№ 3'08

Лейсян Тимирова

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

СЛАВЯНСТВО

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Лейсян Тимирова

Психолог для Ольги Леонидовны

Психологический очерк

Приятно видеть, как психология все шире входит в жизнь нашего общества. Так и должно быть. Психика современных людей требует профессионального обслуживания. Время такое, что именно психика чаще всего подвергается воздействию экстремальных условий жизни и чрезмерно нагружена повышенными требованиями, исходящими от окружающего мира.

С другой стороны, если мы попытаемся сравнить объем всех социальных институтов и учреждений, занятых сохранностью, здоровьем и красотой тела, со всей деятельностью общества, направленной на сохранность, здоровье и красоту психики человека, разница будет непредставимо большой. Очевидно, что не в пользу психики. Причин такого состояния может быть очень много. Но одна очевидна. Не сформировалось еще у нас представление о приоритете психики человека над физиологической жизнью тела.

Изложенная ниже история иллюстрирует, на наш взгляд, данное положение. Это реальная история хорошей крепкой семьи, которая столкнулась с психологической проблемой матери преклонного возраста и пыталась с ней справиться без помощи профессионального психолога. И только случайное стечение обстоятельств, побудившее психолога к срочному вмешательству в ситуацию, предотвратило беду.

Действительные имена участников этой истории мы сочли нужным изменить. Если эта история заставит задуматься кого-нибудь о сложнейших явлениях в невидимом мире психики, о материнской любви и самоотверженности, мы будем вполне удовлетворены результатом.

ОЛЬГА ЛЕОНИДОВНА

Ольге Леонидовне исполнилось восемьдесят пять лет. Родственников у нее было немало: две дочери, один сын, пять внуков и внучек, семь правнуков и одна праправнучка. День рождения справляли — яблоку некуда было упасть. На поздравления она всем отвечала:

— Слава Богу! Во сколько стукнуло! Зажилась тут. Кому от меня польза? И какой интерес? Пора бы и откланяться по-хорошему, а я все живу, живу… Всем в тягость, для всех обуза.

Близкие люди пылко возражали Ольге Леонидовне. Ей излагали доводы в пользу бесконечного продления жизни и желали жить радостно для счастья родственников. Целовали ее с умилением и говорили разные хорошие слова. Целоваться она соглашалась, а разговор о радостной жизни заканчивался коронной репликой Ольги Леонидовны: «Полно врать-то». Родственники отступались.

Сама она была росту небольшого, суховатого телосложения, строгая на вид старуха. Давление, усталость, бессонница, слабость и тому подобные неприятности, сопровождающие старость, ее стороной тоже не обошли. С такими недомоганиями Ольга Леонидовна сражалась подручными средствами. Ну и врачебными предписаниями не пренебрегала. Успех был переменным. Но с одной своей невзгодой она ничего поделать не могла. В течение последних семи лет Ольга Леонидовна начала слепнуть.

Постепенно и неуклонно ясный день превращался в туманное пятно. Дошло до того, что Ольга Леонидовна могла видеть только освещенный солнцем прямоугольник окна или пятно света от зажженной люстры. Мир сократился до пределов однокомнатной квартиры и редких визитов к врачам в сопровождении детей и внуков.

Врачи предлагали операцию. Могло наступить улучшение процентов на тридцать, но полного восстановления зрения никто не обещал. Родственники посовещались и постановили: операцию делать, и как можно скорее. Ольга Леонидовна воодушевилась до крайности. День и ночь мечтала и готовилась к операции. Это понятно со всех сторон. А еще понятнее, если учесть, что у Ольги Леонидовны от ее слепоты пострадало серьезное и важное, по ее мнению, дело.

В последние годы, пока позволяло зрение, любимым занятием Ольги Леонидовны было обстоятельное уточнение имен, дат рождения, особых деталей и условий жизни каждого из отпрысков. Иной раз она целый день не отходила от телефона, чтобы выяснить, какие кроссовки купили ее правнуку в Когалыме и не дружит ли он с хулиганами. Эти сведения немедленно обсуждались со всеми другими родственниками, которые время от времени тоже учились, женились, что-нибудь собирались купить, с кем-то дружить… Информация накапливалась и умножалась. Она требовала проверки на достоверность, тщательной обработки, осмысления, систематизации и надежного хранения.

Всем известно, что «кто владеет информацией — управляет миром», да смысл утверждения еще не исчерпан и до конца, кажется, не понят. Ольга Леонидовна про информацию, информационные технологии и системы ничего не ведала. Она просто действовала на основе глубокой любви к дорогим ей детям, внукам и правнукам. В ее голове и в сердце все умещались, каждому находилось местечко.

Узнает новость о внучке, которую жених обманул, и целый день сама не своя. Все думает, кого из детей или других внуков послать к той, чтобы разобрались и меры приняли. Здесь приходится обзвонить всех и выяснить, кто чем занят, как себя чувствует, на ходу ли машина и летают ли самолеты по расписанию. Один не может, так другой съездит и разузнает, уж не осталась ли внучка беременной от непутевого жениха, а то что-то недоговаривает и голос вроде изменился. Вот вам и оперативная информация, и эффективное управление.

Для такого дела необходимы ясный ум, отличная память, неуклонная воля, проницательность и дар предвидения. У нее это было. А поскольку мозг Ольги Леонидовны был загружен работой и беспрерывно совершенствовался, умственные ее способности от возраста ничуть не пострадали. Даже наоборот — успешно развивались и крепли. Только слепота мешала как следует заниматься любимым делом.

«И откуда же взяться в этой истории психологической проблеме? — подумаете вы, — скорее всего бабуле нужен хороший офтальмолог. Психолог здесь ни к чему». И у ее близких родственников слово «психолог» не ассоциировалось вообще ни с чем, а тем более — с престарелой Ольгой Леонидовной. Поэтому мы пока о психологической проблеме помолчим.

Как и положено в хорошей семье, родственники сгруппировались и стали решать конкретные вопросы об операции. Старшая дочь Лиля с двумя взрослыми детьми обосновалась в Петербурге. Она уже вышла на пенсию и намеревалась надолго приехать в Уфу, чтобы ухаживать за Ольгой Леонидовной после операции. Младшая дочь и сын жили своими семьями в Уфе, оба работали и делили между собой житейские заботы по обеспечению матери всем необходимым. Пробовали ее переселить к сыну. Эксперимент не удался. Ольга Леонидовна не захотела и вернулась в свою квартиру, погостив там на всем готовом дней десять. Пришлось для нее нанять компаньонку из ее же подруг помоложе. Компаньонке платила младшая дочь. Сын взял на себя оплату всех расходов по медицинскому обслуживанию матери. Сделано было все, что надо делать в таких случаях. И… ничего не вышло.

Неожиданно Ольга Леонидовна категорически отказалась от помощи старшей дочери. С младшей дочерью и сыном беспощадно ругалась, когда они приезжали с продуктами и заводили разговор о современных возможностях офтальмологии. А компаньонка целыми днями пила чай на кухне. Ольга Леонидовна упорно сама мыла посуду и ставила ее рядом с тумбочкой, стирала себе вслепую нехитрое белье и кофточки, махала веником и вытирала пыль, которую она отыскивала на ощупь. Компаньонке приходилось здорово хитрить, чтобы втайне от Ольги Леонидовны ликвидировать последствия ее бурного хозяйствования. И кончилось все тем, что Ольга Леонидовна наотрез отказалась от запланированной операции. Никакие уговоры на нее не действовали. Никаких объяснений своему отказу не давала. «Нет» — и все.

Родные не теряли надежды переубедить Ольгу Леонидовну. Обсуждали, обдумывали, искали подходы. А в это время опекаемая ими мать решала другие вопросы. Сыну на работу позвонила компаньонка и, рыдая в голос, кричала в трубку:

— Боже мой, скорее бегите… Она сама себя отравила. Умрет ведь. Ее на «скорой» увезли. В реанимацию. Напилась чего-то. Я домой ушла на два часа. Вернулась, а ей плохо… плохо… Поезжайте скорее. Мне не сказали куда. Умрет, умрет…

Счастливым обстоятельством оказалась в данном несчастливом случае слепота Ольги Леонидовны. Она все серьезно обдумала и подготовилась к реализации своего замысла. Раздобыла бутылочку сулемы, очень крепкого яда, и спрятала ее в кладовке. А рядом с этим приобретением оказался неизвестной давности флакон с глицерином. Как наступило удобное время для намеченной процедуры, Ольга Леонидовна нащупала заветную посуду, вылила ее в поллитровую банку и развела водой из чайника. Рассчитала, что все успеет до возвращения компаньонки. Да, видно, не суждено ей было такие замыслы осуществить. Вместо сулемы схватила она сослепу флакон с глицерином, что тоже, конечно, не к добру. Но ведь не сулема же. Сулему-то потом нашли и выкинули.

Ольгу Леонидовну в больнице выходили, но не переубедили. На деликатные вопросы она махала слабой рукой и с трудом проговаривала: «Да так уж. А чего ждать? Вот учудила старуха, да чуда и не вышло». И ничего больше. Вот тогда наступили горькие дни для ее родственников. Вопрос встал ребром: или частично вернуть ей зрение, сделав операцию, или она снова «учудит».

СЫН ОЛЬГИ ЛЕОНИДОВНЫ И ПСИХОЛОГ ВАДИМ

Сын Ольги Леонидовны Антон Ильич директорствовал со времен социализма в одной серьезной организации. А до этого он работал летчиком. То, что ему в соответствующем возрасте пришлось пересесть в другое кресло, никаких особых изменений в его личности не произвело. Антон Ильич везде, всегда и во всем оставался хорошим пилотом и управлял серьезной организацией как авиалайнером. В итоге в сложных условиях перестроечных катаклизмов организация уцелела, преобразовавшись во что велели, а он сам остался за штурвалом. Немалые ресурсы, накопленные во времена социалистического прошлого и умело пущенные в оборот в период внедрения рыночной экономики, давали стабильный и не малый доход. У Антона Ильича и работающий персонал получал приличные зарплаты, и сам он со своей семьей материально не страдал.

По какой-то неясной потребности, витающей в головах продвинутых администраторов, Антон Ильич взял да и нанял специалиста-психолога для своего хорошо отлаженного аппарата. В то время многие именно так выходили из непонятного положения. Как возникнет какая-нибудь надуманная проблема, от решения которой никому не холодно и не жарко, так наймут специалиста необыкновенного профиля и поручат ему что-нибудь изучить и как-нибудь написать. Так сказать, разумный тактический ход.

Подписав договор с рук своей заместительницы по кадрам, Антон Ильич и смотреть не захотел на персону наемного психолога. Ему это было неинтересно. Увидел он его только месяца через три в своем кабинете. Перед ним стоял молодой еще человек самой непритязательной наружности: рано располневший, неловкий в движениях, одетый непритязательно и даже мешковато, с неинтересным лицом, которое имело бледный цвет и вялую фактуру. Можно сказать, все, что не нравилось Антону Ильичу, было здесь в наличии. Более того, молодой человек, раскланявшись с ним от порога, прошел и с маху уселся в самое шикарное кресло, поставленное несколько на отлете от общего ряда стульев и предназначенное для важных посетителей. Антон Ильич берег дорогое кресло от износа, и никто из подчиненных директора не покушался на честь протирать такое чудо своей служебной задницей.

«Вот что, уважаемый Антон Ильич, — проговорил несимпатичный посетитель простуженным тенорком, — я поработал, и надо бы конфиденциально обсудить результат с вами. Что-то я изложу в отчете, а кое-что необязательно всем знать. Возможно, и вашим заместителям не стоит докладывать. Это в части критических замечаний по поводу вашего стиля управления организацией и характера ваших взаимоотношений с персоналом. Вы готовы меня выслушать?»

Отговорив столь странное вступление, молодой человек состроил такую приветливую сострадательную мину на своем лице, словно это Антон Ильич пришел к нему на прием и принес предоплату за каждое его критическое замечание в свой адрес. Антон Ильич взъярился. Уже через три секунды в кабинет входила строго одетая, рослая пожилая женщина — его заместительница по кадрам. Ровным, лишенным интонаций голосом Антон Ильич сказал ей:

— Вам поручено работать с этим… то есть с договором. Заберите этого человека отсюда и разберитесь с ним.

Обычно его указания всегда исполнялись немедленно, и никакой необходимости дальше уделять кому-то внимание у Антона Ильича не было. Подвинув к себе папку, он взял документ и как бы погрузился в его созерцание. В это время в его мозгу снова и снова прокручивались мысли о матери. Утром перед работой Антон Ильич заезжал к ней. Ольга Леонидовна в ответ на все его настояния с горькой улыбкой отвечала:

— Ну и дурак же ты, Антоша! Заладил — операция, операция… Ничего не понимаешь. Ты с рождения такой. Упрешься в одну точку, а все остальное гори синим пламенем. Как еще тебя на работе держат? Я без обиды к тебе. Сын ты хороший, всем меня обеспечиваешь, деньги тратишь зачем-то на меня, вот приезжаешь часто… Но ведь твою глупость сил нет терпеть. Не хочу я операцию. Не нравится — брось слепую мать. А то душу уже всю выел.

Антон Ильич сидел молча и подавленно смотрел, как жилистые старые руки матери шарят по столу в поисках апельсина, лежавшего прямо перед ней. Не мог он ее понять. Договорился об операции в самой лучшей и дорогой клинике. Главврач пообещал отдельную палату для ВИП-персон, лучшего хирурга, индивидуальный уход и комплексную терапию с применением лучших средств и аппаратуры. Все было оговорено, просчитано и обдумано. А беспомощная и беззащитная мамаша уперлась как скала и ни с места. На работу он поехал с тяжелым сердцем. А здесь в его собственном кабинете какой-то малахольный специалист сидит фиглярничает. Критические замечания, видишь ли, высказывать пришел. Нахал. Выгнать паршивца и нечего деньги на него тратить.

Антон Ильич спохватился. Его заместительница по кадрам, вместо того чтобы немедленно вывести из кабинета «малахольного», застряла возле него и воркует ему что-то тихим голосом. А тот где сидел, там и сидит. Да еще смотрит на Антона Ильича как на картину Репина. Антон Ильич изумился до немоты. Заместительница тут же перенесла свое внимание на директора и красивым контральто весело спросила:

— Ну как? Может, все-таки послушаем сегодня Вадима Петровича?

Это уже ни в какие рамки не лезло. Антон Ильич потерял самообладание, которое было его главным достоинством. Он не заговорил. Он взревел:

— Вы что? Сговорились все сегодня? Вы соображаете что-нибудь? Вы как себя ведете? Я ведь не посмотрю, что вы… У меня неприятностей полно. Я тоже живой человек. Не потерплю… Видеть никого не хочу. У меня давление… Сердце… Мать в беде… А вы все лезете и лезете с чепухой. Кто этого нахала впустил в кабинет? Ваши проделки? Вон отсюда. Немедленно выйдите из моего кабинета, и чтобы я вас тоже не видел.

Женщина растерялась и побледнела. Видно было, что колеблется: то ли уйти молча, то ли остаться и оправдаться. Антон Ильич, взорвавшись, рассердился еще больше.

«Вот корова, — думал он. — До чего довела меня. Из-за нее так сорвался. Бестолковая становится. Стареет. Квартиру ей выбивал. На учебу посылал. А она мне поперек идет? Да я на ее место такую красавицу найду. Пруд пруди желающих.»

Про специалиста-психолога он забыл. А тот помалкивал. Заместительница по кадрам, видя, что Антон Ильич раскаляется все больше, и его грозное молчание не дает шансов оправдаться, поняла, что может быть уволена в одночасье. Она хорошо знала, как это делается. За три года до пенсии, с взрослой тяжело больной дочерью и маленьким внуком на руках остаться почти без средств и помощи так страшно, что все остальное яйца выеденного не стоит. Предвидение такой ужасной перспективы прогнало страх. Она разгневалась. Женщина встала перед Антоном Ильичем во весь свой могучий рост и пошла в отпор как на плаху:

— Вы для меня идеал директора, а в последнее время превратились в истукана. Вас все боятся. Сидите как призрак в своем кабинете, а все вокруг трепещут, выполняют ваши указания, угодничают и приспосабливаются к вам. Хорошие профессионалы от нас уходят. Остаются одни угодники. А люди разные, есть и такие, что могут помочь вам. Но вы-то таких из кабинета гоните, с работы увольняете. Что я должна делать? Чего вы на меня орете? Хотите уволить? Взять на мое место молоденькую? Стыдно-то не будет? Ну, давайте, давайте…

Все в этот день шло наперекосяк. Вот и эта воевать с ним взялась. Но Антон Ильич уже успокаивался. Тем более, что в неожиданном отпоре со стороны заместительницы был для него юмористический нюанс. Только что в собственном запале он ее мысленно назвал «коровой», и это определение тут же подтвердилось. Как припер ее к стенке, так она, всегда послушная, исполнительная, уступчивая, развернулась и пошла на него, выставив рога, бесстрашно и безоглядно. Даже внешне стала похожа на деревенскую корову, отбивающую своего теленочка от волчьей стаи. Вот тебе и «корова». Нет. Он ее не уволит. Где еще такую найдешь? Ему стало смешно. Антон Ильич встал и подошел к окну. Когда он вернулся к своему столу, вид у него был обычный, строгий, а по лицу проскальзывала легкая усмешка.

— Ну ладно. Даю вам обоим пять минут. Рассказывайте, — разрешил он.

Вечером этого же дня Антон Ильич подвез психолога Вадима к дому, где проживала его мать. На следующий день Вадим добирался по данному адресу на маршрутке. Когда он вышел от Ольги Леонидовны, в руках у него была коробка конфет, выпущенная в продажу пятнадцать лет тому назад. И это продолжалось несколько дней. Выходил от нее то с яблочком, то с апельсином, то с бананом… Антон Ильич недоверчиво усмехался и примерно так формулировал свое отношение к происходящему:

«Психологи… Мы с матерью всю жизнь прожили, а понять ее не можем, с чего она уперлась. А он зашел, ушел… И все понял. Так не бывает. Я столько людей повидал, что сам давно уже психолог. Пусть дуракам голову морочат. Умному человеку психолог ни к чему. Я и согласился-то, чтобы матери развлечение было».

Через несколько дней сестра сообщила Антону Ильичу, что Вадим у нее выяснял, как она себе представляет мать. Она ему сказала, что у них мать как мать, растила детей, кормила и воспитывала как положено, была строгая и умная, только в последнее время дурить начала. А Вадим требовал, чтобы она рассказала, как мать отнеслась к дефолту, к инфляции и к деноминации. И что Ольга Леонидовна думает о том и о сем, о чем она вроде и думать не должна. Сестра тревожилась. Ей казалось, что Антон Ильич зря притащил психолога. А вдруг он внушит Ольге Леонидовне что-нибудь крамольное? И так уже намучились с ней. Антон Ильич с горьким сарказмом отвечал сестре:

— Если чего бояться, так чтобы наша матушка чего-нибудь не внушила парню. Ты и в самом деле плохо ее знаешь. Она кремень. А этот Вадим ей понравился. Пусть она развлекается. Все легче. Сидим как на пороховой бочке, и угадать, что ей в голову влетит, невозможно. А он, может быть, выудит из нее в разговоре. Не волнуйся, я ему много не заплачу.

А Вадим тем временем опросил всех доступных ему членов семейства, удивив всех настойчивостью и дотошностью. Потом явился в кабинет к Антону Ильичу и затребовал у него чистый бланк договора медицинского страхования. На договоре обязательно должна была быть четкая печать страховой компании. В приложение к бланку Вадим запросил женщину в бальзаковском возрасте с мягким голосом, приветливую и общительную. Антон Ильич усомнился в здравом уме психолога. Но тот настаивал на своем и смотрел на директора непримиримо. Антон Ильич слушал Вадима с обычным недоверием и невнимательно. Только последние слова Вадима вдруг задели Антона Ильича:

— Это вы, Антон Ильич, косвенно виноваты в таком поведении Ольги Леонидовны. Ведь именно вы возили ее на последнюю консультацию к офтальмологу? А там допустили небрежность. В ее присутствии бестактно выясняли с офтальмологом стоимость операции. О какой сумме шла речь? Помните? Что она должна была заключить из услышанного? Что если вы заплатите такую сумму за ее глаза, то останетесь нищими, голыми и по миру пойдете с протянутой рукой. А вы что сделали, чтобы помочь ей разобраться в этом?

— При чем тут? — Антон Ильич, казалось, взялся разговаривать сам с собой. — Мне же не трудно заплатить. У меня на карманные в месяц столько уходит. Для нас это не расход. У меня жена директор магазина. Сын юрист. Вы что? Этого не может быть!

Мозг еще сомневался, а сердце опознало правду. Он начинал верить. По мере того, как картина прояснялась в его мозгу, Антон Ильич волновался все больше. Голос его срывался, дыхание сбивалось с ритма:

— Так мама из-за этого? Из-за меня? Из-за моих денег? Ах я дурак! Правильно. Я старый дурак. Она же говорила, что я глупый. Не понял. Я ничего не понял. Она же ничего не знает о сегодняшних деньгах. Я ей ничего не говорил. Вспомнил, вспомнил… Говорила мне, что триста пятьдесят рублей пенсии старикам ужасно много. Много… Триста пятьдесят рублей много… Она не знает, что у меня сорок тысяч в неделю… Столько горя вышло… Она из-за нас… А мы думали из ума выжила! Как теперь быть? Вдруг опять надумала «учудить»? О-о-о… Бежать надо! Надо ее караулить! Где? Кто-нибудь… Скорей!

Антон Ильич метался как подстреленный. Вадим обеспокоился. Пошел в приемную, принес какие-то таблетки. Секретарша занесла чашку чая. Только сейчас стало понятно, сколько пережил этот человек, имея все материальные возможности помочь матери и не понимая причин ее гневного отказа. Постепенно все успокоились. Оставалось еще много неясностей, требующих срочного обсуждения.

В конце концов Антон Ильич признал за Вадимом право решать некоторые вопросы, касающиеся его матери. И торжественно разрешил ему сидеть в самом лучшем кресле в своем кабинете. Впрочем, Вадиму никакого дела до его разрешения вроде и не было. Он в креслах ничего не понимал. Ему надо было место для наблюдения за людьми, за мимикой лиц и выражением глаз, за жестом и осанкой… А что на этом месте стоит — стул, кресло, ящик из-под мыла… ему было «до лампочки».

ПРОБЕЛ В ИНФОРМАЦИИ

Как вы могли убедиться, в этой ситуации требовались стремительные действия. Вместе с тем, по материалу исследования личности Ольги Леонидовны, психологический ее портрет не располагал к эйфории. Можно было не успеть и нельзя было допустить оплошность. Задача состояла в том, чтобы из ее собственной жизни вытянуть линию и дорисовать ее так точно, чтобы Ольга Леонидовна сама отказалась от своих немыслимых решений. А прожила она уже долго.

Муж Ольги Леонидовны старался сам прокормить всю семью. Не согласен был, чтобы дети росли без материнского присмотра. Работать она пошла, когда дети выросли. Устроилась санитаркой в больницу. До семидесяти трех лет отработала. За это время мужа похоронила, детям помогала, а когда они молодыми женились, за внуками смотрела и на работу успевала.

На работе ее ценили и однажды юбилей справили. Показывала она Вадиму подарки: шаль шелковую, часы на сервант, лампу настольную и красивую папку с тисненными золотом словами «Поздравляем с юбилеем». А внутри благодарность за безупречный труд, конверт и стихотворение от коллектива. Все оставшиеся годы жизни она со слезами вспоминала свой юбилей. Но что ее больше всего поразило, так это то, что ей в дополнение к зарплате в сто десять рублей еще премиальных сорок рублей добавили.

— Это первый раз в жизни я домой такую кучу денег принесла. А если еще подарки по цене посчитать? А папка какова? Двадцать лет лежит, а все как новая. Вот праздник был. Век не забуду. Сто пятьдесят у нас доктора-то не все получали.

Вадим вместе с Ольгой Леонидовной радовался ее подаркам и обсуждал отличное качество каждой отдельной реликвии. А у себя в блокноте ставил какие-то значки, обводил некоторые кружочком, другие перечеркивал, третьи соединял между собой.

В семьдесят три года Ольга Леонидовна уволилась с работы и поехала в Ленинград к своей старшей дочери, которая похоронила мужа и с горя заболела. Ольга Леонидовна выхаживала ее года два, заодно разобралась досконально с двумя ее взрослыми сыновьями, своими внуками. Научила их уму-разуму, заставила к больной матери обернуться. Остальные ее дети и внуки помогали деньгами. Пенсия осталась в Уфе. Шла на сберкнижку. Когда она вернулась в Уфу, у нее скопилось больше двух тысяч. Половину она добавила внуку на покупку машины, а половину отложила себе на старость. И была очень довольна своей заначкой. А тут и старость дала себя знать. Зрение стало слабеть.

В это время в стране на полных парах шла так называемая «перестройка». Хорошо ли плохо ломали да строили, но много граждан влетело в эту «перестройку», не успев переделаться. Все вокруг менялось, распадалось… И вот именно в это время Ольга Леонидовна ухватилась за единственную, но самую главную в мире задачу — удержать семью от разрушения.

Сама-то она ничего такого не думала. А вот рассмотреть и понять смысл ее действий предстоит нам для извлечения опыта сохранения семьи. А как же? Если вы по ходу повествования заметили — вокруг нашей Ольги Леонидовны обнаруживается крепкая, слаженно действующая семья, живые родственные связи которой не распались ни от каких «перестроек», не порвались от дальних расстояний и тяжелых проблем. В этом имелись и плоды ее труда.

Сколько бы мы ни рассуждали в комплиментарном тоне о ценности семьи, о необходимости ее материально поддерживать и морально укреплять, кто-то должен повседневно трудиться, удерживая родню от забвения родственных чувств, препятствуя распаду связей и организуя семью на битву с трудностями в тяжелые времена. Как помочь такому труженику? Как укрепить его социальный статус и авторитет?

Парадоксально, но факт: многие бедствия, разрушающие семью, начинаются с того, что тот член семьи, от участия которого зависит преодоление трудностей, «знать ничего не хочет». Это первый симптом распада связей внутри семьи и ее неминуемой деградации. Информационное пространство, объединяющее всех в единое целое, беспощадно рвется, и жизнь уродуется. Начало катастрофы.

Но у Ольги Леонидовны все знали, что им положено знать, и ни один член семьи не пропадал из ее информационной системы безвестно. В течение последних десяти лет она была плотно занята важнейшим и труднейшим делом в мире. Оно ей удалось. А вот деньги… В связи с ослабевшим зрением деньги стали исчезать из ее обихода. В магазин да на рынок ходить не приходилось. Все обеспечивали родственники. Много ли ей было надо? Разбираться в денежных реформах и экономических новациях ей было некогда, да и образование не позволяло. Так она и осталась со всем своим умом в системе социалистических денежных отношений и стоимостной градации «деревянного» рубля. Все дальнейшие фантастические изменения и головокружительную эквилибристику денежных реформ Ольга Леонидовна, можно сказать, «проморгала».

Детям было и невдомек, что ее представление о деньгах совсем уж несообразно реальности. И вот в этой части информационного процесса, который благодаря усилиям Ольги Леонидовны крутился бесперебойно, никому не давая забыть, сколько родни на белом свете подрастает и выросло и чем она занимается, получился странный пробел. Такие уж мы неисправимые материалисты. Детей интересовало физическое здоровье матери, все ли у нее есть из вещей и не надо ли что-нибудь прикупить. И совсем не обращали внимания на то, как она трудится, соединяя их в семью, что и о чем думает и как сильно их любит.

Их представление о матери было крайне усеченным. В сущности, они о ней не знали самого главного. И вовсе не понимали, зачем ей надо столько сил тратить на бесконечные телефонные разговоры, расстраиваться, никому не давать покоя, не спать по ночам и настаивать каждый раз, чтобы кто-то кому-то написал, вовремя поздравил, отругал или сломя голову летел в другой город. Но мать уважали, и с беспокойством, исходящим от нее, мирились.

ПРОЕКТ ПСИХОЛОГА ВАДИМА

С необыкновенным воодушевлением и надеждой в сердце отправилась Ольга Леонидовна в сопровождении сына на решающую консультацию к знаменитому офтальмологу. Она верила в операцию и готова была перенести любую боль ради обещанных тридцати процентов зрения. Это было бы таким счастьем для нее. От одного предчувствия счастья сердце замирало и потом начинало усиленно биться в ее худом теле.

Ей все понравилось во время осмотра. Да прибавьте сюда гордость за своего сына, с которым все были предупредительны, и он так умно разговаривал со светилом офтальмологии. Лучшего и ожидать-то было невозможно.

Разговор сына с офтальмологом перешел в плоскость обсуждения оплаты операции. Внимательная Ольга Леонидовна напряженно вслушивалась.

«Что это? — в панике подумала она. — Как это тридцать пять тысяч? Это сколько же выходит? Пенсия теперь триста восемьдесят. Машина «Жигули» сколько стоит? Тысяч пять, не меньше. Где же Антоше такие деньги взять? С ума сошел, что ли? Может, я ослышалась?»

— Нет, что вы, не беспокойтесь, — долетел до нее голос сына — оплата гарантирована и сразу. Я просто уточняю сумму. Значит, в пределах тридцати пяти тысяч со всеми дополнительными расходами. Я вам буду по гроб обязан, только чтобы результат был хороший. Значит, по рукам и с Богом. Привезем ее двадцать третьего.

Ольга Леонидовна убедилась, что не ослышалась. Руки и ноги стали ватными, сын говорит «пойдем», а она встать не может. Сидит как заледенелая, а слезы жгут глаза и льются потоком. Вызвали медсестру. Сделали укол. Помогли дойти до машины. Поехала она домой. Сыну ничего не сказала. Горло сжало и не отпускает.

В таком виде Ольга Леонидовна и прожила сутки как в беспамятстве. В ее мозгу возникали картины страшной нищеты детей и внуков. У Антоши таких денег быть не может. Откуда? Он же не вор какой-нибудь. На зарплату живет. Значит, они договорились в складчину платить. А у Лили откуда? Приехать в Уфу хотела. Квартиру продаст там, значит. Бездомная останется. А младшая-то? Только свадьбу сыграли, потратились. Муж прижимистый, со свету сживет, если она его разорит. И чем дальше в лес, тем больше дров. И все молча и недвижимо. А на второй день, как бы переварив в своем котле все семь «Жигулей», которые дети и внуки задолжают бессовестному офтальмологу за операцию, и представив себе, как четверо малолетних еще внуков и одна правнучка ходят, побираются по дворам, Ольга Леонидовна наотрез отказалась от операции и начала обдумывать заветный план с сулемой.

Задача возникла не из легких. Обостренная проницательность, отшлифованная длительной одинокой битвой с родными детьми и внуками за их материальное благополучие, убежденность Ольги Леонидовны в своем праве распоряжения собственной жизнью, решительность и бесстрашие в действиях, изобретательность, упорство, скрытность заставляли опасаться самых малых оплошностей при «разминировании» ее сознания. Стоило ей заподозрить, что ее обманывают с целью «затащить» на операцию, как могло случиться непоправимое. Дальше делать было бы нечего.

Стандартные методы психологической корректировки и воздействия на страдающего человека рассчитаны по абстрактному фасону и требуют много времени. А здесь-то жизнь на секундах висит. А возраст каков? Что ее, на экономфак послать с таким экономическим заблуждением? Вадим недолго колебался перед принятием решения. Стандартные методы не подходят, так будет нестандартный проект.

В один воистину прекрасный день в квартиру к Ольге Леонидовне вошла женщина примерно бальзаковского возраста, с мягким голосом и приятная в общении. Представилась она сотрудницей Агентства медицинского страхования. В руках у нее были бланки договора о страховании физического лица и всякие дополнительные листочки для заполнения данных. Ольга Леонидовна к визиту отнеслась неплохо. Усадила женщину за стол.

Та и объяснила ей, что вышел закон, по которому всем тем, кто работал в медицинских учреждениях не меньше двадцати лет полагается бесплатная медицинская помощь и всякое необходимое обслуживание. В том числе и операции. Оплачивать все будет страховая компания. А женщину послали уточнить данные и подписать договор с Ольгой Леонидовной.

До Ольги Леонидовны, конечно, не сразу дошло все. Такой большой ком информации свалился неожиданно на ее бедную голову. Она долго не верила, задавала всякие каверзные вопросы, вроде: «А откуда они деньги возьмут? Не с ее ли детей потом взыщут? А если операция стоит семь «Жигулей»? Небось испугаются?». И много других вопросов фонтаном вылетало из ее головы. Но женщина была подготовлена Вадимом и вооружена до зубов ответами. У нее даже имелась специальная инструкция, с которой она сверялась в случае очень уж заковыристого вопроса. Через минут сорок беспрерывной бомбардировки со стороны Ольги Леонидовны женщина при ней начала заполнять бланк договора. Понадобились документы, трудовая книжка, справки, всякие другие сведения.

Ольга Леонидовна расцвела. Она поверила и в благородство депутатов Думы, и в бескорыстную мудрость министерства здравоохранения, и радовалась тому, что недаром упиралась. Как будто знала, что родина не оставит ее в беде. Вот дождалась. Теперь ее дети и внуки не пропадут.

Когда все чин по чину заполнили, приехал Антон Ильич. Оказалось, кстати. Оформили доверенность на него, чтобы он мог осуществлять от имени матери всякие необходимые действия по оформлению страховой оплаты операции. Антон Ильич старательно выполнял все предписания Вадима. Увидев мать сияющей от радости и готовой хоть сейчас ехать на операцию, он ушел на кухню и тихо заплакал как ребенок.

На улице, неуклюже мотаясь по двору и глядя на окна квартиры Ольги Леонидовны, ждал Вадим. Два с половиной часа понадобилось на нестандартный метод разрешения нестандартной психологической ситуации. Что там происходило, он не знал. Помочь уже ничем не мог. Не приведи Бог так ждать, когда кто-то там может нечаянно сорвать проект, а ты, профессионал, бесполезно торчишь в стороне и в тоске, и в бездействии боишься провала.

Когда заскрипела дверь подъезда и оттуда первой вышла женщина, улыбающаяся и гордая своим успехом, Вадим схватил ее в охапку и полез целоваться. Антон Ильич был как всегда сдержан и чувства свои держал в узде.

Операцию сделали через две недели. Ольга Леонидовна прозрела и увидела все, что для нее было необходимо. И опять заработала информационная система, поддерживающая семью в единстве и сплоченности.

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007

Главный редактор - Горюхин Ю. А.

Редакционная коллегия:

Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсее­ва С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулей­ма­нов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.

Редакция

Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76

Заместители главного редактора:

Чарковский В. В. (347) 223-64-01

Чураева С. Р. (347) 223-64-01

Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69

Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69

Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69

Отдел публицистики:

Чечуха А. Л. (347) 223-64-01

Коваль Ю. Н.  (347) 223-64-01

Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69

Корректоры:

Казимова Т. А.

Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев