Николай Богданов

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011

Редакционный совет

Ирина АРЗАМАСЦЕВА

Юрий КОЗЛОВ

Вячеслав КУПРИЯНОВ

Константин МАМАЕВ

Ирина МЕДВЕДЕВА

Владимир МИКУШЕВИЧ

Алексей МОКРОУСОВ

Татьяна НАБАТНИКОВА

Владислав ОТРОШЕНКО

Виктор ПОСОШКОВ

Маргарита СОСНИЦКАЯ

Юрий СТЕПАНОВ

Олег ШИШКИН

Татьяна ШИШОВА

Лев ЯКОВЛЕВ

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

СЛАВЯНСТВО

"ПОЛДЕНЬ"

"ПАРУС"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

Николай Богданов

МИХАИЛ ВОЛОЦКОЙ

И ЕГО

«ХРОНИКА РОДА ДОСТОЕВСКОГО»

Иванов И.А. Портрет Ф.М.Достоевского. 1978-1979 гг.

Не будет преувеличением считать, что научный интерес к предкам Ф.М. Достоевского возник сразу же после смерти писателя. У истоков исследований стояла его вдова – Анна Григорьевна. Первой среди литературоведов и биографов Федора Михайловича она обратила внимание на фундаментальный труд «Жизнь князя Андрея Михайловича Курбского в Литве и на Волыни».[1] Выпущенный еще в 1849 г. он содержит упоминание о служебном шляхтиче Федоре Ивановиче Достоевском – поверенном в делах знаменитого деятеля времен Ивана Грозного, возможно, первом историческом лице, носившем столь прославленную в будущем фамилию.[2] Не исключено, также, что в лице этого человека мы имеем прямого предка писателя. А.Г. Достоевской станут известными имена и других представителей славного рода, например, брата предыдущего – Стефана Ивановича Достоевского, в 1577 г. получившего от польского короля Батория привилей на управление Минской Вознесенской обителью[3] или их племянника – пинского маршалка (предводителя местной шляхты) Петра Сасиновича Достоевского.[4] В конце XIX века она вступит в переписку с Александром Кульчицким и Порфирием Еремичем – священниками Ильинской церкви того самого села Достоево в Белорусском Полесье, от которого пошло и само прозвание Достоевских.[5] Правда, ее корреспонденты сообщат не многое: общее число дворов и жителей в селе, названия окрестных имений и хуторов[6], да то, что в церковном архиве, сохранившемся с 1800 г., «по тщательном осмотре метрик, исповедных и клировых ведомостей, нигде не оказалось никакой записи о Достоевских», а старое дворянское кладбище под названием «Церковик», где они могли быть похоронены, «все заросло землей».[7] К тому времени память о прежних владельцах Достоева здесь уже совершенно изгладилась.

Анна Григорьевна Достоевская

Анне Григорьевне удастся заинтересовать своими поисками и племянника Федора Михайловича – Андрея Андреевича Достоевского[8], в ту пору секретаря Русского географического общества, в будущем ученого хранителя Пушкинского Дома, издателя и комментатора воспоминаний своего отца – ценнейшего источника информации о семье Достоевских.[9] Позже, как бы приняв эстафету исследований от вдовы писателя, Андрей Андреевич будет деятельно помогать создателю первого музея Достоевского Вере Степановне Нечаевой, на много лет свяжет его плодотворное сотрудничество и с Михаилом Васильевичем Волоцким. Именно племянник писателя познакомит автора «Хроники рода Достоевского» с письмом Н.Е. Глембоцкой[10], расскажет ему о знаменитом почаевском «Богогласнике».[11] Для А.Г. Достоевской, боготворившей своего мужа, все, хотя бы в какой-то мере связанное с его именем, было Свято. Можно не сомневаться, что над изучением родословия писателя она трудилась столь же самоотверженно, как и над его литературным наследием. Кончина этой замечательной женщины летом 1918 г. от малярии в оккупированной немцами Ялте оборвет ее подвижнический труд… В 1920-х гг., уже в Советской России, выйдут две публикации Сергея Васильевича Любимова.[12] Сегодня их можно отнести к разряду хрестоматийных. Здесь не только впервые систематизированы свидетельства о более или менее известных представителях интересующего нас рода, но и с какой-то мистической прозорливостью указано, где именно искать свидетельства о ближайших предках писателя (тогда еще не неизвестные). Между тем, предположения этого замечательного исследователя, много лет остававшиеся невостребованными, начинают оправдываться только сейчас.[13] Статья Николая Петровича Чулкова «Род Достоевских» готовилась к печати в конце того же десятилетия и должна была войти в 36-й том «Летописи занятий Археографической комиссии».[14] Увы, именно на этом томе выпуск «Летописи» прекратился, и теперь результаты разысканий одного из самых авторитетных отечественных генеалогов курьезнейшим образом существуют только в виде примечаний к «Воспоминаниям Андрея Михайловича Достоевского»[15] и как «библиографические указания и выписки», растворившиеся в книгах последующих исследователей.[16] Фундаментальный труд М.В. Волоцкого, вышедший в Москве весной 1934 г., стал своего рода кульминацией генеалогических разысканий о Достоевских. Так кто же его автор, и в каких условиях он создавался?

+ + +

Михаил Васильевич Волоцкой родился 13 апреля (ст. ст.) 1893 г. в Ростове Ярославской губ.[17] Отец будущего исследователя – Василий Николаевич – преподавал здесь словесность в городском начальном училище.[18] По его линии Михаил Васильевич принадлежит к старинному дворянскому роду, ранние сведения о котором относятся к рубежу XV-XVI веков. С легкой руки В.В. Руммеля долгое время считалось, что основатель рода выехал из Польши.[19] Однако недавние разыскания показали, что Волоцкие – исконно русского происхождения.[20] До самого ХХ века отпрыски этого рода селились в Вологодском крае, главным образом в окрестностях уездного центра Грязовца. Память о них до сих пор хранит усыпальница знаменитой Спасо-Прилуцкой обители (1830), более известная как церковь Св. Екатерины. По имеющимся сведениям (увы, весьма и весьма скудным), прямые предки Михаила Васильевича – дед Николай Алексеевич и прадед Алексей Кузьмич – были скромными военными[21], не выделяющимися из общей массы провинциального офицерства. Родство с известным переводчиком Николаем Аполлоновичем Волоцким или военным писателем генерал-майором артиллерии Николаем Викторовичем Волоцким (уже после отставки вольнослушателем окончившим филологический факультет Московского университета), весьма интересное в русле нашего рассмотрения, оказывается достаточно дальним. Вместе с тем, именно это обстоятельство указывает на некую общность «гуманитарных» интересов, как бы присущую всему роду. В 1918 г. М.В. Волоцкой оканчивает естественное отделение физико-математического факультета Московского университета (по специальностям антропология и география) с дипломом I степени и остается «для подготовки к профессорскому званию» при основоположнике отечественной антропологии проф. Дмитрии Николаевиче Анучине.[22] Стажировка продлится до 29 мая 1922 г.; за это время молодой исследователь примет участие в нескольких летних экспедициях Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (главным образом в Тульскую карстовую область), а также в Краснококшайский кантон Автономной Марийской области и в Городищенский уезд Марийской области.[23] Между тем, с осени 1920 г. в оправляющейся после революционных потрясений Москве начинает свою деятельность Русское евгеническое общество (Р.Е.О.). Созданное по инициативе проф. Николая Константиновича Кольцова (в ту пору уже одного из крупнейших отечественных биологов) Р.Е.О. было призвано развивать гуманистические идеи, высказанные на рубеже XIX-ХХ веков сэром Френсисом Гальтоном.[24] Правда, русских последователей знаменитого естествоиспытателя интересовала не столько практическая, сколько исследовательская сторона его программы биологического преобразования человечества. Основной базой Р.Е.О. в Москве стал евгенический отдел Института экспериментальной биологии Наркомздрава, возглавляемый гениальным русским антропологом Виктором Валериановичем Бунаком; в конце 1920 г. М.В. Волоцкой вливается в это научное подразделение.[25] За три последующих года (по февраль 1924 г.) будущий автор «Хроники» выступил с шестью научными сообщениями на заседаниях Р.Е.О.[26]; часть из них была опубликована в главном печатном органе общества – Русском евгеническом журнале. Отметим, что доклад, состоявшийся 4 мая 1923 г., касался именно генеалогии Достоевских.[27] Той же теме было посвящено и выступление на заседании отделения Антропологии Коммунистической академии в декабре 1924 г.[28] Важно подчеркнуть, что М.В. Волоцкой причислял себя к членам-учредителям Р.Е.О., до 1926 г. он входил в состав правления Общества, исполнял обязанности его секретаря и казначея.[29] Научные интересы исследователя группировались в это время вокруг так называемой «запретительной» евгеники, разрабатывающей медико-гигиенические меры, призванные воспрепятствовать вырождению человечества. Среди них особое значение придавалось принудительной стерилизации «наследственно дефективных», под которыми тогда понимались не только врожденные наследственные олигофрены (строго говоря, к деторождению в большинстве случаев неспособные), но и люди, страдающие венерическими заболеваниями, алкоголизмом, эпилепсией (! – Н.Б.) или даже «закоренелые» преступники. Известная под именем «Индианской системы», эта стерилизация была законодательно закреплена в некоторых штатах Североамериканского союза (отсюда и название), а также в ряде стран Европы (к примеру – в Швеции и Норвегии). Идеи «негативной» евгеники и опыт их применения осмыслены М.В. Волоцким в его книге «Поднятие жизненных сил расы», вышедшей первым изданием в Москве в 1923 г. Следует сказать, что Михаил Васильевич был единственным сторонником «Индианской системы» в Р.Е.О. Все остальные его участники (а в их числе, разумеется, и Н.К. Кольцов) куда большее значение придавали как раз другой, так сказать, «поощрительной» евгенике. В свою очередь, идея «культуры талантов» вызывала большой скептицизм у М.В. Волоцкого, в силу широко известной болезненной отягощенности семей многих гениальных личностей. Осенью 1923 г., при не проясненных пока обстоятельствах, М.В. Волоцкой покидает Институт экспериментальной биологии.[30] С лета 1924 г. он уже сотрудник Государственного Тимирязевского научно-исследовательского института изучения и пропаганды диалектического материализма в составе Коммунистической академии.[31] Будущий автор «Хроники» состоит здесь в секции антропоэкологии отделения изучения биологических факторов социальных явлений, занимаясь, «главным образом, собиранием и изучением сведений о влиянии на человека климата и пищи, характера его деятельности, класса, профессии, быта и т.д.»[32] Отметим, что характерологический анализ рода Достоевского официально признан как одно из направлений его научной деятельности. В августе 1925 г. и весной 1927 г. М.В. Волоцкого даже командируют в Ленинград для обследования семейных архивов рода знаменитого писателя, хранящихся в государственных и частных собраниях.[33] В феврале 1930 г. он сообщает о некоторых результатах своих разысканий в докладе «Опыт генетического анализа некоторых элементов эпилептоидного характера».[34] К другим направлениям его научной деятельности следует отнести антропологические обследования студентов-физкультурников (в связи с данными психологической лаборатории П.А. Рубика) и работников умственного труда из числа сотрудников Академии наук, изучение изменчивости пропорций человеческой кисти у рабочий московских заводов (совместно с Институтом охраны труда) и даже кефалометрию выдающихся шахматистов (в том числе и участников международного московского турнира 1925 г.).[35] Летом 1930 г. М.В. Волоцкой совершает поездку в Абхазию для обследования абхазцев, мингрелов и негров-метисов в составе экспедиции В.К. Гиндце.[36] Увы, здесь его настигает жесточайшая малярия, последствия которой будут сказывать много лет. С середины 1930-х гг. автор «Хроники» переключается на близнецовые исследования, ведущиеся в Медико-генетическом институте имени М. Горького.[37] Как известно, это научное учреждение был разгромлено в годы сталинских репрессий, а его руководитель – С.Г. Левит – погиб в застенках НКВД. В последнее десятилетие жизни ученому удалось возвратиться в alma mater – в Музей и Институт антропологии МГУ. Теперь его исследовательская работа ведется, главным образом, в области морфологии и антропометрии кисти, а также индивидуальной, наследственной и географической изменчивости папиллярного рельефа человека (пальцы, ладони, стопы). И если публикации М.В. Волоцкого по «спорным вопросам евгеники» ныне имеют скорее исторический интерес (в конце жизни исследователь стал считать идею насильственного улучшения человечества аморальной), то работы по изучению волярного рельефа приматов (дерматоглифики) до сих пор не потеряли своего значения.[38] Больше того, М.В. Волоцкой остается крупнейшим отечественным специалистом в этой области. В 1935 г. Квалификационная комиссия Наркомпроса утвердила исследователя в ученом звании старшего научного сотрудника, 1 февраля 1938 г. Советом МГУ ему была присуждена степень кандидата биологических наук (без защиты диссертации), а 23 апреля 1940 г. решением Высшей аттестационной комиссии Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР, он стал доцентом. С 1 декабря 1942 г. М.В. Волоцкой получал академическую пенсию.[39] Не будет преувеличением сказать, что в научных кругах тех лет Михаил Васильевич был фигурой харизматической. В разное время автору этих строк довелось слышать воспоминания о нем Александра Александровича Малиновского, Якова Яковлевича Рогинского, Татьяны Дмитриевны Гладковой, Михаила Исааковича Урысона, Лидии Алексеевны Спивак, Елены Георгиевны Агарковой-Бабушкиной. Всем запомнилась какая-то особая атмосфера, окружавшая этого человека, его высокая фигура, сразу привлекающая к себе внимание (где бы ни происходила встреча – на лекции в университетской аудитории, в дворике ректорского корпуса на Моховой или просто на московской квартире), проникновенный взгляд удивительных темных глаз (знак греческой крови, доставшейся в наследство от бабки по отцу, урожденной Зограф). Много в нем было от носителя «старой», дворянской культуры. Недаром же, в среде молодых сотрудников и студентов МГУ Михаила Васильевича именовали не иначе, как «князь Волоцкой» и «с придыханием» передавали слухи о каких-то необычайных поступках, достойных скорее средневековых мыслителей и ученых. Простодушные мнения лишь подчеркивают, как тяжело жилось ученому в задыхающейся под тоталитарным гнетом стране, сколь велика была для него угроза ареста в страшную пору «ежовщины»… В годы Великой Отечественной войны Михаил Васильевич не покинул осажденной Москвы. Вместе с немногочисленными коллегами он заботился о сохранности уникальных, собранных еще А.П. Богдановым и Д.Н. Анучиным коллекций Музея и Института антропологии при МГУ, дежурил по ночам на крышах московских домов. Осенью 1943 г., участвуя в реэвакуации университета, он упал из кузова внезапно тронувшегося грузовика и получил сильнейшее сотрясение мозга. Его здоровье постепенно слабело, и 4 октября 1944 г. он скончался в одной из клиник Москвы от сердечной недостаточности.[40] Могила исследователя на Ваганьковском кладбище не имеет надписи, но может быть отыскана по месту захоронения родственников его второй жены – Ольги Евгеньевны Никифоровой (участок № 14).

+ + +

На антропологическом бланке внучатого племянника писателя Милия Федоровича Достоевского, ныне хранящемся в Музее и Институте антропологии МГУ, помечено – предложение заняться изучением рода Достоевских поступило от проф. Н.К. Кольцова 10 января 1922 г.[41] Дату первой беседы с М.Ф. Достоевским – 5 марта того же года – М.В. Волоцкой считал началом своей работы в этой области.[42] Таким образом, интересующий нас труд замышлялся и, на первых порах, осуществлялся как бы под эгидой Русского евгенического общества. Деятельность этого замечательного научного объединения до сих пор не получила достойной оценки. Однако возьмем на себя смелость утверждать, что по широте охвата, полноте и тщательности сбора материалов о человеке, уровень Р.Е.О. не только не превзойден последующей антропологической наукой, но и намного превышает современный. Генеалогические разыскания Общества (позволяющие понять, какую роль в формировании человеческой личности играют именно наследственные факторы) велись в родах Александра Пушкина, Льва Толстого, Федора Шаляпина, Максима Горького, Сергея Есенина.[43] Ценнейший материал о родственниках поэтов ХХ века был собран Г.Г. Фризеном.[44] Но только М.В. Волоцкому удалось довести дело до завершающего этапа – выхода книги. О принципах, которыми руководствовался исследователь в своих разысканиях можно судить по вопросам его первого письма к племяннику писателя Андрею Андреевичу Достоевскому: 3 января 1924 г. О каждом из членов рода Достоевских желательно было бы знать точно или приблизительно время рождения (особенно важно отметить случаи близнечества), вступления в брак, если умер, то смерти, с указанием причины последней. Кроме того, сведения о каких-либо отличительных чертах характера, вкусах, способностях, одаренности (наприм<ер,> литературной, музыкальной, научной), о странностях характера, а также и сведения об особенно тяжелых из перенесенных болезней, в особенности наследственного характера (алкоголизм, эпилепсия, слабоумие, душевные заболевания [по возможности с указанием формы заболевания и месте лечения], нервные подергивания, навязчивые идеи, менингит, рак, туберкулез, страсть к азартным играм и пр.). Из более мелких особенностей было бы интересно отметить, кто в роду был левша, отметив так же и тех, кто был левшой только в детстве, а также тех, кто в одинаковой мере владеет обеими руками. Хотя каждое сведение, проливающее свет на родословную, в данном случае может быть очень важным, проливая свет и на природу творчества и гениальности, однако, если бы Вы не пожелали, чтобы некоторые из Ваших данных были когда-либо опубликованы, то, пожалуйста, сделайте соответствующие указания, которые я обещаю Вам исполнить.[45]

Таким образом, исследователя интересовали не сухие биографические сведения, по давней традиции составляющие формализованную и, откровенно говоря, малоинформативную сущность большинства генеалогических трудов, а личностные характеристики представителей рода в биологическом, медицинском и психологическом аспектах. Забегая вперед, скажем – именно такой подход делает книгу М.В. Волоцкого уникальной. Кажется, этот труд не имеет себе равных ни в отечественной ни даже в мировой литературе. Отметим, что на протяжении всего периода работы, книга называлась «Род Достоевских, в характерологическом освещении».[46] Причем эта характерология сопрягалась с биологическими характеристиками человеческого тела – несомненным (как показали замечательные работы немецкого психиатра Эрнста Кречмера) фундаментом психических черт личности. Важно подчеркнуть, что М.В. Волоцкой собрал огромное количество материалов и о личности самого Федора Михайловича.[47] Они должны были составить вторую часть его книги, так и не увидевшую света.[48] Знакомство с подготовительными материалами убеждает в мысли: осуществись этот замысел, мы имели бы непревзойденное по полноте исследование, а в лице его автора – крупнейшего отечественного характеролога. Вместе с тем, совершенно очевидны и трудности, с которыми уже в самом начале работы столкнулся исследователь. В первую очередь укажем на трудности в получении информации. По обстоятельствам того времени (закрытость государственных архивов, недоступность многих печатных источников) М.В. Волоцкой в большинстве случаев был лишен возможности проверить или уточнить поступающие к нему сведения по документам. Именно этим определяется большинство имеющихся в книге ошибок. Чрезвычайно много искажений содержат, например, сведения, полученные от единственного представителя «подольской ветви» рода Достоевских Ф.Г. Добржанского.[49] Много неточностей и в информации, сообщенной М.Ф. Достоевским, В.Д. Голеновской (вдовой Н.Н. Голеновского, по всей видимости, редактировавшей не только линию потомков младшей сестры писателя, но и линию Шеров), О.М. Бережновой. Подчеркнем, что большинство неточностей относится к сведениям чисто биографического порядка. Напротив, все психологические характеристики, основанные на документах – дневниках, письмах, автобиографиях и даже протоколах специальных исследований, заслуживают большого доверия. В ряде случаев исследователем был предпринят специальный анализ источников, как, например, при установлении даты рождения младшего сына писателя. – Алеши[50] Важно отметить, что в поисках материала М.В. Волоцкой (живо интересовавшийся прояснением обстоятельств смерти Михаила Андреевича Достоевского) даже совершил экспедиционную поездку в имение родителей писателя Даровое под Зарайском, где доживала свой век племянница Федора Михайловича Мария Александровна Иванова.[51] Только благодаря его усилиям был сохранен памятник с могилы матери Ф.М. Достоевского на Лазаревском кладбище, ныне хранящийся в Московском музее писателя). С другой стороны, работу серьезно осложняли проблемы, так сказать, этического характера. Определенный свет на них проливает уже цитированная переписка М.В. Волоцкого с А.А. Достоевским.

2 июля 1924 г. <…> Я опасаюсь, – признавался исследователь в одном из посланий, – что по тем материалам, которые я Вам послал, у Вас может составиться нежелательное для меня представление о моей работе. В частности, это относится к генеалогической таблице – в таком виде, с зачерненными алкоголиками, она предназначалась, разумеется, не для печати, а лишь для так называемого «менделевского» (наследственного) анализа в узком кругу нашего О<бщест>ва.[52]

Понимая всю меру ответственности, М.В. Волоцкой пытался смягчать болезненные моменты сбора информации комментированием полученных им сведений, подчеркиванием научной значимости возникающих в результате его работы выводов:

Отдельные дегенеративные признаки представляют для меня, в данном случае, интерес лишь постольку, поскольку подтверждают связь гениальности и одаренности с вырождением, в то время как здоровая посредственность лишена как того, так и другого.[53]

Увы, бывали ситуации, когда конфликтов избежать все же не удавалось – вопрос о распространенности алкоголизма в роду Достоевских вызвал замешательство у А.А. Достоевского [54] и резко негативную реакцию племянницы писателя Екатерины Михайловны Достоевской.

Евгенический отдел составил родословную Достоевских, где о моем отце написано, что он был алкоголиком. Откуда они получили это известие? – возмущалась она в письме к В.С. Нечаевой.[55]

В результате М.В. Волоцкой утратил ценнейший источник информации – Е.М. Достоевская бесповоротно отказалась помогать исследователю в его разысканиях. Но так ли уж грубо «евгенический отдел» исказил реальность? Попытаемся разобраться в этом вопросе. Прежде всего, зададимся вопросом: мог ли создатель «Хроники» рода писателя что-либо придумывать сам? – Ответ должен быть совершенно однозначным: разумеется, нет! Сведения о жизни М.М. Достоевского он получил, скорее всего, от его внука – М.Ф. Достоевского. Конечно же, информация, исходящая от человека, «мало интересовавшегося своим родом»[56], могла содержать искажения. Но так ли это? Обратим внимание на причину смерти старшего брата писателя, зафиксированную в письме последнего – «нарыв в печени» и «излияние желчи в кровь»[57], иными словами речь идет о циррозе этого органа. Что за вредности могли привести к его развитию в то, относительно благополучное в экологическом отношении время? Думается, дальнейший анализ здесь – излишен. Тем более, что ситуация с Михаилом Михайловичем ничего не меняет в общей картине рода. Алкоголизм Достоевских – знак его эпилептической окрашенности, а не постыдное проявление «бытовой распущенности» отдельных его представителей. Даже при исключении из этого списка старшего брата писателя бесспорными алкоголиками должны быть признаны его сын и внук – полные тезки своего предка, а также младший из братьев Достоевский – Николай Михайлович. Сведения об этом присутствуют в тексте «Хроники». Правду сказать, черновые материалы М.В. Волоцкого (опиравшегося на свидетельства М.Ф. Достоевского и некоторые другие источники) содержат куда больше имен, но о них, до получения более достоверных сведений, лучше умолчать.

Некоторые представители медицины, – не без язвительности замечал по этому поводу А.А. Достоевский, – склонны считать чуть ли не классическими алкоголиками таких лиц, которые всю свою жизнь перед обедом выпивают по рюмке водки. Если считать алкоголиками этих последних лиц, то все Достоевские, без исключения, – алкоголики, ибо ни у кого из них не было органического отвращения к спирту.[58]

С этими рассуждениями нельзя не согласиться. Но вот свидетельство о племяннике писателя проф. Б.Ф. Адлера, к слову сказать, не включенное М.В. Волоцким в текст его книги:

Андрей Андреевич Достоевский – человек, несомненно, способный, даже талантливый, но с очень большой слабостью к алкоголю – почти всегда бывал выпивши, причем в этом своем состоянии он обычно впадал в заносчивый тон с окружающими, в силу чего имел много недоброжелателей, которые воспользовались смертью П.П. Семенова-Таньшанского, очень благоволившего к А.А., для того, чтобы удалить его из Русского Географического общества.[59]

В таком случае становится понятным, почему весьма осторожную позицию к разысканиям М.В. Волоцкого первоначально занял и внучатый племянник Ф.М. Достоевского – профессор истории Юрий Алексеевич Иванов. Правда, познакомившись с «Хроникой рода Достоевского» уже после выхода ее из печати, он отказался от всех своих подозрений.[60] У Милия Федоровича Достоевского, напротив, отношение к работе М.В. Волоцкого менялось от спокойно-заинтересованного, по крайней мере, нейтрального – до резко отрицательного, прямо-таки обструкционистского.[61] Судя по всему, полностью уклонился от общения с исследователем внук старшего брата писателя экономист и историк Владимир Михайлович Владиславлев – личность весьма яркая. Правда, здесь он руководствовался своими резонами – его вообще не прельщали лавры родственника какой-либо знаменитости. По семейным воспоминаниям, он сильно негодовал на своих сестер, без особенного стеснения эволюционирующих из Бережновых, Жекулиных и Владиславлевых в Достоевских. Имеются основания полагать, что даже Андрей Андреевич Достоевский, много и деятельно помогавший М.В. Волоцкому в его разысканиях, все-таки фильтровал важную для того информацию. Так, например, он скрыл факт смерти своей малолетней сестры Марии от эпилептических судорог. «Умерла от крупа» – только и значится в сообщенной им информации.[62] А ведь смерть несчастного ребенка подробно описана в рукописи воспоминаний А.М. Достоевского, редактором и публикатором которых был Андрей Андреевич.[63] Следовательно, он не мог не знать обо всех обстоятельствах столь печального события.

Новые обвинения обрушились на автора уже после выхода его книги из печати.

Итак, книга Волоцкого у Вас есть, – писала 4 февраля 1935 г. невестка Федора Михайловича – Екатерина Петровна Достоевская – крупнейшему исследователю творчества Ф.М. Достоевского за рубежом – Альфреду Людвиговичу Бему. – Задумана она хорошо, но выполнить эту задачу, особенно заключение, Вол<оцкому> не удалось, по общему мнению и по нашему личному впечатлению. Много неточностей, даже в датах, некорректностей; так Ивановы дали материал, чтобы кое-что, наиболее нужное, было напечатано, а Вол<оцкой>, не уведомив их, напечатал все. Та же некорректность в отношении Андрея и меня. Считая, что для характеристики Фед<ора> Фед<оровича> не так необходимо упоминать о моем личном разрыве с ним – начиная с 1916 года – и в особенности из-за детей, которых я не посвящала в свои личные переживания, я не углублялась в этот вопрос в разговоре с Вол<оцким>. Он же не счел нужным дать мне или Андрею просмотреть или прокорректировать тот лепет, кот<орый> наболтала Михаэлис о периоде, когда она не знала Фед<ора> Фед<оровича>; смешивая всеми уважаемого Рибопьера с какими-то полутемными (?) личностями Герц<енбергом> и Левенс<оном>, будто друзьями Фед<ора> Фед<оровича>, кот<орых> я, однако, за 13 лет моей совместной жизни никогда не видала у себя в доме.<…> Андрей изображен 16-ти летн<им> мальчиком, когда это совсем зрелый и совершенно другой, сложившийся и много поработавший над собой человек, очень индивидуальный.[64]

Возьмем на себя смелость сказать, что в данном случае некорректна сама Екатерина Петровна. С какой стати она или ее сын должны были бы «корректировать» воспоминания другого человека? Конечно, по-человечески, переживания подобного рода понятны: для Екатерины Петровны было чрезвычайно неприятным одно только упоминание о гражданской жене ее бывшего мужа – Леокадии Стефановны Михаэлис. А ведь в книге приведены и посвященные той стихи – единственное, что уцелело от литературного наследия Федора Федоровича. Писались ли они в период его супружества с Екатериной Петровной? Посвящались ли ей? Качество воспоминания Л.С. Михаэлис оценит сам читатель. На наш взгляд, они – великолепны. Увы, столь же предвзята Екатерина Петровна и в прочих своих обвинениях. Так, о дружбе Ф.Ф. Достоевского с В.О. Левенсоном свидетельствует хотя бы их совместная фотография 1883-1884 г. из альбома А.Г. Достоевской (ныне – в собрании Пушкинского Дома).[65] Больше того, именно в этом качестве Василий Осипович упомянут самой Екатериной Петровной в ее письме к М.В. Волоцкому от 5 апреля 1925 г.[66] Текст этого послания даже вошел в «Хронику рода Достоевского»! (См. стр.154.) Сведения о младшем внуке писателя в пору его юности в книге действительно отсутствуют, но были ли они предоставлены? Что же касается Ивановых, то с ними публикуемый материал М.В. Волоцкой, как раз таки, согласовывал. На этом вопросе следует остановиться подробнее. Известно, что при публикации сведений о потомках младшей сестры писателя – Веры Михайловны, в замужестве Ивановой – у некоторых из них были изменены имена. Отмеченное обстоятельство коснулось лишь тех лиц, с которыми не удалось согласовать публикацию или у тех, кто действительно не хотел фигурировать в книге под своим подлинным именем.[67] Таковых персоналий всего три – это внучки В.М. Ивановой Вера (в книге – Анна) и Татьяна (в книге – Варвара), а также внук Сергей (в книге – Андрей). Однако претензии исходили вовсе не от них [68], а от их сестры Елены Алексеевны Ивановой. На протяжении многих лет (практически до самой смерти в 1972 г.) она распространяла слухи о каких-то, будто бы имевших место прегрешениях М.В. Волоцкого в ее отношении. Между тем, она фигурирует в книге под своим подлинным именем, хотя имела несомненную возможность изменить его, подобно сестрам. Хотя бы – как главный редактор «ивановской» ветви рода.[69] Больше того, имеются свидетельства, что исследователь оплатил ей (из своего гонорара) опубликованную в «Хронике» автохарактеристику «Моя жизнь».[70] Интересно, что в своих письмах к М.В. Волоцкому Е.А Иванова восставала лишь против неправильно приписанного ей письма на стр.264 («На меня напала мания Плюшкина…»), не заключающего в себе, как не трудно убедиться, ничего скандального. А в принадлежавшем ей экземпляре «Хроники» (ныне хранится у племянницы Елены Алексеевны Надежды Натановны Спивак) нет (за исключением одной мелочи) никаких исправлений. Известно, также, что после выхода книги в свет Е.А. Иванова не порвала отношения с исследователем. До самого августа 1944 г., она тиранила его письмами, полными душных интимных подробностей о своей жизни.[71] Не знаем, сумеем ли мы объяснить поведение этой женщины? Но именно так, не понимая, сколько вредит автору, она переживала восторг от выхода книги и своего присутствия в ней! По воспоминаниям родственников, Е.А. Иванова всю жизнь чрезвычайно гордилась своим родством с Федором Михайловичем, а с «Хроникой рода» буквально не расставалась ни на день. О том, насколько М.В. Волоцкой был осторожен с имеющейся у него информацией, говорит хотя бы следующий факт: в опубликованном тексте книги нет указания на одну анатомическую особенность М.Ф. Достоевского – ввиду ее, так сказать, весьма деликатного свойства. Между тем, в родословных таблицах этот человек отмечен специальным значком «конституциональные аномалии разные». Также отсутствует информация о том, что Ю.А. Иванов «временно находился на излечении в клинике Гордина», поскольку тогда это составляло врачебную тайну.[72] О щепетильности исследователя свидетельствуют и следующие фрагменты его писем к Андрею Андреевичу Достоевскому: 9 апреля 1927 г. (черновик) <…> Мне очень жаль, что я не посмотрел у Вас таких интересных вещей, как переписка Марии Федоровны и Михаила Андреевича (родителей писателя – Н.Б.). Это мне очень было бы интересно даже в том случае, если бы Вы не дали разрешения использовать ее в моей работе.[73] 13 ноября 1924 г. Если Вы увидите ее (Екатерину Михайловну Достоевскую – Н.Б.), то передайте, пожалуйста, что я очень прошу ее, так сказать, благословения на включение в родословную Достоевских Игоря Лури.[74] Относительно Прасковьи Ивановны <Аникиевой> и ее сына (от старшего брата писателя – Н.Б.) Ивана я не настаиваю. Я их знаю только по именам, и изъятие их не убавит ничего от моей работы. Но Игорь Лури интересен для меня как музыкант, а одной из характернейших черт Достоевских является как раз музыкальность.[75]

Знакомство с текстом «Хроники» обнаруживает, что ее автору удалось отстоять обоих. Благодаря этому оказываются возможными генеалогические разыскания в чрезвычайно интересном направлении. Дело в том, что еще в мае 1914 года в одной провинциальной «ежедневной политической, общественной и литературной газете» были напечатаны фотографии Ф.М. Достоевского, «найденные в ростовском сиротском суде».[76] Понятно, что их публикация могла состояться только по причине широчайшей известности имени Федора Михайловича. Между тем, на оборотной стороне одной из фотографий имелось послание (факсимильно воспроизведенное публикаторами), из которого со всей определенностью следует, что на них изображен не сам писатель, а его племянник – Федор Михайлович-младший! Указанное письмо адресовано «брату Ване». Резонно предположить, что этим человеком является не кто иной, как внебрачный сын М.М. Достоевского Иван Аникиев, следы которого, казалось, были безвозвратно потеряны для исследователей. Переписка А.А. Достоевского с М.В. Волоцким обнажает и еще одно, возникшее в период работы над книгой осложнение. Увы, от подобных неприятностей и ныне не застрахован ни один исследователь:

22. IX.1928 г. Москва. Когда Вы были в Ленинграде, кажется, в 1925 г., то я просил Вас, – гневался племянник писателя, – чтобы те выписки из неизданных воспоминаний моего отца, которые я Вам сообщил еще раньше специально для Вашей работы о Достоевских, оставались только у Вас и чтобы Вы их никому не передавали. Вы тогда мне обещали это. Вчера, просматривая новую книжку Л.П. Гроссмана «Достоевский на жизненном пути», я был очень неприятно удивлен, увидев некоторые из моих выписок, сообщенных мною специально Вам, напечатанными в названном издании. В особенности меня поразило, что описание убийства Михаила Андреевича <Достоевского> целиком вошло в книгу Гроссмана. Л.П. Гроссман то ссылается на Вас, то прямо указывает на неизданную рукопись воспоминаний Андрея Михайловича <Достоевского>, которой он никогда не видел. Очевидно, только Вашей неосторожностью и неопытностью можно объяснить этот неприятный случай. Я очень прошу Вас еще раз никому впредь не давать ни для прочтения, ни для копирования моих выписок из рукописи Андрея Михайловича, которые я сделал Вам в 1924 г. доверительно и исключительно для Вашей работы. Еще более меня поразило, что исторические разыскания о Достоевских, которыми Вас снабдил Николай Петрович Чулков (об этом Вы мне и говорили, и писали, и говорил мне сам Николай Петрович) вошли в «хронологическую канву» под Вашим именем, без единого указания на труд Н.П. Чулкова.[77] Вы, конечно, уже извинились в этом перед Николаем Петровичем, а если, паче чаяния, этого еще не сделано, то я настоятельно рекомендовал бы Вам поторопиться с этим. Очень прошу Вас, дорогой Михаил Васильевич, принять настоящее письмо не за casus belli, а исключительно лишь как добрый совет, который я считаю себя вправе Вам предложить как человек, значительно старший Вас годами. Надеюсь, также, что наша переписка по поводу Вашей работы <…> не прекратится.[78]

К великому сожалению, рассмотренные выше трудности были не только не единственными, но даже и не самыми главными. Куда серьезнее были проблемы иного рода. Поскольку М.А. Достоевскому удалось восстановить былое дворянство, на судьбах его потомков не могли не сказаться роковые события российской истории начала ХХ века. 27 июля 1919 г., как заложник из числа бывших офицеров, по обвинению в дезертирстве из Красной Армии его брата (в действительности не имевшем места), был расстрелян внучатый племянник писателя Дмитрий Николаевич Голеновский.[79] Буквально несколькими днями раньше в селе Красном под Ярославлем пьяные милиционеры закололи штыками обличавшего их действия мужа внучки Андрея Михайловича Достоевского Сергея Николаевича Ленина.[80] Между тем, по какой-то жуткой иронии судьбы, именно от отца Сергея Николаевича получил свой партийный псевдоним, позже ставший второй фамилией, «пламенный вождь» мирового пролетариата. Теснейшим образом с Белым движением в Сибири оказался связанным и Юрий Алексеевич Иванов. Правда, на его счастье, сведения об этом стали известны органам государственной безопасности только весной 1943 г. Тогда же Ю.А. Иванов был осужден на пять лет лагерей, но это уже история другого времени.[81] С конца 1920-х на представителей интересующего нас рода вновь обрушились репрессии. Так, например, летом 1929 г. из Донского политехнического института «за дворянское происхождение» был отчислен внук писателя Андрей Федорович Достоевский.[82] Продолжать образование пришлось в Ленинграде. Однако очень скоро, 14 ноября 1930 г. по печально известному «Делу академиков» здесь был арестован только что приютивший племянника Андрей Андреевич.[83] Его освобождение стало возможным лишь благодаря хлопотам А.Ф. Достоевского, заступничеству А.В. Луначарского и … приближающемуся 110-летию со дня рождения Федора Михайловича! Тем поразительнее факт: до распада в 1991 г. Советского Союза все кровные родственники писателя жили на территории этой страны! Исключение составил только Феодосий Григорьевич Добржанский, отказавшийся вернуться из научной командировки в США. Письмо ученого к академику Н.И. Вавилову от 10.VIII. 1931 г. с сообщением о принятом им решении было написано в чрезвычайно резкой форме.[84] Результатом стал тяжкий ярлык «невозвращенца», воспрепятствовавший приезду Ф.Г. Добржанского на родину даже после «хрущевской оттепели»… Несомненно, М.В. Волоцкой не мог и думать об обнародовании всех этих сведений. Тем не менее, он попытался, на наш взгляд, сохранить для будущих исследователей хотя бы намек на произошедшие события. Так, например, в биографической справке о С.Н. Ленине указаны только года его рождения и смерти.[85] Однако несколькими страницами дальше, в информации о старшей дочери С.Н. и А.М. Лениных специально отмечено, что тринадцатилетняя девочка «умерла от нервного расстройства, вызванного смертью отца».[86] О Ф.Г. Добржанском сказано, что в 1928 г. он находился в научной командировке в Америке, «где работал по генетике дрозофилы в лаборатории Моргана при Нью-Йоркском Columbia University».[87] Пытаясь как-то смягчить «не созвучность эпохе», автор «Хроники» несколько усилил «революционное прошлое» некоторых представителей исследуемого им рода. Таковым, например, показан дядя Ф.Г. Добржанского по матери Иван Васильевич Войнарский, якобы сосланный в Сибирь «по делу убийства Вел. Кн. Сергея Александровича».[88] Однако даже простое размышление над фактами его биографии показывает невозможность такого жизненного пути. В самом деле, как можно за три-четыре года пройти арест, ссылку, полный курс обучения в Томском университете? Больше того, согласно Ф.Г. Добржанскому, перед смертью (в 1909 г. или в 1908 г.[89]) его дядя успел возвратиться в некогда покинутый им Киев, жениться и даже дождаться рождения детей (в 1907 г.). Не меньшие сомнения вызывает и факт расстрела деникинцами Петра Васильевича Войнарского. Новые архивные разыскания позволили прояснить эти вопросы, однако их рассмотрение выходит за рамки нашей статьи.[90] Роспуск Н.К. Кольцовым в 1930 г. Русского евгенического общества и реорганизация Тимирязевского института можно считать своего рода сигналоми, сколь небезопасными после «великого перелома» стали дальнейшие изыскания в этом направлении. Однако М.В. Волоцкой продолжает свой подвижнический труд.

Что касается моей книги, – пишет он 18 сентября 1930 г. А.А. Достоевскому, – то она, по-видимому, пока застряла. Очень уж туго переживается противоречие между ее размерами, с одной стороны, и недостатком бумаги – с другой. Но я не унываю и продолжаю предпринимать различные шаги к ее изданию. В частности, не оставляю мысли о возможности ее издания при Академии наук.[91]

Несомненно, столь долгий путь книги к читателю связан и с трудностями цензурного характера. О них, в частности, упоминает в своей, откровенно говоря – малосодержательной заметке о Достоевских обосновавшийся в «вольных» Афинах генеалог В.С. Арсеньев.[92] 24 октября 1930 года автор «Хроники рода Достоевского» обратился с письмом к А.В. Луначарскому (в то время председателю Ученого комитета при ЦИК СССР):

Многоуважаемый Анатолий Васильевич! Моя работа «Род Достоевских в характерологическом освещении» находится сейчас в Комакадемии, где имеется возможность ее издания. В ближайшее время должен решиться вопрос о ее судьбе. В этот момент Ваше слово могло бы значить так много, что я обращаюсь к Вам с просьбой еще раз оказать свою помощь в таком трудном и длительном рождении моей работы на свет. Если бы удалось двинуть дело быстрым темпом, то есть еще надежда, что книга выйдет в юбилейном 1931 году. Я надеюсь также, что она выйдет с обещанным Вами предисловием. Уважающий Вас, М. Волоцкой. Москва, Софийская наб., 10, кв. 8.[93]

Как мы знаем, книга вышла только через три с лишним года, под редакцией М.А. Цявловского (с предисловием психиатра П.М. Зиновьева), в доживающем последние дни кооперативном издательстве «Север». Каково же значение собранной здесь информации? Прежде всего, оно – в обилии, многообразии и достоверности большинства собранных фактов. Фактов, которые каждый обращающийся к книге исследователь может использовать в зависимости от стоящих перед ним задач. С одной стороны – это сведения биографического характера. К примеру, информация, почерпнутая из «Хроники», в явной или скрытой форме присутствует во множестве популярных и строго научных изданий, так или иначе касающихся жизни и творчества писателя. Ею полны беллетризованные биографии Федора Михайловича, написанные Ю. Селезневым[94] и Л. Гроссманом[95], книга В.С. Нечаевой «В семье и усадьбе Достоевских»[96], фундаментальное исследование И.Л. Волгина «Родиться в России»[97], «Летопись жизни и творчества писателя»[98], указатель имен к томам Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского, выпущенного Институтом русской литературы (Пушкинским Домом) и др. Между прочим, в последнем источнике дата смерти племянницы писателя – Варвары Андреевны Савостьяновой – после 1933 г.[99] – указана явно с оглядкой на «Хронику». А ведь могила этой женщины сохранилась на Смоленском кладбище в Петербурге, находящегося на том же Васильевском острове, что и Пушкинский Дом. Материалы М.В. Волоцкого заинтересовали и проф. Рене Миллера и должны были войти в издающийся им в Вене сборник о писателе.[100] Увы, судьба этой публикации нам неизвестна. Вместе с тем, содержащаяся в книге информация полностью опровергает слухи о возможном родстве с Федором Михайловичем известного российского предпринимателя Александра Павловича Владиславлева или замечательной актрисы Театра Советской Армии в Москве Любови Ивановны Добржанской, и по сей день витающие вокруг имени этих людей. Точно также, не является родственницей писателя и жительница города Пинска Маргарита Петровна Паутова, якобы происходящая от родной сестры матери Федора Михайловича Марфы (фигуры абсолютно мифической), героиня сенсационных публикаций в различных провинциальных изданиях.[101] Хранящаяся в семье М.П. Паутовой фотография Ф.М. Достоевского (якобы с его автографом), по сути, является пересъемкой, выполненной в московском ателье И. Александровского уже после смерти писателя.[102] Увы, не встраивается в родословную Достоевских и Сергей Николаевич Достоевский, отец которого сумел доказать в Путиловском сельсовете Оленинского района Калининской области (1930 г.), что его дед Евдоким Дмитриевич в свое время носил столь прославленную фамилию.[103] По нашим данным (включающим и информацию ГИЦ МВД РФ), следы «неучтенных» Достоевских отмечаются в Москве, Петербурге, Астрахани, Валдае, Нарве, Мелехузовском районе Башкирии и Волжском районе Марийской автономной республики. Однако, единственными, кто может всерьез претендовать на родство с великим писателем, оказывается житель Киева Павел Петрович Достоевский (в прошлом – главный ветеринарный врач Украины) и его одесские родственники.[104] С другой стороны, собранные М.В. Волоцким сведения позволяют проводить широкий анализ, так сказать, по «специальным» вопросам медико-биологического профиля. К примеру, известный отечественный генетик В.П. Эфроимсон использовал материал «Хроники» для обоснования своей гипотезы о мономерно-аутосомно-доминантном типе наследования у человека комплекса эпилепсии с эпилептоидными чертами характера.[105] Действительно, судорожные пароксизмы наблюдались как минимум у пяти близких родственников писателя, а эпилептоидные черты характера в той или иной степени присущи большинству представителей этого рода. Интересно, что еще в 1930-е гг. немецкий невролог Клаус Конрад обратил внимание на один любопытный факт – в эпилептических семьях чаще, чем где-либо рождаются дизиготные (разнояйцевые) близнецы.[106] Действительно, в роду Достоевских на 161 роды от поколения родителей Федора Михайловича до его правнука – Дмитрия Андреевича Достоевского – приходится 6 пар близнецов (из них 4 – разнополых, т.е. однозначно – дизиготных). Это составляет около 3,7 %, в то время как в России и странах Европы на рубеже XIX-XX веков близнецов (причем, как дизиготных, так и монозиготных) рождалось всего около 1 %.[107] Факт замужества сестры писателя Варвары Михайловны за эпилептиком Петром Андреевичем Карепиным может служить ярким примером так называемой «ассоративности» браков, когда супружеские союзы чаще заключаются между людьми, сходными в отношении морфологических (рост, цвет кожи и проч.) или психических черт. Много эпилептиков было и в роду Рыкачевых.[108] Между прочим, эпилептоидные черты характера обнаруживаются и у второй жены писателя Анны Григорьевны, и у ее невестки Екатерины Петровны, и даже у возлюбленной Достоевского Апполинарии Сусловой. Вообще говоря, обрисованная М.В. Волоцким характерология показывает в какой мере сам Федор Михайлович является, так сказать, плотью от плоти своего рода. Несколько огрубляя картину, можно даже говорить, что в роду Достоевских нет ни одного типичного качества, которое, хотя бы в смягченном виде, не обнаружилось бы и у самого яркого его «выдвиженца». Точно также, и все личностные особенности Федора Михайловича присутствуют хотя бы у нескольких его кровных родственников. Другое дело, что, будучи феноменально одаренной личностью, писатель часто оказывался гораздо мудрее и выше своего родственного окружения. Характерологический анализ рода, предпринятый самим М.В. Волоцким, содержится в заключительной главе его «Хроники». С одной стороны, он построен на достижениях бурно развивающейся в то время генетики, с другой – на представлениях о связи телосложения с психическими характеристиками личности, сформулированными ранее знаменитым немецким психиатром и психологом Эрнстом Кречмером. И, хотя, некоторые допущения М.В. Волоцкого (как, например, детерминация отдельных черт человеческой личности единичными генами) сейчас можно считать однозначно устаревшими, никаких более серьезных возражений (по крайней мере, у автора этих строк) его рассуждения и выводы вызвать не могут. Но, разумеется, род Достоевских интересен нам прежде всего своей обширной и разнообразной одаренностью! Так, например, литературным даром обладали старший брат писателя Михаил Михайлович, дети – Любовь Федоровна и Федор Федорович, внучатые племянники Владимир Михайлович Владиславлев и Юрий Алексеевич Иванов, правнучатая племянница Вера Сергеевна Ленина и многие другие. Творчество большинства из них отражено на страницах «Хроники». Интересно отметить, что в своих литературных вкусах и В.М. Владиславлев и Ю.А. Иванов (подобно замечательному поэту «Серебряного века» графу Василию Комаровскому[109]) явно тяготели к лапидарной античной поэзии. В творческом наследии обоих имеются талантливые стилизации в духе древних авторов. Кроме того, В.М. Владиславлев оставил еще и переводы из Тибула, Марциала и Горация[110], а Ю.А. Иванов – из Авзония.[111] Отметим заодно (не называя имен), что среди родственников Федора Михайловича нередки были и люди с огромной тягой к литературному творчеству, но, к сожалению, не имевшие к тому никакого таланта. Думается, это наблюдение важно для понимания природы творческого гения. Ведь его характерными чертами являются не только врожденная способность делать что-либо много лучше других, но и неукротимое стремление к реализации этой способности. Что, если эти качества детерминируются разными генами? Еще более выраженной оказывается в роду Достоевских музыкальная одаренность – здесь мы с полным правом можем указать на уже упомянутого старшего брата писателя, его сыновей Михаила и Федора, а также на дочь последнего Татьяну. Кроме того, несомненными способностями к музыке обладали племянница писателя Мария Александровна Иванова и его более отдаленные родственники – Инна Владимировна Иванова, Александр Владимирович и Михаил Владимирович Владиславлевы, а также Игорь Борисович Лури и Ирина Владимировна Достоевская (Крюкова). Столь же высока в роду и художественная одаренность. Известно, например, каким прекрасным рисовальщиком был все тот же М.М. Достоевский-старший. Профессиональными художниками стали его прямые потомки Вера Александровна и Евгения Александровна Владиславлевы, а также дочь первой Татьяна Петровна Юрченко, ныне проживающая в Киеве. Яркий талант карикатуриста прорезался в свое время у внука писателя Андрея Федоровича Достоевского. Между прочим, исследователи творчества Федора Михайловича неоднократно подчеркивали, сколь замечательны и его собственные рисунки! Наконец, стоит отметить и научную одаренность интересующего нас рода. В подтверждение сказанного достаточно назвать имена приват-доцента Военно-медицинской академии Александра Андреевича Достоевского – первым описавшего гаплоидный набор хромосом в половых клетках аскариды и Феодосия Григорьевича Добржанского – одного из крупнейших генетиков ХХ века. Мария Владимировна Савостьянова и Дмитрий Дмитриевич Хмыров получили степень доктора физико-математических наук, а Лев Иванович Балабух – доктора технических наук. Талантливыми историками были уже упоминавшиеся Юрий Алексеевич Иванов и Владимир Михайлович Владиславлев. В их число следует добавить и Андрея Михайловича Рыкачева. Знакомство с творческим наследием Милия Федоровича Достоевского обнаруживает, что творческий диапазон этого замечательного искусствоведа был едва ли не безграничен![112] Право, обозревая общую картину фамильного древа Достоевских, невольно ловишь себя на мысли, что замечательная книга М.В. Волоцкого, в своем роде, – творение антиевгеническое. В самом деле, талант и болезнь (вообще говоря, отнюдь не имманентно присущие друг другу явления) подчас чрезвычайно тесно переплетаются в родах гениев. Так тесно, что их уже невозможно отделить друг от друга, как невозможно, например, разделить пальцы крепчайшим образом сцепленных рук или переплетенные ветви деревьев. И волевые попытки разрешения этой проблемы чреваты самыми плачевными последствиями. Положа руку на сердце, много ли мы знаем о природе таланта? Или о путях и причинах наследственной патологии? И чем нам придется руководствоваться при осуществлении, так сказать, коррекционных мероприятий? Вряд ли будет преувеличением считать, что по уровню своих знаний в этих областях человечество пока еще пребывает в периоде младенчества. Кажется, к подобным выводам пришел в конце своей жизни и сам автор «Хроники рода Достоевского».

+ + +

25 августа 1934 г. Леонид Петрович Гроссман, вероятно получив причитающийся ему экземпляр книги о роде Достоевского, писал ее автору:

Шлю искреннее спасибо, многоуважаемый Михаил Васильевич, за Ваш исключительно ценный для меня подарок. Сердечно приветствую Вас с выходом Вашего долголетнего труда, несомненно, составляющего эпоху в изучении Достоевского. С громадным интересом перечел знакомые мне благодаря Вашей товарищеской любезности, материалы, проливающие столько света в истории жизни и творчества Достоевского. Это образцовая работа, увлекающая новизной постановки главной темы и свежестью собранных материалов. От всей души желаю Вам, себе и всем «достоевцам» скорейшего выхода второго тома![113]

Приблизительно в это же время дает свой отзыв на книгу и Георгий Иванович Чулков, председательствующий в комиссии по творческому наследию Ф.М. Достоевского. Полностью не приняв имеющегося здесь «характерологического анализа» (как «обусловленного сомнительными «достижениями» психопатологической методологии»), авторитетнейший рецензент все же не мог не признать, что первые одиннадцать глав «Хроники» «представляют интереснейший материал, прежде всего для историка и социолога», благодаря чему «книга М.В. Волоцкого в своей документальной части является богатым вкладом в нашу научную литературу».[114] Что ж, негативное отношение к психопатологическому или, точнее, патографическому анализу человеческой личности было в то время, можно сказать, общим местом. Недаром, ведь, со всех сторон лились умопомрачительные речи о перевоспитании человеческой природы, какой-то неустанной работе с «человеческим материалом», созидании «нового человека». Роль социальных (а если шире, – то средовых) факторов в формировании психики – несомненна. Вряд ли можно спорить и с тем, что воспитание призвано смягчать негативные проявления человеческих характеров. Но удастся ли при этом переделать один темперамент в другой? На наш взгляд, с таким же успехом можно говорить о перевоспитании зайцев в кроликов, а петрушки в герань! Впрочем, недоброй памяти идеи Лысенко и Лепешинской расцветали как раз в то печальное время… В связи с этим следует особо отметить впечатление, которое произвела книга М.В. Волоцкого на крупнейшего отечественного невролога Сергея Николаевича Давиденкова. В апреле 1935 г. он также обратился к автору «Хроники» со специальным письмом, где, высказав несколько полемических мыслей о природе наследственности эпилепсии и путях ее изучения, специально отметил удовольствие, которое ему доставило чтение этой «исключительно интересной книги».[115] Как видно, наличие эпилепсии у Ф.М. Достоевского было для С.Н. Давиденкова фактом несомненным. В связи с этим нельзя не коснуться затеянной в начале 1990-х гг. невропатологом Н.И. Моисеевой[116] и психиатром О.Н. Кузнецовым[117] нелепой, совершенно безответственной компании по очищению «светлого образа» писателя от «тяжкого клейма» эпилепсии. У нас нет никакого желания бросить тень на имена этих исследователей (ныне – уже покойных), однако их псевдонаучные публикации могут ввести, да что там – уже ввели в заблуждение лишенных медицинских знаний биографов писателя.[118] Не имея ни возможности, ни желания для критического анализа указанных статей, написанных ниже всякой критики, позволим себе лишь небольшую автоцитату из нашей более ранней работы. Быть может, высказанные здесь мысли снизят эмоциональный накал и мотивацию будущих защитников «доброго имени» Федора Михайловича:

Во-первых, эпилепсия диалектически связана с проблемой устойчивости организма к повреждающим воздействиям и, следовательно, в определенном смысле, является как бы необходимым условием, чуть ли не платой за приобретение некоторых физических и психических качеств, необходимых личности для самореализации. Во-вторых, время от времени нарастающее возбуждение нервной системы, характерное для эпилептиков, играет роль некоего «стимулятора», который обеспечивает необходимый тонус для творчества, если только он оказывается посильным своему обладателю. Наконец, ярчайшие и совершенно необычные ощущения человека перед самым началом припадка, переживаемые иногда эпилептиками, как миг какого-то необыкновенного озарения и блаженства, конечно же недоступны другим, неподверженным этому заболеванию людям. Не эти ли переживания и легли в основу, оказались пусковым моментом той сверхидеи мировой гармонии, что как путеводная звезда вела писателя за собой на протяжении всего его творчества?[119]

+ + +

Среди бумаг М.В. Волоцкого, хранящихся в РГАЛИ, имеется и маленькая газетная вырезка с анонимной рецензией на книгу Николая Ашукина «Живой Пушкин». Выпушенная в 1926 г. книга Ашукина представляла собой некий свод документальных свидетельств о поэте и в этом смысле может рассматриваться в качестве своеобразного предшественника «Хроники рода Достоевского». Приведем небольшой фрагмент заинтересовавшей нас рецензии, специально выделив фразы, отчеркнутые на полях, надо думать, рукой самого Михаила Васильевича:

Работа интересная и вместе с тем крайне трудная. Биографический материал достаточно богат, но полон противоречий, что понятно, если вспомнить, какой многогранной и страстной натурою был Пушкин. От составителя «исторической мозаики» требовались величайший такт и чувство меры. Он должен был отобрать материал таким образом, чтобы все эти противоречия не исключали друг друга, а лишь еще более рельефно и выпукло обрисовывали своеобразную фигуру поэта.[120]

Не правда ли, отмеченные строки отражают и атмосферу, в которой писался фундаментальный труд о роде Достоевского? И разве его автор не создал (там, где это было возможно) замечательные по своей полноте и объему характеристики многочисленных родственников писателя? Таким образом, нельзя не согласиться с С.Н. Давиденковым, писавшим в уже цитированном нами послании:

Я думаю, что это именно тот тип литературы, который нужен будет для всех наших выдающихся людей.[121]

И пусть исследования в этой интереснейшей области будут продолжены! Москва-Петербург

1 Гроссман Л. Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. М.; Л. 1935. С.15. 2 Жизнь князя Андрея Михайловича Курбского в Литве и на Волыни. Киев. 1849. Т.1. С.94-95. Т.2. С.14-15. 19. 3 Достоевский в изображении своей дочери. СПб. 1992. С.21. 4 Гроссман Л. Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. С.16. 5 Там же. 6 Там же. См., также: Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. М. Север. 1933. С.22. 7 Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф.117. Оп.1. Ед. хр.25. Л.568. Последнее свидетельство вызывает недоумение, поскольку по утверждению нынешнего директора Музея села Достоева Анатолия Иосифовича Бурака каменные плиты с хорошо читаемыми надписями лежали на старом кладбище еще и в 1950-е гг. 8 См., например, письмо А.Г. Достоевской к А.А. Достоевскому от января 1902 г. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (Москва). Ф.93. Раздел 2. Оп.3. Ед. хр. 46. Л.16. 9 Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского. Л. 1930. Издательство писателей в Ленинграде. 427 с. 10 Надежда Евфимовна Глембоцкая – двоюродная сестра писателя. В конце ноября 1879 г. обратилась к Ф.М. Достоевскому с просьбой о помощи. Ее письмо является уникальным источником информации о семье деда писателя. Подробнее см.: Материалы к биографии Ф.М. Достоевского. Письмо Н.Е. Глембоцкой. Достоевский: материалы и исследования. СПб. 2001. Вып.16. С.405-408. Подготовка текста Н.Ф. Будановой и Н.Н. Богданова. Вступительная заметка и примечания Н.Н. Богданова.К сожалению, здесь имеется досадная опечатка, допущенная по вине редактора издания С.А. Ипатовой, не только делающая И.Л. Волгина исследователем XIX века (!), но и полностью уничтожающая смысл всего абзаца. 11 Первое издание отпечатано в 1790 г. типографией Почавской лавры. Под № 215 здесь имеется акростих, помеченный указанием: «Творец Достоевский по краегранению» и читающийся как «ДОСТОЕВСКИ». Автор указанного стихотворения до сих пор не установлен, однако им мог быть прадед Федора Михайловича, владелец села Клечковцы под Ковелем, позже униатский парох местечка Янушполь – Григорий Гомерович Достоевский (умер после 1787 г.) или кто-либо из его детей – униатский парох села Скала под Винницей – Иоанн Достоевский (1754 – после 1798) или униатский, позже православный священник села Войтовцы Андрей Достоевский (1755 – 1819, дед писателя). 12 Любимов С. Ф.М. Достоевский. (К вопросу о его происхождении). Литературная мысль. Кн.1. Пг. 1922. С. 208-210. Любимов С. К вопросу о генеалогии Достоевского. Достоевский. Статьи и материалы под ред. А.С. Долинина. Т.2. Л. 1924. С. 303-308. 13 Подробнее см.: Богданов Н.Н., Роговой А.И. Кто вы – Андрей Достоевский? Достоевский и мировая культура. Вып.20. СПб.; М. 2004. С.277-294. Роговой А.И., Богданов Н.Н. Родословие Достоевских: в поисках утерянных звеньев. Там же. Вып. 21. СПб. 2005. С.175-189. 14 См.: Примечания к «Воспоминаниям А.М. Достоевского». Гранки. Л.1. (В опубликованном тексте книги ссылка на «Летопись» отсутствует). Выражаем признательность московскому библиофилу Николаю Васильевичу Паншеву за предоставленную возможность ознакомиться с текстом этого документа. 15 Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского. С.409-410. 16 См., например: Гроссман Л. Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. С.9, 15, 20. Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.22-41. 17 Наука и научные работники СССР. Часть 4. Научные работники Москвы. Л. 1930. С.53-54. Та же дата стоит и в послужном списке отца исследователя – В.Н. Волоцкого (1913). Сообщено исследовательницей рода Волоцких Ниной Вячеславовной Новиковой (С-Петербург). В более поздних документах день рождения указывается по новому стилю – 26 апреля, что позволяет предполагать датой рождения и 14 апреля. 18 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.77. Л.1. Интересно, что документы М.В. Волоцкого были переданы в архив еще в 1944 г., буквально через несколько недель после кончины исследователя. Инициатором этого акта была В.С. Нечаева. Поразительна ее аргументация: «передачу надо осуществить как можно быстрее, поскольку после окончания войны на творчество Ф.М. Достоевского будет наложен запрет!» (свидетельство дочери исследователя Зои Михайловны Волоцкой). 19 Энциклопедический словарь Брокгауза-Эфрона. Т. 7. СПб. 1892. С.104. 20 Гневашев Д.Е. К начальной истории вологодского дворянского рода Волоцких. Рукопись. 2005. Сообщено Н.В. Новиковой. 21 Сообщено Н.В. Новиковой. 22 Государственный архив Российской академии наук (ГА РАН). Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.311-312; РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.77. Л.1. 23 ГА РАН. Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.313-316. 24 Обзор главных евгенических идей см.: Н.К. Кольцов. Улучшение человеческой породы. Русский евгенический журнал. 1922. Т.1. Вып.1. С.2-27. См., также: Большая медицинская энциклопедия. 1-е изд. Т.9. М. 1929. С.663-670. 25 ГА РАН. Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.311-312. 26 30 декабря 1921 г., 19 мая 1922 г., 23 февраля, 20 апреля и 4 мая 1923 г., 1 февраля 1924 г. Там же. Л. 321 об. 27 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.78. Л.6. 28 ГА РАН. Ф.350. Оп.3. Д.286. Л.190. 29 Там же. Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.311-312. 30 Там же. 31 Там же. См., также: Наука и научные работники СССР. С.53-54. 32 Там же. См.: Труды Государственного Тимирязевского НИИ изучения и пропаганды диалектического материализма. Серия 2. Вып.1-2. Вологда. «Сев. Печатник». 1925. С.26. 33 ГА РАН. Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.328; 330. 34 ГА РАН. Ф.350. Оп.3. Д.286. Л.190. 35 ГА РАН. Ф.356. Оп.3. Д.60. Л.313-316. 36 ГА РАН. Ф.350. Оп.3. Д.286. Л.191. 37 В 1936 г. в 4-м выпуске Трудов Института вышла работа М.В. Волоцкого «К вопросу о генетике папиллярных узоров пальцев». 38 Подробнее см.: Богданов Н. Типология индивидуальности. М. 2004. С.223-289. 39 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.77. Л.1. 40 Сообщено З. М. Волоцкой. Подробнее см.: Достоевский и современность. Материалы ХХI Международных Старорусских чтений 2006 г. Великий Новгород. 2007. С.412. 41 Архив М.В. Волоцкого. Сообщено сотрудницей Музея и Института антропологии МГУ Татьяной Владимировной Томашевич. 42 Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.20. 43 Кольцов Н.К. Родословные наших выдвиженцев. Русский евгенический журнал. 1926. Т.4. Вып.3-4. С. 103-143. 44 Пчелов Е.В. Генеалогия и евгеника в России в 1920-е гг. Генеалогический вестник. Вып.22. СПб. 2005. С.20-23. 45 Отдел рукописей Института русской литературы (ОР ИРЛИ). Ф.56. Оп.3. Ед.хр.264. Л.2 об - 3 об. 46 См.: Труды Государственного Тимирязевского НИИ. 1925. С. 26., а также письмо М.В.Волоцкого к А.В. Луначарскому от 24 октября 1930 г. Российский государственный архив социально-политической истории России. Ф.142. Оп.1. Д.668. Л.6. Сообщено Е.В. Пчеловым. 47 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.27-34. 48 Одна из первых глав этой работы, посвященная внешности гениального писателя вошла в курьезнейшую (по авторскому составу) публикацию: Волоцкой М.В., Вааз С.Л. Ф.М. Достоевский. Наружность и телосложение. В сб. Человек есть тайна. Саратов. 2001. С.26-48. 49 Детальный анализ допущенных ошибок и причин их возникновения см.: Богданов Н.Н. «Кровь» Достоевских. Из разысканий об украинских родственниках писателя. Достоевский и современность. Великий Новгород. 2004. С.333-334. 50 За указание на этот факт благодарим исследователя творчества Ф.М. Достоевского Бориса Николаевича Тихомирова. 51 Поездка состоялась 8 июля 1925 г. См.: Нечаева В.С. Из воспоминаний об истории основания первого музея Ф.М. Достоевского. Достоевский: материалы и исследования. Вып.6. Л. 1985. С.291-293. 52 ОР ИРЛИ. Ф.56. Оп.3. Ед.хр.264. Л.8-8об. 53 Там же. 54 «Андрей Андреевич хотел писать Волоцкому и опровергнуть допущенную неправду…» Нечаева В.С. Из воспоминаний об истории основания первого музея Ф.М. Достоевского. С.286. 55 Письмо от 11 марта 1924 г. См.: Нечаева В.С. Из воспоминаний об истории основания первого музея Ф.М. Достоевского. С. 285. 56 Нечаева В.С. Из воспоминаний об истории основания первого музея Ф.М. Достоевского. С. 281. 57 Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.90. 58 См., также, мнение А.А. Достоевского по этому поводу. Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.95. 59 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед.хр.25. Л.463. 60 См. письмо Ю.А. Иванова к М.В. Волоцкому от 28 февраля 1935 г. РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.64. 61 Показательна эволюция Милия Федоровича от письма к Милице Васильевне Нечкиной (26 августа 1924 г. ГА РАН. Ф.1820. Оп.1. Д.575. Л.1-3.) до письма Е.А Ивановой к М.В. Волоцкому (9 сентября 1934 г. РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.61. Л.335.) 62 Там же. С.176. 63 Благодарим проф. Владимира Николаевича Захарова за возможность ознакомится с копией текста воспоминаний А.М. Достоевского. 64 Письма Е.П. Достоевской к А. Бему. Публикация и комментарии М. Бубениковой и Б. Тихомирова. Достоевский и мировая культура. Вып.18. СПб. 2003. С.218. 65 Там же. Прим. 87. 66 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед.хр.58. Л.14 об. 67 См. письмо Лидии Алексеевны Спивак к директору Музея Ф.М. Достоевского в Старой Руссе Вере Ивановне Богдановой от начала января 1980 г. (Архив названного музея). То же самое утверждала Л.А. Спивак и автору этих строк при беседе в декабре 2003 г. 68 Так, например, в письме С.А. Иванова к М.В. Волоцкому от 27 сентября 1935 г. (РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр. 63.) не содержится абсолютно никаких возражений по тексту книги. Также и Л.А. Спивак, в беседах с автором этих строк, высказывала претензии не автору «Хроники», а своей сестре Елене – как источнику информации. 69 Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.20. 70 Там же. С.265-288. 71 См.: РГАЛИ. Ф.117.Оп.1. Ед. хр.61. 72 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед.хр.25. Л.471. 73 Там же. Ед. хр.45. Л.2 74 Сын внебрачной дочери Ф.М. Достоевского-младшего. 75 ОР ИРЛИ. Ф.56. Оп.3. Ед.хр.264. Л.19-19 об. 76 «Утро Юга». Ростов/Д. №112. 15 мая 1915 г. Благодарим за возможность ознакомиться с этой курьезной публикацией проф. Игоря Леонидовича Волгина. 77 В опубликованном тесте книги огромная роль Н.П. Чулкова специально отмечена в ссылке к гл. I. См.: Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.22. 78 РГАЛИ.Ф.117.Оп.1. Ед. хр.56. Л.24-25. 79 Свидетельство А.А. Достоевского. См.: ОР ИРЛИ. Ф.56. Оп.3. Ед. хр.371. Л.30. См., также: РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.25. Л.1157. 80 Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины. СПб. ВИРД. 1997. С.214-217. Правда, в 1926 г. семья С.Н. Ленина получила персональную пенсию от Правительства СССР, поскольку Сергей Николаевич был признан «пионером введения сельскохозяйственного машиностроения в России». См.: «Веч. Москва» от 14 июня 1926 г. №134 (742). 81 Подробнее см.: Богданов Н.Н. Поэт, «исполненный желчи». Достоевский и современность. Великий Новгород. 2006. С.433-441. 82 Польская Е.Б. Внук писателя и его мать. Мера. 1995. №1. С.129. 83 Архив Управления Федеральной службы безопасности СПб и Ленинградской области. Арх. № П82333. Следственное дело № 173. Сообщено Б.Н. Тихомировым. 84 Центральный государственный архив научно-технической документации СПб. Ф.318. Оп.1-1. Д.371. Л.175. Опубликовано: Николай Иванович Вавилов. Научное наследие в письмах. Т.III. М. Наука. 2000. С.173. Благодарим проф. Илью Артемьевича Захарова за сообщение этого документа. 85 Волоцкой М.В. Хроника рода Достоевского. С.179. 86 Там же. С.183. 87 Там же. С.64. 88 Там же. С.63. 89 Этот год указан в рукописных воспоминаниях Ф.Г. Добржанского, продиктованных дочери Софье в 1960-х гг. в Америке (копия в архиве Н.Н. Богданова). Здесь же указан и год рождения детей И.В. Войнарского. 90 Подробнее см.: Богданов Н.Н. Его родословная. (К 100-летию Ф.Г. Добржанского). Природа. 2000. №12. С.65-67. Богданов Н.Н. «Кровь» Достоевских. Из разысканий об украинских родственниках писателя. С.313-338. 91 Отдел рукописей ИРЛИ. Ф.56. Оп.3. Ед.хр.264. Л.21 об. 92 Арсеньев В. К происхождению Ф.М. Достоевского. Новик. 1934. Вып.2. С16-17. 93 Генеалогический вестник. Вып.22. С.20-23. Публикация Е.В. Пчелова. 94Селезнев Ю. Достоевский. Серия биографий. Жизнь замечательных людей. М. Молодая гвардия.1981. С.9-11. 95 Гроссман Л. Достоевский. Серия биографий. Жизнь замечательных людей. М. Молодая гвардия. 1965. С.7-9. 96 Нечаева В.С. В семье и усадьбе Достоевских. М. Гос. социально-экономическое издательство. 1939. С.19-21. 97 Волгин И. Родиться в России. Достоевский и современники: жизнь в документах. М. Книга. 1991. С.8-105. 98 Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского. Т.1-3. СПб. Академический проект. 1995. 99 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти тт. Т.29. Кн.2. Л. Наука. 1986. С.357. 100 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.78. Л.6. 101 См., например: Яруцкий Л. Маргарита Петровна из рода Достоевских. Мариупольская мозаика. Вып.1. Мариуполь. 1998. С.208-212. Шапиро С. Из рода Достоевских. Полесская правда. № 93 от 19 ноября 1997 г. С.3. 102 Пользуясь случаем, выражаем признательность хранительнице изобразительных фондов Государственного литературного музея Татьяне Юрьевне Соболь, проконсультировавшей нас в этом вопросе. 103 Выражаем благодарность вдове С.Н. Достоевского Анне Яковлевне, у которой хранится подлинник указанного свидетельства, за предоставленную информацию. 104 Подробнее см.: Богданов Н.Н. «Кровь» Достоевских. Из разысканий об украинских родственниках писателя. С.319. 105 Эфроимсон В.П., Блюмина М.Г. Генетика олигофрений, психозов, эпилепсий. М. Медицина. 1978. С.334. 106 Conrad K. Erhanlage und Epilepsie. Z. Neurol. Psychiatr. 1935. Bd.135. № 2. S.271-326. 107 Энциклопедический словарь Брокгауза-Эфрона. Т.4. СПб. С.83. Фридрих В. Близнецы. М. Прогресс. 1985. С.88-91. 108 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.25. Л.1042. 109 Поэт, как известно, страдал эпилепсией. 110 Опубликованы в Журнале Министерства народного просвещения (1891. № 9. С.91-94; 1892. №11-12. С.123-127) за подписью К. С-ский Авторство устанавливается на основании письма академика В.В. Латышева проф. С.А. Венгерову из Казани от 31.XII. 1892 г. См.: Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. Т.VI. СПб. 1897-1904. С.260. 111 Опубликованы в журнале «Гермес». 1912. № 12. Под псевдонимом Юрий Дьяков. 112 Подробнее о М.Ф. Достоевском см.: Богданов Н.Н. Правда и ложь о жизни и смерти Милия Достоевского. Достоевский и современность. Великий Новгород. 2006. С.422-433. 113 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.53. Л.1. 114 РГАЛИ. Ф.548. Оп.1. Ед. хр.177. Л.3-4. 115 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.54. 116 Моисеева Н.И. Был ли Достоевский эпилептиком? История одной врачебной ошибки. Знамя. 1993. № 10. С.199-204. Моисеева Н.И., Никитина Л.И. Ложный штамп душевного заболевания Достоевского. Вестник гипнологии и психотерапии. СПб. 1993. № 2. Моисеева Н.И. Конец одной легенды. Чем был болен Достоевский? Достоевский и современность. Новгород. 1994. С.183-187. Моисеева Н.И. Ошибка в биографии Ф.М. Достоевского. Вопросы литературы. 1996. № 4. С.321-332. «Кто пишет трогательнее, чем дамы?» – вопрошал в свое время Михаил Булгаков. И сам же отвечал: «Разве что иные мужчины». И правда, в лице О. Кузнецова Н. Моисеева обрела достойного продолжателя. 117 Кузнецов О. Достоевский – пациент христианин. Достоевский и современность. Старая Русса. 2002. С.129-137. Здесь автор критикует нашу «не без таланта написанную дискуссионную статью» (попутно обвиняя в незнании творческого наследия С.Н. Давиденкова и намекая на «отсутствие клинического опыта» в области неврологии и психиатрии). При всем нашем желании, мы не можем вернуть лестный для нас комплимент: работы О. Кузнецова абсолютно беспомощны. См., также: Кузнецов О. Зонди и Достоевский. Психология судьбы. Теоретические, экспериментальные, психотерапевтические, религиозные и эстетические проблемы. Психология судьбы. Сборник статей по глубинной психологии. Екатеринбург. 1996. Вып.4. Часть 2. С.123-147. 118 См., например: Белов С.В. Энциклопедический словарь «Ф.М. Достоевский и его окружение». Т.1. СПб. 2001. С.254, 262, 298. К числу введенных в заблуждение следует отнести и Л. Лазарева, главного редактора претендующего на научность журнала "Вопросы литературы", где охотно принимались к публикации статьи Н.И. Моисеевой. 119 Богданов Н.Н. «Просиять сквозь холодную мглу…» Достоевский и мировая культура. Вып.12. М. 1999. С.190. 120 «Известия» от 17 января 1926 г. №14 (2645). РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед.хр.43. Л.8. 121 РГАЛИ. Ф.117. Оп.1. Ед. хр.54.

Впервые опубликовано в сборнике "Достоевский и современность". Материалы XXI Международных Старорусских чтений 2006 г. Великий Новгород. 2007. С.407-434. Печатается в переработанном виде.

Далее читайте:

Достоевский Федор Михайлович (1821-1881)

Достоевский, Михаил Михайлович (1820 -1864), русский писатель, старший брат Ф.М.Достоевского.

Достоевская (Сниткина), Анна Григорьевна (1846 -1918), жена Ф.М.Достоевского

О Достоевском:

Николай БОГДАНОВ. - Патография Николая Ставрогина. ("Русская жизнь").

Корнейчук Дмитрий. - В любви он хотел понимания. Личная жизнь Федора Достоевского: женские мотивы.

Евграфов Геннадий. - ...И бездны мрачной на краю.

Евграфов Геннадий.  - Любовь и рулетка.

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

WEB-редактор Вячеслав Румянцев