|
|
Иван Карпухин
ТРИ СВАДЬБЫ (туй) — ТРИ ОСНОВНЫХ ВЕХИ В ТРАДИЦИОННОМ
ВОСПРИЯТИИ ЖИЗНИ БАШКИРАМИ
Фольклористические работы, выросшие на основе собирательской практики и
живых наблюдений, осуществляемых на протяжении ряда десятилетий на обширной
территории, всегда вызывали и вызывают особый научный интерес. Таковыми,
несомненно, являются исследования Розалии Асфандияровны Султангареевой,
которой принадлежит более 100 научных трудов, в том числе несколько
монографий. Среди последних выделяются «Башкирский свадебно-обрядовый
фольклор» (Уфа, 1994), «Семейно-бытовой обрядовый фольклор башкирского
народа» (Уфа, 1998) и рецензируемая книга «Жизнь человека в обряде» (Уфа:
Гилем, 2006. — 344 с.). Сущность последней монографии выражена в
подзаголовке: «Фольклорно-этнографическое исследование башкирских семейных
обрядов». Самое удивительное и новое, на наш взгляд, заключается в том, что
автор книги сумел увидеть и убедительно представить восприятие жизни
башкирами через три своеобразных, обязательных для всех свадьбы: родинная
туй, брачная туй и погребальная туй, которые сопровождались богатым,
разножанровым и ярким в художественном плане фольклором.
Монография содержит поистине бесценные данные о своеобразии семейно-бытового
обрядового фольклора башкир, проживающих не только в Республике
Башкортостан, но и в сопредельных Оренбургской, Пермской, Челябинской и
других областях России. Последнее обстоятельство делает работу
Р.А.Султангареевой актуальной, научно значимой и не сводимой к сугубо
региональной, хотя региональный подход в изучении фольклора давно оправдал
себя в науке как плодотворный.
Башкортостан — регион интенсивного и устойчивого контактирования многих
этносов (по переписи 2002 г., здесь живут и сотрудничают представители 130
народов, но менее двух десятков из них сохранили свое этническое лицо). На
его территории при наличии сложных процессов взаимодействия разных культур,
башкиры как коренное население сохранили свой язык, отчасти фольклор, обряды
и обычаи, музыкальные инструменты (курай, кубыз и т.п.) и танцевальное
искусство, элементы одежды, национальной кухни и т.п. Обращение
Р.А.Султангареевой к одному из жизнестойких разделов их фольклора — к
семейным обрядам и поэзии как сложной и стройной в своей основе системе
мироощущения, мировосприятия и миропонимания, явно недостаточно изученной в
фольклористике, — несомненно, заслуживает и одобрения, и признания.
Розалия Асфандияровна впервые рассмотрела семейно-бытовой обрядовый фольклор
башкир в отличие от своих предшественников не отдельными кусками (типа:
свадьба, похороны), а в комплексе, как единое целое, сопровождающее человека
от рождения и до смерти. Также впервые ею наиболее полно восстановлен
жанровый состав традиционного обрядового фольклора, раскрыта поэтика,
структурные и некоторые драматические особенности разных жанров, входящих в
семейно-бытовой обрядовый комплекс. Все это дано в сопоставлении с
аналогичным обрядовым творчеством преимущественно тюркоязычных народов, что
также выводит исследование за пределы регионального. Актуальность такого
комплексного подхода продиктована необходимостью наиболее полного и
целостного освещения идейных и поэтических истоков, художественных
особенностей обрядовой фольклорной импровизации, возросшим интересом у
современников к исторической памяти народа и к проблеме восстановления
целостной системы ритуализации жизни человека.
Обрядовое творчество рассматривается как специфичный фольклорный факт,
имеющий собственные законы развития и бытования, как полисемантичный текст,
в котором фольклоризованы и древние бытовые нормы, и верования, и различные
приметы, поверья, сакральные действа и реалии. Такой подход позволил автору
осветить не только поэтико-словесные и художественные особенности обрядового
творчества, но и обозначить его философские, историко-генетические истоки,
эстетические и идеологические особенности и нормы, повлиявшие в процессе
развития на формирование этого искусства. В контексте обрядового фольклора
своеобразно освещены ценности человека, природы и социализация индивида по
возрастным особенностям. К примеру, любопытны размышления об осмыслении
башкирами человеческой жизни через десяти-двенадцатилетние циклы, что нашло
отражение в приметах, верованиях, назиданиях и пожеланиях. Так, только после
двенадцати лет башкир мог идти на охоту, убить зверя, в этом возрасте
разрешалось произносить настоящее имя ребенка и т.д.
В целях решения выдвинутых задач исследователь широко привлекает знания по
этнографии, лингвистике, историко-археологическим наукам и путем
сопоставительного анализа решает вопросы, касающиеся идейно-тематического
содержания, семантики, функциональной и эстетической сути обрядов и
входивших в них как неотъемлемая составная часть жанров фольклора.
Прослежены, начиная с древних верований, мантики, культов и бытовых реалий,
генезис, эволюция и совершенствование поэтических и художественных средств
обрядового фольклора, расшифрована суть многих обрядовых действ, символов и
формул, смысл которых забыт. Таковы, например, действия и слова женщины,
которая, катаясь по росе, вымаливает у божества ребенка: «О, Худай, дитя
дай. Сына дай — сына заимею. Деву дай — дочь заимею» (символика животворной
воды). В этом же ряду стоят формулы примет и запретов для беременных женщин:
«Нельзя смотреть на срубленное дерево — ребенок хилым будет», «Смотри на
чистую воду — дитя здоровым будет»; формулы банных речитаций: «Дитя волка,
дитя медведя» (тотемическая и обережная символика), «Не та баня, что
затопила мать, не те дрова, что наколол твой отец» (подразумевается, по
заключению автора, иниционный смысл сакрального пространства);
благопожеланий: «Расти между четырьмя глазами, веселись на четырех руках!»
(подразумевается воспитание дитя отцом и матерью); свадебных приговоров:
«Как камень утони», произносимых при бросании под ноги невесте камня (культ
камня); погребальных причитаний: «Усадят на коня без головы, наденут рубашку
без рукавов»; колыбельных песен-обругиваний дитя, сохранивших, как выясняет
ученый, далекую память убаюкивания и отправления стариков в долину смерти, и
т.п.
Обобщая сказанное, можно заключить, что все поставленные задачи решены на
должном уровне.
Концептуальная новизна исследования состоит также в том, что семейно-бытовое
творчество башкир изучено и представлено как универсальный тип традиционной
духовной культуры, функциональная основа которой почти едина для всех
этнических групп данного народа. Вместе с тем, имеют место попытки показать
локальные различия отдельных мелосных форм, хотя последнему, на наш взгляд,
уделено сравнительно мало внимания. Известно, что каждое родоплеменное
сообщество башкир имеет свой этногенез, свою историю, отличную от других
родов и племен, и, следовательно, каждому роду и племени свойственны в
чем-то отличные от других обычаи, обряды и сопровождающий их фольклор.
Иногда, к сожалению, это особенное без должной акцентации выдается за
всеобщее. Углубление же в эту область сделало бы и без того добротную работу
еще более значимой, но здесь, надо думать, автор оставляет возможность для
новых изысканий.
В исследовательском методе автора обозначена та особенность, что, помимо
хронологического анализа обрядовых действ в их функциональной и вербальной
специфике, выделяются отдельные семантические и тематические разделы типа:
«эротическая символика», «иниционная», «плодородная семантика обрядового
фольклора», «фольклор общения-приобщения», «обрядовый фольклор разрыва» и
т.п. На большом фактическом материале выявлены особенности каждого из них.
Последовательно анализируя специфику данных разделов, Р.А.Султангареева
раскрывает особенности национального образного мышления, стилевые реалии
народной речи и многочисленных словесных формул, процесс трансформации
магического в эстетическое.
Розалия Асфандияровна не только своеобразно проанализировала такие известные
в науке жанры башкирского обрядового творчества, как свадебные и
погребальные причитания, песни, пожелания невесте, религиозные молитвословия
— мунаджаты, но выявила и осветила особенности таких мало изученных жанровых
форм, как приговоры повивальной бабки, банные речитации, магические
обережные зáговоры, благопожелания, колыбельные песни, функциональные
диалоги и т.д. В этом нам видится еще одно достоинство книги.
И далее. Обряды — способ социализации индивида. В данном аспекте башкирский
обрядовый фольклор справедливо истолкован как народный институт воспитания,
как часть этнопедагогики.
Автором проделана огромная полевая работа. Собранный им почти во всех
районах Башкортостана и частично за его пределами большой живой фактический
материал представляет для науки особую ценность. Многое зафиксировано,
систематизировано, проанализировано и введено в научный оборот впервые.
Также впервые в целях объективности выводов изучены и введены в науку
рукописные материалы из архивов. Все это придает работе свежесть и научную
весомость.
Монография Р.А.Султангареевой многоаспектна, что обусловлено предметом
изучения и сложностью поставленных задач. Исследуется процесс формирования
семейно-бытового обрядового фольклора башкир, поэтико-словесные и
художественные его истоки, историко-генетические, философские,
идеологические и эстетические особенности, современное состояние. Думается,
что последнему — современному состоянию можно было бы уделить чуть больше
внимания, хотя, как уже отмечалось, автор ставил иные задачи, и они решены
успешно.
Работа имеет четкую композицию, включающую введение, три главы, поделенные
на части, заключение, список литературы и приложение.
Поскольку рассматривается весь семейно-обрядовый фольклор башкир от рождения
и до ухода человека в мир иной в комплексе, постольку логично и убедительно
в первой главе охарактеризованы особенности обрядового фольклора рождения и
половозрастных празднеств, начиная от философских воззрений башкир на
традиционную периодизацию жизни человека (12 лет, 12 звезд, 12 органов тела
и т.п.), на культ человека в обрядовом фольклоре и анализа мифологемы,
известной в международном фольклоре, — земля-женщина (дерево)-небо-земля,
относящейся к дородовому периоду жизни человека, а также анализа
особенностей родинного фольклора и фольклора ухода за ребенком и кончая
фольклором колыбельных свадеб, первых посвящений, имянаречения, ритуализации
половозрастных изменений и фольклора периода юношества.
Вторая глава характеризует особенности фольклора брачного союза — калым туй
и калын туй (свадьбы на стороне невесты и жениха).
И хотя этот туй (подлинно свадьба) в фольклористике и этнографии получил
довольно глубокое освещение (работы Н.В.Бикбулатова, С.А.Галина,
Ф.А.Надыршиной, А.М.Сулейманова, А.И.Харисова и др.), исследователь находит
и свой материал, и свой подход, и свою позицию в её анализе и освещении.
Глава начинается с раскрытия культа плодородия и его символики на свадьбе
(например, палка в руках главного свата — рудимент древа жизни и символ
мужского достоинства), с показа магических и поэтических особенностей действ
(заплетание кос, ряжение, опоясывание, переменные шаги, похлопывания, первое
вступление килен — снохи в дом жениха, первое хождение ее за водой и т.д.) и
фольклорных благопожеланий, санкционирующих переход девушки в новый статус
женщины с приобщением её к роду жениха. Далее идут размышления о специфике
благопожеланий, такмаков, диалогов сакрального содержания, песен пазушного
цикла, приговоров, связанных с инициацией жениха, и рассуждения о
поэтическом мире свадебных песен, такмаков, речитаций, обусловленных
любовной магией, и фольклора общения-приобщения, санкционирующего
семейно-родственные отношения брачащихся сторон. Отдельно проанализированы
идейно-тематические и художественные особенности сенляу (свадебные
причитания), где обнаруживается новое их толкование, и магическая символика
брачного союза.
Заметим, однако, что при раскрытии природной, предметной, цветовой,
числовой, временной и пространственной символики сенляу, а также
образов-антонимов (родная — чужая стороны, мать — свекровь и т.п.)
Р.А.Султангареева не упоминает пусть даже в самых общих чертах об аналогиях
жанра и его символики в свадебных причитаниях славян (в частности, русских)
и финно-угорских народов (к примеру, мордвы). По нашим наблюдениям, в сенляу
башкир и в причитаниях русской и мордовской невест есть не только много
типологически общего, но и отчетливо просматривается процесс взаимодействия.
Последнее не случайно, если учесть, что, например, русские от числа жителей
Башкортостана составляют 36,4 процентов, а переселение их в Башкирию
началось еще в XVI веке. Привлечение указанных аналогий сделало бы и без
того убедительные выводы более объемными.
Работа выиграла бы и оттого, если бы автор монографии шире посмотрел на
типологическую общность представления брачного союза у большинства народов
как союза Неба и Земли, как культ парности, первобытного эротизма, Природы и
четче акцентировал отличия вообще в башкирском фольклоре или в фольклоре
отдельных локальных групп башкир. Но, с другой стороны, более серьезное
углубление в обозначенную нами проблему несколько отдалило бы ученого от
четко выдержанной канвы повествования.
Третья глава посвящена анализу особенностей фольклора
погребально-поминальных обрядов (улемтуй) и логично завершает триединый
комплекс семейно-бытового обрядового фольклора башкир. Начинается она с
прослеживания погребения, рассмотрения предсмертного периода и ухода за
покойником. Здесь же раскрыты особенности фольклора проводов усопшего в
потусторонний мир (диалоги, погребальные причитания, приветы) и
послепогребальные обряды (третьины, седьмины, сороковины, годовщины).
Думается, что уместны были бы отдельные аналогии с фольклором других народов
(христиан и язычников), проживающих с башкирами в Башкортостане по
соседству.
Известно, что развитие обрядового песенного творчества башкир тормозил коран
(равно и христианская церковь запрещала языческие обряды и песнопения).
Видимо, как противовес этому развились известные в науке как жанр книжного
происхождения мунаджаты (молитвословия), которые рассмотрены
Р.А.Султангареевой отдельно. Завершается исследование анализом фольклора,
связанного с почитанием духа предков. В целом главы и их части укладываются
в стройную и редкостную по охвату обширную панораму.
«Приложение», состоящее из словаря народных терминов с краткими их
объяснениями и собранного автором, переведенного на русский язык и
размещенного в хронологической последовательности материала, весомо
дополняет теоретическую составляющую исследования.
Работа написана с хорошим знанием существующей литературы по теме и большой
любовью к предмету исследования. Автору удалось избежать голословности и
небрежения подробностями явлений, проследить их многоликость и несводимость
к чему-то «среднему». Любопытны рассуждения о художественном времени и
пространстве, об оригинальности метафор, аллегорий, символов, параллелизмов,
повторов опорных слов, формульности, тавтологичности слова и действа,
темпоритмической соразмерности стиха, напева и действа в обрядовом
фольклоре.
Думается, что книга оказалась бы ещё более значимой при условии
сопровождения цитируемых произведений текстологическими пояснениями:
записаны они вручную, либо это расшифрованные чьи-то фоно-, видеофиксации.
Привлеченные же тексты гладки, без изустных фонетизмов и акцентуации, в чем
видится влияние утвердившейся в последнее время в фольклористике традиции
снятия изустных отступлений от орфографических и орфоэпических правил.
Полагаю, что следовало бы больше внимания уделить полифункциональности
жанров обрядового фольклора. Известно, что кроме отмеченных
Р.А.Сутлангареевой поучительных, назидательных и сопроводительных функций,
произведения обрядового фольклора выполняют также функции игровые,
психологические, знаковые и поэтические.
Данные пожелания носят частный характер и в большей мере относятся к
перспективе исследований. Рецензируемая же монография Р.А.Султангареевой
«Жизнь человека в обряде» заслуживает самой высокой похвалы, поскольку
вносит новое слово и неоспоримо весомый вклад в фольклористику. Это
единственный в своем роде опубликованный капитальный труд о семейно-бытовом
обрядовом фольклоре башкир, представленном в комплексе от рождения и до
смерти человека.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
