|
|
БЛЕСК И НИЩЕТА
ПЕРЕВОДА
18 января в редакции журнала «Бельские просторы» прошел «Круглый стол»,
посвященный проблемам перевода в нашей республике. В непринужденной
обстановке за чашкой чая собрались те, кому важна судьба башкирской
литературы, кто заинтересован в ее переводе на русский язык. Оказалось, что
даже самим переводчикам порой трудно понять друг друга: по некоторым
вопросам они были между собой согласны, а по некоторым возникали
принципиальные споры. Свое мнение высказали:
лауреат Межрегионального поэтического фестиваля «Родники вдохновения» Лариса
Абдуллина,
переводчик, сценарист, культуртрегер Зухра Буракаева,
заслуженный работник культуры РБ и РФ переводчик Марсель Гафуров,
поэт, переводчик, руководитель секции русских писателей в СП РБ Владимир
Денисов,
поэт, переводчик, драматург, руководитель секции перевода в СП РБ Айдар
Хусаинов.
В присутствии и при активном участии сотрудников редакции «Бельских
просторов» вел «Круглый стол» главный редактор журнала Юрий Горюхин.
Греческий перевод Ветхого завета Септуагинта был сделан во 2-м веке до н.
э., через 700 лет блаженный Иероним перевел Ветхий завет на латынь, так
появилась Вульгата. Новый «народный» перевод основополагающей
мировоззренческой книги, скорее всего, привел к новому мышлению. Упрощенный
вариант Ветхого завета сделал мысль более рациональной и прагматичной, через
столетия тезисы Лютера довершили дело, и Западный христианский мир сегодня
такой, каков он есть. Восточный христианский мир, как показывает история,
если и не противоположный Западному, то совершенно другой. Так различные
переводы одной первоосновы Святого писания создали различные миры. Спускаясь
с небес на Землю, хотелось бы спросить наших гостей, для чего вы занимаетесь
переводом? Это культурная миссия, творческая реализация или дополнительный
заработок?
Марсель Гафуров: Для меня перевод — это не столько деньги, сколько
потребность как-то расширить зону влияния башкирской литературы. Помочь
своим товарищам выйти на более широкую аудиторию. Я, пусть это не прозвучит
высокопарно, — патриот башкирской литературы, очень за нее болею душой,
поэтому еще со студенческих лет начал заниматься переводом. Он доставляет
мне большое удовольствие — если попадается хорошее произведение. А за плохие
я и не берусь! Правда, иногда «заворачиваю» и хорошие вещи: выбираю по
своему стилю, по своему вкусу, по своему настроению. Кроме того, хочется
передать русскоязычному читателю то, что мне самому нравится.
Владимир Денисов: Любому литератору нужно пробовать себя везде, во всех
жанрах. В том числе — и в переводе. Наверное, перевод — это все, что было
перечислено: и деньги, и некоторая известность, и самореализация, но самое
главное — хочется показать башкирских поэтов русскому читателю. Другое дело,
что не всегда это получается. Тот же Мустай Карим, на мой взгляд, так и не
прозвучал по-настоящему на русском языке. Если у Дудина, Светлова еще
неплохие переводы классика башкирской литературы, то к «каноническим»
переводам Николаевской есть претензии. Слишком точные, академические и в то
же время аморфные ее переводы уходят, мне кажется, от самого духа его
поэзии.
Айдар Хусаинов: Перевод — это средство познания. Познается не только
башкирская литература, но и понимается литература русская. Потому, что
русская литература выросла из тесного общения с переводами. Во
взаимодействии с соседними культурами происходило и происходит наполнение
новыми смыслами. Занимаясь переводами башкирской литературы, я нахожу для
себя ответы на какие-то очень важные вопросы. Кроме того, есть определенный
азарт: сможешь ли ты адекватно передать то, что прочитал, на другом языке.
Зухра Буракаева: Перевод, это, все-таки, — миссия, это внутреннее
обязательство. Когда ты читаешь хороший, очень красивый текст на башкирском,
сразу хочется, чтобы его узнали и другие.
Существует два вида перевода — один напрямую с оригинала, другой — с
подстрочника. Вообще знание двух языков в совершенстве — парадоксальная
вещь. Даже литераторы не могут сказать однозначно, что знают в совершенстве
свой язык. Так что же такое перевод с подстрочника? Кто может понять стихи
лучше — человек, который читает на башкирском языке, но не достаточно хорошо
знает русский, или тот, кто хорошо знает русский язык, но работает только с
подстрочником?
Лариса Абдуллина: Этот вопрос меня саму очень волнует. Я пытаюсь понять, как
работают наши переводчики. Как они в руде подстрочника находят самородки
образов?
Зухра Буракаева: Когда я делаю подстрочник для Айдара Хусаинова (а мы
работаем в паре), то, во-первых, мы очень долго все обсуждаем, во-вторых, я
обязательно выстраиваю к большинству слов синонимический ряд. Делаю пометки
на полях: «Здесь сделай особый акцент, обрати внимание — это из народного
образа». Или: «Здесь идет рефрен, как в башкирских такмаках, это важно
сохранить».
Айдар Хусаинов: Фактически это уже не подстрочник, а научная работа — сразу
и лингвистический и семантический, и психологический разбор стихотворения.
Владимир Денисов: Мне кажется, необязательно в совершенстве знать язык.
Пастернак ведь, к примеру, не знал грузинский, хотя переводил с него. Если
мы говорим о переводе на русский, то родным языком переводчика должен быть
русский, он должен быть впитан с молоком матери. Знание другого языка в этом
случае второстепенно.
Зухра Буракаева: При этом очень важно общаться с носителем языка, с которого
переводишь. У нас в республике, если сам автор не доступен по какой-то
причине, всегда можно найти человека, хорошо знающего башкирский язык,
который сможет растолковать все тонкости.
Марсель Гафуров: Мне довелось участвовать в последнем совещании
переводчиков, которое проводил Союз писателей СССР. Там я послушал, послушал
— все твердили одно и то же: «Нужно знать язык, с которого переводишь». Я
выступил в защиту, кстати говоря, Николаевской, о которой тут сегодня уже
шла речь. И сказал, что Николаевская переводит Мустая Карима хорошо, потому,
что она сама великолепная поэтесса. А самый лучший, классический на мой
взгляд, перевод Мустая Карима сделала Вероника Тушнова — это «Цветы на
камне». Хотя, может быть, он не совсем и совпадает с начальным текстом.
Знать язык желательно, но это создает огромные трудности для переводчика. Я
хорошо чувствую оттенки слов — и башкирских, и русских. И не могу себя
преодолеть: мне хочется как можно точнее передать башкирское слово, а не
получается — нет соответствующего русского слова! Бьешься, бьешься, а потом
вспоминаешь, что все-таки ты пишешь для русского читателя, и это звучать
должно по-русски. Важно не столько знать язык, сколько необходимо знание
истории народа, его быта. Я перечитал массу исторической, этнографической
литературы о башкирах, у меня целые стеллажи этих книг. Знание культуры дает
определенное понимание текста. Нации отличает друг от друга не только язык,
но и система мышления.
Насколько, по-вашему, вправе переводчик вмешиваться в авторский текст?
Как далеко, в результате, допустимо отходить от буквального перевода?
Марсель Гафуров: Я не уверен, скажем, что Бернс в переводе Маршака — это
Бернс. И тот же Омар Хайям практически «сделан» переводчиками. Но
великолепные же вещи получились!
Зухра Буракаева: Любой перевод, так или иначе, сделан «по мотивам», ведь
невозможно точно воспроизвести один языковой мир через другой. Но должна
быть мера. Когда Шекспира переводил, допустим, Пастернак, то он «танцевал
собственный танец», в то время как, к примеру, Михаил Лозинский все-таки
«приглашал» и автора.
Владимир Денисов: Чем более талантлив поэт, тем больше он вносит своего. В
идеале переводчик должен быть никаким не поэтом, а классным версификатором.
Быть человеком, умеющим все в поэзии, но не имеющим собственного голоса. И
необязательно быть близким по духу, по стилю. Если ты переводчик, то должен
уметь перевести и лирику, и боевые марши.
Юрий Горюхин: Но версификатор, не зная языка, может просто не почувствовать
стиль автора.
Владимир Денисов: А должен почувствовать! Должен учитывать индивидуальность
автора и отразить ее. Когда я переводил Тамару Ганееву, то постарался
уловить ход ее мыслей. Подстрочники она делает сама, мы с ней вместе читали
эти подстрочники, проверяли каждое слово. Более того, когда я читаю
подстрочник, я рядом пишу свой, другой. Когда я занялся переводом, то прочел
несколько переводных сборников с башкирского — просто невозможно отличить
одного автора от другого! Особенно, когда переводили московские залетные
товарищи. Вот это совершенно недопустимо, это — халтура.
Айдар Хусаинов: Хочу добавить: переводчик, на мой взгляд, должен искать
автора, который ему близок, тогда и перевод получится удачным, созвучным
оригиналу.
Зухра Буракаева: Работа с автором очень сложна. Бывает ситуация, когда автор
считает: его перевели плохо, хотя это не так. Просто он не находит слов из
подстрочника и думает, что они пропали. Потом, когда в прессе появляются
положительные отзывы на перевод, то автор часто меняет свое мнение и
начинает гордиться тем, что получилось на русском.
Владимир Денисов: Близкий к тексту перевод — это и не перевод вовсе, а
зарифмованный подстрочник. И никакого отношения к настоящей поэзии он не
имеет, а ведь переводим-то мы чаще всего настоящих поэтов. Подкреплю свои
слова цитатой из Вольтера: «Горе кропателям дословных переводов, которые,
переводя каждое слово, притупляют смысл. Именно здесь можно сказать, что
буква убивает, а дух — боготворит». Именно литературная «точность» часто
нивелирует поэтическое слово большого художника, лишает его произведение
свободного дыхания. Во многом это относится, к примеру, к тем же переводам
Мустая Карима.
Лариса Абдуллина: Я как автор могу сказать: да, я, конечно, знаю русский
язык, но мне трудно окончательно судить о том, получилось мое стихотворение
в переводе или нет. Это может в полной мере оценить только тот, кто сам
думает и постоянно читает на русском.
Владимир Денисов: Да, мы чуть не забыли о читателе. Говорим: это плохо, то
хорошо. А что читателю лучше? Получить хороший, добротный перевод, пусть
даже он будет авторизированным, будет переложением, или нескладную вещь?
Конечно, не нужно перевирать мысли, но, если говорить о переводе
поэтическом, то, мне кажется, нужно сделать так, чтобы стихотворение
произвело на русского читателя то же самое впечатление, которое в свое время
башкирское произведение произвело на башкирского читателя.
Айдар Хусаинов: Но это невозможно!
Владимир Денисов: Возможно — если как можно дальше отойти от словесной
структуры. И необходимо к этому стремиться.
Зухра Буракаева: Мы много разного говорим, но ведь в переводе нет готовых
рецептов, так же, как в других видах литературы. Мы не можем сказать: так
пиши, так не пиши. В море переводов всегда будут шедевры и всегда будут
посредственные вещи.
Но иногда возникает такая ситуация: приносит автор хорошие переводы, все
довольны, складывается определенная репутация. А потом за того же автора
берется другой переводчик, и все очарование пропадает.
Зухра Буракаева: Гораздо большая проблема в том, что огромное количество
очень хороших башкирских текстов погребены под серенькими переводами! Я
знаю, как это бывает. Стихи могут быть, на первый взгляд, очень просты, и
переводчику могут показаться в чем-то примитивными. Но я, глубоко, с любовью
изучая свой язык, вижу, сколько стоит за простым с виду текстом, который в
переводе выходит плоским, наивным. Возьмем, к примеру, стихи Салавата
Юлаева. Ведь у него очень простые стихи, особенно — для своего времени. Его
современники писали сложно, витиевато — с цитатами на арабском и на фарси.
Салават Юлаев прекрасно знал и арабский, и фарси, был очень начитанным
молодым человеком, но, будучи человеком привилегированного сословия,
специально в своих стихах стремился приблизиться к народу.
Айдар Хусаинов: Когда люди переводят, не зная языка, с западно-европейских
языков, то ничего страшного не происходит, так как строй языков близкий,
логика текста похожа. Русская литература во многом построена на европейской
логике. А башкирская литература построена на совсем других принципах. И
когда ее обвиняют в простоте, в примитивности, то это на самом деле не так.
Беда многих башкирских авторов, которые думают, что если складненько на
русском звучит, то перевод хороший. А чудо-то потеряно! Я считаю, что
эффекта можно достичь, только погрузившись в эту глубину и вытащив оттуда те
потаенные глубокие образы, которые там есть. До сих пор не переведен
огромный пласт по-настоящему хороших писателей. О них никто в русскоязычной
среде не знает, поэтому сложилась необоснованно заниженная оценка
национальной литературы.
Зухра Буракаева: Дело еще и в отсеве литературы, представленной к переводу.
Если брать западноевропейскую литературу, то там отсев уже произошел, уже
очевидны лидеры. А мы имеем дело с живым литературным процессом, в котором
все формируется на наших глазах. Кто-то, более шустрый, но менее талантливый
сумеет найти способ перевестись, а потом из-за него складывается превратное
мнение о национальной литературе.
Лариса Абдуллина: Переводить надо лучших! А их не так уж мало.
Айдар Хусаинов: Есть писатели, дожившие до преклонного возраста, так ни разу
и не переведенные. И при этом — хорошие писатели.
Юрий Горюхин: А вы могли бы назвать имена хороших поэтов, но до сих пор не
переведенных?
Айдар Хусаинов: Да почти все! Даже всемирно известный Мустай Карим адекватно
не переведен. Его еще открывать и открывать. А Равиль Бикбаев? То же со
всеми остальными.
Зухра Буракаева: Огромный пласт, над которым еще работать и работать, — это
фольклор. Его очень слабо переводят. Применяют церковнославянские слова для
колорита, или нарочитые тюркизмы, а суть не передается.
Лариса Абдуллина: Имен очень много: Рашит Назар, Рами Гарипов, Раис Туляк…
Айдар Хусаинов: А Габидулла Зарипов? А Галяутдинов? Можно перечислять долго.
Зухра Буракаева: Из молодых: Азамат Юлдашбаев, Дамир Шарафутдинов, Салават
Абузаров, Зульфия Ханнанова…
Марсель Гафуров: Целое поколение сорокалетних еще не известно русскому
читателю.
Владимир Денисов: В то же время многие из «хорошо» переведенных поэтов
нуждаются в более внимательном прочтении со стороны переводчиков. Это и
Равиль Бикбай, и Ирек Киньябулатов, и Кадим Аралбаев, и Сиражи, и многие
другие башкирские поэты разных возрастов.
Зухра Буракаева: На данный момент переводы делаются случайно — кто-то на
кого-то «наткнется», кто-то кого-то попросит.
Айдар Хусаинов: А то, что делается на энтузиазме, чаще всего делается плохо.
У нас переводами не то что не прокормиться, а вообще ничего невозможно
заработать.
Владимир Денисов: Поэтому пока работает только личный творческий интерес
переводчика, захотел — перевел. Но кроме интереса нужно еще что-то.
Марсель Гафуров: Тут вопрос в конечном выходе к читателю. Ведь возможности
издаться практически нет, она очень мала.
Айдар Хусаинов: Приходится по одежке протягивать ножки.
И как же решить проблему с переводом всех талантливых авторов? Как
показать прелесть башкирской литературы русскому читателю?
Айдар Хусаинов: Главное — подходить к этому вопросу серьезно, организовать
процесс. Мы ведь, по большому счету, впервые собираемся вот так — за одним
столом — и говорим о своих проблемах.
Зухра Буракаева: Нужно создавать банк данных, банк подстрочников. Чтобы туда
могли обращаться желающие переводить. Пусть там будут контактные телефоны,
чтобы переводчик мог связаться с автором.
Лариса Абдуллина: Нужно говорить, наверное, о материальном обеспечении
переводчиков.
Марсель Гафуров: Проблема не ограничивается только материальными интересами
— нужно как-то повышать престиж переводчика. К примеру, я перевел около 20
томов башкирской литературы, но это не считается особым достижением, это
нигде не отмечено. Мне самому, в общем-то, славы и не нужно, но дело в
престиже переводческой профессии — сложной и по-настоящему важной.
Зухра Буракаева: А я думаю, если человек хочет, чтобы его знали, он сам
должен в себя вкладывать. Если он хочет хорошо выглядеть, то покупает
дорогую шубу, почему же он не может гораздо меньшие деньги вложить в
переводы своих произведений, чтобы хорошо выглядеть на русском языке? И это
будет самое серьезное вложение. Ведь к русской литературе гораздо более
пристальное внимание — на русском языке говорит одна шестая часть планеты.
Так что вложение самих авторов тоже должно быть. Если они могут предложить
какие-то деньги, то могут уже и какой-то тендер устроить. Не только
переводчики должны говорить: «Давайте объединяться, давайте поднимем престиж
профессии», сами авторы тоже должны добиваться оплаты переводов, привлекать
внимание правительства к проблеме перевода. Должны, наконец, сказать
правительству, президенту: «У нас такая богатая литература, начните выделять
регулярные средства для ее перевода на русский язык!».
Владимир Денисов: Надо вкладывать и в обучение переводчиков. Не обязательно
отправлять еще одну группу в Литинститут. Здесь, на своей земле, можно
вырастить следующее поколение переводчиков — в университете, на
филологическом факультете можно добавить спецкурс. И принимать туда только
на основе жесткого творческого конкурса.
Зухра Буракаева: А я, как человек, 12 лет назад окончивший Литинститут, на
примере своего опыта этим ребятам скажу: «Денег у вас не будет, работы не
будет, и не появится, пока здесь не осознают важность проблемы литературного
перевода для Башкортостана». Переводчик должен иметь свое материально
обеспеченное место в культурном пространстве.
Зухра Буракаева: Если уж сотрудники журнала «Бельские просторы» проявили
такую инициативу, собрали нас, то я могу пообещать найти время, чтобы делать
хорошие подстрочники. Я знаю авторов, у меня есть соответствующее
образование и литературный вкус, чтобы подбирать произведения для переводов.
Ведь при «Бельских просторах» можно проводить постоянные ежемесячные
собрания по переводу, куда будут приходить и авторы, и переводчики, где
будут обсуждаться готовые тексты и текущие проблемы. Подтянутся люди, и это
будет уже конкретным действием, которое принесет плоды. Можно также
заинтересовать студентов-филологов, чтобы у них дипломные работы звучали, к
примеру: «Проблема перевода такого-то…». И пусть инициатива тоже идет от
журнала. И тот же банк данных, о котором говорили выше, также здесь найдет
свое место. И назовем все это «Творческая мастерская перевода».
От редакции: Да, у нас есть уникальный ресурс — толстый литературный
журнал, который печатал и всегда готов печатать переводы национальной
литературы на русский язык и даже выплачивать за это — пусть небольшие —
гонорары. Более того, шестой, июньский, номер планируется составить
полностью из переводов, мы попробуем собрать некий, как мы его назвали,
«Сабантуй». Таким образом, ничего не мешает основать «Творческую мастерскую
перевода» прямо сейчас, на этом «Круглом столе». Необходимость такого шага
очевидна. Как выяснилось из разговора, два пласта республиканской литературы
— башкирской и русскоязычной — существуют пока параллельно, практически не
смешиваясь. Если же вывести национальный пласт на широкие просторы русского
языка, то, несомненно, это существенно обогатит нашу общую культуру.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
