№ 3'08

Римма Сафиуллина

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

СЛАВЯНСТВО

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Римма Сафиуллина

Апельсиновый цвет

Погода сошла с ума. Лилия Леонардовна отчаянно страдала.

Вообще-то Лилию Леонардовну все звали просто Лилька, потому как такое величественное и несколько помпезное имя маленькой худенькой Лильке никак не подходило. При произнесении вслух словосочетания «Лилия Леонардовна» перед мысленным взором неизменно возникала статная пышная дама со степенными движениями и башней из обесцвеченных волос на голове. Лилька же всем своим внешним видом больше всего напоминала растрепанного проворного воробушка, весело прыгающего на тоненьких лапках — прыг-прыг. Окажись на Лилькином месте другая девушка — она, быть может, и переживала бы по этому поводу, но мудрая тридцатилетняя Лилька с юмором относилась к данному несоответствию имени-отчества, внешности и темперамента и потому стала — и осталась для всех окружающих — просто Лилькой.

Лилька могла считать себя счастливым человеком. У нее и было все для того, чтобы быть счастливой: здоровье, любимый мужчина — он же лучший друг, любимая работа, причем высокооплачиваемая, друзья, мама, папа и сестра. К тому же Лилька обладала незаурядным талантом художника и дизайнера. Таланты свои она успешно применяла на деле: клиенты выстраивались к ней хоть и в небольшую, но все-таки очередь. В общем, все было хорошо. И жизнь была бы совсем прекрасна, если бы не одно «но».

Этим «но» была зависимость. И эта зависимость мешала жить не терпящей никакой зависимости Лильке. Эта зависимость была настолько полной и абсолютной, что вынуждала клиентов, заказчиков и подрядчиков разрывать договоры и контракты, коллег по работе вводила в ступор, а друзей и родственников просто заставляла смириться и принять ее как данность.

Лилька зависела от погоды.

В дни плохой погоды Лилька впадала в депрессию. Она лежала на диване, сверлила невидящими глазами телевизор, ненавидела всех и вся и не желала жить. И ничто на свете, кроме солнца и высокого неба, не могло вывести ее из этого состояния. А окружающие очень старались. Мама приносила Лильке обожаемые ею сахарные плюшки и с надеждой смотрела в небо. Папа терялся и целовал Лильку в макушку. Сестра разыскивала свежие анекдоты и тоже смотрела в небо. Коллеги вздыхали и лазили по Интернету в поисках обнадеживающих метеосводок. Особо нетерпеливые клиенты бушевали, переживали, трясли кулаками и разрывали контракты. Терпеливые клиенты ждали хорошей погоды. Ожидание стоило того — Лилька была не просто хорошим дизайнером — она была талант! Но самой Лильке в такие дни было все равно. Она запиралась в квартире, укутывалась в теплый плед, меланхолично жевала черствую корочку засохшего батона и предавалась мрачным мыслям.

Но обычно серые дни плохой погоды длились не больше одной-двух недель, и к Лилькиным депресснякам на работе постепенно привыкли, и начали даже сочувствовать. Действительно, кто не болел хотя бы раз в году по две недели? Кого не посещала межсезонная депрессия? Если таковые найдутся, то пусть радуются своему счастью, потому что климат в самом центре материка, как известно из школьного курса географии и испытано на собственном опыте, — резко континентальный: очень холодная зима и очень жаркое лето. Так всегда было. И так всегда должно было быть. Должно было быть. Всегда. Но не было...

...Сначала ударили морозы, да такие, что птицы замерзали на лету. И не было этим морозам конца, и потому казалось, что тепла уже никогда не будет. Но потом весна все-таки пришла. Очень неторопливая, тягучая весна, почти без солнца. Эта тягучая весна тянулась до середины июля. Солнце, правда, иногда выглядывало, но ненадолго. Мол, вот оно я, дети мои, вы еще живы? Терпите? Ну так терпите еще...

Потом на город упала жара. Асфальт расплавился, и с тополей опали листья. Лилька, до того ежесекундно мечтавшая о солнце и лете, все-таки оказалась не готовой к погодным выкрутасам и получила солнечный удар. Удар оказался такой силы, что Лилька попала в больницу. Потом жара внезапно закончилась, и сразу же началась осень. Небо закрылось серыми тучами, пошел дождь. Он лил и лил, а потом перестал и превратился в серую морось, поглотившую весь город. И продолжалось все это не день, не два, и даже не неделю, а гораздо дольше, намного дольше. Так долго, что Лилька и забыла, какое оно бывает — солнце на ярко-синем небе. И школьное предложение на заучивание правила «ни облачка на небе» казалось выдумкой сумасшедшего фантаста. Разве когда-то было так — ни облачка на небе? Разве такое может быть?

Полагающийся Лильке лимит в две недели в квартал (для депрессии) давно превысил норму. Лилька не могла работать. Она приходила в офис, усаживалась за компьютер, подолгу меняла картинки на рабочем столе, придирчиво выбирая, чтобы обязательно были синее море, зеленая пальма и желтое солнце, потом открывала новый документ и рисовала на нем всякие бяки. Клиенты были недовольны. Начальство начинало ругаться. Лилька купила в аптеке настойку элеутерококка и бутылку бальзама в ближайшем супермаркете. Элеутерококк и бальзам она добавляла в крепкий черный кофе с сахаром.

Таким образом, кое-как Лилька дотянула до зимы. Прошел декабрь, пришел январь. И ничего не изменилось. Январское небо, назло всем и вопреки прогнозам, не стало белым. Оно решило остаться серым. Тоскливым серым ноябрьским небом. Таким, будто грустный художник вымазал весь город, все небо, всю землю и даже лица людей в такой же тоскливый серый цвет, как и его непроходящая грусть. Не было солнца днем. Луны ночью тоже не было. А вот серая морось была. Лильке хотелось плакать. Очень.

Наконец потерявший терпение директор вызвал Лильку к себе в кабинет, через секретаря.

— Ну, и...? — спросил он у Лильки.

— Я работаю, — ответила Лилька, безучастно глядя в окно.

— Позвольте поинтересоваться, над чем?

— Интерьер чего-то там, — ответила Лилька, не отрывая взгляда от серой мороси за окном.

— Как обычно ждете хорошей погоды? — поинтересовался директор.

— Наверное, ее уже никогда не будет, — поделилась она с директором одной из своих самых сокровенных мыслей.

— Мы не должны ждать милостей от природы, мы должны взять их сами, — выдал сентенцию директор.

— А где-то светит солнце, просто так светит, — сказала Лилька. — А зимой должен идти снег. Когда выпадет снег, все будет белым: снег, деревья, как невесты, даже небо будет белым. Вы замечали — в январе небо обычно белое. Разве мы сами можем сделать все белым? Или солнечным? — Лилька задумалась. Глаза директора стали круглыми. А она вдруг посмотрела на пальму в кадке возле окна: — Или уехать туда, где пальмы? Заключить контракт, сначала на год, потом навсегда...Там всегда солнце и много разных красок…

Лилька замолчала. Директор открыл было рот, чтобы высказать свое мнение по этому поводу, но Лилька его опередила:

— Так я пойду, если у вас ко мне больше нет вопросов.

— Идите себе, работайте, — махнул рукой несколько оторопевший директор.

— Мне все-таки нужны разные краски, не только серая, — пробормотала Лилька себе под нос, выходя из кабинета.

Директору очень хотелось запустить вслед ведущему дизайнеру чем-нибудь очень тяжелым, ну хотя бы вот этой папкой с практически замороженным проектом, но он сдержался. Только покрутил пальцем у виска и осторожно стукнул кулаком по столу. Все-таки фирма держалась в основном на Лильке, и все это знали, даже директор.

Панельная пятиэтажка, в которой жила Лилька, тоже была серой. И еще она была мокрой, какой-то усталой и обиженно-одинокой. Казалось, она хочет согреться и обсохнуть, но лишь тихонько ждет утешения в своем монотонном одиночестве. И некому ее утешить, некому вытереть ее слезы, и она украдкой плачет, уже и не надеясь на утешение. А серая равнодушная морось все нудит и нудит.

Лилька зашла в подъезд. Стены, окрашенные в серый цвет, сводили с ума, наводили тоску и заставляли каждый раз чертыхаться в адрес проектировщиков. Разве у них, у тех, которые разрабатывают и утверждают расколеровку, глазные болезни? Или у них цветовая слепота? Или у них нет никаких других красок? Так почему все стены во всех подъездах всех домов всегда серого или болотного цвета? А если и синего, то все равно с серым оттенком? Почему все дома всегда серые? И даже если они не серые, то все равно такими кажутся? А?

Лилька, привычно чертыхаясь, привычно нашарила ключ в кармане, привычно открыла дверь. Мда-а-а... неужели этот серый цвет обоев когда-то привел ее в дикий восторг, и она, несмотря на сногсшибательную цену, приобрела эту серость? Когда это было? В прошлой жизни? Лилька сползла по стене на пол и разрыдалась. Громко, навзрыд, как в детстве. Потом вытащила из кармана магнитик, купленный в том же супермаркете, в котором она приобретала бальзам и кофе, и прилепила игрушку на холодильник. На магнитике голубой дельфин плыл по зеленому морю, а на плавнике дельфина красовалась желтая надпись: «Привет с юга!».

Прошла еще неделя. Лилька безнадежно вглядывалась в серую бездну, распростертую над ее головой, — просвета не было. Только серая равнодушная морось, и больше ничего. А смеющийся дельфин с надписью на плавнике все так же весело плыл по белому холодильнику в зеленом море. А неба над городом все так же не было. И солнца не было. И луны.

И тогда Лилька набрала номер своего давнего друга, которому не звонила уже лет сто.

— Привет, — сказала она ему.

— Здорово, — ответил он.

— Я хочу солнца, — кисло сказала Лилька в трубку и всхлипнула.

— Аналогично, — ответила трубка.

— У меня дельфин на холодильнике смеется, — улыбнулась Лилька.

— Не плачь, — ответила трубка.

— Не буду, — пообещала Лилька и снова всхлипнула.

— Я знаю, где солнце, — после минутного молчания ожила трубка.

— Ну да? — удивилась Лилька. — И где?

— Там, где солнце, море, пальмы, песок! — радостно пропела трубка.

— Дурак! — от возмущения у Лильки разом высохли слезы. Она плюхнула трубку на рычаг и поплелась на кухню — заедать тоску. Но и есть тоже не хотелось. Она попила водички, вернулась в комнату, свернулась калачиком под пушистым пледом и попыталась провалиться в сон. А потом зазвонил телефон.

— Алло, — тускло сказала Лилька в трубку.

— Извини, я не хотел тебя обидеть, — сказала трубка.

— И ты меня извини, — бесцветно откликнулась Лилька.

— Я тут путевку нашел, туда, где солнце и море, — голос помолчал, дожидаясь радостного визга и, не дождавшись, продолжил: — в Интернете удачно покопался. Полетели?

— Ну и полетели, — все также бесцветно произнесла Лилька и положила трубку.

На другой день Лилька написала заявление на отпуск и равнодушно отдала его директору. Директор подумал-подумал и заявление подписал. Все равно от ведущего дизайнера толку в настоящее время не было. А в отпуске отдохнет, глядишь — и работать начнет...

А потом Лилька смотрела на море с высоты птичьего полета, и там, внизу, в зеленых волнах, играли дельфины. Много, очень много дельфинов. Их мокрые круглые спины сверкали на солнце, и тень самолета скользила по воде. И в этот миг Лилька вдруг осознала, что тягучая давящая морось осталась позади, а впереди только солнце и радость. И море, и небо. Высокое чистое синее небо, настоящее небо без серых туч и даже без облаков. Ни облачка на небе! Лилька взвизгнула. Друг улыбнулся.

Но все проходит. И все когда-нибудь заканчивается. Наступил последний день цветной жизни. Загорелая Лилька с облупившимся носом сидела на песке и смотрела на сверкающее солнцем море. Солнце дробилось на живых волнах, и казалось, что тысячи солнц ослепительно перемигиваются друг с другом, приветливо улыбаясь Лильке и прося ее остаться с ними.

— Я не хочу возвращаться, — прошептала Лилька солнечным брызгам, — не хочу.

— Мы сюда еще приедем, — обнял ее друг.

— Я не хочу уезжать отсюда. Я не выдержу там, в серой мороси, — Лилька беспомощно махнула рукой в сторону аэропорта.

— Если хочешь, то сюда можно приехать насовсем. Жить здесь, работать. Сейчас это возможно, — очень серьезно сказал ее верный друг, — ты талантлива, у тебя получится.

— Я уже думала об этом, и я так и сделаю, — упрямо тряхнула головой Лилька, — так и сделаю, — повторила она вставая.

— Конечно сделаешь, — поддержал ее друг, поднимаясь вслед за ней, и посмотрел за горизонт, — но все же тут просто отдых, а там, — он легко улыбнулся, — там все твое. Там ты, там родина.

— Я — не там, я здесь, где тепло и солнце днем светит. И луна ночью, и звезды. А там, — Лилька тоже попыталась заглянуть за горизонт, — там сплошная серая морось. И здесь есть цветное море, — она улыбнулась, — море цвета. Я не могу без цвета. Я — художник. А художнику ничего больше не надо. Только цвет.

— И дом, и семья, и родина, — любимый друг не улыбался. Он очень бережно смотрел на Лильку.

— Я сделаю это, — Лилька помолчала. — Мы не должны ждать милости от природы.

А потом она сидела в самолете возле иллюминатора и пристально вглядывалась в морскую лазурь, надеясь вновь увидеть дельфинов. Но дельфинов не было: наверное, они уплыли далеко-далеко. А самолет все летел в небе над морем, и тысячи оттенков синего окружали его...

Стюардессы принялись разносить обед, и проголодавшаяся Лилька оторвала взгляд от иллюминатора, а когда глянула снова — то не увидела внизу ничего, кроме снега. Огромное бескрайнее снежное поле расстилалось внизу. И не было этой снежной равнине ни начала, ни конца. И только холодное небо цвета льда, и только белое солнце, и бескрайняя снежная равнина. И было в этой снежной равнине что-то странно-пугающее, что-то отталкивающее. Лилька вгляделась до боли в глазах в эти странные торосы и вздрогнула: снег не сверкал под лучами солнца!

— Это снег наконец покрыл землю? — все-таки спросила Лилька.

— Я думаю, это облака, — осторожно ответил друг и взял Лильку за руку, — ты поспи. — Лилька положила голову на плечо своего надежного друга и доверчиво заснула. А когда проснулась, то первым делом уткнулась в иллюминатор в надежде увидеть землю. Но все те же бесконечные пугающие торосы расстилались под крылом самолета.

— А может, это все-таки снежная пустыня? — снова с надеждой спросила Лилька.

— Ты видела в нашей стране снежную пустыню? Где нет ни одной деревни, ни одного дерева? Ни одной, — друг улыбнулся, — дороги?

— Наверное, самолет сбился с курса, и мы залетели в тундру, — предположила Лилька. Ей очень хотелось, чтобы это все-таки была земля, пусть и покрытая непонятным снегом. С землей как-то уютнее...

— В тундре олени, — снова улыбнулся друг, — где тут олени?

— Пристегните ремни, самолет начинает снижение, — сообщила стюардесса.

— Вот и узнаем, земля это или облака, — прошептала Лилька.

Снежное поле становилось все ближе, ближе. И вдруг совершенно ясно, отчетливо стало видно, что это не снег, это туман. Такой плотный, что, казалось, его можно зачерпнуть ладошкой и он так и останется комочком на ладони. Лилька поежилась. Сплошная плотная облачность, накрывшая всю страну, от южного моря до северного. И ни одного просвета. Ни одного. Три с половиной часа полета, из которых три часа над родной страной. И над всей страной облачность. Сплошная облачность.

— Сплошная облачность. Как одеяло над всей страной, — казалось, друг прочел ее мысли.

А самолет все снижался, и тусклая снежная равнина, освещенная ослепительно-белым солнцем под холодным голубым небом, вдруг начала клубиться серым туманом все ближе и ближе, и Лилька испугалась, что самолет сейчас нырнет в эту серую клубящуюся массу, которая вберет его в свою ненасытную утробу и никогда больше не выпустит. Проглотит — точно так же, как глотает солнечный свет, не пуская его к земле и не отражая обратно в небо. Лилька инстинктивно, изо всей силы, уперлась ногами в дрожащий пол и рванулась вверх — чтобы удержать самолет, не пустить его в эту страшную клубящуюся массу. Она готова уже была кричать, биться головой о стекло, лишь бы только не видеть надвигающейся вязкой, густой, липкой, как кисель, серой мглы. В панике она попыталась задернуть шторку иллюминатора.

— Шторки иллюминаторов во время снижения и посадки должны быть открыты, извините, — строго пропела над ухом стюардесса.

— Не бойся, все будет хорошо, — друг крепко держал Лилькину руку. Он сидел с закрытыми глазами, над верхней губой выступили капельки пота.

Лилька сжалась в комочек и снова уставилась в иллюминатор. Серая клубящаяся масса исчезла. Пустота. Пустота была за бортом самолета. Бесцветная. Не прозрачная, не серая, не клубящаяся. Никакая. Абсолютная пустота. Беспросветная. Беспощадная. Равнодушная. Пустота окружала самолет со всех сторон. Спереди, сзади, слева, справа, сверху, снизу. Хотя кто теперь скажет, где находится перед, а где верх или низ? Верх — есть даже для космонавтов, верх — там, где звезды. Там, где земля, — низ. Здесь же не было ни верха, ни низа. Не было звезд, не было земли. Не было пути вперед, не было пути назад. И куда ни поверни — всюду получится вперед. Или назад. И как узнать, повернул ли ты? И как узнать, куда ты движешься и движешься ли вообще, если ни один из органов чувств не дает тебе знать об этом? Как узнать, движешься ли ты, если не с чем сравнить? И жив ли ты сейчас, если нет движения, если вокруг пустота? Лилька растопырила пальцы, пристально вглядываясь в двигающиеся суставы, потом медленно сжала кулак. Гений знал — движение и есть жизнь. Нет движения — нет жизни. Сейчас самолет не двигался. Или двигался? Пустота. Самолет стоит на месте. Не с чем сравнить, некуда двигаться. Пустота, пустота, одна пустота. И ничего больше. Ничего.

Расстояния вдруг стали измеряться временем. Три часа пустоты над страной. Глухая тишина в самолете. Паника, прятавшаяся с самой посадки в пятках и задавленная Лилькиным самообладанием, медленно поднималась вверх. Лилька отчаянно сопротивлялась. Но в абсолютной пустоте все меняется и ... О Боже! Это конец! Это час, мой час! Но, Боже, сделай так, чтобы это не был мой час. Только не сейчас, не этот час, не сейчас, еще не время, господи! Пожалуйста, пусть появится хоть что-нибудь, хотя бы серенькое, да хоть морось! Боже, пусть будет морось, морось над землей, над землей! Один разочек только взглянуть! Земля! И пусть будет час после, но, Боже, верни землю, верни родину! Дай мне родину, мою, мою землю, хоть какую, хоть серую, хоть зеленую, хоть серо-буро-малиновую, только верни, верни пожалуйста! А-а-а!!!

— Земля, родненькая, наконец-то, — дрожащий женский голос донесся до Лилькиных ушей. Лилька расцепила слипшиеся от слез ресницы. Серо-буро-малиновый цвет простирался внизу от края и до края. Слава Богу! Земля! Родина! Радость нахлынула огромной волной, затопила всю Лильку, в висках застучало, а замершее сердце затрепыхалось. Пассажиры весело завозились в своих креслах, тишина растворилась в радостном гуле оживших голосов. Земля, родненькая, миленькая! Ты есть, ты есть! Вперед, вперед, лети, самолет! Туда, к земле, к этим милым родным серо-бурым просторам. Именно такого цвета родину сейчас видят птицы. Именно такого цвета голые ветви голых лесов, протянутые в небо и зовущие ее, Лильку, к себе, обратно, домой. Она уезжала от них далеко и даже не попрощалась с ними. А они скучали без нее, и теперь так рады ее возвращению. Вот они тянут к ней свои тонкие, уставшие от мороси ветви. Эти поникшие деревья, эти медленные реки. Они не могут без нее. И она без них не может. Она так соскучилась по ним. Она так рада, что видит их. Лилька плакала.

Плакала оттого, что час ее еще не настал и она жива. И летит в белом самолете, возвращается на свою милую родину. Она была там, где тепло, где солнце светило и ласкало ее, а над ее родиной распростерлась бесконечная облачность. И нет ни единого просвета. И эта сплошная облачность скрывает солнце и небо от ее родной земли, от продрогших голых деревьев, от родных ее сердцу людей. И потому у них лица землистого цвета и нет сил даже на хмурые улыбки. Но они ждут ее, ждут. Потому что любят. И Лилька придет к ним и подарит картины, написанные ею там, где солнце и море. И солнце будет светить с картин и согревать милых ее сердцу людей, а теплые живые волны будут ласково шептать о том, как сильно она их любит. И родные лица расцветут улыбками, и уже не будут землистыми, а станут румяными, и солнечные лучики весело запрыгают в глазах. А березы уже не будут такими грустными.

И оттого плакала, что снег в этом году так и не нарядил землю белоснежным нарядом невесты. И стоит она одинокая, будто брошенная женихом накануне свадьбы, и все ждет, и не может поверить, что ее бросили, и все надеется, что вернется ее любимый, и поднесет ей свадебный наряд, и останется с ней.

И оттого плакала, что жухлые квадратики полей, бурые голые леса, тоненькие веточки дорог, свинцово-тускло поблескивающие изгибы незастывших рек — все это пронзительно дорого ей, художнице Лильке, так любящей яркие краски.

И оттого, что невыносимая нежность к унылым краскам уставшей от мороси родины ей дороже солнца и всех самых ярких карнавальных красок мира.

И оттого, что невозможно теперь ей уехать отсюда навсегда.

И оттого, что любовь переполняла ее сердце.

— Наш самолет совершил посадку в международном аэропорту столицы нашей Родины, в городе-герое Москве. За бортом самолета ноль градусов. Экипаж самолета прощается с вами и желает вам всего хорошего, — пропела стюардесса.

Лилька уткнулась носом в плечо любимого.

— Вот мы и дома, — прошептал преданный друг, ладошкой стирая слезинки с ее ресниц.

Серая морось распласталась над всей страной. И не было ни единого просвета. Солнца не было. Луны не было. Снега тоже не было. Не пускала серая морось. Лильке было обидно за страну. Она погрозила кулаком серой мороси, купила в магазине оранжевую краску и принялась перекрашивать стены подъезда в апельсиновый цвет.

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007

Главный редактор - Горюхин Ю. А.

Редакционная коллегия:

Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсее­ва С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулей­ма­нов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.

Редакция

Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76

Заместители главного редактора:

Чарковский В. В. (347) 223-64-01

Чураева С. Р. (347) 223-64-01

Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69

Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69

Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69

Отдел публицистики:

Чечуха А. Л. (347) 223-64-01

Коваль Ю. Н.  (347) 223-64-01

Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69

Корректоры:

Казимова Т. А.

Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев