> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > МОЛОКО
 

Геннадий Старостенко

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2008 г.

 

 

XPOHOC

Русское поле

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК
СЛАВЯНСТВО
ПОДЪЕМ
ЖУРНАЛ СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
СИБИРСКИЕ ОГНИ
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ГЕОСИНХРОНИЯ

Геннадий СТАРОСТЕНКО

Дементий Паротиков - «Рубцы на сердце»

Его книга «Рубцы на сердце», выпущенная в начале нынешнего года под эгидой ряда спонсоров «Алтайским домом печати», стала заметным событием в культурной жизни края. За внешней банальностью этой фразы – две судьбы: судьба театра и судьба актера в нем. Актерская судьба большая – в сотни ролей и в шестьдесят три театральных сезона на сцене краевого театра драмы. Сплетенье этих судеб на хрупком древе культуры и помогало тому стоять на ураганных ветрах истории.

Скрепы судьбы театра оказались не такими мощными, как думалось прежде… Древо культуры надломлено, источено паразитами. А человек упрямо стоит – и обихаживает эти обломки живого, подлинного, национального, богоданного, социально разумного…

 

Книга выстроена в жанре исповеди, большого рассказа о жизни. И увлекает с первой же строки. Трогательно и тревожно повествование о предвоенном детстве, наполнены скупой мужской скорби страницы, посвященные войне. Радостью открытия проникнуты воспоминания о первых шагах в искусстве, о встречах с людьми творческого круга, без корысти и ревности направлявших к сцене молодого артиста. А дальше – захватывающий рассказ об актерском становлении, о поиске «искусства в себе», об учителях, о перипетиях быта, о борьбе и дерзаниях в театральном искусстве.

Дар трагика, дар актера крупной формы, несомненно, берет начало в детстве, поломанном социальными перестройками тридцатых. Потрясает рассказ об отчем доме в Шадрине, из которого семья была изгнана в далеком 33-м. Тогда по всей стране прокатилась новая волна раскулачивания. Глава «В нарымской ссылке» соперничает по драматизму с «Колымскими рассказами» Шаламова. Только в ней все правда, нет и тени  художественного вымысла, да и сам Шаламов, к слову сказать, здорово замаран враньем от Арабова и Досталя… 

Жуткая память о путешествии под конвоем в томскую тайгу, где Паротиковым определили поселение… тяжкое житье в землянке… жестокосердие… «холодная гражданская война» на истребление стяжательской и собственнической морали … - а рядом и непокорность, и милосердие, и примирение, и слезное прозрение, от которого застило глаза…

Дементий Паротиков никогда не проклинал советскую власть, хоть и было за что. За проклятьями – тяжкие спазмы страдания и ненависти, а он всегда был полон энергией борьбы и созидания – борьбы за жизнь, за честь и достоинство человека, за светлый новый мир – без чужебесия, без низменного в человеке, за свободу от Бога, а не от дьявола…

Любая цитата из этой главы будет просто вырвана из повествования «с мясом», а любой пересказ прозвучит жалкой репликой с оригинала. Это нужно читать…

Полон трагической боли рассказ о том, как в 42-м война отобрала у семьи родителя. Как, терпя неисчислимые мытарства, Дема Паротиков – сам едва жив - ехал… шел… плыл в Новосибирск, чтобы забрать из госпиталя умирающего отца…

Если ты личность, то выкажи волю, преодолей беду – и свою, и общую, народную. В этих бедах рождались и  нравственная позиция, и творческий пафос. Потом была барнаульская школа фабрично-заводского обучения, уроки токарского мастерства, но грезилось уже иное.

Прежде рампы герой исповедальной книги «Рубцы на сердце» поднялся вольтижером на трапецию, – и все началось с цирка. Жалко, что тираж этой книги так мал - всего тысяча экземпляров. Нынешние «тины» в своей массе так и не узнают о трудной и дерзновенной судьбе мальчишек военной формовки. Увы… живем в эпоху декультурации, и детские головы все еще обречены на задуривание со стороны монополии книгоиздателей, у которых реакция на все сильное и нравственно высокое в искусстве – как у сказочного Кащея - однозначная:  здесь русским духом пахнет…

 

Пожалуй, мало найдется (при всем нынешнем обилии мемуарных творений) людей театра, чьи воспоминания полны искреннего восхищения игрой старых мастеров сцены. Печатные опусы и телеповествования «кумиров рампы» зачастую не чужды преувеличений – лукавства, сравнительных степеней, творческого начетничества, непременного слова «великий», сетований на «совок» и театральных анекдотов. А в рассказах Дементия Паротикова – восторги перед игрой мастеров соседствуют с простым и понятным стороннему человеку анализом актерской техники, с примерами ученичества.

Для актеров тех лет сцена была подлинно святым местом. От учителей он раз и навсегда усвоил, что любой выход на сцену, даже без единого слова, надо расценивать как роль.

Забавен, но скорее  поучителен рассказ о первом появлении на сцене в крошечной роли конвоира. «…Сердце стучало, в ушах шумело, перед глазами поплыли круги… Вдруг появилось ощущение, что нижняя часть моего тела развернута на сто восемьдесят градусов, и ноги стоят носками назад…». Потом, пишет Паротиков, актерской молодежи объяснили природу мышечного зажима и ставили задачи по преодолению этого состояния. Читатель узнает, что начинающими актерами это состояние преодолевалось в «этюдах на публичное одиночество».

В этой книге огромное количество имен, много живых и сердечных рассказов о провинциальном театре сороковых, пятидесятых - и ближе. Ярко, глубоко и поистине увлекательно повествуется о людях театра, о чистоте сердец, не ведавших тщеславия, но знавших лишь служенье Мельпомене, любимейшей из муз, а равно и Клио, которая к тому времени уже переставала содрогаться от предмета, музой которого считалась…

Открой наугад любую страницу – и восторгайся. Да вот хотя бы эту: «…Ваграм Папазян демонстрировал свое искусство в шекспировском репертуаре. Благородство мавра, любящего Дездемону, являлось нам во всей своей откровенности. Сцены подозрения в измене он проводил с невероятно взрывной эмоциональной силой, а потом переходил на шепот и, замолкая, в огромной осмысляющей паузе разглядывал свои руки… Затем тихо произносил: «Тому, быть может, причина, что че…е…е…рен я?» В этот момент мурашки по спине пробегали. Зная, что Дездемона не виновата перед ним, мы испытывали не гнев, а сочувствие к Отелло.

Сцену удушения Папазян проводил без звериного оскала, не рыча, не изображая страсть – он совершал акт обдуманный и для себя решенный. Билась в страхе, умоляя, Дездемона, а он, внешне спокойный, только несколько раз переспрашивал: «Молилась ли ты на ночь…» Внутренняя партитура образа была Папазяном тщательно продумана, замотивирована и блестяще исполнена…

Все увиденное нами, молодыми артистами, являлось для нас наглядным примером высокой культуры и безупречного вкуса, бесценным уроком непревзойденного актерского мастерства. Мы учились отличать подлинное искусство от кривляния…

Самые яркие и талантливые страницы книги воспоминаний Дементия Паротикова –  в  рассказах о наставниках. Читаешь о главреже Илье Борове – пусть и о легендарном по меркам «совковой» театральной глубинки, но уже бесконечно далеком и совершенно тебе не известном человеке, - и вдруг он весь перед тобой, обретаешь в себе радость осознания красоты человеческой и таланта…

Вот Паротиков живописует образ актера Анатолия Быкова: «…невзрачного человека, с кошелкой в руках, в шапке-ушанке, с сереньком пальто и в валенках. По его облику можно было вообразить, что это счетовод какой-нибудь артели «Веревочник». Но приходил вечер – и он становился неузнаваем, выйдя на сцену. Поразительная правда была во всем, что он делал на сцене. Перед зрителями представал красивый и обаятельный, а главное – живой, убедительный, достоверный человек… Он был на сцене и хулиганистым актером, ему было скучно, если он в очередном спектакле не привнес в роль чего-то новенького из области импровизации…»

Дороги автору воспоминания об Иване Лесникове, еще одной легенде краевой драматической сцены послевоенных лет, игравшем в «Женитьбе Белугина» Островского, в «Живом трупе» Толстого, в «Угрюм-реке» Шишкова. «…В финале спектакля в сцене сумасшествия Прохора Громова брала оторопь, мурашки по спине пробегали. Становилось страшно, когда Прохор-Лесников, ползая на четвереньках по ковру, как бы сгребая под себя золото, вдруг останавливался и смотрел стеклянными глазами в зал, произнося свои последние слова. Было боязно за Ивана Викторовича, появлялась шальная мысль: а не сошел ли с ума сам исполнитель?

Трогателен рассказ о таланте и судьбе Зинаиды Знаменской. Обладая двумя дипломами о высшем образовании – врача и педагога, она выбрала актерскую профессию по призванию. Удивляла зрителей и коллег в острохарактерных и комедийных ролях, ей были подвластны и сатира, и гротеск…

«…А крупный, импозантный, с красивым лицом и львиной шевелюрой Алексей Ефимович Ларионов! Заслуженный артист РСФСР, блестящий актер и талантливый режиссер, он был явлением в Барнауле. Очень артистически одевался: носил шляпу, длинный черный макинтош и массивную трость с набалдашником из слоновой кости… Однажды после репетиции он стоял на автобусной остановке около городского сада, неподалеку от старого базара, а я пробегал мимо… Вижу, как две старушки, подойдя к Ларионову и приняв его за священника, стали неистово креститься и кланяться. А он, стоя  в вальяжной позе, картинно протянул им свою руку, которую старушки усердно облобызали и, продолжая креститься, удалились…»

Дементий Паротиков, словно медиум, материализует, пользуясь всего лишь словом, и воссоздает из небытия образы старых артистов, начинавших свой путь еще в дореволюционном театре…

 

Да – то была эпоха… Прочитав в объемном фолианте «Барнаул – летопись города», что в 1946-м на сцене краевого театра драма было поставлено семь премьер, я с каким-то прозелитским изумлением упомянул об этом в разговоре с Паротиковым. Невероятно – семь премьер! Оказалось – ставили и по десять, на разных сценах, и не в ущерб качеству. Отхожим промыслом режиссеры в прежние времена если и занимались, то не во вред родному театру.  То были времена режиссеров-патриотов. Главрежей-кузнечиков вообще не существовало как вида. А иные из нынешних так и скачут с беспутными вещичками по России – чертям на радость…

 

Долгое время возглавлявший Союз театральных деятелей края, никогда не скрывавший своей гражданской позиции, Паротиков негодует: «…Порушенное в одночасье театральное поле России сейчас представляет собой очень тревожное зрелище. Театральная нива вытоптана, запущена, буйным цветом прорастают на ней сорняки. Российский психологический репертуарный театр стал медленно, но верно превращаться в дурной балаган. И сколько бы ни убеждали меня сегодняшние театральные «новаторы» в сомнительной новизне решения, скажем, «Ревизора» или «Ромео и Джульетты», мой многолетний творческий опыт не может понять и принять той чепухи, какую порой приходится видеть на подмостках русского театра.

Театр как вид искусства перестал исследовать душу человека. Он перестал зарождать в человеке понимание прекрасного, вызывать в душе высокие эмоции, чувство сострадания и сопереживания…»

I.S.. Пролоббированное столицами появление на Алтае в качестве главрежа театра драмы юного питерца В. Золотаря привело к тому, что сегодня там на сцене звенят гениталиями абсолютно голые мужики - что, собственно, и выдается за творческое новаторство, совершенно неистовое в преодолении «дремучести» и «косности» сибирской глубинки…

 

Молодым творцам и художникам сцены эта книга ее ветерана могла бы раскрыть глаза на реалии канувшего в прошлое соцреализма, на жизнь вообще. Комментаторы, не жившие в то время, - увы, интеллектуально зависимы, через одного рабы новой самоцензуры . От очевидцев и участников событий культуры тех лет только и узнаешь правду. Например, о том, что за годы войны театр перечислил в фонд обороны четыреста тысяч рублей. На эти средства были построены танки, боевые орудия, эскадрилья самолетов «Алтайский истребитель»…

За военным лихолетьем наступила долгая и во многом счастливая пора вызревания новой народной культуры. Технизация села и общинное подсознательное в нем помогали преодолевать издержки и напасти коллективизации. Читатель узнает, что большую драматическую сцену окружало немалое число народных коллективов в городах и селах края. А сама культурная нива Алтая привольно колыхалась в такт с колосьями хлеба насущного, радовала сердца, живила раны, звала к свершениям. Так ведь и было, поспешали новые дни, вершила свою подспудную работу диалектика преобразования старых ран в рубцы и новые социально-культурные скрепы. Сколько добрых слов произнесено героем исповеди в адрес энтузиастов театра самодеятельного. И опять же – любое единичное цитирование просто-напросто хромает…   

 

Более шестисот страниц в этой книге, где рассказы и размышления народного артиста России Дементия Паротикова чередуются с фотографиями – старинными семейными, сценами из спектаклей. И все же есть в чем упрекнуть ее составителей. В постпозицию поставлены стихи Дементия Гавриловича. Не стихами силен автор «Рубцов на сердце», они в этой книге представляются избыточными. Смею предположить, что и сам он не стремился выносить их за пределы собственной души, уговорили.  Актер Паротиков силен художественной правдой, которую несет со сцены. Силен в отстаивании приоритетов искусства подлинного, животворного, гуманистического – в условиях почти тотального диктата кризисных жанров - деструктивных, обезличенных, асоциальных, за которыми   кобзоны (в думе) и швыдкие (в правительстве)…

В формате этой короткой рецензии сожалеть приходится больше не об этом - а о том, что очень многие из нас не видели больших ролей Дементия Паротикова. Их было великое множество, и они уже сошли со сцены, унеся образы, творческие находки, актерский темперамент наконец. То немногое, что идет на сцене Алтайского краевого театра драмы им. В.М.Шукшина с участием Дементия Паротикова, несет лишь отголоски прежних больших событий на театре.

Время неумолимо – и с этим не поспоришь, но издание книги воспоминаний – все же неплохая попытка взглянуть на вещи с иного ракурса, более оптимистичного. Ведь у этой книги уже есть читатели…

 

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

 

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

 

Rambler's Top100 Rambler's Top100
 

 

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев