Юрий Андрианов
Догорает костер
Из неопубликованного
* * *
Жизнь не проста. В её дороговизне
Бесценны боль и счастье, и прощенье ...
Вся жизнь моя была прощаньем с жизнью,
Хотя в прощанье столько упрощенья.
* * *
Догорает костер, догорает,
Брошу пару последних лесин.
И никто никогда не узнает,
Отчего я на свете один.
И никто никогда не узнает,
Что слова не открыли души.
Догорает костер, не сгорает...
Ты потом уж...
Сама потуши.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
...и морочат нас, и ворочают,
Поднимают, швыряют вниз,
То ласкают, то плетью потчуют —
Объясняют, что значит жизнь.
Обращеньем таким не сломлены,
Душу спрятав поглубже внутрь,
Мы живём всё равно по-своему,
Да хитрим, напуская дурь.
То-то бают бредни досужие:
Слыл Иван дураком, стал умён...
В этом тайное наше оружие
С распронаидревнейших времён.
Не понять чужакам-иностранцам,
Да и сами порой с трудом
Разбираем, где христопродавцев,
Где радетелей истинных дом.
Много стужи в земле нашей грешной,
Много звонкого серебра:
От слезы до проталины вешней,
От молитвы до топора...
Нас на жизнь не кукушка венчала,
Нас не взять на лихой замах...
На земле ещё только начало,
Продолжение — на небесах.
* * *
Словно толпы из эвакуации
Валят птицы, на родину тянутся.
Замирают от счастья акации:
Приземляются, приземляются!
Возвращаются...
С руганью, с плачами,
Покидая летательный воздух.
Согревают дыханьем горячечным
Пустотою пропахшие гнёзда.
Скоро, скоро по веткам прокинется
Зеленца холодком запыленная.
И завозится вновь, задвигается
Это вечное, неутоленное !
Ах, какие родятся красавчики —
Молодые веселые летчики.
Птицы-девочки, птицы-мальчики
Крутят в воздухе петли и бочки.
Вот и всё.
Разве этого мало,
Чтоб разлука уже обозначилась,
Чтобы ветка от ветра дрожала,
И слеза на глаза наворачивалась.
МИР ВАМ
Постучись в Рябину,
Попроси ночлега:
«Заплутали, — скажешь, —
Я да конь с телегой...»
А в телеге Ряба-курочка сидит,
На Рябину Ряба желтый глаз косит:
Мол, дождище хлещет,
Темнота кругом ...
Распахнет Рябина свой древесный дом.
Я коня с телегой к печке заверну —
Надо, чтоб подсохло имущество к утру.
Чтоб согрелась Ряба маленькой душой,
Чтобы разным мыслям стало хорошо.
Оглядел я избу — необычен вид:
Дед Рябина в зыбке в бороду храпит,
Бабушка Рябина крестит ветхий рот —
Дедушке про свадебку светлую поёт.
Две Рябинки-доченьки на плечах отца,
Веточками тянутся, улыбаются.
Под окном кошурка медленно лежит:
Левым глазом дремлет, правым — сторожит,
Мышка к ней прижалась — потеплей вдвоем...
Лишь сама Рябина мокнет под дождем...
Много б рассказал я вам про этот дом,
Да свалился сонный рядом с колесом.
Засветло поднялся — деда с бабкой нет —
Видно, в темной свадебке затерялся след.
Две Рябинки-доченьки спят с отцом в тепле...
Вдруг сверкнуло золотом яичко на столе!
Ах ты моя Ряба, кланяюсь тебе,
Пусть всегда сияет солнышко в избе,
Лучшего подарка не придумать нам.
Спите, кошка с мышкой — мир вам!
В лес парной и синий выведу коня,
Поклонюсь Рябине, словно храму я...
Слышишь, гулко дышит влажная земля —
Золотым яичком родилась заря!
УЛЕТАНИЕ ВЕРЫ
Поле скошено, припорошено,
Медный стог в чёрном поле дремлет,
Словно колокол, с неба сброшенный,
Ртом безмолвным уткнулся в землю.
Звонари-косари по горницам
Растекаются праздным словом...
Скоро зимняя синяя звонница
Заиграет по снежным долам.
Станет поле моё серебряным,
Медный колокол станет белым,
Загудит под напором ветреным,
Загремит языком индевелым.
Ночью волки да звёзды вольные
Станут в круг собираться, слушать
То ли музыку колокольную,
То ли собственную свою душу.
Полдень солнцем к нему привалится,
Как корова куржавым боком,
Вечер птицею опечалится,
Или ангелом одиноким.
Белый стог под снегами сгорбится,
Оглушенный метельным свистом...
Звонари-косари по горницам,
Белый колокол в поле чистом...
А весной порастащут волоком,
Подожгут — на золу сгодится.
То ли стог,
То ли Божий колокол
Дымным облаком
В синь умчится.
ДРУГОЙ
Мне сказал один человек:
«Не ходи к ней, она с другим...»
И ушел. Только в белый снег
Скрипом врезались сапоги.
Я воскликнул: «Какая ложь!
Я вчера до утра был с ней!»
Но горячего горя нож
Полоснул по груди моей...
Я по темным дворам ходил,
Как собака глядел в окно,
Черт по кругу меня водил
Да шептал, да плескал вино.
Я орал ему: «А позволь!..»
И щекой бороздил сугроб,
И горячая красная соль
Наполняла мой пьяный рот.
В черном сне я пути желал —
Темноту обнимал крича,
В черный след черный кол вбивал,
Словно оборотня ища.
И однажды, когда простил,
И рванулся на жизни шум,
Обожгло: «А не он ли был
Тот, другой, исхитривший ум?..»
Жизнь смахнет нас как с окон снег,
Злая память сгорит дотла.
Обманул меня человек.
Только боль
Без обмана была.
* * *
Хорошо прийти домой под вечер —
Там жена, две дочки и собака,
Маленькое счастье человечье
Светится над нами, как лампадка.
Жизнь обидит — дочки поцелуют,
И жена прижмет к груди, как мама.
Тихий дом наш по снегам кочует,
Вслушиваясь в дальний голос храма.
Древний дом… Он помнит тень монашек,
Комиссаров кожаные речи
И осколки золоченых чашек,
И осколки судеб человечьих.
Дом дрожал, но прятал среди ночи,
Выживал, как мог, в свинцовых драках...
Подрастут и выйдут замуж дочки,
Не спеша состарится собака.
А потом наступит жизнь другая,
За неё уже не мы в ответе ...
А лампадка наша золотая,
Может, и ещё кому посветит.
КРЕСТИК
В те годы в церковь ходить боялись,
Меня крестили тайком…
...Потерялся крестик мой нательный,
Тайный крестик — тайная купель.
Я родился в феврале метельном,
А крещен был — в голубой апрель.
Мать хранила крестик средь иголок
До поры, неведомо какой,
Только срок тот оказался долог —
Потерялся тайный крестик мой ...
Я купил другой в церквушке тёмной —
Желтенький и праздничный на вид...
Тот был медный, тот был потаенный,
До сих пор душа о нём болит.
* * *
Однажды вечером над домом я летал
И всё глядел на тех, с кем долго жил,
Я видел ложь и скрытый ход пружин,
Но никого ни в чём не осуждал.
* * *
Горький запах осеннего сада,
Умирающий дым вечеров.
Мне от вас ничего не надо,
Да и вам от меня — ничего.
Ничего — это страшное слово,
Потому что за ним тишина.
Вам уже не найти другого,
Мне другая уже не нужна...
* * *
Зима садится на гнездо
Как белая большая птица,
В лесу, как в тереме резном,
Пушистый свет её струится.
Покой, разлившийся везде,
Моё дыханье замедляет.
Морозный ангел ввысь взмывает...
Мать на гнезде.
ДРУГУ
Мой друг пять лет не пьёт вина,
Пять лет не курит он,
Ему плевать, что вновь весна
Курчавит старый клен.
Он среди ночи не звонит,
Не лупит в дверь ногой —
Не то, чтоб стал он знаменит,
Не то, чтоб стал другой...
Не пишет писем и стихов,
Забыл друзей, подруг...
Теперь вы видите, каков
Мой закадычный друг?!
Я б разругался с ним тот час
Руки не подал, но...
Пять лет, как друг покинул нас,
Пять лет... мой друг покинул нас.
Помянем же его.
* * *
Поэт вбегает в этот мир без стука,
Буянит, плачет, пробует любить...
То ангел он, то редкостная сука,
«А мог бы дельным человеком быть».
СМУТА
Есть слеза — не копи, пусть плачется,
Песни есть — не жалей, пусть льются.
Ночью в омуте черти спрячутся,
Утром ангелами проснутся.
Это время для черта с ладаном,
Для хмельного заблудшего ангела.
Что-то было нам всем загадано,
Было начерно, вышло набело.
Было — нищее, стало — властное,
Соль с водою перемешается,
Всем земное придет согласие,
А пока что не получается.
Кто-то песни орет застольные,
Кто-то плачет в рукав украдкой...
Воля плещется
Малохольная —
То ли горькая, то ли сладкая.
Что же,
Плачьте, пляшите, топайте,
Не такое творили в раже.
Где там черти? А черти в омуте.
Где там ангелы? Ангелы там же.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
