|
|
Юрий Коваль
Солнце, море, шведский стол...
По ночному городу на «ЛАДЕ»
УФА
Октябрь 1994 года. Приглашение слетать в Стамбул (от
туристической фирмы «Государственная телерадиокомпания ‘‘Башкортостан’’» и
туристического агентства «Башкирские авиалинии») застало меня врасплох. Я
вдруг понял, как тяжело отрываться от родной земли: множество дел,
неотложных телефонных звонков, обязательств.
Срочно понадобился заграничный паспорт, доллары, но ОВИР и банки отдыхали —
Башкирия праздновала День республики. Появился азарт — сумею все сделать за
два дня или нет? Сумел. Некая организация «Салям — виза» помогла мне
оформить заграничный паспорт. Он оказался не с двуглавым орлом, а с гербом,
лучи которого согревали меня целую жизнь. На нем значилось — Союз Советских
Социалистических Республик. По такому случаю захотелось пропеть Гимн СССР,
но его вытеснила замечательная послевоенная песня «Перелетные птицы». В ней
есть такие слова: «Не нужен мне берег турецкий, чужая земля не нужна». Так
когда-то пел солист Всесоюзного радио Владимир Бунчиков.
Прошли годы, и «берег турецкий» пригодился. Еще как. В Уфе открылся
башкирско-турецкий лицей. Турки строят хранилище для сбербанка и новые,
вместо развалившихся и разворованных, Торговые ряды.
В общем, обменял я в Социнвестбанке рубли на 200 долларов и сел в самолет.
Улетал из Уфы с тяжелым сердцем. Накануне узнал о смерти Владимира
Абрамовича Генина. В 105-й школе, которую он возглавлял, мне довелось
работать сразу же после университета.
Мне крупно повезло: таких фонтанирующих идеями руководителей я больше не
встречал. Мы перезванивались с ним один-два раза в месяц. Последние годы он
жил очень тяжело. Не только потому, что держался на одних уколах. Его
угнетал нескончаемый поток перестроечных публикаций. Превосходный историк,
он ворчал в телефонную трубку: «Я не знаю историю. Оказывается, я не то
преподавал».
Один из лучших лекторов общества «Знание», на склоне лет он вдруг узнает,
что поклонялся не тем богам, а его блестящие лекции о Великой Отечественной
войне никому не нужны.
Я увозил с собой в Турцию память о Генине, у которого, кстати сказать, была
любимая присказка: «Что я — турок?».
На таможне в Адлере нас порядком помариновали (не помаринуешь — не будут
уважать). Тщательно, в четыре глаза, «просветили» паспорт: может, террорист?
Внимательно и строго прочли декларацию. И отпустили с миром.
Пролетая над Черным морем, я перетряхнул свои познания о Турции — Византии.
«В лето 907 киевский князь Олег пошел на греки. И вышел Олег на берег и
начал воевать. И много зла сделали русские грекам, как обычно делают
враги... И повесил тут щит свой на вратах Царьграда в знак победы». А в
результате в предместье Константинополя (Царьграда) был выделен целый
квартал для русских купцов. Таким образом, тяга «челноков» к Стамбулу
(Константинополю, Царьграду) имеет историческое объяснение. Отголоски 907
года дают о себе знать до сих пор.
И еще я вспомнил флотоводца Ушакова, который весьма успешно колотил турок у
Тендры и Калиакрии. Шлягер 50-х годов «Истанбул-Константинополь». Русского
поэта Василия Жуковского, у которого мать была турчанка, прекрасного поэта и
драматурга Назыма Хикмета, автора «Птички певчей» Гюнтекина.
И вдруг с ужасом я осознал, что если бы попал на собеседование в Советский
райком партии, то Турции мне было бы не видать, потому что я не знал имя
лидера турецких коммунистов (если там была еще такая партия). Тут меня бы не
спас и сам Мустафа Кемаль паша Ататюрк — отец турок.
СТАМБУЛ
Самолет приземлился в кромешной тьме. На юге солнце за
горизонт скатывается быстро. Тут же подрулил автобус. Таможенника мало
интересовала моя фотография в заграничном паспорте. Главное, чтобы я вложил
туда 10 долларов. Он споро и лихо отложил в сторону доллары и шлепнул
ладошкой по раскрытому паспорту. На месте шлепка появилась марка — проход в
Стамбул открыт.
Только вышли из здания аэропорта — тут же появился представитель фирмы
«Мерседес» (турецкого филиала). Он встречал шоферов из УПОПАТ-З, которые
прилетели вместе с нами. Им предстояла дальняя и трудная дорога — надо было
перегнать из Стамбула в Уфу 25 новеньких автобусов.
А нас встречала представитель фирмы «Государственная телерадиокомпания
‘‘Башкортостан’’» уфимка Фарида Яковлева. Да так, будто для полного счастья
ей только нас и не хватало: женщинам — по цветку, мужчинам — по улыбке.
Быстро домчались до трехзвездочной гостиницы «Grand оns», распаковали
чемоданы, поужинали. Сотрудник принимавшей нас туристической фирмы «Ekfun»
Нежди предложил кинооператору башкирского телевидения Фанису прокатиться по
ночному Стамбулу. Среди счастливчиков, которым нашлось место в машине (это
была «Самара-Лада»), оказался и я. Нежди был щедр и разговорчив. Он
обыгрывал свое имя на русский лад: «Нежди — вы меня не ждали, а я вот он,
здесь». Сообщил о том, что некоторое время, когда был гражданином Болгарии,
работал в Союзе, в Ноябрьске.
Ночной город, особенно такой пестрый и шумный, как Стамбул, может присниться
разве что только во сне. Мы промчались по всем трем мостам, переброшенным
через Босфор и соединяющим европейскую и азиатскую части Стамбула. Чернели
воды пролива, корабли у берега светились сотнями огней, как новогодние елки
на городских площадях.
Несмотря на позднее время, работали магазины. Один из них выставил под
открытым небом разнокалиберные глиняные горшки — получилась живописная
картина.
Нежди привез нас к Голубой мечети. Мы стояли онемевшие, пораженные величием
сооружения и его творца. Светотехники немало потрудились над тем, чтобы
мечеть, оправдывая свое название, голубела в ночи.
Наша «Лада» бодро кружила по Стамбулу, несколько раз свет фар выхватывал из
плотной черноты спортивные площадки, огороженные сеткой. На них молодежь
гоняла футбольный мяч. Говорят, увлеченность футболом занимает в жизни турка
одно из первых мест. И несмотря на то, что известная команда «Галатасарай»
не снискала себе лавров, болельщики не охладевают к этой азартной игре. Во
всяком случае, я видел, как бдительные и любезные в обычное время продавцы
магазинчиков прилипли к телевизору, когда транслировался какой-то футбольный
матч. Изображение было отвратительным — сплошные полосы, зато комментатор
был на высоте. Он неистовствовал, и ему, молча и трепетно, как проповеднику,
внимали мужчины.
Ночная эпопея закончилась на небольшой улочке, знаменитой рыбными
ресторанами. Мы нырнули туда из темноты и словно попали в другой мир.
По улице трудно было пройти — справа и слева столы, заставленные блюдами. За
каждым столом — шумная компания. На небе — лампы и фонари, на столах —
свечи. Между столами и прохожими снуют юркие, гибкие официанты. Кругом смех,
песни, пляски. У столиков трио музыкантов — скрипка, бубен и что-то вроде
жалейки. Музыканты степенны, исполнены достоинства. Создавая веселье, они в
нем не участвуют, как бы взирают на все безумства со стороны.
Перешагнули порог гостиницы — я глянул на часы: было десять минут второго,
по уфимскому времени — пятый час. Под веками «песок». Усталость валит с ног.
Зарождался новый день.
…Утром начал прибирать постель. Сосед по номеру (он не раз бывал за рубежом)
меня урезонил:
— Надо оставить мятую, иначе уважать не будут.
После завтрака — обзорная экскурсия по городу. Для одних Стамбул — музей под
открытым небом, для других — огромная толкучка, в зависимости от того, с
какой целью ты сюда приехал.
Днем мы повторили ночной маршрут. Посетили Голубую мечеть. Экскурсовод долго
и пылко говорил о религии. Прошлись по базарчику у моря, где торговали живой
рыбой. Чтобы она выглядела очень живой, ее ежеминутно поливают водой из
шланга.
Женщин сразил фирменный магазин от кожевенного завода: в нем продавали
кожаные пальто и куртки всех цветов, от белого до розового. Оторваться от
них не было, конечно, сил.
А мужчины, я в их числе, получили в тот день огромное удовольствие,
искупавшись в Черном море. Туркам, наверное, оно казалось уже холодным, но
джигитам из Башкирии — что парное молоко. Я умудрился измазаться нефтью и
вспомнил о родине, республике «черного золота».
Стамбул, разумеется, не познать наскоком, в один прием. Мы проезжали мимо
древних, обдуваемых морскими ветрами крепостных стен. Они многое могли бы
рассказать историку и краеведу. Наш поводырь и гид Фарида познакомила нас с
Храмом Святой Софии — творением замечательных зодчих Исидора из Милета и
Анфимия из Тралл.
В VI веке, когда он был построен, вошедший в него человек наверняка
чувствовал, что это «не создание людского могущества и искусства, но скорее
дело самого божества». С 1932 года храм реставрируется, софийские мозаики,
замазанные толстым слоем извести, очищаются.
Фарида спустилась вместе с нами и в подземное царство — старинное хранилище
воды. Его дно устлано монетами. Их любят бросать в воду туристы, верящие в
приметы. В свете электрических огней было хорошо видно, как лениво плавают в
воде жирные, откормленные рыбы.
Мы прошли несколько кварталов на ветру и снова спустились под землю. На сей
раз попали на Крытый рынок. Судя по тому, что гравюры с изображением этого
рынка можно встретить в офисе туристической фирмы и в гостинице, — это одна
из главных достопримечательностей Стамбула. Я здесь чуть не ослеп от
изобилия дешевого золота, но, слава богу, глаза наткнулись на тусклую груду
антиквариата — и успокоились.
Три с половиной дня — на многоликий, неисчерпаемый Стамбул. Это мало. Я не
успел даже постоять у гробницы Роксаланы — любимой жены Сулеймана
Великолепного. В 15 лет Анастасию Лисовскую, дочь священника, захватили в
плен. Она была продана в рабство, попала в гарем могущественного турецкого
султана Сулеймана Великолепного и… стала его любимой и весьма влиятельной
женой. Весь мир знает ее под именем Роксалана (турки звали ее — Хуррем,
Хасеки).
К сожалению, полюбившийся город с собой не увезешь, разве что мелкий морской
песок на подошвах ботинок, копеечный медный браслет и (как воспоминание)
усиленный динамиком утренний голос муэдзина, призывающего верующих молиться.
Что еще? В каждой стране самое интересное — люди. В Стамбуле — это
мальчишки, чистильщики обуви. Они хватают тебя мертвой хваткой прямо у
порога гостиницы, и от них удается вырваться разве что только российским
туристам, у которых каждый доллар на счету.
Вот гордый безногий нищий, с низко опущенной, до самой земли головой, глаз и
лица не видно. По-европейски раскованные студентки с сигаретой во рту.
Особая статья — продавцы. Утро они начинают с того, что моют шампунем
витрины магазина и прилегающий к нему асфальт. Почти все говорят по-русски.
Во-первых, потому, что среди них много болгарских турок, есть югославы,
поляки. А во-вторых, в магазины заходят в основном россияне. С ними надо
как-то общаться. Англичан, немцев, французов турецкие товары не интересуют.
Они приезжают отдыхать. Преимущественно в почтенном пенсионном возрасте.
Много магазинов с вывесками на русском языке. На некоторых выведено: продажа
оптом. Кожаные куртки, свитера и пуловеры, обувь — все товары продаются не
только в магазинах, но и на улице. Прошмыгнуть мимо продавца незамеченным
невозможно.
— Рэмбо, заходи!
— Мафиозо, как дела?
— Коллега, купи куртку!
Турция очень наглядно демонстрирует отличие частной торговли от
государственной. Вот трое уфимцев заходят в магазин, спускаются в подвал.
Долго и придирчиво выбирают кожаную куртку. Забраковали одну, вторую...
Остановились на пятой. Покупают. Юный красавец продавец Филипп (турок из
Болгарии) по телефону звонит наверх. Появляется молодой человек. Он угощает
всех на выбор кофе или чаем. Покупатели чинно рассаживаются, пьют. Динамик,
из которого только что лилась пряная турецкая музыка, на минуту умолкает
и... начинает петь Ирина Аллегрова. Продавцы крупных магазинов непременно
вручат вам визитную карточку. На ее лицевой стороне — портрет хозяина
магазина в цветном изображении. На обратной стороне — схема микрорайона, по
которой можно легко отыскать этот магазин.
— Куда прешь, у нас перерыв! — вспомнился мне ненавязчивый советский сервис.
…А варьете, где мы провели вечер, нас не могло удивить. Наши «челночницы»,
на мой взгляд, краше турецких танцовщиц, и «танец живота», если б им хорошо
заплатили, исполнили бы с не меньшим блеском. Солист варьете пел на всех
языках. (Для нас он исполнил непременные «Подмосковные вечера» и «Калинку».)
Ну, да ведь и Сайфула Хайруллин превосходно поет на многих языках.
…Перед отъездом я улучил момент и побродил минут пятнадцать у моря. На
берегу, под кручей, сидели немолодые мужчины и варили в котле мясо. На белом
камне стояли бутылки, наполовину опорожненные. Мне захотелось к ним
подсесть, но я был «без языка» и мог опоздать на автобус. А на газоне, у
причала, подложив под голову хозяйственную сумку, крепко спал обросший
щетиной бей, смахивающий на нашего бомжа. На нем была дубленка, порванная в
нескольких местах.
По дороге в Уфу я поближе познакомился с «челноками» и проникся к ним
симпатией. Их еще грубовато зовут мешочниками. Думаю, они переживут и это. О
мужчинах-«челноках» я не хочу говорить: им на роду написано таскать тяжелые
мешки. Но женщины? Роза, Римма? Милые и миниатюрные, особенно рядом со своим
грузом.
— Что вы везете? — спросил я статную красавицу Лэйсан из Мелеуза.
— У каждого своя тема. У меня — мохер, — ответила она.
«Челночницы», по крайней мере те, которые летели с нами, помогают друг
другу, переживают, если с кем случилась беда. Они делают трудную и нужную
работу: помогают развитию легкой промышленности Турции и одевают своих
соотечественников. Их не все любят, многие им завидуют. Как же, красиво
живут. Таскают на себе по 90 килограммов. Их унижают на таможне. Дома
часами, до синевы они стоят на холоде, пробавляясь горячим жидким чайком —
«реализуют» привезенный товар. Красиво живут!
УФА
…ТУ-134 прилетел в Уфу под утро. Было морозно. Дул
пронзительный ветер. В нескольких метрах от остановки стоял 101-й автобус.
Шофер перекладывал какие-то листки с места на место. Люди корчились на ветру
от холода. Шоферу и кондуктору было на это наплевать. Они сидели в тепле.
Подошел еще один 101-й. Этот сдвинулся с места.
На одной из остановок в автобус вошел седой пожилой мужчина, очевидно без
определенных занятий и места жительства. Кондуктор подошла к нему, настал ее
звездный час:
— От тебя костром пахнет. Выходи сейчас же. Мне целый день работать.
Седой безропотно вышел из автобуса. Кондуктору стало легче дышать. И,
наверное, легче жить. Поизмывалась над человеком — и полегчало.
Дома было мерзко. Все батареи — холодные. И я знал почему, но ничего не мог
поделать. Мастер ЖЭУ смотрит на нас, жильцов, как на обузу, наказание
Господне. Она считает, что ей мало платят за работу, и целыми днями
пропадает в магазинах. Она не любит людей, особенно старых, которые
обращаются к ней за помощью.
— Надо ведь — по скольку живут, — недоумевает она.
Прошла неделя, как я вернулся из Турции, и мне захотелось обратно. Хоть на
край света.
«РИГОЛЕТТО» В АНТАЛИИ
УВЕРТЮРА. «КУДА ПУТЬ ДЕРЖИТЕ»?
Теплое июньское утро 1999 года. Просторный двор оперного театра залит
солнцем. Люди с чемоданами, спортивными сумками, музыкальными инструментами
приветствуют друг друга. Похоже, они приготовились к долгому ожиданию.
Заводят тягучие, необязательные разговоры. Впрочем, эта картина, кажется,
обманчива. Видимая заторможенность, непритязательный анекдот — лишь ширма,
скрывающая настоящее волнение. Ага, у некоторых сдают нервы. Они подходят к
«Икарусам», забираются в автобусы, торопят время и событие. Их можно понять:
впервые за 60 лет оперная труппа выезжает за рубеж — солисты, хор, оркестр,
рабочие сцены, костюмеры.
— Куда путь держите? Италия, Штаты, Германия?
— Турция, курорт Анталия.
— Тоже неплохо.
ЗА КУЛИСАМИ. ТУ-I54 ВЗЛЕТЕЛ, НО НЕ СРАЗУ
Этой поездке предшествовала рутинная, изнурительная работа.
Для того, чтобы ТУ-154 поднял в воздух 122 человека, причастных к постановке
вердиевского «Риголетто», нужны были не только исправные моторы. Министр
финансов благосклонно отнесся к визиту «Риголетто» в Турцию, его
благосклонность, как известно, выражается в материальной поддержке, деньгах.
Турки — организаторы 6-го Международного фестиваля оперных театров Аspendos
— сделали широкий, благородный жест: они оплатили из своего бюджета счет за
проживание гостей в пятизвездочном отеле «Adora» (по 50 долларов в день за
каждого). Компания «Башкирские авиационные линии» тоже не осталась в
стороне, и она протянула руку помощи «Риголетто». Вместе с громоздкой
декорацией и музыкальными инструментами его спецрейсом, минуя Стамбул,
доставили в Анталию.
Вот на таких крыльях взлетел «Риголетто».
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. «МЫ ЧТО-ТО ПРОГЛОТИЛИ НА ХОДУ»
Отель «Аdога». Море, бассейн, кондиционер и душ. Мелодии
Битлз и Раймонда Паулса. 122 человека разбрелись по огромному «пастбищу»:
набирают в тарелку перец, помидоры, маслины, разную снедь со «шведского
стола». Двое, завлит оперного театра Гузель Галимова и я, комкают трапезу.
Вездесущий, все успевающий Яшар Акгай, директор сцены оперного театра
Анкары, по совместительству наш ангел-хранитель, и Стефан Куродимов, гагауз,
певец, переводчик, соблазняют нас поехать в театр Аspendos на «Мадам
Баттерфляй» Д. Пуччини. Мы что-то проглатываем на ходу, садимся в
микроавтобус и через полчаса оказываемся у ворот театра. Нас представляют
генеральному директору оперных театров Турции Хуссейн-бею Акбулуту. Он
красив, породист и любезен. Нас усадили на камни, прикрытые тонкими
подушками, в нескольких метрах от оркестра. Это был, по-видимому, сектор для
официальных лиц и гостей фестиваля. Он был отгорожен от зрителей двумя
красными лентами, на которых можно было легко прочесть «Ргоtokol».
Дирижер взмахнул рукой и... мне показалось, что оркестр окутан ватой: звук
приглушенный, голоса солистов с трудом пробиваются через оркестровую завесу
к слушателям. Но что там солисты, оркестр. Я раздавлен, уничтожен и...
вознесен величием и древностью театра — арены Аspendos. Он построен в годы
существования Римской империи. Ему более 1800 лет. Касаюсь теплого камня и
ясно сознаю, как слаб человек, ничтожны и тщетны его амбиции, как призрачно
и кратко его пребывание на Земле. 1800 и 70 лет (средняя продолжительность
жизни). О чем тут говорить?! Над головой — небо, звезды, луна, вечность. На
сцене разыгрывается драма Чио-Чио-сан, одна из тысяч. Что она этим немым
камням, свидетелям многочисленных жертв и катастроф?
ЗА КУЛИСАМИ. «ТУРКИ ОТВЕЧАЛИ УКЛОНЧИВО»
Эту вылазку в Аspendos я рассматривал как разведку и на
следующий день рассказывал уфимцам, всем подряд, что наш «Риголетто» будет
посильней «Мадам Баттерфляй» из турецкого города Мирзина, а зрители
замечательны — доверчивы, искренни и восторженны, как дети. Аплодируют долго
и от души. Каждый хлопок как выстрел из пушки. Такова акустика Аspendosa.
Солнцем, морем и шведским столом оперная труппа не злоупотребляла, а Раиль
Кучуков — исполнитель партии Риголетто — устроил себе пытку: до спектакля
никаких заплывов, никаких морских ванн. Ответственность, бережное отношение
к своему таланту, если необходимо, аскетизм — это, наверное, и есть
профессионализм.
...Директор театра В.А. Стрижевский наводил мосты, предлагал туркам строить
отношения на долговременной основе. Они были вежливы и загадочны, отвечали
уклончиво. Я их понимал: они не видели «Риголетто» и имели приблизительное
представление о театре, который пригласили на международный фестиваль.
ИНТЕРМЕДИЯ.
«СЪЕЗЖУ-КА Я НА ХБК»
Не морем единым жив турист. Разве может спокойно спать
женщина, если она знает, что не очень далеко есть ювелирный магазин и базар,
где можно купить все, что пожелаешь. И вот автобус побежал к намеченной
цели. На пути к драгоценностям и благородному металлу артисты посетили
водопад, отдали должное его дикой, первозданной красоте. Фотографировались.
Ювелирный магазин, а по существу дворец, потряс не меньше, чем водопад,
своей безудержной, византийской роскошью. Только на потолок в одном из залов
было израсходовано, кажется, 350 кг золота. Продавцы, консультанты,
экскурсоводы — вся обслуга были предусмотрительны и внимательны, но артисты
из Башкортостана вели себя в магазине как в музее: ахали, охали, но ничего
не покупали. То же самое повторилось и на базаре. Нетрудно догадаться
почему: доллар подорожал в четыре с лишним раза. Стоило уфимцу проделать в
уме несложную операцию — перевести доллары в рубли, — как сразу же наступало
отрезвление: «Вернусь домой, съезжу на ХБК, обойдется дешевле».
Немногие позволили себе сделать покупку. Молодые артисты, здоровый организм
которых требовал «подкормки», привезли с собой в Анталию из Уфы рыбные
консервы, бутылки с минеральной водой и пивом. Их финансовые возможности
были явно ограничены...
Вечером небольшая группа уфимцев посмотрела в Aspendose балет хорватского
театра «Баллада... Унесенные ветром». То была какая-то странная смесь
авангарда и традиции. Мнения после спектакля высказывались разные.
— Скучно. Монотонная музыка, монотонный балет. Второй раз я бы на него не
пошел.
— «Унесенные ветром» завораживают, гипнотизируют. Красивые, юные тела в
движении, полете. Так бы и смотрел на них без конца.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
«КАКАЯ РАСПАХНУТОСТЬ ДУШИ!»
Рабочие сцены, монтировщики устанавливают декорацию. На ходу
импровизируют. Не все тут из «Риголетто». Громоздкие, крупногабаритные
детали пришлось оставить дома: они не вмещались в самолет. Кое-что
позаимствовали из других спектаклей. По Аspendosу бродят редкие туристы.
Некоторые из них осмеливаются взобраться на сцену. Они усаживаются в
бутафорское кресло, достают «мыльницу» и фотографируются.
Появилась группа турецкой молодежи. Солист оперы Руслан Хабибуллин решает
проверить акустику театра, испробовать свой голос. Запел (молодец!) «Уралым».
Турки расселись на древних камнях, замерли. Руслан пропел один куплет,
второй... Раздались восторженные аплодисменты.
Потом турки затихли, переместились на середину арены и... тоже запели.
Нашелся у них и свой дирижер. Это было стихийное, незапланированное чудо.
Люди общались, выказывали другу другу доброе, сердечное расположение
музыкой, песней. Какая открытость, распахнутость души! Только ради этого
стоило лететь в Турцию. Такие минуты не забываются.
АНТРАКТ. «СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ»
На торжественной церемонии, перед началом спектакля, В. А.
Стрижевский приколол к пиджаку Хуссейн-бея Акбулута памятную медаль № 1 «За
верность театру». Придумали ее в Уфе, она очень симпатичная и чем-то
напоминает орден Почетного легиона. Хуссейн-бей принял ее с удовольствием.
На «Риголетто» присутствовал наш старый знакомый Полад Бюль-Бюль-оглы.
Будучи министром культуры Азербайд-жана, он является к тому же генеральным
директором организации «Тюрксой», объединившей министерства культуры многих
тюркоязычных государств. В интервью Башкирскому телевидению Полад-бей, в
частности, сказал:
«Я несколько раз еще артистом бывал в вашем гостеприимном городе, Уфе.
Первый раз мне пришлось выступать в цирке. Дворца спорта тогда не было. Цирк
был самым большим помещением, он вмещал порядка двух тысяч человек. На арене
петь неудобно, но гостеприимство уфимцев сглаживало все неудобства».
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. «ВИВАТ,
АТАТЮРК!»
Спектакль, показанный в Анталии уфимцами, был далек от
совершенства. Певцы и оркестр не всегда понимали друг друга, на сцене не
хватало света. Состав солистов, занятых в главных партиях, был неровным,
если иметь в виду их вокальные данные и исполнительское искусство. Что-то,
наверное, можно списать на «предстартовое» волнение.
Закончилась первая картина, вторая... Актеры обрели уверенность, а вместе с
ней естественность и живость. «Риголетто» «встал на ноги», окреп, и когда
смолкли последние вердиевские звуки, Aspendos взорвался аплодисментами.
Раздались крики «Браво!». Оглушительный (в прямом смысле этого слова) успех.
Оперу принято считать искусством дорогостоящим, для элиты. В Турции
увлечение оперой носит массовый характер. На спектакле в Аsреndosе можно
увидеть множество подростков, похожих на наших пэтэушников, матерей с
детьми, молодых и пожилых людей среднего достатка. Во время спектакля курят,
правда, немногие, юркие мальчишки-продавцы разносят и предлагают пиво,
кока-колу, воду. Они незаметны. В Аspеndose 40 ярусов, он вмещает до 15
тысяч зрителей. Свое одобрение юная публика выражает свистом, как на
футбольном матче. Слушают оперу внимательно, с явным интересом. Иногда,
правда, в арию вплетается плач ребенка.
Турция — молодое государство. Ее прогрессивные деятели стремятся приобщить
народ к европейской, мировой культуре и утвердиться в ней. В стране идет
бескомпромиссная борьба за душу и разум человека между исламскими
фанатиками-фундаменталистами и теми влиятельными, авторитетными в Турции
людьми, которые выступают за светское воспитание и образование. Опере в этой
борьбе отводится не последнее место. На знамени патриотов начертано великое
имя — Кемаль Ататюрк.
Ситуация, сложившаяся в этой стране, напоминает ту, что была в России в
первые годы советской власти, когда неграмотные люди садились за парты.
Кажется, Турция переживает повальное увлечение оперой.
Из отеля «Аdога» в аэропорт Анталии уфимцы уезжали воодушевленными: они еще
не остыли от восторженного приема, оказанного им турецкой публикой. Директор
театра В.А. Стрижевский выглядел усталым и озабоченным. Турецкие
селекционеры проявили интерес к Эльвире Фатыховой (Джильда), Татьяне
Никаноровой (Маддалена) и главному хормейстеру Эльвире Гайфуллиной.
Уфа, республика могли их потерять.
ОНА РАСКЛАНИВАЕТСЯ И… УЛЕТАЕТ
В АНКАРУ
Эльвира Фатыхова была в растерянности и смятении. После
спектакля ее плотным кольцом окружили солисты Анкарской оперы. Они не
скупились на похвалу. Тут же в грим-уборной появился немолодой мужчина. Это
был Хуссейн Акбулут. Через переводчика Стефана он поинтересовался, какие еще
партии поет Эльвира, знает ли она итальянский язык. Акбулут оставил ей свою
визитку, предложил погостить дней десять и потом отправиться домой. Стефан
не жалел красок. По его словам, все, кто служит опере, живут в Турции
безбедно: у каждого — коттедж, две-три машины. Солист получает где-то 1200
долларов в месяц...
Несмотря на все эти посулы, Фатыховой было страшно вот так сразу, без
моральной подготовки, остаться в незнакомой стране. Она вместе со всеми
вернулась в Уфу. Чтобы прийти в себя, собраться с мыслями.
Дома она чувствовала, что «закисает». Ее вводили в старые спектакли, и она
была вынуждена существовать в рамках окостеневшей за несколько лет
режиссерской схемы. За два года Фатыхова пропела все партии колоратурного
сопрано. «Что дальше? Камерный репертуар — это не мое, — убеждала она себя.
— Ходить по банкетам не хочу. Турция? Не знаю языка, людей, их быт и нравы.
Все чужое. Но зато новый, столичный театр, другие дирижеры, солисты, —
спорила она сама с собой. — Неизвестная жизнь... Как быть?»
«Езжай, дочка», — подтолкнула мать. И Эльвира рискнула.
Турция встретила Фатыхову радушно и тепло. Но в театре было все не так
просто. Пока она тихо и скромно сидела на репетициях в зрительном зале — ей
мило, дежурно улыбались и… не торопились вводить в спектакль. Надо было
самой утверждаться в этой новой жизни.
Вскоре выяснилось, что с ней трудно тягаться двум другим колоратурным
сопрано. Одна из них была безголосая, но, как водится, у нее были
влиятельные покровители. Начались интрижки (как же без них в театре?),
шушуканье по углам. Эльвира старалась не обращать на это внимания. Училась
на курсах турецкого языка, там познакомилась и подружилась с россиянкой из
Омска. Репетировала, пела в опере и на концертах. И возбуждала ревность у
тех, кому пришлось потесниться, отойти на второй план. Когда нужна была
помощь, обращалась к Акбулуту. Он оказался человеком слова и дела.
Турецкие оперные театры — сплошной интернационал. Артисты, режиссеры и
дирижеры со всего света: из Грузии, Армении и Соединенных Штатов Америки,
Хорватии, Румынии и Германии, России, Испании и Италии. «Ты, конечно,
училась у нас в Италии!» — говорили ей земляки Энрико Карузо и с удивлением
узнавали, что есть на земле такой город Уфа, где Эльвира родилась и училась.
В Анкаре ей было поначалу одиноко. Случалось, по три дня не выходила из
отеля, не знала, куда себя деть. Вечером появляться на улице женщине одной
рискованно. Включишь телевизор — ничего не понимаешь. Пойдешь в кафе —
«обожжешься», пища чересчур острая. Тем, кто нажил гастрит в студенческие
годы, не поздоровится.
Постепенно все утряслось. Теперь она понимает турецкий язык. У нее есть
друзья, которые болеют оперой и избегают «бабьих» пересудов. Эльвира —
жадная в работе. Она подготовила несколько новых для себя партий в
классической опере, Адель в оперетте И.Штрауса «Летучая мышь». В турецких
оперных театрах нет спектаклей-долгожителей. Постановка (как правило,
дорогая) живет после премьеры года три, не более.
Фатыхову приглашают записываться для музыкальных программ радио и
телевидения. Она много выступает в концертах, в том числе благотворительных.
Для студенческой молодежи, в честь Международного женского дня 8 Марта,
памяти министра, погибшего от рук террориста... Ей приходится петь не только
оперные арии, но и народные песни — башкирские, татарские, русские. Иногда с
гастролирующими музыкантами из Москвы.
Эльвира очень тщательно готовится к каждому спектаклю, выходу на сцену, не
допускает даже мысли, чтобы спеть на авось, как придется. В своих партнерах
она не выносит самодовольства. «Петь ноты» — большого ума не надо. А какой
ты музыкант? Актер? Насколько интересный человек? Как собираешься овладеть
вниманием слушателя-зрителя?
В Анкаре сформировался круг поклонников, любителей оперы, которые «ходят на
Фатыхову». Это преимущественно интеллигенция — преподаватели консерватории,
музыканты, студенты. Перед спектаклем (здесь так принято) ей преподносят
цветы.
Эльвира живет в старой части города. Женщины здесь пользуются у мужчин
чрезмерным вниманием. Иностранку они определяют безошибочно, даже если та
наденет чадру. Ее появление вызывает у них бурную реакцию. В старом городе
даже в изнурительную жару женщины должны закрываться наглухо, по самую шею:
длинные рукава, никаких декольте и оголенных плеч. А в новом районе Анкары,
как на московском Арбате: разгул демократии, в одежде — все стили и
направления.
В Уфе — во время отпуска — Фатыхова разрывается между репетициями, заботами
о сыне и родных. Ее (к чему скрывать?) тянет в Турцию, в Анкару.
Статус государственного артиста освободил ее от многих бытовых тягот и
хлопот. В театре к ее услугам два врача и медсестра. Лекарства — бесплатно.
Номер в четырехзвездочном отеле оплачивает театр. Он в трех минутах ходьбы,
его хорошо видно с балкона. Деньги? Эльвира не роскошествует, не гоняется за
модой и находит возможным оказывать помощь родителям...
Когда представляется случай, она выступает в Уфе. Слушатели не забыли ее,
встречают превосходно: аплодисменты, крики «Браво! Бис!», цветы. Эльвира
раскланивается, и самолет увозит ее в Анкару.
Впрочем, в Анкаре она теперь бывает все реже и реже. В Турции ее «вычислили»
продюсеры, которые превосходно знают конъюнктуру оперного рынка. Для них не
существует границ. Сегодня они в Италии, завтра – в Южной Африке. Эльвира
Фатыхова стала выступать в европейских городах. Но чаще всего она вылетает в
Австралию и Новую Зеландию. На сцене сиднейской оперы Эльвира пела в «Манон»
Ж. Массне. Партию Лючии ди Ламмермур в одноименной опере Г. Доницетти она
готовила со знаменитым дирижером Ричардом Бонингом. В Новой Зеландии ей
довелось участвовать в спектакле, поставленном Дмитрием Бертманом,
художественным руководителем московской «Геликон-оперы», чрезвычайно
энергичным и изобретательным режиссером. Так что Турция сначала Эльвиру
Фатыхову приняла, а потом вывела на международную орбиту. Певица живет
теперь по расписанию, как все востребованные артисты…
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
