|
|
Краеведческий
калейдоскоп
ЗАПОМНИЛ ШАЛЯПИН УФУ
26 сентября 1890 года Федор
Шаляпин первый раз в жизни предстал перед зрителями на уфимской
сцене в оперетте А. Замары «Певец из Палермо».
Он прибыл на гастроли хористом труппы Яноша Семенова-Самарского. Уфимский
период его жизни был недолог — всего восемь месяцев (до июня 1891 года). Но
именно в Уфе начался путь в искусстве великого артиста.
Федор Иванович запомнил наш город. В своих книгах «Страницы из моей жизни» и
«Маска и душа» он вспоминал об уфимском периоде жизни и о первом выступлении
на сцене.
«Конечно, — пишет он, — больше всех волновался я. Боже мой, как приятно было
мне видеть на афишах мою фамилию: «вторые басы: Афанасьев и Шаляпин»... Я
надел испанский костюм, сделал себе маленькие усики, подвел брови, накрасил
губы, набелился, нарумянился во всю мочь, стараясь сделать себя красивым
испанцем... Внутри меня тоже все дрожало от страха и радости. Я был, как во
сне. Публика кричала, аплодировала, а я готов был плакать от волнения».
Много на земле городов, где жил и выступал Ф. И. Шаляпин, но Уфа была первой
на пути к славе.
Его впервые назвали в Уфе «господином актером». В книге «Страницы из моей
жизни» он вспоминает об одном курьезном случае: «Была у нас в хоре одна
певица «из благородных», как я думал... У нее была своя горничная, не менее
красивая, чем сама госпожа. Однажды, увязывая в огромный узел костюмы своей
барыни, горничная сказала мне:
— Чем шляться зря по закулисам, Вы бы, господин актер, отнесли мне узел
домой.
Я рыцарски выразил полную готовность служить ей. Приятно было мне, что она
назвала меня актером.
Было морозно. Идти далеко. В дырявые сапоги набивался снег. Ноги замерзали.
Но горничная интересно говорила о браке, о женщинах, о том, что она лично
никогда не выйдет замуж, даже за актера не выйдет. Когда дошли до дома, она
выразила сожаление, что не может пригласить меня к себе и угостить чаем:
во-первых, очень поздно, во-вторых, надо идти через парадный ход, а это не
очень удобно для ее скромности. Чай? Это заманчиво, а сама она — того более.
— У Вас комната отдельная?
— Да.
— Черный ход есть?
— Да, но ворота заперты.
— Так я через забор.
— Если можете, перелезайте!
Я перелез. А чтобы не шуметь в доме, я снял сапоги и оставил их на крыльце,
внизу черной лестницы. С удовольствием напился я чаю, закусил. Потом
горничная предложила мне ночевать у нее. Все шло прекрасно, очень мило и
счастливо, но вдруг, часа в 3 ночи, раздался звонок.
— Это барин, — сказала моя дама и пошла отпирать дверь.
Я знал «барина». Он был богат, красивый, носил синее пенсне и сидел у нас в
театре всегда в первом ряду. Я слышал, как он вошел в дом, как горничная
разговаривала с ним, и спокойно дожидался ее, лежа в теплой, мягкой постели,
под ватным одеялом из пестрых лоскутов. Вдруг около постели появился
огромный пес, вроде сенбернара, понюхал меня и грозно зарычал. Я омертвел.
Вдруг этот человек, постоянно бывающий в нашем театре, увидит меня здесь!
Раздались шаги, дверь широко открылась, и «барин» спросил:
— Чего она рычит?
Горничная ударила собаку ногою в бок и ласково сказала ей:
— Иди прочь! Прочь, Султан...
Собака отошла, а горничная объяснила «барину»:
— Не знаю, что ему показалось.
«Барин» ушел, а я остался, восхищаясь присутствием духа моей дамы.
На рассвете я собрался домой. Через забор лезть было опасно — город
проснулся. Горничная предложила выпустить меня парадным ходом. Я пошел за
сапогами, но, увы, они смерзлись и не лезли на ноги. Кое-как я разогрел их и
стремглав бросился домой, дав себе слово никогда больше не ходить к
прелестным дамам в худых сапогах».
…Может быть, этот эпизод рисует образ будущего великого артиста не в самом
лучшем виде. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь, тем более
рассказал о себе сам Шаляпин.
И ВСПЫХНУЛ СВЕТ В УФЕ
Хотя электричество появилось в России еще в 1880-х годах, улицы губернского
города Уфы до конца XIX века освещались газовыми фонарями. Перед городской
думой остро встал вопрос о строительстве электростанции.
Концессия на строительство в Уфе первой электростанции была предоставлена в
1896 году представителю фирм «Дюлон и Константинович» в Петербурге и «Сотт,
Гарлей и Ко» в Париже инженеру Николаю Владимировичу Коншину. Он пристроил
одноэтажное кирпичное здание электростанции к зданию 2-го полицейского
участка на Александровской улице (постройка 1818 г.). 1 февраля 1898 года
электростанция дала свет. Был использован паровой котел списанного
миноносца. Первая городская электростанция располагала несколькими
стационарными двигателями, работавшими на нефти, и динамомашинами
постоянного тока. Мощность ее была небольшой — 560 киловатт на 12 тысяч
лампочек накаливания в 16 свечей каждая и 300 дуговых фонарей по 1, 2 тысячи
свечей каждый. Построены были и городские электрические сети. Система
распределения энергии была выбрана трехпроводная, общей длиной около 19
километров. Договор предусматривал получение Коншиным сорока копеек за
киловатт-час (в Москве — семь копеек). В 1915 году за большой в то время
выкуп (275 тыс. рублей) электростанция отошла в собственность городской
управы. Электростанция существовала до начала 30-х годов.
К этому времени в Уфе появились две новые электростанции — у нынешнего
стадиона «Труд» и ЦЭС на Непейцевой горе.
Здание бывшей электростанции Коншина Н. В. находится на улице Карла Маркса
(Александровской), 37. Над одноэтажным кирпичным зданием появилось еще два
этажа. Здание приспособлено под производственные площади. Долгое время в нем
находилась трансформаторная подстанция предприятий уфимских электрических
сетей. Каменное строение электростанции можно выделить и сейчас — по оконным
круглым проемам, выходящим на улицу К. Маркса.
В 1960 годах с северной и восточной части здания бывшей электростанции были
пристроены новые корпуса завода «Уфасельмаш». Завод прекратил свое
существование в 1999 году.
Ныне здесь проводится большая реконструкция старых корпусов и строительство
новых для офисов различных структур Республиканского фонда развития и
поддержки малого предпринимательства. Здание бывшей электростанции Н. В.
Коншина органично вошло в реконструированное здание.
Как сложилась судьба бывшего владельца электростанции? В июле 1918 года Н.
В. Коншин, как кадет и председатель Союза торговли и промышленности, был
взят в числе других уфимских «тузов» в заложники. В октябре 1918 года их
обменяли на жен и детей видных уфимских революционеров, арестованных белыми.
Дальнейшая судьба Коншина неизвестна.
ПРЕДСМЕРТНОЕ ПИСЬМО АЛЕКСАНДРА ФАДЕЕВА
13 мая 1956 года застрелился писатель Александр Фадеев. Накануне
самоубийства у него на даче в Переделкино под Москвой почти целый день были
писатель Юрий Либединский с женой Лидией.
«По записи нашего последнего многочасового разговора, — вспоминал Юрий
Либединский, — видно, что он до последнего часа думал о жизни нашей и о
литературе, о важных, главным образом общественных делах, составлял планы на
будущее, видимо, всячески отодвигая перспективу самоубийства.
Было что-то обострившее это решение. Это моральная атмосфера...»
О том, что обострило решение Фадеева о самоубийстве, рассказано им в письме,
адресованном в ЦК КПСС.
Лишь в 1990 году оно было опубликовано в газете «Гласность». Недавно об этом
письме и о причинах смерти напомнила передача по Центральному телевидению.
Вот текст письма:
«Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь
свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже
не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы — в числе, которое даже не
снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли благодаря
преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в
преждевременном возрасте; все остальное, мало-мальски способное создавать
истинные ценности, умерло, не достигнув 40—50 лет.
Литература — это святая святых — отдана на растерзание бюрократам и самым
отсталым элементам народа, из самых «высоких» трибун — таких, как Московская
конференция или ХХ-й партсъезд, — раздался новый лозунг «Ату ее!». Тот путь,
которым собираются «исправить» положение, вызывает возмущение: собрана
группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в
состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду, — и
выводы, глубоко антиленинские, ибо исходят из бюрократических привычек,
сопровождаются угрозой все той же «дубинкой».
С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в
литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные
произведения мы создавали и еще могли бы создать!
Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали,
идеологически пугали и называли это — «партийностью». И теперь, когда все
можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность — при
возмутительной дозе самоуверенности — тех, кто должен был бы все это
исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких,
злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в
положении париев и — по возрасту своему — скоро умрут. И нет никакого уже
стимула в душе, чтобы творить...
Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет
связанный с партией, с рабочими и крестьянами, наделенный богом талантом
незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может
породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма.
Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью
бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком,
неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни
своей, невыносимо вспоминать все то количество окриков, внушений, поучений и
просто идеологических пороков, которые обрушились на меня, — кем наш
чудесный народ вправе был бы гордиться в силу подлинности и скромности
внутренней, глубоко коммунистического таланта моего. Литература — это высший
плод нового строя — унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей
от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим
учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно
ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти —
невежды.
Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как
избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается
подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни...
Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством,
но в течение уже 3-х лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут
принять.
Прошу похоронить меня рядом с матерью моей.
А. Фадеев. 13. 05. 56.»
Александр Фадеев в Башкирию приезжал три раза. Вместе со своими
родителями он побывал в Уфе в 1907 году. Пробыл здесь недолго.
В феврале 1932 года он приехал для участия в съезде башкирских писателей и
развернул широкую организаторскую деятельность. Встречался с писателями,
рабочими, молодежью. Работал над романом «Последний из удэге». Был вызван на
короткое время в Москву, снова приезжал. Под руководством Фадеева была
проведена перестройка писательской организации Башкирии.
Навсегда запомнился жителям Башкирии, творческой интеллигенции приезд
Фадеева, его работа здесь. Об этом подробно рассказал известный
литературовед Мурат Рахимкулов.
Нам бы хотелось напомнить о малоизвестных документах, связанных с романом
«Молодая гвардия», который автор написал за год и девять месяцев. «Без
преувеличения могу сказать, — говорил он, — что писал я о героях Краснодара
с большой любовью, отдал роману много крови сердца». Роман вышел в 1945
году. Но некоторым критикам показалось, что писатель недостаточно отразил
руководство партийной организации молодогвардейцами. Фадееву нелегко было
соглашаться с порой необъективной критикой. При переработке романа
композиция не перестраивалась, образы молодогвардейцев не подвергались
существенным изменениям, но в текст органически включались эпизоды и главы,
показывающие большевиков старшего поколения, их связь с молодежью.
Недавно опубликовано письмо Александра Фадеева в Башкирию. Написано оно в
январе 1948 года:
«Директору Башкнигоиздата тов. Мамлееву. Главному редактору тов. Кутушеву.
Я начну перерабатывать роман «Молодая гвардия» с марта этого года. Думаю,
что на эту работу уйдет три-четыре месяца.
Разумеется, не стоит выпускать роман в прежнем виде, поскольку будет новый
вариант.
Передайте мое извинение Акраму Валееву и Мустаю Кариму, что после их
большого труда им придется снова засесть за работу. Передайте им
одновременно мою сердечную благодарность.
Желаю всего хорошего.
А. Фадеев».
Отрывки из романа «Молодая гвардия» в переводе Мустая Карима впервые были
напечатаны в журнале «Октябрь» в номерах 11—12 за 1946 год и первом номере
за 1947 год.
С учетом пожеланий Александра Фадеева роман вышел на башкирском языке в 1949
году.
В ноябре 1947 года в Башкирском академическом театре драмы была показана
инсценировка Вали Галимова «Герои» по роману «Молодая гвардия». Постановка
прошла с успехом.
«Многоуважаемый Александр Александрович, — писал в связи с премьерой близкий
знакомый Фадеева Сайфи Кудаш, — в башкирской театральной жизни большое
событие. На сцене академического театра драмы с большим успехом идет пьеса «Батырзар»
(«Герои») по Вашему роману «Молодая гвардия». Для того, чтобы достойно и
правдиво, как в романе, отобразить героические образы комсомольцев
Краснодона, было мобилизовано все внимание театрально-литературной
общественности. Нам кажется, что автор инсценировки Вали Галимов и коллектив
театра неплохо справились с возложенной на них ответственной и благородной
задачей. Несмотря на то, что спектакль идет на башкирском языке, посещают и
русские товарищи. Комсомол Башкирии организует коллективное посещение
молодежи города и ближайших от Уфы районов.
Посылаю несколько газет, в которых помещены рецензии и отклики на
постановку. Желаю Вам доброго здоровья ради расцвета нашей многонациональной
советской литературы.
С братским приветом Ваш Сайфи Кудаш.
Г. Уфа. 24. 11. 1947 г.» (Публикации Мурата Рахимкулова).
Ответного письма не было, видимо, потому, что Александр Фадеев больше, чем
кто-либо из критиков, видел недостатки своего романа, отсюда, кстати, шли
издержки инсценировок. Потому-то он и предупреждал в январе 1948 года
уфимцев, что работает над новым вариантом романа «Молодая гвардия».
Башкирия помнила Александра Фадеева. В марте 1949 года отмечался юбилей
республики. Пригласили на торжества и писателя. В ответ получили телеграмму:
«Поздравляю со славным тридцатилетием Башкирской Автономной Советской
Социалистической республики.
Сердечно благодарю за приглашение. Сожалею, что условия работы не позволяют
приехать. Фадеев».
...В это время он возглавлял делегацию в США, на конгрессе в защиту мира.
СТАЛИН ДАЛ ПРИКАЗ… ТЕЛЕФОНИЗИРОВАТЬ УФУ
В годы Великой Отечественной войны некоторые наркоматы были эвакуированы из
Москвы в Уфу. Народный Комиссариат связи СССР разместился в здании
Главпочтамта на улице Ленина. Наркомом связи СССР был тогда Иван
Тереньтьевич Пересыпкин (1904—1978 гг.), выпускник Военной
электротехнической академии РККА. Во время пребывания наркомата в Уфе (с
1941 по 1943 годы) Пересыпкин одновременно являлся заместителем наркома
обороны СССР — начальником Главного управления связи Советской Армии.
Приехал он в Уфу полковником, а после отъезда из Башкирии, в 1944 году, стал
маршалом войск связи.
Часто ли бывал И. Т. Пересыпкин в Уфе, в своем наркомате, сказать трудно, но
об одном эпизоде, который связывает его со столицей Башкирии, рассказал
бывший главный архитектор столицы военного времени Дмитрий Иванович
Сметанников (1907—1955 гг.) Случилась такая ситуация, что город, выросший в
годы войны в десятки раз, был почти лишен внутренней городской телефонной
связи. Наличие в Уфе телефонной станции, насчитывающей лишь 2—3 тысячи
телефонных номеров, с первых же дней войны создало катастрофическое
положение. Главный архитектор решил обратиться в Государственный Комитет
Обороны, к Сталину. Председатель Уфимского горсовета Рубанов, руководители
республики к его предложению отнеслись отрицательно: идут кровопролитные бои
под Москвой, решается судьба России. Могут ли руководители Уфы и Башкирии
ставить в этот момент вопрос перед Сталиным о том, что в Уфе плохое
положение с телефонной связью?!
Главный архитектор Сметанников был не робкого десятка, взял ответственность
на себя и написал письмо самому Сталину.
И вот что он вспоминает:
— Прошло шесть-семь дней, и меня вызвал к себе первый секретарь Башкирского
обкома партии. Встретил около своего кабинета жестким вопросом:
— Ты что-нибудь писал Сталину?
— Писал.
— Что и о чем?
— Об отсутствии в Уфе нормальной телефонной связи.
— Ну так иди в мой кабинет и отчитывайся о своей самостоятельности.
В кабинете первого секретаря архитектора Сметанникова встретил военный
средних лет. Он поднялся навстречу и представился: «Нарком связи СССР,
начальник Главного управления связи Красной Армии Пересыпкин». И сразу же:
«Товарищ Сталин получил ваше письмо, и я по его приказу приехал сюда, чтобы
встретиться с вами и вашим руководством. Нужно уточнить, на сколько
необходимо увеличить мощность Уфимской телефонной станции. Мнение товарища
Сталина и мое тоже — увеличить объем станции до двадцати пяти тысяч номеров.
Какова ваша точка зрения?»
На этот вопрос можно было и не отвечать. Приказ Сталина, если даже он и
выражен в мягкой форме, обсуждению не подлежал. И на следующий день народный
комиссар связи СССР И. Т. Пересыпкин и главный архитектор столицы Башкирии
Д. И. Сметанников в резиновых сапогах шлепали по уфимской грязи по трассе
будущего телефонного кабеля, связывающего Уфу и Черниковск. Там, где
находились мощные заводы, такие, как моторный, нефтеперерабатывающий... За
наркомом и архитектором по будущей трассе шли солдаты и забивали колышки...
В начале первого полугодия 1942 года проблемы телефонной связи в Уфе были
полностью решены.
Немногие знают, что в годы войны с октября 1941 по май 1943 года в Уфе
работала радиостанция Коминтерна. Оборудование для Центральной студии
радиовещания было смонтировано в короткие сроки всего за четыре с половиной
месяца на пятом этаже здания почтамта (пятый этаж был достроен).
Радиопередачи велись круглосуточно на 18 языках. В этом есть немалая заслуга
уфимцев — строителей и связистов, которые обслуживали аппаратуру
радиостанции.
В мае 1980 года в Уфе была открыта мемориальная доска на здании почтамта.
Надпись на русском и башкирском языках гласит: «В этом здании в период
Великой Отечественной войны размещался Народный Комиссариат связи СССР
(1941—1943 гг.)
ПРОКУРОР ПИШЕТ РОМАНСЫ
Многие помнят и любят романс Даргомыжского «Свадьба»:
Нас венчали не в церкви,
Не в венцах, не с свечами,
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных...
Музыка действительно замечательная. Но мало кто знает, что стихи к
«Свадьбе» сочинил уфимский прокурор Алексей Васильевич Тимофеев.
В старинной России очень популярным был романс Борятинского:
Дремлют плакучие ивы,
Низко склонясь над ручьем...
Текст «Плакучих ив», как считают специалисты, тоже создан А. В.
Тимофеевым.
Прекрасные стихи сочинял уфимский прокурор. Недаром музыку к ним создавали
такие композиторы, как А. А. Алябьев, А. С. Даргомыжский, А. Е. Варламов.
Многие из этих песен звучат и поныне на концертах виднейших вокалистов. Но
вот об авторе стихов напрочь забыли.
А был когда-то Алексей Васильевич большой знаменитостью. Его произведения
выходили отдельными книгами, собраниями сочинений, печатались во многих
журналах.
Редактор известного журнала «Библиотека для чтения» Осип Синковский называл
поэта из Уфы прямым наследником Пушкина и вторым Байроном. Правда, Виссарион
Белинский держался другого мнения и оказался прав. Вряд ли кто помнит драму
Тимофеева «Разочарованный», повести «Поэт», «Художник», «Валерий и Амалия»,
«Джулия».
А вот стихи для песен, положенные на музыку лучшими композиторами, сделались
народным достоянием. Достаточно назвать «Не женись на умнице», «Оседлаю
коня», «Борода ль, моя бородушка» и другие песни. Некоторые из них
переиздавались и после революции.
О талантливом поэте — прокуроре А. В. Тимофееве тридцать лет тому назад
рассказал известный краевед Николай Николаевич Барсов, уфимские странички
его биографии раскрыли краеведы Георгий Федорович и Зинаида Ивановна
Гудковы.
Алексей Васильевич Тимофеев родился 15 марта 1812 года в городе Курмыше
Симбирской губернии. Окончил юридический факультет в 1830 году. Служил в
департаменте уделов, затем был губернским прокурором в Уфе в 1846—48 годах.
В 1855 году Тимофеевы переезжают в Москву, где Алексей Васильевич служил
чиновником особых поручений при Московском генерал-губернаторе и в 1860 году
вышел в отставку в чине генерала. Умер он 1 июля 1883 года в своем небольшом
имении Саратовской губернии. До настоящего времени сохранилась деревня
Базилевка в Уфимской районе, где около десяти лет жил А. В. Тимофеев. К
сожалению, память поэта с прокурорским званием не увековечена.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
