   |
| |
Владимир Чепкий |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
XPOHOC"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО""ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАПАМПАСЫ |
Владимир ЧепкийВечер у Клэр, девяносто лет спустя105-летию со дня рождения Гайто Газданова посвящается. «Вечер у Клэр» Место, где проходили вечера у Клэр я давно хотел увидеть. Однако обстоятельства складывались так, что сделать это не представлялось возможности. И вот, наконец, я ехал в Харьков - и получал шанс. Ещё хотел я видеть дом, в котором жил Газданов (по второму своему адресу в Харькове: дом на Екатеринославской во время войны был разрушен, это я знал). Собственно, это и всё, что я хотел: просто посмотреть. Однако, события развернулись иначе – не так как я предполагал.
Будто за границу попал Экспресс гнал и было хорошо ощущать себя единым целым и с поездом, и с его скоростью, и с молодым, но немного ворчливым проводником. – В Полтаве сколько стоим? – Неужели не видно? – Простите. – На стене. – Не видел. – Бывают же люди!
Настроение было отменное, несмотря на отвратительную ночь в Киеве. Впрочем, насчёт «отвратительной» скорее преувеличение, отчасти связанное с тем, что ночь эта была «незапланированной». Дело в том, что билетов до Харкова на трускавецкий поезд не было. Вероятнее всего их не было вообще нигде, кроме самого Трускавца. Этот вывод следовал из того, что билетов не было уже в Ковеле, в Коростене – тем более. Правда, в Коростене сказали, что пока до Киева доеду, могут снять бронь. Может так и было, бронь сняли, но билетов всё равно не было. К тому же, во всех вокзальных гостиницах мест не было – и все метания из стороны в сторону оказались безрезультатными. Ночевать пришлось на красной коже дивана «кимнат пидвыщенного комфорту». Комфортными были, вероятно, сами диваны, плюс охранник, рассаживающий по местам: заполнять диваны нужно было по-порядку, чтоб по три человека на каждом, то есть выбирать места самому не позволялось (кажется, я был единственным отказавшимся сесть куда указали). Кстати, именно по охраннику я понял, что нахожусь за границей. Охранник зорко выслеживал нарушителей, пытающихся перебежать на свободные места, которых было немало. Также он бдительно выслеживал тех, кто пытался вытянуть на диване ноги, и решительно пресекал такие попытки, не давая поблажки никому: ни женщинам, ни детям, ни крепко выпившим мужчинам. Шесть часов утра оказались спасением, можно было собираться и не спеша двигаться на перрон, поезд отправлялся в шесть тридцать.
Экспресс, как обычно, прибывал на первую платформу Южного вокзала. Памятник отцу Фёдору с чайником как всегда стоял на своём положенном месте, табличка у памятника поясняла: Ильф И. А., Петров Е. П. Двенадцать стульев: Харьков – город шумный, центр Украинской республики. После провинции кажется, будто за границу попал. (Из письма отца Федора, писанного им в Харькове, на вокзале, своей жене в уездной город N).
Не тот дом Итак, 20-го июня я оказался в Харькове. Мне нужен дом под номером 17 по улице Артёма. Его местоположение я заранее посмотрел по карте, поэтому знал, что если из центра идти, то он будет по левой стороне сразу после пересечения с улицей Иванова. Я даже представлял как он выглядит (в этих местах прожил немало), примерно, конечно: что серый, что небольшой и не маленький. Короче говоря, найти дом не проблема, проблема была в другом: как определить нужные окна – окна Клэр. Квартира Пашковых была на втором этаже, это известно из воспоминаний Татьяны Фремель (1). Но на втором этаже не одна квартира. По аптеке Милфорда на первом этаже можно ориентироваться, думал я: Пашковы как раз над аптекой жили. Но по каким признакам её вычислить, этого я не представлял: в том, что самой аптеки давным-давно нет и в помине, я почему-то не сомневался. Так и оказалось – аптеки нет. Беглое расследование по выявлению следов аптеки положительных результатов не дало. Хорошо, четыре подъезда. Если над аптекой, следовательно, восемь вариантов возможны. У кого спросить, и, главное, что? Про Пашковых, где Пашковы до декабря 1919-го года жили? Вопрос, конечно, глупо звучит. Может, они и потом жили, после того как с частями армии Деникина бежали: из Пятигорска в ту же квартиру над аптекой вернулись. К сожалению, об этом ничего не известно. Во дворе дома на разломанном ящике женщина. Нет, о Пашковых не слышала. Нужно подъезды исследовать. С какого начать? Со второго слева, из-за аптеки, аптека в середине должна быть (или, наоборот, с краю). На втором этаже три двери. Дверь слева вовнутрь поехала, быстрее вниз, на выходе из подъезда всё же «накрыли» – Вы что тут фотографируете? Объясняю. Нет, роман не читал, о Газданове не слышал, Пашковы – никогда. На параллельном факультете была такая фамилия, замминистра теперь. На «о» у него ударение, на «а» у Пашковой. Откуда вы знаете? Мы в одной группе учились, вы в каком заканчивали? В 74-м, так значит вы... Нет, мы не были друзьями, Вы давно здесь? В девяностых купил, но одна старушка давно, сразу после войны вселилась. Мало. Шестьдесят лет? Девяносто нужно. Зачем? Из-за Клэр. Столько не живут. Зато помнят. Не все. Всем не надо, Вы на каком этаже? На втором. Может, в вашей? В моей? Почему нет? Я вам телефон дам, Алика, продажами квартир занимается, может поможет. Продажа квартир и вечера, что общего? В несовместимых вещах общее нередко. Пишу на салфетке. Скáжите от Алтухова, а вообще – Вам в архив нужно, на Короленко. Уже ясно, спасибо. На прощание друг другу руки жмём, крепко. Позже подумал: телефон не спросил – плохо, на случай, если Алика в Харькове не окажется; впрочем, вряд ли понадобится. Хуже другое: дом не нравится, что конкретно – не известно, но интуиция подсказывает – не тот. Хорошо, как возраст домов определяют? По архитектуре. Что это значит? Не знаю, просто видно, что до революции так не строили. Вернее, не так строили. Так в тридцатые строили. Или, если до революции построен, то бомбили, плюс горел, после войны восстановили. Вот, на балконах видно: сыпится не так – износ материала другой, и металл оголён – рефлённые прутья советской выработки. Постой, не четыре – пять! А должно быть четыре, дом – четырёхэтажный же! Не тот дом – искать квартиру не здесь нужно. И вообще: искать квартиру Клэр – это лишь во-вторых искать на втором этаже. Во-первых – это искать в том доме. А дом не тот! Версии: разбомбили, вместо того этот, первая. Адрес не верный – вторая. Версия первая плохая, версия вторая – хорошая.
Из дневника.. Пятница, 20 июня 2008 г. Другая сторона улицы, наискосок от дома номер 17 музыкальная школа, на втором этаже клиника (таблички, вроде, не было). Дежурная: – Вы куда? – Руки помыть. – А бомбы в чемодане у вас нет? – Нет. А как докажете? – Можете проверить (оставляю рядом). – Спасибо, берите с собой. – Где руки помыть, не подскажите? – Вы повредили? – Нет, мне после дороги. – У нас руки после дороги не моют. – А как же быть, туалета нет? – У нас кран есть, проходите. – А чей это чемодан? голос из коридора. – Мой. – А что он здесь делает? – Стоит. – Мне как раз такой нужен. – Зачем тебе чемодан? – голос из кабинета напротив. – Мне в больницу надо. – Кто в больницу с чемоданом едет? – Мне же в Киев на операцию. – А-а-а. – В нём как раз всё поместится, сколько такой стоит? – Не знаю. – А покупали где? – Не помню. – На базаре такие гривен по 200, а он вместительный? – Вроде. – А лёгкий? – Лёкгий. – Мне чтобы написано так было. – А что написано? – голос из кабинета. – Самсоните. – На Барабашке тебе чё хочешь напишут. – А что ж вы чемодан в коридоре оставляете? – А где? – С собой. – Зачем? – Украдут же. – Кому он нужен? – Мне, я же говорю, смотрите какой хороший, не маркий тёмно-синий, на колёсиках, прямо сам едет, смотри Лена.
После Артёма вниз по Пушкинской иду, в Архив на Короленко. Московский проспект номер семь, высоко вверху табличка: «Государственный Архив Харьковской области», время работы не указано. Дверь не открывается. Вернее, открывается и сразу закрывается. По вторникам и четвергам дни приёма, можно по телефону позвонить – пишет на бумажке женщина, закрывшая дверь на ключ. Значит, до вторника можно не дёргаться. Можно итоги подвести: для первого дня много, на пять хватит, не понятно только: хорошо или плохо. После душа, выходя из ванной ещё не знал, засыпая понял – хорошо.
Архив отказал Алик оказался человеком вполне заинтересованным. Внимательно выслушав преамбулу (великий писатель, всемирно-известный роман и т. д.), сказал, что у него один знакомый человек есть – дед, он может подсказать, лет тридцать начальником ЖЭК-а работал. Говорить с нынешним смысла нет, после деда их уже девять сменилось, с 2000-го года. Как дом выглядит Алик знает, когда построили не в курсе, что до революции – тоже сомневается. Он свою версию предлагает: во дворе старый дом, может в нём. Тому не девяносто, отвечаю. Потому что после войны перестроили, говорит Алик. Кстати, продолжает он, во время оккупации в этом районе немецкие офицеры любили селиться. Да, места хорошие. На прощание Алик сказал, чтобы я позвонил вечером, к тому времени он всё будет знать. Хорошо, сказал я, и подумал: вряд ли узнает, по крайней мере, до вечера. Но я ошибся. Через десять минут раздался звонок и на том конце провода я услышал голос Алика, он сказал: Петров, и добавил – Алик. А, у вас определитель, от неожиданности ничего другого не нашёлся сказать я. Я говорил с дедом, сказал Алик так, будто разговор не прерывался. И что? Слышал, но не помнит. Что слышал? Пашковых, но не знает точно, у него 7000 фамилий было, всех не упомнить, вам нужно в адресный стол. Что это? ЖЭК. Хорошо, говорю. Алик диктует и объясняет где это, очень подробно объясняет. Приём по вторникам и пятницам, с двух часов по вторникам, по пятницам до обеда, обратиться к Ольге Дмитриевне, вся картотека у неё. Нужно сказать, что от Алика, что историк литературы, суть дела объяснить, дать шоколадку. А копию с карточки сделает? Дадите ещё одну. Чем больше, тем лучше. Паспорт покáжите. У меня иностранный. Тогда не надо (после паузы), и добавляет: раз лично – в любое время приходите.
Из дневника.. Вторник, 24 июня 2008 г. С утра ЖЭК закрыт, Алик ошибся. Архив: очередь по ступенькам вниз. Номера своих сберегательных книжек выясняют (двое говорят), советуют у стола информации спросить. Знакомое лицо (телефон в первый день писала): - А я думаю почему Вы улыбаетесь? Вам лучше к начальнице. Короткий разговор с начальницей (роман, Газданов, эмиграция, после Набокова...): никаких адресов у нас нет, в библиотеку Короленко идите.
Домá на Екатеринославской Оформление читательского билета в библиотеке Короленко прошло успешно. Из дневника. Вопросы при оформлении читательского билета: где ваша виза? Почему нет визы? Как сюда проникли? Почему нет регистрации? Где живёте? Как докажете? После консультаций у начальницы: на Вашу личную порядочность надеется. Вопросы в кассе (оплата 16 гривен): где паспорт (фамилию для квитанции списать), как фамилия по-русски пишется? Че. Йе. Пэ. Ка. И. Йот краткое. Это какое? Столы в два ряда (т. е. колонны), книги до потолка, запах старых книг, два небольших шкафа, обслуживает сотрудница, я первый посетитель. Справочники со списками фамилий в шкафу. С 12-го по 19-й год нужны – Газданов в Харькове с 1912 года. За 18-й и 19-й отсутствуют. Нет или не выпускали (гражданская война)? Сотрудница не в курсе. Следующий после 17-го – 25-й, за ним 26-й. Последний дореволюционный беру: «Справочная книга. Весь Харьковъ, на 1917 год» (цена без переплёта 4 рубля). «Газданова» нет, за 16-й год. За 15-й, 14-й, 13-й, 12-й тоже нет. Почему? В справочниках только владельцы домов. Понятно, иначе справочники многотомные были бы, до революции в Харькове до трёхсот тысяч проживало. Хорошо, Газдановы не владели. А на «Пашков»? О! На Екатеринославской – отец. За 1917-й год, на странице 239: «Пашковъ Ал. Вит. отст. кап. Екатериносл....». Не 77! 64 – так записано! На Екатеринославской Пашковы в доме под номером 77 жили, согласно воспоминаний Киры Гамалея (1), матери Татьяны Фремель. Ошибка в справочнике? Нужно другие годы смотреть. 1910-й год – Пашков есть, но дом 66! 1913-й – опять 66! Номера домов измениться могли, говорит сотрудница. На 64-й или 66-й, или на оба одновременно? Допустим, не одновременно, сперва на 66-й: до 1910-го – 77-й, в 10-м –66-й... То есть, Газдановы снимают флигель в 66-м, в 1913-м году. Или не «с», а «на»? Значит, потом изменился: 66-й был, 77-м стал. Если это в действительности так, то какое кому до этого дело? Точнее, не волнует совсем. Важно, что в 1917-м году Пашков владел домом номер 64 по улице Екатеринославской и дом можно на карте 1917-го года определить, если таковая есть. Если с 66-го номер на 64-й поменялся, а затем на 77-й, то на картах соответствующих годов дом указан на одном месте. Но на картах за 10-е года номера домов не указаны. Поэтому подтвердить версию с изменением номеров не представляется возможным. Тем более, что дом под номером 77 ни в одном из справочников против фамилии «Пашков» не записан. Если исходить из того, что номера домов не менялись и в справочниках всё верно, то Пашковы владели домами под номерами 66 и 64 по очереди, то есть, вначале 66-м, после 64-м. Почему разными домами? Возможно Пашковы беднели, ведь не случайно у Милфорда комнаты снимать стали. Дом на Екатеринославской продолжали сдавать, до поры до времени. Настало время – продали, дом был большой: трёхэтажный и два флигеля. Купили меньше, тот что под номером 64, именно он в справочнике за 1917-й год и записан.
«Сокол» Теперь с «Соколом» разобраться нужно. Герой романа знакомится с Клэр на площадке гимнастического общества «Орёл». «Орёл» в романе – это «Сокол» в действительности. Здесь где-то должны быть спортивные общества. Есть! Правление при магазине Бр. Малы (братья, похоже, из немцев: Карл Францевич, он же августейший секретарь). Занятия зимой во второй мужской гимназии, летом на Сумской 34, по понедельникам, средам и пятницам. Записку смотрю, вчера писал – «Вечер у Клэр» со мной, в ноутбуке: в июне, в душный вечер. Значит, на Сумской 34 чистый женский голос сказал: «Товарищ гимнаст, не спите, пожалуйста». В романе сказал. Исходя из этого, можно принять допущение: именно в «Соколе» Газданов спортом занимался. Мог заниматься, он был хорошим гимнастом, стойку на руках отменно делал (на крышах особо любил). Научился, вероятно, в Полтавском военном училище: герой романа в «корпусе» научился (корпус в дореволюционной России – среднее военно-учебное заведение). Что ещё можно предположить? То, что учился Газданов во 2-й мужской гимназии (кажется, из седьмого класса гимназии в Белую Армию ушёл). По крайней мере, неправдоподобной эта версия не выглядит. В случае, если спортом в «Соколе» занимался. Кроме того, это предположение, понятно, основано на том, что Газданов был гимназистом (кажется, из седьмого класса гимназии в Белую Армию ушёл). С другой стороны, всё могло быть иначе. В «Соколе» Газданов прежде всего из-за Сумской 34 занимался. Потому что рядом жил, если это как допущение принять. Так что, вполне возможно, 2-я гимназия не при чём – просто занятия в «Соколе» там зимой проходили. Ладно, какой у неё адрес? Есть, на странице 103 в справочнике: Благовещенская площадь 2. Такой площади в Харькове сейчас нет, такое название остаться не могло; тем более, что переименовывать площади после революции особенно любили. Правда, догадаться не сложно: у Благовещенского собора площадь была, где ж ещё?
Епархиальная 27 Теперь самое важное – Епархиальная 17. Что? Да! Да – что я говорил! Не 17! Пардон, спокойнее (сейчас). Господа, я должен сделать официальное заявление, я сделал открытие: вечера у Клэр проходили в городе Харькове по улице Епархиальной 27. Точка. Так было сказано сотруднице (опустив, разумеется, некоторые слова). Она вместо публики была, а, главное, первой, кому это было сообщено. И я должен честно признаться – она была искренне рада. А копии можно? Вообще-то нельзя, но вам в виде исключения можно, сказала она. Моя благодарность сотруднице, ясно – безграничная, избыток эмоций соответственный. Итак, обо всём по-порядку. После Екатеринославской Пашковы снимали комнаты у Милфорда Василия Францевича, двоюродного брата Елизаветы Карловны, матери Татьяны Пашковой. Следовательно, владелец дома Милфорд, поэтому смотрю на «Милфорд». Так вот, первый же справочник «выдал»: «Мильфортъ Вильг. Франц., Епархиальная 27». И всё ясно и понятно – не 17-й! И ошибка с «27-и» на «17» вполне объяснима, то есть, у Татьяны Фремель неточность (1). Таким образом, Пашковы жили в доме под номером 27. Значит, вечера у Клэр на Епархиальной 27 проходили. Всё! Плюс дополнительная информация в награду – «Мильфорт» и «Вильг.». Поэтому, с этого момента говорю и пишу вместо «Милфорд» – «Мильфорт», «Вильгельм» вместо «Василий».
Ещё что интересно: на Епархиальной 27 сразу под фамилией «Мильфорт» записано «Ем. Авг.» – Емилия Августовна (не «Эмилия»). Выходит, жена Вильгельма? Также ещё один Мильфорт появился: в справочнике за 1916-й год – «Мильфортъ А. Н.». Можно допустить, что человек этот родственник Вильгельму Францевичу, домом на Екатеринославской 91 владел, от 64-го и 66-го, скорее всего, недалеко. Примечательно также, что в 1916-м году у Вильгельма Францевича на Епархиальной 27 телефон появился – 12-68 (позвонить?). Емилии Августовны, правда, уже нет (развод, смерть?). Или не женой, родственницей была, в 1916-м уехала? Или в справочнике не пожелала быть (пока такое допускалось?)? Но Мильфортов не стало меньше: на Екатеринославской 91 кроме «А. Н.», теперь – «А. А.», точнее – вместо, в 1917-м году. Возможно «А. А.» «А. Н.-у» сын, если гипотеза происхождения отчества «А. А.» от имени «А. Н.» верна. Что из этого должно следовать? В принципе, ничего. Гораздо интереснее другое: в справочнике за 1917-й год Вильгельм Францевич Мильфорт отсутствует. Знать бы почему, ведь именно в это время вечера у Клэр вовсю шли. Выходит, домом 27 в это время Мильфорт не владеет (тогда кто владеет?). И Пашковы, как прежде, пять комнат снимают, у нового владельца. Или Вильгельм не «внёсся» в справочник (Емилия не желала в 16-м, в 17-м Вильгельм?)?
Фрагмент «Справочной книги. Весь Харьковъ» за
1914-й год, Итак, книги у меня, идём с сотрудницей копии делать. Один копировальный аппарат, к нему копировальщик (зачем?), следовательно – очередь, логично. Сидим ждём, сотрудница мила, но лицо временами серьёзное: как бы не до конца улыбается, вроде улыбку спешит запрятать, будто не вполне уверена – можно ли. Когда пришли, обнаружилось, что не все страницы те: по другим закладкам сделано (нумерация страниц не сквозная, по темам). Идём снова, теперь книги у сотрудницы, так лучше, говорит она. На этот раз всё обошлось, единственно плохо: в местах перегибов страниц чёрного много. Можно отсканить, лучше должно быть, говорит сотрудница из отдела. Я сомневаюсь, на всякий случай фотографирую, но выходит плохо, резкость не наводится. Жаль, с моим фотоаппаратом такого не случалось. Правда, из книг фотографировать пока не приходилось. Из дневника.. Фотографирование на читательский билет (фотоаппарат на треноге, соединён с компьютером). – Изменить Ваше имя не смогу, оно уже введено. – Но это не верно, в моём паспорте не так. – Не расстраивайтесь, у меня не лучше. – Почему? – Потому что Олена. – Тогда лучше. – Почему? – Как раз из-за «О». – И что это даёт? – О-Лена! – Тогда и у вас даёт. – И что же? – ВО-лодымир.
Хорошая новость: в интернет войти можно (как сотруднику университета час в месяц бесплатно).
Судя по современной карте Харькова, домов Пашковых на Екатеринославской теперь нет. Ни 66-го, ни 64-го, ни «официального» 77-го. Все, видимо, во время войны погибли. Зато, 91-й есть, которым ребята Мильфорты «А. Н.» и «А. А.» владели. Клэр, наверное, там не раз бывала. И Газданов – вполне возможно.
Картотеку жгли После архива и библиотеки Короленко стало понятно, что задача упрощается: адрес Газданова после Екатеринославской выяснить не удаётся. Адрес же Пашковых на Епархиальной известен с абсолютной степенью достоверности, проверять дополнительно необходимости нет. Хотя, не помешало бы, если бы такой случай представился. Случай представился. Вернее, он был запланирован: картотека с возможным копированием карточек была предложена Аликом ещё до архива и библиотеки. Однако теперь, после данных из справочников библиотеки я не сомневался ни на йоту в том, что Пашковы жили на улице Епархиальной в доме под номером 27; результатов проверки поэтому я ждал спокойно и без особого энтузиазма. Вот что хотелось бы проверить непременно, так это адрес Татьяны Пашковой, по которому она в последнее время проживала. Исходя из опыта с неточностями на Екатеринославской и Епархиальной, исключать неточность в этом случае было нельзя. Хотя, с другой стороны, вероятность ошибки должна быть минимальной, по теории вероятности: все три адреса с ошибками – событие скорее невозможное. Тем более, что последний адрес не такой уж давний: известен из письма Татьяны Пашковой Газданову в 1971-м году (в это время связь с Газдановым восстановилась). В конце письма Пашкова указала свой обратный адрес: ул. Артема № 1 кв. 2. Следовательно, на той же улице жила (Епархиальная переименована в Артёма). Можно на «Газданов» спросить: вдруг он в пределах сферы обслуживания того же ЖЭК-а жил. Но до этого пока далеко, в смысле очереди к двери; интересно: к Ольге Дмитриевне попаду или нет? Впрочем, вероятность попадания к ней не маленькая (даже высокая: пятьдесят на пятьдесят). Ольга Дмитриевна? Да. Я от Алика. По её лицу понятно – Алика не помнит (как выяснилось позже, большой роли это, скорее, не сыграло). Я сразу перешёл к делу: писатель эмиграции, в октябре 1919-го ушёл добровольцем, в Харьков больше не вернулся, роман написал и т. д. Окончив, стал ждать. Ольга Дмитриевна ответила спокойно и уверенно: такую информацию мы не выдаём. Почему? Вы знаете, как это называется? Нет. Разглашение данных личности. Но она давно умерла. Ну и что? Я историей литературы занимаюсь (как Алик учил), это важно. Для кого? Для Харькова. Поэтому Вы пришли адрес узнавать? Уточнить, адрес известен. Кто она Вам? Прототип романа. Какого? Вечер у Клэр. Ну и что? То, что роман о любви. И это всё? Не всё. А что? То, что Гайто Газданов написал. И что из этого должно следовать? Что в Харькове, что в Париже жил, что писатель, что всемирно известный, что человек знаете какой? Какой? С которым в разведку можно было идти. Ты слышишь, Маша, человек, с которым в разведку идти можно, женщине роман посвятил? Это сильно. Из деревянного ящика на сейфе Ольга Дмитриевна достаёт карточку, читает: Пашкова Татьяна Александровна, в замужестве Щеголева, родилась 6-го августа тысяча девятьсот первого года (вроде, в январе, или я ошибся?). Пытаюсь запомнить. Что вы сидите, пишите! А копию можно? Нельзя, пишите. Лист в четверо из рюкзака достаю, ручку не могу найти, даёт свою, пишу: улица Артёма один, квартира два. Тот! Выписана в семьдесят девятом. Умерла в 78-м, значит, на следующий год выписывают. Ольга Дмитриевна продолжает дальше читать: Щеголев Константин Владимирович, родился шестнадцатого октября тысяча девятьсот второго года в Старом Осколе Белгородской области, выписан в тысяча девятьсот девяностом году (значит, в 89-м умер). Как и Газданов, младше Пашковой. А до революции где? До революции данных нет. Даю шоколадку, «Ritter» в красной обёртке. Спасибо. Показывает карточку: прописана 31.12.1944-го года. Собственными глазами вижу, как всё до того: и «Пашкова», и «Артёма 1», и «кв. 2». Новую картотеку в 44-м году ввели, старая сгорела, говорит коллега из-за моей спины. Почему? Перед отступлением жгли. Ольга Дмитриевна ведёт в коридор. С трудом сдвигаем шкаф (невероятно тяжёлый, ножки бы не обломать), снизу доверху делами забит, нам нужно проход к другому шкафу освободить. Освободили, что теперь? Теперь дверцу открыть, как? Везде хламом забито, вонь отсыревшим старым, что же она хочет? Молчит всё время. Всё же открывает, этот, как и первый шкаф, весь папками забит. Из середины наугад вытягивает, идёт с трудом – шкаф без полок. Да, действительно, прописка с 1944-го, как у Пашковой. Понятно: чтобы убедить в том, что раньше 1944-го года карточек действительно нет. Могла бы не показывать. Но делает, не из-за шоколадки, видно. Такой человек она – ответственный, хороший человек. Спрашивать адрес Газданова бессмысленно, к 1944-му году ему сорок лет было. Это значит: давно в Париже, давно таксист, давно в эмиграции – 24 года. И из Харькова давно – 25 лет. Адрес на Артёма 1 подтверждён, это уже кое-что. Выходим во двор, Ольга Дмитриевна с коллегой на перекур, у них я оказался последним. Коллега в Госпром обратиться советует, там есть архив, архивом ЗАГС-ов называется, в нём ответы на все вопросы найти можно. Прощаюсь с Ольгой Дмитриевной и её коллегой за руку.
Епархиальная 27, знакомство От дома 17 до дома 27 по Епархиальной рукой подать, буквально два шага. Да – это он! Дореволюционный, четырёхэтажный, красного кирпича, с роскошным местом для аптеки на первом этаже. И сам – роскошный! Фотоаппарат готов, поехали. Прохожие косятся, понять их можно: слишком часто и много. Охранника на противоположной стороне улицы тем более нужно (банк напротив, подготовка к ограблению, под видом туриста). Готово: во всех видах и приближениях, штук пятьдесят. Как вовнутрь попасть? На двери домофон, пару безрезультатных комбинаций наугад, дверь по-прежнему закрыта – нормально. И вдруг: сама отворяется (ну да, если рядом постоять, двери отворяются). Выходят двое: женщина и мужчина, сразу видно – жильцы. Пашкова, Газданов, Клэр, Париж, такси, любовь. Понятия не имеют. В пяти комнатах жили, говорю. А, так это на первом этаже, оживает мужик: пальцы загибает, проговаривая вслух фамилии. Всё правильно – там, в подтверждение кулак показывает – пальцев больше нет – пять комнат, значит. Разрешения снимать спрашиваю. Где? В подъезде. Пожалуйста. Дверь в аптеку на первом этаже заложена, не закрашена. Хоть бы шоколадку дали. Будет, в следующий раз.
Дом на Артёма (бывшей Епархиальной) 27.
Из дневника. Выходит, на первом этаже жили? Госпром, мне в архив загсов. Есть такой – в первом подъезде. Украина, Министерство юстиции Украины, отдел регистрации актов гражданского состояния харьковского областного управления юстиции, сектор с архивной работой, так выбито на табличке на двери (с украинского перевожу). Приём граждан с 9 до 16, перерыв 13 до 14, четверг санитарный день, выходные суббота и воскресенье (списываю, фотографирую, в смысле). Женщина косится, уборщица, похоже. После шестнадцати, приёма нет. Ладно, приду завтра. Ещё в 3-м и 6-м подъездах есть, говорят в информации. В чём разница? Там спрашивайте. Хорошо, чем больше архивов, тем лучше. Табличка в третьем такая же, как и в первом. Зато, в шестом отличается: вместо «областного» написано «по городу Харькову». Значит, разные – хорошо.
У Татьяны Пашковой дома На что я расчитывал, идя домой к Пашковой, как вообще можно до этого додуматься? Вот так взять позвонить в незнакомую дверь незнакомым людям и сказать что? Что здесь проживала такая-то такая, и что? Хотелось бы посмотреть. Что посмотреть? Где жила. Зачем? Просто так. А она вам кто? Всё это немного... как бы это лучше выразиться? Ну как люди должны реагировать на такое? А в своём ли он уме, да? Да. Можно и милицию вызвать. Всё верно, с одной стороны. С другой – не очень: я знаю, что в своём - и милицию вызывать не нужно. Да, доля безумия есть, но разве можно без него? И потом – снимать в квартире никто не собирался, у дома на Артёма 17 это ясно стало: когда Алтухов сказал, что его квартира на втором, сразу шальная мысль мелькнула – это возможно, пусть на минуту. А если войти можно, из окна фотографировать тоже можно. Пока же – железная дверь подъезда, домофон и бдительный взор: войдёт или выйдет, лучше выйдет. Интересно, сколько раз Пашкова сюда входила-выходила? Семьсот тридцать в год, если принять по два в день. Семь тысяч триста за десять лет. Сорок три тысячи восемьсот за шестьдесят. Если допустить, что в Харьков после Кавказа в двадцатом вернулась. Квартиру на Епархиальной 27, возможно, ещё до того реквизировали; или из пяти в одну уплотнили. В этом случае, сюда в 1924-м перебралась, когда замуж вышла. Тысяч сорок выходит, значит, сорок тысяч – вся жизнь. Тогда ещё пару фото (адрес, всё же, подтверждённый). «Артёма, 1» – есть, «вулиця Артема 1» – есть, объявления под номером – есть: «Кубок Харькова 2008 по бодибильдингу и фитнесу, 19 апреля, 15:00, ККЗ «Украина»», «Куплю в центральных районах квартиру», «Куплю волосы, дорого...». Ура! Дедушка и внучек, так-так – есть, за ними с видом как не в первый раз – я в гости. Квартиры «2» нет, что это значит? «1» есть и есть «3», между ними две двери, одна открыта, на ней табличка, «2» – ни на одной. Зато почтовый ящик со «2-го». Да, между «1» и «3» – это «2», те две двери, раньше одна, понятно, была. Белое через отверстия почтового ящика – подтверждение – почта приходит. Стучу в открытую, две женщины. Писатель из Харькова, Клэр, Париж. Не читали, вряд ли будут, из окна можно (ура!). А рядом дверь? Мы не связаны. Стук над глазком (Париж, Клэр, Газданов). Не могу, начальника нет. Диалог на выдохе, ещё секунда (а в окне хороший вид на площадь). Что делать? Я только из-за этого, за тысячи вёрст... Чтобы снимать? Чтобы снимать. Уже снимали, но только с улицы. Когда? Да вот. Это я... Проходите. Спешу (а если начальник придёт?), бешено (будто в судорогах). В окно правее можно? В ту дверь нет доступа, о чём роман? О любви. О любви? Его к ней. А она? Она... Она пишет: «Газданов», «Вечер у Клэр» и свой Е-мэйл адрес; романы интересуют («интересовали всегда»). Осталось проститься. Молчим. Как в жизни, говорит она, будто продолжая прерванный разговор: он – да, она – нет, и – наоборот. Клочёк бумаги на улице смотрю: рядом с адресом – «Татьяна».
Татьяна Пашкова в 1926 году.
Архивы в Госпроме Мои вопросы в архиве: адреса Газданова после Екатеринославской – раз, Пашковых на Екатеринославской – два, Мильфорта после Епархиальной 27 – три. В какой гимназии учился – четыре, состоял ли в «Соколе», пять. Шесть – Мильфорты «А. А.» и «А. Н.». С какого времени на Артёма 1 – семь. Уже после первого подъезда всё ясно: в предпоследний и последний можно не идти – в архивах справки не выдаются. Потому что не родственник, раз, потому что только родственникам – два, три – потому родственные связи доказывать. Поскольку ни Газданову, ни Пашковой не родственник, родственные связи не доказать, следовательно, сведений не будет. Ни раз, ни два, ни три, ни четыре, ни пять, ни шесть, не даже семь. Почему советовали в ЖЭК-е, не совсем понятно, не могли же не знать, что только для родственников? Знали, выходит, не просто посылали. Так думал я, поэтому договаривался, начиная со второго подъезда, в статусе неродственника (ни Газаднову, ни Пашковой, ни, тем более, Мильфортам). Не помогло, даже рассердил, не на шутку («не интересоваться тем, чем не хочу моё право»). Тем не менее, в последний подъезд пошёл. И не пожалел. Именно, там всё объяснили, причём обстоятельно, спокойно и доброжелательно. Самого начальника не было, поэтому замначальница объясняла, благодаря ей я теперь много знаю. Знаю, что материалы хранятся семьдесят пять лет, здесь в Госпроме. После их отдают в архив на Короленко. Должны отдавать. На самом деле не отдают, хранить негде, на Короленко места нет. Поэтому всё здесь. Точнее, не всё. – Какой последний год вы отдали, спросил я. Ответа не последовало. Разглашать не хочет, нельзя, видимо, подумал я. Значит, так тому и быть, что не положено знать, то не положено; что, между прочим, не обязательно плохо. Вернее – хорошо и плохо одновременно. Плохо, если за десятые годы на Короленко не отдали и об этом сказали. Хорошо, если отдали и об этом молчат. Но что не отдали – не факт, об этом не сказали. А отдать могли, всё таки, девяносто лет прошло. Даже, скорее могли, чем наоборот. Ещё одна интересная деталь стала известна, здесь в последнем подъезде: материалы за 1931-33-е годы, годы голода в Харькове, отдали в архив на Короленко, как исключение по специальному разрешению. Сейчас 2008-й, минус 75, как раз 33-й выходит. Что это значит? А то, что именно в этом году за 33-й должны были отдать. Не отдали бы, ясно, места на Короленко нет, и за 32-й и 31-й не отдали бы. Но по решению городской власти из-за голода отдали (выходит, в 1918-19-м голода не было, гражданская война же шла). Допустим. Значит: за 33-й должны были в 2008-м отдать, за 32-й – в 2007-м, за 31-й – в 2006-м. Ничего не ощущается? А я чувствую. Если так говорят, то не так давно имеется в виду. «Сейчас не отдаём», сказала она. То есть, отдавали, теперь не отдаём, исключение для 1931-го, 1932-го и 1933-го. А теперь – это недавно. Ну, лет пять, пусть – семь. Ну – десять не отдаём! Даже 11, 12 и 13, то есть архивы за 1920-й год на Короленко должны быть. Из дневника. Пятница, 27 июня 2008 г. Госпром. Мальчик ждёт маму, мама за дверью в архиве. А вам что, собственно, нужно? Ты можешь посоветовать? Да. Ты здесь всё знаешь? Да. А сколько тебе лет? Шесть с половиной, так что же вам нужно? Где жил Газданов меня интересует, знаешь такого? Конечно. Он жил в Харькове, в 1919-м году в Белую Армию ушёл. Да-да, я в курсе, Белую Армию хорошо знаю, что он ещё делал? Жил в Париже, писал романы, очень хорошие. Я знаю, Вас интересует, где он в Харькове жил, это всё? Не всё, ещё адрес одной Клэр нужно уточнить, о ней он в романе написал. Всё правильно, эту информацию Вы здесь найдёте. Ты читал роман? Конечно. Тебе он понравился? Да. То есть, выходит, ограничение по критерию «родственник» через семьдесят пять лет снимается и пользоваться можно? Теоретически. А практически? Нет. Но ведь определяться должно не тем, на каком складе лежит, а временем – 75-ю годами. Сотрудница снова замолчала. Ладно, в архив на Короленко нужно идти, на Московский проспект в смысле («архив на Короленко» говорят в Харькове, вместо «архив на Московском» – рядом с архивом Московский проспект пересекает улица Короленко; предлагаю: «библиотека на Московском» вместо «на Короленко» – улицу Короленко Московский проспект пересекает, тем более архив «на Короленко» за углом). Выйдя из архива, направился к выходу, однако в коридоре напротив двери окно оказалось открыто, через него на крышу можно (стул рядом приглашал). Мальчик не советует, говорит там провалиться можно. Не провалился: видел площадь, университет – красивый вид. Из дневника. Лифт: табличка, лифтёр на стуле сидит. Табличка: лифтёрам запрещается: 1. Перевозка в лифте по одному человеку. 2. Вызов лифта по телефону. 3. Перевозить лифтом грузы. Перевозка пассажиров осуществляется: вверх – не более 7 человек, вниз – не более 2 человек. – С лифтёром лучше. – Чем же? – Общаться можно. – Дело не в общении. – В чём? – В том что обратно не поедет. – Как же? – Снизу не вызовится. – Почему? – Старая конструкция. – А как же первый пункт? – Вам в виде исключения. – Без исключения. – Почему? – Потому что двое. – Почему двое? – Потому что раз и два. В архиве на Московском день неприёмный. Это хорошо, думал я, приёмный посетителям нужен, я не посетитель, мне по личному вопросу. Очереди никакой, за столом сотрудница, на столе табличка «информация». Я не стол справок, говорит сотрудница. Мне к руководству. Никого нет, во вторник нужно приходить, говорит женщина. Уже приходил. И что? В Короленко послали. Так, чего ж вы не идёте? Иду. Ну, вот и идите. Настроение испортилось: не потому что идиотишь, а оттого, что класс идиотизма качествен. Из чего, правда, автоматически не следует, что плохо. Настроение плохое – может быть. Но давно известно, что плохое настроение вызывает широкий диапазон чувств от депрессии до эйфории – та почва, в которой прорастает зерно вдохновения, разных его форм, от грозной вьюги до лёгкого ветерка, с которым можно иметь интимные отношения. Этим последним я как раз и занимался стоя у градусника и наблюдая как неправдоподобно мягкое солнце посылает свои бархатные лучи далеко вниз по Бурсацкому спуску в том измерении, когда время не бежит и не тянется, а льётся потоком, в котором час будто секунда, а секунда – час. В этом месте все ждут, только я имитирую. А ждать, собственно, кого? Из всего, что я успел выяснить, выходило: отдали материалы или нет из Госпрома на Московский проспект значения не имеет – всё равно ни к чему не допустят, всё равно ничего не дадут. Пошлют в Короленко, не спрашивая родственник или не родственник. Получалось, что в Госпроме даже лучше: по крайне мере для родственников можно, и об этом сразу говорят. С другой стороны, архив на Московском – это именно то место, где доступ к архивным материалам получить можно, пусть, теоретически.
В аптеке Мильфорта Странное ощущение – будто кругами хожу. Где бы не был, ближе или дальше: на Рымарской или на Полтавском шляхе, на лавках в сквере Поэзии или на Дарвина – везде. Не в «везде», правда, дело, не в кругах даже: кругами как цирковая лошадь человек нередко ходит. Вопрос в траектории кругов, куда да как. И сколько раз, и с какой целью. А цель конкретная и простая, и желание – скромное. Хромаю только, мизинец левой ноги натёр. Как идиот, честное слово, вылитый Паниковский. И нытик такой же. Хватит! Из дневника.. Суббота, 28 июня 2008 г. Всё-таки ухожу, надоело ждать... Вдруг будто в спину пихнули, оглянулся – дверь настежь. Успел – напрасно бежал, на двери пружины нет. Мотор включён, камера работает. Номер три – дверь та, оригинальная, циклевали только, ручка – та, реставрирована (свинтить, что ли?). Звонить, а как? Нажать. Спасибо. Идея – шоколад! Какой? Четвёртый, говорила. По две на каждом, со второго, у неё похуже должна быть – тогда, не шесть. Три звонка, два соседа, первый снизу – без ответа, второй сверху – кто там. Тот кто шоколад обещал. Открывает (радостно). Какой шоколад скажите (валяю дурака, бестыже), неловко (ей богу!). Не надо, пошутила (не лукавит). Звонил (вру) жильцам из пяти на втором, вы с ними не знакомы? Нет, они редко бывают, а почему из пяти? Из третьей же. У них четыре. Четыре? У всех четыре. А пять? Только на первом. Больше нигде? Нигде. Первый этаж, серьёзные лица (клуб элитного туризма): Газданов, Париж, эмиграция. Какое отношение это имеет к туризму? Непосредственное. А именно. Вечера у Клэр. Что вечера? Здесь были. И что теперь? Бла-бла-бла. Можете фотографировать, при условии, если не дольше двух минут. Меньше. Сериал (в два окна и дверь). Искренне благодарен и признателен. Нет, нет и ещё раз нет! На первом – аптека Мильфорта, на втором – Пашковы жили. И никаких сомнений, абсолютно! Почему? Отвечаю. Только не почему на втором жили, а почему со второго на первый переместил. Услышав, что единственное место в доме, где пять комнат – это первый, я решил, что Клэр на первом этаже жила: в подтверждение подсонание послало сигнал – «эрсте этаже», забыв перевести с одного языка на другой. Дело вот в чём: когда я впервые узнал, что Пашковы снимали на втором этаже, в память «эрсте этаже» записалось, автоматически. «Эрсте этаже» по-немецки не первый – второй, первый – это «эрдгешосс», что-то типа партер. Это по-русски первый этаж – это первый, второй – второй, по-немецки наоборот: второй – первый, третий – второй и т. д. Так вот, посланный жилицей с четвёртого этажа сигнал: «пять комнат только на первом этаже», плюс кулак мужчины – в пяти комнатах пять жильцов, плюс – «эрсте этаже» как «первый этаж» привело к тому, что вечера у Клэр на первый этаж сместились, у меня. На пять минут, когда с четвёртого в бюро туризма летел, и когда из окон бюро снимал. Если честно, в тот момент про аптеку я не помнил, просто забыл. В конце концов, аптека Мильфорта имеет прикладное значение. Теперь в отношении того, что сообщила жилица с четвёртого: что в доме все квартиры по четыре комнаты, кроме той на первом. Конечно, необычно, если в квартирах одного стояка в многоэтажном доме разное количество комнат. Но, допустим, это так: в квартире на первом этаже пять комнат, над ней на втором, третьем и четвёртом по четыре. Факт этот плох тем, что ничего не подтверждает. Правда, и не опровергает – что хорошо. Ну что он может опровергать? То что, Пашковы не жили на втором этаже, так как не четыре, а именно пять комнат снимали и единственное место в доме с пятью комнатами как раз первый этаж? Не может, из-за этого не следует, что аптека на втором была. Аптек на втором не бывает. А подтверждает что? Ничего, ни что аптека на первом, ни что Пашковы на втором. Пашковы «над» аптекой жили, это факт. В доме всего одно место на первом этаже (дом несимметричный, слева – въезд). Значит – аптека на первом этаже была. Раз в доме одно единственное место на первом этаже, логично то, что место непосредственно над первым этажом также одно. Следовательно – Пашковы на втором, где четыре комнаты, аптека на первом где пять комнат. Почему же тогда Пашковы «в пяти» жили? Потому что в пяти. То есть, пять комнат было, поэтому. Но сейчас же четыре? Ну и что. Было пять, стало четыре. На первом же пять, это, как раз, подтверждает, что на втором и выше тоже пять было. Раньше. Почему же сейчас четыре? После революции квартиры уплотнялись: новых жильцов подселяли. Нужна была одна большая кухня, общая, как потом говорили. Может, из двух небольших комнат, как раз, кухню сделали. Почему тогда на первом пять осталось? Возможно, по началу там домоуправление устроили, позже заселили жильцами, кухню делать не стали, накладно. Пять комнат осталось, по семье в каждой. Или – ошибка, в источнике (1), вместо четырёх – пять. На самом деле четыре было. В квартиру номер три я, всё-таки, позвонил. Коротко, но позвоинил. Никто не ответил. Видно, дома никого не оказалось. Из дневника. Аптека Мильфорта со двора, звоню. Вечер у Клэр, Газданов... Но это же не здесь, сами сказали (девушка)! Квартира выше была, верно. А при чём здесь мы? Притом, что этажом выше никого нет дома. А тот дом причём? Притом, что вид из этого. Кому это нужно? Всем. Кому? Всем, я же говорю. В чём проблема (молодой человек из-за спины девушки). Газданов, второй писатель после Набокова... Проходите, из этого окна годится? Годится. Вот и хорошо. Спасибо, дружище.
2-я мужская гимназия Из дневника.. Четверг, 3 июля 2008 г Бабушки в подвале Благовещенской церкви, у церковной библиотеки (она закрыта). Не в курсе где Благовещенская площадь была? Там где термометр, на Тевелева. Что ты говоришь? Была там, знаю точно. Я с 28-го года в Харькове, я знаю. Мне мужская гимназия нужна. Николаевская церковь там была, а служба по-украински шла, батюшка хороший был. Ему Благовещенская площадь нужна. На Николаевской, я тебе говорю! Здесь площадь какая-нибудь есть? Где здесь? Именно здесь, у церкви, до революции Благовещенской называлась. Там, но она теперь 1-го мая. Там нет домов. Вам нужно что? 2-я мужская гимназия. Там и стояла, во время войны разбомбили. Кто? Ясно кто – немцы. Откуда про гимназию знаете? Мы же – харьковчане! ...Глупо: ходить и спрашивать. Интернет нужен, старые карты Харькова... Стоп! Карты в лэптопе – давно скачал. В музее. Вахтёр: пройдите наверх, Л. П. спросите. Да, справочник есть: площадь Вознесенская. Не может быть. Смотрите. Так – женская, 2-я женская! Простите. Сегодня уезжаю, найдёте? Гимназию? Адрес Газданова, адрес электронной дам. У нас даже интернета нет, видите какой компьютер? Может, подумаете? О чём? Что неординарная личность, а вы не захотели. Газданов или Вы? Я тоже. Куда сообщить? Пишу мэйл. Интернет только у секретаря. От неё пошлёте? Пошлю. Прохожий прав: гимназия погибла. Только на другой стороне была (хорошо всю площадь заснял). Ещё: не Первого мая, а Карла Маркса (что почти тоже самое). «Сокола» нет, тоже разбомбили, теперь на том месте сквер «Победы» и «Зеркальная струя» – символ Харькова. Интересно, гимназия даже на карте 1887-го года есть, за 1896-й – само собой. Теперь там пусто и стоянка машин. Туристки с рюкзаками: не знаете, где дом номер 35? По Сумской? По Сумской. Не знаю, сам 34-й ищу. И нашли? Нет, а 35-й точно есть? Точно. А вы откуда? Из лесу, вестимо, а что вы ищите? Спортивное общество «Сокол».
В доме на этом месте находилось спортивное общество «Сокол», здесь герой романа познакомился с Клэр, теперь здесь сквер «Победы» и «Зеркальная струя» – символ Харькова.
Епархиальная 27, прощание Дом 27. Житель дома: «Б» решением горсовета отменили. И как теперь? Теперь просто 27, и этот и тот. Дома два – один номер? Да, не привычно, но это так. В каком году построили? В 1908-м. «А»? И «А» и «Б». Жильцов со второго этажа не знаете? Только кота, в окне всегда вижу, а что? Ничего, там одна Клэр жила, роман читали? Вечер у Клэр? Да. Читал. Вы первый, вернее, второй. Кто ещё? Один мальчик, как попасть к Клэр знаете? Не знаю. А на третьем что? Там бюро, должны пустить, пойдёте? Да, там как у Клэр, только выше. А там? Этажом ниже – аптека Мильфорта, уже был. А дом рядом знаете? 29? 29, в 1919-м там Губисполком был, начальник ЧК Саенко усердствовал. Что здесь не знал. 11-го июня в 19-м белые освободили Харьков, в подвалах ещё живые были. Харьковская и Одесская ЧК самые жестокие были. Ещё большевистский концлагерь на Чайковского... Конечно, кому рассказываю, никто не верит, вообще, вам в архив нужно. Там в библиотеку посылают. К директору архива попробуйте, П. его фамилия, должен помочь. Вы его знаете? Да, как вас найти? Я уезжаю. Когда? Сегодня. Жаль. Но я приеду. ................................................................................................... Татьяна Пашкова – прообраз Клэр в романе «Вечер у Клэр». Отец – Александр Витальевич Пашков (отставной капитан, из обедневших дворян). Мать – Елизавета Карловна Мильфорт-Пашкова (из обрусевших немцев). Сестра – Ольга, брат – Павел. До Епархиальной в трёхэтажном доме с двумя флигелями на Екатеринославской (теперь Полтавский шлях) жили. Два первых этажа и оба флигеля сдавали, один из них вдове Вере Николаевне Газдановой с сыном Гайто. После Екатеринославской Пашковы переехали на Епархиальную в дом, принадлежавший Вильгельму Францевичу Мильфорту (дети: Жорж, Валентин, Николай), двоюродному брату Елизаветы Карловны Мильфорт-Пашковой. В этом доме Пашковы снимали пять комнат. В 1917 – 1919 годах в квартире у Пашковых собирались молодые люди (гимназисты последних классов, студенты, офицеры), читали стихи, музицировали, пели. «Хозяйкой» встреч была Татьяна Пашкова. За белокурые волосы её называли Клэр, а встречи – «Вечера у Клэр».
В первом ряду третья (слева направо) Татьяна Пашкова,
1917 г. Гайто Газданов родился в Петербурге, жил в разных местах в России. Когда исполнилось девять – в Харькове, с матерью. К тому времени умерли его отец и две сестры. Из Харькова в 1919 году ушёл добровольцем в Белую Армию, в пятнадцать лет. Служил на бронепоезде. В 1920-м вместе с Русской Армией генерала Врангеля эмигрировал из Крыма. Учился в гимназии в Константинополе и Шумене (Болгария). После уехал в Париж, работал таксистом по ночам. Днём писал, рассказы и романы. Свой первый роман Газданов назвал – «Вечер у Клэр».
Гайто Газданов, 1928 г., Париж.
Примечания 1. Основной источник в изысканиях – работа Татьяны Фремель. Вечера у Клэр. – в сборнике «Гайто Газданов в контексте русской и западноевропейских литератур», М., ИМЛИ, 2008 (материал впервые опубликован на сайте Общества друзей Газданова, см. Татьяна ФРЕМЕЛЬ Вечера у Клэр. По воспоминаниям моей мамы Киры Николаевны Гамалея о годах юности. 1918-1919 гг., г. Харьков.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в |
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
 |
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
