Наша общая жизнь – это мед вперемешку с горчицей.
Как косит глаз татарской степной кобылицы!
(Я не знаю, откуда я взялся в степи.
Сквозь туман проплывали красивые кони.
А потом – солнце лупит в глаза, ослепит,
И старуха бредет то ль в платке, то ль в попоне.)
Наша общая жизнь состоит из клочков-лоскутков.
Мне казалось вчера – я как будто бы к смерти готов.
А сегодня я злюсь и про степь говорю,
То ль себя отбирая у Вас, то ль, отнявши, обратно дарю.
И где горечь горчицы, где сладостный мед.
Я не знаю уже. И никто не поймет,
Что не знаю, поскольку забыл, каков вкус.
Или, может, сознаться, что знаю, боюсь.
* * *
Мы во власти у Бога –
И ты, дорогая, и я.
В этом мире убогом
Тайны нет бытия.
Быт так ясен и страшен,
Что некого за руку взять.
Мир скворешен и башен,
Проживающих рать.
Быт отдельно от Бога.
Жильцы – это люди иные.
Завести, что ли, дога,
Чтобы лаял во все выходные?
Патефон завести, Щедрина ли?
О тебе ли заплакать, отдельной?
Мир – почти без реалий,
Где жизнь протекает бесцельно.
И люблю ли – уже непонятно.
И на Солнце имеются пятна.
* * *
Еще я помню, что я Вас люблю.
Но то воспоминание все глуше.
И я иду по краю мертвой суши
Почти вослед чужому кораблю.
Волна поет у самых моих ног.
Кричу: «Харон!» – и мне спускают шлюпку.
Как облачно! Всевышний курит трубку.
Как ослепителен сегодня Бог!
* * *
Течет акварель по бумаге зеленой.
Лиловая краска. Там зацветает сирень.
С душою, в суровости прежде холеной,
Летит пешеход, и над ним зацветает сирень.
И суд постановит: свободен. Прощайте, галеры!
Но к черту вердикты, когда парки фабулу ткут.
Пока не потеряно чувство безумное меры,
Два тела спокойно и мирно живут.
* * *
Прижмитесь ко мне, моя скрипка,
Очарованье мое!
Медленны струны, и зыбко
Ночи холодное литье.
Медленно-медленно луны
Светят сквозь лед на окне.
Снежные темные дюны
В снежном же толокне.
Горечь скрипичных капризов
Льда не растопит, но все ж
Плавность ее экзерсизов
Вызовет в стеклышках дрожь.
Этот неслышимый отзвук,
Этот случайный ответ...
Скрипку швырнувши – на воздух,
Где никого уже нет!
* * *
Не надо нищим подавать.
Мы сами – голытьба.
Дом – это стол, очаг, кровать,
С бессонницей борьба.
Дом – это дети, и жена,
И гулкий ход часов,
Луна в окне, когда луна,
И на двери засов.
Дом – это место, где умру,
Но есть еще запас...
За то, что это говорю,
Благодарю я Вас.
* * *
Ходили гости к нам
И говорили речи.
Осенний тарурам,
Чтобы расстаться – встречи.
(Рабочие мостят
Брусчаткой тротуар,
Легчайший листопад,
Прозрачный, будто пар.)
Ходили гости – и
Придут еще другие,
Как холода лихие!
Как календарь, тихи.
* * *
Если не пишешь – читай,
Или считай, считай,
Старому наперекор,
Лучшей страной Китай,
Ясным стертый узор.
Кисть аккуратно в тушь –
Шелк уже жаждет букв.
Играет пространство туш
Всей мощью губ и рук.
Если не пишешь – пишешь,
Скрипа пера не слышишь.
Если не думаешь – знаешь.
Если не знаешь – мыслишь,
Боже, не сохрани!
Гаснуть должны огни.
Если не пишешь – живешь.
Если живешь – то пишешь.
Святое писание – ложь
И правда, если услышишь.
Грешное дело – слова.
Брось составлять в ряды!
Еще есть пробел до беды.
Еще цела голова...
* * *
Одному с письмом Бахыта
Или с левинской кассетой
Жить, не следуя сюжету
Иль решениям кнессета.
Одному с письмом от Димы
Иль с газетой устаревшей
Жить, чтоб фабулы извивы
Извивались надоевшей,
Одному с женой любимой
Или нелюбимой тож
Думать о добра причине
И точить на злобы нож.
Госсобрание, иль Дума,
Иль израильский кнессет,
Мэрия Каракорума –
Канет все в один пакет.
«Кара» – «черный», «белый» – «ак»,
Выше оптимизма стяг!
Выше крыши и заборы,
Чтобы не украли воры.
* * *
К чему привык, к тому приник.
Проникновение – до дрожи.
Как мир вокруг неосторожен,
Когда я проверял тайник.
И только жест, что отдаляет
И вызывает немоту...
Событья Бог переставляет
Вот с этой полки вот на ту.
* * *
Кто-то книгу напишет, а кто-то надпишет.
Жизнь проходит, и жалко ее.
Только небо, возможно, земное услышит
Перед тем, как охватит леса забытье.
Города – как леса. И пожары, пожары!
Дым Отечества горек, а сладок дымок.
И душа возлетает наподобие шара
Между черным и белым, то есть между строк...
Так и срок подойдет не совсем календарный.
Вот зарубка на стенке превращается в крест.
Распахнувши глаза, человек благодарный
Приземлится, как ангел, на вечный насест.
* * *
Есть речи – нет речей, –
Значение темно.
Потушено окно –
Одно, другое, третье –
Туда, в тысячелетье…
Есть речи – нет речей, –
Ничтожно их значенье.
Зачем мне поученье
Твое, мой друг, мой страх?
Читай себе в сердцах!
Есть речи, речи есть,
Но лучше пересесть
Со сквозняка сырого,
От прошлого такого,
Что в стих не перевесть…
* * *
Это – бездна. Это – хаос.
Ничего уж не осталось
От того, что наполняло чистотою – пустоту,
Мыслью светлой – простоту.
Ничего иль что-нибудь?
Как прекрасен долгий путь,
Если есть, куда приехать
Или хотя б – к кому заехать.
По ошибке, наобум,
Безо всяких трудных дум.
* * *
Мелкость жизни стоит многих денег.
Без конца заказывать ключи,
Покупать то сахару, то веник,
То бесплатно жалобы строчить…
Сахарная пудра не осядет –
Станет облаком, что заберет с собой.
Каковы замочки в райском саде?
Все ль с порядком с краном и трубой?
Биться здесь о быт, а там избыток
Ощутить предметов и идей…
Ощутить, уже не ощущая…
Пахнет липой снежность площадей.
* * *
Когда я стану умирать,
Не стану умирать.
Друзей не надо созывать.
Пора уж перестать
Хотеть чего-то от других,
Хороших иль плохих.
Я жил, а после перестал.
Иссякла музыка. Финал.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в ФОРУМЕ ХРОНОСа
Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсеева С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В.,
Сулейманов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И.,
Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.
Редакция
Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76
Заместители главного редактора:
Чарковский В. В. (347) 223-64-01
Чураева С. Р. (347) 223-64-01
Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69
Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69
Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69
Отдел публицистики:
Чечуха А. Л. (347) 223-64-01
Коваль Ю. Н. (347) 223-64-01
Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69
