Сергей Янаки
Мое язычество
* * *
Вот и лето прошло,
Только этого мало…
А. Тарковский
Нет зимы. Январь уже —
Хлябь небесная и слякоть.
Значит, пресной от дождей
Будет летом ягод мякоть.
Возраст... твой ли это взгляд —
Со слезой — примерз к иконе?
Возраст... — минус пятьдесят —
Как на крайнем Оймяконе.
Кто сказал, что «все течет,
Все меняется» в печали?..
Миновала жизнь, как год,
Так и лета не видали.
ШАПКА
Унижен судьбой, но не сломлен,
Без шапки под ветром иду!
А. Филиппов
Шапка Мономаха не упала
С головы арапа в санный след.
Только кудри снегом обметало,
А поэт... и в Африке — поэт.
«Пушкин виноват»... — укор и ныне
В Святогорский целится бугор...
За терновым давки нет в помине,
Не в пример — на шапочный разбор.
Пуля в животе, дыра в кармане,
Полымя стиха, вселенский стыд...
Клич «Держи!» — и крайнего поймали...
На поэте — шапка не горит!
«Для него, — и камень вслед кидают, —
Что орел двуглавый, что валет»...
А поэты — шапки не ломают.
И не потому, что — шапки нет.
ВЫСШИЙ ПРОМЫСЕЛ
Поэт и Рок... и никуда не деться...
Ищи, мой друг, свой собственный ответ.
Благословенна... пуговка Дантеса.
Благословен... обидный рикошет.
Простишь ли мне кощунственные речи?..
Простит ли лермонтовская строка
Печальной радости, что не легла на плечи
Поэту слава редкого стрелка?..
ЕРЕТИК
В мучнистой дорожной пыли чуть волочит
Гнедая с покоса стожок.
Как щелоком кудри вознице полощет
Ржаные седой ветерок.
Засмотрится в небо. Оглянется в поле.
Подтянет то песнь, то бастрык*.
«И рай мне не лучше рязанских раздолий», —
Слагает навзрыд еретик.
Трехпалый, трехперстный летит над простором
Кабацкий, молитвенный свист —
За дерзость дремучих российских раздоров,
За робость церковных молитв.
———————
* Бастрык — жердь, которой утягивают стог.
ПЛАСТИНКА
На фразе, на такте, на слове
Споткнулась некстати игла.
Так ветка хрустит на изломе,
А здесь лишь былинка легла
На черное поле пластинки
С проселочной той колеей
И стала не просто заминкой,
А точкой моей болевой.
И кажется: нет, не случайны,
Как прерванный птичий полет,
Растерянный выкрик отчаянья,
Дуплета смертельный захлеб.
Корундовой силе игривой
Наскоком упрямым никак
Не взять у простого мотива
Единственный сбившийся такт...
Мечусь как игла на пластинке,
То вправо приму, то — левей
Из-за какой-то былинки
На грешной своей колее.
ДВОЙНАЯ БЕДА
Он ее ударил... сдуру, спьяну
Правою неправою рукой.
И свою любимую тальянку,
Как дворнягу, отпихнул кирзой.
В первый раз... со зла — не по привычке...
А за что? — не знает, хоть убей...
И ломались тоненькие спички,
Папироски клеились к губе.
Что-то рухнуло в одно мгновенье
Штукатуркой с дранки обшивной,
Слоем пыли запорошив стены
В домике на Малой Обрывной.
Стало сразу пусто и неловко,
Гулко, как на площади ночной,
В комнатке двенадцатиметровке,
Разделенной шторкою слепой.
А когда картавый репродуктор
Прохрипел простуженно во сне
Тихим, ласковым июньским утром
Громовое слово о войне,
И повестка, выпав из ладони,
Выжгла вдруг на скатерти пятно,
Он искал глазами взгляда Тони
И не доискался все равно.
Собрала она ему котомку
Молча и словца не проронив,
Свадебной подаренной иконкой
Скрипнувшую дверь благословив.
А потом рыдала на кровати:
«Дура! Дура! Муж ведь это твой!»...
Шел солдат от райвоенкомата
С мировой и собственной бедой.
ДУРАЧОК
Его прозвали Лёхой-дурачком
Соседи. Так... жалея, не в обиду.
И кланялись, не подавая виду,
И, подавая руку, шли бочком.
...Венки (два кряду) в комнате пустой.
Остался Лёха ни отцом, ни мужем.
И воют бабы над его бедой.
А он одно твердит: «Бывает хуже...»
РОЗЫ
Красота спасет мир
Ф.М. Достоевский
Три саженца доверил я
Судьбе, земле, дождю и солнцу.
И к ним голландские края
Тянулись ниткою в игольцы.
На почве здешней принялись —
Все три — садовнику на радость.
Увы, увы! — и это жизнь —
Она не долгой оказалась.
Расцвел, принес плоды — один.
Как розы огненно зардели!
И сердце, вытаяв из льдин,
Они любовью отогрели.
Но только вдруг уколет грусть
Острей шипов, больнее пули...
Один лишь куст, один лишь куст...
А остальные — не рискнули.
В музее В.М. Нестерова
у картины И.П. Стефановского
«После ливня»
Пред холстом, как пред иконой, замер,
И душа упала на колени
Беженкой Египетского плена,
Здесь обряща то, что ищут в храме.
Вытянулась к небу тонким стеблем.
Только б, Господи, не надломиться...
Отслужи с печальником-провидцем
По России-матушке молебен.
По лошадке, чтоб ей путь осилить.
Где там тройка?!.. — ветер в поле рыщет,
На лаптях пудовая грязища...
Отслужи молебен по России.
Отслужи, авось да и простится,
Коль виною плакать виноватой.
Этой вот, единственной землицей
Холмик твой насыплется когда-то.
ЛИЦОМ К ЗАПАДУ
Питаемся молочной пищей.
Нам твердая не по зубам...
«Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам...» —
Святынь стыдимся, пряча очи,
Стопы наладив в Новый Рим,
До сладких вымыслов охочи,
Да горьких истин не храним...
Сквозь опаленные ресницы
Пророк провидит в вещих снах
Сосцы набухшие волчицы
На хлеба алчущих губах.
РАЗДУМЬЕ
От фресок утонченных февраля,
До клейкого, с прожилками, узора, —
Кому оставлю, — разве журавлям,
Послушникам небесного простора?..
Кому еще доверю я строку,
В которой собрано по нищим крохам,
По нитке-паутинке, на ветру
Дрожащей, — от царя Гороха?..
И ломятся уже мои ларцы.
И журавли клин клином вышибают.
Летят куда-то времени гонцы
И щедрости моей не принимают.
МОЕ ЯЗЫЧЕСТВО
По соринке, из трухи,
Веруя в Пророчество, —
Я выклевывал стихи
Языкастым кочетом.
Кряква — вплавь, соколик — влет...
Мне — плетень да колышек...
Без певца не расцветет
Ни один подсолнушек.
Заскучает мурава:
Несть Ярила жаркого,
Ржой изъелась борона,
Рожью бредит жатка,
Во хлеву телок орет,
В вымя слепо тычется...
Коль язычеству черед —
Вот — мое язычество!
Промеж строк — промеж стеблей —
Упадаю в ноженьки:
«Знал бы, как я по Тебе
Соскучился, Боженька!»
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
