   |
| |
|
Журнал "ПОДЪЕМ" |
N 12, 2002 год |
СОДЕРЖАНИЕ |
ДОМЕННОВОСТИ ДОМЕНАГОСТЕВАЯ КНИГА
РУССКОЕ ПОЛЕ:ПОДЪЕММОЛОКОРУССКАЯ ЖИЗНЬБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЖУРНАЛ СЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ"ФЛОРЕНСКИЙГАЗДАНОВПЛАТОНОВ |
Владимир ХлумовГрафоманы Но вспять безумцев не поворотить-
В.С.Высоцкий
Глава1. О вреде дурных привычек
Почему к счастью? Да потому, что обладая трезвым умом и цепкой памятью, Петр Семенович неуклонно шагал по жизни, умело обходя воздвигаемые ею хитроумные препятствия. Его автобиография нарастающей поступательной мощью служебных достижений напоминала красочные диаграммы роста валового продукта. Ответственные работники, проверяющие выезжающих за границу, радостно плакали, читая эти откровенные строки, написанные немного старомодным витьеватым подчерком. Коллеги его уважали, о чем он неизменно сам же указывал в своих характеристиках, и это подтверждалось хотя бы тем, что за глаза Суровягина никто не называл никаким дурным словом. Более того, сослуживцы говорили о нем уважительно, неизменно отмечая многие положительные качества. В общем, служебное благополучие Петра Семеновича проистекало из его характера самым счастливым образом. Почему к несчастью? Увы, Петр Семенович страдал полным отсутствием способности к собственным оригинальным идеям, что прекрасно осознавал. Нет, конечно, некоторые мелкие идеи у него были и, кстати, он великолепно их применял на практике, но их было так мало и были они столь невесомы, что абсолютно не могли способстовать его научной деятельности. Слава Богу, Суровягин не выпячивал недостатки наружу, но с лихвой компенсировал их лошадинной работоспособностью и ослинным, в лучшем смысле этого слова, упорством. Не одни штаны были просижены над кандидатской и докторской диссертациями. Довольно рано достигнув высокого административного положения, Петр Семенович приступил к руководству научными кадрами и в них воспитывал аналогичный стиль работы. При этом он добился весьма ощутимых результатов. Но вот чего не мог терпеть Суровягин в своих подчиненных, так это малейшего намека на самостоятельное мышление. В молодости он даже сильно страдал, когда встречал смышленного человека, всячески пытался уязвить, чем-то поддеть, нарываясь на шумную ссору. Когда скандала не получалось, он страдал вдвойне, униженный равнодушием соперника. Его настигала бессоница и ночи напролет приставала к нему, требуя внимания и ласки. С годами болезненное отношение к смышленным людям прошло, но неприязнь осталась. Теперь, если кто-либо в его присутсвии положительно заговаривал о талантливом ученом, он иронически усмехался и приводил нечто скабрезное из его биографии, называя коллегу легкомысленным анархистом, себялюбцем или просто коньюктурщиком. В общем, ничто так не излечивает душевные раны, как высокое административное положение.
Был обычный мартовский день. Петр Семенович бодро шагал на работу. Он любил вот так вот, запросто, пешочком идти в институт, не медленно не быстро, перебирая в уме приятные текущие и предвкушая новые, не менее приятные, события. За каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут он проживал их по несколько раз, подавая в каждом случае под новым углом зрения. А радоваться было чему: это и свеженькая корректура новой монографии, над которой он просидел весь вчерашний день и с удовольствием полистает и сегодня, и воспоминание об одном весьма многозначительном знаке внимания со стороны некоторой особы, так долго не замечавшей его намеков, и сладостное предчувствие надвигающегося юбилея, и конечно, самое яркое, немного пугающее, ожидание близких выборов в академию наук. Да и мало ли что могло еще обрадовать Петра Семеновича, так ловко прыгающего по едва оттаявшей весенней дорожке. Природа, а вместе с ней и Петр Семенович Суровягин, готовились к пробуждению жизни. Но жизнь, к сожалению, состоит не из одних праздников. В ней имеется большое количество мелких и крупных неприятностей. Особенно мелких. С такой вот мелкой, как показалось профессору вначале, неприятностью, он столкнулся этим ранним мартовским утром. В рабочем кабинете, на столе, под небольшой кучкой циркулярных бумаг с приглашениями принять участие в различного рода заседаниях, среди серых отечественных и легкомысленно шикарных заграничных конвертов возлегала толстая, цвета грязной охры, заказная бандероль. Она сразу не понравилась профессору. Первое неприятное впечатление усилилось после того, как он прочел на подколотом квадратике бумаги написанное директорской рукой: "Профессору П.С.Суровягину, для рецензии". Опытным взглядом профессор скользнул по адресу отправителя, написанному крупным детским подчерком и немедленно заключил: графомания. За долгую научную жизнь он десятки, сотни раз сталкивался с такого рода продуктом народного творчества. Чтение всей этой белиберды отбирало уйму времени и не приносило никакого эстетического наслаждения. Конечно, давно прошли те времена, когда ему самому приходилось читать все это от корочки до корочки. Теперь этим занимались его сотрудники из тех кто помоложе. Но все же окончательно от ответственности уйти было нельзя. Среди авторов великих домашних открытий попадались не просто настойчивые, а беспрецедентно настойчивые люди. Получив справедливый разгромный отзыв, они не только не успокаивались, но наоборот, с удесятеренной энергией бросались на институт, а то и гораздо выше. Во все возможные инстанции, вплоть до центрального партийного аппарата, летели письма, исполненные горечи и боли за несправедливый зажим бюрократами-профессорами эпохального научного открытия, имеющего, быть может, ни много ни мало стратегическое оборонное значение для нашего отечества. Естественно, сверху вниз снежным комом сваливались категоричные указания рассмотреть, разобрать, публично заслушать, обсудить и проч. проч. И вот затевалась многодневная волокита дискуссий, семинаров, советов, в том числе и ученых, и все вокруг - какой-нибудь единой теории спиральности галактик, циклонов, социальной истории и придорожного плюща. Теории неизменно подтверждались неоспоримыми доказательствами, которые, как правило подкреплялись установлением телепортического контакта с правительством коммунистической марсианской республики. Все это Петр Семенович прекрасно понимал и собственноручно проверял и правил рецензии перед отсылкой. За многие годы был даже выработан специальный стиль ответов графоманам, напоминающий ответы на просьбы дальних родственников приехать погостить недельку-другую. Профессор перечитал фамилию отправителя - Богданов - и покачал головой. Фамилия ему тоже не понравилась. Петр Семенович вынул содержимое пакета и слегка оцепенел. Обычная рукопись, разве что, может поувесистее чем обычно. Но главная неприятность была в ее запахе. То есть вначале он еще не осознал, что резкий, внезапно появившийся запах сирени, неуместный для этого времени года, имеет своим источником заказную бандероль. Он даже оглянулся на дверь, потом посмотрел в окно, над которым нависали сосульки, и лишь потом принюхался к рукописи. Здесь необходимо объяснится во избежание недоразумений. Петр Семенович страдал слабостью к запахам вообще. Там, где обычный человек ничего не почувствует, Петр Семенович может просто задохнуться. Говорили, что высокую чувствительность к запахам профессор выработал в результате интенсивного курения в молодости и последовавшего острого аллергического заболевания. Так что вполне возможно, запах бандероли был вовсе не таким уж и резким. Но все же в нем легко угадывалось буйное цветение теплых майских вечеров, тоска по которым заедает жителей наших мест бесконечными мартовскими буднями. После первого приятного удара его голова стала наполняться вязкой сладковатой жидкостью вызвавшей легкое головокружение. Во избежание дальнейших осложнений Петр Семенович быстро спрятал рукопись обратно в пакет и рядом с директорской резолюцией надписал: младшему научному сотруднику Мозговому, рассмотреть в недельный срок.
|
© "ПОДЪЕМ" |
|
| |
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
Перейти к номеру:
