|
|
Юлия Беломлинская
ПОСЛАНИЕ ОТ ПЕТРА И ПАВЛА
Каждый фильм режиссера Павла Лунгина является аккуратно приготовленной
порцией неправды. Но это не просто типичная для кинематографа, развесистая
клюква» или «лапша на уши». Главная амбиция Лунгина — владеть умами
интеллигенции, то бишь нашими учеными умами.
Отсюда и темы его фильмов — «Такси-блюз», «Парк отдыха» — всегда непременно
остренькие, «лапша» и «клюква» непременно приправлены актуальностью
проблемы.
Лунгин похож на лотошника с фальшивым китайским товаром первого спроса:
сегодня на лотке еврейский вопрос. Вкупе с ностальгией по джазу. Завтра…
опять еврейский вопрос, но уже вкупе со скинхедами; послезавтра… еврейский
вопрос всем надоел, посему снят, на повестке дня олигархи. Но мода на
олигархов прошла, наступила мода на Православие.
Лунгин вознамерился принести согражданам Бога через историю старчества и
юродства. Я думаю, что и сами слова эти, «юродство» и «старчество», Лунгин
услышал впервые лишь после того, как смекнул, что сейчас пришло время
торгануть именно Православием.
Из интервью Павла Лунгина: «…Я прочитал в свое время сценарий молодого
драматурга Дмитрия Соболева, ученика Юрия Арабова, — и отложил, поскольку
ничего не понял».
Основным источником познаний в области старчества и юродства драматурга
Дмитрия Соболева явилась одна старая книга. Ее написал в начале прошлого
века священник отец Владимир Зноско. Называется она «Христа ради юродивый
иеросхимонах Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры» (эту
книгу можно прочесть целиком на сайте http://www.omolenko.com/books/feofil/book.php).
Именно с иеросхимонаха Феофила списан герой фильма «Остров» отец Анатолий,
огромными кусками списаны диалоги, из этой же книги взята и история
непростых взаимоотношений старца с его непосредственным церковным
начальством.
Ничего предосудительного в этом нет. Но единственное, что отличает в данном
случае порядочного человека от пройдохи, это упоминание первоисточника в
титрах фильма, в интервью.
В предисловии к повести «Остров», вышедшей в издательстве «Амфора», автор
говорит, что одним из прототипов героя был старец Феофил. Это же автор
говорит в одном из интервью. Но нигде ни разу он не упоминает имя
обкраденного писателя о. Владимира Зноско.
Я прочла эту книгу и, наконец, смогла ответить самой себе на мучивший меня
вопрос: откуда этот нелепый сценарий? Откуда эти фантастические тексты,
которые не могут произноситься героями фильма — людьми семидесятых годов,
брежневской эпохи?
«Я с тобой рассчитаюсь, проказник!» — говорит один пожилой монах другому,
еще более пожилому, в 1974-м году! «Не знал бы грамоте, не поставили бы
начальником», — гордо поглаживая бороду, произносит другой герой, сыгранный
актером Дмитрием Дюжевым, монастырский завхоз, отец-эконом.
Полное ощущение бреда. «Не поставили бы начальником» — что это за
партийно-прорабский текст? И разве в России середины семидесятых прошлого
века был кто-то, «не знающий грамоте»?
Все встает на свои места, когда читаешь эти же диалоги в книге о. Зноско.
Там их произносят монахи XIX века, живущие в Малороссии.
«Начальник пустыни» — незнакомое нам ныне словосочетание, так называлась
одна из монастырский должностей в ту пору. Пустыни с ударением на «у». Там,
в книге, начальник пустыни Иов так до самого конца и остается
недоброжелателем блаженного Феофила, как может, портит ему кровь.
Но юродивого защищает сам владыка митрополит Филарет. Он тоже перенесен в
сценарий — в виде героя Виктора Сухорукова. Именно митрополит Филарет там, в
книге, называет блаженного Феофила «проказником», вообще общается с ним как
с любимым маленьким ребенком.
В книге все это выглядит естественным, потому что реальный образ блаженного
Феофила и его настоящая история, рассказанная там, совсем не похожи на образ
и историю отца Анатолия, героя фильма. То есть в данном случае пред нами не
«лапша», а именно сборная солянка, но только собрана она из ингредиентов,
абсолютно несовместимых.
История реального Феофила — его трагедия, в результате приведшая его к
юродству: страстная ненависть к новорожденному мальчику собственной матери.
В первых главах книги она называет младенца «упырем» и «обменышем» и
приказывает служанке утопить ребенка. Дальше следуют сказочное спасение и
ряд перипетий, в результате которых мальчик начинает расти в монастыре. И
все его последующее поведение и даже его юродство в чем-то характерны для
сироты, особенно сироты при живой матери. Юродство блаженного Феофила — его
вечная детскость. Поэтому отношение к нему митрополита Филарета — как будто
бы к мальчику-хулигану, но притом любимому сыночку, поэтому «я с тобой
разделаюсь, проказник!» в книге звучит уместно и совершенно естественно.
История героя фильма совсем иная: старец Анатолий — собирательный образ, как
я уже говорила, собранный, то бишь наспех слепленный из несобираемого. Грех,
который давит на душу отца Анатолия — убийство. И не просто убийство.
Предательское убийство. Иудов грех. Ему, молодому морячку, захваченному в
плен, фашисты пообещали жизнь в том случае, если он расстреляет своего же
пленного товарища. И он согласился.
История, хорошо знакомая нам, например, по повести Василя Быкова «Сотников».
Там ставшего полицаем партизана Рыбака тоже для проверки просят вешать
несломленного партизана Сотникова. И Рыбак проверку проходит.
Старец Анатолий тоже проходит проверку — расстреливает товарища.
Стало быть, наш герой — полицай, власовец, предатель…
Бывший полицай. Бывший власовец, бывший предатель.
Ну, конечно же, кто-то из бывших полицаев и власовцев впоследствии разными
путями пришел к Богу и вполне мог оказаться в монастыре.
Только, если рассуждать по правде, если вспомнить реальные истории, реальные
воспоминания людей, раскаявшийся послевоенный грешник сдавался властям. То
есть шел сидеть. Потому что если ты раскаялся, то идешь принимать наказание.
Логично?
В брежневское время уже старым человеком вот такой бывший полицай, бывший
зэк, принявший кару, раскаявшийся, наверное, мог бы оказаться на месте героя
«Острова». Такой человек идет в монастырь с надеждой на прощение, живет в
смирении, никого не пытается поучать, не занимается поучением и воспитанием
чужих душ. Такой человек до конца своих дней смиренно молится, занимаясь
исключительно своей душой, вымаливая ей прощение и вечную жизнь.
Так — по правде.
А по «лапше» — все иначе.
Герой фильма даже и не помышляет о том, чтобы сдаться властям и отправиться
принимать свою покаянную муку в дебри ГУЛАГа. Его подбирают на берегу
монахи. Он оказывается в монастыре и остается в монастыре. Спасать душу? Или
спасаться от мирского наказания?
Герой как бы самого себя наказывает: ест все невкусное, ходит грязным и спит
на углях. Все это он делает в охотку и в удовольствие. Он ведь не
какой-нибудь зэк — он свободен. Солнышко ему светит, птички поют. И сам он
время от времени радостно распевает песни о Божьей Благодати…
Никакой мечты отправить героя в ГУЛАГ у меня нет. Здесь — другое. Герой
фильма — трус, предатель, убийца ради спасения своей шкуры. За что мне
верить в него, в его чудеса? За то, что не моется и ест невкусную кашу?
Мой дед на войне не стрелял в товарища, а, наоборот, вынес раненого
командира. Он всю жизнь любил вкусно поесть. И мылся тоже часто. Он меня и
растил. С ним я и советуюсь. До сих пор, хоть он и умер давно. В него я и
верю. Он — мой старец. И такие дедушки есть у многих, сидящих в зале или
перед телевизором.
Итак, бывший великий грешник, трус, убийца, предатель, не принявший муку
мирской кары, не прошедший следствие, допросы, этапы, лесоповал,
издевательства уголовников, вместо этого укрывшийся в монастыре и
юродствующий в свое удовольствие, получает дар благодати и творит чудеса.
Это — большая ложь фильма.
Помимо этой большой лжи, мелкие лжицы происходят почти в каждой сцене.
Вот к отцу Анатолию приходит деревенская тетка, которой приснился муж,
погибший на войне. Отец Анатолий внутренним провидческим взором
обнаруживает, что муж ее жив: «Во Франции он! На поселении!». Что вообще
значит фраза «на поселении во Франции» применительно к 1974 году? Мало того,
старец велит тетке ехать к мужу во Францию. В 1974-м. Деревенской тетке. Она
ему логично отвечает, что ее не пустят: «Это ж капстрана!». «Ничего, ничего,
продай кабанчика и езжай!» — отвечает старец.
Вот в этот момент я как-то сразу сникла и подумала: «Ой, пошла туфта!»
Следующее чудо: тут уже к ингредиентам лунгинского супчика прибавляются
неизменные в таких случаях «розовые сопли». Некий адмирал привозит на
излечение бесноватую дочку. Очень реальная кликуша. Она реально кричит
петухом, а отец Анатолий в ответ лопочет курицей — тут надерганные кусочки
как раз работают вполне нормально. Адмирал приходит поблагодарить старца за
спасенную дочь, и тут, в лучших традициях латиноамериканских сериалов,
выясняется, что это именно его старец когда-то расстреливал по приказу
немцев. И что он тогда не умер, а зацепился за какую-то дощечку за бортом.
Но если этот парень все время был жив, так чего же старец не в курсе?
Учитывая то, как замечательно он разглядел мужа тетки во Франции «на
поселении», непонятно, почему не увидел своего-то, недострелянного?
Еще одна сцена, покоробившая меня, наверное, больше всех прочих, выдернута
из все того же о. Владимира Зноско и все так же перевернута с ног на голову.
Там, у Зноско, митрополит Филарет все время зовет блаженного Феофила жить к
себе в покои. И в конце концов уговаривает. Но Феофилу совсем не хочется
жить вместе с владыкой, такая совместная жизнь ограничивает его юродскую
свободу. И он решает довести митрополита до того, что митрополит сам его
выгонит. Добивается он этого совершенно детскими, томсойеровскими методами,
это смешно описано в книге: он то опрокидывает на стол суп, то начинает
икать за обедом, то громко петь среди ночи. Иногда он открывает печные
вьюшки, и комнаты наполняются дымом, вызывая всеобщий переполох. Утром
надевает на себя любимые сапожки владыки и на весь день убегает в них в лес,
оставив митрополиту свои рваные лапти. Митрополит за все эти выходки ласково
зовет его проказником и в конце концов отпускает жить на волю в грязную
келейку, всю заставленную продуктами, которые Феофил непрерывно раздает
неимущим. Вот такая там, в книге о. Зноско, история с сапожками.
В фильме владыка, хорошо сыгранный Виктором Сухоруковым, тоже зовет отца
Анатолия жить вместе; тот отказывается, и в какой то момент после пожара
владыка сам приходит ночевать в келью к юродивому. Он приходит, забавно
прижимая к себе любимое ватное одеяло. Владыка снимает сапожки, говорит о
своих больных ногах и о том, какая это удача, что достали ему вот такие
мягкие сапожки. Ночью блаженный старец Анатолий режет на куски сапожки
владыки и бросает их в огонь; при этом он запирает помещение на замок,
наполняет келью-котельную едким дымом и не дает владыке выйти наружу.
Мы видим абсолютно натурально снятую сцену: старый больной человек
задыхается от приступа удушья и умоляет другого старого человека его
выпустить, а тот вполне сатанински хохочет и кричит, что никак невозможно,
поскольку всюду бесы. Бегает в дыму и бьет этих бесов, словно мух. А владыка
в это время кашляет, синеет и почти теряет сознание.
Сцена довольно жуткая, блаженный Анатолий выглядит в ней вовсе не блаженным,
а бесноватым и ничего, кроме неприязни, у нормального человека вызывать не
может.
За этим опять следуют «розовые сопли»: владыка пришел в себя, обнаружил, что
за это время святой старец еще и утопил его любимое одеяло, и радостно
говорит о том, как все содеянное старцем прекрасно и правильно. Говорит, что
он-де был слишком привязан к этим сапожкам и одеялу. И вообще, в какую-то
минуту проявил маловерие и решил, что отец Анатолий так вот и даст ему
умереть от удушья (видимо, маловерие он проявил, когда уж совсем посинел).
* * *
О чем же, собственно говоря, этот фильм рассказывает, что он декларирует?
Что ты можешь сначала совершить предательство, убить брата, потом предаться
вполне вольному покаянию на свое собственное усмотрение, и за все за это
Господь пошлет тебе светлый дар пророчества, дар целительства?..
Дальше ты станешь святым старцем и получишь право отнимать и выбрасывать
чужие сапоги и одеяла, вообще учить людей, что и как им делать; все тебя
станут уважать и слушаться твоих советов. Так получается?
Говорят, «у каждого своя правда». Нет, именно в точке, называемой «правда»,
все чистые душою, добрые люди сходятся, независимо от их социального
положения.
Вот она, маленькая правда, на которой сойдутся бедный и богатый, ученый и
полуграмотный: нечего чужие сапоги кидать в огонь. И нечего навязывать нам
такое поведение в качестве святого и богоугодного. Не проходит.
Ни на фоне северной природы, ни в исполнении хороших актеров.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
