|
|
Юрий Кичаев
ТРИ В ОДНОМ
Рассказ
Алла
— До отправления скорого поезда «Санкт-Петербург — Самара» остается пять
минут. Просьба провожающим покинуть вагоны, — мелодичным голосом сообщил мне
динамик на перроне.
Вот так всегда. Провожающие уже покидают вагоны, а я, отъезжающая, до своего
вагона еще не добежала. Бегу. Спешу. На каблуках неудобно. Каблуки не
предназначены для бега по людному перрону. Они вообще не предназначены для
бега. Они для неспешного грациозного перемещения в пространстве, когда
походка, как говорится, «легкая от бедра», линия спины прямая, подбородок
повыше, а ресницы опущены, и тут мужики оборачиваются, заглядываются, а тебе
как будто до этого никакого дела нет, и ты идешь вся томная, задумчивая,
неземная... Черт! Это к делу не относится. Главная мысль сейчас: успеть и
каблуки не сломать. В Самаре в управлении филиала так похожу, для того и
надела сапоги с каблуками. Раз уж в командировку послали меня, а не эту
доходягу Худобину, которая полностью соответствует своей фамилии. Вот только
придется целый день в гостинице проторчать, потому что приеду я как раз в
праздник. Ну, положим, торчать я не буду, поброжу по городу. В Самаре мне
есть что вспомнить.
Мой вагон. Недовольная проводница с усталым видом смотрит в билет. Ничего,
милая, это твоя работа. И это мое дело, когда я сажусь в поезд. Интересно,
когда она успела так устать? И что с ней будет к концу поездки? Какие-то
мужчины галантно подсаживают, подают сумку. Спасибо, ребята. На Худобину они
бы и не взглянули. Все-таки для своих «без пяти ягодка опять» я выгляжу
неплохо. Обычно мне дают тридцать, не больше, от силы тридцать два. Кто бы
знал, чего мне это стоит.
Господи, лишь бы купе было не полное. И лишь бы там не было сопящего,
воняющего носками и перегаром мужика. Который к тому же ужасно храпит всю
ночь, просыпаясь изредка, чтобы хлебнуть пива из баллона. И не было бы
непрерывно орущего младенца с растрепанной и растерянной мамашей. Мой Стасик
никогда не орал. Кряхтел только, когда есть хотел, или когда пеленки были
мокрые. Повезло мне с ребенком. Наверное, это компенсация за отсутствие
приличного мужчины рядом. Алексей появился, когда Стасик уже в школу пошел.
Но зато они быстро нашли общий язык. С этим мне тоже повезло.
Конечно, купе полное. Хрупкая шатенка лет тридцати, уже успевшая переодеться
в домашний цветастый халат и тапочки, и парочка напротив. Она — юная, года
двадцать три, не больше, с задорно торчащим курносым носиком. Он — постарше,
может быть, лет на десять. Полный, с залысинами. Хотя они оба сидят, видно,
что он едва ли вровень с ней. А может быть, и ниже. Обмельчали мужики. Зато
смотрит преданно в глаза, словно прощается на всю жизнь. Любит, наверное.
Она так не смотрит.
— Здравствуйте, — говорю я. Женщины отвечают, муж курносой едва кивает. Не
поворачивая головы в мою сторону. Я в отместку, втискиваясь в купе, двигаю
ему сумкой по коленям.
— Извините.
Расселся, понимаешь. А он и не обратил внимания. Глаз не отведет от своей
ненаглядной. В принципе, симпатичная девушка. Я лет пятнадцать назад такой
же была, но это к делу не относится.
— Артем, выходи, а то уедешь с нами, — говорит курносая. Значит, Артем не
едет. Слава Богу, места будет больше. Хотя, судя по его виду, он рад бы
остаться. Ну и ехал бы, такую женщину нельзя оставлять одну. Артем целует
курносую, она отвечает. Спокойно, без страсти. Дежурно, я бы сказала.
Шатенка смотрит в окно. Артем с курносой выходят в коридор. Напоследок он
оборачивается:
— Счастливого пути!
Наконец-то обратил внимание, что в купе еще кто-то есть.
— Спасибо, — отвечаем мы с шатенкой. Я про себя добавляю: «Дай бог твой жене
хорошего любовника». Он в самом деле ниже ее. Не намного, но это заметно.
Тем более что она тоже на каблуках. Как и я. Слышно, как в коридоре он ей
говорит: «Привет родителям! Не скучай, Машенька». Уж кто будет скучать, так
это ты, Артем. Тебе тоже: счастливо!
Поезд трогается. Вдогонку с перрона доносится все тот же мелодичный голос:
— Скорый поезд «Санкт-Петербург — Самара» отправляется с третьего пути.
Ритмичный перестук набирающих ход колес. Вагон качается. Мигает свет. Пока
курносой Машеньки нет, я снимаю плащ, вешаю на плечики. Хорошо, что поезд
какой-то суперскорый, рейс новый, недавно открытый. Минимум остановок в
пути, короче время стоянок. День, ночь — и я в Самаре. Поднимаю нижнюю полку
и ставлю сумку с вещами. Маленькую сумочку кладу па полку. Сажусь. Машенька
возвращается. В глазах — ни капли сожаления о расставании с мужем. Я ей
улыбаюсь. С меня не убудет. Карнеги писал: «Улыбайтесь!» Она улыбается в
ответ краешками губ. Хорошая у нее улыбка.
— Вы до конца? — спрашиваю я. Обе женщины кивают. Ну и ладно. Компания не
самая плохая. Если только еще кто-нибудь не подсядет в пути.
— Раз мы все до Самары, давайте знакомиться, — на правах старшей предлагаю
я. — Меня зовут Алла.
— Юля, — отвечает шатенка.
— Маша, — представляется Машенька.
Пока говорить больше не о чем. Я вынимаю из сумочки сигареты, иду в тамбур.
С этой гонкой до вокзала и покурить толком не успела. Нервные затяжки в
такси не в счет. Там были мысли только об одном: «Не опоздать». Везде такие
пробки, особенно на Невском, быстрее было бы на метро. Но я давно уже
отвыкла от этой дурной привычки: ездить в метро. Алексей, впрочем, предложил
отпроситься с работы и проводить меня, но я благородно отказалась. А он,
гад, и не настаивал. Ну и ладно. Сочтемся.
В тамбуре пока не накурено. Я буду первая. За пыльным стеклом двери
проплывают какие-то строения. Сколько раз ни уезжала с Московского вокзала,
никогда не могла сориентироваться, где же едет поезд, хотя, в принципе,
город знаю неплохо. Давно здесь живу. А вообще, поезда не люблю, предпочитаю
самолет. Но этот придурок Савельев, которого черт угораздил быть начальником
моего отдела, сказал, что самолет бухгалтерия не оплатит без подписи
директора, а тот ни за что не подпишет, поскольку мы на картотеке. Конечно,
как самому Савельеву в Египет мотаться три раза за два месяца, якобы для
заключения договора на монтажные работы, так это можно. Впрочем, в Египет на
поезде — это нонсенс. С другой стороны, договор все равно не заключили. Нет
лицензии для работы с иностранными фирмами. Как будто это сразу было не
очевидно. Зато загорел на Красном море, с командировочных поменял машину на
иномарку.
В тамбур вышла Машенька. Опять улыбнулась, теперь она первая. Все-таки
хорошая у нее улыбка. И кого-то мне Машенька напоминает. Наверное, где-то
встречались. В Питере всегда кто-то с кем-то где-то встречается. А мы с ней
где, интересно? Надо будет между делом выяснить. Хотя, в принципе, все
равно.
Машенька курит «Виржиния лайт» с ментолом. Неплохой вкус, но я предпочитаю «Вог».
— А Юля? — спрашиваю я.
— Юля не курит, — отвечает Машенька.
— Надеюсь, хотя бы пьет?
— А есть конкретные предложения?
Машенька все больше мне нравится. Кого же она напоминает?
— Восьмое марта завтра, — говорю я. — У меня есть бутылка коньяка. Отметим
женский праздник в женском обществе. Хотя, может быть, вы предпочитаете
мужское? Или смешанное?
— Женское общество меня вполне устраивает, — говорит Машенька. Я, во-первых,
принимаю ее слова за согласие, а во-вторых, еще раз отмечаю про себя, что
она не сильно расстроена расставанием с Артемом. Интересно, зачем она за
него замуж вышла? Ведь ее годы далеко не критические. Впрочем, я была
моложе, когда развелась в первый раз.
Мы докуриваем, тушим бычки в пепельнице и идем в купе. Там я объявляю Юле,
что мы все, и она в том числе, сейчас будем пить коньяк. Юля говорит, что
она пьет мало, но не отказывается. Даже предлагает шоколадку на закуску.
Очень кстати появившейся проводнице с проверкой билетов я заказываю три
кофе. Юля норовит заплатить сама, лепеча, что поскольку коньяк мой, то она
просто обязана... Машенька тоже лезет за кошельком. Я пресекаю. Положим, я
не меценатка, на зарплату инженера не разгуляешься. Но у меня сегодня не то
чтобы праздник, но все-таки дата. Ведь именно с седьмого на восьмое марта
двадцать лет назад я ехала в Самару. Только тогда город назывался Куйбышев,
а ехала я из Москвы. На фирменном поезде «Жигули» и с Максом. Впрочем,
девочкам-попутчицам знать об этом не обязательно. Интересно, где сейчас
Макс? Вру, нисколько уже не интересно. И давно. Ведь столько лет прошло.
ЮЛЯ
Ну, все, нагулялась, нагостилась, скоро начнутся рабочие будни. И что
важнее, семейные будни. Стирка, готовка, проверка уроков. Первым делом, как
приеду, надо будет генеральную уборку сделать. Мои мужчины наверняка
расслабились без меня, возможно, даже ни разу за неделю не пылесосили. Хотя
могут, но привыкли, что все я делаю, или, по крайней мере, даю ценные
указания. И ведь я тоже привыкла. Когда уезжала, думала: отдохну от них, и
вспоминать не буду. Пару дней, это правда, не вспоминала. Некогда было.
Встреча у родителей, в гости к одним, к другим. Родственники, друзья. А
потом что-то засвербело внутри, стала остро ощущаться нехватка семьи. Визг и
шум мальчиков, спокойное молчание Славы, наша квартира, в которую я вложила
душу. Последний день я уже тосковала. Славе расскажу, он посмеется: «Вот и
отпускай тебя одну на отдых».
Да я бы не ездила. Летом собирались все вместе, может, еще и отправимся. Но
недавно позвонила Ленка, одноклассница, напомнила, что в этом году у нас
пятнадцать лет окончания школы. Васька Меренков, ставший крутым
предпринимателем, собирается устроить праздник для своего бывшего класса, и
приглашает всех. Правда, я не хотела, но Слава сказал: «Возьми отпуск за
свой счет и поезжай на недельку. Не пропадем без тебя». Даже настаивал, чуть
не насильно выгонял. Знает, что я сильно устаю и расслабляться не умею. Там,
говорит, хоть у плиты торчать не будешь, мама всегда накормит. Это правда,
только расстроилась мама, что я Петю и Павлика не привезла. А куда их? Учеба
же.
Встреча получилась шикарная. На собрании в школе Васька подарил по
телевизору нашей бывшей классной и завучу, видеодвойку для самой школы. Было
много цветов и торжественных речей. Потом состоялась экскурсия по городу на
туристических автобусах, потом — в кафе. Гуляли до утра. Но для тех, кому
нужно было домой, у крыльца дежурил автобус. Васька все предусмотрел. Кто бы
мог подумать, что он таким станет. В классе был тихим троечником. Кстати,
ухаживал за мной. А многие одноклассники, подававшие надежды, их не
оправдали.
Удивлялись, что я бросила Питер и уехала в Самару. «Декабристкой» называли.
Ну и что, я не жалею. Зато семья есть, жизнь устроена, в отличие от многих
моих школьных подруг. Муж замечательный, хозяйственный, заботливый. И на
других женщин абсолютно не заглядывается, кроме меня ему никто не нужен. А
Ленка, услышав историю моего знакомства со Славой, даже позавидовала.
«Романтика, — сказала. — Я бы тоже так уехала, да не с кем». Ленке уже
тридцать два, а она до сих пор не замужем. Спрашивала, нет ли у Славы друга,
приличного, одинокого и с квартирой. Вроде шутка, а глаза у нее были
грустные. Нет, теперь уже никуда не уедет, неподъемная стала. В таком
возрасте тяжело с насиженного места срываться, даже если и место-то так
себе. Слава меня сразу после выпускного за собой позвал. Чуть позже — и я,
возможно, десять раз подумала бы. Но он за своими деталями приехал в Питер
именно в тот день, когда я с белыми бантиками в волосах с выпускного
возвращалась. С тех пор в Питере я только наездами бываю, раз в год. И в
Самару возвращаюсь с радостью, вот как сейчас. Все хорошо, соседки по купе,
кажется, неплохие. Алла даже предложила выпить за восьмое марта. Это правда,
завтра же праздник. Я не большой любитель алкоголя, но чуть-чуть можно. А
завтра, когда домой вернусь, мы со Славой отметим по-настоящему. Может, в
кафе сходим, Слава давно обещал. Правда, он домосед, не любит такие
заведения. А скорее о семейном бюджете заботится. Говорит: «Я тебе и
приготовить помогу, и посуду помою». Конечно, на мальчиков много денег
уходит. Оба хоккеем занимаются, форма, клюшки, ежемесячная плата. Из одежды
на глазах вырастают, прошлогодние джинсы уже малы. И ведь все сразу на двоих
надо. Компьютер собрались им покупать, один конечно. Все нужно. Сам Слава
для поддержания формы тоже спортом занимается. Правда, так себе занимается,
раз в неделю в бассейн ходит. Но все-таки. Меня звал, но я отказалась. Куда
мне, всегда столько дел дома. А он пусть плавает, с его напряженной работой
надо расслабляться.
Кстати, внешность Аллы мне знакома. У меня исключительная память на лица.
Если хотя бы раз я человека видела, запомню на всю жизнь. Наверное, это
талант. Правда, еще и профессия способствует. Ведь любой талант развивать
надо, чтобы он не угас. С этим у меня проблем нет. Я почти десять лет в
отделе кадров работаю: столько людей, столько лиц, глаз, характеров. За годы
лица меняются, а фотография в паспорте одна и та же. Не каждый сам себя
узнает. Но я научилась делать поправку на время, мысленно убирать с лиц
морщины, складки, мешки под глазами, щетину, или, наоборот, добавлять косы,
веснушки, пышные шевелюры вместо лысины. А у Аллы лицо характерное,
запоминающееся. Вспомню легко. Вот у Маши личико простое, глазу зацепиться
не за что. Она из тех, на кого мужчины в компании смотрят с удовольствием, а
потом на улице не замечают и проходят мимо. Миленькая, конечно. Только носик
немного подкачал.
Маша
Артему так и не дали отгулы. Конечно, он устроился всего два месяца
назад, кто же его сейчас отпустит? Я сделала вид, что расстроилась, но на
самом деле мне так лучше. Ведь он мне в Самаре не дал бы никуда сходить, ни
с кем увидеться. Я почти год там не была, соскучилась по подругам, друзьям.
Аринка, когда в последний раз звонила, сказала, что очень ждет моего
приезда. Прошлым летом, перед моей свадьбой, мы с ней отрывались, посетили
все открытые кафе в центре и на набережной, перепробовали все сорта пива.
Конечно, она всегда брала с собой Вадика, поскольку ее Валентин, видите ли,
чрезвычайно занятой человек, которому некогда сидеть с ребенком, но Вадик
нам и не мешал. Покупали ему пачку чипсов или орешки, он съедал и играл
где-нибудь неподалеку.
А Валентин дождется: Аринка, в конце концов, разведется с ним. Зачем нужен
такой муж, которого постоянно дома нет? Все время пропадает в мастерской,
творит, видите ли. Если бы хоть деньги зарабатывал своими картинами, тогда
еще куда ни шло. Но ведь он даже не выставляется, работает, видите ли, на
будущее. Доработается. Но картины интересные, он нам на свадьбу одну
подарил. Пейзаж, вид на Волгу. Красиво, Артем повесил ее в гостиной. Артем
вообще обустраивает квартиру, словно она наша, а не съемная. Я ему еще до
замужества, даже не будучи знакомой с его родителями, поставила условие, что
вместе мы жить не будем. Конечно, я оказалась права. Его мама первое время
умудрялась после работы приезжать с Петроградской к нам в Сосновую Поляну,
где мы сняли квартиру. Все проверяла, чем я кормлю ее тридцатитрехлетнего
сынулю, и кормлю ли вообще, пока Артем не дал маме понять, что жена его не
только красавица, но и рукодельница, и кулинар отменный.
Я, конечно, когда захочу, могу неплохо приготовить. Теперь в моей ситуации
хочешь не хочешь — готовить надо. Знала, на что шла. Да, я не люблю Артема,
и он об этом догадывается, более того, знает прекрасно. Я ему об этом не
говорила конечно, но и не говорила, что люблю. В этом я врать не могу, разве
что по пьянке, когда наутро не помнишь. Зато он меня любит. Не скажу, что
мне этого достаточно, но пока терпимо. Говорят: женщине важно, чтобы ее
любили. Наверное, это так, если, конечно, мужчина не вызывает явного
отвращения. Артем, даже нелюбимый, отвращения у меня не вызывает. Это
потому, что мы с ним знакомы с детства, дедушка с бабушкой Артема — наши
соседи. Каждое лето он приезжал на Волгу отдохнуть, над косичками моими
смеялся. Я, когда мелкая была, косички заплетала. Досмеялся: теперь — муж.
Со временем, если я не влюблюсь в кого-нибудь еще, возможно и у меня
возникнет какое-то чувство к Артему, или хотя бы привязанность. Впрочем,
привязанность всегда была. Он — почти родной. Верный, надежный, несмотря на
неудачи в последнее время, за ним — как за каменной стеной. Вот только стена
со всех четырех сторон, и двери заколочены.
Конечно, во время ссор я его терпеть не могу. Здесь как раз моя нелюбовь
очень сильно ощущается. Нет, я не ругаюсь, я просто ухожу, но уйти некуда,
мама далеко, и я всегда возвращаюсь. Каждый раз, возвращаясь, даю от злости
себе слово, что наставлю ему рога при первом же удобном случае. Случай, как
правило, не предоставляется, и потом все проходит.
Я, даже когда Анвара любила и была с ним, однажды позволила себе сходить
налево. И легко это пережила. То есть, совсем не переживала. Я была
свободной, и могла делать, что хотела. Но после свадьбы с Артемом что-то во
мне изменилось. Дело, конечно, не в моем муже — наверное, сам факт
замужества так влияет: придает моральной стойкости и ответственности.
Посмотрим, что будет в Самаре, загадывать не буду. Но и сдерживать себя не
буду тоже, в этом я уверена.
Тут еще Влад позвонил, словно знал, что я еду. А скорее всего, просто
вспомнил, что у моей мамы юбилей. Уж что-что, а память у него всегда была
хорошая, иногда даже слишком. Телефон мой, например, с первого раза
запомнил, когда я сдуру в бассейне ему сказала. Сказала просто так, без
всяких мыслей о последствиях, а он взял да и позвонил. Посидели в кафе,
пообщались, и я поняла, что мне хорошо с ним. Не в смысле секса — тогда
этого еще не было — просто говорить, слушать, быть рядом.
В тот момент со мной рядом никого не было. Анвара я уже ненавидела, и любила
в то же время, иногда желала ему смерти, иногда звонила ночами. От Артема
предложение уже поступило, но я еще не задумывалась об этом серьезно, я
уверена была, что он от меня никуда не денется. И когда появился Влад, я
подумала, что он может стать громоотводом для моих противоречивых чувств к
Анвару. После того кафе мы с Владом еще несколько раз встречались вечерами,
не считая бассейна по воскресеньям. Уж не знаю, что он там жене плел, но
находил время. Конечно, с его работой легко придумать повод: у инженера
отдела оборудования ненормированный рабочий день. Нам было интересно вдвоем,
нас тянуло друг к другу, хотя я всегда помнила о его семейном положении.
Более того, обручальное кольцо на его руке и не давало забыть. Но мне
нравилось, что он не снимал его, что никогда, в отличие от других, не
сожалел лицемерно о том, что мы не встретились раньше, когда он не был
женат. Очень скоро он стал мне больше подружкой, чем другом. На него
изливались все мои сомнения, переживания, сопли и слезы. Влад слушал,
молчал, порой что-то осторожно советовал, но чаще просто поддакивал,
сочувствовал мне, и, главное, всегда был на моей стороне. Иногда после
бутылки вина в кафе мне казалось даже, что я люблю этого немолодого женатого
мужчину с двумя детьми. Но ночью я опять звонила Анвару и с пьяными слезами
клялась в любви к нему. Конечно, утром жалела об этом.
Проблему нужно было решать кардинально, и я позвонила Артему в Питер, дала
согласие. Сразу же объявила о своем решении всем, чтобы обратного пути не
было. Родители отправились в деревню к родне сообщать о радостном событии, а
я проговорилась об этом Владу. Он напросился в гости, наверное жене соврал,
что в командировку уехал. Хотя для него это чревато было: он с женой, видите
ли, на одном предприятии работает. У нас дома все и случилось. Я знала, чем
этот визит закончится, и в принципе была готова, даже об отъезде родителей
сказала специально. Но вышло все смазанно. Я напилась, смешав шампанское с
коньяком, и мне стало все равно. Просто Влада пожалела: изнывал же мужик.
Думала, получит свое, остынет.
Получил, остыл на сутки, а потом заявил, что любит меня. Зачем? Жену свою с
двойняшками он бросать не собирался, да мне это и не нужно было. Мне
по-прежнему было с ним хорошо, но только общаться. Как мужчина он меня
больше не интересовал, вообще никто не интересовал в то время. Наверное,
тогда уже настрой на замужество пошел. И даже если бы дело дошло до секса,
то с кем угодно, только не с ним. Я знаю, дружба от этого очень страдает, а
мне он был дорог именно как друг. Тот единственный раз в моей квартире
сильно поколебал наши отношения. Мне не хотелось разрушить их окончательно.
Духовника нельзя допускать до тела.
Я как-то объяснила Владу, что по первому моему требованию в любое время
суток он появляться не может, содержать меня — таких денег у него нет, я
женщина капризная и дорогая. Значит, на роль любовника он не годится ни в
моральном, ни в материальном плане. У него хватило ума, чтобы не спросить о
физической составляющей. Не задавайте глупые вопросы — не получите обидные
ответы.
Чем ближе была моя свадьба, тем больше он терял голову. Даже надоедать стал
своими признаниями. Раздражал унылым видом, намеками, что в Питере мне хуже
будет. Я уверена, что тут уже не любовь была, а ревность чистой воды: как же
так, его женщина, и уезжает к другому. Хотя я сама, конечно, не считала себя
его женщиной.
На мое решение выйти замуж за Артема помимо банального желания сбежать
повлияли еще два обстоятельства. Во-первых, перед глазами стоял пример
сестры. Лизка в молодости одному отказала, другому. Третий сам отказал
(идиот!). И вот сейчас ей за тридцать, сидит в старых девах, уже ничего не
нужно, ничего не хочется. А во-вторых, я всю жизнь в Петербург хотела, после
того как в восьмом классе туда на экскурсию съездила. И тут такая
возможность: питерский бизнесмен влюбился и просит руки и сердца. Все к
одному.
Разочарования посыпались сразу. Оказалось, что три киоска у Витебского
вокзала — это еще не бизнес, даже квартиру не купить. В центре снять жилье
дорого, а Сосновая Поляна — район типовых застроек, и так же похожа на
Питер, как наша Безымянка на Париж. Более того, с киосками Артем прогорел. В
январе лицензия кончилась, на новый срок не продлили. Не может он, видите
ли, взятки давать. Пришлось ему вспомнить специальность и идти наниматься
экономистом. Друзья устроили в одну контору, сейчас бухбаланс считает. Не
нравится, конечно, говорит: «Женская работа, и творчества нет». А что
делать: деньги от продажи киосков уже кончаются. Хочешь — твори, но с
прибылью. Я на копеечную работу идти не хочу, а высокооплачиваемую кто же
мне предложит. Вот с юбилея мамы вернусь, снова начну искать.
Кстати, мама перенесла празднование на неделю — отец заболел. Так что Влад
пролетел со своей свободой. Жена, видите ли, у него уехала, годовщина там
чего-то. Как раз к моему приезду она и вернется.
Я решила, что по приезде в Самару Владу звонить не буду. Если он сам
объявится, встретимся где-нибудь ненадолго в людном месте. Просто как старые
знакомые. И хватит. Зачем ворошить прошлое, ему — тем более.
Алла
Выпили по первой — хорошо. Пусть не «Камю», но «Белый аист» — тоже
неплохо. Юля недопивает, хотя и налито было на полтора глотка. Проводница
приносит кофе. В пакетиках, «два в одном». Юля просит «три в одном».
Проводница смотрит с ненавистью, но уходит менять. Юля словно оправдывается:
— Меня муж приучил кофе с молоком пить.
Машенька говорит:
— И мне один мой друг всегда с молоком предлагал, но я не поддалась.
Ну ладно, хоть какая-то беседа пошла. Пусть о кофе с молоком. Я отмечаю про
себя, просто так, что Машенька говорит о друге, а не о муже. Положим, я
Максу тоже не поддавалась, когда мы кофе пили. Он молоко и в чай, и в кофе
лил: сказывалась татарская кровь по материнской линии. А по мне — так лучше
с лимоном. Лимон и к коньяку пошел бы. Но лимона нет, едим шоколадку.
— Мы тут в этом купе сами как три в одном, — шучу я. Шутка слабая, но
девчонки смеются. Юля раскраснелась. Это с глотка-то!
В шутку же применяем к себе ингредиенты пакетика растворимого кофе. Юле,
естественно, достается молоко, поскольку с ним пьет только она. Машенька не
возражает против сахара. Ну, еще бы: самая молодая, самая сладкая. Кофе —
это я. В принципе, мне самой нравится такая ассоциация с крепостью,
бодростью и легкой горечью. Все это во мне есть, и в избытке, но это к делу
не относится.
Постепенно выясняется, что хотя мы все едем из Питера, коренная петербуржка
— только Юля. И только она сейчас живет в Самаре, перебралась к мужу. У
Машеньки наоборот: она из Самары переехала в Питер. Машенька косится на Юлю,
наверное, удивляется. Я — нет. Мне в принципе все равно, где жить. Понятно,
что не в последнем захолустье, но, положим, на Самару я согласна была. Вот
только развелась я с Максом еще до распределения. Домой в райцентр ехать не
хотелось, поэтому пришлось помыкаться, пока не закрепилась в Питере. Не
просто так, через фиктивный брак. Потом еще три было, не фиктивные, но в
результате все оказались фикцией. Остался только Стасик. Да Алексей вот уже
несколько лет со мной, но это к делу не относится.
У Машеньки детей пока нет, у Юли — двое. Мальчики-близнецы. Петя и Павлик.
Апостольские имена. На год младше моего Стасика. Общаемся с Юлей на детскую
тему, обсуждаем вопросы среднего школьного образования. Машеньке, похоже,
скучно, она встревает в разговор. Интересуется работой сначала Юли, потом
моей. Сама она за месяц до свадьбы окончила институт, после переезда в Питер
до сих пор не устроилась. Я бы сказала, не сильно и хочет. Пусть муж кормит,
поит, одевает. Я все-таки говорю ей, что у нас в лаборатории при управлении
есть вакансии. Не заведующего, положим, но лаборанткой можно попробовать.
Я исподтишка рассматривала Машеньку и вдруг поняла, кого она мне напоминает.
Меня саму в юности. Не внешне, хотя и в этом сходство есть, причем немалое.
Напоминает поведением, образом мыслей, бесшабашностью. А взгляд у нее —
словно я в зеркало смотрю, которое мое прошлое отражает. Даже жутко
становится, когда ее глаза вижу. Странно, что она сама этого не замечает.
Впрочем, она на меня и не смотрит почти. Наверное, думает: старуха, в
подруги не годится. Юлей заинтересовалась, то и дело украдкой на нее
поглядывает. Положим, я и в своем возрасте любой Юле сто очков вперед дам,
но это к делу не относится.
После третьей снова идем с Машенькой курить. В тамбуре уже дым коромыслом,
пузатый мужик в трико сальными глазами осматривает нас исподтишка. Пытается
заговорить, но мы его игнорируем. Он тушит свою «Приму», смачно поплевав на
нее, кряхтит и с видимой неохотой уходит. Мы с Машенькой одинаково брезгливо
передергиваем плечами, потом смеемся.
— Не наш контингент, — говорю я.
— Бывают и другие, — отвечает Машенька. Со знанием дела, я бы сказала.
— Сейчас вернемся и выпьем за тех, других.
— Да, за них, окаянных.
Я улыбаюсь. Давно не слышала этого выражения. Сегодня прямо-таки день
воспоминаний. Макс тоже всегда предлагал такой тост, но только за женщин. А
Машенька продолжает:
— Один мой друг как-то сказал, что за женщин готов выпить стакан крови.
Глупое выражение, но звучит эффектно.
Я опять улыбаюсь. Машинально. Как говорил управдом Бунш, странные подозрения
закрадываются в мою голову. Ведь и эта фраза — Макса. Глубоко затягиваюсь,
анализирую услышанное. Знакомые фразы в устах друга Машеньки. Кофе с
молоком, которым Машеньку пытался напоить ее друг (тот же самый?). Плюс к
тому же Макс и Машенька из одного города. Сами по себе в отдельности эти
факты ничего не значат, но все вместе — информация к размышлению. Что, если
Макс и есть Машенькин друг? Они вполне могли встретиться в Самаре. Тем
более, как говорится, люди всю жизнь подсознательно ищут свою первую любовь.
Первая любовь Макса — я. Машенька на меня очень похожа. Если допустить, что
Макс и Машенька знакомы, он вполне мог в ней увидеть меня прежнюю. Юную,
манящую, желанную. Это надо выяснить. Зачем — еще не знаю.
— Любил тебя, наверное, — для начала забрасываю я удочку.
— Кто? — легкомысленно откликается Машенька. Надо же, уже забыла, о чем мы
только что говорили.
— Ну, тот друг.
— Почему любил? Он и сейчас любит, — Машенька говорит спокойно-равнодушно,
но в голосе ее все-таки проскальзывают хвастливые нотки.
— И это, конечно, не муж, — заговорщицки приглушив голос, предполагаю я.
Дескать, мы, женщины, поймем друг друга и свои маленькие слабости.
— Конечно.
— Самарский или питерский?
— Самарский.
Для начала хватит разведданных, чтобы не спугнуть девчонку. Но я не могу
удержаться:
— Наверняка много старше, женат, есть ребенок.
— Даже двое.
Ну, теперь точно хватит. Надо подумать. Года три назад, когда я была
проездом в Москве, останавливалась у Сашки Смирнова, они с женой были
свидетелями на нашей с Максом свадьбе. Вспоминали учебу, общежитие, наш
курс. Тогда Сашка сказал, что у Макса двое детей. Неужели действительно Макс
знаком с Машей и влюблен в нее? Как она все-таки на меня похожа. Даже
сигарету держит так же.
Подумать мне Маша не дает. Негромко декламирует:
Бровей трагический излом под светлой прядью,
Он привязал меня к тебе — не отвертеться —
Навек гордиевым узлом. Но, Бога ради,
Внемли отчаянной мольбе, уйди из сердца.
Пытаюсь узел разрубить: мороз по коже.
Мне даже думать без труда нельзя об этом.
Меня забудешь, может быть, но все же, все же
Останься в памяти всегда ты ярким светом.
И тут же поясняет:
— Это он мне посвятил.
Все, круг замкнулся. Я стою с ошарашенным видом, понимая, что надо хотя бы
рот закрыть. Доказательств более чем достаточно, причем последнее
убедительно перекрывает все остальные. Маша процитировала стихи Макса. И
посвятил он их мне, а вовсе не Маше, много лет назад. Только прядь в
оригинальном тексте была рыжая, а не светлая, я в то время красилась. Тогда
сложилась парадоксальная, я бы сказала, ситуация. Мы с Максом были уже
разведены, я жила с Олегом, он — с одной круглой отличницей и такой же
круглой дурой с приборостроительного факультета. Тем не менее, мы жутко
ревновали друг друга, при встречах ехидно бросали колкости или проходили
мимо, игнорируя полностью. Порой я его терпеть не могла и готова была убить,
когда видела их вместе: очевидно, он испытывал ко мне то же самое. Однажды,
когда моя ненависть к Максу достигла критической массы, я, дождавшись ухода
его дуры-отличницы на занятия, заявилась к ним в комнату и устроила
грандиозный скандал. Как мы ругались, как орали друг на друга! В каких
только грехах и пороках не обвиняли. В конце концов, я бросилась на него с
кулаками. Макс, не решаясь ударить в ответ, схватил меня за плечи, крепко и
больно прижал к себе, чтобы я не могла размахнуться. Он мял и сдавливал меня
так, что хрустели кости. Я вертелась, извивалась, пытаясь вырваться, по лицу
моему текли слезы бессильной ярости. Тела и лица наши соприкасались, и я, не
в силах сделать что-либо еще, куснула его за губу. Укус получился похожим на
поцелуй страсти. Наверное, в этот момент в голове каждого из нас и возникло
такое желание — изнасиловать бывшего супруга.
Из американских фильмов в наш язык прочно вошло выражение «заниматься
любовью». То, что произошло тогда у нас с Максом, можно было смело назвать
«занятием ненавистью». Процесс обоюдного насилия, циничный, бесстыдный, с
желанием ласками унизить партнера, доставить ему боль и показать свое
превосходство, мало похож на нормальный любовный акт. Но мы сделали это,
выплеснув на любовника-врага всю накопившуюся ненависть и получив такую же
порцию аналогичных чувств, а потом долго лежали рядом на полу среди
разбросанной в беспорядке одежды, не в силах отдышаться.
Одевались молча, не стесняясь, уже умиротворенные, удовлетворенные своей
местью. Сбросившие с души отрицательную энергию и благодарные друг другу за
это. Макс, растрепанный, раскрасневшийся, снова показался мне родным и
близким, каким он был совсем недавно. По крайней мере, таким знакомым и
привычным, что я снова потянулась к нему. И мы вернулись на исходную
позицию. Но теперь в наших ласках вместо ненависти сквозила жалость о том,
что наши так замечательно начавшиеся еще на первом курсе отношения так
бездарно закончились и что ничего уже поправить нельзя. Кому угодно, но друг
другу измены мы простить не могли. И даже простив, не забыли бы. Это был акт
прощания.
Через неделю все повторилось, и «занятие ненавистью», и акт прощания, и
потом происходило регулярно. Тогда Макс и показал мне эти стихи, сказав, что
никогда в жизни не занимался такой ерундой, но я измучила его до «сдвига
крыши». Насколько мне известно, его «крыша» благополучно возвратилась на
место, и до подобного графоманства он больше не доходил. По крайней мере,
своей дуре-отличнице, когда она его бросила, он прочитал то же самое,
изменил только цвет пряди на соответственно «черный». Впрочем, за это я его
не упрекала: он — автор, что хотел, то и делал.
О «черной пряди» мне отличница сказала сама. Когда соседи доброжелательно
сообщили заинтересованным лицам о наших с Максом встречах, Олег обозвал меня
шлюхой, и был немедленно выставлен за порог с вещами и зубной щеткой.
Отличница не придумала ничего лучше, чем уйти сама. И придумала, я бы
сказала, неплохо, потому что ушла она к своему бывшему кавалеру, у которого
в свое время и была Максом отбита. Поскольку меня ревновать в тот момент
было не к кому, а отличницу — наоборот, Макс забегал, засуетился. Пытался
даже подраться с кавалером отличницы, но отличница к нему так и не
вернулась. Однажды мы оказались с ней в одной компании. Делить нам, как
говорится, было уже нечего, более того, нас объединял факт близкого
знакомства с Максом и последовавшее за этим расставание. Мы разговорились,
понравились друг другу и впоследствии подружились. В принципе она оказалась
не такой и дурой, но это к делу не относится.
ЮЛЯ
Алла едет в командировку, а Маша к родителям. Она самарская — значит, мы
с ней дважды земляки. Посмотрела она на меня странно, когда я сказала, что
оставила Питер ради мужа, но ничего не сказала. Похоже, я знаю, о чем она
подумала. Мои одноклассники меня тоже не поняли, тем более она, девочка из
провинции, с детства мечтавшая о столице. Я с таким уже сталкивалась. Но у
меня нет имперских амбиций, как у москвичей, нет и пренебрежительного
отношения к приезжим. Я люблю город своего детства, но столичную жизнь в
культ не возвожу.
Алла посочувствовала мне, что у меня двойняшки. Сказала, что с одним-то
трудно, с двумя сразу — вообще с ума сойдешь. Но у нас в роду в каждом
поколении двойняшки рождаются, так что я изначально была готова к этому, и с
ума не сошла. К тому же мне муж очень помогал. Он все, что надо, делал,
просить не приходилось. Зато сейчас, когда мальчишки подросли, двумя
помощниками в доме стало больше. Алле, похоже, с мужем не повезло, а у Маши
стаж супружеской жизни меньше года.
С Машей, как с землячкой, тоже нашлись общие темы. Она спросила, где я живу,
где работаю. Правда, про себя не много рассказывала — наверное стеснялась,
самая молодая же в нашей компании. А может, как и я, не любит откровенных
разговоров с малознакомыми людьми. Я тоже особенно не распространялась, все
вспоминала, где же я Аллу видела. Наверняка в Питере, потому что она
сказала, что в Самаре была один-единственный раз, и очень давно. Тогда еще
меня там не было.
Алла с Машей снова ушли курить. И тут я вспомнила.
Вспомнила! Боже мой, надо же, такое совпадение. И мы в одном купе едем. Кто
бы мог подумать. Как тесен мир на самом деле.
Перед Новым годом приезжал Славин друг из Москвы, гостил у нас. Они выпили,
заностальгировали по прежним временам, когда были молодые, стали смотреть
Славин студенческий альбом. Сашка вдруг глупо заржал, тыча пальцем в одну из
фотографий:
— Алку недавно видел. Знаешь, где она сейчас? В Питере.
Слава пхнул Сашку локтем в бок, тот заткнулся. А мне-то что? Я знала, что
Слава разведен, что он вместе со своей бывшей женой и тем же Сашкой учился в
одном институте. Славино прошлое меня не интересовало. Но, тем не менее,
позже я достала альбом, рассмотрела как следует ту фотографию. Наверное,
зря. Сейчас не узнала бы в попутчице Алле бывшую Славину спутницу жизни. И
не переживала бы, думая, что Слава мог связаться с такой женщиной.
С такой женщиной — это я подумала, когда мои соседки по купе вернулись с
перекура. Теперь я смотрела на Аллу уже другими глазами. Бесцеремонная,
излишне самоуверенная, но пустая внутри. Хохочет громко, во весь голос.
Вовсе и некрасивая. Возможно, была интересная лет двадцать назад, но теперь
ее поезд ушел. Хоть молодится, но все ее годы на лице написаны, а попытки
выглядеть моложе только подчеркивают увядание. К тому же выпить любит, вон
как Маше наливает, почти по полстакана. Споить хочет девчонку. Маша же,
наоборот, меня уговаривает. Что бы Алла сказала, если бы узнала, кого она
коньяком угощает? Коньяк, правда, в меня уже не лезет.
Я, для проверки своего открытия, хотя и уверена была, спросила, где Алла
училась. Все подтвердилось: тот же институт, тот же факультет, тот же год
выпуска. Мое открытие слегка отрезвило меня, хотя коньяк в голову уже
ударил. Слава богу, кончается бутылка, перестала нравиться мне наша
компания. Не вся, конечно: Маша — хорошая девушка.
Странно, пока я не поняла, кто Алла такая, мы нормально общались. А сейчас
вижу, как вульгарность из нее так и прет. И табачным дымом как мужик
пропахла. Маша, понятно, сигаретами балуется по молодости лет, ребенка
задумает завести — бросит. А Алла, похоже, курильщица со стажем. Странно,
как Слава жил с ней, ведь он терпеть не может курящих женщин.
Я попробовала мысленно поставить Славу рядом с ней. Получилось так
противоестественно, что я испугалась. Испугалась того, что Слава мог
остаться на всю жизнь с ней, и мучился бы, и был несчастлив. И даже если бы
в мой выпускной встретил меня в Питере, то не позвал бы за собой. Он был бы
верен даже такой женщине.
Ну вот, она не просто выпить любит, она вообще алкоголичка. Смоталась в
вагон-ресторан, принесла еще одну бутылку коньяка. Глаза блестят, излишне
разговорчива, оживлена — типичные признаки. Потом будет истерика, потом
впадет в ступор. Хоть бы быстрее напилась да спать легла, а то будет
приставать с пьяными разговорами.
Правда, больше она к Маше пристает, все ей подливает, выспрашивает что-то.
Маша же, наоборот, меня в компанию зовет. Похоже, не очень хочется ей с
одной Аллой общаться. Но я отказалась продолжать, категорически. Все, ложусь
спать.
МАША
Юля сказала, что она переехала в Самару к мужу. Юля сказала, что была в
Питере на встрече одноклассников. Юля сказала, что у нее двое детей,
мальчики-близнецы. Очень приятно. Разрешите представиться, Юля: я — любимая
женщина вашего мужа. Видите ли, так он сам мне совсем недавно по телефону
говорил. Смешно, что мы вместе едем. А самое смешное будет, если мы вместе
из вагона выйдем, а он будет тебя, Юля, встречать на перроне. До свидания,
Юля, рада была познакомиться. Заходи в гости. Можно и с мужем, вас, молодой
человек, я тоже приглашаю. Вас ведь Влад зовут? Что это у вас челюсть
отпала, верните-ка ее на место. Мне кажется, мы где-то встречались. Вам так
не кажется? Однажды в одной постели, не помните? Тогда вы были более
красноречивы. Мы даже и на «ты» были, неужели не помните?
Наверное, что-то отразилось на моем лице — Алла как-то странно на меня
поглядывает, изучающе. Ну и ладно, пусть смотрит. Уже не смотрит, говорит с
Юлей о детях. Тема — пеленки, детские болезни, школа. Я делаю вид, что
слушаю, иногда даже поддакиваю их беседе — опыт общения с Аринкиным Вадиком
у меня есть. Алла спрашивает меня, не собираюсь ли и я заводить ребенка. Я
коротко отвечаю «нет», не вдаваясь в подробности. И так неустроенность в
жизни: ни работы, ни квартиры, ни уверенности, что у нас с Артемом это
надолго. Сам Артем хочет девочку. Я как-то спросила почему, он ответил:
«Чтобы хоть одна женщина любила меня всегда». Конечно, упрек в мой адрес.
Пока они болтают, я думаю, не ошиблась ли я. Имена Юлиных мальчиков мне ни о
чем не говорят, я не знаю, как зовут детей Влада. Ни разу не
поинтересовалась за все время знакомства. А зачем? Имя своей жены он тоже
никогда не называл. А если я все-таки ошибаюсь, и Юля — не жена Влада?
Возможно совпадение? Возможно, но не в этом случае. Очень легко и
непринужденно можно поинтересоваться, где Юля в Самаре живет, где работает.
Все сходится.
Потом мы курим с Аллой в тамбуре, я перебираю в памяти наши встречи с
Владом. Не хотела вспоминать, но кто же знал, что я поеду в одном купе с его
женой. Алла что-то спрашивает, я что-то отвечаю, иногда даже в тему. Но
мыслями я далеко от нашей беседы. В голову лезут дурацкие Владовы выражения,
которые я, оказывается, не забыла. И даже то стихотворение, которое Влад,
как сказал, сочинил для меня, полностью всплыло в голове. Интересно, сам он
его придумал, или все-таки соврал?
Глядя на внезапно изменившееся лицо Аллы, я поняла, что стихотворение это я
начала бормотать вслух. Пришлось продолжить. Наверное, в ее глазах я выгляжу
инфантильной школьницей, помешанной на поэзии. Ну и пусть так думает, мне-то
что?
Мне становится даже весело от пикантности ситуации. Такого у меня еще не
было. Было другое: как-то раз мы с Анваром оказались в компании, куда
заявился и один мой, скажем так, хороший знакомый. Он, видите ли, считал,
что тоже имеет на меня право, хотя знакомство с ним было мимолетным и
несерьезным, и пришла я в ту компанию именно с Анваром. Тогда я не
веселилась, я чувствовала себя как разведчик на проваленной явке. Но
выкрутилась. Если бы Анвар хотя бы заподозрил что-то неладное, мы бы
расстались с ним гораздо раньше.
Вернувшись в купе, я рассматриваю Юлю. Конечно, от такой жены любой мужик
загуляет. А она будет сидеть дома среди пеленок и ждать его в своем цветном
старушечьем халате. Образец добропорядочности; можно подумать, она в
монастыре воспитывалась. Но Владу с ней повезло: будь я его женой, я бы не
верила ему безоговорочно, не отпускала бы в такие странные командировки.
Главное — я никогда не стала бы его женой, в этом я уверена.
Мне захотелось напоить Юлю и попробовать ее разговорить, просто так, из
озорства. Потом, при случае, если мы все-таки с Владом встретимся,
подразнить его какими-нибудь безобидными подробностями его семейной жизни.
Алла очень кстати еще коньяк принесла. Но Юля больше не пьет, она, видите
ли, спать хочет. Конечно, Владу повезло: не жена, а золото, одни сплошные
плюсы.
АЛЛА
Всю ночь не спала. Думала, вспоминала. С этой Машкой разве заснешь. Мало
того, что такую тему для размышлений подкинула, так еще и храпела всю ночь.
Почище иного мужика. С учетом открывшихся обстоятельств это был такой
раздражающий фактор, что хотелось ее вышвырнуть из купе. Зря я вчера на нее
еще одну бутылку потратила. По ресторанной цене. Думала узнать какие-нибудь
подробности. Но эту девчонку не так-то легко споить. И на откровенность она
не шла. Все больше к Юле цеплялась. Вот та — молодец. Спокойная. Спала, как
ребенок, всю ночь.
Я лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, на котором изредка ритмично
мелькали полоски света от встречных поездов. Под стук колес и Машкин
равномерный храп вспоминала наши отношения с Максом. С самого начала, с того
момента, когда на вступительных экзаменах он подсказал мне формулу по
математике и чуть был не удален из аудитории. Тогда я встала и призналась,
что он заговорил со мной по моей просьбе и что выгонять надо меня. Такая
честность понравилась председателю экзаменационной комиссии, и тот оставил
нас обоих. После экзамена мы познакомились, и с тех пор не расставались.
И, наверное, зря. Мы жили друг другом и не знали другой жизни. А она была
рядом, порочная, греховная, не замечаемая нами до поры, но независимо от
нашего желания манящая в свои сети. Детскими болезнями надо болеть вовремя.
Во взрослом возрасте они переносятся особенно тяжело. И, чтобы появился
стойкий иммунитет к желанию чего-то упущенного, неиспытанного, перед
семейной жизнью надо было перебеситься, переболеть. Вот этого у нас с Максом
не было.
Только под утро я поняла, что элементарно завидую Машке. Завидую самой что
ни на есть черной завистью. За то, что ей достается то, что могло бы быть
моим. Ведь про нас с Максом все общежитие говорило, что мы идеальная пара, с
завистью тогда смотрели на нас. И, как говорится, сглазили.
Я даже забыла о том, что Машка не жена Макса, а всего лишь любовница. Именно
любовница, а не просто знакомая; помня Макса, я была уверена в ее статусе:
он не стал бы размениваться на лирику, не познав тела.
Особенно обидным было то, что я сама предсказала Максу его будущее. В наш
последний с ним разговор, когда мы прощались и оба сожалели о содеянном и
непоправимом, я попробовала представить, что с ним будет лет через двадцать.
Описывала вслух. Макс слушал. Я говорила, что он женится на девушке гораздо
моложе себя, спокойной, тихой и доброй, полной мне противоположности,
которая будет его любить всю жизнь. Сам он к сорока годам обретет ту
уверенную неотразимость, которая приходит только с возрастом, и приходит не
ко всем. Будет нравиться женщинам. И, несмотря на свое семейное положение,
он во всех женщинах будет искать меня, ту, молодую, какой он меня запомнил.
Понимает ли сам Макс, что Машка — это не просто смазливая избалованная
девчонка, очередная его блажь? Она — напоминание ему обо мне.
Я поймала себя на мысли, что до сих пор, даже мысленно, называю Макса не по
имени, а прозвищем, которое еще с первого курса тянулось за ним все годы
учебы. Как-то он мне признался, что и в школе его звали так же, сократив
фамилию. Наверное, странно было слышать, как жена называет мужа таким
образом, но мы с ним настолько привыкли к этому, что даже в минуты ласк он
был для меня просто Максом.
Утром Юля, почему-то отводя от меня глаза, начала стремительно собираться,
словно опаздывала куда-то. Машка же, наоборот, валялась в постели почти до
самого прибытия. Я мельком подумала, что такая жена, как Юля, могла бы быть
у Макса, некурящая, малопьющая, скромная и хозяйственная, но это к делу не
относится.
Поезд еще громыхал на подступах к вокзалу, а Юля, наскоро попрощавшись с
нами, уже выскочила в коридор. Я отметила про себя, что она не красилась:
значит, и такой, после сна, ее муж любит. Мне Алексей постоянно делает
замечания. Попробовал бы сам походить хоть пару часов с таким слоем
косметики. Машка тоже не красилась. Положим, в ее возрасте и, надо отдать
должное, с ее внешностью, это и не требуется.
Вокзал в Самаре поразил меня своей монументальностью. Куда там скромному
Московскому вокзалу в Петербурге, откуда я вчера выехала. Глядя на
взмывающий в небо купол, я вспомнила фильмы про звездные войны.
— Снаружи красиво, а туалеты внутри постоянно не работают, — напомнила о
себе Машка, глядя, как я разглядываю космические контуры здания. «Напомнила»
— это я зря подумала: я ни на минуту о ней не забывала. Мне вдруг
представилось, что Макс может прийти ее встречать, но я тут же отмела эту
мысль. У него есть семья, а она всего лишь любовница. И все же я поглядывала
сквозь стекло на перрон. А вдруг?
В купе ворвались дед с бабкой, совсем как из сказки про репку. Наскоро
облобызав Машку, они тут же начали сетовать, что Артемчик не смог приехать.
Машка капризно спросила их о родителях. У тех аврал на работе, пришлось
выйти в праздник — объяснили дед с бабкой. Хотя говорили они между собой, я
снова ощутила косвенный удар по своему возрасту: мои родители давно на
пенсии. Машка, отворотившись от встречавших ее стариков, предложила мне
помочь добраться до гостиницы. Ну уж нет. Помощь из твоих рук — я бы
сказала, как объедки с барского стола. Надолго я запомню эту командировку.
Но все-таки марку надо держать, хотя бы перед самой собой, — и я вежливо
отказалась. Впрочем, себе отказать в маленькой шалости я не смогла. И перед
выходом из купе я шепнула на ухо Машке такое, от чего округлились ее глаза.
И я пошла, держа в памяти удивленное выражение ее лица. Сдерживаясь, чтобы
не заплакать. Как все-таки она похожа на меня, но мне такой уже не быть
никогда.
ЮЛЯ
Утром я почти с неприязнью посмотрела на Аллу. После сна она выглядела еще
более непрезентабельно: свалявшиеся волосы, одутловатое лицо, дряблая кожа.
Я опять невольно представила ее теперешнюю рядом со Славой. Он, конечно,
старше меня, но ему никогда не дают его лет, он не оброс жиром, не полысел,
а проблески седины даже красят его. Он говорит, что присутствие молодой жены
рядом его молодит. Тут он лукавит: он всегда был молод духом и телом.
Жизнерадостности в нем на двух моих ровесников хватит.
Слава обещал меня встретить, и я боялась, что он возле вагона увидит Аллу.
То есть не боялась, нечего мне было бояться, но не хотела этого очень
сильно. Поэтому еще до прибытия поезда вышла в тамбур, чтобы первой
оказаться на перроне и увести его от этой нежелательной встречи. Маша
иронически посмотрела на меня, когда я уходила из купе: наверное, подумала,
что я соскучилась по мужу. Это правда, я действительно соскучилась. Не нужны
мне никакие одноклассники, лишь бы он и мои мальчики были рядом.
Не успели прозвучать фирменные позывные, — отрывок из песни «Ах,
Самара-городок» — я уже выпрыгнула на перрон. Конечно, он уже стоял здесь,
как обычно, с букетом хризантем. Это мои любимые цветы, он всегда мне их
дарит, начиная с того дня, когда мы с ним встретились в Питере. Тот первый
букет он преподнес мне, только увидев меня на улице. Купил в цветочной
палатке и бросился догонять. Потом он признался, что решение его было
спонтанным и неожиданным для него самого. И что если бы он хоть чуть-чуть
подумал, то ни за что не осмелился бы на такое. Это правда, он скромный и не
умеет знакомиться на улице. Но тогда, к счастью, он это сделал. Сейчас я
даже не могу сказать, заговорила ли я с ним, потому что он угадал мои
любимые цветы, или хризантемы стали моими любимыми, потому что Слава тогда
мне их подарил. Все перемешалось, да это теперь и не важно.
Слава стоял на перроне такой родной и близкий, что я бросилась ему на шею. В
глазах его я заметила легкую усталость и недовольство, но не придала этому
значения. Я прекрасно понимала его: в праздничный день, когда есть
возможность отоспаться и отдохнуть, ему пришлось рано вставать и идти в
гараж за машиной. Ничего, мой родной, я тебе компенсирую эти издержки, дай
до дому добраться.
Только пойдем скорее, не стой здесь, на перроне, не встречайся со своим
прошлым. Не надо. Ведь у нас с тобой замечательное будущее.
МАША
Проснувшись, я вспомнила, что хотела уточнить у Аллы про работу в ее
лаборатории. Наверняка зарплата маленькая, но надо же с чего-то начинать. Я
уверена, что пробьюсь и достигну своего. Конечно, не сразу, но умная женщина
много чего может. Главное — суметь зацепиться, а там посмотрим. Судя по виду
Аллы, она сама неплохо живет, имея такую работу. И я смогу, я обеспечу себя,
я буду жить хорошо. Я не хочу бросать свои привычки, не хочу отказывать себе
ни в чем. И я добьюсь этого, с помощью Артема или без нее, а там пусть Артем
пеняет на себя. Но Алла с утра была не в духе, и я отказалась от своих
планов.
Юля засобиралась так быстро, словно чего-то боялась. Я даже ненароком
подумала, что она догадалась о моей роли в жизни ее мужа. Но, конечно, ни о
чем она не догадалась, и не могла, а я все-таки не такая стерва, чтобы
сообщить ей о двойной жизни Влада. Но если он мне позвонит и мы встретимся,
в удовольствии рассказать ему об этой увлекательной поездке я себе, конечно,
не откажу. А вообще пора заняться мобильником. Ведь живу в Питере, а телефон
до сих пор зарегистрирован в Самаре, на роуминге разоришься. И — прощай,
Влад, звони по старому номеру, слушай сообщение, что абонент недоступен.
Родители встречать меня не пришли, работают, видите ли, в праздник. Старики
Артема, конечно, мне рады, но видно, что обрадовались бы больше, если бы сам
Артем тоже приехал. Я вообще заметила, что они ко мне после свадьбы стали
по-другому относиться. Ревнивее, что ли. Раньше я для них была просто
соседка, а сейчас жена их любимого внучка, на которого они не надышатся.
Они, живя рядом, слишком многое обо мне знали, слишком многое видели. По
моему мнению, ничего особенного, но у старых свои понятия. Например, я
уверена, что домой сейчас мы поедем на автобусе. У меня деньги есть, Артем
дал достаточно, но их ведь не переубедишь, что на такси удобнее. Более того,
какая им разница, не с их же пенсии платить буду, но все равно упрутся,
потащат на остановку.
Ну и ладно, потерплю, больше терпела. У меня уже свербит где-то внутри от
предвкушения встреч и отдыха от семейной жизни. Теперь я понимаю, почему
вполне благопристойные и почтенные матери семейств в одиночку на курортах
так отрываются.
Я сознательно не спешила выходить на перрон, затягивала время. Смех смехом,
но если и в самом деле Влад увидит меня выходящей из вагона, где ехала его
жена, сумеет ли он сдержать удивление? Мне, конечно, все равно, но ему —
нет. Я никогда не подставляла людей, тем более хороших знакомых. К тому же
теперь и мне не все равно.
Дед взял мою сумку, бабка — другую, пришлось идти за ними, но Алла
выскользнула из купе раньше. Вдруг, обернувшись ко мне, уже стоя в коридоре,
она с загадочным выражением на лице прошептала:
— Большой привет Владиславу Максимову, — улыбнулась как-то криво и пошла, не
оглядываясь.
Неужели я опять по пьянке сказала лишнего? Я уверена была, что вчера не
называла ей имени Влада, но сейчас засомневалась. Главное — прецеденты уже
были, когда я с утра не помнила, о чем говорила вечером, и даже что вечером
делала. Но ведь мы и выпили вчера совсем немного, и с посторонними я не
откровенничаю вопреки общепринятому мнению о разговорах с попутчиками. Это
уже серьезно, это тенденция, прав Артем, надо меньше пить. Вот вернусь в
Питер и больше не буду. Хватит, пора делом заниматься.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
