|
|
Борис Попов
Незаслуженно забытый
Рената Васильевна Черненькова, которую я знал еще с 50-х, студенческих,
годов как Рену Андрюхину, в телефонной беседе спросила:
— Тебя интересуют произведения Немировича-Данченко?
Вопрос был не праздный. В студенческие годы мы увлекались самодеятельной
эстрадой, а в самодеятельности Дома ученых попробовали себя в небольших
одноактных пьесах.
С окончанием университета наши жизни потекли по разным руслам. Рена более 10
лет преподавала физику в Уфимском авиационном институте и 28 лет работала в
Уфимском речном училище, стала заслуженным учителем школы РБ. Я же 30 лет
преподавал в Уфимском библиотечном техникуме общественные и клубные
дисциплины, заведовал заочным отделением, руководил самодеятельностью и
клубом «Книголюб».
Теперь мы пенсионеры. Выросли дети, растут внуки, но теплые дружеские
отношения, зародившиеся в юности, сохраняются по сей день. Иногда мы
обмениваемся телефонными звонками. Так и в этот раз.
Услышав ее вопрос и имея в виду именитого режиссера, одного из основателей
МХАТа, я воскликнул:
— Конечно! У меня есть восьмитомник Станиславского и книги о нем, а
Немировича-Данченко нет.
— Я могу кое-что тебе подарить. Только книги еще дореволюционные и сильно
потрепаны, но сдавать в макулатуру жалко...
Еще бы не жалко. Ведь это — Немирович-Данченко! Я знал, что Владимир
Иванович был не только режиссером, но и писателем, и критиком. И вот мне
предлагаются его книги. Возьму!
В условленный день и час Рената Васильевна выставила передо мной пачку и
впрямь изрядно потрепанных книг. Мельком их оглядев, я остановил внимание на
одной с остатками красной обложки и названием — «Кама и Урал». «Интересно,—
подумал я,— места знакомые».
Вернувшись домой с бесценной ношей, я более внимательно рассмотрел свое
приобретение и... испытал нечто вроде шока. Вместо ожидаемого имени
«Владимир Иванович» увидел, что автора зовут Василием Ивановичем. Судя по
отчеству и фамилии, это — брат, но я, самонадеянно считавший себя
книголюбом, член ВОЛКа (Всесоюзного общества любителей книги), знать не
знал, ведать не ведал о существовании такового. Интересно, а кто-нибудь из
моих друзей-приятелей знает этого писателя? Спросил одного, другого — глухо.
Но вот и просвет. Зашел ко мне один из друзей — М. П. Фоменков, заслуженный
деятель искусств Российской Федерации и Республики Башкортостан. Мы дружим с
60-х годов, и я знаю его как завзятого книгочея.
— Михаил Петрович,— спрашиваю,— знакомо ли тебе имя Василия Ивановича
Немировича-Данченко?
— А как же! Это — старший брат Владимира Ивановича, писатель... Я кое-что
читал из его произведений. Они выходили до революции в издательстве Сойкина.
Печатались на очень плохой бумаге... У меня есть томик Диккенса в
издательстве Сойкина, так на обороте обложки приведен список произведений
Василия Ивановича, более 40 названий...
Действительно, презентованные мне книги, за исключением одной, вышли в
издательстве Ц. Ц. Сойкина и на весьма скверной бумаге. Их внешний вид
убеждал — книги нуждаются если не в выбросе, то в изрядном ремонте.
Но не зря говорят — «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Мой друг и
коллега по работе в техникуме А. Ф. Рубцов предложил:
— Давай, неси свои книги. Я тебе их переплету. У меня сейчас простой, а я
без дела не могу...
Золотой человек Анатолий Федорович. Мы дружим без малого полвека. В прошлом
он фронтовик. Воевал на Калининском фронте в составе лыжного батальона,
потом — в разведке. Брал «языка». Награжден был медалью «За отвагу». После
ранения и госпиталя угодил на «Огненную дугу» под Курск. Подбил фашистский
танк и получил боевой орден Отечественной войны II степени. После тяжелого
ранения отвоевался сержант Рубцов. С 1944 года в Уфе. Быть инвалидом счел
для себя зазорным — пошел преподавать физвоспитание в открывшийся в том же
году Уфимский библиотечный техникум (до войны Рубцов успел закончить
Уфимский техникум физической культуры). Фактически Анатолий Федорович — один
из основателей техникума. В этой «кузнице библиотечных кадров» он с
небольшим перерывом проработал до выхода на пенсию в 1982 году.
В этом году моему другу исполнится 80 лет, но в нем сохраняется неукротимая
тяга к труду. Летом он обихаживает свой земельный участок, а зимой
эпизодически подрабатывает переплетами.
Отнеся книги Анатолию Федоровичу, я занялся «выяснением личности» открытого
мною писателя. «Краткий Энциклопедический Словарь», «Большая Советская
Энциклопедия» и 5-й том «Краткой Литературной Энциклопедии» пролили
кое-какой свет на личность Василия Ивановича Немировича-Данченко, но
полученные сведения были удручающе скудными. Где же найти более
содержательный источник? А тут еще загадка. Когда родился писатель? В
«Кратком Энциклопедическом словаре» год рождения обозначен 1848/49 годом, а
в обеих энциклопедиях — 1844/45. Где истина? Почему в обоих случаях год
рождения двойной?
Вскоре я получил от Анатолия Федоровича приведенные в «божеский вид» книги и
— эврика! — в первом томе так называемого «Нового собрания сочинений Василия
Ивановича Немировича-Данченко» нахожу подробнейший биографический очерк,
написанный П. В. Быковым, где ясно сказано, что писатель родился под
Рождество 1844 года. А сдвоенная дата — это ни что иное, как проявление
старого и нового календарных стилей.
Новая загадка. Все книги издательства Сойкина выходных данных не имеют даты.
Есть внешние отличия. «Кама и Урал» и «Кулисы» по формату меньше, чем книги
«Нового собрания сочинений». Кроме того, местом издания первых названных
книг обозначен Санкт-Петербург, а остальных — Петроград. Известно, что
переименование столицы Российской империи произошло в 1915 году как
следствие антигерманских настроений, охвативших российское общество в связи
с начавшейся 1-й мировой войной. Стало быть, издание «Нового собрания
сочинений» началось не раньше 1915 года, что и подтвердилось датой,
проставленной под биографическим очерком, написанным П. Быковым.
В книге «Кулисы» на обороте титульного листа обнаруживаю: «Разрешено
цензурой 7 сентября 1904 г». С этой ясно. А «Кама и Урал»? Кручу-верчу,
листаю — нет даты. Выручает предисловие, где автор пишет, что совершил
поездку по упомянутым местам в 1875 году. «С тех пор за десять лет,—
замечает он,— мало что изменилось». Стало быть, книга издана через 10 лет
после путешествия, но датировать 1885-м годом не решаюсь. На обложке
помечено: «Издание второе». Интересно, а когда Сойкин основал свое
издательство? Оказалось — в 1885 году.
Попутно я проследил пути-дороги дошедших до меня книг. Всех владельцев,
конечно, не перечесть, но с некоторыми из них знакомят штампики,
встречающиеся на книжных страницах. На одной книге обнаруживаю печать с
надписью: «БИБЛИОТЕКА Н. П. ЛОХОВА». На другой — оттиск «И. И. ТАШКИНЪ». Кто
эти Лохов и Ташкин — можно лишь гадать, но ясно, что последний —
дореволюционный владелец. Об этом говорит твердый знак в конце фамилии.
Побывали книги и у букинистов, о чем свидетельствуют соответствующие
штампики с указанием общего количества книг — 20 штук и цена — 400 рублей.
Эта цена — из периода Великой Отечественной войны.
Особо стоит сказать о повести «Победитель». Она выпущена московским
издательством журнала «Юная Россия» на более качественной бумаге, с
иллюстрациями, в достаточно плотной обложке, датирована 1914 годом. Ее
особенность: на внутренних сторонах обложки приведен широкий перечень книг
Вас. Ив. Немировича-Данченко для детского и юношеского чтения — 20
произведений разного жанра. Она тоже побывала у букиниста. Необычный штампик
сообщает: «Букинистическая лавка писателей 196... г». Последняя цифра,
написанная от руки, неразборчива. У нас в Уфе такой лавки не было. Был
букинистический отдел при магазине Башкниготорга (ныне — «Знание»), где
священнодействовал неподражаемый книжный зубр — Александр Петрович.
Упомянутая книжка — «чужеземка».
После долгих мытарств книги, обретшие «затрапезный» вид, попали к
старьевщику, у которого их купил начальник милиции Уфимского
железнодорожного узла полковник В. Андрюхин. И вот очередное пристанище —
часть книг отошла ко мне, принеся радость знакомства с неизвестным ранее
писателем.
Окунувшись в различные источники, я достаточно полно представил себе жизнь и
творческий путь Василия Ивановича Немировича-Данченко. Думаю, и другим будет
интересно узнать о нем.
Старшего из братьев Немировичей-Данченко (всего их было трое и одна сестра)
справедливо можно назвать одним словом — неутомимый. Этот эпитет подошел бы
ко всем прочим характеристикам: путешественник, этнограф, исследователь,
писатель, очеркист, обличитель «свинцовых мерзостей» дикого российского (и
не только) капитализма, военный корреспондент и тому подобное. Передо мной
возник образ неординарного человека.
Его отец, Иван Васильевич, потомок запорожских казаков, служил на Кавказе.
Полк, дислоцируясь в Грузии, вел боевые действия в Дагестане. Существенным
событием службы на Кавказе стала женитьба на юной армянке с нехарактерной
для армян фамилией — Ягубова. Тут, видимо, проявился след турецкого
владычества в Армении (XVI—XVIII вв.).
Походя обращусь к воспоминаниям Владимира Ивановича, взятых из его книги
«Рождение театра». Он пишет: «Мать, из совсем глухого угла Кавказа, вышла
замуж четырнадцати лет... в пятнадцать родила, но вместе с нянчаньем ребенка
долго еще играла в куклы».
Армейская жизнь отца вела к тому, что семья повсюду следовала за ним, и
родившийся в рождественскую ночь 1844 года ребенок с колыбели познал все
прелести бивуачной жизни. Порой семья жила в Стародубе, имении отца.
Родитель заботливо следил за физическим и духовным развитием первенца.
Мальчик рос крепким и к восьми годам страстно полюбил чтение. Снова слово
Владимиру Ивановичу: «Отец выписывал журналы и имел в Стародубе очень
недурную библиотеку. И не ожидал, конечно, что она отравит его первенца».
Подросшего сына отец отвез в Москву и определил в Александровский кадетский
корпус. Как пишет его биограф, мальчик обладал высокими душевными
качествами, был отличным товарищем, отличался добросердечностью и
самоотверженностью. По словам одного из его соучеников, он был «пылкий,
правдивый, яро вооружался против всякой несправедливости, пуская в ход свое
остроумие... Удивлял нас способностью легко без всякого труда сочинять
стихи. Они у него просто лились и чаще всего представляли собой экспромты...
Больше сатирические, шуточные... но были и серьезные».
В начале 60-х годов в «Журнале для чтения воспитанников военно-учебных
заведений» было напечатано одно из серьезных его стихотворений. В то же
время, как сообщает Владимир Иванович, «в военном корпусе брат Василий был
несколько раз посажен в карцер за ряд стихотворений против начальства;
затем, наперекор строжайшим настояниям отца, бросил корпус, убежал в
Петербург и в бурном одиночестве выработался в писатели...»
Началось с того, что жена поэта Л. Мея, Софья Григорьевна, в издаваемом ею
журнале «Модный магазин» поместила его первый прозаический опыт — рассказ
«Что хотела». Для начинающего автора это была честь — там печатались В.
Майков, Н. Некрасов, Я. Полонский. Молодого автора заметили. Он стал
сотрудником мелких изданий, удивляя всех своей плодовитостью. Нужно было
зарабатывать на жизнь. Писательский труд дешевый, и он, не покладая рук,
работал. В одном из своих стихотворений писал:
Праздник жизни — молодые годы —
Я убил под тяжестью труда,
И поэтом, баловнем свободы,
Другом лени не был никогда.
На первых порах начинающему писателю приходилась, как говорится, и голодать,
и холодать. Лет пять он скитался в поисках заработка то в Петербурге, то в
Москве, но однажды «фортуна улыбнулась» ему, закинув его на Крайний Север,
где он с азартом занялся изучением природы Севера и народностей, его
населяющих. Он побывал в Соловках, объехал Мурманский берег, заглянул в
Норвегию, пешком прошел через всю Лапландию, наблюдая быт, нравы, промыслы
жителей тех мест. Плодами его наблюдений стали великолепные поэтические,
талантливо написанные художественно-этнографические очерки, которые были
охотно приняты лучшими журналами России.
Северное путешествие и последовавшие за ним художественные очерки положили
начало его неутомимой туристско-писательской жизни. Как пишет его биограф,
книга «Соловки» произвела своеобразную сенсацию и вызвала немало толков в
печати и обществе.
С начала 70-х годов во «Всемирной Иллюстрации» печатаются его очерки,
рассказы, стихи.
Писательская плодовитость Немировича-Данченко поразительна. Он печатается в
«Отечественных записках», «Вестнике Европы», «Деле» и других журналах.
С 1875 года начинается новая полоса его странствий. Он побывал в Дагестане и
разных районах Грузии. Итогом путешествия стал большой исторический роман
«Горные орлы», затронувший тему войны в горах Кавказа.
К сожалению, среди обретенных мною книг этого романа нет, а он, в связи с
нынешними событиями на Северном Кавказе, представляет немалый интерес.
После Кавказа неутомимый Василий Иванович отправился в путешествие по Каме и
Уралу. Эти два географических названия не оставили меня равнодушным.
Во-первых, они примыкают вплотную к Башкирии, во-вторых, с ними связаны
первые годы моей военной службы.
Очерк «Кама» привлек мое внимание упоминанием первого населенного пункта в
низовьях Камы — села Табаево. Василий Иванович пишет: «Табаево — село
татарское все ближе и ближе. Деревянная мечеть точно дом. Деревянный минарет
весь на виду. Тесом крытые кровли и стены изб. Зажиточно, чисто живут...
Около Табаева веселая рощица, точно изумрудное пятно на желтой понизи
берега...»
В это время на палубе идет оживленная дискуссия по поводу истребления лесов.
Упомянутую рощу жители Табаева берегут, и некий лесопромышленник негодует,
что они ее не продают: «Я им пять тысчей давал. Ведь это дуб все! Какое
дерево-то, только вали!»
Зимой 1946—1947 годов я в составе своего подразделения оказался в Табаево
(тогда — Атабаево). Шел второй послевоенный год, армию потихоньку сокращали,
а тех, кто оставался служить, использовали на разных работах, в том числе и
на лесоповале. Мы жили по избам, никакой мечети в селе уже не было, рощица,
о которой шла речь на пароходе, превратилась в могучую дубраву, а мы в ней
валили те самые дубы — предмет зависти лесопромышленника. Сей незабвенный
лесоповал преследовал двоякую цель: заготовку дров и расчистку площади под
затопление ее проектируемым Куйбышевским морем.
Летом 1947 года напиленные дрова мы вывозили из леса и складывали
штабелями-поленицами на крутом берегу Камы возле Табаева. Тогда я позволил
себе дерзость — самовольно в одиночку переплыл Каму. За это «схлопотал»
одновременно выговор и благодарность. За самоволку и за форсирование водной
преграды.
В 1972 году (почти через 100 лет после Немировича-Данченко) проплыл я мимо
знакомых мне мест по так называемому Куйбышевскому морю. Село Табаево
виднелось где-то вдали за водной гладью, подернутой зеленой ряской, из
которой торчали где-то еще прямые, а кое-где наклонившиеся безлистные стволы
умерших дубов.
В очерке «Кама» я нашел и сведения, касавшиеся Башкирии. Продолжавшаяся
полемика разделила ее участников на две группы: сторонников сохранения
лесных богатств и их противников. «Деловые люди», охваченные жаждой наживы,
ратовали за интенсивную разработку лесных богатств. Один из собеседников
говорит:
— Пока еще не весь лес перевели, да башкирские дебри целы... а вот как через
несколько лет по реке Белой да по Уфе последние деревья спилят, тогда что?
— Ну, Господь даст... Не вовсе уж обездолит... — возражает собеседник.
Спор порою принимает довольно острый характер. В ходе беседы вновь
обратились к башкирским лесам.
— ... Вон тот тебе про башкирские леса говорил, что они стоят еще. А как
стоят, знаешь ли? Все уже запродано. Бирский купец такой есть — Уткин
прозывается. Он у башкирских старшин пятьдесят тысяч десятин крепколесья
купил по пятиалтынному (15 копеек — Б. П.) за десятину. Как перед Богом
говорю!
— У каких это старшин?
— А башкиры их ханами зовут. Так у ханов. Да в вечное владение купил леса, с
землею, по сплавной реке.
— Да что-ж они цен на леса не знают?
— Башкиры-то? Башкиры народ смирный, робкий... Он всего послухает, а Уткин
им такую канитель развел, что ты бы и даром рад лес отдать. Он им что
ввернул: у кого, говорит, земли много, с того и солдат много возьмут! Дал он
им пустяки самые и сейчас же заложил Севостьянову всю эту округу за
шестьдесят тысяч рублей, а потом в саратовском банке за него сто двадцать
тысяч рублей взял... Так за своих ханов пять сел башкирских леса и
потеряли... Потом опомнились, да уж поздно. Ничего не поделаешь.
Полагаю, что нарисованная картина в комментариях не нуждается. Мошенники и
простаки были во все времена. Как гласит поговорка, «на простака не нужен
нож».
А вот и устье Белой. Ему посвящены такие строки: «Особенно красиво устье
реки Белой. Еще издали вы слышите крики чаек и видите, как белыми тучами
носятся над рекою их бесчисленные стаи. Противоположный берег гребнем
поднялся, по гребню лес насупился и думает свою старую, вечную думу. Ширь,
простор направо. Под солнцем лесные понизи горят изумрудным блеском.
Прорвали их протоки и рукава, отражая в тихих водах голубое небо, уходя за
недвижные боры и опять далеко-далеко сверкая огненными зигзагами и тонкими,
как острие ножа, щелинками. Вон Белая раскинулась широко и привольно.
Заставили ее баржи и плоты, и медленно струит она между ними свои светлые
поэтические воды».
Любопытно замечание писателя по поводу колонизации Прикамья: «Мы плывем мимо
татарских, башкирских и русских деревень. И странное дело, оказывается, что
русские здесь были очень церемонными завоевателями и колонизаторами. Они
заняли под свои поселки худшие места. На лучших сидят башкиры, на средних —
татары, а на самых неспособных — русские построились. Чуть лужайка поярче —
татарское или башкирское сельбище; русь гнездится на глинистых горах».
Добравшись до Перми, писатель начал свой сухопутный, а местами и водный,
путь по Уралу. Где он только не побывал, чего только не повидал! С
беспристрастностью он описал безотрадную жизнь и тягостный, изнуряющий труд
рабочих Урала, страдавших в подземном царстве рудников и копей. Это
настоящая энциклопедия, охватывающая все стороны жизни горнозаводского
Урала. Немирович-Данченко первым из наших писателей познакомил читающую
публику с ранее не известным для нее краем.
Строгой чередой проходят места, через которые прошел писатель. Вот поселок
золотодобытчиков — Березовск. Мне это название напомнила эпизод из моей
жизни.
Осенью 1945 года солдат нашего учебно-танкового полка за военной
ненадобностью направили на строительство малых сельских электростанций. Наш
путь к заштатной деревеньке Кокуй проходил через Березовск. Пришли туда к
вечеру и разместились на ночлег по избам. При неярком свете керосиновой
лампы повели разговор с хозяином избы.
— У нас, у старателей,— неспешно говорил старик,— жизнь идет неровно. Иной
раз копаешься, копаешься, а золота нет как нет. Все проживешь до последних
штанов и вдруг — напал на жилу, и пошло золото, а то и самородок попадет.
Снова деньги в кармане зашевелились, опять добром обзавелся. Ну, и погулял,
конечно, а тут и кончилась жила. Опять все нажитое спустишь...
Рассказал старик еще и о том, как летом приезжал в отпуск капитан Неустроев,
Герой Советского Союза, командир одного из батальонов, штурмовавших
Рейхстаг. Березовск — его родина.
— Вот уж погулял капитан! — с восхищением закончил старик.
Читаю Немировича-Данченко и вспоминаю рассказ того старика. Очень похоже, не
считая эпизода с Неустроевым, только условия труда стали получше. Но так же
идет погоня за золотишком. Старатель перелопачивает пуды земли, кварцевого
песку, чтобы найти крупицы драгоценного металла, радуется кратковременному
счастью, принесенному золотом, и вновь погружается в привычную нищету. Все
заработанное быстро проживается и пропивается.
Еще один пункт на пути писателя — Екатеринбург — отозвался в моей памяти.
Здесь в конце Великой Отечественной войны началась моя солдатская служба. С
командой призывников мы прошли пешком от Свердловска до поселка Верхняя
Пышма, где располагался учебно-танковый полк. Достопримечательностью поселка
были его медные рудники. Я не знаю, каковы условия труда на тех рудниках
существовали в ту пору, но, читая очерки Немировича-Данченко, нельзя не
испытать душевной боли за рабочих. Автор с гневом рассказывает о творившемся
на Урале диком произволе владельцев предприятий, управляющих, чиновников,
купцов-толстосумов, в грош не ставивших жизнь рабочих. Вот уж где
действительно был «ад на земле».
После продолжительных поездок по Кавказу, Волге, Каме и Уралу отдых был
недолог — началась русско-турецкая война. Весной 1877 года
Немирович-Данченко отправился на Балканы военным корреспондентом от газет
«Наш Век» и «Новое Время». Там он провел целый год: две недели на Шипке,
столько же в траншеях под вражеским огнем у Зеленых Гор, в сражении под
Шейновым, и вместе с генералом Михаилом Дмитриевичем Скобелевым участвовал в
походе до Адрианополя. Он стойко нес все тяготы боевой походной жизни и
писал для газет яркие, волнующие корреспонденции. Его храбрость была
отмечена солдатским Георгиевским крестом, а на переговорах о мире в
Сан-Стефано ему выразила глубокую благодарность болгарская делегация.
Фактически Немирович-Данченко стал первым российским военным
корреспондентом.
Богатый материал наблюдений и впечатлений лег в основу романов «Гроза»,
«Плевна и Шипка», «Сторожевые огни» и другие. В рассказе «Сестра Васильева»
автор повествует о драматичной судьбе доброй, самоотверженной женщины с
Урала, отец которой погиб в руднике.
Кстати, «женский вопрос» — один из самых животрепещущих в творчестве
Немировича-Данченко. Он звучит в имеющихся у меня повестях «Рубиновая
брошка», «Средиземный рай» и «Кулисы».
На войне писатель сдружился с М. Д. Скобелевым, которому он посвятил большой
труд, написанный с сердечной теплотой. Недоброжелательные оппоненты
заявляли, что образ Скобелева придуман автором, однако в знак признания
заслуг в Москве ему был поставлен памятник. Изящный, динамичный, он был
украшением города. После Октябрьской революции памятник снесли. Сейчас на
его месте высится монумент Юрию Долгорукому.
Вернувшись после войны в Москву и собрав все болгарские материалы в единый
трехтомник под названием «Год войны», Василий Иванович вновь отправился
путешествовать. Он побывал на Адриатике, в Испании, Марокко, Италии, Алжире,
Голландии, Германии, Швейцарии, Франции. Потом посетил Малую Азию, Персию.
Добрался до Южной Америки. Каждая поездка давала обильный материал.
Появились «Очерки Испании», роман «Контрабандист». Из итальянских зарисовок
я обогатился своеобразной туристической эпопеей — «Чужие Палестины».
Писатель оставил нам историко-этнографическое описание города Комо
(Ломбардия), одноименного озера и прилегающих окрестностей. Плавное течение
повествования местами прерывается сполохами стихов, его собственных или им
переведенных с итальянского. То тут, то там мелькают экскурсы в историю
края, романтические легенды, курьезные эпизоды.
Меня заинтересовал вопрос, когда конкретно Немирович-Данченко посетил эти
благословенные места? Никаких прямых указаний на этот счет нет, но в
контексте повествования я обнаружил, что одно из древнейших строений города
Комо возведено в 1215 году и, как пишет автор, «за прошедшие 670 лет оно
почти не изменилось». Простой арифметический подсчет позволяет считать, что
писатель путешествовал по Италии в 1885 году.
Биограф П. Быков утверждает, что из всех писателей-туристов
Немирович-Данченко — самый содержательный и увлекательный. В 80-х годах не
было ни одного мало-мальски крупного журнала, который не публиковал бы
статей, очерков, романов, повестей и рассказов писателя. Многие произведения
выходили отдельными изданиями.
В литературном багаже писателя немало книг для детского чтения. В повести
«Победитель», вышедшей в серии «Библиотека для семьи и школы», ее герой Иван
с забавной фамилией Встанька проявил себя в кадетском корпусе как защитник
слабых и беззащитных. Оказавшись волею судьбы в Америке, бывший
Ванька-Встанька, как звали его кадеты, ставший мистером Джоном Стенки, не
побоялся защитить негра, которого белые граждане хотели повесить. А когда
выяснилась его невиновность и все закончилось благополучно, он отказался от
денежного вознаграждения, чем несказанно удивил меркантильных американцев.
Начавшаяся русско-японская война снова потянула Немировича-Данченко в гущу
боевых событий. Он отправился в Манчжурию и в течение года делил с русской
армией все невзгоды. Верный принципу служения обществу, он в своих
корреспонденциях правдиво освещал драматические события войны. Его читали не
только в России, но и во всей Европе. О возможной смерти говорил: «Чего ее
бояться, когда она неизбежна».
По возвращении на родину его чествуют как военного летописца и романиста,
как борца за светлые идеи, как писателя-гражданина. Нашлись и злопыхатели,
упрекавшие его в «сгущении красок». Какое уж там сгущение!
Через три года после русско-японской войны Немирович-Данченко посетил
страну-победительницу — Японию. Поездка дала богатейший материал для путевых
очерков: «Эллины Великого океана», «Столица победителей», «Железный народ»,
«Женщины таинственного мира» и других. В «Новом собрании сочинений» они
объединены в один том объемом в 500 с лишним страниц. К счастью, он оказался
среди подаренных мне.
С незаурядным мастерством неутомимый журналист-путешественник описывает
красоты японской природы, и как резюме звучат его слова: «Ландшафтная
страна! Куда ни взглянешь — невольный вопрос: а где же рамка? Так бы и
повесил всю Японию к себе на стены...»
Нежными красками рисует он хрупкое изящество японских девушек, любуется
детьми и отмечает необыкновенную дисциплинированность людей, даже в дни
забастовки, после которой предприниматели и рабочие друг перед другом
церемонно извинились. Он обращает внимание на тяготы жизни простого люда —
крестьян, гнущих спины на топких рисовых полях, и рабочих-угольщиков
«душного города» Моджи.
Он пишет о послевоенном кризисе, охватившем Японию, и о милитаристской
направленности ее экономики.
Милитаристский дух подогревается многочисленными выставками русского оружия,
захваченного японцами. Немирович-Данченко, наблюдая это, восклицает: «Вся
Япония — сплошной музей наших поражений! Во всех храмах трофеи». Местами его
слова звучат как пророчество. Он пишет: «В чреватых событиями тайнах
будущего кроется немало встреч с этим народом. Нам не раз еще придется
меряться с ним и идти об руку».
Писатель отмечает симпатии японцев к России и к русским, интерес к русской
литературе. Женские образы, созданные Тургеневым и Толстым, служат образцом
для японских девушек. В то же время жители Японии негативно относятся к
иностранцам вообще. Часто в след европейцу летят слова: «иджин бака»
(иностранец-дурак). Особенно стараются дети.
Весной 1912 года началась первая Балканская война за ликвидацию остатков
турецкого владычества. Против Турции выступили страны Балканского союза
(Болгария, Сербия, Черногория и Греция). Писатель снова оказался в гуще
событий. И вновь пошли в газеты его корреспонденции, и опять его оппоненты
призывают автора «не сгущать краски». В ответ на это он возражает:
«Попробуйте сделать это, когда приходится десятки верст ехать по полям,
засыпанным трупами, по выжженным деревням, вместо лазаретов встречать очаги
холеры и гангрены...» Именно холера заставила его покинуть Балканы.
Разразившаяся мировая война, которую тогда назвали Второй Отечественной, не
оставила его бесстрастным. Он снова на фронте. Ему уже 70 лет, но он рвется
в гущу событий. В сражении под Сукачевым писатель был контужен. Думал, было,
покинуть фронт, но почувствовал себя лучше и вернулся в действующую армию, в
Галицию. 1915-м годом заканчивается дореволюционная биография Василия
Ивановича. Из советских энциклопедий известно, что в 1921 году он
эмигрировал за рубеж.
Нам хорошо известно, как в недалеком прошлом относились к эмигрантам из
Советской России — «кто не с нами, тот против нас». И если имя Владимира
Ивановича Немировича-Данченко звучало, то имя его старшего брата было для
нас неизвестным. Недавно я узнал, что издательство «Терра» обратило внимание
на этого «узника эмиграции» и выпустило несколько его произведений.
Умер Василий Иванович Немирович-Данченко в 1936 году в Праге.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
