архиерейского служения и подвига, но неуклонно следуя по стопам Христа и Его Святых Заветов. […] Избирая тебя в сослужение нам и в помощь нашему церковному управлению здесь, на Востоке Азии, мы руководствовались тем, что тебя знает, почитает и любит православная наша паства, и возведение тебя в сан Епископа ныне встретило полное удовлетворение» [22].

На страницах журнала «Хлеб Небесный» сохранились свидетельства о том, что архипастыри задолго до 1946 г. призывали о. Леонида Викторова к служению в сане епископа. Так, Владыка Симон еще в 1931 г. намечал его своим преемником на Шанхайскую кафедру. Тогда Владыка Симон писал о. Леониду: «Предлагаю Вам занять место настоятеля Гавриило-Архангельской церкви в Шанхае - в надежде, что Вы будете вместо меня епископом Шанхайским» [23]. Позже Владыка Виктор, став архиепископом Пекинским и освобождая Шанхайскую кафедру, также предлагал о. Леониду стать епископом Шанхайским. Предложение стать епископом в Америке поступало и от архиепископа Апполинария Сан-Францисского [24]. Однако, о. Леонид, по силе скромности находя себя малоподготовленным, решительно отклонял сей высокий жребий. Отмечая эти факты, проф. Е. Сумороков в обращении к новопоставленному епископу Никандру, справедливо заметил: «Вы не стремились к этому служению, а оно неожиданно вверяется Вам - значит, есть на то воля Божья» [25].

Церковная общественность Маньчжурии единодушной поддержкой ответила на возведение о. Леонида в епископский сан, зная о его личных качествах и заслугах перед Церковью Христовой. Приветствуя епископа Никандра, ректор Харбинской Духовной семинарии протоиерей о. Симеон Новосильцев говорил: «Харбинская епархия обновляется, получает опытного, испытанного администратора, хорошо знающего приходские нужды и прекрасно знакомого с условиями жизни местного края» [26]. Вторя ему Председатель Харбинского Епархиального совета протоиерей А. Голоскевич свидетельствовал: «В лице Вашем мы всегда имели пастыря учительного, скромного и благорасположенного, полного любви и усердия к Св. Церкви Христовой, к красоте и истовости служения в ней и живой любви к пасомым, к своим прихожанам, ценного законоучителя и администратора, прекрасного проповедника и душевных качеств человека» [27]. Трудно лучше, чем в этих проникновенных словах, охарактеризовать облик новопоставленного епископа.

Крайний слева Протодьякон Семион, (неизв.), возле Никандра о. Василий,
по центру архиепископ Никандр и матушка Томара Васильевна,
крайний справа о. Стефан.
Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

5. Во главе Харбинской епархии

В год хиротонии епископа Никандра никто в Харбине не мог предугадать, что летом 1948 г. с митрополитом Нестором случится беда - внезапный арест и неправый суд, по приговору которого он проведет около 8 лет в застенках ГУЛАГа [28]. Временное управление Харбинской епархией и руководство Экзархатом сосредоточились в руках Владыки Никандра. Последнее обстоятельство (руководство Экзархатом) заставляло его испытывать неловкость, ведь будучи фактически викарным архиереем, он вынужден был отдавать распоряжения архиепископу Виктору Пекинскому - старшему по сану и хиротонии епархиальному архиерею. Такое отступление от церковной этики морально угнетало Владыку Никандра, тем более, что к этому служителю Божию он издавна испытывал глубокое почтение.

В октябре 1949 г. провозглашением КНР завершилась гражданская война в Китае. Ситуация в стране существенно прояснилась, восстановились связи Маньчжурии с Пекином, и Московская Патриархия нашла своевременным урегулировать неразрешенные проблемы Восточно-Азиатского Экзархата.

Что касается религиозной политики, то увы, от новых хозяев страны не приходилось ожидать ничего хорошего. Владыка Никандр и Владыка Виктор отчетливо это понимали. Их согласованная позиция основывалась на том, что в интересах Православия в Китае, пост Экзарха теперь должен занять молодой энергичный архиерей, специально присланный из СССР [29]. Расчет был в том, что китайские власти не решаться перечить «ставленнику Москвы». Однако, в заседании Священного Синода, состоявшегося 17 августа 1950 г., на котором присутствовал архиепископ Виктор, возобладали иные соображения.

Патриаршим Указом от 22 октября 1950 г. № 1170 Экзархом Восточной Азии и Начальником Русской Духовной Миссии в КНР назначался архиепископ Китайский и Пекинский Виктор (Святин), а заместителем Начальника Миссии - епископ Цицикарский Никандр (Викторов) [30]. Тогда же Святейший Патриарх Алексий наградил епископа Никандра грамотой со следующим текстом: «Дано Преосвященному Епископу Никандру Цицикарскому в благословение за усердные труды во славу Святой Церкви» [31]. Тем не менее, Патриаршим Указом судьба Харбинской и Маньчжурской епархии не была определена. Формально ее главой продолжал оставаться находившийся в заключении митрополит Нестор.

17 ноября 1950 г. в Генконсульство СССР в Харбине, для вручения епископу Никандру, поступил еще один указ Святейшего Патриарха, датированный 2 октября 1950 г. № 1344:

Слева направо: о. Василий, неизв., протодьякон Семион (стоит), архиепископ Никандр, неизв., о. Григорий.
Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

ПОСТАНОВИЛИ: В уточнение §2 постановления Священного Синода от 17 августа с.г. Преосвященного Епископа НИКАНДРА (Викторова) назначить Заместителем Начальника Миссии и Заместителем Патриаршего Экзарха Восточно-Азиатского Экзархата, с утверждением за ним титула Епископа Харбинского и Маньчжурского» [32].

Таким образом, с 18 августа 1950 г. епископ Никандр официально вступил на Харбинскую кафедру.

Управлять епархией в это время становилось все более непросто. Годы расцвета ее миновали. Начинался процесс необратимого упадка, противостоять которому было невозможно. И не удивительно. На рубеже сороковых-пятидесятых годов харбинцы - беженцы (духовенство и миряне) оказались во власти тех сил, от которых спасались в начале двадцатых. Теперь же силы эти действовали сообща с «верными учениками» - китайским руководством.

Создавая видимость юридической неразберихи, власти годами затягивали вопрос о правовом статусе Экзархата. В результате, все религиозные объединения в Китае «сформировали союзы и имели представителей в Государственном управлении - кроме Православной церкви» [33]. Во второй половине сороковых годов русские школы на территории Маньчжурии стали работать по советским программам. Восторжествовало «отделение школы от церкви». Законоучительская деятельность была запрещена. Тогда же удар был нанесен по Богословскому факультету и Духовной семинарии. Видя это, епископ Никандр сфокусировал усилия на сохранении церковных традиций, которые пока еще оставались нетронутыми.

К сожалению, в столь опасный для Церкви период, в личных взаимоотношениях Экзарха с Заместителем совершенно некстати возникли трения. Епископ Никандр всегда считал, что «Экзархат - только номинальное представительство Патриархии, а реальное - это епархии Экзархата» [34]. Так он писал в Патриархию. Так же он думал и в тот период, когда сам исполнял должность Экзарха. Поэтому, не колеблясь, он дал указание за богослужениями в харбинских храмах поминать Экзарха только как «Господина», не прибавляя излишнее, с его точки зрения, местоимение «нашего» [35]. Владыка Виктор известил Патриархию, что епископ Харбинский смотрит на Экзарха «как на лицо чисто титулярное, держась изолированно, как чисто русский архиерей, и не принимая никаких мер к китаизации церковной жизни в своей епархии» [36]. Упрекался епископ Никандр и в том, что он «противится пополнению клира своей епархии священнослужителями из числа китайцев, сохраняя приходы для остающихся русских священников» [37]. Всякий русский, конечно же, скажет, что в этих поступках не было прегрешения.

Владыка Никандр, исходя из чинопослушания, не посмел бы противиться «китаизации», ведь она инициировалась лично Патриархом. Он лишь с настороженностью взирал на нее, имея перед глазами печальный опыт «дерусификации» в Шанхайской епархии. Там епископ-китаец Симеон (Дэ), едва вступив на шанхайскую кафедру, проявил шовинистические антирусские настроения и, опираясь на группу единомышленников из числа священников-китайцев, стал делать ошеломляющие заявления: «Руководители Православной Церкви все время придерживались феодальных традиций и […] консервативных методов. Это было причиной, почему в течение двухсот лет Православная Церковь не могла дать обществу ничего активного и привела Православие к непрогрессивному мертвецкому пути». […] Мы несем ответственность за возрождение православной веры в Китае […] Это личное дело китайского народа. […] Под руководством компартии я уяснил, что мы должны точно понять прошлые ошибки в проповедовании и образе нашей жизни» [38]. Ну, чем не лидер «живоцерковников»?!

Опасаясь форсированных темпов «китаизации», епископ Никандр не хотел допустить внесения смуты в свою епархию, стремился гармонизировать интересы верующих китайской и русской национальностей. Он понимал, что Русская Церковь в Маньчжурии в одночасье не может превратиться в китайскую.Вместе с тем, им принимались меры как для оживления миссионерской работы, так и для подготовки китайского клира. Священник о. Дионисий Поздняев - современный исследователь истории Православия в Китае - приводит весьма убедительный факт: «Первым шагом к осуществлению плана создания Китайской Церкви в Маньчжурии было учреждение Миссионерского Попечительского Совета при подворье Миссии в Харбине [39]. Совет подразделялся на отдел кадров и школьный (его задачей было воспитание китайского духовенства), отдел организации православных китайских приходов (он должен был заняться формированием смешанных русско-китайских приходов по примеру Трехречья), отдел патриотического воспитания (заведовал изучением государственных законов и идеологии) и переводческий отдел [40].

Осмотрительную позицию епископа Никандра в вопросе о темпах проведения «китаизации», в конечном счете, поддержал митрополит Николай (Ярушевич), руководитель Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии: "Китайская православная паства малочисленна, богословское образование кандидатов китайской национальности в число клира не всегда стоит на должной высоте. Не являются ли мероприятия по организации Автокефальной Китайской Православной Церкви преждевременными?» [41].

С наступлением лета 1954 г. повод для былых разногласий между русскими Владыками Восточно-Азиатского Экзархата отпал. Решением Высшей Церковной власти намечалось упразднение Экзархата (хоть прежние епархии пока что сохранялись). Архиепископу Виктору было объявлено о необходимости «через посольство СССР в КНР ознакомиться с мнением Китайского правительства о дальнейших формах управления Китайской Православной Церковью» [42]. (Вдумайтесь в подтекст этой формулировки!) Тогда же русскому духовенству в Китае, желающему выехать на родину, было предложено обращаться в Генконсульство СССР для оформления виз [43].

Все это было красноречивым сигналом. Для епископа Никандра стало очевидным, что отныне следует готовить к отъезду из Китая всех русских клириков. Иные проблемы, включая «китаизацию», жизнь отодвигала на второй план.

Слева направо: о. Василий, неизв., о. Яков (на заднем плане),
архиепископ Никандр, протодьякон Семион (на заднем плане).
Фотография из семейного архива семьи Алышевых.

6. Отъезд из Харбина и последние годы на Родине

При подготовке к отъезду из Харбина с неотвратимостью вставал вопрос о маршруте. Куда двинуться - в СССР или, как говорили харбинцы, «за речку» - то есть в страны иного «лагеря». Родину, конечно, любили все, но над многими довлел груз прошлого, болели незажившие душевные раны, не забылись обиды и опасения. Многие оставались идейно непримиримыми или не очень верили в хрущовский «либерализм».

Духовенству было еще сложнее: к мукам гражданской совести добавлялось беспокойство совести иерейской. Всем было ясно, что священников, двигающихся в «западном направлении», скорее всего ожидал переход под юрисдикцию Зарубежного Синода. С другой стороны, в страну с укоренившимися традициями «воинствующего безбожия» харбинских батюшек не слишком тянуло…

Для себя Владыка Никандр твердо решил следовать обещанию, данному в день епископской хиротонии. Тогда он заявил о послушании и преданности Патриарху Московскому Алексию. А вот распорядиться судьбами духовенства ему было очень нелегко. Впрочем, у него уже был опыт действий в подобной ситуации. Напомним, что в 1922 г., при оставлении белыми Владивостока, он предоставил каждому священнику право свободно сделать свой выбор. Вот и сейчас тем священникам, что откликнулись на призыв из Москвы, Преосвященнейший Никандр оказал всяческое содействие и отправил в сентябре 1955 г. большую группу репатриантов, гарантируя им, по согласованию с Патриархией, иерейские и диаконские места в Отечестве. В отношении же тех священнослужителей, что не стремились в Союз, он не стал злоупотреблять своим авторитетом и административными возможностями, ограничиваясь лишь мягкими архипастырскими советами: « Пастыри Православной Церкви никогда не жили обособленно от своей паствы, а всегда жили вместе, разделяя с ней и скорби и радости. Путь для нас в настоящее время открыт и указан. Мы уверены, что по этому пути пойдут и временно остающиеся духовные отцы и верующие миряне. Раздумывать тут долго не нужно. Иного пути у нас нет и не будет. Домой! Ближе к святительскому Патриашему омофору» [44].

Разъезжаясь в разные концы света, харбинцы покидали на кладбищах города дорогие могилы родных и близких. Понятно поэтому, что в четверг 28 апреля 1955 г. на Радоницу на Успенском кладбище Харбина было особенно многолюдно. Присутствовало немало харбинцев, отъезжающих на целину. Вселенскую Панихиду в этот день в последний раз в харбинской истории совершал правящий епархиальный архиерей. Перед ее началом он сказал «Сюда, на кладбище, в этот день Радоницы, пришли проститься со своими умершими сродниками те, кто трогается в дальний путь. Господь их благословляет в их патриотическом устремлении! […] Сейчас как-то невольно сознаешь, что мы имеем единение не только в нашем великом языке, но и во всем нашем историческом прошлом, в нашей вере и религии […] Здесь, на кладбище, нашли вечный покой и строители нашего города, и храбрые защитники и носители славного русского имени в войну 1904-1905 годов, и герои-освободители - бойцы и офицеры Советской Армии. Вечная память почившим!» [45].

В январе 1956 г., на праздник Крещения Господня, епископ Никандр возглавил традиционный Крестный ход и совершил «Иордань» на р. Сунгари. Последний раз архипастырские руки погружали освящающий крест в студеные воды маньчжурской реки… Вернувшись с Сунгари, у себя дома Владыка обнаружил телеграмму из Москвы, предписывавшую ему сроки выезда из Харбина в распоряжение Московской Патриархии. Начались сборы и волнующие прощания.

Готовясь навсегда покинуть Харбин, епископ Никандр, совместно с секретарем Харбинского Епархиального Совета о. Симеоном Коростелевым, опубликовал обращение ко всем верующим Харбинской епархии: «Мы покидаем благодатную землю Китая и возвращаемся домой, на Родину. Мы долго ждали этого дня, ибо всегда оставались русскими людьми. И не только мы одни. Много десятков лет назад тысячи русских людей по воле судьбы и Бога вынуждены были покинуть родную землю. Но где бы ни был простой русский человек, он всегда с любовью и трепетом думал о Родине, где родились и жили его предки, где родился и жил он сам. […] Единственный завет наш оставляем пастве - быть ближе, лицом к нашей Матери-Родине. Мы будем неустанно молиться о вашем скорейшем возвращении на Родину. «Мир оставляю Вам, Мир Мой даю Вам (Иоан. 14, 27)» » [46].

27 февраля 1956 г. в переполненном Свято-Николаевском Кафедральном Соборе Преосвященнейший Никандр в последний раз отслужил Божественную Литургию. Все сознавали, что с его отъездом Собор этот перестает быть Кафедральным. Было торжественно и грустно.

По окончании Литургии, на молебне, причт Собора и Приходской Совет вручили Преосвященнейшему трогательный Адрес. В нем в частности говорилось: «С чувством глубокого уважения, любви и преданности приносим Вам, благостный Владыко, нашу горячую благодарность за благолепное служение, за ту подлинную красоту духа, которым сияет Ваше доблестное стояние на Богом определенном Вам святительском служении» [47].

В этот исторический для Харбина день Преосвященнейшему Никандру сослужили протоиереи Иоанн Заерко и Валентин Барышников, священники Николай Падерин (впоследствии епископ Рио-де-Жанейрский Никандр) и Николай Депутатов, протодиакон Симеон Коростелев и диакон Николай Бродяной.

Простившись со своим кафедральным храмом (что требовало немалого душевного напряжения), Его Преосвященство отбыл на вокзал, где его ожидала огромная толпа харбинцев. Владыка так долго благословлял провожающих, что отправление поезда пришлось задержать. Наконец, экспресс «Пекин-Москва» тронулся от харбинского перрона. Но люди стояли вплоть до виадука, махая вслед уходящему составу…

С отъездом правящего архиерея и православного духовенства на Родину значительно ускорился «великий исход» русского населения из Маньчжурии. Была поставлена последняя точка в существовании русской православной общины Богохранимого града Харбина - уникального, неповторимого, незабываемого, исполнившего до конца свою историческую спасительную миссию под постоянныим покровительством Святителя Николая.

В Москве епископу Никандру было предложено остановиться в Переделкино, в гостевом корпусе Патриаршего Подворья. Каково же было удивление Владыки, когда он увидел, что поздним вечером у ворот Подворья его встречает … митрополит Нестор, только что освобожденный из мест заключения. Встреча двух старцев была умилительной. Оба не могли сдержать слез.

Потом были аудиенции у Патриарха, официальные приемы в Патриархии и, наконец, 8 марта 1956 г. последовало назначение на кафедру Архангельской епархии, занимавшей территорию двух областей (Архангельской и Мурманской) и Коми АССР и простиравшейся от границы с Финляндией до Урала [48].

Однако, вступая на Архангельскую кафедру, епископ Никандр все еще не имел определенного ответа на два волновавших его вопроса: о дальнейшей судьбе Харбинской епархии и находящегося там церковного имущества. Впервые он поставил эти вопросы в письме митрополиту Николаю (Ярушевичу) от 5 мая 1955 г.: «Если моя епархия закрывается, прошу подтверждения сего указом и указаний, кому я имею передать управление и имущество. Если она остается действующей и только под влиянием обстоятельств постепенно свертывается, то и в этом отношении мне необходимо знать, как и что делать и как поступить со святынями, утварью и всем церковным имуществом. А нужно сказать, что имущество большое и ценное» [49].

Удивительно, но вплоть до отъезда Владыки в СССР, «в инструкциях, поступавших из Москвы, ничего на сей счет не говорилось», а советский Консул заявлял, что вопрос о форме управления Китайской Православной Церковью «будет разрешен позднее самим Китайским правительством» [50]. В Патриархии склонялись к мысли о безвозмездной передаче Китаю всего церковного имущества. Так же полагал и Архиепископ Пекинский и делал об этом соответствующие распоряжения. Епископ Никандр, однако, придерживался иной точки зрения. Он считал, что русские святыни должны быть вывезены в Россию. Так он ставил вопрос перед комиссией Московской Патриархии во главе с епископом Илларионом, посетившей Китай в августе-октябре 1955 г. Именно так он лично докладывал по прибытии своем в Москву.

Последнюю попытку настоять на своем он совершил уже из Архангельска в письме на имя митрополита Николая в конце марта 1956 г.: «В управление Архангельской епархией вступил и полагаю, что мои отношения и обязательства к прежней Харбинской епархии окончились. Туда должно быть сообщено о новом моем назначении, дабы поминовение моего имени за богослужениями прекратилось. При отъезде я телеграфно просил Архиепископа Виктора Пекинского временно взять Харбинскую епархию под свое святительское попечение впредь до определения ее положения. В данном случае меня только тревожит судьба православных храмов Харбина и судьба церковного имущества» [51]. Свою позицию Преосвященнейший Никандр обозначил ясно и недвусмысленно: необходимо, чтобы «все церковное имущество, завезенное русскими в Китай, было передано особой Комиссии, назначенной Московским Патриархом, которая вывезет это имущество в Москву, оставив часть для нужд китайского духовенства» [52]. Трудно представить более благоразумное и взвешенное предложение.

Однако, письмо это было «гласом вопиющего в пустыне» и уже ничего не могло изменить. Шел 1956 г., развертывались хрущевские гонения на Церковь. Патриархия становилась все более несвободной в своих действиях. Решения о церковных ценностях в Китае самостоятельно принимались мирскими властями. 30 марта 1956 г. «многомиллионное недвижимое имущество Русской Православной Церкви в Китае было безвозмездно передано государственным властям КНР. Движимое имущество подлежало передаче в собственность Китайской православной Церкви через назначенных китайских священников [53].

Что же касается епархии, то она, после отъезда Владыки Никандра, так и осталась вдовствующей. Епархиальный Совет обращался к епископу Пекинскому Василию (Шуану) с просьбой принять Харбинскую епархию под свое управление. Посетивший Харбин в октябре 1957 г. епископ Василий это предложение отклонил, ссылаясь на занятость делами Пекинской епархии [54]. Таким образом, Владыка Никандр оказался последним епископом Харбинским и Маньчжурским.

Находясь на Архангельской кафедре, Владыка Никандр в феврале 1957 г. был удостоен сана архиепископа, в феврале 1960 г., в ознаменование 45-летия служения Церкви Христовой, получил право ношения бриллиантового креста на клобуке, а 16 марта 1961 г. был назначен архиепископом Ростовским и Новочеркасским [55].

Высокопреосвященнейший архиепископ Никандр почил в Бозе в Ростове-на-Дону 16 августа 1961 года. Отпет по архиерейскому чину и похоронен у алтаря Кафедрального собора Рождества Пресвятыя Богородицы.

Последним составленным им документом оказалось Пасхальное приветствие пастве:

Литература:

1. Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С.55

2. Православный Месяцеслов. Архив семьи Коростелевых.

3. Указ Пермской Духовной Консистории. Архив семьи Коростелевых.

4. Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С.49.

5. Удостоверение о. Л. Викторова. Архив семьи Коростелевых.

6. Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С.55

7. Дамаскин (Орловский) иеромонах. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия: Жизнеописания и материалы к ним.- Кн. 2.- Тверь: Изд-во «Булат», 1996.- С. 82-112

8. Телеграмма о. Л. Викторову от 28 марта 1921 г. Архив семьи Коростелевых

9. Там же.

10 Хвалин А. Восстановление монархии в России. Приамурский Земский Собор 1922 г. - М.: 1993. - С.43, 45, 52.

11. Там же, С. 93.

12. Цит. по Фомин С. «Врач душ и телес». Предисловие к книге: Митрополит Нестор. Моя Камчатка. - Троице-Сергиева Лавра. 1995. - С. 20 - 21.

13. Попов А. В. Из истории Русской Православной Церкви на Дальнем Востоке // Христианство на Дальнем Востоке. Материалы международной научной конференции. - Владивосток: ДВГУ. - 2000. С. 149 - 154.

14. Там же.

15. Хиротония Никандра, епископа Цицикарского. // «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С.55

16. Там же. - С. 49.

17. Калугин Н. П. Высшая богословская школа. // «Политехник». Сидней. 1977. № 10.

18. «Хлеб Небесный». Харбин: 1927. - № 4.

19. «Русское слово» Харбин, 19 апреля 1946 г., № 90 (122)

20. Указ Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия от 11 июня 1946 г. № 664 // «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С. 33.

21. «Хлеб Небесный». Харбин: 1946. - № 9,10. - С.52 - 53.

22. Там же. - С. 56.

23. Там же. - С. 49 - 50.

24. Там же.

25. Там же. - С. 58 - 59

26. Там же. - С. 57.

27. Там же. - С. 58.

28. Разжигаева Н. П. Неугасимая свеча. // «Русская Атлантида». - Челябинск: 2000. №3. - С. 3-11.

29. Свящ. Д. Поздняев . Православие в Китае. Интернет.

30. Там же.

31. Грамота Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия. Архив семьи Коростелевых.

32. Копия Указа Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия от 2 октября 1950 г. № 1344. Архив семьи Коростелевых.

33 Свящ. Д. Поздняев . Православие в Китае. Интернет.

34. Там же.

35. Там же.

36. Там же.

37. Там же.

38. Там же.

39. Там же.

40. Там же.

41. Там же.

42. Там же.

43. Там же.

44. «Русское слово». - Харбин: 21 сентября 1955 г.

45. «Русское слово». - Харбин: 28 апреля 1955 г.

46. «Русское слово». - Харбин: 27 февраля 1956 г.

47. Адрес Преосвященнейшему Никандру. Архив семьи Коростелевых.

48. Там же.

49. Свящ. Д. Поздняев. Православие в Китае. Интернет.

50. Там же.

51. Черновик письма с собственноручными правками епископа Никандра. Архив семьи Коростелевых.

52. Там же.

53. Свящ. Д. Поздняев Православие в Китае. Интернет.

54. Там же.

55. Копии Указов Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия. Архив семьи Коростелевых.

Авторы выражают глубокую признательность Евгении Карловне Коростелевой (Крупка) за ценные советы и предоставление материалов.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС