№ 3'08

Елена Шарова

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

СЛАВЯНСТВО

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Елена Шарова

ВДЫХАЯ ВОЗДУХ ИСТОРИИ

Перечислять звания, занимаемые посты, награды, заслуги и труды Фирдаус Гильмитдиновны Хисамитдиновой нет особой нужды — это займет немало страниц, а имя ее и без того хорошо известно как в республике, так и за рубежом. Ныне Фирдаус Гильмитдиновна, профессор, доктор филологических наук, возглавляет один из интереснейших по роду деятельности, вносящих неоценимый вклад в научную сферу жизни Башкортостана Институт истории, языка и литературы.

— Каждая легенда имеет свое начало, каждый путник когда-то делает первый шаг. Каким он был у вас?

— Родилась я в деревне Рахметово Абзелиловского района. В школе было всего четыре класса, так что понятно, что деревенька была маленькая, но очень примечательная. Располагалась она в 20-ти км от Верхнеуральска Челябинской области, в 30-ти от Белорецка, в 50-ти от Магнитогорска. Находилась на перекрестке самых отчаянных сражений, на нашей земле постоянно кто-то с кем-то воевал. Рахметово притулилось у подножия горы, а дальше казахские степи, рядом русская станица — вот такой бурлящий котел нравов, амбиций, традиций и обычаев.

Верхнеуральск, кстати, был в свое время уездным центром, но начальник кантона, к которому мы относились, облюбовал для проживания нашу деревню и даже жену выбрал у нас. Нашей деревне все это было только на пользу. Представляете, еще в 1851 году по распоряжению начальника кантона в нашей маленькой деревушке была построена русско-башкирская школа. И учителя нашли из Верхнеуральска, прекрасно знающего оба языка и обучающего этим языкам наших ребят. Я всегда говорю: «Я выросла, вдыхая воздух истории, и это определило мой характер и судьбу «. Она была везде вокруг меня: в народных преданиях, обычаях, фольклоре. Допустим, ходила я с бабушками за ягодами, а они рассказывают как сказку: « Вот на этом месте того-то убили, здесь было большое сражение. А вот здесь жила такая боевая бабушка, которая сумела чуть ли не одна остановить казахский набег». Старое это было место, даже трудно возраст определить. Как приходил новый хозяин, так давал деревушке новое название.

Настоящей радостью для детворы был дождь: размоет ливень размякшую расползающуюся землю и обязательно откроются бесценные сокровища— наконечники старинных скифских стрел, услада девчачьих глаз — разноцветные бусинки.

В семье я была четвертой. Трое детишек, родившиеся уже после войны, умерли в младенчестве, поэтому была среди взрослых на особом счету. Бабушка говорила: «Фирдаус — счастье нашего дома, ее не трогайте». Поэтому, соблюдая старинный обычай, для меня сшили платье из кусочков ткани, собранных у самых древних бабушек со всей деревни.

После школы я поступила в Белорецкое педучилище на филфак, затем в Башгоспедуниверситет, нарушив тем самым надежды и традиции нашей деревни, славящейся почему-то именно математическими талантами. Хотя причина для такого поступка у меня была: я очень много читала — отец, куда бы ни ездил, привозил нам книжки. Он у меня был человеком незаурядным: с 1937 года участвовал в войнах, сначала как кавалерист, затем его обучили в Челябинске на механика — водителя танка, прошел советско-финскую войну, освобождал Западную Украину, Белоруссию. Человеком он был, безусловно, образованным, грамотным. Его поставили сначала бухгалтером, потом председателем колхоза. Затем колхозы стали объединять, и руководителем назначили другого человека. Папа обиделся, уехал в соседнюю деревню и стал там работать водителем. Вот тогда-то и стал возить книги кучами.

Мама была простой женщиной, сидела с нами, детьми. Она часто водила нас по родне, знала назубок историю нашего рода. От нее шла такая волна духовности, что мне хватило на всю жизнь. Детей в семье было пятеро, я — старшая, возможно, это и сформировало во мне определенные лидерские качества. Лидер в семье, лидер в школе, в училище — всегда чего-то возглавляла.

— Как вам удалось сразу попасть в Башгоспедуниверситет, ведь по существующему тогда порядку нужно было отработать три года после педучилища?

— Мне всегда везло на хороших людей. Очень хотелось учиться. Поехав в Абзелиловский район по распределению, я попросила открепительный талон. И мне его дали! Я могла бы остаться в районе, выйти замуж, нарожать детишек, была бы, наверное, неплохим учителем, а может быть, и директором школы. Но меня поняли — и вместо деревни я оказалась в Уфе перед зданием БГУ. Тогда других вузов в деревне и не знали — для нас существовал только БГУ. А там документы не берут! Другая, может быть, махнула рукой да уехала отрабатывать в свою деревню, но не я. Я отправилась прямым ходом в министерство образования. И, знаете, попала на прием к тогдашнему министру образования Фатиме Мустафиной. Фатима Хамитовна, проявив понимание, позвонила ректору БГУ, и вроде как судьба моя была решена. Но! Сидела там такая секретарь приемной комиссии, и тут, видно, нашла коса на камень: ни министр, ни ректор не имеют право нарушать закон. Все. Знаете, тоже грамотная, сильная и принципиальная попалась женщина.

И вот иду я по улице Советской и набредаю на здание педуниверситета. Прямо как будто Бог привел. А там в приемной комиссии молоденькие девочки, которые без звука берут у меня документы; и вот я студентка русского отделения филологического факультета.

— Как вы пришли в науку?

— Училась я легко и стала помимо учебы заниматься и научной работой. Повезло мне и с выбором темы: я изучала говор инзерских катайцев. Тут как получилось: студенты ведь любят друг к другу в гости ездить. Так и я оказалась в гостях у инзерских башкир-родителей одной своей подруги. И вот мама ее мне говорит: «Фирдаус, сходи туда-то, принеси то-то». Из всего, что она сказала, я поняла только «принеси», представляете? Это, кстати, исконный говор родных мест Рафаэля Ибрагимовича Байдавлетова, древний, интереснейший говор. С собранным у подружек и знакомых материалом я выступила с докладом на научной конференции. Его отметили, я получила какой-то приз. По молодости очень быстро почувствовала себя ученой, втянулась в науку, а на четвертом курсе с легкостью отправила свой труд на большой симпозиум, который должен был проходить в Москве... И получила приглашение, ставшее неожиданным даже для меня самой. Я выступила там с докладом даже не представляя себе, перед какими выдающимися учеными говорю. Тогда и познакомилась со своим будущим научным руководителем — главным тюркологом Советского Союза — Эдгемом Тенишевым.

Но жизнь-то идет сама по себе, не очень считаясь с нашими планами. Я окончила институт с красным дипломом, вышла замуж, работаю по распределению в деревне Шигаево Белорецкого района учительницей русского языка и литературы. Пролетело полтора года, и вдруг я получаю приглашение в Москву, в аспирантуру. А получить его в те года было очень непросто: на меня собирали целое досье, и не только на меня, но и на родителей. В этот процесс включались обком КПСС, Академия наук. Пока тянулась вся эта волынка, я уже была на пятом месяце беременности.

Эдгем Рахимович все это увидел — удивился очень. «Успела», — говорит. А у меня двойня. Естественно, я поступила в заочную аспирантуру. И свой упрямый характер доказала: защитила кандидатскую, родила своих двойняшек, перебралась в Уфу — правда, помыкалась долго без своего угла_— и стала работать младшим научным сотрудником ИИЯЛ.

Научной работой занималась по-прежнему с удовольствием, но уже в более широком смысле, взяв в качестве темы историческую фонетику башкирского языка на материалах диалектов. Тут ведь очень интересные вещи открываются: говор инзерских башкир близок к древнетюркским памятникам литературы. Инзер — это горы, леса, живут люди обособленно, вот и сохранили такие жемчужины в своей языковой культуре. Выпустила я книжку, работалось мне хорошо, если бы не одно маленькое, но неприятное «но». Зарплата у нас в академических институтах небольшая, и когда меня пригласили в 1985 году в пединститут, я согласилась.

— Что приобрели, что потеряли?

— Потеряла, конечно, в смысле занятий наукой, но, во-первых, приобрела дополнительные 60 рублей к зарплате, что в те года было довольно существенно, во-вторых, попала в самую гущу перестроечных преобразований: открылась кафедра башкирской филологии, факультет башкирской филологии, различные смешанные отделения — башкирско-турецкое, башкирско-английское, башкирско-немецкое. Я к тому периоду жизни отношусь с любовью и юмором, всегда говорю: «Не ушла бы в пединститут, стала бы не только большим ученым, но и бизнесменшей, челночницей какой-нибудь, — денег-то нет». Но не жалею, что отдала пединституту столько времени — ведь ему я обязана, прежде всего, прекрасным образованием: когда его только открыли, туда пригласили в качестве преподавателей замечательных ученых — из Москвы, Саратова, Самары, из Ленинграда, дали им квартиры.

А поскольку как декан факультета я была все время на виду, зарекомендовала себя хорошо, меня взяли в аппарат — я стала министром образования. Я — вечный революционер, спокойно не сиделось мне и до этого: вела первые уроки башкирского языка сначала в обществе «Знание», затем по телевидению в течение двух лет. Учила я и представителей обкома — в основном, разговорному башкирскому языку: это была инициатива Александра Дегтярева. Он до сих пор эти уроки вспоминает. «А знаете, Фирдаус Гильмитдиновна, вы ведь меня в щекотливой ситуации выручили».

Поехал он как-то именно в тот период, когда обкомы ругали, в какой-то район. «Сидят все на собрании, ругаются, все по-своему да по-своему, а я молчал, молчал, а потом и говорю: «Человеку не угодишь: и луна не подходит, и солнце», — по-башкирски, конечно. Тут все замолчали, а потом как захохочут — старики подходить стали, хлопать по плечу. В общем, признали за своего».

— Вы много работали за рубежом. Там пригодилось ваше первоклассное владение родным языком?

— В 1992 году пригласили меня в Германию — преподавать башкирский язык. В Берлине есть институт тюркологии. Первый язык там турецкий, а второй язык они сами выбирают, любой тюркский. Вот туда я и поехала обучать 12 немецких студентов. Я как всегда решительно за это дело взялась, и только в Германии до меня дошел ужас положения: до этого учила-то я людей, знающих русский, а тут сплошные немцы, а немецкий не знаю я! Знаю только два выражения, одно из которых: «Хенде хох!». Так что учила не только я, учили и меня. Результат был неплохой: вместе с немецкими коллегами мы издали несколько книг, в том числе «Башкирский язык для немцев», «Учим башкирский язык» и так далее.

На этом с Европой я не рассталась: участвовала еще в двух грантах, один по составлению учебника башкирского языка. Получала даже зарплату ежемесячно в размере 100 марок в течение двух лет — неплохие по тем временам деньги. А второй проект касался ислама.

90-е были очень насыщенными для меня — и в области практики, и науки (в 1993 году я защитила докторскую диссертацию на тему очень интересную: о том, как сложились наименования башкирских населенных пунктов, что ведет, само собой, к изучению истории деревни). Любопытным было участие в переводе Библии на башкирский язык. Мне досталось Евангелие от Луки. Мало того, что сама работа была интересной, в этом проекте меня научили процессу безупречного перевода: собирали на недельный семинар (было это в Стокгольме). А проходил он так: нам давали задание — перевести отрывок на башкирский язык, а затем тот же отрывок перевести обратно на русский. И, знаете, получается два разных отрывка! Вот вам и переводчица! Нас обучала всем этим премудростям религиозная, языковая, научная элита мира; оплачивали проживание, переезд, а затем еще выдали довольно внушительную сумму — и за что? За моральный ущерб. «Вы же, говорят, целую неделю без семьи прожили».

— Вы еще и депутатом были…

— Еще будучи деканом, я стала депутатом Госсобрания от Бурзянского района. В Бурзянском районе народ материально бедный, но духовно богатый. Я выходила к ним и говорила: «Я — декан факультета, не могу вам дорогу построить или школу, но считаю, для нашего народа сейчас самое главное — образование. Высшее образование для ваших детей — дорога в лучшее будущее, защита от многих социальных зол». А еще я взяла с собой студентов, которые в деревнях давали концерты. Для жителей глухих деревень каждый концерт — событие. В общем, это была целая пиар-акция: я выхожу к народу, студенты мои пляшут и поют, и над всем этим плакат: «Голосуйте за нашего декана!».

Уже будучи министром, свой район я не забыла: выхлопотала для всех деревень «уазики», тракторы, автобусы. Помню, приходит ко мне на прием директор одной из школ (а я им компьютеры выбила) и говорит: « А нельзя ли заменить компьютеры тракторами?» А я ей: « Не отказывайтесь от того, что дают». И выхлопотала им еще и тракторы. Я горжусь тем, что когда я пришла работать в министерство, в Бурзянском районе было две типовые школы, а когда ушла — 12.

— Пост министра, наверное, плохо сочетается с занятиями наукой…

— Работая министром, я все же оставалась ученым. И сделала то, что до меня никто не делал: проанализировала, сколько метров приходилось на одного ученика в Башкортостане, по России и в каждом нашем районе и сколько на каждого приходится денег. И оказалось, что в том же Бурзянском районе на одного ученика — 6-7 кв.м и 1200 рублей — там же маленькие деревянные школы, а в Краснокамском районе — 24 кв.м. и 6-7 тысяч рублей. Если не хватает площади, значит, нет спортзалов, нет актовых залов. И, знаете, считаю еще своей заслугой, что на августовские совещания стали приглашать глав районов — без их поддержки что можно сделать в области образования? Мы научили работников образования не отчитываться, а анализировать.

— Фирдаус Гильмитдиновна, женщин у нас не часто увидишь на руководящих постах. Как вы управляете таким крупным институтом?

— Приходится всяко: коллектив-то особый, каждый сам по себе уникум. Но я справляюсь, потому что каждая женщина прежде всего — актриса и для каждой ситуации найдет свой подход. Как в семье. Я думаю, для общества гораздо полезнее, когда руководитель — женщина. Ученую молодежь я ращу как мать — своих детей. В Турцию брала с собой двух молодых ученых: во-первых, пусть себя покажут, во-вторых, посмотрят на мировую научную элиту, сами подтянутся, самим расти захочется.

Женщина — мать, но женщина и хозяйка, экономист. Нам ведь трудно было бы жить на одни бюджетные деньги, поэтому я организовала ООО «Деловая династия» — занимаемся составлением шежере.

Обычно делаем родословную на семь поколений. Историю рода можно проследить в рукописных фондах и архивах. Каждая родословная — исторический документ с печатями института, ученые отдают клиенту копии архивных документов, которые доказывают, что это не «просто бумажка». Такие родословные могут быть доказательством во время судебного процесса, скажем, о праве на наследство. За все работы по изготовлению одной родословной Институт брал 5000 рублей, сейчас 7: повысила цены типография. В других крупных российских городах это стоит от 10 тысяч долларов.

Конечно, мы могли бы зарабатывать на этом немалые деньги, но ведь кто к нам идет: большинство заказчиков — это представители интеллигенции, врачи, учителя и ученые, ну, парочка бизнесменов. Депутаты сейчас немного пошли, главы администраций, но не они наши основные клиенты. Как я могу просить денег больше? Я знаю, какая зарплата у тех же учителей. Или вот недавно пришла ко мне бабушка лет 70-ти и говорит: «Дочка, сколько мне жить, не знаю, но хочу, чтобы внукам память о нашем роде осталась — в городе они живут, от корней совсем оторвались». И кладет на стол 5 тысяч — от пенсии скопила. Я ей говорю: «Бабушка, давайте мы вам за три тысячи сделаем». А она мне: «Нет, дочка, это хаир моим предкам — я так решила». Ну, как я возьму больше — она и так все возможное собрала, и при этом какие у нее мысли: ведь это не просто шежере — это воздаяние ее предкам.

Разные люди идут. Был еще такой случай: собрала одна женщина все документы, ну, думает, завтра поеду их сдавать. А ночью снится ей умершая мама и говорит: «Дочка, а ты ведь вот эту тетку забыла, и вот этого дядю и его дочку». Утром пошла расспрашивать родню, что в живых осталась, — точно, забыла. Прямо мурашки по коже. Вот на этой памяти и вырастет здоровое, духовно зрелое поколение.

Быстрее всего дело идет, если все предки заказчика — крестьяне, которые жили в одном селе. Корни в городе отыскать труднее — там архивы горели чаще. Иногда исследования приносят неожиданные сюрпризы. Так, один заказчик узнал, что его прапрапрадед получил медаль за смелость из рук самого Кутузова.

Шежере заказывают не только башкиры, для которых это традиция, но и татары, русские, чуваши и представители других национальностей. Многие устраивают свои собственные шежере-байрамы (праздники родословной) — собирают на пир родственников со всей России, чтобы вместе вспомнить своих предков. Традиционно шежере велись только по мужской линии, но по желанию клиентов в документ добавляют и женщин. Когда с исторической частью все становится ясно, за дело берутся художники. Каждое шежере печатают на цветной бумаге и помещают в рамку. Фоном для генеалогического древа может быть узор, фотография родной деревни, башкирской природы или страницы из древней книги. В последнее время заказчики все чаще просят поместить в шежере фото своих родственников.

— Вы были председателем Союза женщин Республики Башкортостан, затем председателем Общества башкирских женщин. С чем вам приходилось больше всего сталкиваться на этом посту?

— Помните, я рассказывала, как в Германии немцев башкирскому учила? Пятеро из них так заинтересовались нашим краем, что приехали со мной, а объясняться умели, более или менее, только по-башкирски. Так вот одна девочка, немка, сняла целый фильм о простой женщине из Учалинского района, работающей и воспитывающей четверых детей. Она вставала вместе с ней в 6 утра и до 12 ночи за ней ходила по пятам. Фильм этот всех потряс. Женщина — это все. Она хозяйка, добытчица, мать, жена. Очень нашим женщинам тяжело, особенно на селе, потому что на них — все заботы, все проблемы. В одной своей книге я вспомнила стихотворение о женщине: там ни одного «женского» глагола — одна борьба за жизнь. Мужчины сейчас почти все переложили на женские плечи. Посмотрите, даже если руководитель-мужчина, заместитель у него зачастую женщина, она все и тащит. Определенный сдвиг в самосознании должен появиться у мужчин.

Взрослых мы уже не воспитаем, а решение проблемы вижу в раздельном обучении детей. Я была в Англии, была в Турции — там совсем ведь другие дети, а наши-то мальчишки совсем забитые! Они не лидеры, лидеры — женщины.

— Молодежь, которая приходит к вам в институт, — это энтузиасты своего дела или так, лишь бы где приткнуться?

— Долго неэнтузиасты у нас не держатся — сами уходят. Работает у нас, например, мальчик из хорошей семьи, умненький. И вот я за ним все наблюдаю — а ну как уйдет? «Да вы что, — он мне отвечает, — я так люблю историю: как в архив зайду, так и не ухожу, пока не выгонят». Бывает иногда, ну, попеняют мои девочки на маленькую зарплату, так я пошучу только с ними: «Вы вообще скажите спасибо за то, что вам за хобби, за любимое дело деньги платят».

— История, язык, литература — три крупнейших пласта, на которых держится культура. Не кажется ли вам, что целесообразнее было бы разделить эти три направления?

— В Казани так и сделали, и у нас мысль такая была. Но вовремя, в общем-то, спохватились: очень уж они тесно между собой связаны. Мы друг другу нужны, мы дополняем, обогащаем друг друга. Карелы, чуваши, якуты тоже на это не пошли.

— Направления работы вашего института чисто научные или все-таки имеют и прикладной характер?

— В нашем институте фундаментальная наука сочетается с прикладной. Вот, например, языковеды. Сейчас мы разрабатываем многотомный двуязычный толковый академический словарь, издаем учебники.

А историки? Да, они занимаются академической наукой, но ни один праздник не обходится без их консультаций: как правильно поставить юрту той или иной народности, как не ошибиться в детали костюма, в инсценировке того или иного исторического события — мы в самой гуще жизни! А экспертиза на все гуманитарные проекты города, названия улиц? В вузах некому учить староарабскому, тюркскому языкам — идут к нам. Этнографов нет, антропологов нет, своих специалистов нам приходится обучать самим. Тех выпускников — энтузиастов, что приходят к нам с исторических и других факультетов. Из медиков или биологов воспитываем антропологов, из историков — этнографов.

— Счастливый человек — тот, что с охотой утром идет на работу, а вечером с охотой домой. Каким человеком вы себя ощущаете?

— Я счастливый человек. Во-первых, я всегда любила то, чем занималась, кем бы ни работала: учителем, деканом, министром, директором. Я люблю свою семью, теперь уже внуков. Девочка из маленькой деревни, которая объехала мир, состоялась как ученый и человек, училась у выдающихся прекрасных учителей, общалась с людьми неординарными. Конечно, я — счастливый человек!

А, собственно, что может ответить жизнерадостная энергичная женщина, имя которой переводится как «седьмое небо рая»!

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007

Главный редактор - Горюхин Ю. А.

Редакционная коллегия:

Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсее­ва С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулей­ма­нов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.

Редакция

Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76

Заместители главного редактора:

Чарковский В. В. (347) 223-64-01

Чураева С. Р. (347) 223-64-01

Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69

Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69

Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69

Отдел публицистики:

Чечуха А. Л. (347) 223-64-01

Коваль Ю. Н.  (347) 223-64-01

Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69

Корректоры:

Казимова Т. А.

Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев