Гоц, Михаил Рафаилович

1866-1906

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:

В Фейсбуке

ВКонтакте

В ЖЖ

Twitter

Форум

Личный блог

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Михаил Рафаилович Гоц

Гоц, Михаил Рафаилович (1866—1906), народоволец, затем один из основателей Партии социалистов-революционеров. В студенческие годы принял участие в работе народовольцев. Арестован в 1886 г. и после полутора лет тюрьмы сослан в Якутск. Здесь за участие в вооруженном сопротивлении политических ссыльных 22 марта 1889 г. осужден на бессрочную каторгу. В 1898 г. вернулся в Россию, а в 1900 г. эмигрировал. Один из основателей партии эсеров, представитель Боевой Организации заграницей.

Использован материал с сайта "Народная Воля" - http://www.narovol.narod.ru/

Гоц Михаил Рафаилович (псевд. - М. Рафаилов) (1866-1906) - один из основателей и член ЦК партии эсеров. Учился в Московском университете. За участие в народническом движении в 1886 году был арестован и в 1888 году выслан в Восточную Сибирь. За вооруженное сопротивление ссыльных властям в Якутске 22 марта 1889 года (см. Якутская трагедия) приговорен к бессрочной каторге. В 1895 году был амнистирован. В 1900 году выехал в Париж. Вместе с Н. С. Русановым и И. А. Рубановичем издавал эсеровский журнал "Вестник русской революции". В 1902 году переехал в Женеву, где участвовал в издании ЦО партии эсеров "Революц. Россия" и руководил по существу всей работой партии. Умер в Берлине.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. — М.: Советская энциклопедия. 1973—1982. Том 4. ГААГА - ДВИН. 1963.

О. Минор о М. Гоце:

“…Очертить характер всех встреченных друзей было бы слишком долго, но не могу не остановиться еще на одном — Михаиле Гоц.

Он обращал на себя общее внимание. Его задумчивые глаза горели особым блеском. Он всем интересовался, бесконечно много читал, и всегда кругом него группы меняющихся людей. Его особенность — умение заинтересовать других то вопросом философским, то научным, то общественным. Умение быстро понять прочитанную книгу, усвоить и переварить ее далеко не всем дано. Он же обладал им в огромной мере и, наряду с этим, отличался большим практическим умом. Сожители невольно считались с его мнением, ибо оно отличалось всегда разумностью, сдержанностью и целесообразностью”.

О.С. Минор. Это было давно... (Воспоминания солдата революции). Париж. 1933. С.25.

В. Чернов о М. Гоце:

“…Его темные волосы были гладко зачесаны, несколько скрадывая размеры объемистого, более широкого, чем высокого лба. Черные усики и пробивающаяся бородка слегка окаймляли всё его лицо. Его выражение было серьезно и задумчиво; оно могло бы показаться даже строгим, если бы не мягкие складки плотно сжатых губ, обещающие доверчивую и ласковую улыбку. Очень живы и выразительны были темно-карие глаза, — в них просвечивал подвижной и деятельный темперамент.

…Судьба подарила мне лучшего и ближайшего товарища по работе. Я был с ним неразлучен в течение ряда лет, вплоть до первой русской революции 1905 года. Он был мне другом и старшим братом — иного имени я не подберу, хотя отдаю себе полный отчет в том, что и “брат” еще слишком бледное и слабое слово для определения сложившихся между нами отношений.

… В середине или конце ноября 1901 г. ко мне явился человек с необыкновенно живыми и умными глазами и подкупающе милой улыбкой. Это и был Гоц. Мы с ним очень скоро договорились во всем.

“Все, кому выпала удача видеть Гоца в подъемные годы заграничной работы, говорят о нем, как о человеке баснословной работоспособности и энергии. То его встречают спешащим в типографию, то застают корпящим над корректурами то расшифровывающим или зашифровывающим письма из России и в Россию, то бухгалтером, пытающимся сбалансировать наш приходно-расходный бюджет, то “исповедующим” наедине людей, готовых поехать в Россию в качестве “смены” для заполнения брешей в партийных рядах, то ведущим переговоры с разными “друго-врагами”, которых надо превратить в союзников... “Миша-торопыга” — прозвал его ветеран народничества А. И. Иванчин-Писарев. Прозвание “Торопыги” мне не очень нравилось — хотя бы уже тем, что оно отзывалось какой-то суетливостью и беспокойной лихорадочностью. А в Гоце говорило нечто совсем иное: напряженность, жажда достичь в работе максимума.

Сверстники его единогласно свидетельствуют о том, как он еще в молодые годы убежденно и настойчиво твердил всем им свои заветные заповеди-предостережения: “Не надо торопиться... Ждать, пока призовут... Готовиться... Взять всё, что только возможно, от саморазвития, от выработки моральных качеств, которые необходимы для борьбы за идеалы свободы и социальной справедливости... Враг, с которым нам предстоит схватиться не на жизнь, а на смерть, — силен и хитер. Нам должно, нам необходимо быть во всеоружии: всеоружии знания, науки, тщательного исследования тех проблем сегодняшнего и завтрашнего дня, которые история будет ставить перед нами”.

И Гоц ударял рукой по столу, заваленному конспектами проштудированных и штудируемых им книг...

Простота Михаила Гоца сквозила во всём, начиная с внешних мелочей. По-студенчески проста была его квартира, Просто он одевался: в теплые летние женевские дни мы заставали его в неизменной синей кубовой рубашке-косоворотке, с узкой полосой вышивки на вороту и по краям рукавов; в холодные дни он менял ее на серенькую, наглухо, вплоть до самой шеи застегнутую рабочую тужурку.

Просто принимал он гостей, охотно оставлял их у себя запросто позавтракать или пообедать; и тогда становился бесконечно похож за столом на тюремного артельного старосту: стоило посмотреть, как он, вооружась большим ножом и обведя глазами всех присутствующих, артистически делил жаркое по числу участников на почти аптекарски ровные доли. Бывавшие изредка у нас в Женеве гости из “другого” мира, выражали иногда между собой изумление по поводу того, что этот отпрыск богатых финансово-индустриальных кругов жил так, как будто у него в жизни всего и всегда было в обрез.

Гоц был очень наблюдателен и проявлял большую проницательность в оценке людей. Но “и на старуху бывает проруха”. Однажды Гоц встретил меня юмористическим восклицанием: “Сегодня, Виктор, можешь меня поздравить. Ну, и пробрала же меня одна дама — вчера получил письмо”.

— В чем дело?

— Я направил к ней недавно Евгения Филипповича (Азефа). Тот у нее побывал, а через несколько дней получаю от нее письмо: зачем это я направил к ней какого-то отвратительного субъекта, от которого за версту пахнет шпионом? Я ей тогда ответил, что, наткнувшись в юности на такого ловкого шпионского пройдоху, как Зубатов, я знаю, почем фунт лиха, и когда рекомендую человека, то за моей рекомендацией стоит жизненный опыт... И что же ты думаешь, — с веселым смехом продолжал он, — только что получил от нее — это некая Ариадна Тыркова, близкая к центру “Освобождения” — новую отповедь да какую. “Ну, — иронизирует она, — если у вас такая обширная практика общения со шпионами, у вас это могло войти в привычку; но мне перспектива пройти такой же курс отнюдь не улыбается”.

…Михаил Гоц, уже совершенно неузнаваемый, высохший, похожий на живую мумию — у которой жили только одни глаза — передал ему, что выдающийся хирург готов сделать отчаянную операцию, но всё же не безнадежную попытку — спасти его операцией. “Итак, через день я ложусь на операционный стол”...

Операция снятия со спинного мозга опухоли — она оказалась не злокачественной — прошла, как нам передавали, блестяще. Казалось, жизнь победила смерть. Но в незримой приходо-расходной книге его жизни чего-то недоставало. Гоц заснул в санатории, где он набирался сил для новой, свободной от кошмара болезни, жизни. Спал тихо, спокойно. Но — не проснулся”.

В.М. Чернов “Перед бурей. Воспоминания”. N.-Y. Изд. имени Чехова. 1953. С.153-155.

Рубанович о М. Гоце:

“...вот начинаются выборы в Центральный Комитет, по рукам циркулирует неизвестно кем составленный список кандидатов, и во время выборов все, как бараны, подают свои голоса за этих пять намеченных человек. И я говорю: этот Центральный Комитет назначается из Ниццы, назначается больным, лежащим человеком (М.Р.Гоцем – прим. сост.), и если сейчас в Финляндии происходят выборы, то это только формальное "быть по сему". Я и никого не обвиняю: тут нет ни кружковщины, ничего такого, этот человек безупречной нравственности, но политического такта у него ни на грош. Если бы они это понимали, то они никогда не взяли бы в Центральный Комитет этого человека (Е.Ф.Азефа – прим. сост.), не потому, чтобы они ему не доверяли, а просто потому, что как же брать в Центральный Комитет социалистической партии человека, который вам говорит, что "я не социалист"?

…Да, я понимаю, что иначе и быть не может: Как вы хотите, чтобы были свободны выборы? Ведь это невозможная вещь при такой обстановке.

Из показаний Я.Л. И.А.Рубановича ССК по делу Азефа в 1910 г. Цит по кн.: Морозов К.Н. Партия социалистов – революционеров в 1907 - 1914 гг.-М.: РОССПЭН, 1998. С.

В. Зензинов о М. Гоце:

“В лице Михаила Рафаиловича Гоца, брата Абрама, я впервые встретил настоящего и серьезного революционера. Было ему тогда лет 35, но нам он казался человеком уже пожилым. Во всяком случае, за ним стояли позади годы тюрьмы, ссылки, даже каторги. Я разделял то чувство беспредельного уважения, которое к нему испытывал Абрам, а скоро к нему присоединилось и чувство искренней любви, потому что, познакомившись с ним, его нельзя было не полюбить. Но это не значит, что мы с Абрамом относились без всякой критики к его словам — как молоденькие петушки, мы иногда восставали против него и на него наскакивали.

Это происходило особенно тогда, когда он начинал несколько иронически критиковать наши увлечения в области философии, которой мы в Берлине усиленно занимались. Их позитивистическое поколение, старше нашего на 12-15 лет, считало философию излишней роскошью в арсенале революционера и общественного деятеля. Мы же полагали, что под наши революционные чувства необходимо прежде всего подвести фундамент философии и науки. Во всяком случае, знакомство с Михаилом Рафаиловичем Гоцом было для меня важной вехой в моем духовном развитии — и не столько в сфере обоснования моих революционных убеждений (в этом отношении меня уже не надо было ни в чем убеждать), сколько в деле строгого отношения к своим общественным обязанностям. Михаил Рафаилович Гоц до сих пор остался в моем сознании примером твердой, не знающей компромиссов революционной совести”.

В. Зензинов. Пережитое. Изд. им. Чехова. Нью-Йорк. 1953.

В. Чернов о М. Гоце:

“…Когда он умер, самый яркий из героев возобновленной террористической борьбы, Григорий Гершуни, написал: “он был живою совестью партии”.

В.М. Чернов “Перед бурей. Воспоминания”. N.-Y. Изд. имени Чехова. 1953. С.145.

+ + +

В.М.Чернов вспоминал о событиях 1901 г.: “как раз в это время в просторах России политически-действенное народничество сплотилось в объединенную партию социалистов-революционеров. Весть об этом привез за границу вместе с призывом так же сплотиться для служения общему делу - Г.А.Гершуни. По его мысли и инициативе был налажен заграничный идейный центр, в руки которого был передан начатый там, на родине, печатный орган “Революционная Россия”. В его ряды встал и я в качестве “Вениамина партии”, в роли как бы младшего брата замечательного человека того времени, Михаила Рафаиловича Гоца”.

Чернов В.М. Н.Д.Авксентьев в молодости // Новый журнал. Нью-Йорк. 1943. Кн. V. С. 347.

Б. Савинков о М. Гоце:

“Я ценил его более, чем кого бы то ни было в партии. В моих глазах Михаил Гоц всегда был и останется самым крупным революционером нашего поколения. только болезнь помешала ему фактически стать во главе террора и партии”"

Б.В.Савинков. Из показаний Судебно-Следственной Комиссии по делу Азефа в 1910 г. Цит.кн.:Морозов К.Н. Партия социалистов - революционеров в 1907 - 1914 гг.-М.: РОССПЭН, 1998.

А. Аргунов о М. Гоце:

“…центром жизни была квартира покойного М.Гоца. Тут была штаб-квартира заграничной организации, тут же был фактически центральный комитет партии”

Аргунов А.А. Азеф в партии с.-р. // На чужой стороне. Берлин-Прага. 1924. Кн. VI. С. 175.

Г. Гершуни о М. Гоце:

“Широкие партийные круги его мало знали. Но для тех, кто с ним сталкивался, он был братом, другом, учителем. Его положение в Партии и отношение к нему товарищей было совершенно особое, исключительное. И это потому, что совершенно исключительным было и отношение его к Партии. ...Его жизнь так сливалась с жизнью Партии, что вне ее жизни для него не было ничего. У Михаила Рафаиловича, перед которым были открыты все блага жизни, не было ничего, кроме служения делу. И этому делу он принес горячее, кристально чистое сердце, крупный политический ум, упорным трудом приобретенные знания, изумительную энергию и необычайную работоспособность.

Но на его долю выпало редкое счастье дать Партии нечто еще большее. Михаил Рафаилович, и в этом вся красота, все обаяние его личности, весь секрет его изумительного влияния на окружающих, был совестью Партии. Это была громадная моральная сила, незримо всегда бывавшая с нами”

[Гершуни Г.А.] Памяти Михаила Гоца // Знамя труда. № 5. 12 сентября 1907. С. 1-2

В. Зензинов о М. Гоце:

“В лице Михаила Рафаиловича Гоца, брата Абрама, я впервые встретил настоящего и серьезного революционера. Было ему тогда лет 35, но нам он казался человеком уже пожилым. Во всяком случае, за ним стояли позади годы тюрьмы, ссылки, даже каторги. Я разделял то чувство беспредельного уважения, которое к нему испытывал Абрам, а скоро к нему присоединилось и чувство искренней любви, потому что, познакомившись с ним, его нельзя было не полюбить. Но это не значит, что мы с Абрамом относились без всякой критики к его словам — как молоденькие петушки, мы иногда восставали против него и на него наскакивали.

Это происходило особенно тогда, когда он начинал несколько иронически критиковать наши увлечения в области философии, которой мы в Берлине усиленно занимались. Их позитивистическое поколение, старше нашего на 12-15 лет, считало философию излишней роскошью в арсенале революционера и общественного деятеля. Мы же полагали, что под наши революционные чувства необходимо прежде всего подвести фундамент философии и науки. Во всяком случае, знакомство с Михаилом Рафаиловичем Гоцом было для меня важной вехой в моем духовном развитии — и не столько в сфере обоснования моих революционных убеждений (в этом отношении меня уже не надо было ни в чем убеждать), сколько в деле строгого отношения к своим общественным обязанностям. Михаил Рафаилович Гоц до сих пор остался в моем сознании примером твердой, не знающей компромиссов революционной совести”.

В. Зензинов. Пережитое. Изд. им. Чехова. Нью-Йорк. 1953. С. 82.

В. Чернов о М. Гоце:

“Михаил Гоц обладал чрезвычайно ясным чутьем и необыкновенно здоровой революционной интуицией. Он не обладал ни яркой организаторской, ни красочной литературной одаренностью или по крайней мере не успел их развить; но глубокая искренность и вдумчивость придавали и его устному, и его литературному слову особый вес и своеобразную выразительность. ...Он не был нечувствителен и к своим первым успехам на этом поприще. И, однако, стоило ему придти к заключению, что кто-то, рядом с ним стоящий, обладает пером настоящего литератора или духовным напором истинного, прирожденного оратора, чтобы он немедленно сказал себе: я лучше возьму себе двойную дозу организационной, административной и даже всякого рода черновой работы, чтобы такой-то, имярек, мог свободно, ничем не отвлекаясь, развернуть свои дарования, как писателя и как трибуна. ...Он был великолепным типом организатора...

Гоц с необыкновенной отчетливостью знал всегда, куда и как он идет; сбои и faux pas были ему незнакомы. Он не разбрасывал своей энергии, а концентрировал ее с редкой выдержкой, систематичностью и целеустремленностью. ...Долгая приглушенность, подмороженность его кипучей энергии там, в сугробах Сибирской каторги и ссылки, тут, на свободе, отозвалась бесконечной напряженностью всей его волевой мускулатуры. Он спешил жить. Эта лихорадочная спешка не была никогда, а даже близко не подходила к ненужной "суетливости". Но она переливалась через края, как из переполненного сосуда, и его родные, оглушенные стремительностью этой спешки и неспособные ее настоящим образом понять, любовно-насмешливо прозвали его "Миша-торопыга”"”

Из черновиков В.М. Чернова. Цит. по кн.: Морозов К.Н. Партия социалистов - революционеров в 1907 - 1914 гг.-М.: РОССПЭН, 1998. С.

Подборка цитат перепечатывается с сайта http://socialist.memo.ru/

Далее читайте:

Гоц Абрам Рафаилович (1882-1940), один из лидеров партии эсеров, брат Михаила.

Народная воля, революционно-народническая организация, образовалась в августе 1879 г.

Земля и воля, тайное революционное общество, существовало в 1870-е гг.

Петрашевцы, участники кружка М. В. Петрашевского (1827-1866).

Южнорусская организация "Народной воли", революционная народнич. орг-ция 1885-1886 гг.

Обращение Исполнительного комитета к американскому народу (документ).

Члены "Народной Воли" и др.

Эсеры (социалисты-революционеры).

Эсеры-максималисты – левая группа эсеровского движения, отколовшаяся от партии социалистов-революционеров в конце 1904 г.

«Бунтарь» – газета, ЦО анархистов-коммунистов-«чернознаменцев».

Литература:

Ленин В. И., Соч., 4 изд. (см. Справочный том к 4 изд., Соч., т. 2, с. 195, 233);

Слетов С., К истории возникновения партии социалистов-революционеров, П., 1917;

Спиридович А. И., Записки жандарма, 2 изд., (X, 1928).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС