> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > РУССКАЯ ЖИЗНЬ
 

Владимир КОРНИЕНКО

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

XPOHOC
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
СЛАВЯНСТВО
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ПАМПАСЫ

Владимир КОРНИЕНКО

А СКОРО ЗАПЛЕЩУТ ЗАКАТЫ…

* * *
 
Так провальны цвет и юность,
век – отмыться б начисто!
Но везде, куда ни сунусь,
пьянь и грязь делячества;
 
в предусердие глубоком
Цербер без намордника:
скажешь прямо – выйдет боком,
выйдешь прямо – скажут “с богом”,
ни костей, ни фордика...
 
А кому твоё искусство?
- Саботаж и паника!
Интеллекту в жизни пусто
без... кнута и пряника! –
 
шут острит, а мы – вниманье,
только б не увидели,
что творят в небесной манне,
в казино, в трёхспальной ванне
голые властители;
 
отвлекать зевак и прочих –
суть гнуса горошного.
Благодетель! Сорок бочек
будущего Прошлого...
 
Шарик – “Было, Есть и – Было”
радужного качества,
но замечу: было – сплыло
тоже, в частности, про мыло, -
не отмыться начисто!
 
Рёв – титановая птица,
рок – движенья ломкие,
век – от стронция упиться
и откашлять лёгкие.
 
 
 
РИКА
 
“Аринка!” –
почудилось, что ли?
В каких это было краях?
Вот умный супруг,
вот столик
и точно налитый коньяк,
 
но есть же конец терпенью!
Сегодня
слушать невмочь
чужую русскую песню,
тревожно летящую в ночь,
 
встаёшь,
а труба горланит,
пластинкой вращается зал,
и бредят напрасно
горами
парней позывные глаза,
 
твой лысый танцует с блеском,
картавя:
“Рика, люблю!” –
как будто в снега под Смоленском
зарыл не свою ступню,
 
и нет никакого риска
плечом ощущать плечо –
блондинка, богиня. Арийка! –
не холодно,
не горячо,
 
в коттедж из коттеджа!
И снова
шоссе завопит, как щенок,
и взгляд вертикальный сноба
сползёт понимающе с ног,
 
в машине – звучанье органа,
но странно! – захочется есть.
“...Война? По-моему, рано.
Кто? Рика? Ей двадцать шесть...”
 
А в стенах,
плющём увитых,
за белой бетонной чертой –
тоска,
голоса убитых
работой, враньём, нищетой!
 
“Ты плачешь, Рика?!
Не стоит!
Будь мужественной, как я!”
...Вот умный супруг,
вот столик
и самый любимый коньяк,
 
уютно, тепло и старинно,
и лишь иногда в полусне
почудятся – пепельный снег
и возглас щемящий:
“Аринка!”
 
 
 
* * *
 
Ты шла ко мне семнадцать лет,
Ирина, девочка, славянка...
Из той земли с названьем Вятка,
где у тропинок бурый цвет.
И ты не знала, почему
в ночах стучат составы глухо
на Воркуту, на Колыму
и дальше — за туманы луга...
 
Предвидя праздничный салют,
уже искрила сталь Магнитки
и – кровь на зу – клялись мальчишки
спасти Испанию свою!
 
Ты вспомни, как боялась крови,
Особенно чужой, людской,
Как верила глазам коровьим
С их неподдельною тоской…
 
И вот война… Баян с трубой
В толпе над площадью паромной
От имени страны огромной
Зовут, зовут на смертный бой!
 
И сводки Совинформбюро,
И чей-то плач во поле чистом,
И первый класс, и … “Смерть фашистам!
Мы не рабы!” – кричит перо.
 
 
 
ПОВОРОТ
 
На телеге да в сермяге,
незлобивый к чудесам,
дрых мужик, махнув коняге,
мол, дорогу чуешь сам;
 
ехал, губы – от черешен,
глаз – от неба, чуб – от ржи,
а с нутра, вестимо, грешен –
зубы накось не кажи.
 
“Родна матерь на погосте,
их любовь – нежданный князь;
я к ему припрягся в гости,
кулаком перекрестясь!”
 
Сбоку – чухала деревня,
вякнул кот осьми кровей,
девка лыбилась до гребня,
чтоб казаться поновей...
 
По ноздре с копыта вдарил
пёсий дух посадских дел;
кто гуторил, кто сударил,
кто по службе нос вертел.
 
“Знамо, рынок. Знамо, паперть.
Тута вера, тама поп:
сёдня трёх пеструх облапить,
на черёд – подставить лоб!”
 
“Эй, куда?!” “На двор кудыкин”.
“Чей, откуда?” “Не оттуль,
где пекут баранкам дырки,
а жуют баранью дурь?”
 
Хохотнул навстречный паря,
скулы сморщил: “Отчего ж, -
говорит, - на государя
ты, мужик, зазря похож?!”
 
“Здря?! – мужицкий кнут со свистом
шибанул у самых скул. -
Не, не здря во поле чисто”, –
и оглобли повернул,
 
повернул к векам, потерям
и могилам без прикрас.
“Ну потели... ну потерпим...
Что теперь, ядрёно в глаз!
 
Мы не сбродные в посадах
казноплюи, мутота,
чтобы тешиться в усладах
и двоиться до креста”.
 
Мимо – рысь, роса и россыпь,
недотёпа, сват и брат...
После думал: “Эхма, россы,
в кажном деле – перехват:
 
то холера, то под игом,
то ещё какая гнусь, -
а воткнули шаромыгам –
во сто крат развили Русь!
 
Пусть опушкино созданье
нам кукует на суку”.
И от этого сознанья –
ухмыльнулся мужику,
 
полегшало... Сон про счастье
не крутился, не гудел.
Из нутра – глоток причастья
испаряться не хотел.
 
Щекотался пчёлкой воздух...
А дорога с похмела –
хоть куда, в огонь и воду,
лишь бы Русь светла была.
 
 
 
ВОЛКИ
 
 
1
 
- Горлом помнящий петлю с руки,
где живёшь ты, Волчонок бездомный,
с верой в Маугли и в клыки?
- Не по нашему роду слабак
и намордник с медалью и плётка,
это мы – ни единого блёстка,
дрессируют и холят собак,
им обязанности – права,
им любовь и кратка – по заслугам!
Мы не против, не за... Но за лугом
им мерещится трын-трава!
И когда от паршивой овцы
зачумеет повально отара,
им самим бы скулить – санитара –
и вылизывать солонцы.
 
 
2
 
Воля – вольным. Властитель не вождь,
он не выбран и, значит, порочен:
кровоточит подранок по роще,
а грибница растоптана в дождь,
пишет хвостиком правильный раб -
прёт в карательную породу,
в зверопарки вгоняя природу
после хипиша и потрав,
в химикатах растут фонари,
камни в почках! А свора докучна...
Потребитель, пижон, недоучка,
как тебя называть, повтори,
чем властительнее тебе,
тем страшнее под Зодиаком
и простительнее собакам
отмечаться на каждом столбе.
 
 
3
 
В наши ноздри дымят кутежи,
амбра?! – запах фенола и шавок!
Слушай, ты: от карьеров до свалок
вертикальны твои этажи:
волчьи – ягоды, ямы, разбой,
шкура, паспорт, волчец и волчанка...
Так бессмысленно и не случайно
оклеветаны мы тобой.
Даже пули, капканы и яд
мы прощали тебе, забывали,
но за бешеных нас убивали,
за прямой не по-твоему взгляд.
Что прозренье?! Хотя бы узреть,
как реальны Содом и Гоморра...
Впрочем, от белокровного мора
нам тебя не спасти, не успеть.
               
 
4
 
“Ах щенята!” – кормёжка с руки.
Сам лечебную шёрстку чеши с них! –
На спиралях собачьей жизни
ящик с мылом и те же щенки;
как тебе не хватало воды!
Ты пришёл, ты увидел: “Отрада”, -
и, как псов, на морского Собрата
ты рванул по живому винты.
Ромул... Маугли... Наша скрижаль –
не всеядство и кривотолки,
Волки, мы Человеку – Волки!
А тебя по-собачьи жаль.
 
Наше будущее далеко,
наше прошлое неразличимо...
В основании вечного Рима
волчье доброе молоко!
 
 
 
* * *
 
Жизнь
Грустна.
И чай давно согрет.
На столе напоминанье – книги,
карандаш и с папиросой крем
и листок в подтеках от клубники.
 
Это остров,
это мой причал,
это ночь ко мне простёрла руки.
Не зови меня,
не верь подруге,
врут, когда о вечности кричат –
ангелы? –
воришки на осмотре!
Ты спокойно им в лицо скажи:
“Ад и рай?!
А что такое море?”
Пусть они поёжатся – ханжи.
 
Окна слышат вспуганную птаху,
распахнётся дверь,
войду...
Вхожу –
голову хмельную положу
на твои колени, как на плаху.
 
 
 
* * *
 
А скоро заплещут закаты,
оплавятся кроны дождём...
Экраны! Спасибо за кадры,
в которых иного не ждём.
 
Выходим – и люстры потухли –
на сцену пигмеев и звёзд.
Освищут?! Но только ли туфли
срабатывают на износ!
 
Ославят?! Но это наш признак –
служить на подмостках у вас,
не веря в шекспировский призрак
и помня тарифы на час.
 
“За что, понимаешь, платила?” –
зевнёт госпоже господин.
А занавес, как гильотина,
с тобою один на один.
 
И словно последняя птаха,
в последнем лесу — тишина.
И шорох. И плоская плаха
прожекторно ограждена.
 
Слухач озабочен идейно,
в любом окуляре контраст:
“Не то!” – и законная девка
тебя изумлённо предаст.
 
“Не то!” — за оглядкой оглядка,
искрят о нейлон позвонки —
не верит блюститель порядка,
что галстук и нос – двойники!
 
Озноб от соборного свода,
не крылья – надзор за спиной,
и лучшему слову “Свобода”
эпитет воткнут площадной!
 
О как нам блистательно врали
с пелёнок! Но блажь — фейерверк,
и самоубийством навряд ли
докажешь, что ты человек...
 
В одеждах Раба и Тирана,
доносчиков или Творца
мы вместе – вселенская рана
и боль за людские сердца;
 
под масками Черта и Бога,
любовников или Шута
мы – вместе, к эпохе эпоха,
зерцало твоё, Суета!
 
От имени, хоть по заказу
и шёпотом:  “Не прекословь”, -
мы — Вера, Надежда и Разум
твои, молодая Любовь;
 
хмелея от Слова и Цвета,
от Гнева и Смеха до слёз,
вращается наша планета
меж воплей, огрызков и роз.
 
А вы, аксельраты недуга,
спасайте себя — в гардероб,
нажраться, упиться, не думать,
в авто-комфортабельный гроб!
 
Забудут, как двери закроют!
Уходим со сцены. Пора
под кроны, к закату и морю,
к остывшему пеплу костра.
 
Никто никогда не заменит
любимых и... крайней черты.
Прощайте. Спасибо за берег,
целующий наши следы.

 

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

Rambler's Top100

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев