Содержание

Ежемесячный литературно-художественный журнал

Основан в январе 1931 года

Воронеж - 2003

Виктор ШАМАЕВ

ВОЗВРАЩЕНИЕ «ХОРВАТА»

В канун дня освобождения Воронежа от немецко-фашистских оккупантов в ряде местных газет нами с М. В. Шетухиным были опубликованы материалы о преподавателе кафедры иностранных языков Воронежского университета. Никитина Е. П. (псевдоним «Хорват») по заданию Воро­нежского управления НКВД работала переводчицей в гес­тапо в г. Воронеже, а позже переехала в г. Курск. Тогда, в январе, другими материалами мы не располагали. Как только не рисовало воображение ее дальнейшую жизнь! Мы могли предположить все, но только не ЭТО! Только не смерть Евы Павловны Никитиной — агента «Хорват» — в тюремной больнице города Курска...

                                                         ***

15 июля 1944 года младший лейтенант государственной без­опасности, оперуполномоченный 2-го отдела УНКГБ по Воронеж­ской области примет от источника «Ани» агентурное донесение следующего содержания:

«26 июня 1944 года, будучи в служебной командировке в горо­де Курске, встретился с бывшей преподавательницей немецкого языка ВГУ Никитиной Евой Павловной, которая в настоящее время проживает в городе Курске. Она рассказала, что находи­лась на оккупированной немцами территории, работала у них переводчицей, писала им научные труды.

На вопрос, почему она не приезжает в г. Воронеж, последняя ответила, что в Курске лучшее».

Через месяц, 15 августа, Курское управление НКГБ получит из Воронежа пакет с грифом «Совершенно секретно», в котором находились два листа бумаги. На первом, препроводительном, было напечатано:

«При этом направляется агентурное донесение источника «Аня» от 15/VII-44 года на Никитину Еву Павловну, прожива­ющую в г. Курске, для оперативного использования».

И далее от руки дописано:

«Другими данными не располагаем».

В то время Воронежское управление, действительно, просто не могло располагать другими данными, потому что еще в 1942 году, в связи с приближением линии фронта, одни документы были уничтожены, а другие, в том числе на агентуру, были отправлены на хранение в один из городов Сибири. Знал ее лично только опе­ративный сотрудник, с которым она контактировала, для других же, в том числе и для руководства, она была известна лишь как агент «Хорват».

У обывателей бытовало да и сегодня бытует мнение, что орга­ны НКВД-НКГБ, получив информацию, тут же «хватали и сажа­ли».

В Курске, получив донесение, приступили к его оперативной разработке. Поднимались архивные, архивно-следственные и уго­ловные дела, донесения агентов и осведомителей. По крупицам, на протяжении более полугода, собирался материал.

Обратимся к пожелтевшим страницам архивного дела:

«Никитина Ева Павловна работала вместе со мной в Кур­ской Горуправе переводчиком. Она из Воронежа, откуда ее при­везли немцы в Курск на автомашине. Она сразу же устроилась в горуправе и работала до последних дней ее существования. По ее словам, она работала в Воронеже в гестапо, часто ездила на машине с начальником, и в этой же машине возили наших рус­ских на допросы и расстрелы».

Алиева. 2/VIII-1943 г.

«...В августе 1942 года в бюро переводчиков горуправы стала работать некто Никитина Ева Павловна, приехавшая из захва­ченного немцами города Воронежа. В отношении названной Никитиной Е. П. бургомистр Смялковский сказал мне, что она принята по особой рекомендации лично начальника гестапо».

Из показаний арестованного Кепова А. Г., заместителя бургомистра г. Курска, 3/VI-44 г.

«... В августе 1942 года в г. Курск в общежитие гестапо была привезена из Воронежа женщина лет 35-40, высокого роста, очень худая. По указанию офицеров гестапо этой женщине в по­мещении гестапо была предоставлена отдельная комната, и она в течение нескольких дней питалась вместе с офицерами геста­по, Эта женщина говорила о себе, что она преподаватель ино­странных языков в Воронежском университете. Через несколько дней после ее приезда из Воронежа была привезена мебель и ее отец-старик. После чего ей предоставили квартиру по ул. Дзер­жинского».

Тополь. 21. VIII. 44 г.

Газеты тех лет, справки, объяснительные, протоколы допросов и многие другие источники помогали постепенно восстановить цепь событий из жизни Никитиной Е. П.

Ева Павловна Никитина родилась 12 апреля (30 марта) 1905 года в городе Юрьеве Лифляндской губернии (Тарту, Эстония).

Ее отец, Павел Федорович, был инженером-строителем, сыном священника Белгородского уезда Курской области. До революции несколько раз был за границей, преимущественно в Германии, кроме того, около двух лет прожил в Англии.

Мать, Елизавета Ивановна, дочь сельского трактирщика под Юрьевом, по национальности полунемка-полуэстонка. По паспор­ту, по культуре, языку и мировоззрению настоящая немка. Педа­гог. После смерти отца она с матерью содержала в г. Юрьеве меб­лированные комнаты с пансионом для студентов, где и познако­милась со своим будущим мужем.

Ввиду многоязычной обстановки в Прибалтике Ева заговорила сразу на трех языках: немецком, эстонском и русском. По удель­ному весу в ее детстве немецкий язык являлся родным, поскольку дома разговаривали только на немецком языке.

В Воронеж переехали вместе с университетом в 1918 году. Здесь она училась на филологическом факультете, затем поступи­ла на «Курсы новых языков» на отделение французского языка. С 1925 года работала преподавателем высшей школы в Воронеж­ском госуниверситете. Здесь же, в университете, работал инжене­ром ее отец. 16 июня 1926 года закончила курсы и получила ква­лификацию коммерческого корреспондента. В этом же году мест­ком ВГУ выдал ей билет члена профсоюза. В тридцатых годах персонально преподавала немецкий язык секретарю Воронежского обкома ВКП(б) Варейкису И. М., английский — заместителю начальника политотдела Ю.-В. ж. д. Рогозинскому. Как переводчик привлекалась к работе с иностранными специалистами, приезжав­шими в Воронеж из Америки и Германии.

Семьдесят лет назад, 1 октября 1932 года в Воронежском госу­дарственном университете была создана кафедра с кабинетом иностранных языков, которая через 30 лет будет преобразована в фа­культет романо-германской филологии. Иностранные языки стали учебной дисциплиной, обязательной для всех студентов. Выбор языка проводился в соответствии с рекомендациями профилирую­щих кафедр, при этом ставилась задача овладения тем языком, на котором печаталась литература по избранной специальности. Сту­денты не только занимались переводами специальной литературы, но и принимали активное участие в вечерах иностранных языков. Судя по репортажам в университетской газете, которые публико­вались в том числе и на немецком языке, наиболее удачно прошли вечера весной 1941 года. Прекрасно убранный зал. В центре; на плакате, слова Гете «Wer die fremde Sprache nict kennt, weiss nichts von seiner eigenen». В вечере принимали участие не только студенты и преподаватели, но и иностранные рабочие. Пение, де­кламации и т. д. исполнялись только на немецком языке. Как со­общала газета ВГУ «За научные кадры», «большую помощь и заботливость в проведении вечера оказала кафедра иностранных языков и в частности т. Никитина...».

Ева Павловна Никитина не только учила студентов, но и про­должала учиться сама в Первом Московском государственном пе­дагогическом институте иностранных языков (экстерном), на этот раз изучая английский. В зачетке — только отличные оценки за 1940-1941 год...

Шла весна сорок первого года, с любовью, мечтами, надежда­ми. Но все это будет перечеркнуто войной.

Прощай, прощай, прощай,

Детство с чистыми глазами!

Прощай, прощай, прощай!

Впереди — войны экзамен.

И не сдать его нельзя.

За Отечество в ответе,

Добровольцами, друзья,

Мы уходим на рассвете.

Эти слова из «Танго Победы» мы услышим десятилетия спу­стя. А в том 1941 году студенты и преподаватели просто уходили на фронт. Уходили, в большинстве своем оставшись навсегда в глазах матерей с прощальным взмахом руки.

Но помимо линии фронта, неумолимо приближавшейся к Во­ронежу, был еще и незримый фронт.

Летом 1942 года вместе с войсками немецко-фашистской армии к воронежской земле подошли и специально созданные гитлеров­ские разведывательные и контрразведывательные органы. В селе Сомове Землянского района разместился крупный разведыватель­ный центр при 2-й немецкой полевой армии — «Абвергруппа-105» под кодовым названием «Визель» во главе с кадровым гитлеровским разведчиком Рудольфом Корзиком. Ее разведывательно-пе­реправочный пункт «Мельдекопф Бруно» под условным наимено­ванием «Оппель» обосновался в селе Хохол с разветвленными пунктами в селах Костенки, Дмитриевка, Ендовище, Петино, Но­вая Ольшанка, Семилуки и в других местах. Возглавлял его про­фессиональный гитлеровский разведчик Шульц. В селе Гусевка Нижнедевицкого района под руководством В. А. Власова сформировалась школа по подготовке фашистских шпионов. В селах Де­вица и Севастьяновка работала тайная полевая полиция (ГФП). В разведывательно-диверсионной и контрразведывательной деятель­ности на территории Воронежской области активно работала ди­визионная группа «Фогеляйн», в состав которой входили 114-й полицейский полк, охранный полк СС и другие подразделения общей численностью более 7000 человек. Разведывательно-дивер­сионной деятельностью занимались и спецслужбы 2-й и 6-й немец­ких, 2-й венгерской и 8-й итальянской армий, а также разведорганы войсковых частей и соединений.

Разнообразен спектр задач, решаемых воронежскими чекиста­ми в эти годы: подготовка и переброска в тыл противника разве­дывательно-диверсионных групп, подпольщиков, разведчиков; борьба с агентурой крупных специальных, секретных служб Гер­мании.

Одной из основных и наиболее сложных задач контрразведы­вательных органов УНКВД было изучение структуры, руководя­щего состава, задач и функций конкретных разведывательных и карательных органов и подразделений Германии на воронежском направлении.

Решение этой задачи реализовывалось, в том числе, путем внедрения нашей агентуры в немецкие спецслужбы, с последую­щим выявлением планов и намерений противника, раскрытием абверовской агентуры. От разведчиков поступала и иная информация, которая в последующем помогала объективно оценить и вос­становить хронику фактов и событий на оккупированной территории, в немецких застенках и лагерях. Часто только благо­даря такого рода информации бывали восстановлены (иногда через годы) добрые имена задержанных, арестованных и казненных советских патриотов.

С позиции сегодняшнего дня дать однозначную оценку, какая информация важнее, вероятно, не представляется возможным. С одной стороны, достоверные и своевременные данные о противни­ке были неоценимы во время боевых действий, но с другой — объективные материалы о конкретных участниках событий, их действительной роли и непосредственном участии в решении локальных разведывательных и контрразведывательных задач также трудно переоценить...

Город Воронеж, будучи разделенным линией фронта на две части, мужественно сражался с оккупантами. Из захваченных ими правобережных территорий гитлеровцы выселили полностью население. Для этой цели в Воронеж прибыл из Курска Особый кара­тельный отряд зондеркоманда «4-А». Город был наводнен карате­лями, полицейскими, которые учиняли грабежи, разбои и жесто­кие казни.

Еве Павловне Никитиной было поручено остаться в городе на подпольной работе. Это было объективно обосновано сложивши­мися семейными обстоятельствами — слепая парализованная мать и сестра с ребенком. Решающую роль при отработке разведыва­тельного задания Никитиной сыграло хорошее знание немецкого языка. Ей ставилась задача устроиться на работу в одну из круп­ных разведывательных структур, которые будут дислоцироваться в городе, или в штаб военного соединения противника с целью выяв­ления кадровых разведчиков, карателей, пособников, а главное — вражеской агентуры, забрасываемой в наш тыл. Потом через связ­ника, который должен к ней явиться, передавать добытые сведения в НКВД. Ей был присвоен агентурный псевдоним «Хорват».

Никитиной, оставшейся в Воронеже, захваченном немцами, вскоре представился случай познакомиться с помощником началь­ника гестапо фон Радецким, который оказался племянником про­фессора Фрейтел фон Лоринговена из бывшего Юрьевского университета, знакомого семье Никитиных.

Гауптшарфюрер (капитан) СС фон Радецкий Вольдемар ро­дился в Москве в 1911 году. Отец его когда-то имел большие чайные плантации на Кавказе. Перед войной бывал в Москве. Владел пятью языками. По данным Центрального архива ГДР, за преступления перед человечеством 8 апреля 1948 года амери­канским судом в Нюрнберге приговорен к 20 годам тюрьмы. По амнистии в 1951 году срок наказания снижен до 6 лет. Был он среднего роста, с голубыми глазами, с дегенеративными чертами лица. Из очень старинной немецкой военной фамилии. Есть не­мецкий марш — «Марш Радецкого».

Воронеж был оккупирован немцами 7 июля 1942 года. 18 дней после этого Никитина Е. П. находилась дома и никуда не выходи­ла, за исключением случая посещения со своим отцом университе­та, где перед войной работала старшим преподавателем — исполняющим обязанности заведующего кафедрой иностранных языков. Отец ее работал там же инженером. Чаще Евы в университет хо­дил отец. Придя однажды домой, он сказал, что немцы хотели бы найти человек десять для оказания им помощи.

24 июля 1942 года они пошли в здание, расположенное напро­тив завода им. Ленина. Там по очереди их пригласил немецкий офицер, как потом выяснилось, фон Радецкий. Войдя в его ком­нату, Ева Павловна на чистом немецком языке назвала свою фамилию, имя и отчество, место работы до оккупации города, сооб­щила о знании нескольких иностранных языков. Радецкий зая­вил: «Мне нужны порядочные люди, которые помогли бы мне произвести чистку города, так как практика показала, что в тех местах, в которых мы это делали не сразу, мы потом имели много осложнений».

Узнав, что имеет дело с научным работником, неожиданно Ра­децкий сказал, что она будет нужна ему в Курске: «Я там обнару­жил один архив, который вы, безусловно, прекрасно разберете». Удивленная таким заявлением, она попросила не делать этого, объяснив семейным положением. 25 июля она вновь прибыла к Радецкому, а уже на следующий день была назначена переводчи­цей в лагерь, через который население Воронежа отправляли в тыл.

Выполняя задание, Ева Никитина познакомилась с теми, чьи имена вызывали страх даже у оккупантов. Это начальник ка­рательного отряда СД СС штурман Август Брух и его подчинен­ные: Эдуард Линд, Фелькер (следователь службы безопасности), Али Циммерман (шофер, немец из Брессбурга, выполнявший роль палача), Пилиц Франс, СС-манн Эдуард Золя (палач), лей­тенант Отт и доктор химических наук старший лейтенант Вейсс (занимавшиеся отбором и вывозом в Германию ценностей и науч­ных материалов университета и других вузов города Воронежа) и другие, которые занимались выселением горожан, расстрелами, казнями через повешение мирных жителей города. После осво­бождения Воронежа на улицах оставались устроенные ими висе­лицы.

Фактически она поступила в распоряжение штурмана СС Ав­густа Бруха — начальника передовой команды службы безопасно­сти СД (гестапо). Здесь, в лагере, вначале выполняла просто ме­ханически переводы распоряжений-инструктажей Бруха, который назначал старших колонн. В инструктаже говорилось без права передачи даже близким родственникам: «Германское командова­ние просит вас по дороге прислушиваться к разговорам и выяс­нять людей с коммунистическими настроениями. Выяснять парти­зан, коммунистов и комсомольцев. При приходе в Хохол сооб­щить о них. И помнить, что это учтется и вознаградится каждому». Понимая, что последствия могут быть трагическими, и имея большой опыт педагогической работы, Никитина стала ис­кать выход. Как-то в присутствии Радецкого она сказала, что ей не нравится один из назначенных старшими колонны. Она чувст­вовала, что от этого молодого развязного человека люди могли ожидать неприятности. Поддержка Радецкого сыграла свою роль, и в последующем Никитина стала привлекаться и для подбо­ра старших колонн. Как неоднократно с сожалением отмечал А. Брух, никто из «проинструктированных» в Хохле доносов не делал.

Неоднократно присутствовала на допросах в качестве перевод­чицы.

По поводу одного из допросов «Хорват» сообщила, что во вто­рой половине августа 1942 года она должна была переводить до­прос арестованной студентки второго курса Воронежского педаго­гического института Пелагеи Сиволаповой (разведчицы УНКВД), схваченной гестаповцами около наблюдательного пункта у линии фронта. Брух бил ее по щекам. Для лучшей развязки языка рядо­вой эсэсовец Эдуард Золя по распоряжению Бруха избивал ее ре­зиновой палкой. На второй день Пелагея заявила, что готова уме­реть за Сталина. Не добившись от нее ничего, девушку расстреля­ли,

На выселение городского населения служба безопасности СД, возглавляемая офицером СС Августом Брухом, определила трех­дневный срок. Для этой цели в Воронеж прибыла зондеркоманда «SК-4а» под командованием известного воронежцам палача фон Радецкого. В помощь ему был срочно сформирован в Хохле и на машинах доставлен в город вспомогательный карательный отряд численностью в 25 человек из полицейских и прочих охотников поживиться награбленным добром. Этим отрядом командовали не­мец Фелькер (следователь службы безопасности гестапо) и на­чальник Хохольской районной полиции С. В. Черепов, родом из того же села Хохол. Вспомогательный отряд прибыл в Воронеж к месту расположения службы безопасности (СД) в дом № 35 по улице Студенческой. Здесь их разбили на команды и направили в город. Хватали всех и все. Женщин, стариков и детей, не способ­ных уходить из города самостоятельно, расстреливали в кварти­рах, во дворах, на улице.

Один из участников череповского отряда М. И. Маковин впос­ледствии показал, что Черепов «страшно старался угодить геста­повцам, творил жуткие вещи». Был случай, когда молодая жен­щина с детьми не могла идти. Ее тут же расстреляли. Больного старика убили в своей постели. В это же время был зверски убит и видный воронежский художник Бучкури, который был не в со­стоянии двигаться по указанному немцами маршруту к местам массовых расправ.

Августовский Воронеж был наводнен карателями. Из города по направлению к селу Хохол, где находились два концентраци­онных лагеря и распределительный пункт по отправке в глубокий тыл местного населения, эвакуированного из правобережной части Воронежа и прифронтовых зон, тянулась лента выселяемых. В основном это были дети, женщины, пожилые люди. Все шли пеш­ком. Шли с утра до вечера по обеим сторонам пыльной дороги.

Однажды Никитина переводила разговор Бруха с работником дома инвалидов Киссельманом. Брух дал распоряжение подгото­вить к следующему дню безнадежных больных. Всех больных и инвалидов (около 500 человек), находившихся в доме инвалидов на улице 20-летия Октября, вывозили на грузовых машинах и около Воронежа расстреливали.

После казни каратели Э. Золя и А. Циммерман вместе с Брухом на глазах переводчицы занимались дележом денег и вещей казненных. В этой партии был расстрелян сын-инвалид профессо­ра Пучковского С. Е. В другой партии была казнена парализован­ная мать Никитиной Елизавета Ивановна. Главный врач дома ин­валидов Мышкина доверительно сказала Никитиной: «Вчера при­езжали к нам немцы, отобрали всех евреев, двух работавших врачей и несколько инвалидов и тут же за кустами расстреляли их. Среди них был известный престарелый и больной доктор Вержбловский».

Агентурные данные «Хорват» о разведчице П. Сиволаповой, погибшей от рук фашистских палачей, о других героях и предате­лях, о патриотах и изменниках, добытые во время проведения до­просов, по важности и значимости вполне сопоставимы с разведматериалами, полученными по существу поставленной задачи.

После проведения кровавых расправ и операций по тотально­му выселению воронежцев из города гестапо и карательная коман­да СД возвратились к месту своей постоянной дислокации — в го­род Курск. Радецкий сказал: «К сожалению, не могу вас оставить при себе по причине вашей болезни (открытая форма туберкуле­за). Но вы мне будете нужны в другом месте — в Курской город­ской управе. Там творится бог знает что: один хочет демократиче­ского правления, другой — восстановления старой русской монар­хии. Я был бы вам благодарен, если бы помогли мне в этом разобраться».

Перед отъездом в Воронеже Радецкий сфотографирует «лей­кой» Еву Павловну. Это будет, пожалуй, один из последних при­жизненных ее снимков.

27 августа по указанию Радецкого «ввиду уменьшения объема работы» Никитина Е. П. убыла на машине гестапо в Курск, где в здании гестапо прожила несколько дней. А вскоре на попутной машине, на которой немцы везли награбленную мебель, привезли и ее отца. Сестра Евы Павловны, по указанию Бруха, была от­правлена в Курск еще раньше.

В Курске Радецкий вызвал к себе бургомистра Смялковского И. А. и предложил устроить Никитину на работу в горуправу в качестве переводчицы. Так со 2 сентября 1942 года она стала ра­ботать в бюро переводчиков, возглавляемом Генриеттой Павлов­ной Блезе. В этой должности Никитина работала вплоть до изгна­ния немцев, т. е. по 6 февраля 1943 года. В основном занималась переводом бумаг (как на русском, так и на немецком языках), диктовала русским машинисткам переводы приказов и распоряже­ний комендатуры, печатала сама на машинке с немецким шриф­том отчеты, переводы, приговоры. Была переводчицей у бургоми­стра Смялковского, его заместителя Кепова А. Г., у заведующего отделом народного образования Морозова.

Помимо основной работы в горуправе с октября по декабрь 1942 года работала преподавателем на курсах иностранного язы­ка, которыми заведовала Егорова Софья Константиновна, а также машинисткой-переводчицей в производственно-продовольственном отделе «ВИКДО» (Виршефтскоманда), ведавшем экономикой в захваченных районах. Его возглавлял доктор Харберт Фрай, быв­ший банкир из Латвии.

Приходилось встречаться и с Радецким. В одну из таких встреч, 9 октября 1942 года, он взял с Никитиной подписку о не­разглашении характера ее работы в гестапо и в качестве перевод­чицы.

Работа у Бруха и тот факт, что мать Е. П. Никитиной проис­ходила из немецкой прибалтийской семьи, позволили «Хорвату» проникнуть в курскую колонию «фольксдойч», установить связи среди высокопоставленных лиц немецкой военной и гражданской администрации.

После освобождения Курска с Никитиной была установлена связь. Ева Павловна дала подробную информацию о зверствах фашистов в Курске и Воронеже, о личном составе карательного отряда СД и разведывательного органа, действовавшего на воронежском направлении. Поскольку она продолжала свою работу как агент «Хорват», чтобы не «засветить» ее, в агентурном доне­сении среди сотрудников гестапо указывается и переводчица Ни­китина Ева Павловна.

От источника была получена ценная информация о руководя­щем и личном составе карательного отряда СД, о формах и мето­дах работы разведорганов, действовавших на воронежском на­правлении, о зверствах и злодеяниях фашистов...

А 3 марта 1945 года, рассмотрев поступившие материалы на Никитину Еву Павловну, начальник отделения Следотдела УНКГБ Курской области вынес постановление о ее обыске и аре­сте. Постановление было утверждено начальником УНКГБ Кур­ской области, а арест санкционирован военным прокурором. 6 марта Никитину арестовали. Через неделю, 13 марта 1945 го­да — первый допрос. Через четыре дня следователь, получив ме­дицинскую справку, вынес постановление о приостановлении следствия по делу на Никитину Е. П., так как она не может сле­довать на допрос и направлена в больницу тюрьмы № 1 г. Курска (обострение туберкулеза легких, сопровождаемое высокой темпе­ратурой).

Допросы возобновились через 4 месяца и 10 дней, 28 июля 1945 года, после медицинского заключения: «Здорова. Может сле­довать на допрос». Сразу шестичасовой допрос.

А 1 августа 1945 года следователь принял постановление о привлечении Никитиной Евы Павловны в качестве обвиняемой по ст. 58-1 «а» УК РСФСР за предательскую деятельность в пользу немцев, что ей будет объявлено под роспись на следующий день. Виновной она себя не признала.

9 августа 1945 года, в 10 часов 30 минут вновь начинается до­прос:

Вопрос: Сколько лет вы являлись секретным сотрудником НКГБ?

Ответ: Секретным сотрудником НКВД-НКГБ я являлась до своего ареста. После изгнания оккупантов со мной была уста­новлена связь, и я продолжала работать под псевдонимом «Хор­ват» .

Вопрос: В своем объяснении в органах НКГБ вы сообщили о том, что, оставаясь на оккупированной немцами территории, вы имели задание о проведении разведывательной деятельности про­тив немцев. Соответствует ли это действительности?

Ответ: Да, соответствует.

Вопрос: Вы выполнили задание органов НКВД?

Ответ: Я считаю, что задание органов НКВД мною было вы­полнено».

Вечером того же дня, в 21 час, Никитину Е. П. ознакомили с материалами следственного дела. В 22 часа 15 минут она заявила, что дополнить по делу ничего не может, никаких ходатайств не имеет.

А на другой день, 10 августа 1945 года, было составлено обви­нительное заключение по обвинению Никитиной Евы Павловны по ст. 58-1 «а» УК РСФСР. В пункте 5 справки отмечалось, что вещественных доказательств по делу нет. Заключение было утвер­ждено помощником прокурора Воронежского военного округа и направлено на рассмотрение Особого Совещания НКВД СССР, с возбуждением ходатайства о применении к ней меры наказания – 10 лет заключения в ИТЛ.

Через месяц, 19 сентября, это следственное дело в числе дру­гих 9 дел возвратили в Курск с предложением о передаче его на рассмотрение в суд.

28 сентября 1945 года Курское УНКГБ вторично направило дело по обвинению Никитиной Е. П. начальнику секретариата Особого Совещания при НКВД СССР со словами: «Никитина Е. П. обвиняется в том, что она, являясь секретным агентом орга­нов НКГБ и будучи в 1942 году оставленной в тылу врага для борьбы против немцев, уклонилась от выполнения задания орга­нов советской разведки...»

Это не художественное произведение. Здесь нет места вымыс­лу. Но глубоко убежден, что воронежские чекисты просто не бы­ли проинформированы об аресте их сотрудницы. Это убеждение базируется на докладной записке УНКГБ по Воронежской обла­сти «О результатах проверки поведения нашей агентуры на окку­пированной противником территории от 14.03.45 г.», продублиро­ванной позже Наркому ГБ СССР генералу армии Меркулову в докладной записке «Об агентурно-оперативной работе УНКГБ по Воронежской области за время Великой Отечественной войны от 22.09.45г.»:

«... Агент «Хорват» — научный сотрудник ВГУ осталась в городе Воронеже по заданию, проникла к немцам на должность переводчицы в СД. Дала нашим органам ценные материалы о структуре и личном составе разведывательных и контрразве­дывательных органов противника. По ее материалам разыскано, арестовано и осуждено 11 участников карательного отряда СД, действовавшего в Воронеже».

А в 4 часа утра 1 февраля 1946 года врачом тюрьмы № 1 г. Курска в присутствии дежурного помощника начальника тюрь­мы был составлен акт о смерти заключенной Никитиной Евы Павловны. В выводах отмечено: смерть произошла от туберку­леза легких активной формы и декомпенсированного миокар­дита...

28 мая 1946 года старший следователь УМГБ Курской области вынес постановление (о прекращении следдела): «Следственное дело № 6814» по обвинению Никитиной Евы Павловны за ее смертью производством прекратить и сдать в архив на хранение. Копию постановления направить прокурору для сведения».

Вот, казалось, поставлена последняя точка в деле Евы Павлов­ны. Следствие прекращено не «за недоказанностью состава пре­ступления», а «за ее смертью». Оборвалась жизнь прекрасной женщины, дочери, сестры, разведчицы, ученой. Прекратил свой бег тот миг между прошлым и будущим, который часто называют жизнью. Но имя ее не осталось в том прошлом.

К 40-летию Великой Победы Леонид Матвеевич Тарасов, воро­нежский чекист и человек, делающий огромную работу «во имя правды и памяти», в своем очерке «Просчет Абвера» (Незримые поединки. Рассказы о воронежских чекистах. — Воронеж, 1985) впервые открыто назвал имя Никитиной Евы Павловны, остав­ленной по ее желанию со специальным заданием в тылу врага.

К 70-летию органов ВЧК — КГБ Тарасов в очерке «В при­фронтовой полосе» (Традициям верны. — Воронеж, 1987) вновь вспомнил ее доброе имя как истинного патриота.

А 18 октября 1991 года в Российской Федерации был принят Закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Новый виток набрала работа по реабилитации ошибочно осужденных, на­чатая правоохранительными органами в шестидесятые годы.

Десятилетие спустя к этой теме обратился писатель, Лауреат Государственной премии Юрий Данилович Гончаров. 31 июля 2001 года он получил из Курска от Шишковой Ольги Леонидовны материалы по архивно-следственному делу Евы Павловны Ники­тиной .

И буквально через две недели на имя прокурора Курской об­ласти Бабича А. Г. в связи с подготовкой публикации о Е. П. Ни­китиной ушло заявление за подписью главного редактора журнала «Подъем» И. И. Евсеенко и члена редколлегии этого журнала Ю. Д. Гончарова с просьбой «проверить архивно-следственное де­ло № П-13940, находящееся в архиве Управления ФСБ Курской области, заведенное в феврале 1945 года на Никитину Еву Пав­ловну, и рассмотреть вопрос о ее реабилитации с выдачей соответ­ствующего документа(справки)».

55 лет спустя после смерти Е. П. Никитиной прокуратура Курской области дала ответ на имя главного редактора журнала «Подъем» Евсеенко И. И. за подписью начальника отдела по над­зору за исполнением законов о федеральной безопасности старше­го советника юстиции В. А. Щепакова:

«Уважаемый Иван Иванович!

Прокуратурой Курской области проверено архивное уголовное дело, хранившееся в Управлении ФСБ по Курской области, в от­ношении Никитиной Е. П.

... Следствие по делу Никитиной велось с грубейшими наруше­ниями процессуального и уголовного законодательства, предвзято и бездоказательно. Несмотря на то, что Ева Павловна с самого на­чала категорически отвергала все обвинения, в деле нет ни одного доказательства, уличающего ее... не проведено ни одной очной ставки, нет других улик.

Будучи переводчиком у немцев, а затем в Курской городской управе, Никитина выполняла техническую работу, тяжких по­следствий от ее службы у немцев государству не наступило. Уча­стия в истязаниях и убийствах советских граждан она не прини­мала, принудительно гражданское население в Германию не уго­няла. В деле об этом доказательств нет. Исходя из этих обстоятельств, мы приняли решение уголовное дело в отношении Никитиной Е. П. прекратить из-за отсутствия в ее действиях со­става преступления и реабилитировать (справку о реабилитации высылаем)...».

Напомним, что в соответствии со ст. 3 Закона РФ «О реаби­литации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года «Подлежат реабилитации лица, которые по политическим мотивам были: п. «д» необоснованно привлечены к уголовной ответст­венности и дела на них прекращены по нереабилитирующим осно­ваниям (п. «д» введен Законом РФ от 03.09.93 г. № 5698-1)». То есть, в нашем случае, в связи с ее смертью. В ответе прокуратуры скрывался как бы двойной смысл: доказательств вины нет, реаби­литирована. Но и доказательств принесенной пользы тоже нет. В этой связи стал понятным ответ Ю. Д. Гончарова на мое обраще­ние к нему: «Юрий Данилович, вы будете продолжать заниматься материалами Евы Павловны Никитиной?» — «Нет. У нас нет до­казательств, что Никитина Е. П. и «Хорват» одно и то же лицо. Да и документов, подтверждающих ее позитивную работу, в силу определенных обстоятельств у нас тоже нет».

Месяцы работы в архиве УФСБ по Воронежской области, де­сятки просмотренных дел, в том числе запрошенных из других архивов, сомнения рассеяли.

Помните ее слова, произнесенные на допросе в Курске 9 авгу­ста 1945 года?

«Вопрос: Вы выполнили задание органов НКВД?

Ответ: Я считаю, что задание органов НКВД мною было вы­полнено».

Для того, чтобы доказать эту святую правду, понадобилось почти 20 лет. Так получилось, что к 85-летию Воронежского гос­университета (сотрудницей которого она была) и к 85-летию ГубЧК — УФСБ Воронежского края (разведзадания которого она выполняла в тылу врага) воронежские чекисты, при активном участии средств массовой информации (книги, журналы, газеты) смогли восстановить доброе имя человека. Не ради юбилейных дат, а во имя правды и памяти.