|
|
Георгий Лопатин
Жога
Предисловие
Его звали Жогой. Я сейчас даже и не помню — фамилия эта его была или
прилепившееся фронтовое прозвище. Скорее всего, все же фамилия, хотя и не
совсем обычная. Да Жога и сам был довольно необычным человеком. И совсем не
внешностью своей. Внешность у него была самая обыкновенная, даже, можно
сказать, чуточку чересчур обыкновенная.
Например, если посмотреть на его пилотку, то она выглядела так же, как и у
всех других солдат, только разве что немного больше, чем у других, и оттого
походила на блин. Если посмотреть на шинель, то и она казалась совсем такой
же, как у других, и в то же время немного мешковатее, немного кургузее,
серее. И ботинки у него всегда немного стоптаннее, и обмотки обтрепаннее,
чем у остальных. Но все это самую чуть-чуть. Только тогда и заметно, когда
приглядишься повнимательнее. Или вот плечи. Они у Жоги были, конечно,
покатые-покатые, но уж и не до такой степени, чтобы вот так сразу и поверить
его словам: «На моих плечах даже лычки ефрейтора не держатся, поэтому все в
солдатах до сих пор хожу».
Так же и с лицом. Лицо его на первый взгляд было самое обыкновенное. Хотя
надо отметить вот что. Если, предположим, выстроить батальон солдат и
поставить в этот ряд где-нибудь Жогу, то вполне можно пройти мимо него,
вполне можно не остановиться перед ним, чтобы твердо сказать: «Вот он — Жога».
Однако буквально каждый, кто был наслышан о Жоге, а потом видел его,
непременно говорил: «Так это и есть Жога? Смотри-ка, я его таким и
представлял!»
Отличался же Жога от всех других солдат тем, что уж как-то так получалось
всегда, что, если при каких-то обстоятельствах обычный человек ведет себя
так или этак, сообразуясь со своими знаниями жизни и возможностями, то Жога
при этих же обстоятельствах непременно поступал по-своему, по-жоговски, то
есть так, как ни один обыкновенный человек не поступил бы.
Рассказывали, например, что, узнав впервые, как правильно нужно целиться из
винтовки, Жога в прорези прицела закрепил варом колышек — как раз под обрез
прорези. «Теперь не надо трудиться искать эту проклятую мушку», — радостно
делился он своим «изобретением» с другими солдатами под их хохот. Или еще.
Жога никак не мог или не хотел правильно исполнять команду «Кругом!».
Ухитрялся всякий раз по этой команде повернуться так, что оказывался в том
же положении, в каком был до команды. «Но ведь это и есть кругом», —
оправдывался он. Беде помог сам же Жога, посоветовав обучающему его сержанту
изменить для него команду «Кругом!» на «Полукругом!».
Популярность Жоги была большой. Рассказы, а вернее анекдоты о Жоге, можно
было услышать и на других участках огромного фронта. Иногда, правда, фамилия
Жоги не называлась, но по содержанию рассказов можно было точно установить —
это Жога.
Итак, Жога.
1. ЖОГА ПРИБЛИЖАЕТСЯ К ФРОНТУ
Часть, в составе которой прибыл на фронт Жога, выгрузилась из теплушек на
крошечном полустанке. Небольшой вокзал, башня водокачки, протяженные
пакгаузы — все в развалинах, в грудах камней, кирпича, искореженного железа.
В измятом и изрядно грязном одеянии после недельного путешествия на
двухъярусных нарах теплушек, с котелками, вещмешками, но без оружия солдаты
напряженно оглядывались, суетливо и молча строились в походную колонну.
А кругом степь — темная, бескрайняя, полная тревоги и опасностей. А на
западе — казалось, сразу же за последними строениями полустанка — то и дело
взлетали осветительные ракеты, цепочками прерывистого неживого света ткали
небо трассирующие пули. И доносились глухие уханья разрывов.
Фронт.
— Фронт рядом! — сказал выстроившимся солдатам бравый лейтенант с орденом
Красной Звезды над кармашком гимнастерки. — Приказ: на марше не курить, не
отставать, не шуметь! Боеприпасов берите сколько сможете унести — фронту они
нужны, — не разбазаривать, но и на фрица не жалеть! Выполнять!
Жога постарался. Набил патронами вещмешок, карманы, навесил на себя
пулеметную ленту, в руки прихватил две противотанковые гранаты. Да еще
выданный только что автомат на плече повесил. А идти пришлось всю ночь. Жога
выдохся, начал отставать.
— А ну подтянись! — прикрикнул на него командир.
— Не могу, — сказал Жога и рухнул на землю. — Совсем не могу.
Тут командир увидел, до чего перегрузил себя Жога.
— Какого дьявола ты набрал на себя столько?! — набросился он на Жогу.
— Вы же сами говорили, что фронт рядом. А он, оказывается, у черта на
куличках...
— Три наряда вне очереди за разговорчики! — обрезал его лейтенант.
— Есть три наряда! — ответил как положено Жога. А потом, косясь на теперь
уже действительно близкие разрывы, добавил: — А может, гауптвахты трое
суток, а, товарищ лейтенант?
2. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ФРИЦЕМ
Топать колонной по дороге, разбитой донельзя техникой, — не сахар-рафинад.
Туча пыли стоит над колонной. Она слепит глаза, лезет в нос, рот, забивает
уши. И кажется, что ты попал в какую-то колышущуюся аморфную массу,
отгораживающую тебя от товарищей, шагающих рядом, и даже как бы от всего
мира. А тут еще пот — он превращает пыль в грязь, которая стекает струйками
по лицу, спине и груди, жгутом накапливаясь под ремнем.
Чтобы как-то уберечься от пыли, Жога перепрыгнул кювет и пошел целиной —
кочковатой, заросшей жесткой высохшей травой. По-видимому, это были давно не
паханые поля. Идти стало труднее, зато чуть свободнее дышалось.
Вдруг Жога остановился как вкопанный. У него даже дух захватило. Перед ним
лежало голое тело, отсвечивающее мертвой белизной в лучах луны. Тело лежало
навзничь с неестественно подвернутой ногой.
«Труп! — резанула мысль. — Немец, наверное, своего бы закопали. Но ведь и
это тоже человек. Был. Надо бы...»
Жога свалил с себя амуницию, вынул из чехла саперную лопатку и принялся
копать рядом с трупом. Потом той же лопаткой столкнул тело в выкопанную
борозду и закопал землей.
Когда Жога на привале все же догнал колонну, командир не хотел слушать
никаких оправданий:
— Три наряда вне очереди!
— Есть три наряда, товарищ лейтенант! — как положено ответил Жога. — Уже
шесть, значит, товарищ лейтенант.
Лейтенант захохотал:
— Ну ты даешь, Жога! Впереди всех по этой части.
Потом добавил:
— Дался тебе этот фриц. Могли ведь за дезертира принять.
3. ФРОНТОВАЯ БАНЯ
«В старину перед сражением наши воины мылись, а уж если не удавалось
помыться, то обязательно меняли рубахи на чистые. А мы? Неделя дороги в
теплушке, теперь вот вторую ночь идем. Все грязные донельзя, вши. И в бой?»
— так рассуждал Жога, шагая в колонне и глотая пыль. А ночь была ясная —
звездная, лунная. Особенно ярко горела одна звезда. «Или планета?» — думал
Жога, поглядывая на эту звезду. Сквозь поднятую над колонной пыль она
светилась на западе — там, куда шла колонна.
Ближе к рассвету колонна свернула с дороги и вошла в лес. Потянуло прохладой
близкой воды. И пыли не стало. Солдаты рассыпались по берегу лесного озера.
Здесь стояли две огромные брезентовые палатки.
— Баня!
— Братцы, баня!
— Ура!
Это был незабываемый день. Где-то гремели взрывы. Над озером пролетали
самолеты — и наши, и немецкие. А голые солдаты сдавали одежду в прожарку, в
палатках, заполненных горячим паром, мылись, хлестали друг друга ивовыми
вениками, больше похожими на розги (берез вокруг не было). А потом
выскакивали из палаток и бухались в озеро. Затем хватали обжигающую пальцы
прожаренную одежду и снова к озеру — стирать. И все это под присмотром
невозмутимых банщиц — молоденьких, симпатичных, в укороченных серых
халатиках. А потом лежали на песочке или траве, отдыхали блаженно — чистые,
в новом белье, неожиданном для солдат, — сатиновые трусы вместо кальсон с
завязками и белые футболки с голубым глухим воротничком! Это была еще одна
солдатская радость.
А через три дня, когда Жога в составе расчета 45-миллиметровой
противотанковой пушки сопровождал, как пишут в газетах, наступающую пехоту
огнем и колесами, вдруг увидел труп солдата, в распахнутом вороте
гимнастерки которого ярко горел голубой воротничок белой футболки.
«Наш! — ударила мысль. — Футболка с голубым воротничком».
Потом он увидел второго и третьего убитого солдата с голубым воротничком.
Потом четвертого.
— Да что же это такое?
Жога сбросил нарядную футболку и затоптал ее в пыль.
— Береженого Бог бережет.
4. ЖОГА РАСПРЕДЕЛЯЕТСЯ
Когда в дивизию прибывает пополнение, первыми его получают вспомогательные
службы. Их представители копаются в прибывших, выбирая для своих надобностей
наиболее подходящих людей, словно хозяйка на рынке. Самые статные, ловкие,
сильные, а также те, кто с ходу ухитряется расположить к себе привередливого
представителя, прямо на глазах превращаются в санитаров, химиков,
ординарцев, ездовых.
— Нужен повар! Кто на гражданке был поваром? — надрывается тучный лейтенант
с огромным лётным планшетом через плечо, который бьет его при каждом шаге по
ногам где-то ниже колен.
Его обступают:
— Я был поваром.
— Я.
— Ну, я...
— Ты где работал?
— В рабочей столовой.
— Не пойдет. А ты где?
Это — к Жоге. Он тоже здесь: такая завидная вакансия!
— На рыбалке, товарищ лейтенант, всегда поварил.
— На рыба-а-а-алке, сказал тоже. Пойми, повар нужен для командира полка!
Толпа, окружающая толстого лейтенанта, редеет. Остается только Жога. Он
тянет:
— Ну и что, что командир полка. Я бывало...
— Э, была не была, — машет рукой толстый лейтенант. Глаза его озорно
блестят. — Пошли, спробуем тебя. Понимаешь, такой привередливый подполковник
— третьего вот тебя веду. Один даже картошку ему пожарил... А ты что-нибудь
можешь?
Жога скорчил самоуверенную гримасу:
— Конечно могу.
А на другой день он уже таскал снарядные ящики в батарее 45-мм
противотанковых пушек.
Так Жога стал артиллеристом.
5. ЛОГИКА
Жога подносил снаряды.
Нужно было ползком пробраться от орудия за взгорок. Там, сначала пригибаясь,
а потом в полный рост, добежать до полуразрушенной постройки, когда-то
служившей полевым станом овечьей отаре, где сейчас санбат разбил
перевязочный пункт, и куда ездовые привозили на колхозных телегах снарядные
и патронные ящики, и откуда на этих же телегах увозили раненых.
Здесь было людно, шумно и бестолково. Все были возбуждены, спешили, кричали.
Среди криков выделялись стоны раненых, визгливые голоса уставших санитарок,
всхрапы и ржание шарахающихся от близких разрывов лошадей.
Приспособив на шее связанные ремнем два снаряда, Жога пустился было в
обратный путь, но тут к нему подошел раненый в плечо сержант. Его глаза, еще
шальные от только что пережитого за холмом, светились радостью от осознания,
что для него все это на какое-то время кончилось. Он протянул Жоге свою
каску:
— Возьми, вдруг пригодится.
Жога представил, как он сейчас будет ползти со снарядами на шее, а тяжелая
каска налезать ему на глаза, и ее придется то и дело поправлять, и
отказался.
— Бери, бери! — сержант силком нахлобучил ему каску поверх его пилотки. —
Потом спасибо скажешь.
Не прошло и получаса, как Жога вернулся с пробитой осколком и кое-как
перебинтованной рукой. Увидев сержанта, который так еще и не эвакуировался
за это время, он с радостью бросился к нему:
— Как хорошо, что я послушался вас и надел каску. Осколок вполне мог попасть
мне в голову. Представляете?
6. ЖОГА ФОРСИРУЕТ ДНЕПР
Форсировали Днепр. Сходу, как говорят военные. А это значит, что как только
выходят войска к реке, на подручных средствах сразу же и переправляются на
другой берег. Но Днепр — река серьезная, и «сходу» — это все же включило
кое-какую подготовку перед прыжком: были раскатаны избы в прибрежных
деревнях, из полученных бревен и досок сколочены плоты. На эти плоты,
плотики были погружены пушки, оружие, боеприпасы. Прибыли и понтоны саперных
частей. Все это сгрудилось в прибрежных кустах. А солдат сколько копошилось
по всему берегу! И это под минометным и артиллерийским обстрелом с того
берега.
Грозным бастионом выглядели крутые глинистые обрывы вражеского берега. Почти
километровая гладь воды отделяла его от нашего равнинного берега. Делая свое
дело, бойцы с опаской поглядывали на нешуточную водную преграду, которую им
предстояло преодолеть этой ночью. Иногда струящуюся гладь воды фонтаном
взметывал разрыв недолетевшего снаряда. Холод даже недолетавших брызг
вызывал озноб и мысли: «Каково будет, когда поплывем?»
Ближе к рассвету началось. Понтоны, плоты, лодки солдаты до воды тащили на
руках. По всему берегу разнеслись звуки, приглушенные ночью. Скрипел песок
под сапогами и колесами орудий, раздавались команды, ругань, что-то
скрипело, трещало, шлепало, булькало. И все это двигалось, неудержимым
потоком заполняло берега, вливалось в реку и плыло, сносимое течением,
шевелящейся живой массой.
И только тут немцы очухались. Небо зажглось осветительными ракетами,
заполнилось ревом и свистом летящих снарядов и мин. Вода Днепра была
вспорота сотнями разрывов, которые крушили и переворачивали «подручные
плавсредства» и понтоны, разметывали и топили людей. Стоны и крики терпящих
бедствие солдат резали уши, от них душа сжималась в холодный комочек,
заставляя пригибаться как можно ниже и быстрее, быстрее грести к
спасительному вражьему берегу. Что и делал Жога, затравленно оглядываясь
вокруг.
И тут его заметил лейтенант:
— Почему не выполнили приказ? Сейчас же снять все с себя!
А надо сказать, что перед погрузкой орудия на плот, когда он уже был спущен
на воду, лейтенант приказал расчету снять все лишнее, а главное — сапоги.
«Они вас мигом утянут ко дну», — говорил он.
Но Жога не снял даже скатку. Он поднял к командиру бледное лицо:
— Товарищ лейтенант, я же все равно не умею плавать. А так хоть теплее
тонуть.
— Три наряда вне очереди за невыполнение приказа и разговорчики!
— Есть три наряда! — стягивая сапоги, ответил Жога.
7. НА ЧТО СПОСОБЕН ЧЕЛОВЕК
Жога возвращался от старшины. Он помылся в бане, пообедал — за столом да еще
и из тарелки. Левый карман штанов приятно оттягивал почти целый кисет табаку
— разжился у ездовых.
Сейчас кончится это поле, Жога поднимется на холм, а там — рукой подать до
огневой. Места эти — вплоть до вершины холма — немцами не просматривались,
поэтому Жога шел не хоронясь, прогулочным шагом. Тело Жоги пело от
приобретенной чистоты.
Здесь-то и застал Жогу артналет — вздрогнула и заходила ходуном земля.
Воздух наполнился свистом, комьями, пылью и осколками. А вокруг — ни ямочки,
ни бугорочка!
Когда разрывы смолкли, Жога увидел себя в довольно приличном окопчике,
который вырыл своими ногтями.
— Надо же, на что способен человек! — сказал он, с уважением смотря на свои
ободранные руки.
8. ЧЕРПАК БОТЕВА
В батарее служил один солдат — Ботев его фамилия. Огромный мужик какой-то
нечеловеческой силы и неповоротливости — и физической, и умственной. Он
появился в батарее с одним из пополнений и сразу же отличился.
Расчету привезли обед. А надо сказать, что «сервировка стола» была предельно
простой — оцинкованное ведро (эмалированное не выдержало сумасшедших маршей,
так как оно кочевало обычно надетым на ствол орудия, да еще загруженное
чем-нибудь доверху) и у каждого ложка. Борщ или, там, кашу перекладывали из
термоса старшины в ведро, расчет располагался вокруг, и каждый орудовал
своей ложкой, сообразуясь с очередностью и совестью.
Когда в тот день сели вокруг ведра и Ботев вынул свою самодельную ложку,
солдаты ахнули. Это был черпак! Невозмутимый Ботев стал опорожнять ведро.
Расчет заработал быстрее. Да разве угонишься?!
— Нет, так не пойдет! — загорячились батарейцы. — Меняй свой черпак на
нормальную ложку!
— Но...
— Ешь тогда отдельно!
— Но-о...
— Я знаю, что делать, — встрял Жога. — Пусть Ботев проделает в черпаке дырку
— будет поровну!
9. УВЯЗКА БАННИКА
Потерялся банник — шомпол, которым чистят орудийный ствол. Хороший был
банник — разборный, удобный и при чистке орудия, и при переездах.
Приспособили самодельный — длинную березовую палку.
Орудие-то вычистили, а вот как такой банник перевозить? Пристраивали и так и
эдак — нигде ему не место.
— Как же его увязать? — сокрушался командир орудия.
— Разрешите мне, — предложил свои услуги Жога.
Взял топор и — хрясь! — банник пополам.
— Готово, товарищ сержант! Теперь его и увязать можно.
10. РЕЗОН
Не зима и не осень, а черт знает что за погода. Косо летит снег и тает на
земле, превращая дороги в болото. Холод собачий. Одежда солдат намокла и
стала тяжелой. Их лица и руки посинели. На сапоги налипло столько грязи, что
ноги то и дело норовят вылезти из голенищ, чтобы шлепать дальше босиком.
Но вот привал. Батарея разместилась под каким-то уцелевшим навесом на краю
выжженной деревни. Горячий ужин и... водка! По сто грамм.
Жога вылил свою на закоченевшие руки и с наслаждением растирает их — хорошо!
— Что ты делаешь, Жога? Лучше бы выпил!
— Руки закоченели, — ответил Жога. — А внутри у меня и так тепло.
11. ЖОГА ЗАЗНАЛСЯ
Уже месяц батарея стоит в обороне, и целый месяц Жога живет у старшины.
Временно его перевели в ездовые.
Напоил, накормил, вычистил лошадей — и занимайся чем хочешь. А еда! С пылу,
с жару! Не то что на передовой, где есть приходится борщ, переболтанный в
термосе во время многокилометрового пути сначала на орудийном передке, а
потом на спине солдата, которого старшина запряг для этой цели.
Жога отъелся, движения его приобрели замедленную солидность. Даже однажды,
когда он попал под неожиданный артналет, не бросился, как бывало на
передовой, плашмя на землю, а только присел.
И тут же подумал: «Зазнался ты, Жога. Надо подаваться в батарею, ну его,
этот тыл. Тут и погибнуть недолго».
12. РУБКА БАННИКА
Командир орудия послал Жогу в лес срубить подходящую березку на банник —
орудийный шомпол.
— Выбирай ровную, — напутствовал он Жогу. — Да смотри не укороти — не меньше
двух с половиной метров. И, как говорят, семь раз отмерь — один раз отрежь.
Вернулся Жога только к вечеру и без банника.
— Весь лес обошел, товарищ сержант, — устало доложил он. — Нет таких берез,
чтобы семь раз отмеривались два с половиной метра.
— Три наряда вне очереди за невыполнение приказа и еще один, так сказать, за
сообразительность.
— Есть за сообразительность... Товарищ сержант, а как же с банником?..
13. МЕТКИЙ ФРИЦ
Когда бываешь у старшины — километра два-три от передовой, — то не боишься,
что тебя убьют. Ходишь как дома. Тыл!
И вот в этом «тылу» пуля попала Жоге прямо в пуговицу на гимнастерке. Пуля
была наизлете, и потому Жога почувствовал только удар.
— И надо же, какой фриц меткий! — изумился он. — С такого расстояния прямо в
пуговицу попал!
14. ЧАСЫ ЖОГИ
На фронте широко привился забавный обычай — «вслепую» меняться вещами. Чаще
всего это были часы. Встречаются где-нибудь двое знакомых или совсем даже
незнакомых солдат. Поговорят о том, о сем, и тут один из них предлагает:
— Махнем не глядя?
— Махнем.
Полагалось не обижаться, если взамен доставалась худая или даже никчемная
вещь. На то и «не глядя».
Однажды Жога махнулся своими часами. И неудачно — ему достался пустой
корпус. Над Жогой подшучивали:
— Скажи, Жога, сколько на твоих безотказных?
Он отмалчивался.
А вечером, прихватив автомат, полез через брусвер.
— А ты это куда, Жога?
— К фрицам схожу. Наши-то все знают, что у меня пустой корпус.
15. ЖОГА — ПЕРЕСТРАХОВЩИК
Жога лежит в госпитале, только и может что немного пошевелиться да голову
приподнять. Ранен в грудь.
В палате пять человек раненых. Кто тоже в грудь, кто в живот. Такой уж
госпиталь — желудочно-грудной. Раненые все тяжелые. Сестричка просто
замаялась с ними — то принеси, то подай. Только один Жога претензий не
предъявляет. Лежит себе, постанывает потихоньку. Даже сестричка
забеспокоилась, спрашивает:
— Что это с вами, раненый? Уж не больны ли?
Отмалчивается Жога.
— Что же это ты сестричке даже не отвечаешь? — выговаривает ему сосед, когда
они остаются одни.
— Да знаю я их, — хмуро отвечает Жога. — Тары-бары, а потом любовные письма
будут писать. А у меня невеста дома.
16. ОТКРЫТИЕ
Сильный встречный ветер бил дождем в лицо, слепил глаза, сбивал дыхание.
Ноги солдат расползались в месиве грязи. Идти было очень трудно.
Жога вышел из растянувшейся колонны и, повернувшись спиной к ветру,
остановился перевести дух. Порыв ветра заставил его сделать шаг, потом
второй. И Жога пошел, подгоняемый ветром, — легко, только успевай ноги
переставлять!
— Товарищ лейтенант! — радостно закричал он. — Пойдемте в эту сторону!
Смотрите, как хорошо — ложись на ветер и иди!
— Три наряда вне очереди за разговорчики и дезинформацию! Стать в строй!
— Есть дезинформация... в строй, товарищ лейтенант.
17. КИСЛЫЕ ФРУКТЫ
Однажды ночью часть, в которой служил Жога, была переброшена на другой
участок фронта. Когда рассвело, оказалось, что батарея окопалась на опушке
обширного колхозного сада. На деревьях рдели яблоки, груши. Почти над
головой.
Жога сидел в одном окопе с наводчиком их орудия. Окоп этот выкопал Жога, а
наводчик присоседился, используя старшинство по званию. Да еще приказал Жоге
вылезти и нарвать фруктов.
А надо сказать, что сад усиленно простреливался немцами.
— Они кислые, товарищ младший сержант, — ответил Жога. — К вечеру как раз
поспеют.
— Наряд вне очереди! — взвился наводчик. — За разговорчики.
— Гальюн мыть? Приступаю, — ответил Жога, и ну ворочаться и толкать
сержанта, изображая, что он моет дно окопа.
— Отставить! — заорал сержант.
— Есть отставить наряд, — миролюбиво подвел итог Жога и, поплотнее
заворачиваясь в шинель, добавил: — Только фрукты все равно кислые.
18. САПОГИ БОТЕВА
Сапоги Ботева вызывали восхищение и зависть всей батареи. Это были сапоги!
Яловые, с толстенными кожаными подошвами, на шипах — износу им нет! Ботев
ими очень гордился.
И вот однажды эти сапоги пропали. Вечером лег Ботев в сапогах, а утром встал
босиком.
— Это фрицы! — убежденно сказал Жога. — Скажи спасибо, что они и тебя не
утащили.
— Какого же черта ты молчал, если видел?! — взревел Ботев.
— Понимаешь, я никак не мог проснуться.
19. БУФЕР
Вечер. Час назад окончились учения, обязательные для второго эшелона.
Солдаты поужинали и отдыхают. Низкое солнце уже не печет. Безветренно.
Покойно.
— Ребята, а что такое «буфер»? — раздался голос Ботева. — Вот тут написано:
«Оборонительный буфер».
Ботев тычет пальцем в газету, которая лежит у него на коленях.
— Буфер, говоришь? — открывает сонные глаза Жога. — Как бы это объяснить
тебе попроще?.. Ну, допустим так. Ушел солдат в самоволку и не вернулся.
Командир отделения сразу же докладывает старшине — так и так, мол. Старшина
обождет до утра, а потом доложит командиру роты. Тот обождет еще день, может
быть даже два, а потом доложит командиру батальона. Наконец, дело может
дойти до командира полка. А тот уж никому не доложит — во всех случаях. Вот
тебе и буфер. Для маршала. Понятно?
Ботев молчит. Глаза Жоги уже вновь закрылись в сладкой дреме, когда
послышался голос Ботева:
— И куда он мог пойти на столько дней, что даже в газете напечатали? Степь
же кругом. Может, он к немцам пошел, а?..
20. ЖАРЕНАЯ КУРИЦА
Жогу ранило в живот. И надо же — как раз перед обедом. И перед каким обедом!
Старшина привез каждому по жареной курице! Не часто выпадает солдату счастье
лакомиться таким блюдом. Даже на фронте.
Жога попросил, когда его отправляли на носилках в санбат:
— Дайте мне мою курицу.
— Да ты что, тебе же нельзя!
— Давайте, давайте. Я знаю, что нельзя. Но когда-нибудь будет и можно.
21. ВЕЖЛИВОСТЬ
Как-то на марше Жогу чуть не подмял танк. Жога поднял голову и встретился
взглядом с бешеными, красными от усталости и пыли глазами водителя,
выглядывающего из люка. Тот что-то кричал, но за шумом мотора ничего нельзя
было разобрать. Жога показал на уши — мол, ничего не слышу. Водитель
продолжал кричать, Жога снова показал на уши и пожал плечами.
И вдруг водитель выскочил из танка и столкнул нагруженного Жогу в кювет.
Танк проехал.
— Так бы и сказал сразу, что, мол, разрешите пройти, — ворчал Жога, с трудом
выбираясь из кювета.
22. ЧТО МОЖНО БРОСИТЬ
В конце трехдневного марша Жога налегке — без скатки, лопаты и вещмешка.
Только автомат болтался на плече. Таким его и заметил старшина.
— Где твоя амуниция, Жога? — сурово спросил он.
— А она моя? — невинно переспросил Жога.
— Конечно, раз тебе выдана.
— Ну, слава богу! — облегченно вздохнул Жога. — А то мне отец
строго-настрого наказывал: «Свое можно все бросить, но чтоб чужое — ни-ни!»
23. ЛЮБОВНИКИ И ЧУЖИЕ ЖЕНЫ
Принесли почту. Солдаты, получив письма, на несколько минут отключаются от
окружающей действительности. Для них исчезает траншея, глинистые бока
которой до блеска вытерты их боками. Исчезает ощущение шинели, которая
горбом коробится на плечах, впитав в себя всю осеннюю непогоду. Приглушаются
взрывы, взвизги и шипения снарядов и мин.
Перед солдатскими взорами проплывают до боли родные лица близких людей.
Слышатся голоса. Доносятся заветные запахи. И долго потом отходят солдатские
сердца, возвращаясь в суровую действительность.
Жога на этот раз письма не получил. Кутаясь в шинель, он поглядывает на
счастливчиков.
— Тебе жена изменяла? — спрашивает он одного батарейца.
— Нет, — отвечает тот. — А тебе?
— Мне тоже нет, — отвечает Жога и поворачивается к другому солдату: — А
тебе?
— И мне нет.
Тогда Жога обращается ко всем присутствующим:
— Ребята, кому из вас изменяла жена?
Все молчат.
— Удивительно, — говорит тогда Жога. — И где это любовники находят чужих
жен?
24. ЛОПАТА СЕРЖАНТА
Копали огневую для орудия на новом месте — всего в трехстах шагах от старой.
Ночь. Дождь. Свист и шлепанье немецких мин. От лопат хоть зубами отрывай
прилипшую мокрую глину. А тут еще сержант ходит от одного к другому и
подгоняет:
— Давай, давай! Шевелись! Не успеем к утру — от нас здесь и мокрого места не
останется.
Копал бы уж молча, как все. Так нет, только и знает шипеть. С рассветом,
когда вконец усталый расчет разместился в новом блиндажике, кто-то сказал:
— Даже не верится, что закончили.
— А все лопата сержанта, — отозвался Жога. — Без нее мы вряд ли бы
управились.
25. КАРМАННЫЕ ДЕНЬГИ
Жога читал книгу. Вдруг он оторвался от нее и спросил находящегося тут же
командира взвода:
— Товарищ лейтенант, что такое «карманные деньги»?
— Это деньги, которые человек всегда имеет при себе на всякий случай, —
пояснил лейтенант. — Например, чтобы выпить с друзьями. Да вот взять хоть
тебя. Ведь было у тебя на гражданке немного в кармане таких денег?
— Нет, товарищ лейтенант, не было, — подумав, ответил Жога. — Я был женат.
26. НАВОЗНАЯ МУХА
Жога и Ботев сидят в одном окопе. Над их головами плавится полуденное
солнце. Жарко, душно. А тут еще большая зеленая муха откуда-то прилетела.
Грузный Ботев обливался потом.
— Ну, чего ты на меня уставился? — спрашивает он Жогу.
— Да вот муха навозная все летает над тобой и летает, — невинно отвечает
Жога.
— Ну и что? Что ты этим хочешь сказать?
— Я ничего не хочу сказать. Но, по-моему, навозная муха зря летать не будет.
27. ЧТОБЫ НЕ ПЕРЕПУТАТЬ
Все окопы да окопы. А тут вдруг — ночевка в покинутом румынском помещичьем
доме. Батарейцы разместились с комфортом. Вконец вымотавшийся на марше Жога
расположился на кожаном диване, занимавшем целый простенок.
Утром старшина упрекнул его:
— Что же это ты, Жога, даже не разулся? В кои веки тебе довелось поспать
по-человечески. Эх ты!
— А вдруг была бы тревога? — ответил Жога. — Спросонок запросто можно
перепутать правый сапог с левым.
28. ШТУРМОВКИ
Над расположением батареи, ревя моторами, пролетело звено штурмовиков.
— Во дают! — восхищенно воскликнул Жога, провожая их взглядом.
— Дают! — отозвался Ботев. — А как врежутся? Страшно, небось.
— Ну, страшно, — сказал Жога с пренебрежением. — Страшно тем, которые выше
облаков летают. А этим можно и соскочить в случае чего.
29. ПРИВЕРЕДЛИВАЯ ДИМКА
— Жога, мы пошли за супом, а ты почисти пока колбасу. Да покорми Димку!
Жога изумленно уставился на Димку — прибившуюся к батарее собачонку,
которая, умильно виляя хвостом, вертелась тут же.
— А что, разве она с кожурой не жрет?!
30. ЖОГА В РАЗВЕДКЕ
— Пойдешь в разведку, — как-то сказал командир батареи Жоге.
— За языком? — деловито осведомился Жога, вскидывая на плечо автомат.
— Отставить! — рассердился комбат. — Язык — это не дело артиллериста.
Пойдешь по дороге и будешь смотреть, смогут ли пройти по ней орудия.
Понятно?
— Так точно! — вытянулся Жога. — Языка не брать, смотреть только дорогу.
Разрешите идти?
— Ступай.
И вот Жога в разведке. Один. Кругом тишина, только стрекочут кузнечики в
кюветах дороги. Жога бодро шагает в своих растоптанных сапогах сорок
третьего размера. И вдруг — немцы! Двое. С автоматами, при полной выкладке.
Увидели Жогу — и руки кверху:
— Гитлер капут!
— А ну вас, — досадливо отмахнулся от них Жога. — Когда вас не надо, вы тут
как тут!
И прошагал дальше.
31. ПАРИКМАХЕРСКАЯ
Однажды Жоге довелось оказаться в расположении штаба армии. Он ходил и
дивился — ну совсем как на гражданке! Ходят свободно, не хоронясь от пуль и
снарядов. Живут в домах. Спят на кроватях. Жизнь! Даже на парикмахерскую
наткнулся Жога и, обрадованный, вошел.
Мордастый парикмахер встретил его неприветливо:
— Солдат не обслуживаем.
Но Жога его уговорил — мол, с передовой, уважь.
Усаживаясь с довольным видом перед зеркалом, Жога ворковал:
— М-м, дорогой товарищ, ты даже, может, и не представляешь, как это здорово
— па-рик-ма-хер-ска-я! Значит, так: подстриги, побрей, да не мешало бы и
голову вымыть, а?
Но парикмахер мыть голову не стал.
— Нет приспособлений, — пряча глаза, сказал он.
— Нет так нет, — миролюбиво согласился Жога. — Бери и за мытье. Будем
считать, что ты помыл мне и голову.
32. СЕДЛО
Когда вступили в Румынию — шли день и ночь, и все равно не могли догнать
немцев. Это был марш! Чтобы как-то облегчить его, пешие бойцы старались
обзавестись хоть каким-нибудь средством передвижения — велосипедом,
мотоциклом, машиной.
Жога ехал на лошади. Но... без седла. Жога не мог ходить по земле, когда
слезал со своей лошади.
— Вот бы раздобыть седло! — мечтал он.
И раздобыл. Не будем уточнять, где он его раздобыл, но раздобыл. Не было
счастливее человека на свете, чем Жога, когда он с седлом возвращался в свое
подразделение.
Однако пока он отсутствовал, лошадь его — симпатичную беленькую кобыленку —
разорвало случайным снарядом.
— В каждой ложке меда есть бочка дегтя! — бросая в сердцах седло, сказал
Жога.
33. ЖОГА И ДВОЕ НЕМЦЕВ
Возвращаясь от старшины в расположение своего орудия, Жога как-то наткнулся
на двух бог знает откуда взявшихся немецких солдат и... драпанул от них.
— Эх ты! — укорил его сержант, когда Жога рассказал ему о встрече. — Их же
всего было двое!
— Для одного и двое — батальон! — ответил Жога, обидевшись.
34. ГЕРУНДИ
В батарее вместе с Жогой служил Герунди — грузин. Парень — огонь. Большие
черные глаза под сросшимися густыми бровями, буйная, как из завитой
проволоки, шевелюра. Вот только ростом не вышел — чуть перетянул за сто
пятьдесят сантиметров. И обидчив был — чуть что, сразу с кулаками лез,
зачастую в ущерб себе.
Он рассказывал о своей Грузии, помогая себе энергичными жестами рук:
— Грузия (в этом месте он замирал, закрывая глаза) — это Грузия! Встань где
хочешь, посмотри перед собой — горы, Грузия! Повернись в любую сторону, и
посмотри — горы, Грузия! Шашлык, виноград! (Он снова замирал.) А грузины!
Грузин все отдаст, если...
— Если ему вожжа под хвост попадет, — сказал Жога.
— Какой вожжа? Какой хвост? Нет хвоста у грузин, — остановился Герунди,
словно конь на скаку.
— Может быть, и нет. А может, и есть.
— Хвоста у грузин? Нет! Вот, смотри!
Герунди раз — и расстегнул штаны. Жога обошел склонившегося товарища, потом
вдумчиво сказал:
— Гм, кажется, действительно нет... А это не хвост?
— Нет, ты сзади смотри.
— Гм. А может, ты не грузин?
— Грузин.
— Понял! — хлопнул себя по лбу Жога. — Лягушка вот тоже без хвоста, а
лягушка. А ты грузин, Герунди, хоть и тоже без хвоста.
35. ЧТО ПИЛИ НА ГРАЖДАНКЕ
Раздали по сто граммов водки. Удивительно, но солдаты оживились, хотя вот
только что их, казалось, совсем пригнул к земле тяжелый камень усталости.
Разговор зашел о том, кто что пил на гражданке. Герунди первый:
— Коньяк, э-э! Хванчкара, э-э!
Дошла очередь до Жоги.
— А ты что пил на гражданке? — спросили его.
— Я? — Жога немного подумал. — А этот, как его, эс-эс-пе-три-пятнадцать.
Всеобщее недоумение.
— ССП-3,15 — это самогон собственного производства, — пояснил Жога. —
Себестоимостью 3 рубля 15 копеек за ведро.
36. ЧЕЙ ЯЗЫК ВРАГ?
— Болтаешь ты много, Жога, вот тебе и попадает, — выговаривал Жоге командир
орудия. — Поистине права поговорка: «Язык твой — враг твой!».
— Нет, это язык твой — враг мой, — проворчал Жога, отходя. — Только и
слышишь от тебя: «Наряд вне очереди» да «Наряд вне очереди».
37. НЕСМЕШНОЙ АНЕКДОТ
Медленно движется время в обороне. Особенно днем, когда передовая как бы
умирает. Не видно даже подобия движения, словно нет здесь ни одного живого
существа. И если где подозрительно зашевелится куст, или неосторожно что-то
блеснет, туда сейчас же летит недремлющая пуля снайпера.
Кроме наблюдателей, солдаты сидят на дне окопов или в блиндажах,
привалившись к брустверу, или свернувшись где-нибудь в уголке, читают, если
есть, что читать. И еще рассказывают. О чем только не рассказывают солдаты в
часы затишья!
В этот раз рассказывали анекдоты. Хохотали до упаду. Анекдоты сыпались как
из рога изобилия. Пристали и к Жоге — расскажи.
— Однажды, — начал Жога, — один муж собрался якобы в командировку, а сам
залез под кровать да всю ночь и пролежал там.
Жога замолчал.
— А дальше-то что? — спросили его.
— Ничего. Анекдот весь.
— И ты думаешь, это смешной анекдот?
— Нет, не думаю. Но из тысячи анекдотов, которые вы тут рассказывали, один
может быть и не смешным, — ответил Жога.
38. МИСТИКА
Вечер. Расчет только что поел горячего — впервые за весь беспокойный день.
Привалившись к брустверу, Жога блаженствует — тепло, и мухи не кусают!
И вдруг — артналет!
Трах-тар-ра-рах!.. И пошло.
Словно чем-то тяжелым и мягким бьют по голове и бьют.
Пять минут. Десять. Вечность!
Жога всех своих родных, близких и знакомых перебрал, прощаясь с ними. И
только дошел до старшины — артналет прекратился. Как обрезало!
И знаете, долго потом с уважением и суеверной боязнью поглядывал на старшину
Жога.
39. ЧИСТКА ОРУДИЯ
Однажды, когда батарея стояла во втором эшелоне, комбат, обходя расположение
взводов, застал Жогу за странным занятием. Босой, с засученными рукавами
гимнастерки, Жога ходил вокруг орудия с сапожной щеткой в руке. Тут же
стояла большая банка гуталина, а поодаль красовались начищенные сапоги Жоги,
на которые он то и дело посматривал, переводя потом взгляд на орудие.
Подошел комбат:
— Ты что это делаешь, Жога?
— Орудие чищу, товарищ капитан! — вытянулся тот. — Старшина приказал, чтоб
блестело, как надраенный сапог!
— Ну и как, получается? — пряча улыбку, спросил комбат.
— Не совсем, товарищ капитан. А блестеть блестит...
40. ЖОГА И ГЕНЕРАЛ
Однажды даже генерал, будучи у нас в полку, пожелал его увидеть. Жогу
заставили почиститься, заменили ему пилотку на новую и привели к генералу.
Жога тянулся в струнку, отвечал: «Так точно!», «Никак нет!» и ел начальство
глазами. А когда генерал, по-видимому, чтобы придать беседе
непринужденность, протянул Жоге раскрытую пачку «Казбека», приглашая
закурить, Жога бережно взял ее своей огромной рукой и, засовывая в карман,
гаркнул:
— Большое спасибо, товарищ генерал!
Потом, видя округлившиеся глаза генерала, добавил:
— На батарею не хватит, зато расчету — от пуза.
— А ты хват, Жога, — рассмеялся генерал.
— Так точно — хват, товарищ генерал! — браво ответил Жога. — Вчера вот три
наряда вне очереди схватил.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
