Бельские просторы

> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ >

№ 3'08	Юлия Орехова

XPOHOC ФОРУМ ХРОНОСА НОВОСТИ ХРОНОСА Русское поле: Бельские просторы МОЛОКО РУССКАЯ ЖИЗНЬ СЛАВЯНСТВО ПОДЪЕМ СЛОВО ВЕСТНИК МСПС "ПОЛДЕНЬ" ПОДВИГ СИБИРСКИЕ ОГНИ Общество друзей Гайто Газданова Мемориальная страница Павла Флоренского Страница Вадима Кожинова	Юлия Орехова НОЧЬ ПОСЛЕДНИЙ... Посвящается беспримерному восхождению на перевал Арсеньева Западный летом 2004 г. Сережке и Наденьке — с любовью и уважением Он спал, раскинувшись, прямо на корявом каменном полу. За порогом колыхался туман, оседая каплями на скалах, а далеко внизу, под туманом, в долине ворочалось сырое теплое утро. Самая погода для сна. Туман глушит звуки, склеивает веки, и набухшие капли срываются с карниза, настукивая немудреную колыбельную. Поэтому он спал, неловко завернув голову, и могучий храп эхом отражался от низких сводов. В неверном свете тускло поблескивала кожа на поднимающейся груди. Семь человек — три женщины и четверо мужчин, — чертыхаясь и оскальзывая, взбирались на перевал. Сырой воздух лип к рукам и забивал горло. Клацали в тишине палки, да металось хриплое дыхание — остальную жизнь, казалось, проглотила плотная серая стена вокруг. Перемешивая мелкую каменную крошку, в которой ноги увязали по самую щиколотку, люди медленно поднимались вперед. Мир сжался до нескольких метров — только крутой осыпной склон да спина соседа впереди. Откуда-то сверху, звонко щелкая, скатился камушек. Подпрыгнул на выступающем козырьке, ударился о скалу и замер у самого входа. Храп тут же смолк. Одним неуловимым движением неуклюжее на первый взгляд тело вдруг оказалось за выступом стены. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь, но вокруг царила тишина. Может быть, камень упал случайно. А может... Слишком уж беспокойно стало в последнее время в этих горах. Перевальный взлет подошел к концу — вместо неверной сыпухи под ноги высунулись угловатые обломки скал, скользкие от влаги. Идти стало легче, но опаснее: одно неловкое движение грозит трещинами в ребрах или переломанными ногами. Не беда — перевал близко. Если бы не треклятый туман, то его, наверное, было бы уже видно. Угрюмые темные стены едва заметно угадывались за влажной пеленой, расходясь в стороны. Никаких ориентиров, ничего... Но где-то же он должен быть? После короткого совещания решено держаться ближайшей стены — вдоль нее как будто заметно понижение. Люди осторожно ступали по острым камням. Минуты утекали одна за другой, туман дышал огромным зверем, а перевала все не было. Тропа вдруг, нырнув, оборвалась на крошечной площадке — с двух сторон скалы отвесно уходили вниз. Спуститься было невозможно, тупик. С третьей стороны, в паре метров от края, практически вровень с основной площадкой торчал отколовшийся в незапамятные времена от основного массива вертикальный пласт. При большом желании можно было попробовать спуститься вниз по щели, тем более что склон с этой стороны был не сильно крутой, но как раз в тот момент, как эта мысль пришла в шальные головы, порыв ветра неожиданно приподнял клочья тумана и стало видно, что метрах в двадцати ниже стена образует козырек, за которым явно расходится отрицательным углом. Перевалом здесь и не пахло — надо возвращаться. — Перекур пять минут. В животе заурчало. Заяц, пойманный и съеденный еще позавчера, не оставил о себе даже воспоминаний. Дичи тоже стало мало, и ловить ее с каждым разом все труднее. Зато людей все больше и больше. Того и гляди — попадешься кому-нибудь на глаза. Правда, пещера эта снаружи незаметна, и надо точно знать, что она здесь есть, чтобы попытаться в нее проникнуть, — настоящее тайное убежище. Но ведь есть тоже надо, а еда сама не приходит. Все же придется снова выйти наружу, и туман здесь только в подмогу. Пронизывающий ветер хлопал сырыми штормовками и уносил тепло разогретых подъемом тел. В поисках укрытия люди отступили по тропе назад, под защиту камней, и, сняв опостылевшую поклажу, меланхолично закурили. Одна из женщин, бросив на ходу попутчикам: «Я на минутку», — скрылась за поворотом. Вернулась она, правда, когда остальные были уже на ногах. Заторопившись, рванула с камня свой рюкзак... Нога подвернулась, и, совершив замысловатый пируэт, женщина завалилась поперек тропы. Звонко клацнули от удара зубы. — Сильно ушиблась? — Нннет... Почти нет... — Вставай тогда. Один из спутников протянул ей руку. Поднимаясь, она оперлась было на подвернувшуюся ногу, но, взвыв, снова упала, вдобавок задев плечом рюкзак. Тот неожиданно пополз, а затем и покатился по склону вниз, увлекая за собой мелкие камушки, — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. В каком-то оцепенении все семеро смотрели, как рюкзак набирает скорость, а потом, подпрыгнув, исчезает в щели между стенами, вновь наполненной туманом. Потянувшись, словно собака, он встал, всласть почесался, зевнул, выпустив из носа пару колечек дыма, и неторопливо пошел ко входу. Долины по-прежнему не было видно. Ничего страшного, внизу наверняка видимость получше. А если нет — так рыбы всегда можно наловить. Правда, он не очень любил рыбу, но теперь выбирать не приходилось. Передернувшись всем телом от сырости, он развернул слегка помятые перепончатые крылья и шумно замахал ими. Загудел воздух, загулял сквозняк по пещере, заскребли по полу когтистые лапы, застучали костяные пластины на спине и боках, и среди всего этого шума сверху вдруг опять посыпались камешки, а следом, ударившись сначала о козырек, а потом о выступ противоположной стены, на него рухнул тяжеленный рюкзак. От испуга и боли он заревел так, что, казалось, закачались горы, а в следующий момент факел огня испепелил врага, осмелившегося так коварно напасть в священный момент подготовки к полету. С видом, не обещавшим ничего хорошего, старший повернулся было высказать все свое неодобрение по поводу случившегося, но замер, так и не успев открыть рот. Снизу раздался ужасающий рев, от которого все подпрыгнули на месте — даже та, что по-прежнему лежала на тропе. Тряся ушибленным крылом, он злобно разглядывал оплавленный ком, который принял сначала за живое существо. Тот медленно исходил вонючим дымом. Он подошел поближе, ткнул лапой, и на пол, глухо брякнув, высыпались разноцветные железки. Должно быть, они лежали в середине, и поэтому даже не почернели. Он задумчиво рассыпал их по полу, немного полюбовался, потом отложил несколько самых привлекательных, а остальные унес в глубину пещеры и привалил большим камнем. Решено: он покидает эти родные, но ставшие такими негостеприимными места. Эта мысль давно сидела в закоулке сознания, но теперь терпению пришел конец. Надо улетать. До зимы еще есть время, и он вполне может успеть добраться до страны кипящих озер. Надо только держаться закатного солнца, и через несколько недель он будет там, если, конечно, не врут старинные предания. Путь долгий, и хорошо бы преодолеть его налегке, но кто знает — вдруг он когда-нибудь вернется сюда? Он подхватил остатки рюкзака и потащил к краю, чтобы сбросить вниз. Негоже оставлять в доме всякий мусор, даже если ты уходишь навсегда. Но тюк совсем развалился, и оттуда выкатилось несколько железных банок. Он встречал такие в долине, они всегда хорошо пахли. Спихнув горелые ошметки со скалы, он вернулся к банкам, уселся, взял одну из них в лапы и раскусил пополам. Внутри было мясо. Вкусное. Жалко, что мало. Ладно, худо-бедно за завтрак сойдет. Опустошив все банки, он отправил их вслед за рюкзаком, еще немного потоптался на пороге, затем вздохнул — и пополз по отвесной стене, цепляясь за мельчайшие трещины длинными острыми когтями. Когда стены разошлись и открылась бездна, он оттолкнулся от стены и рухнул вниз стремительным снарядом. Набрал скорость, перевернулся, раскрыл крылья и, поймав восходящий поток, закружил над скалами. Оцепенев от ужаса, люди сбились под защиту камней, но ничего не происходило, и неотложные дела напомнили о себе. Разули и ощупали поврежденную ногу — по счастью, просто растяжение. Аптечка была в другом рюкзаке, поэтому все забинтовали на совесть, вкололи обезболивающее и за оказанием помощи заодно подсчитали прочие потери. Могло быть и хуже, а так — ближайшие пару дней ужин будет без мяса, завтрак без сахара, и скалолазание тоже отменяется. Зато все живы и практически целы, а в соседней долине — КСС, и если дело будет худо, то можно будет сняться оттуда. Утешив себя таким образом, собрались было уходить, как вдруг истошный визг поднял у каждого волосы на затылке. С безумными глазами самая младшая из женщин указывала на долину. Облака за это время успели подняться, дымка поредела, внизу проглянули кудрявые пятна лесов, и на их фоне плавными кругами набирал высоту иссиня-зеленый дракон, переливчатый, словно голова селезня. Широкие перепончатые крылья несли небольшое, но изящное тело, крепкие лапы поджаты под брюхо, гребенчатый хвост вытянут в линеечку... Он услышал приглушенный расстоянием крик. На вершине его скалы копошились несколько фигурок — на сером камне яркими кляксами выделялась одежда. Ему стало весело. Набрав высоту, он словно с горки ринулся туда, прямо на них... Не веря своим глазам, они смотрели, как невиданной птицей дракон мчится к скалам. Все ближе, ближе, ближе — и вот уже даже виден гребень на голове и развевающаяся под разинутой пастью бородка... А затем громовой рык, мелькнувшее перед глазами чешуйчатое брюхо... и тишина. Такая, что звенит в ушах. Прошло не меньше минуты, прежде чем ошалевшие путешественники смогли вернуть на место вылезшие на лоб глаза. — Это горняшка. Точно. Или мы вчера грибов переели. — Может, это птица такая? — Птица? Где ты видел птиц с такими крыльями?!! — Ну, не знаю, археоптерикс, например... Динозавр, типа... — Хренозавр! Ты себя послушай, что ты несешь! Какой, к чертям, динозавр? — Ну да, конечно, — дракон гораздо правдоподобнее, ясное дело! — Дракон, динозавр — какая разница! Надо идти на КСС и рассказать, что здесь водится не известный науке вид... — Ага, драконов. И тут же приедут исследователи. Толпой просто. И белых халатов с собой привезут. А что рукавчики длинноваты — так это на спине подвяжут. После долгих споров сошлись на том, что ничего не было. Бред, морок, массовая галлюцинация, перепад давления и горная болезнь. Все что угодно — только не дракон. И лишь перед тем, как начать подъем обратно, та, что первая завизжала, робко спросила в спину остальным: — Скажите, а только я видела у него на хвосте красную «восьмерку» и пару салевских карабинов? Шесть спин на мгновение окаменели, а потом в повисшем молчании старший повел маленькую группу прочь — искать перевал. Он летел к закатному солнцу — последний из хибинских драконов. Летел через горы и моря. Летел в страну кипящих озер. Если не врут старинные легенды, там он будет не один. И когда он встретит ту, что пожелает стать его возлюбленной, ему будет чем ее удивить. Он довольно махнул на лету хвостом, весело звякнувшим в ответ разноцветными железками — два салевских карабина и красная блестящая «восьмерка». ——————— «Восьмерка» — классическое страховочно-спусковое устройство в альпинистском снаряжении. Представляет собой два кольца разного диаметра, соединенных перемычкой. Салевский — карабин фирмы «Saleva». РЕПЕТИЦИЯ ПАРАДА Прозрачная высота апрельского неба расчерчена золотистыми ветвями старых тополей. Их толстые почки ждут близкого тепла, чтобы, взорвавшись неуемной зеленью, раскрасить наконец-то скромную весну. Прохладный ветер морщит воду и треплет алые полотнища знамен — на набережной репетируют парад. Вообще-то говоря, я здесь нелегально: самая середина буднего дня и мне сейчас положено в поте лица корпеть над отчетами на законном рабочем месте. Но раз уж дела занесли меня в центр, то грешно было бы не воспользоваться возможностью и не погулять по любимым местам. Еще на подходе к реке между домами метался странный глухой рокот, но вот такого зрелища я ожидала меньше всего — надо же, парад, — и вот уже минут сорок торчу на этом мосту, не в силах оторваться. Разноцветные флажки вдоль тротуаров, небольшая кучка начальства с мегафонами, и блестящий инструментами оркестр. — Вторая рота! — надрывается «матюгальник». — Слабо, очень слабо! Остальные получше, но ненамного. На мой предвзятый взгляд, все происходит просто безупречно, но начальству, конечно, виднее. Напряженные лица, строй стоит монолитом, лишь ветер отгибает полы шинелей. — Смирррно! Напра-во! Шагом-арш!! Сотни ног разом ударяют асфальт, и словно огромный метроном начинает отсчет. Печатный шаг хлестко перекрывает рокот барабанов, сливается с ним, и отражается от камней набережной, постепенно удаляясь. До конца сквера, разворот, звук снова растет — глухая дробь барабана, и звонкий метроном шагов. Ближе, ближе, и вот уже кажется, что сам воздух подрагивает в четком ритме, густея и электризуясь. Звук заполняет пространство, стучит изнутри в грудь, и снова слабеет, оставляя странное ощущение пустоты. Начальство опять недовольно: — Вторая рота, в чем дело? Риторический вопрос. — Четче шаг! Не забывайте: это ответственное мероприятие! Будем ходить, пока не научимся! Смирно! Напра-во!! И вновь и вновь мимо моста с обманчивой легкостью и завораживающей красотой плывут, другого слова не подобрать, шеренга за шеренгой. Барабанная дробь гипнотизирует, манит, и неожиданно понимаешь, что вот эта легкость — она не просто так, а из долгих дней, а то и месяцев упорного труда, и красота эта — как награда за те труды. И волной вдруг накатывает зависть — к ним, к тем, кто не первый уже час шагает в одном строю по этой набережной. Завидно вот этому ощущению — когда ты один из многих и вместе вы — сила. Когда ты молод и здоров и твой лучший друг плечом упирается в твое плечо. Когда на улице весна, и ты можешь, кажется, перевернуть землю, и нет ничего для тебя невозможного, и ты горд тем, что мужчина и воин. И следом ком в горле от обиды — а мы, а как же мы? Если этот мир сотворен мужчинами и для мужчин, то где же тогда должны быть женщины? Раз им во всем этом отказано, то для чего они тогда? Строй вновь проходит мимо моста, останавливается и разворачивается. — Уже лучше! Намного, намного лучше! Не забывайте про трибуны! Держите шаг! Сверху видно, как по тротуару вдоль сквера неспешно прогуливаются две подружки-хохотушки, лет по восемнадцать — брючки в обтяжку, коротенькие куртки и длинные волосы. Игра, старая, как мир — с видом «хи-хи-мы-тут-совсем-одни-что-я-тебе-расскажу!» девчата дефилируют мимо длинной линейки в струнку вытянутых зеленых спин. — Еще проход! Оркестр, готовы? Напра-во! «Коробки» разворачиваются, и подруги получают, наконец, возможность показать себя. — Шагом-арш!!! Рявкают барабаны, грохают сапоги, плавно качнувшись, шеренги трогаются с места... И тут происходит неожиданное: хохотушки преображаются и, поймав ритм, походкой «от бедра», в том же темпе, но с несравнимо большей грацией, не шагают, нет, — летят рядом со строем, словно песня. Легкая заминка, какое-то секундное замешательство... колонна дрогнула... нет, подхватилась, выправилась. — Вторая рота!!! — рычит мегафон. — Четче шаг!!! «Они сошлись: вода и камень, стихи и проза, лед и пламень…» Строй уходит, а я в превосходном настроении сбегаю по ступенькам моста к скверу. Ладно. Пусть они сильные и смелые, пусть они красивые и молодые, пусть они переворачивают миры — но кого, спрашивается, они будут любить, кто родит им сыновей, чтобы они тоже могли быть воинами, и кто их будет ждать дома? Кто же, если не мы? И кто мы друг без друга? — Оркестр!!! Ветер подхватывает и бросает в акварельную синеву небес знакомые с детства звуки «Прощания славянки». Замерзший мальчишка-флейтист вдруг неожиданно подмигивает мне, и я смеюсь в ответ. Храни вас Бог, ребята! ПРО ГОРОД… Хотите, я расскажу вам про Город? Про белый город под синим небом, которое рождается из синего моря. Это город-корабль, город-воин, город-мечта... В нем вместо улиц каменные лестницы, а по кованым решеткам балконов взбираются виноградные плети, украшенные сизыми ягодами. В нем вековые платаны задумчиво роняют свои резные листья, и соленый ветер, кувыркаясь и играя, проносит их под ногами прохожих. В нем любопытые волны норовят заглянуть на позеленевшие камни набережных и поближе познакомиться с неосторожными прохожими. В нем по-соседски уживаются тысячелетия, и воды древнего греческого порта расступаются ныне перед хищной сталью боевых крейсеров. Этот Город словно пропитан морем, он — его продолжение, его плоть и кровь, и летящие серые силуэты кораблей, перемешанные с праздничной белизной, — такая же часть его, как и дома, взбирающиеся по окрестным высотам. Даже в названиях дышит, зовет море... Правда-правда, послушайте сами: Херсонес... Инкерман... Балаклава... Разве это не сбегает уходящая волна по галечному пляжу? Разве это не медный голос склянок плывет над бухтами? Разве это не полотнища флагов бьются о тугой ветер? Не слышите? Нет? Значит, вы не были в Севастополе. Конечно, двух дней бессовестно мало, чтобы узнать его, но чтобы полюбить — хватит и нескольких часов. Ну скажите, как можно не любить эти горячие улицы, эти отполированные до блеска ступени, эти тихие дворы и шумные бухты? Как можно не плениться после бешеной московской круговерти величавым спокойствием старых равелинов? Как можно остаться равнодушным к кварталам, в которых, кажется, застыло само время? А люди? Вы встречали где-нибудь еще таких людей? Попробуйте встаньте с растерянным видом на перекрестке, развернув карту города. Двух минут не пройдет, как вы уже будете знать дорогу и, унося с собой пожелание доброго пути, растворитесь в этом Городе — городе, равного которому нет на всем белом свете, и над вашей головой в вечном полете раскроет широкие крылья бронзовый орел. НОЧЬ Тем, кто уходит: Возвращайтесь всегда, мы ждем вас «Зи-ма, зи-ма, зи-ма...» Щелчки будильника нарезают ночь на минуты. По синему циферблату бежит, качается в нарисованных волнах кораблик. За окном кухни мягкий, крупный снег кутает в праздничный наряд голые платановые ветви и остатки темных листьев на винограде. «Зи-ма, зи-ма...» Ее никто не ждал. Она пришла из ниоткуда, из пронзительного злого ветра, два дня трепавшего кудрявые городские холмы и колючими лапами топтавшего степную траву. Зеленое море стало темным и мутным, корабли беспокойно переминались у причалов и натягивали швартовы. На третий день явилась она: привела за собой тяжелые серые тучи, обложила ими небо, и к вечеру пошел снег. Удивительная снегопадная тишина накрыла улицы белого камня, прокралась в уютные дворы и закружилась томным вальсом под фонарями. Теплый прямоугольник света тает за порогом кухни, на массивном столе забытый чай — давно остывший кратер посреди книжных хребтов. Надсекая короткими штрихами отмеренные белым корабликом минуты, над огромным листом бумаги летает карандаш. Грубые волокна стремительно покрываются ювелирным узором линий — ночь толкает под руку, не первый час выплескивая поток вдохновения. С десяток готовых листов уже робко жмутся к стенам. Приглушенный скрип уличной двери останавливает танец карандаша. Острие настороженно повисает над бумагой и покачивается в пальцах, отсчитывая шаги на гулкой чугунной лестнице. Один пролет, второй... Тишина замирает перед дверью и осторожно скребется в замок. Карандаш летит в сторону, щелчок выключателя — и двое встречаются у порога... — Ты?!! — Я... Снежные хлопья искрятся в неярком свете, тают на плечах, бровях, ресницах... Обнявшись, они стоят в дверях, на границе двух вселенных, в зыбком мгновенном равновесии, и ночь тихонько подкрадывается к ногам... — Пойдем же... Она тянет его домой, забирает себе, оставляя за дверью тот мир, откуда он пришел. Сейчас они здесь только друг для друга. — Надолго? — Три часа... — Как же так? — Мы уходим утром. Украдкой смахивается сердитая слеза. Пусть так, но сейчас он здесь. — Не плачь. Всего две недели — это недолго. — Я не плачу... Тонкие пальцы легко проводят по лицу, собирая капли растаявшего снега. Он ловит их губами... Три часа... Тесная прихожая наполняется оттаявшим запахом снега и металла. Она гладит смешно ощетиненный, замятый шапкой затылок, и теплое дыхание щекочет ей шею. — У тебя нос замерз... — Так согрей его. Разве любимая женщина допустит, чтобы её мужчина бродил где-то в темноте с холодным носом? Она улыбается и снова подставляет шею. Тугие петли не отпускают пуговицы, сопротивляясь торопливым пальцам. Мокрое сукно бесформенной горкой сползает на пол. Тяжелое частое дыхание останавливает время; мир сжимается. Жесткие ладони принимают домашнее, родное, податливое тепло и быстрые удары сердца... Город спит под снежным одеялом. Через целину мостовой уходит в темноту, в другую вселенную, четкая дорожка следов. Она долго смотрит на нее, прижавшись к холодному стеклу, пока не замерзает лоб. Кухня манит светом и теплом, и часы, как ни в чем ни бывало, отсчитывают минуты. Под шум пузатого чайника неоконченный рисунок отправляется под стол, кнопки прижимают к планшету новый лист. Секундное раздумье — и вот уже в четких линиях проявляется на бумаге хищный, летящий силуэт корабля, город на каменистом берегу и входной маяк у старой батареи... Прозрачная капля разбивается маленькой кляксой о край листа. Короткий взмах ладони — на бумаге остается только медленно темнеющая широкая запятая. Карандаш задумчиво обводит ее по контуру и вдруг превращает в маленькую смешную рыбку. Всего две недели — это недолго. Вы можете высказать свое суждение об этом материале в ФОРУМЕ ХРОНОСа

	© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007 Главный редактор - Горюхин Ю. А. Редакционная коллегия: Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсеева С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулейманов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М. Редакция Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76 Заместители главного редактора: Чарковский В. В. (347) 223-64-01 Чураева С. Р. (347) 223-64-01 Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69 Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69 Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69 Отдел публицистики: Чечуха А. Л. (347) 223-64-01 Коваль Ю. Н. (347) 223-64-01 Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69 Корректоры: Казимова Т. А. Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76 Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru WEB-редактор Вячеслав Румянцев