|
|
Виталий Чемляков
«Будем стоять, пока живы!»
По следам фронтовых записок Константина Симонова
«Комиссар 172-й дивизии Черниченко рассказал нам, что лучше всего у них в
дивизии дерется полк Кутепова, занимающий вместе с другим полком позиции на
том берегу Днепра и обороняющий Могилев. Мы, посоветовавшись, решили ехать в
полк утром».
Так начинался очерк писателя Константина Симонова «Будем стоять, пока
живы!», опубликованный по случаю 25-летия обороны Могилева в газете
«Известия» 19 и 21 июля 1966 года. Первая его часть идет под рубрикой «Из
фронтовых записок», вторая снабжена подзаголовком «Комментарий к фронтовым
запискам».
Меньше суток К.Симонов с фотокорреспондентом П.Трошкиным пробыли в боевых
порядках 388-гo стрелкового полка, но события этого дня запомнились ему на
всю жизнь, Накануне, 13 июля 1941 года, в тяжелом бою полк под командованием
Кутепова сжег 39 фашистских танков.
Да, храбро дрались бойцы полковника Семена Федоровича Кутепова, который
послужил впоследствии писателю прообразом героя двух его книг — генерала
Серпилина…
Слева и справа от Могилева гитлеровцы форсировали Днепр. Четырнадцать суток
шел беспрерывный бой. Судя по всему, 388-й полк погиб почти целиком. Симонов
считал своим долгом в комментариях к фронтовым запискам назвать хотя бы
имена некоторых бойцов, сохранившиеся в его блокноте. Свой очерк о событиях,
связанных с обороной Могилева, автор заканчивает следующими словами: «Кто
знает, может быть, кто-то из этих людей все-таки еще отзовется».
— Панорама поля боя с разбитыми немецкими танками, запечатленная на
фотографии, сопровождавшей воспоминания писателя, показалась мне знакомой.
Да и обращение Симонова к оставшимся в живых участникам обороны Могилева
подбодрило меня. Словом, послал я ему письмо, — вспоминает ветеран войны,
уфимец Николай Владимирович Пантелеев.
По прошествии некоторого времени получил ответ:
«Москва, 6 апреля 1967 года.
Дорогой товарищ Пантелеев, извините, пожалуйста, что не мог Вам сразу
ответить, — уезжал. Сейчас только что приехал и вновь уезжаю.
Хочу сразу сказать, что я получил ряд писем от оставшихся в живых участников
могилевских событий. Сейчас я пробую их систематизировать и составить список
адресов этих товарищей с тем, чтобы я мог им взаимно сообщить о том, кто из
оставшихся в живых откликнулся на мою публикацию, чтобы все они смогли
связаться друг с другом. Но это потребует некоторого времени. Так что прошу
еще чуть-чуть набраться терпения; видимо, через месяц с небольшим я сделаю
эту работу. Тогда Вам напишу и сообщу адреса.
Еще раз простите за задержку.
С товарищеским приветом уважающий Вас Константин Симонов».
Эпистолярное наследие писателя Симонова огромно. Он всегда проявлял
необыкновенное чувство такта и уважения к людям, попавшим в поле его зрения.
Письмо на имя бывшего фронтовика Пантелеева — еще одно тому свидетельство.
Письма, приходившие в ответ на его выступления, посвящали писателя в тайны
еще не раскрытых судеб и подвигов. К сожалению, переписка писателя с одним
из тех, кто грудью встретил врага под Могилевом, прервалась в самом начале.
Но высказанное К. Симоновым еще при жизни пожелание, чтобы
фронтовики-ветераны смогли связаться друг с другом, исполнилось.
В результате предпринятых розысков Н. В. Пантелеев, спустя более тридцати
лет после тех памятных событий сорок первого года, получил весточку от
бывшего полкового комиссара Л. К. Черниченко, по совету которого К. Симонов
с фотокорреспондентом выезжали на участок обороны 388-го полка. В письме к
нашему земляку Л. Черниченко, в частности, замечает: «11—13 июля 1941 года,
Вы должны помнить, были самые сильные бои с главными силами танковых войск
Гудериана».
Как же не помнить такое! Именно 13 июля был убит начальник штаба 200-го
отдельного артдивизиона Беляев и его, новоиспеченного выпускника Подольского
артиллерийского противотанкового училища, командира взвода лейтенанта
Пантелеева назначили на эту должность. Их артдивизион был придан 388-му
стрелковому полку и находился на самых танкоопасных направлениях.
…Николай Владимирович вновь и вновь обращался к роману К. Симонова «Живые и
мертвые». Многие страницы книги воскрешали в его памяти события июля сорок
первого года. Вот, например, такой эпизод.
«Раннее утро. Батарея 45-миллиметровых пушек заняла позицию близ
железнодорожной линии Могилев — Осиповичи. Впереди среди деревьев показались
мотоциклисты, легковая машина, средний танк. Они были уничтожены. Началась
танковая атака. Подпустив гитлеровцев поближе, артиллеристы открыли огонь.
Один из танков дернулся, подбитый точным выстрелом, развернулся на 180
градусов. На его корпусе бойцы увидели надпись «Берлин-Москау». Четыре
пехотные и танковая дивизии, дивизия СС «Рейх», полк «Великая Германия» и
другие немецкие части наступали на Могилев. Верховный Главнокомандующий
отдал директиву командующему 13-й армии, в состав которой входил полк
Кутепова: «Город Могилев сделать Мадридом». По свидетельству маршала Г. К.
Жукова, упорная оборона 13-й армии в районе Могилева значительно затормозила
продвижение врага на Рославльском направлении.
— Обстановка на участке обороны дивизии была сложной и напряженной, —
вспоминал Пантелеев, — нашему артдивизиону приходилось каждую ночь менять
огневые позиции, нас выдвигали на самые горячие точки, где могли внезапно
прорваться немецкие танки. Во время одного из таких перемещений вдоль
Бобруйского шоссе, выбирая место для установки пушек, мы увидели обелиск.
Надпись на нем гласила: «1812. Памяти героев. 11 июля 1812 года на сей
позиции Фатово-Салтыковка произошел бой русских войск императора Александра
I, 7 корпуса генерал-лейтенанта Раевского с французскими войсками императора
Наполеона под началом маршала Даву». История повторялась спустя 129 лет чуть
ли ни день в день. Мы обнажили головы перед памятью героев, постояли в
молчании и вернулись к своим орудиям.
В итоге многодневных боев 388-й полк понес большие потери. Остро ощущалась
нехватка патронов и снарядов. К этому времени гитлеровцы овладели
Смоленском, подошли к Ельне и угрожали Вязьме. Части, оборонявшие Могилев,
оказались в глубоком тылу врага, лишенные поддержки людьми и боеприпасами. В
интересах сохранения оставшихся сил верховное командование отдало приказ об
отходе.
К. Симонов, по собственному признанию, последние годы занимался дневниками
военного времени. Как знать, поживи он подольше, из-под его пера вышли бы
фронтовые воспоминания, пополненные живыми свидетельствами участников тех
кровопролитных боев, среди которых был артиллерист Пантелеев. Фронтовой
писатель и после своей смерти не покинул героев могилевской обороны. По
завещанию создателя ярких проникновенных книг о Великой Отечественной войне
его прах был развеян на Буйническом поле, где произошла ожесточенная, особо
памятная, автору очерков о могилевской обороне схватка с врагом. Там
установлен камень-валун, на котором высечена надпись: «К. М. Симонов
(1915—1979)».
«Артиллеристы умирают на лафетах» — было неписаным правилом защитников
Могилева. Воины 200-го противотанкового дивизиона, как и все, сражались до
последнего снаряда. Командир дивизии генерал-майор Романов дал приказ об
отходе: «Будем выходить из окружения, просачиваться через немецкое кольцо
группами и по одиночке».
Лейтенант Пантелеев, еще находясь в поле, стал объектом охоты двух немецких
солдат, которые намеревались взять его в плен. Ведь за пленение офицера
гитлеровцам полагалась хорошая награда.
«С криками «Хальт, хальт, официрен!» немцы устремились за мной, — пишет в
своих воспоминаниях ветеран. — Я решил скрыться от них в городе. Забежав во
двор шелковой фабрики, я влетел в первые попавшиеся двери и оказался в
большом темном без окон помещении, напоминавшем склад. Меня немцам в темноте
не было видно, а мои преследователи на фоне открытых дверей проецировались
как на экране. Мне ничего не стоило уложить их выстрелами из пистолета.
Немцы это прекрасно понимали и действовали с опаской. Постреляв для
острастки из автоматов по углам помещения, они удалились. На втором этаже я
обнаружил небольшую конторку со старым, с провалившимися пружинами диваном.
Кабинет этот имел два окна. Одно выходило во двор фабрики, а из другого был
виден крутой берег Днепра, по склону которого густо росли деревья и
кустарники, с той же стороны был невысокий деревянный забор в десятке метров
от фабричного здания.
Смертельно уставший, не спавший в боевой обстановке несколько суток, я на
диване провалился в сон и проспал до поздних сумерек. Проснулся от шума и
громкого разговора на немецком языке. Выглянул в окно, выходящее в фабричный
двор. Увидел группу немцев, скорее всего из числа хозяйственной команды.
Подъехала легковая машина, из нее вышел офицер и приказал, как я догадался,
проверить все помещения фабрики. Положение мое оказалось критическим. Дорога
была каждая минута. Тогда через окно в стоящих кругом немцев я кинул
гранату, а сам бросился к противоположному разбитому снарядом окну, по
водосточной трубе спустился со второго этажа, перемахнул через забор и
побежал вниз к Днепру. Сзади раздались крики, автоматная стрельба. Но я под
прикрытием кустарников спустился по крутому склону к реке и оторвался от
преследователей. Долго шел вдоль берега в надежде найти лодку в прибрежных
кустах. Наткнулся на бревно, с трудом столкнул его в воду и на нем, гребя
руками, переплыл на другой берег. Ориентируясь по звездам, направился на
восток. Пытаясь перейти линию фронта, был ранен».
Залечивая рану, в деревне Желивье Чауского района Пантелеев повстречал
группу бойцов и младших командиров своего 200-го отдельного противотанкового
батальона, многие из них тоже были ранены. Дав бойцам подлечиться и
отдохнуть после непрерывных боёв и скитаний по оккупированной территории,
лейтенант Пантелеев из числа бойцов и местных жителей организовал небольшой
партизанский отряд, оборудовав в лесу землянки. Но его не покидала мысль
перейти линию фронта. В пути Пантелеев заболел тифом. Товарищам удалось
поместить его в больницу райцентра Чаусы Могилевской области как местного
жителя. Однако у гитлеровцев он попал под подозрение.
Вместе с большой группой местных сельчан он был взят и отправлен на
принудительные работы в Германию. Пантелеев поначалу работал на кирпичном
заводе у хозяина-поляка в довольно неплохих условиях. Но, совершив побег, из
этого «рая» попал в настоящий ад. Им стал концлагерь Ноенгамме в 25
километрах от Гамбурга. Фашистский концлагерь был организован по принципу
«уничтожение работой». Узники до изнеможения трудились на полях и в
заводских цехах, их гоняли на расчистку территории после бомбовых ударов
английской авиации, а с приближением советских войск — на рытье
противотанковых рвов. Повседневные будни заключенных — это голод, террор,
постоянная угроза жизни. Их могли унизить и избить по любому поводу. В
санчасти проводились медицинские эксперименты. В ревире (больничном
отделении) лежали люди, которые «даже ресницей не могли пошевелить». Узников
сотнями расстреливали и сжигали в печах крематория.
Эсэсовский ангел-хранитель
Над нами, как демон, стоял
И часто в святую обитель
Без жалости всех отправлял,
— с горечью писал об этом лагерный поэт. Курский парень нашел в себе силы
и мужество три долгих года выжить и не сломаться в этих нечеловеческих
условиях.
По мере приближения фронта фашисты начали эвакуацию лагерей, чтобы, как
звучал приказ СС-рейхсфюрера, ни один заключенный не попался живым в руки
союзников. Тысячи узников концлагерей пали жертвой этой новой волны террора.
Ликвидация концлагеря Ноенгамме произошла во второй половине апреля 1945
года, когда английской армией была занята большая часть северной Германии.
Лейтенант Пантелеев оказался в составе эшелона, прибывшего в город Фленсбург.
Из английской зоны оккупации ему наконец удалось попасть к своим.
И вот у бывшего узника на руках справка о том, что он прошел спецпроверку
органами «СМЕРШ» по первой категории и ему подтверждено звание «лейтенант».
Пантелеева направляют на Урал, где он продолжает службу в армии в должности
начальника штаба батальона, дислоцированного на станции Алкино под Уфой. Не
прошло и нескольких месяцев, как Николай Пантелеев чудесным образом находит
мать, брата и сестру, которые были эвакуированы в столицу Башкирии. Здесь же
он встречает свою будущую жену, прибывшую в Уфу с заводом резино-технических
изделий из Ярославля. Вскоре офицер демобилизуется и, наконец, начинает свою
мирную безоблачную жизнь. Еще до войны, наряду с учебой в артиллерийском
училище, Пантелеев заочно закончил Московский статистический институт,
получив диплом инженера-экономиста. Николай Владимирович долгие годы работал
в тресте «Нефтепроводмонтаж», затем руководил одной из лабораторий
нормативно-исследовательской станции объединения «Союзнефтеавтоматика». Как
раз тогда состоялось мое первое знакомство с этим интеллигентным,
обходительным, воспитанным в лучших офицерских традициях человеком. Ветеран
вел переписку с советом клуба «Вечный огонь», созданного в школе №28
Могилёва. Боевой артиллерист поименно помнил всех выживших в боях за этот
многострадальный город однополчан и вел переписку с ними, их родственниками,
живущими в России и за рубежом.
А в последние годы ему стала поступать корреспонденция из Германии от
сотрудников мемориального музея концлагеря Нойенгамме, где в годы войны
содержались узники из России, Польши, Белоруссии, Украины и других стран.
Как бывший заключенный фашистского лагеря Николай Владимирович получил
денежную компенсацию от национальных фондов «За обоюдное согласие и
примирение», созданных в Германии. С интересом прочел присланную по почте
книгу активистов общественного союза «Круг друзей мемориала концлагеря
Ноенгамме», где опубликованы воспоминания узников из бывшего Советского
Союза. Ведь все, о чем они пишут, он пережил сам.
О ветеранах Великой Отечественной говорят: хорошо посеяны. И в свои 88 лет
Николай Владимирович был бодрым и деятельным. Писал фронтовые воспоминания,
ходил по своим неотложным делам, ни на кого из домашних не перекладывал
своих забот. Сожалею, что нынче мне не удалось поздравить его с Днем
защитника Отечества. Сердце ветерана перестало биться в ненастную пору
первых чисел февраля. Когда друзья и родственники провожали Николая
Владимировича в последний путь, звучала траурная музыка из телефильма,
снятого сотрудниками мемориального музея в Нойенгамме. На экране домашнего
телевизора по дорожкам лагеря скорбными колоннами проходили сотни убеленных
сединами бывших узников из разных стран. Они словно прощались с очередным
навсегда ушедшим товарищем. А на алой подушке лежали награды лейтенанта
Пантелеева — орден «Знак Почета», орден Отечественной войны, медали Георгия
Жукова, «ХХХ лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945», «70 лет
Вооруженных Сил».
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
