|
|
Ауэзхан Кодар
Поэт соблазна и тревоги
У Маргариты удивительная судьба, она родилась на Украине, в Луганской
области, Литературный институт закончила в Москве, и вот уже больше 20 лет
живет в Милане, преподает русский язык и литературу. Другая может быть,
давно акклиматизировалась бы, прошла бы аккультурацию и стала бы итальянкой
русского происхождения, но для Маргариты это смерти подобно. Где бы она ни
была, она чувствует себя русской, славянкой, православной. Постоянно бывает
на родине, приезжает туда с детьми, которых воспитывает в любви к русской
речи и русской культуре. За это время у нее вышло в московских и итальянских
издательствах несколько прозаических сборников, она успела стать известным
писателем. Однако при личном знакомстве выяснилось, что она пишет еще и
стихи (а знакомство наше состоялось в Париже, ну, где еще был бы более
романтичный повод подарить свой поэтический сборник, она мне и подарила его
с замечательной надписью «Поэту – от Поэта»). Я тут уже и не знаю – что
брать в скобки, а что писать без всяких скобок, открытым текстом. Сборник
Маргариты Сосницкой назывался «Поэзия» и состоял из стихов, написанных в
разные годы и, наверно, от этого выглядел как альманах, поскольку стихи там
были такие разные, что казалось, они написаны разными авторами. Меня и в
прозе Сосницкой поражало, что ее рассказы всегда были неповторимы, как будто
она не пишет, а импровизирует каждый раз по другому поводу. Мне это
напоминало то «босяцкие» рассказы раннего Горького, то возвышенное
творчество Александра Грина, то заново воссозданные библейские притчи. Так и
поэзия Маргариты привлекла меня метаморфозами через каждые несколько
страниц. Поначалу это стихи романтичной, но как это часто бывает в юности,
чуть грустной девушки, предощущающий трагизм бытия.
Розовых фламинго чужестранней,
Маревей прожилок перламутра,
Пробивается робкое, раннее,
Настороженное утро.
Клювиком долбит скорлупку
Замкнутого ночи яйца
С неизбежностью лютой
Первенца.
Оперясь облаками перистыми
И прорезавши голосок,
Полетит большекрылою птицею
На закат,
чтоб
прийти на Восток.
В этом стихотворении как бы предсказана вся будущая судьба поэтессы. Чем
дальше она удаляется от своей родины, родного края, детства и юности, тем
более явственно в ней проступает национальное начало, или славянская
идентичность – то она ощущает себя скифянкой на горячем коне, укрощающем
степь, то плачет по «исконно снежно-белой Руси», которая стала «кумачово-красной»,
то чувствует себя белогвардейским офицером, навечно застрявшем в Париже.
Здесь особо надо сказать о буйстве красок в поэзии М. Сосницкой и вообще о
любви к многоцветию. Наверное, это чисто женское свойство - любовь к
эстетизации окружающего мира, но у Маргариты все горит и «маревеет». Береза
для нее царевна-лебедь, одетая в снежное серебро, даже на черно-белой
фотографии она видит синие глаза своего деда. Это позволяет сказать, что у
нее не мужской, надрывный патриотизм, а женский, мягкий, нежный,
обволакивающий. И это даже не материнская любовь, а именно женская –
одаряющая, сводящая с ума, как пение сирены. И здесь, наверное, уместно
сказать еще об одной грани поэзии Маргариты – о ее метафизичности или связи
с запредельным миром. Не зря в одном из своих стихотворений она встречается
с самим Сатаной. Ее лирическая героиня способна к контакту с потусторонним
миром, но ей больше нравится мир земной.
От скуки всепознанья я завяну,
А тайное короткой жизни интерес дает,
Суля минуты счастья и победы.
Но, на самом деле, как и всякой женщине, Маргарите хочется всего, она
ощущает себя полубогиней, которая запросто станет Богиней в мире ином. С
другой стороны, это положение полубогини, полуженщины не совсем отрадно для
автора. Видимо, тут сказались и сама экзистенциальная ситуация Сосницкой –
жизнь вне Родины, долгий путь к литературному признанию, отсутствие всякого
надежного статуса.
Полубогиня. Поклоненья фимиам
Нужнее мне озона, кислорода.
Когда ж воздвигнется мне храм
От радостно прозревшего народа?
Полубогиня я пока живу,
Купаюсь, жажду кисти Васнецова,
А час придет и, наконец, умру,
Богиней стану снова.
В самом начале своих размышлений я сказал, что Маргарите дорого всё русское,
но, занимая маргинальное положение между Россией и Европой, она как бы
сводит в себе эти две культуры. В русской поэзии не так уж много поэтов
европейского направления. Русская поэзия в основе своей самобытна,
самостийна. Поэтому и у Сосницкой, хоть и встречаются образы Афродиты,
Сапфо, Пигмалиона и Галатеи, она определяет себя в полемике с ними.
Не жду у морей, не желаю
напева коварных сирен.
Сама песнопенья слагаю
и тем похищаю в плен.
Люблю не Улисса, а лес,
в лесу широко и свободно,
За брата мне зверь здесь,
пусть дикий, большой и голодный.
Вместе с тем, в стихах посвященных России, она далека от идеализации своей
родины, ее многое в ней не утраивает. Она любит Россию, но «странною
любовью».
Родина моя юродивая,
В белом подвенечном саване,
Ты досталася нам изуродованной,
Изнасилованной, в черных ссадинах.
Губы нежные уксусом вымыты,
Крестик сорван со впалой груди,
И мы, дети, в дому твоем сироты,
В мире некуда нам идти.
Россия, которую она могла бы любить, ей кажется потонувшей в катаклизмах
истории. И современной своей родине она не может простить это поражение.
Не могу я любить – ненавижу,
Что сгубила ты силу свою.
И пустила измену под крышу,
И за ненависть трижды люблю.
Вот этот диапазон отношений – от ненависти до любви, заставляет автора
постоянно расширять свой опыт, свои духовные горизонты. И в самом деле, в
эпоху глобализации трудно довольствовать только одной культурой, даже если
она родная. В наше время повсюду происходит сплавление своего и чужого. Но
тут интересно, под каким углом зрения это происходит. В поэзии Сосницкой
примечательно то, что не утихающая в ней полемика с Западом, или европейской
культурой приводит ее к Востоку, в частности, к японской стихотворной форме
хайку. Как известно, это японские трехстишия, которые не рифмуются, но в
каждой строке сохраняют строгий порядок слогов. Идеальная формула хайку
5+7+5 слогов по очереди в каждом стихе. Но главная задача Сосницкой -
чтобы от перестановки мест слагаемых сумма не менялась. А сверхзадача –
сохранить традицию и передать дух древних хайку в наше электронное время,
несмотря на Прокрустово ложе формы. И что самое удивительное, ей это
удается. Но удается чисто формально, в виде стилизации. Этим самым она как
бы отторгает себя от русской традиции, но на деле не пристает и к восточной.
Это особое пространство поиска, эксперимента, растворения в ином. Не потому
ли у нее вырывается восклицание:
О, если б душа
помещалась в хайку –
Как жилось бы легко!
Мое знакомство с творчеством Сосницкой началось с публикации в «Тамыре» ее
хайку.
В лучах солнца
дым благовоний
клубится как будто дракон.
* * *
Трава колышется на ветру –
Всевышний гладит
шерсть земли.
* * *
Ящерицей юркнула молния,
скрылась
в расщелине туч.
Как известно, с эпохи Басё, а это 17 век, содержанием хайку стала пейзажная
лирика. В приведенных мной трехстишиях мы видим великолепные ее образцы.
Конечно, обращение Сосницкой к жанру хайку не уникально, европейские поэты
уже со второй половины ХХ века активно осваивают этот жанр. Но,
представляется, что для Маргариты это скорее способ донести структуру своего
духа – изящную, жемчужную, женственную.
Если подытожить наши размышления, то главное в поэзии Сосницкой – это ее
неповторимый женский взгляд – одаряющий и возвышающий, призывный и
отталкивающий, за все тревожащийся и обо всем пекущийся. И в то же время –
это взгляд личности, оказавшейся на маргиналиях, но и там на обочине, в
сносках и примечаниях, честно выполняющей предназначение поэта – вносить в
мир соблазн и тревогу, которые полны неизведанных смыслов.
Ауэзхан Кодар, член Союза писателей Казахстана, кандидат философских наук
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
