|
Французская и
русская революции — попытка сравнения
(на основе романа Марка Алданова «Девятое термидора»)
Гизела Грабиньска (урожденная Гузель Хазиахметова) родилась в Уфе в 1969
году. Окончила среднюю школу № 100 с серебряной медалью. Сотрудничала с
газетой «Ленинец» и «Советская Башкирия». В 1989 году поступила на факультет
журналистики МГУ. Через несколько лет перевелась на филологический факультет
Варшавского университета, окончив который, осталась преподавать русский
язык. Поступила в аспирантуру. Тема ее научных исследований — творчество
выдающегося русского писателя Марка Алданова. Недавно Гизела Грабиньска
защитила диссертацию, получив степень доктора филологических наук.
В круг ее исследовательских интересов входят вопросы возникновения польской
диаспоры Башкирии, ее вклада в историю и культуру республики и России в
целом.
Предлагаемая статья нашей землячки, надеемся, будет интересна и читателям
«Бельских просторов».
Романы Марка Алданова (1886—1957) (настоящая фамилия Ландау), прозаика,
эмигранта первой волны, переведены на двадцать четыре европейских языка. Он
уехал из России в 1918 году, путешествовал по всей Европе, некоторое время
жил в Германии, потом во Франции, во время второй мировой войны — в
Соединенных Штатах. В период между двумя мировыми войнами исторические
романы и политическая публицистика Алданова пользовались большой
популярностью во многих странах. Иван Бунин неоднократно выдвигал его
кандидатуру на Нобелевскую премию. В то же время в Советском Союзе о нем не
упоминалось ни слова. Начиная с 1988 года произведения писателя начали
возвращаться на родину: в России опубликованы все его шестнадцать романов.
Тетралогия «Мыслитель» (1921—1927) состоит из трех романов и одной
повести, охватывающих своим действием 1793—1821 годы. В повести «Святая
Елена, маленький остров» (1923)1 Марк Алданов обратился к последним дням
Наполеона, затем он возвращается к великой французской революции, без знания
которой трудно понять наполеоновскую эпоху. Так был создан роман «Девятое
термидора» (1923). Следующие два романа из тетралогии связаны с событиями
русской истории: «Чертов мост» (1925) — смерть Екатерины II и переход
Суворова через Альпы, «Заговор» (1927) — убийство императора Павла.
Главная тема в романе «Девятое термидора» — революция. Она чрезвычайно важна
в творчестве Алданова. Русских эмигрантов, к которым относился и писатель,
остро волновала эта проблема. Они отчаянно искали ответ на вопрос, почему
именно их родину ждала такая трагическая участь. Как справедливо замечает
Марк Раев, «...Алданов [...] сделал русский опыт «относительным», описывая
предысторию и историю французской революции, проводя в общеевропейском
контексте параллели между ней и русской революцией».
В своих литературных произведениях Алданов пользуется приемом
исторических параллелей. В романе передается атмосфера террора, массовых
казней, страха, хорошо известных в двадцатом веке. По мнению писателя,
природа человека не меняется вместе с наступающим веком. Метод Алданова
основывается прежде всего на психологическом сходстве. Критики ставили ему в
упрек, что он преувеличивает сходство событий восемнадцатого века с
событиями начала и середины двадцатого и даже указывали, с каких именно
политических деятелей Алданов списал Питта, Талейрана, Робеспьера и т.д. Он
отвечал, что от эпохи, описанной в «Мыслителе», пошло почти все, что
занимает людей его времени, но «писатель не несет ответственности за
повторения и длинноты истории».
Описывая революционные события конца XVIII века, Алданов постоянно соотносит
их с современностью. Один из персонажей, старый французский эмигрант, с
горечью думает, что «...Эрмитаж, вероятно, рано или поздно постигнет участь
Версаля и что урок Версаля ничему не научил Эрмитаж».
С иронией приводится мысль графа Семена Воронцова, что «через сто лет никто
не будет проливать крови... Это, к счастью, совершенно достоверно...».
Свойственно верить, что люди будущего будут добрее, гуманнее и жизнь у них
будет лучше. Алданов в прогресс не верит.
Писатель сравнивает деятелей французской революции с их будущими
последователями: «...как ни отвратительны сами по себе Марат и Робеспьер, их
подражатели в потомстве будут неизмеримо хуже: эти будут не только мерзавцы,
но вдобавок еще и дураки». Он дает, таким образом, отрицательную оценку
«вдохновителям» российской революции.
Французская революция в «Девятом термидоре» описывается как ужасное событие.
Алданов делает обобщения, говоря, что всякая революция другой быть и не
может. Ее вызывают к жизни пагубные страсти человека: зависть, жестокость,
тщеславие, жажда разрушения и зла. Талейран у Алданова говорит, что «...было
бы лучше, если б историки не искали глубокого смысла — положительного или
отрицательного, все равно — в ужасных событиях Французской революции.
Никакого урока нельзя извлечь из смены стихийных, бесцельных действий,
порожденных разнузданнымии страстями, — в первую очередь человеческим
тщеславием. Французскую революцию сделало тщеславие». Естественное состояние
людей, которым так восхищался Жан-Жак Руссо, на самом деле приобретает
ужасные формы, если его ничем не сдерживать. В человеке дремлет
неискоренимая потребность быть дикарем, которая находит выход либо в форме
войн, либо в форме революций, хотя последние случаются гораздо реже. По
природе своей они совершенно одинаковы, и тем и другим свойственно убивать.
По мнению Алданова, не может быть речи о бескровной революции — так же, как
и о бескровной войне. Тем более она не может творить. По Алданову,
результаты не окупают жертв и гораздо больше приносят вреда, чем пользы.
Человечеству выгоднее чинить здание, чем разрушать его совсем.
Своим террором революция охватывает все и вся. На эшафот идут и ее враги, и
ее приверженцы. По словам Ламора, «...под гильотину можно угодить и хваля
революцию, и ругая ее, и совсем о ней не говоря». Французский химик Борегар
свято верует в нее и с досадой пожимает плечами, когда слышит о терроре. Он
верит, что то зло, которое породили события во Франции, лет через пятьдесят
позабудется, а положительные ее завоевания останутся в истории навечно:
Декларация прав человека, всеобщее избирательное право и др. Он утверждает:
чтобы верно оценить исторические события, нужно подняться над личными
обидами, частными несправедливостями и смотреть с перспективы века. Мосье
Борегар воспринимает все это поэтически-восторженно: он даже слышит музыку в
революционных событиях. История жестоко смеется над ним, отправляя на
эшафот, но Борегар уверяет, что и на нем будет кричать «да здравствует
революция!». Это явление было свойственно историческим событиям и спустя сто
с лишним лет: одни революционеры посылали других на смерть, и жертвы были
уверены, что просто совершается ужасная ошибка. Революция пожирает саму
себя: по словам Ламора, «революция, вероятно, отправит на эшафот больше
революционеров, чем реакционеров».
Известным постулатом «цель оправдывает средства» в романе постоянно
пользуется Робеспьер, «единственный на свете вполне добродетельный человек».
Неоднократно упоминается философ Жан-Жак Руссо как его вдохновитель и
учитель. Робеспьер руководствуется в своих действиях его великими заветами,
цель у него «бесконечно великая, бесконечно прекрасная»: он мечтает открыть
не только Франции, Европе, но и всему человечеству новую эру, в которой не
будет ни бедности, ни злобы, ни несчастья. Но дорогу к этой прекрасной цели
он видит в кровавом очищении гильотиной бессмертной души человека. Алданов
считал, что историческое развитие не имеет цели. А раз нет цели, то и
средства теряют какое-либо значение и становятся бессмысленными формулы типа
«путь к добру идет через зло».
Люди, творящие революцию и в ней участвующие, в действительности преследуют
личные цели. Главному герою, Штаалю, кажется, что «вся Революция была
гигантским перемещением людей с одних ступеней благополучия и почета на
другие». Богатые люди бегут за границу, бросив практически все свое
имущество на родине. Оставшиеся богатеют: на скупке конфискованного, на
спекуляции. У бывшего учителя Штааля, мосье Дюкро, активного деятеля в
Якобинском клубе, после революционных событий дела пошли очень хорошо.
Используя новые связи, он зарабатывает при новом правительстве большие
деньги и даже покупает имение из конфискованных церковных земель.
Баррас, занимающий высокую должность в революционном правительстве, берет
казенных восемьсот тысяч рублей, предусмотрительно составив фиктивный
протокол. Оправдывая самого себя, он размышляет о том, что все берут взятки,
даже Мирабо и Дантон. По его мнению, брать взятки гораздо лучше, чем
убивать, как это делает неподкупный Робеспьер.
Революционеры уверены, что идеи революции вечны, как и ее дела. Так, Марсель
на вечные времена переименован в Sans Nom, а Тулон — в Port de la Montagne.
Марсель сейчас Марсель, и Тулон это Тулон. Интересно, что спустя семьдесят
лет после выхода произведения переименованным российским городам стали
возвращать исконные названия.
В финале «Девятое термидора» Юлий Штааль, потрясенный видом казненного
Робеспьера и его двадцати двух сподвижников, задается вопросом: «Неужто этот
ров, где вместе лежат они все, этот ров, облепленный трупными мухами, этот
ров, из которого несется нестерпимый запах падали, неужто это и есть Великая
Французская Революция? Не может быть!..». Все суета сует. Люди придумывают
идеи, преследуя при этом чаще всего собственные цели, тратят много сил и
энергии, чтобы осуществить их, и забывают при этом, что всякая жизнь
кончается рано или поздно Случаем, — тем единственным Случаем, который —
кроме даты его осуществления — можно предвидеть с абсолютной точностью.
В своем философском трактате «Ульмская ночь. Философия случая» (1953),
Алданов пишет, что Ришелье, Бонапарт и другие отличались, конечно, умом,
знанием людей, энергией, но результат их деятельности «оказывался гибельным
и для их стран, и для них самих: так было с самым гениальным из всех, с
Наполеоном». Чаще всего, принимая важные решения, они думают или о славе,
или о личных выгодах, или о том, как удержаться дольше у власти. По Алданову,
«...члены Директории так же не могли привыкнуть к привалившему счастью, как
не могли подумать без ужаса о возможном его конце. Они то верили, то теряли
веру в свою прочность и, когда теряли, начинали метаться и выискивать
заговоры». Премьер Великобритании Питт готовится к войне с Францией, так как
знает, что «...только большая победоносная война создает правителям
настоящий исторический престиж».
Важная мысль Алданова — нет разницы между великими и простыми людьми. Только
случай поднимает первых на вершину. Человек становится по-настоящему великим
лишь в искусстве, ибо создания мысли остаются на многие века. «Только в моем
учении — подлинная революция, революция духа», — говорит Кант.
Алданов играет с читателем, рассказывая о великих людях обыденные вещи и
снимая тем самым с них ореол величия. Британский военный агент, знаток
музыки и литературы, в разговоре со Штаалем отпускает следующее замечание:
«Впрочем, из молодых есть способные музыканты. Родственнице моей дает уроки
ван Бетховен, — недавно приехал к нам в Вену, очень, очень способный юноша,
хоть большой чудак. И представьте, совершенно не любил в детстве музыки. Но
отец порол его до тех пор, пока не полюбил; теперь славные пишет вещицы и
играет очень бойко. Вот что значит хорошее воспитание»
Писатель, однако, не отрицает роли личности в событиях, она для него
очевидна. Яснее всего проявляется это в крупномасштабных событиях:
революции, войне. В «Ульмской ночи» он проводит мысль: не будь Ленина,
Октябрьский переворот не произошел бы. Великие люди умело используют случай
и поэтому оказывают влияние на исторический процесс. В «Девятом термидоре»
Робеспьер, размышляя о светлом будущем, ясно осознает свою роль вершителя
судеб: «Не будет ни бедности, ни злобы, ни несчастья. Оставшиеся
добродетельные люди заживут новой жизнью, по законам, которые дало миру
Верховное Существо, возвестил великий эрменонвильский отшельник и осуществил
он, Максимилиан Робеспьер». Фуше, готовясь к свержению Робеспьера, проявляет
проницательность и хитрость в подборе и привлечении к делу сообщников. Таким
образом, писатель дает положительный ответ на один из волновавших его
вопросов: имели бы место те или иные события, если бы в них не участвовали
конкретные люди?
Писатель делит случайности на счастливые и несчастные. В «Ульмской ночи» он
обращается к древнегреческому понятию двойственности судьбы: она бывает
неотвратимая (мойра) и отвратимая (тюхе). По Алданову, «наше право и наш
долг всячески увеличивать вторую за счет первой в направлении, которое нам
представляется желательным, то есть отвечающим принципам «Добра-Красоты»». В
свою очередь под понятием Добра-Красоты он подразумевает то разумное, что
полезно человеку. По Лейбницу, слова которого Алданов приводит в «Ульмской
ночи», красиво то, что вызывает в нервах движение, способствующее здоровью.
А по Спинозе, некоторые предметы прекрасны только на расстоянии, но сами по
себе и по отношению к Богу вещи не красивы и не уродливы. Они просто
существуют. Алданов строит свое понятие Красоты-Добра на системе произвольно
выбранных аксиом. То, что для одних является идеалом красоты и добра, для
других — олицетворение зла. Как иронично замечает писатель, некоторые люди в
разговоре друг с другом нуждаются в переводчике от морали. Он подчеркивает,
что человек всегда может и обязан сделать выбор, причем он сам устанавливает
для себя аксиомы и цели.
Главный герой романа «Девятое термидора» Юлий Штааль часто сталкивается с
возможностью выбора: по собственной воле он становится агентом двух
разведок, соглашается ради дела вступить с незнакомой дамой в любовную
связь. Руководствуясь в жизни принципом Декарта познать все, Штааль в то же
время опошляет его, так как, по мнению Алданова, «...мораль Декарта
приближается к высшему в морали положительных религий».
Выборная аксиоматика решает судьбы стран. Не только человек, но и общество
выбирает себе приоритеты. Одни государства выбирают монархию, другие
республику. Франция же вступила на путь революции.
Роман «Девятое термидора», который является первой частью тетралогии
«Мыслитель», не случайно начинается прологом, который переносит нас в
двенадцатый век — в эпоху создания статуи Дьявола-Мыслителя, сидящего на
вершине собора Парижской Богоматери. Четыре собеседника — монах, воин,
ваятель и студент Сорбонны Андрей Кучков, родом из Киева, разговорившись,
делятся сокровенными желаниями: монах мечтает о торжестве великой церкви,
воин — о победе над Ричардом Львиное Сердце и о честной смерти, студент — о
том, чтобы стать ученым, победить воина, когда тот одержит победу над
Ричардом Львиное Сердце, и завоевать любовь светлокудрой девы. У старого
ваятеля осталось лишь одно желание — закончить статую Дьявола-Мыслителя,
творение всей его жизни. Он показывает ее своим собеседникам, которые
смотрят на Мыслителя с ужасом и недоумением. Символично то, куда устремлен
«бездушный взор» Дьявола: на противоположный конец острова, где суетится
народ, разбирая остатки костра, на котором сожгли ведьму. Все суета сует,
все, чем занимаются люди, к чему стремятся, их цели — все тленно и
преходяще. Все человеческие деяния забвенны. Где-то высоко сидит бес и
смеется.
Образ Мыслителя Алданов покажет еще раз, в последней сцене. После
всевозможных приключений чуть повзрослевший Юлий Штааль задает себе вопросы:
«Далеко ли я ушел по пути великого Декарта? Я еще не понял ни жизни, ни
истории, ни революции. Смысл должен быть, смысл глубокий и вечный. Мудрость
столетий откроется мне позднее... Я пойду в мир искать ее!». Когда герой
отправлялся из российской провинции в мир, его целью было по-картезиански
все познать, все вкусить. Он пожил в Петербурге, объездил Европу,
разговаривал с Кантом, был в центре событий французской революции. Можно
сказать, что он достиг цели, но где кроется смысл всего этого? Штааль
оборачивается, и ... в двух шагах от себя замечает страшную статую
Дьявола-Мыслителя, сидящего на вершине собора Парижской Богоматери. «Опустив
голову на худые руки, наклонив низкую шею, покрытую черной тенью крыльев,
раздувая ноздри горбатого носа, высунув язык над прямой звериной губою,
бездушными, глубоко засевшими глазами в пропасть, где копошились люди,
темный, рогатый и страшный, смотрел Мыслитель».
Большой Случай, выражаясь по-алдановски, т.е. революция, происшедшая во
Франции, мешает осуществиться планам Безбородко, покровителя Юлия Штааля. Он
пророчил молодому человеку карьеру фаворита русской императрицы. Екатерину
II, наблюдавшую с интересом, хотя и с некоторым беспокойством революционные
события во Франции, потрясает казнь французского короля. В связи с этим
здоровье ее сильно ухудшается. Косвенно Алданов дает объяснение тому, почему
эта казнь произвела такое сильное впечатление: она стала панически бояться
за собственную жизнь. Если в такой просвещенной стране, как Франция, казнили
короля, то чего можно ожидать от России, где Екатерина захватила престол, не
имея на то никаких прав? Так из-за одного случая- события планы Безбородко и
Штааля рушатся.
В центре романа — события девятого термидора, происшедшие летом 1794 года,
когда Робеспьера отстранили от власти и положили конец французской
революции. «Франция переживала самые тяжелые времена своей истории. Военные
дела республики были в блестящем состоянии: армия шла от победы к победе. Но
эти успехи не радовали никого. Революция явно вступила в полосу развала и
вырождения». Террор достиг апогея, лучшие из лучших революционеров
отправились на эшафот, никто уже ничего не понимал, французы были насмерть
запуганы. И нашлась группа людей, которая составила заговор против
Робеспьера. Спустя годы в «Ульмской ночи» писатель определит главные мотивы
действующих лиц: «Была звериная борьба за жизнь и за власть, у многих
дополнявшаяся борьбой за деньги. Этого обстоятельства, конечно, никак не
достаточно для объяснения переворота 9 термидора с точки зрения
экономического материализма».
Вдохновителем заговора, как пишет Марк Алданов, был Фуше, бывший духовный
профессор, террорист во время революции, впоследствии при Наполеоне
занимающий пост министра полиции. Он служил всем властям и своевременно их
предавал. Баррас, которому предназначалась роль командующего войсками, был
сильно встревожен своей возможной гибелью, так как при последней встрече
Робеспьер оказал ему ледяной прием: у него были все основания полагать, что
Неподкупный узнал о его огромных хищениях при взятии Тулона. У третьего
участника, Талльена, арестовали любовницу, Терезу Кабаррю, красивейшую
женщину Франции. Ее казнь назначили на ближайшие дни термидора, и она
прислала из тюрьмы записку Талльену, в которой умоляла спасти ее.
Так в преддверии переворота нагромождаются случайности, которые решают исход
дела. А тут еще Робеспьер, объявляя о своем решении отправить следующую
группу людей на эшафот, не сообщил, как делал это обычно, фамилий
осужденных. Этим воспользовался Фуше, который уверял членов Конвента, что
именно их имена значатся в проскрипционном списке.
Для Алданова еще одной случайностью является то, что Робеспьер не успел
отправить четырех главных заговорщиков на гильотину. Они понимали, что на
заседании Конвента решается вопрос их жизни и смерти: или погибнет
Робеспьер, или они прямо отсюда пойдут на эшафот. У них не было ни
популярности, ни талантов, ни вооруженной силы, и, с точки зрения
объективной, никаких шансов на победу. Описывая Талльена, сыгравшего большую
роль в день девятого термидора, автор употребляет эпитет «безумные, налитые
кровью» глаза. Можно сказать, что все они действовали как сумасшедшие.
И, наконец, заключительной случайностью оказался проливной дождь, который
шел в ночь на десятое термидора. Он «решил борьбу в пользу противников
Робеспьера». В эту ночь рабочих звали к Думе, чтобы защитить его, но они не
пошли, ссылаясь на непогоду. Так множество случайностей решило исход дела в
пользу заговорщиков. Тем самым утверждается мысль писателя, что
историческими событиями правит Его Величество Случай.
В своей книге «Армагеддон», вышедшей еще в 1919 году в революционном
Петербурге, Алданов цитирует слова Ренана, французского гуманиста-скептика,
творившего в XIX веке, о том, что «...18 век продолжается по сию пору.
Вернее было бы сказать, что его еще не было. Но обычно восемнадцатый век
отрицают во имя семнадцатого или даже тринадцатого». Люди, жившие во времена
великих идей просвещения, недооценили их и восстали, предпочитая абсолютную
власть государства над индивидом. В книге высказывается мысль, что над
человечеством вновь нависла угроза темного времени. Отношение Эрнеста Ренана
(1823—1892) к жизни, скептическое и пессимистическое, но вместе с тем
спокойное и ироничное, казалось его современникам мудрым. Его работы были
хорошо знакомы Алданову. Сближает его с Ренаном и то, что последний пришел к
скептицизму и пессимизму после политического разочарования в 1871 году. А.
Седых, современник писателя, вспоминает, что в характере Алданова более
всего чувствовался пессимизм, который с годами все усиливался. Сам Алданов,
уже в конце жизни, признавался: «... в молодости, до революции, я был даже
слишком жизнерадостным человеком. Ну, а в последние десятилетия жизнь,
особенно политические события, не часто давали нам основания для радости».
Можно утверждать, что отношение Ренана и Алданова к жизни непосредственным
образом связано с их собственным опытом, менталитетом и характером.
Марк Алданов недоумевал по поводу пушкинского выражения «русский бунт
бессмысленный и беспощадный». Он писал: «Точно на Западе ничего в этом роде
не бывало. Франция — самая цивилизованная страна на свете, однако за неделю,
с 22 по 26 мая 1871 года, на улицах лучшего в мире города одни
контрреволюционеры расстреляли более двадцати тысяч человек. Немало людей
было казнено и революционерами. Они же вдобавок сожгли Тюильрийский дворец,
еще десятки исторических зданий и только по чистой случайности не разрушили
Лувр и Нотр-Дам. Если этот бунт не бессмысленный и беспощадный, то чего же
еще можно собственно желать?»
Не стоит забывать о том, что, изображая французскую революцию, писатель
постоянно имел в виду русскую, разумеется, прекрасно осознавая, к чему
последняя привела. Недаром один из его героев констатирует: «Чем больше
политический (особенно революционный) деятель прольет крови, тем больше
чернил и слез прольют в его оправдание умиленные дураки потомства. Почти все
памятники воздвигнуты или там, где стояли исторические эшафоты, или там, где
жили исторические палачи...».
По идейности русская и французская революции очень схожи. Со времен
французской и практически до конца XIX века в Западной Европе господствовало
утопическое мировоззрение, которое по сути своей заряжено насилием. Как
пишет Л. Фесенкова, философ, исследователь творчества Алданова, «...смерть
оказывается необходимостью. Это вытекает из самой логики утопического
мышления: смерть выступает как санитарка, которая должна расчистить место на
построение нового общества. Убийство невинных людей расценивается здесь как
неизбежная дань движения общества к лучшему будущему (как его отходы). В
утопическом сознании смерть становится нормой». Робеспьер Марка Алданова
считает, что смерти нет, что «смерть есть начало бессмертия». Прокурор
Фукье-Тенвилль цинично думает: «Сегодня выдался трудовой день. Было
отправлено на эшафот сразу пятьдесят человек». И если в Западной Европе к
концу XIX века взяло верх консервативное начало и Европа успокоилась, то в
России в начале XX века утопическое мировоззрение победило христианское и
стало доминирующим в среде образованных классов. Именно оно привело Россию к
кровавой революции, не считающейся с человеческими жертвами.
———————
1 Здесь и далее приводится год издания.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
