Николай Грахов
Обучение жизни
* * *
Я буду лежать с ощущением счастья
на тёмно-зелёной траве
и знать, что весь мир покоряется власти
отпущенной Господом мне.
И будут в выси облака серебриться,
и будет трава шелестеть,
и буду я выше и легче, чем птица
над нашей землёю лететь!
Когда просыпается сердце народа
и видишь всю жизнь впереди,
то счастье, и сладкое слово «свобода»
колотятся мерно в груди.
Наш мир бесконечен, и мысли прекрасны,
и вечер прекрасен и тих…
И больше не будет на свете несчастных,
как, впрочем, и не было их…
* * *
Всё твердили: судьба да судьба!
Мол, в чужое её не нарядишь…
А судьба-то, она как ходьба, —
приустанешь, невольно присядешь.
И вздохнёшь, и стряхнёшь пыль дорог:
«Ну и что, что не так приодета?»
И сорвёшь на пригорке цветок:
«Сколько цвета вокруг, сколько света!..»
Неказистое наше бельё
всё другими, другими пошито,
но твоё в нём случилось быльё,
и твои в нём мякина и жито…
И твои в нём и зло, и любовь,
и твоя в этом платье основа,
и твоя в нём полощется кровь,
и твоё дожидается слово…
* * *
Зачем живем на белом свете?
Что в этом мире держит нас? —
об этом старики и дети
всё время спрашивают нас.
А мы спешим без остановки.
Спешим, сменяя день и ночь…
Ответов наших заготовки
не могут никому помочь.
Житейской палубы матросы,
в авралах наших всё спешим,
а детские свои вопросы
и к старости не разрешим…
* * *
А когда это небо закружится
всё в снегах к середине зимы,
тут, к несчастию, обнаружится,
что не так-то и счастливы мы.
И метели заплачут печальные
к середине завьюженных снов,
эти песни со смертью венчальные
под заряды безумных снегов.
Лишь порою, как солнышко выкатит
в свой нечаянный краткий зенит, —
нам надежда короткая высветит:
словно зяблик, капель зазвенит…
ОТТЕПЕЛЬ
А на улицах опять потеплело,
словно влага протекла в туесах…
Я не знаю, что за дудка пропела
в самых-самых что ни есть небесах —
только хлынуло на землю туманом,
как лизнуло по снегам языком,
чем-то детским, чем-то давним и манным,
с чем ты был ещё младенцем знаком.
Посерели эти хлопья на небе,
и в курятниках орут петухи,
словно просят у небесного ребе
о прощении вперёд за грехи.
Но сгущается небесная вата,
обещая снеговую грозу,
видно, сил у небес маловато,
претерпеть эту глупость внизу…
ВОЗРАСТ
Обрастая комьями белесыми
самых разных выгод и привычек,
расстаёмся тихо с интересами
счастья небольшого электричек.
Каждый шаг становится весомее
грузами ответственных решений, —
наш полёт осажен лет ладонями,
мирно превращаемся в мишени.
* * *
И приходили господа
и распускали невода:
— Ты не шуршись, ты не ершись,
ты просто тихо покорись!..
Я их спокойно привечал
и даже чаем угощал.
Всё вслушивался в звуки
глухой чужой науки…
Закон известный на Руси:
Не верь.
Не бойся.
Не проси…
* * *
Алле
А казалось, что хлеба нам хватит в дороге,
что до злых холодов далеко-далеко,
и тебе, молодой и, пока, недотроге,
не придется у мира просить ничего.
Обучение жизни, пинки и ошибки
не минуют, но сгинут в остывшей золе, —
и до первой отчаянной, бешеной сшибки
с этим миром
никак не дожить на земле.
Но пришлось…
Хлеб крошился, и крохи делились,
были злость и удары, сиречь — синяки.
Всё ж, как не было туго,
пробились, пробились —
у друзей нас спасали добра родники.
В полусумраке нашей осенней погоды
мы по-прежнему держим в ладони ладонь,
взявшись за руки,
одолеваем невзгоды,
и, обнявшись, глядим на вечерний огонь.
Вот и всё миновало?
Навряд ли, навряд ли…
Эта жажда дорог без начал и конца…
Но живут и горят наши первые клятвы,
освещая нам путь, сохраняя сердца!
ЧИТАЯ «КНИГУ МЁРТВЫХ»
И ждёт извечное виденье,
как завершающий виток,
где смерть — всего лишь озаренье,
как вечной истины глоток.
И ты понять сумеешь это
своей природой естества:
вся суть твоя — частица света,
и ты — частица божества.
Смирюсь и претворю молитву
к извечным стражам пустоты —
стихии тела кончат битву
в приятье вечной правоты,
где мысль и дело равнозначны,
а пыл и страсть — всего лишь тлен,
где все мы до конца прозрачны
в своих попытках встать с колен…
* * *
Вчера, о смерти размышляя…
Н.Заболоцкий
Как ни дрыгай ногами,
как о счастье не ной,
помянут пирогами
и тебя, мой родной.
Ждёт кладбищенской крышей
поминальная снедь,
а на это всё свыше
будет Боже смотреть.
Он тебя не заметит,
да и не до тебя,
Он за многих в ответе,
этот мир возлюбя.
Только в кущах привратник,
твой отметив приход,
лишь поддернет свой ватник
да задует в фагот,
извещая протяжно:
заявился, мол, псих…
Впрочем, это не важно,
здесь видали таких.
Кто небес загребущей?
На земле — каждый ваш…
Здрасьте, райские кущи,
деревенский пейзаж...
ВЕЧЕР
Когда весь мир сливается и гаснет,
и тихо умирают окна комнат,
невольно наплывают размышленья —
обрывочны, неясны и смутны.
Каких-то слов обрывки, чьи-то лица,
мелькнувшие в дневной летящей жизни,
вдруг обретают смысл, живую сущность
и начинают что-то говорить.
Пусть половина жизни прожита,
но только так и подступает зрелость,
и осмысленье жизни подступает,
и обретает жизнь свои границы,
хотя границ, конечно, никаких…
Условия игры или задачи,
которую мы разрешить стремимся,
не главное, уже затем, что сами
их создаём, чтоб снова разрушать.
Дела людей приходят и уходят,
они меняют нас, мы их меняем,
и этим самым с ними мы едины.
Ничто бесследно в мире не проходит.
Мы остаёмся в планах наших, в мыслях,
мы остаёмся в песне и в труде.
И значит, не боюсь беды и смерти,
затем, что смерть есть продолженье жизни,
и смерть, в конечном счёте, тоже жизнь…
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
