Елена Бондаренко

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

XPOHOC

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ПАМПАСЫ

Елена Бондаренко

Мадагаскар для двоих

 - Лерка! - закричала бабушка из летней кухни.

   Лера заерзала шортами по круглому стволу старого абрикоса, обернулась. Уперлась ладошками в лощеную древесину около голых бедер. Жаркий ветерок пузырил занавеску на распахнутой двери. Иногда хлопал ею беленую стенку. Изнутри гремели кастрюли. Что-то шипело и пахло горячей едой. Мясом. Жарко, невкусно.

   - Иди есть! Иди, борща налила уже.

   - Я не хочу борща. Компоту налей, ба.

   - Компот не еда, иди ешь.

   Бабушка возникла в дверях и тут же получила занавеской по распаренному лбу. Чертыхнулась. Задрала голову и посмотрела на абрикос. Огромное дерево наклонилось и почти легло кроной на шиферную крышу сарая. Верхняя полоса ствола давно потеряла кору, - по дереву, как по лесенке, лазили на крышу несколько поколений детей.

   Лерка сидела высоко над крышей, свесив загорелые ноги. Бабушке были видны растоптанные шлепки, висящие почти отдельно от пыльных ступней внучки.

   - Ты одна там? - бабушка вытянула шею и попыталась разглядеть выгоревшую русую Леркину голову.

   - Одна, - вредным голосом крикнула внучка. Хихикнула. Сверкнула темными глазами на Колю. Коля подобрал опущенную было ногу. Насупился. Лерке весело, а он будет краснеть потом, как маленький, если бабка застукает. Ну да, залез по стремянке со стороны своего огорода. Так, сидят же просто, ничего не делают. Что такого? А получается, вроде как виноват. А - ничего такого.

   Коля скосил глаз на тонкую шею девочки, на отставший воротник выгоревшей рубашки в мелкий цветочек. Покраснел, увидев, как отошла безрукавая пройма, показав сгиб подмышки и маленькую грудь. Совсем маленькую, лифчик не на чем носить. Но - острый сосок, темненький, упирается в ткань рубашки изнутри. И не поймешь - нравится ему или не нравится так. Вон, позавчера, Надька с ними ходила на море. Купалась в одних трусах. Визжала. Их трое, она одна. Ей нравилось, все лезли ее топить, за грудь хватали, а у нее большая грудь, круглая. Трясется, прыгает, вокруг сосков кожа аж прозрачная, так натянута от тяжести. Голубая почти. Тоже непонятно, вроде должно быть кайфово, он за талию ее схватил, скользкая, вырывается, - повернулась и упала на него, на руки прямо грудью, хохочет. И балдеж, но какой-то сознательный, от мыслей - "вот телка голая почти". А голубое это - брезгливо как-то. Геныч тогда его оттолкнул, типа, мое, руки не распускай. И утащил Надьку в кусты. Коля с Никусом полчаса сидели на жаре, ждали, пока они там елозили. Надька хихикает, Геныч бормочет что-то. Если б Геныча не было, Надька, может, с Никусом ушла бы тискаться. Геныч говорит, она ему дает. Кто его знает, может и дает, Колька их не проверял. Надька как бы общая - то с одним ходит, то с другим. Разговоров полно и Колька даже верил почти. А когда сам подкатился к ней, она зашипела, как змея. И снова в толпу и снова ржет. Он тогда подумал, может, она просто дура такая - поржать и потискаться на людях. А остальное - разговоры только. Кому охота признаваться, что тебя отшили.

   - Ты о чем думаешь? - Лерка покачала ногой. Шлепок сорвался и громко упал на белесый шифер. Заскакали крошки по желобкам - вниз, вниз...

   Лерка потянулась, сорвала зеленый абрикос и пульнула его вслед каменным крошкам.

   Зеленый шарик с оранжевым бочком крепко стукнулся и высоко запрыгал в темную глубину двора.

   - Ну, быстро, не готовься, о чем?

   Колька покраснел:

   - Так.

   - Ага, гадости всякие, да?

   - Почему сразу гадости?

   - А у меня брат на три года старше, я знаю. Они как соберутся в комнате, так и терок - только про баб. Слушать противно - телки-телки-этому дала-этому не дала... Мама говорит, возраст такой, гормоны.

   - Больно умная у тебя мама! - Колька отвернулся и сплюнул в сторону своего двора, на грядки с буряками.

   - Умная. И плюешься ты от этого. У вас в организме сейчас бурная перестройка идет и повышенное слюноотделение. Вот и харкаете, как верблюды. Так что, знаю я, о чем ты думал. Думал, наверное, что я лифчик не ношу.

   - Не думал я про твои лифчики! - озлился Колька, - если хочешь знать, я вообще про тебя не думал!

   - Н-да? А чего ж тогда каждый день на крышу залазишь?

   - А что, не нравится?

   - Нравится, Коль, - Лерка поелозила серыми шортами по кусачему дереву, подтянула босую ногу и уперла подбородок в коленку. На коричневой натянутой коже - тонкие золотистые волоски. Еле заметные.

   - Я ведь тебе нравлюсь, а то б не ходил, так?

   Колька промолчал.

   - Ну?

   - Что ну?

   - Скажешь?

   - Че ты прицепилась, как репей? Че сказать-то?

   - О ком думал.

   "Вот скажу сейчас правду, что думал о Надьке" - мстительно приготовился Колька. И сказал:

   - О Мадагаскаре.

   - О чем???

   - Остров такой есть. Возле Африки.

   - Да знаю я, знаю. У нас карта на стене висит. Мы с братом все детство играли в нее.

   - Как это?

   - Ну так, - Лерка извернулась и потянула руку вверх, в листья. Покачнулась и, ойкнув, схватилась за Колькино плечо. Второй шлепок упал, перевернулся и остался лежать на крыше.

   Колька вспотел мгновенно, представив, как девочка с грохотом падает на рифленую крышу и туда, вниз, за абрикосом. Дернулся, неловко обхватил ее за спину, натянув рубашку.

   - Пусти дурак, шею режет, задушишь!

   - Свалишься ведь, балда!

   Лерка выпуталась из его каменно скрюченной руки, поправила рубашку. Снова опустила ноги висеть. Бедра у кромки задранных шортиков плотно оплыли на жесткую кору.

   - Не свалюсь, не боись. Я тут живу, можно сказать, с пеленок, на этом дереве. А раньше мама тут сидела. Тоже с мальчишками. Она рассказывала. Пока не переехали на новую квартиру.

   - Ага, а до нее - бабушка.

   - Нет, бабушка потом приехала, уже, когда я родилась. Ну, ты говори, давай, дальше.

   - Про что?

   - Про Мадагаскар. Что ты там про него думал?

   - Ну, - осторожно сказал Колька, - думал, там - лемуры. Знаешь, такие, с полосатыми хвостами. Они прыгают смешно на задних ногах.

   - Да, я видела по телику. И что?

   - Что-что. И все.

   - Да-а, - Лерка сама ухватилась за его плечо и снова потянулась в листья. Сорвала крупный абрикос, надкусила аккуратно. Сморщила конопатый нос:

   - Кислющий какой! Скорее бы поспели уже. Вкусные! А ждать еще недели две. Вот я и говорю, да-а, мыслитель ты, Колька. Про лемуров думаешь!

   - А что? Не имею права? Че ты все подкалываешь меня?

   - Да так, - Лерка обгрызала зелень, стараясь не прокусить белую, мягкую еще косточку. С детства пугали друг друга, что там внутри - синильная кислота. Кто его, знает, лучше не рисковать.

   - Мне иногда, знаешь, хочется чего-то, чтоб не отсюда. А то у вас разговоры - или о телках или о машинах. Такие деловые все, аж плюнуть хочется.

   - А разве это плохо, что деловые? Я думал, тебе нравится, когда деловые. Вон, Геныч, к примеру, - и Колька осторожно посмотрел на Леркин профиль.

   - Ой, что ты мне суешь своего Геныча! Тоже мне, шишка на ровном месте!

   Лерка размахнулась и швырнула в листву белую косточку. Отвернулась.

   У Кольки упало сердце. Сердится. Нравится ей Геныч. А как по-другому? Красивый. Девки так думают почему-то. И - "табуретка" у него есть. Японский мопед, - яппонский городовой. Отец купил на день рождения. Теперь вообще от девок проходу нет - "Геныч, ах-ах, покатай!". Надьку он часто катает. И далеко. А Лерка раньше редко приезжала, а сейчас - каждые выходные, да еще на неделе пару раз. Иногда ночевать у бабки остается. На море ходят, в степь. Все вместе. Вот если б вдвоем...

   Колька зажмурился, представив - он и Лерка в степи. И видно, что вокруг - на километры никого. Уже ковыль цветет в Широкой балке. Он и сидит здесь с ней - позвать хотел. Но боится, она согласится и назовет народу. И пойдут, как осенью тогда за грибами на дюны в лесопосадки. Человек пятнадцать собралось, сухаря набрали два ящика, потом понапились все. Сонька рыгала два часа, Колька с ней дурак-дураком провозился - зеленая вся, свитер воняет, потом ушла в кусты ссать и упала - подняться не может, ревет. Стыдно ей, видите ли, щеки грязью измазала, слезы текут, все жаловалась, что Геныч ее не любит. Колька тогда аж присел от удивления. Отличница, блин, а тоже в Геныча влюбилась, и не знал никто. Теперь вот, Лерка.

   Колька снова поглядел на щеку в золотистом пушке, на вздернутую верхнюю губу, на обиженно припухшую нижнюю. Переживает. Блин.

   - Антананариву, - сказал громко. Помолчал и добавил:

   - Анцирабе. Мурундава...

   Лерка повернулась. Смотрела внимательно и удивленно. Губы приоткрылись, показав влажные зубы. С левой стороны в промежутке верхних зубов остался маленький кусочек зеленой мякоти.

   - Там растут огромные баобабы, - мрачно поведал Колька, - они похожи на толстяков с раскинутыми руками.

   По спине его полз холодок.

   - Там в мангровых зарослях ходят цветные крабы и бегают рыбы.

   - Рыбы не бегают, - неуверенно заперечила Лерка.

   - Там - бегают. Илистые прыгуны. Они выскакивают во время отлива и скользят по гладкому илу. Будто на коньках. Там яркое солнце и никогда нет зимы. Там женщины смуглые, как... Как ты - летом. Только волосы у них черные и вьющиеся. И океан грохочет огромными валами, а солнце вечером большое и красное, как кровь.

   - Коль, - Лерка не сводила с него глаз.

   - Оно садится прямо в океан и тогда дует ветер. Прохладный, после дневной жары. Можно ходить по теплому песку босиком.

   - И я обязательно туда уеду, - закончил он севшим голосом.

   Отвернулся. Даже глаза прикрыл от стыда, спрятал себя за веки.

   Минуту молчали. Колька, чувствуя мурашки по спине, боялся повернуться.

   Бабушка гремела посудой, но почему-то не выходила больше звать внучку. В Колькином огороде истерично закричал петух, собирая своих пернатых женщин.

   - Коль? - Лерка протянула руку и потрогала его ладонь. Взяла покрепче. Потянула к себе. Он повернулся нехотя. Раскрывая глаза, - понимая, что еще больше смеяться будет, если увидит - зажмурился, как маленький.

   И увидел восхищение на лице девочки.

   - Коля... Ты возьмешь меня?

   - Куда?

   - С собой, на Мадагаскар?

   - Так я ж еще не скоро поеду, - неуверенно сказал Колька, - а ты что, поедешь со мной?

   - Конечно! Мне еще никто так не рассказывал! С тобой, да, поеду.

   Колька заулыбался.

   - А на Чукотку? Со мной поедешь?

   - А ты и на Чукотку собрался? Там же холодно. И баобабов нету.

   - Нет, ты скажи, поедешь?

   Лерка засмеялась:

   - Да, да! Конечно, поеду! Только, давай уж лучше на Мадагаскар, хорошо?

   - Хорошо.

   - Поклянись!

   - Ты что?

   Она требовательно дернула его руку:

   - Ну, поклянись же, что без меня не поедешь! А я поклянусь, что, как только ты придешь и скажешь, я все-все брошу, в любое время и - уеду с тобой!

   - Хорошо. Я клянусь, что приду и заберу тебя.

   Лерка засияла глазами:

   - Да! А я клянусь, что поеду. Вот!

   - Лера!!! - закричала бабушка снизу и так рядом, что ребята вздрогнули, - с кем ты там?

   - Бабушка, я с Колей! - Лерка сжала Колькину руку и наклонилась, показывая бабушке загорелое лицо, - мы разговариваем. Про Мадагаскар!

   - Н-да? Ну, говорите, чего уж. Компот-то будете?

   - Да, сейчас Коля спустится.

   - Чего это я, - насупился Колька, - сама иди.

   - Нет уж, она тебя любит, даст вишневого банку. А ты его сюда тащи, хорошо? Будем пить на крыше.

   Тихий послеполудень желтил дневной свет. Сидели на засаленном матрасике, притащенном Колькой из своего сарая, и пили компот прямо из холодной трехлитровой банки, стукаясь зубами о край. Смеялись красноусыми щеками.

   А напившись, отставили банку и притихли.

   Смотрели вокруг, на лемуров, прыгавших по лианам с пронзительным птичьим верещанием. Слушали мяукание попугаев, что доносилось из пальчатых и веерных листьев. Видели, как за крышей Колькиного дома, за разъезженной грунтовкой и крошечными фермами в степи - красное солнце плавно готовилось сесть в океан. Оттуда тихо-тихо, но все-таки слышался мерный грохот океанского прибоя.

   Счастье распустилось орхидеей на лохматом искрученном стволе перед глазами.

   Колька потянулся - сорвать цветок и отдать Лерке - навсегда. Но вдруг тарахтение мотора цепкими крючочками побежало по спине. Сороконожка ненужных звучков - добежала до ушей, до мозга, стихла, но осталась мыслью - Геныч приехал. На "табуретке" своей японской.

   Орхидея съежилась, лепестки свернулись, на глазах теряя упругость и свежесть.

   - Лерк? - требовательно из-за забора, - Лерок, ты где там? Не забыла? Давай быстренько, я жду.

   - Коль, - Лерка смотрела растерянно, - я обещала ему. Он на рыбалку меня хотел взять сегодня. Сам попросил.

   - Ну и едь.

   - Коль, ты не сердись, ладно? Я и не поехала бы, но обещала.

   Она на коленках заелозила по матрасику, пытаясь заглянуть в опущенное Колькино лицо:

   - Ну, Коль, ну, пожалуйста! Я ведь только на пару часов. А больше никогда ему ничего обещать не буду.

   - Ага

   - Ты мне не веришь, что ли?

   - Лерка, ты совсем дура, да? - Коля поднял голову, - совсем-совсем дура? Будто ты не знаешь, зачем он тебя туда, на рыбалку... будто ты Геныча не знаешь!

   - Коль, ну я же не Надька! Ничего со мной не будет, я знаю. И потом, тебе-то какое дело!

   - Да, мне-то что, иди, куда хочешь. Может он тебя, на Мадагаскар!

   - Ну, знаешь! На Мадагаскар ты мне пообещал. Нет, поклялся! А теперь что, из-за какого-то дурацкого Геныча от клятвы отказываешься?

   Колька не нашел слов. Смотрел на Леркино возмущенное лицо. Молчал.

   - Ле-рок!!!

   - Иду! - и исчезла, прихватив полупустую банку.

   Колька посидел еще немного, послушал обрывки разговора с бабушкой. Калитка хлопнула. И он полез по стремянке на свою сторону. За крышей и абрикосом огромный мопед, взрыкивая динозавром, сминал пальмы, вдавливал в песок мангровые заросли, распугивая смешных рыб и цветных крабов.

   Маленький краб с панцирем ярко-зеленого цвета наскочил с размаху на Колькину ногу и остановился, поводя клешнями. Боялся идти в заросли буряка и щавеля. Колька нагнулся и подхватил дурака на ладонь:

   - Иди сюда, бестолковый, а то ведь, куры склюют.

   Он аккуратно поместил краба в карман рубашки.

   Посидел с отцом за столом в виноградной беседке. Даже о чем-то поговорили. Потом отец ушел на вахту.

   Колька побродил по двору, вздыхая. На дискотеку в клуб не хотелось. Все там будут, а дурынды этой с Генычем не будет - думай про них, что да как. Эх...

   - Коль? - шелестнуло из темноты у забора. Темнота не заходила во двор, опасаясь лампочки под виноградом, до поздней ночи стояла, облокотившись на посеревший штакетник. Вроде, и рядом и - не заходит. Ждет.

   - Коль, ты там?

   Колька всмотрелся в темноту. Похоже, Лерка. И - сердце бухнуло, краб завозился в кармане, разбуженный.

   - Ты чего тут? А рыбалка?

   - Не поехала я, - Лерка стояла, ухватившись за серые деревяшки, - мы на дорогу выехали, а там впереди - солнце садится. Красное.

   - И что?

   - Ну, я и... В общем, я сказала остановить и побежала обратно. А он меня дурой обозвал вдогонку. Вот ты мне скажи, Коль, почему вы меня все время дурой обзываете?

   Колька, радуясь, смотрел на белые в свете лампочки пальцы, на нос короткий, глаза, а всего остального и не видно в темноте.

   - Ладно, я не буду больше, - мирно сказал. И спохватился:

   - Заходи, а то, что ты там, на улице.

   - А твои дома?

   - Не, мама у сестры, отец на вахте.

   - Ага, зайду, мне еще два часа можно гулять, я же - как бы на рыбалке. А потом через крышу - домой. Или, хочешь, сейчас туда полезем и будем сидеть?

   - Хочу.

   Они сидели на том же матрасике. Вдыхали запахи ночных тропических цветов, слушали крики зверей, что доносились из джунглей.

   Колька полез в карман. Достал сонного краба:

   - Вот.

   - Ой, - Лерка погладила шершавую спинку, - это мне?

   - Ну уж. Его выпустить надо. Завтра пойдем к морю утром, хорошо?

   - Да. А он приживется у нас в море?

   Колька пожал плечами в темноте. Но сказал уверенно:

   - Куда он денется.

   Джунгли жили своей загадочной и таинственной джунглевой жизнью, вздыхали, поскрипывали, ухали, журчали ручьями.

   И далеко-далеко, среди огромных баобабов, раскинувших в звездное небо руки-ветви с растопыренными пальцами, бегал маленький заблудившийся Геныч. Всхлипывал, пинал кроссовком упавший набок японский мопед и, дрожа, слушал рыканье ночных неизвестных зверей. Ждал утра.

март 2007

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

WEB-редактор Вячеслав Румянцев