Иван ЕВСЕЕНКО
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > МОЛОКО


МОЛОКО

Иван ЕВСЕЕНКО

2010 г.

МОЛОКО



О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.


"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Иван ЕВСЕЕНКО

Битва

Рассказ из цикла «Трагедии нашего времени»

В самом раннем, дошкольное еще возрасте, да и в первые уже школьные годы был Стёпа Колоколыников мальчишкой тихим и даже робким. Чуть затеется где ребячья свара, он сразу отпрянет в сторонy, а то и вообще убежит домой. Но годам к восемнадцати-девятнадцати тишину в робость свою Стёпа оставил и объявился вдруг парнем задиристым и неуживчивым. Завел он себе красную выходную рубашку (куда твой Стенька Разин; его и стали сразу дразнить Стенькой Разиным) и в этой рубашке красовался на любом деревенском празднестве: на свадьбах, на проводах в армию, в пасхальные и престольные, храмовые дни. Но ладно бы - красовался (кто в молодости не любят покрасоваться, позадориться, кому не хочется выказать свою удаль и молодечество на миру, особенно, если хороводятся и глядят на тебя во все глава ровесницы-невесты), а то ведь, выпив рюмку-другую, выметывался Стенька в круг, рвал на груди кумачовую свою рубаху и задирался к любому и каждому:

 - Ну, выходи, кто смелый!

 Поначалу деревенские ребята, которых он понапрасну задирал, тоже распалялись, выбегали в круг и били Стеньку нещадным боем, поскольку он, хоть и был задиристым и крикливым, а в драках не так уж, чтоб и ловким.

Но потом, с годами, ребята на его вызов никак не откликались, сдерживали себя, и вовсе не потому, что не находилось смелых и храбрых, а потому, что с дураком связываться не хотелось. Они так и говорили Стеньке в глаза, принародно. Он взвивался еще сильнее, хватался за жерди и колья, но постепенно затихал и шел до­мой в понапрасну порванной рубахе не битый, не окровавленный, чему кажется, очень огорчался.

Повзрослев, Стенька, глядишь, и вовсе успокоился бы, коль нет ему достойных честолюбивых противников.

И вдруг такой противник объявился.

Наша деревенская девчонка Наташа Онищенко вышла в самой Москве замуж за серьезного возрастного уже парня, Руслана, не то татари­на, не то казаха. Сыграв городскую, не больно многолюдную свадьбу, молодые приехали в деревню, и тут родители Наташи, люди зажиточные и горделивые, решили сыграть для любимой единственной дочери свадьбу повторную, по всем деревенским обычаям и обрядам.

На эту свадьбу был зван и Стенька Колокольников. Он доводился Наташе, хоть и дальним, но все-таки родственником (троюродным бра­том), а в деревне так заведено, что родню, пусть и дальнюю, на праздник, да еще такой, как свадьба, зовут непременно, иначе будет укоризна и кровная обида на долгие годы.

Само собой разумеется, что пришел Стенька в гости в красной свой с косым воротом рубахе. В первые часы гуляния вел он себя достойно и разумно, расплетал даже Наташе на правах брата (иных, более близких братьев у нее не было) косу. Но потом заметно стал беспокоиться, тяжелеть взглядом, пить больше, чем полагалось бы брату невесты. Когда же молодежь, притомившись сидеть за столами, высыпала на улицу и затеяла там танцы под гармошку, баян и магнитофон, он не выдержал, выскочил в круг и, задирая то одного, то дру­гого парня, рванул на груди рубаху так, что посыпались на ней пуго­вицы и закричал свое, излюбленное:

 - Ну, выходи, кто смелый!

В ответ ребята лишь усмехнулись, стерпев надрывные его придирки и крики, и опять же не потому, что не нашлось на всей свадьбе храб­рых и смелых, а потому, что действительно, чего связываться с дура­ком, портить праздник и себе, и Наташе, срамить ее родню перед ли­цом мужа.

Тогда Стенька стал приставать к мужикам постарше, давно жена­тым, остепенившимся, «дружкам», повязанным по обычаю на свадьбе через плечо вышитыми рушниками. Но те и вовсе отмахнулись от не­го, как от назойливой мухи: кричать кричи, а рукам воли не давай.

Больше приставать Стеньке было вроде бы не к кому (остались нетронутыми только старики да мальчишки-подростки), пора бы и успокоиться, танцевать-веселиться, как другие гости, или посидеть где-нибудь в сторонке, пережить хмель, тем более что Наташа не­сколько раз подходила к Стеньке и просила не затевать скандала. Но кровь кипела и играла в нем, глаза совсем одурманились, нали­лись такой яростью, что, казалось, если она не вырвется сейчас наружу, то Стенька упадет посреди круга замертво. И тут он, слов­но впервые увидел мужа Наташи, жениха, молодого татарина или казаха.

 - А ты, косоглазый,- крикнул он ему прямо в лицо,- Руслан Кирибеевич, Одыхманьев сын, почему не выходишь!?

Стенька, ладно, что был драчливым и несносным, а в школе когда-то учился неплохо, и после шкалы библиотечные книжки любил почитывать, так что кое-что знал и хранил в уме.

Наташа, упреждая Руслана, что-то шепнула ему на ухо, должно быть, сказала впопыхах, кто такой Стенька, и чего стоят его кри­ки. Но Руслан, задетый за живое, уже вспыхнул, остановился на­против Стеньки и во всеуслышание на чистейшем русском языке ска­зал:

 -Отчего же не выйти!? Можно и выйти.

И не успела Наташа и остальные гости опомниться, как Руслан снял с себя свадебный пиджак, галстук и рубаху и вышагнул в круг по пояс голый. Глядя на него, все просто ахнули: таким сильным, мощным и натренированным было его тело. Чувствовалось, что оно дано ему не только по природе и рождению, а еще и накачано ежедневными упорными стараниями, что он атлет и спортсмен, может, каратист какой, самбист или боксер.

Стеньке при виде такой мощи и силы (сам-то он щупленький и не­казистый, одно только утешение, что красная шитая по груди крестом рубаха) сразу бы отступить, пойти на попятную и примириться. Но надо было знать Стеньку: на попятную и примирение без боя, без битвы, он не шел никогда - такой характер, доподлинно русский, разинский. Не пошел он и нынче.

Руслан действительно оказался мастером какого-то восточного еди­ноборства. Выйдя в круг, он выбросил впереди себя руки с сабельно острыми ладонями и стал зорко следить за каждым движением против­ника. Стенька, привыкший драться по-деревенски, с широкого заплеч­ного замаха, и на этот раз не изменил своей привычке, размахнулся, сколько можно широко (в плече даже что-то хрустнуло) и пошел на Руслана буром, метя ударить того кулаком в голову. Но Руслан лег­ко уклонился от этого простодушного замаха, передернул сабельно острые свои ладони и вдруг хлестко и отрывисто и с какой-то неимоверной силой достал Стеньку прямо в переносицу. Кровь сразу хлынула у того из раны; рубаха его с красно-кумачовой сделалась алой, но удар Стенька выдержал. В драках он, несмотря на щедуш­ный свой вид, был удивительно вынослив и живуч,

 - Ах, так!- сплевывая кровавую сукро­вицу, заполошно закричал Стенька.- Тогда держись! - и опять в от­крытую, никак не сторонясь и не исхитряясь, двинулся на Руслана.

Второй удар пришелся Стеньке в грудь, перекрыл дыхание, сдавил горло. Жадно хватая широко открытым ртом воздух, он пошатнулся и едва не упал на колени; его ярко-голубые, с сиреневым отливом глаза вдруг сузились и как-то по-татарски скосились. Но и этот удар Стенька все-таки вынес. Он лишь отрезвляюще мотнул головой и, стараясь хотя бы раз ответно задеть Руслана кулаком, сделал навстре­чу ему несколько нетвердых шагов.

Добил Руслан Стеньку с третьего удара, уже не такого сильного и хлесткого, пренебрежительного даже какого-то удара, вялого. Но Стенька от него, безвольно раскинув руки, упал на вспыленную зем­лю ничком и затих.

Можно было ожидать, что сейчас за него заступятся деревенские друзья-товарищи (все-таки своих, наших бьют), но никто за Стеньку не заступился. Подлинных друзей-товарищей у него не было: со всеми он успел перессориться и передраться.

Они лишь, приводя его в чувство, окатили ведром воды, а потом подхватили под руки и отвели домой отлеживаться и умнеть.

Свадьба о Стеньке тут же и забыла, продолжила свое гуляние и веселье. А чего о нем помнить и горевать, когда каждый праздник заканчивается у Стеньки всегда одним и тем же: заполошным криком и побоищем. Все уже притомились от подобной его разинщины.

 - Так ему и надо!- законно гордясь отважным своим зятем, сказал отец Наташи.- Его давно пора проучить.

 Хмельные гости единогласно согласились с горделивым Наташиным от­цом - так и надо! А то, может, и пострашней не мешало бы: положить на плаху да отрубить голову, чтоб другим неповадно было.

Руслан тоже надолго пребывал в беспокойстве. Вымыв измазанные кровью Стеньки в бою руки, оделся и занял место рядом с Наташей. Отваги ему и вправду было не занимать. Это ведь не каждый-любой решится в чужом селе, среди чужого народа выйти один на один с главным их предводителем в красной рубахе. Выйти и победить, не опасаясь, что весь этот народ вдруг сплотится и встанет против тебя неодолимой стеной и крепостью.

 

 * * *

 Отлеживался, приходил в себя Стенька, наверное, недели две или три, а потом, как ни в чем не бывало, пошел на работу (ра­ботал он в образовавшейся на месте колхоза новой сельскохозяй­ственной артели трактористом и комбайнером). Первый раз, что ли, бьют его до полусмерти и свои, и чужие. К тому же Стенька был не злопамятен. Залечив раны, он быстро забывал все нанесенные ему обиды.

Забыл и теперь.

Но летом, когда Наташа опять приехала в отпуск с Русланом, и ее отец затеял по этому случаю родственную беседу-застолье, повторилось то же самое.

Приставать к своим деревенским несговорчивым ребятам и мужикам Стенька на гулянии-беседе не стал, а сразу, как только вдосталь выпил и захмелел, задрался к Руслану.

 - Ну, Мамай Кирибеевич, выходи!- разрывая на груди рубаху до последней пуговицы, заголосил Стенька. - Видали мы такую орду!

 И Руслан опять вышел. Бил он Стеньку в том поучительном бою с какой-то особой жестокостью, старательно и расчетливо бил, выбирая места побольней и позримей. Донельзя искровянил Стеньке лицо, оставив вместо голубых с сиреневым отливом глаз лишь узенькие монгольские щелочки, да и те черноземно-черные, заплывшие ночным туманом. Кумачово-алую Стенькину рубаху Руслан изорвал в клочья (одни только рукава, считай, и уцелели), истоптал ногами и, уходя, бросил поверженному и уже почти бездыханному Стеньке.

 И снова никто из друзей-товарищей не пришел Стеньке на подмогу, не встал плечом к плечу перед грозным соперником, чтоб защитить, если не самого Стеньку, то хотя бы порадеть за родное, отечествен­ное село, все-таки наших, свои бьют. Но не встали. Стенькины друж­ки-товарищи лишь погрузили его на оказавшуюся под рукой бортовую машину и отвезли домой отлеживаться и набираться ума.

 

 * * *

 

Все повторилось и на следующий год, и на последующий, да, кажет­ся, и на третий. Правда, бил теперь Руслан Стеньку уже без прежней злости и жестокости, нехотя даже как-то бил, по привычке, только бы не обижать Стеньку, которому, несмотря на все прежние уроки, очень уж хотелось быть побитым, да потешить гулевую Наташину родню.

А потом года три-четыре подряд Наташа с Русланом в селе не появлялись. То Наташа рожала сына Улугбека (Улушку, как его после стали называть у нас в селе), то навещали они родственников Руслана в Татарии или в Казахстане, то отдыхали всей семьей где-то на юге, заграницей. Руслан оказался парнем изворотливым, предприимчивым, у него было в Москве свое торговое дело - и они могли по­зволить себе такие поездки.

Стенька Колокольников за эти годы тоже неожиданно переменился. Может, действительно поумнел от частых поучений в бит­вах и драках, а может, просто время подошло ему поумнеть и осте­пениться - как-никак уже клонилось к тридцати. Но, скорее всего, перемена произошла в Стеньке оттого, что он, к удивлению односельчан, вдруг взял и женился. Ни одна своя девчонка, зная неспокойный Стенькин характер, за него ни за что бы не пошла, и он нашел себе невесту в дальнем заречном селе Старых Боровичах, куда разбойная его слава пока не дошла, не долетела.

 Жена ему попалась покладистая, ласковая, но характера упорного, строгого. Она где лаской и вниманием, а где строгостью и упорством быстро прибрала Стеньку к рукам. Да Стенька, кажется, и сам хотел прибраться, прильнуть хоть к кому-нибудь под защиту и понимание. В один год забыл он обо всех своих битвах и сражениях, сделался тихим и даже робким, каким был лишь в далеком раннем детстве. Чуть где ребята или мужики заскандалят и примутся махать кулаками, Стенька тут же отпрянет в сторону, а то и вовсе уйдет домой к жене Анюте и недавно только родившемуся сыну-младенцу, Тимофею, Тимошке.

Но вот на четвертый год Наташа с семьей опять приехала в село ( у нее к этому времени еще и девочка родилась – Машенька). Отец соскучившись по дочери, зятю и внукам на второй день по их приез­де созвал в доме богатую хлебосольную беседу. Зван на нее был и остепенившийся, утихомирившийся Стенька с женой Анютой.

Беседа поначалу текла тихо и мирно, гости, привечая в родитель­ском доме Наташу с семьей, заздравно пили и ели, затевали веселые застольные песни, пускались в танцы и пляски. Первым застрельщиком всего был Руслан в зеленой, со стоячим по последней заграничной моде воротником рубахе, которая очень шла и льнула к его смуглому скуластому лицу, к его темно-карым с ночным отливом глазам. Но, распевая песни и искусно танцуя в паре с Наташей, Руслан нет-нет, да и поглядывал на Стеньку, укромно сидевшего за краешком стола (петь и танцевать он был мало охоч, да и необучен) и, похоже, думавшего какую-то свою потаенную думу. В последние годы Стенька стал время от времени так вот тяжело и безысходно, чисто по-русски задумываться. Взгляды Руслана он улавли­вал, но никак на них не откликался, хотя глаз и не отводил, не прятал, смотрел прямо и открыто. Руслан стал нервничать, беспокоиться и вдруг не выдержал, остановился посреди круга и во все­услышанье задел Стеньку, вспомнил старое:

 - Ну, что же ты меня не вызываешь, Илья Муромец !? Или слабо?!

 - Отчего же - слабо?!- прервал свою горькую думу Стенька.- Можно и вызвать.

 Он снял красную рубаху, бережно сложил ее и передал жене, которая решила, что Стенька с Русланом просто решили побороться, померятся силами, и особой тревоги не проявила.

 Когда Стенька снял рубаху, то все гости лишь горестно покачали головами - такой он был щупленький и донельзя изработавшийся на тракторной своей и комбайнерской работе, одни кожа да кости. И лишь кулаки у Стеньки от этой повседневной неразгибной работы гляделись непомерно тяжелыми и сильными. Пудовые гири, а не кулаки. Но вряд ли он что мог сделать ими против искусного бойца Руслана. Помашет, помашет, да опять и падет перед ним на землю ничком, окровавленный и посрамленный.

 Руслан же зеленой своей рубахи со стоячим воротом снимать не стал. Оно и верно, чего ее снимать для минутной всего, победной схватки. Руслан лишь закатал на рубахе рукава и легким, пружинистым шагом выйдя в круг, выбросил вперед остроносыми лодочками ладони, заиграл ими, замелькал перед самым лицом Стеньки. Все ожидали, что сейчас он нанесет ему сокрушимый свой удар в переносицу, и дело будет закопчено. Молодая Стенькина неразумная жена, не сумевшая удержать мужа подле себя, пусть грузит его на какую-нибудь случайную телегу или машину и увозит домой, залечивать раны и окончательно умнеть.

 Но Стенька, к удивлению гостей, жаждавших быстрого окончания боя ( не все еще за столом было выпито и съедено, не все песни спеты, не все пляски станцованы), ловко уклонился от остроносых лодочек Руслана, поднырнул под них тщедушным своим телом и вдруг внахлёст с разворота ударил противника точно промеж глаз. Руслан от неожиданности обронил руки, по-гусиному дернул головой, поте­рял устойчивость и бдительность. Стенька тут же подловил его на этой оплошности, сокрушимо ударил вначале по одной острой скуле, а потом и по другой. Кровь хлынула у Руслана из рассечённых ран на зеленую его рубаху, и та сразу потемнела, сделалась почти чёр­ной.

Но сокрушающие эти удары Руслан выдержал: все-таки бойцом он был закаленным и опытным. Опасно качнувшись назад, он в следующее мгновение опять обрел равновесие, принял какую-то новую бойцовскую стойку и, низко наклонив голову, с гортанным никому из собравшихся непонятным криком пошел на Стеньку. Глаза его были широко (почти на выкате) открыты и превратились из темно-карых в нежно-голубые с сиреневым майским отливом.

Следующий Стенькин удар пришелся Руслану в грудь, между ребер. Он согнулся от него пополам, оборвал боевой свой клич и, пробежав в горячке еще несколько шагов навстречу Стеньке, безропотно упал перед ним на пропыленную черную землю.

Вся ближняя и дальняя родня Наташи тут же бросилась к Стеньке и, если бы не отважная его жена, растерзала бы победителя на месте. Но жена, закрыв Стеньку своим телом, оборонила, сказала разъяренной родне таким голосом и таким тоном: «Только попробуйте!», что мстители замерли на полушаге и отступились, почуяв, что Анюта ради Стеньки ни перед чем не остановится.

 Усмирив разгневанную толпу, Анюта помогла Стеньке надеть рубаху, застегнула ее на все пуговицы и увела целого и невредимого домой, к малому сыну Тимошке.

 

 * * *

 

Отлеживался, обретал заново жизнь Руслан у тестя, наверное, недели две. Тесть советовал ему написать заявление в милицию, чтоб Стеньку за такой разбой и надругательство привлекли к от­ветственности, судили справедливым народным судом. Но Руслан ни­какого заявления писать не стал, а, кое-как залечив раны (и нигде не показываясь на людях), прервал отпуск и раньше времени уехал с Наташей, сыном Улугбеком и дочерью Машей домой, в Москву.

 Деревенские наши сострадательные жители думали, что больше oн никогда в селе не появится. Это ведь каждый встречный-попоречный будет тыкать в него пальцем, вспоминать, как в кровавом побоище его победил тщедушный, малосильный Стенька Колокольников, у которого одно только утешение, что красная шитая крестом на груди рубаха. А каково выносить все эти тайные и явные насмешки Русла­ну - человеку гордому и знающему себе цену?!

 Но он приехал, едва-едва пережив в Москве суровую, морозную зиму.

 И снова повторилось то же самое. Во время беседы-застолья у тестя Руслан не сдержался, задел (и очень обидно) Стеньку и на глазах у притихших гостей, которые никак не смогли остановить его, вызвал в круг.

 Стенька вышел. И с первого же замаха стал бить неудачливого Руслана смертным, беспощадным боем, усмирять чрезмерную его гордыню.

 Случилась битва и на следующий и на последующий год. И каждые раз Стенька бил Руслана при стечении всего честного деревенского народа. Правда, и самому ему доставалось: алой горячей кровью умывался Стенька досыта.

 Похоже, будет битва, побоище между Русланом и Стенькой и в этом году. Наташа уже написала отцу с матерью, что они приедут погостить в день Казанской Божией Матери - престольный день у нас в селе. Битва случится, в этом сомневаться не приходится (кое-кто так даже и с вожделением ожидает ее, чтоб потешиться в престольный, праздничный день), а вот на чьей стороне будет победа, того знать не дано никому.

Но, может, Стенька с Русланом как-нибудь и помирятся. Делить им вроде бы нечего. Да и не малые они уже дети, а серьезные, в зре­лых годах мужики. Дай Бог, чтоб помирились, забыли всю прежнюю кровь и обиды. А то ведь, того и гляди, однажды выйдут в круг и сойдутся в смертельной битве их сыновья, Тимофей и Улугбек...

 

24.08. - 31.08. 2009г.

 г. Воронеж

 

 

 

 

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ



МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев