|
Академик М. А.
Лаврентьев в Уфе в годы войны
31 августа 1943 года Бюро Башкирского обкома ВКП(б) рассмотрело вопрос о
выполнении заводом 11 постановления Государственного Комитета Обороны № 3762
о досрочном выпуске противотанковой кумулятивной авиабомбы ПТАБ-2,5-1,5 и
вынесло решение о значительном расширении его производственных площадей.
Немногие в то время знали, что «заводом 11» на самом деле была небольшая
артель «Промметиз», эвакуированная в середине 1941 года из Днепропетровска в
Уфу и ставшая в нашем городе «Ударником». Именно она, как и многие другие
предприятия города, которые переходили на выпуск военной продукции, в числе
первых в стране стала выпускать противотанковые авиабомбы ПТАБ-2,5-1,5.
Уничтожать танки с воздуха легкими «бронепрожигающими» бомбами ПТАБ-2,5-1,5
кумулятивного действия предложил конструктор боеприпасов И. А. Ларионов в
самом начале 1942 года. 14 апреля 1943 года Сталин подписал акт об их
испытании, после чего уже с 15 мая того же года начался серийный выпуск
ПТАБов. При массе 2,5 кг они свободно пробивали броню в 70 мм, что было
достаточно для уничтожения с воздуха новейших немецких танков: крыша «тигра»
имела толщину брони 28 мм, а «пантеры» — 16 мм. Первоначально считалось, что
при столкновении кумулятивного снаряда с броней в его заброневое
пространство влетают сильно раскаленные газы и капли расплавленной брони
(отсюда и первое название снаряда — «бронепрожигающий»), а затем в танке
взрываются собственные боеприпасы.
Вместо нескольких тяжелых стокилограммовых авиабомб штурмовик ИЛ-2 брал на
борт четыре кассеты с 78-ю ПТАБами в каждой, которыми буквально «посыпал»
немецкие танки с высоты 25 м, что обеспечивало, с одной стороны, большую
прицельную точность такого бомбового удара, а с другой — полную безопасность
самого самолета, который не мог быть сбит разрывом собственных авиабомб. У
ПТАБов было еще одно большое достоинство. В отличие от обычных авиабомб из
дорогой высокопрочной стали со сложным взрывателем, ПТАБы могли теоретически
выпускаться даже в деревянном корпусе. Отсюда и возможность их изготовления
не на специализированных заводах, а в самых примитивных условиях, как это
происходило в Уфе.
Существование кумулятивных авиабомб ПТАБ-2,5-1,5 на вооружении Красной Армии
до особого указания Верховного Главнокомандующего держалось в секрете.
Впервые применили их в танковом сражении на Курской дуге, что оказалось для
немцев полной неожиданностью. 5 июля 1943 года за 15 минут до начала
запланированной немцами на 3 часа утра операции «Цитадель» летчики 291
штурмовой авиации сбросили с воздуха кумулятивные авиабомбы на
подготовленные к атаке новейшие немецкие танки «тигр» и «пантера», лобовая
броня которых в то время фактически не могла быть разрушена советской
артиллерией.
Уже в первый день боев было уничтожено от 128 до 160 (по разным данным) из
240 имевшихся на фронте «пантер», а через 5 дней у немцев осталось лишь 40
таких танков. Без этих новейших машин преодолеть нашу оборону немцы не
смогли и начали отступать.
Производство в Уфе противотанковых кумулятивных авиабомб ПТАБ-2,5-1,5 было
неслучайным: в то время в нашем городе над выполнением ряда особо важных
заданий Государственного Комитета Обороны плодотворно трудился выдающийся
математик и механик, академик АН УССР (1939) Михаил Алексеевич Лаврентьев,
будущий академик (1946) и вице-президент (1957—1975) Академии наук СССР,
инициатор организации в 1957 году и первый председатель Сибирского отделения
АН СССР.
С 1939 года М.А. Лаврентьев работал директором Института механики Академии
наук Украины, большая часть институтов которой в самом начале войны была
эвакуирована в Уфу. 21 июля 1941 года на первом в Уфе заседании Президиума
АН УССР структура академии была реорганизована: родственные учреждения были
объединены в 15 институтов, из них 11 находились в нашем городе. (За его
пределами располагались всего четыре института: электросварки — в Нижнем
Тагиле, черной металлургии — в Свердловске, энергетики — в Копейске
Челябинской области, физико-технический — в Алма-Ате.)
Они вошли в состав четырех отделений: физико-математических, химических,
технических, биологических и общественных наук. Институт математики оказался
в Объединенном институте физики и математики (директор член-корреспондент АН
УССР Г.Ф. Пфейффер, заведующий отделом математики М. А. Лаврентьев). В
отделении технических наук находился Институт строительной механики
(директор член-корреспондент АН УССР Н. В. Корноухов), занимавшийся в числе
других проблем расчетами на прочность и устойчивость деталей конструкций,
работавших в экстремальных условиях.
Институт строительной механики размещался в двухэтажном каменном здании по
ул. Тукаева, 50, построенном в 1865 году, в котором до этого находилось
Центральное Духовное управление мусульман внутренней России. После отъезда
АН УССР в Москву в нем долгое время размещались коммунальные квартиры, а с
1971 по 1990 годы Отдел физики и математики БашФАН СССР. В настоящее время
здание возвращено Духовному управлению мусульман Европейской части СНГ,
Сибири и Балтии.
Находясь в Уфе, М.А. Лаврентьев принимал участьи в работах этого института,
значительная часть которых была связана с эвакуированным в Уфу из Рыбинска
заводом авиамоторов. В его стенах трудились также творцы украинской школы
нелинейной механики академики Н. М. Крылов и Н. Н. Боголюбов.
Для координации исследовательской деятельности ученых в условиях военного
времени при Президиуме АН УССР создали научно-технический комитет содействия
обороне, работавший под руководством президента академика А. А. Богомольца.
М. А. Лаврентьев входил в число восемнадцати членов этого комитета. Только в
последнее время после снятия грифов секретности стало возможным опубликовать
наиболее интересную часть их исследований по решению проблем специальных
областей оборонной техники, металлургии, энергетики, биологических и
медицинских наук. Однако в них нет никаких, даже малейших упоминаний о
работе М. А. Лаврентьева в Уфе над проблемой создания кумулятивных снарядов.
Отсутствуют они и в «Отчете Академии Наук УССР за 1942 год», а также в
«Сводном плане работ АН УССР на 1943 год», копии которых сохранились в
Центральном государственном архиве общественных объединений Республики
Башкортостан (бывшем Партархиве). Это обстоятельство, по-видимому, может
быть объяснено только тем, что в уфимских архивах работы, выполненные по
спецзаданиям ГКО свыше 60 лет назад, до сих пор еще не рассекречены. А между
прочим, гидродинамическая теория кумулятивного заряда и принцип его
действия, разработку которых М. А. Лаврентьев начал в Уфе, были опубликованы
им в журнале «Успехи математических наук» уже в 1957 году, а впоследствии
вошли в качестве классического примера в монографию «Проблемы гидродинамики
и их математические модели», написанную в соавторстве с Б.В. Шабатом,
выдержавшую в нашей стране два издания и переведенную на французский язык.
В конце своей жизни М.А. Лаврентьев начал публиковать в широко известном
тогда в СССР журнале «Экономика и организация производства», издаваемом
Сибирским отделением АН СССР, сокращенный вариант своих мемуаров «Опыты
жизни. 50 лет в науке», немалая часть которых посвящена его работе в Уфе в
1941—1943 годах. Их публикация (с № 7 за 1979 год по № 6 за 1980 год)
завершилась за несколько месяцев до кончины М. А. Лаврентьева, он успел
порадоваться тому, что читатели признали его воспоминания лучшим материалом
журнала за 1979 год.
В 1982 году сокращенный вариант мемуаров М.А. Лаврентьева был переиздан
Агентством печати «Новости». Интересные материалы о работе ученого по
оборонной тематике в Уфе, в том числе и над созданием кумулятивных снарядов,
содержатся и в воспоминаниях М. А. Лаврентьева, опубликованных в № 11
журнала «наука и техника» за 1957 год в связи с 50-летием победы над
фашистской Германией и в его докладе «Проблемы, над которыми я работал…»,
сделанном на годичном собрании Академии наук СССР в марте 1978 года по
случаю вручения ученому за выдающиеся достижения в области математики и
механики Золотой медали имени М. В. Ломоносова.
В 2000 году к 100-летию со дня рождения М. А. Лаврентьева Сибирское
отделение Российской Академии наук выпустило сборник «Век Лаврентьева», в
основу которого положен наиболее полный из опубликованных вариант книги
«Опыты жизни. 50 лет в науке» и помещены воспоминания об ученом его учеников
и последователей.
Восстановим уфимский период работы М.А. Лаврентьева, используя отрывки из
его мемуаров и воспоминания современников и товарищей по работе.
Первый опыт приложения чистой математики к важным инженерным задачам, ясное
понимание того, что в процессе их решения рождаются новые идеи и подходы в
математических теориях, М.А. Лаврентьев получил, работая в 1929—35 годах в
ЦАГИ (Центральном аэрогидродинамическом институте). Тогда же у него появился
вкус к экспериментальным исследованиям как средству изучения физических
закономерностей. В упомянутой выше монографии «Проблемы гидродинамики и их
математические модели» хорошо сформулировано кредо Лаврентьева как
естествоиспытателя:
«Большинство интересных физических процессов так сложно, что при современном
состоянии науки редко удается создать их удовлетворительную теорию. Вместо
этого нужно посредством экспериментов и наблюдений постараться понять
ведущие факторы, которые в тот или иной отрезок времени управляют процессом.
Выяснив эти факторы, следует абстрагироваться от других, менее существенных
и для данного участка и данного отрезка времени и построить возможно более
простую математическую модель».
В 1937 году М. А. Лаврентьев возглавил отдел теории функции комплексного
переменного в Математическом институте имени В. А. Стеклова.
Из воспоминаний Лаврентьева: «Мне удалось в то время подойти к теории
квазиконформных отображений пространственных областей. За прошедшие годы эта
теория получила большое развитие. Она оказалась богатой связями с
дифференциальной геометрией, дифференциальной топологией и другими разделами
математики, активно разрабатываемыми в настоящее время…
Однако спокойная работа в «Стекловке» по чистой математической теории
продолжилась недолго. Приближалась вторая мировая война. В те годы я
познакомился с группой конструкторов нового оружия, сыгравшего огромную роль
во время войны и получившего название «катюша»… Именно тогда я впервые
познакомился с проблемой пробивания танковой брони…».
Об этом парадоксальном, на первый взгляд, явлении пробивания толстых плит
металла посредством зарядов, передняя часть которых имела коническую или
сферическую выемку, впервые М. А. Лаврентьев узнал из сообщения профессора
ЦАГИ Г. И. Покровского. Несмотря на то, что явление было уже известно давно,
отдельные особенности его проявления были установлены в то время чисто
эмпирическим путем. В частности, особой загадкой для механиков был тот факт,
что пробивное действие кумулятивных снарядов почему-то сильно увеличивалось,
если выемки в них изнутри покрывались металлической оболочкой.
В 1939 году М. А. Лаврентьев был избран действительным членом Академии наук
Украины и стал директором Киевского математического института. «Стекловку»
он не оставил — жил то в Москве, то в Киеве.
Из воспоминаний Лаврентьева: «В начале моей деятельности на посту директора
Математического института АН УССР на меня было сделано немало нападок; меня
пытались даже уличить в математической неграмотности. Но я выбрал простую
тактику: работать и не обращать внимания на атаки. Я занялся прежде всего
молодежью, среди которой оказалось много способных ребят. Тогда же
завязались дружеские отношения с Николаем Николаевичем Боголюбовым,
сохранившиеся без сучка и задоринки до сегодняшнего дня, несмотря на сильные
различия в характерах.
В июне 1941 года один мой сотрудник защищал докторскую диссертацию; на
защите были гости из Москвы. После защиты состоялся банкет, потом гуляли по
Владимирской горке, была замечательная звездная ночь… В пять утра нас
разбудила канонада — это был первый налет фашистской Германии на Киев…
Академия наук Украины была переведена в Уфу, куда поехал и я с семьей.
Первая зима была самой трудной. Всей семьей — 5 человек — жили в гостинице
на 6 квадратных метрах. Дети несколько раз болели. Я большую часть времени
проводил на работе. Украинской Академии было выделено 2 здания: в одном из
них (речь идет о бывшем здании Спиртотреста по ул. Пушкина, 79 — Ю.Е.) одну
комнату занимал Математический институт, где я первый год проводил основную
часть времени. Там же работал Н. Н. Боголюбов, С. Г. Крейн, И. З. Штокало,
Г. И. Дринфельд1. Мы с Крейном занимались проблемой устойчивости снарядов с
жидким наполнителем.
Второе здание, предоставленное Академии, — бывшая мечеть на Тукаевской улице
— была отдана Строительному институту, где я также проводил значительную
часть времени над модельными экспериментами по устойчивости и звуковым
эффектам разных артсистем».
Из воспоминаний академика Ишлинского: «Во время эвакуации основного состава
Академии наук УССР в Уфе Михаил Алексеевич изучает действие на преграду
металлического стержня, движущегося с большой скоростью вдоль своей оси.
Этим предвосхищается, в сущности, идея кумулятивного действия взрыва,
теорией которого Михаил Алексеевич занялся вплотную несколько позже (в 1944
году). Одновременно им исследуются необходимые для практики задачи о
стойкости клапанов авиамоторов, поясков снарядов, новые идеи в создании
оружия…
Другой важной областью механики, которой в Уфе уделял много внимания Михаил
Алексеевич, было изучение устойчивости движения твердых тел с жидким
наполнителем применительно к задачам артиллерии. В этой труднейшей задаче
механики М. А. Лаврентьев заложил исходные положения и привлек к ее
разработке ряд своих учеников. Попутно с разработкой теории (вместе с С.Г.
Крейном) им были поставлены в высшей степени интересные экспериментальные
исследования, основанные на идее С. В. Малашенко о подвесе быстровращающихся
тел на струне или тонкой нити».
Из воспоминаний доктора технических наук Малашенко: «Уфа. Начало 1942 года.
Физико-техническая лаборатория Института строительной механики АН УССР на
ул. Тукаевской в старинном здании бывшей мечети. Холодно, и лишь буржуйка и
мощный самодельный реостат позволяют вести экспериментые исследования.
Вошедший улыбающийся человек в экипировке, мало отвечающей времени года и
температуре на улице, представляется: «Я по рекомендации президента А. А.
Богомольца, он сказал, что только у вас здесь есть токарный станок, а мне
надо кое-что изготовить. Я теоретик-математик, моя фамилия — Лаврентьев, вот
решил заняться некоторыми прикладными задачами механики». И он здесь же, на
верстаке, набросал на листе бумаги эскиз изделия, похожего на пульку. А на
третьем экземпляре неожиданно попросил: «Дайте, я попробую поточить сам».
Через две недели М. А. стал у нас постоянным посетителем и как-то незаметно,
без всякого давления и уговоров, свернул нас на решение своих задач, которые
поставило время.
Уже тогда он приближался к главной прикладной задаче своей деятельности
творчества — проблеме стойкости и поражения брони танков. Наиболее ярким
примером результатов этих поисков стала его работа по кумуляции».
Из воспоминаний Лаврентьева: «Работали много, иногда ночами… Холод стоял
лютый, обогревались железной печуркой — буржуйкой и нагревательным
реостатом. На весь институт был один маленький токарный станочек, работали
на нем в 2 смены. Я тоже овладел этой техникой и, случалось, вытачивал себе
приспособления для опытов.
Помню забавный случай. Мы с С.В. Малашенко моделировали при помощи выстрелов
из винтовки прочность поясков зарядов. Были изготовлены модельные пули с
пояском (свинцовым) и надо было посмотреть, что происходит с пояском после
выстрела. Но как поймать пулю и рассмотреть ее после опыта, чтобы не
повредить поясок? Решили ловить пулю в баке с водой. В стенке бака было
проделано круглое отверстие диаметром 15—20 мм, заклеенное пергаментной
бумагой. Бак наполнили водой, и я с дистанции 16 м выстрелил из винтовки в
центр бумажного кружка. Эффект был неожиданным — я получил довольно сильный
удар в лицо водяной струей. Этот необычный эффект изучался много лет спустя
при рассмотрении известного явления — образования «султана» при падении тела
в воду или при подводном взрыве. Но главной цели (рассмотреть пулю
неповрежденной) мы достигли, правда, после этого случая бак с водой заменили
паклей. По вызову КБ я ездил из Уфы в Барнаул, где участвовал в опытах и
расчетах. Несколько раз меня вызывали в Москву для консультации и участия в
экспериментах по военным задачам».
Однако одной из наиболее важных работ Михаила Алексеевича, сразу поставившей
его в ряд крупнейших механиков страны, было исследование проблемы кумуляции.
Из воспоминаний Лаврентьева: «Хотя противотанковые снаряды были уже
использованы в боях за Сталинград и эти снаряды изучались в Англии, США и у
нас, все же физической основы их действия не существовало…».
Советская разведка раздобыла образцы вражеских кумулятивных снарядов и М. А.
Лаврентьев, находясь в Уфе, взялся их исследовать. Выяснилось, что особо
ярко выраженный кумулятивный эффект имели снаряды, передняя часть которых
была покрыта металлической оболочкой.
Почти сразу возникло предположение, что именно этой оболочке принадлежит
существенная роль в тот момент, когда колоссальная мощь чрезвычайно
уплотненного и сконцентрированного металла сначала прожигает броню, а
остаточная энергия взрыва расширяет полученное отверстие, разрушая ее.
Большая помощь в разгадке этих явлений была получена со стороны московских
физиков Вениамина Цукермана и Льва Альтшулера (а позднее и Виталия
Гинзбурга, впоследствии академика, ставшего совсем недавно лауреатом
Нобелевской премии по физике), которые в рентгеновских лучах
«сфотографировали» немецкий снаряд в полете. Это дало возможность
подтвердить большинство предположений М.А. Лаврентьева о различных стадиях
взрыва кумулятивного снаряда при взаимодействии его с танковой броней. Так,
уже в начале 1942 года советские специалисты впервые встретились с военным
применением имплозии — «взрыва внутрь», что позволило спустя четыре года
молодым «рентгенщикам» использовать это явление в Арзамасе-16 при создании
водородной бомбы и стать ключевыми фигурами в разработке советского ядерного
оружия.
Но еще раньше их и даже раньше американцев в Лос-Аламосе «приспособить»
имплозию для создания ядерного оружия попытались сами немцы. В том же 1942
году они применили кумулятивные заряды для сжатия и детонации термоядерного
горючего — тяжелого водорода.
В качестве индикатора термоядерной реакции немецкие ученые использовали
серебряную фольгу: с ее помощью они пытались регистрировать в «термояде»
нейтроны, появление которых является важнейшим и непременным доказательством
синтеза легких ядер. Теперь уже хорошо известно, что немцы были на
правильном пути, но их опыты закончились неудачей. А ведь стоило лишь на
порядок увеличить мощность кумулятивных зарядов, чтобы зафиксировать
термоядерные нейтроны. К счастью, фортуна вовремя отвернулась от ядерного
рейха!
В этой связи так же, как и при создании в СССР собственной водородной
бомбы, возникает, на первый взгляд, вполне резонный вопрос: нужно ли было в
случае с кумулятивным зарядом заимствовать чужие идеи, неужели мы сами не
смогли бы до всего этого дойти своим умом? Если хорошо задуматься, то прежде
всего на ум приходит простая мысль о том, что самой хорошей идее всегда
лучше, если она вовремя перекочует к человеку сообразительному, умному и
компетентному. Тот идею разовьет, отшлифует и применит на практике. А ведь
может быть и так, что даже умнице и самородку эта идея в его светлую голову
просто может и не придти: слишком много других идей, и в их появлении велика
роль всяких случайностей и непредсказуемых обстоятельств. Хотя, безусловно,
блестящие идеи чаще приходят к тем, кто их ищет и хорошо подготовлен для
того, чтобы такие идеи воспринять.
Именно так и было в случае с кумулятивными зарядами и М.А. Лаврентьевым.
В мае 1942 года условия работы институтов Академии наук Украины в Уфе
были улучшены. В распоряжение Академии передали здание бывшего Дома Союзов,
примыкавшее к западной части оперного театра, в котором в первые месяцы
войны сначала размещался эвакуированный из Москвы Наркомат нефтяной
промышленности, а после его реэвакуации — Башнефтекомбинат. Улучшились и
условия жизни самого М.А. Лаврентьева. Семьи М. А. Лаврентьева и А. А.
Богомольца стали проживать на одной даче (дача № 2). Весь второй этаж
соседней дачи был предоставлен лаборатории, работавшей по особому заданию
Наркомата боеприпасов СССР.
Из воспоминаний Лаврентьева: «Летом 1942 года из гостиницы переехали в
двухэтажную обкомовскую дачу в 7 км от Уфы на высоком берегу реки. Первый
этаж занимали Богомольцы, второй — мы. В город ходил пешком через день.
Теорией занимался дома, а экспериментами — в Институте строительной
механики. Места очень красивые, и детям (двое наших и двое — Богомольцевских)
было хорошо. На этой даче мы прожили вплоть до переезда в Москву…».
Из воспоминаний Богомольца-сына: «Дача № 2 располагалась в живописном месте,
на высоком увале над рекой Уфимкой. Стояла она на поляне, и с террасы
открывался великолепный вид на реку и луговое левобережье. Дом состоял из
двух комнат, кухни и веранды на первом этаже и двух комнат с балконом на
втором, куда вела внутренняя лестница. Между комнатами первого этажа и,
соответственно, второго стояла монументальная, но с заваленным дымоходом
печь. Полы, покрытые толстыми нешпунтованными досками, были удобны для
подметания, так как мусор сыпался в щели, но явно не могли сохранить тепло в
условиях лютых уфимских морозов. Я занялся ремонтом печи, в чем неплохо
разбирался, а Михаил Алексеевич, сделав из ветки дуба инструмент
«конопатку», конопатил полы, по-видимому, вспоминая Волгу в Казани времен
своей юности и технику конопатки рыбацких лодок».
Именно на эту дачу № 2 стекалась вся информация о делах Украинской Академии
наук, поскольку президент А. А. Богомолец, в распоряжении которого в Уфе для
проживания с женой имелась лишь восьмиметровая комната в старом кирпичном
строении (то ли мыловарни, то ли каретника с конюшней) по улице
Социалистической, 35, предпочитал жить за городом. Неслучайно «Принципом
дачи № 2» (термин Лаврентьева), принципом надежной дружбы, взаимопонимания
двух сильных духом и непоколебимо верящих в победу на войне академиков
названы воспоминания Богомольца-сына о М.А. Лаврентьеве в книге «Век
Лаврентьева».
В Центральном государственном историческом архиве Республики Башкортостан
находится интересный документ, датированный сентябрем 1942 года:
Председателю Совнаркома БАССР
товарищу С.А. Вагапову
Академик М.А. Лаврентьев предполагает устроить на даче № 3 свою лабораторию
по очень важным оборонным работам, проводимым по заданию Наркомата
Боеприпасов СССР.
Обеспечение дачи топливом, учитывая затруднения Академии наук в транспорте,
возможно путем сруба сухостоя на участке, близком от территории дачи.
Просим Вашего разрешения о предоставлении дачи № 3 для организации
лаборатории академика М.А. Лаврентьева и о выдаче наряда на сруб сухостоя в
количестве 5 кубометров.
Президент Академии Наук УССР
академик А. А. Богомолец
В нижнем левом углу этого документа пометка: «В дело. От сообщения по
телефону воздержаться. 21.IX.42.»
подпись
Интересный эпизод из уфимского периода жизни М. А. Лаврентьева приводит в
книге «Век Лаврентьева» его сын (ныне академик М. М. Лаврентьев), которому в
то время было всего десять лет. В те дни ученый ставил опыты по созданию
бесшумного оружия.
Из воспоминаний Лаврентьева-сына: «Михаил Алексеевич производил работы по
изготовлению опытных образцов и как слесарь, и как токарь. В нашем доме, а
жили мы тогда в дачном поселке недалеко от Уфы вместе с семейством
президента Украинской Академии А.А. Богомольцем, было много образцов
огнестрельного оружия. Испытания бесшумного оружия производились в овраге
рядом с домом.
Много лет спустя Олег Александрович Богомолец (сын А.А. Богомольца)
рассказал об окончательном испытании образца бесшумного оружия,
произведенном при следующих обстоятельствах. В 1943 году в один из дней
Михаил Алексеевич, Олег Александрович и офицер КГБ шли по улице Горького
[ныне Сочинская, — Ю.Е]. Условия проведения опыта — прострелить мусорную
урну. Урну прострелили, офицер КГБ ничего не услышал и не заметил. Он был
поражен, когда вернулись к урне».
Первоначально это бесшумное оружие испытывалось в окрестностях дачи № 3 на
отстреле грачей.
Из воспоминаний Малашенко: «Жил Лаврентьев в далеком пригороде Уфы, на так
называемых правительственных дачах. Грунтовую дорогу туда и обратно осиливал
Михаил Алексеевич пешком ежедневно. Когда трассу устилала размокшая глина —
представляете его худые ботинки…
Вероятно, единственный раз в жизни М.А. вошел в конфликт с жившим там же, на
даче, президентом Академии наук Украины А.А. Богомольцем, страстным
поклонником природы. Богомольца расстроил отстрел грачей, густо населявших
деревья возле дачи. М. А. мотивировал отстрел тем, что грачей, собственно,
следует считать дичью, благо они затем и употреблялись как дичь. Александр
Александрович счел такую мотивацию, однако, слабым оправданием.
Таз, заполненный лягушками из реки Уфимки, в отличие от грачей, не был
предметом конфликта в научных спорах. Правда, дискуссия о невысоком
достоинстве французской кухни — в исполнении Михаила Алексеевича — осталась
семейным достоянием и лишь частично вышла в беседы с близкими сотрудниками».
В основу гидродинамической теории кумулятивного взрыва, работа над которой
началась в Уфе, М.В. Лаврентьевым были положены две принципиально новые
идеи.
Первая и главная из них — концепция гидродинамического поведения твердых
тел, находящихся под действием интенсивных нагрузок. И что соответствующие
движения твердой среды (например, металла) в первом приближении можно
описывать, пользуясь моделью идеальной несжимаемой жидкости. В дальнейшем
выяснилось, что благодаря этой смелой гипотезе М.А. Лаврентьев перевел
решение ряда проблем физики взрыва в круг задач классической механики
жидкостей. Сейчас такой подход представляется вполне естественным и
очевидным, однако в то время предложение считать металл идеальной жидкостью
воспринималось как парадоксальное и вызывало острые дискуссии.
Из воспоминаний Лаврентьева: «Мысль о том, что металл ведет себя как
жидкость, многие называли нелепой. Помню, мое первое выступление об этом в
Академии артиллерийских наук было встречено смехом… Гидродинамическую
трактовку явления кумуляции поддержали М.В. Келдыш и Л.И. Седов…».
Гидродинамический анализ явления кумуляции привел М.А. Лаврентьева ко второй
важной идее: активным элементом, разрушающим преграду, является
высокоскоростная кумулятивная струя, формирующаяся из материала облицовки
выемки.
Из воспоминаний академика Садовского: «Не ограничиваясь теоретическими
исследованиями, М.А. принимал прямое участие и в разработке конкретных типов
боеприпасов. До сих пор не забуду, как во время войны М.А. принимал меня в
Новомосковской гостинице, обещав угостить куриными консервами. Закусив, мы
разговорились о делах, и М.А. сказал: «Погоди-ка, я покажу тебе интересную
вещицу», подошел к своей кровати и вынул из под матраса 122-мм
артиллерийский кумулятивный снаряд своей конструкции. Я вытаращил глаза и
спросил: «Как же ты держишь его под матрасом?» На что последовал ответ: «Не
могу же я все время таскать на себе такую тяжесть, а вещь все же секретная».
Уже уехав из Уфы, М.А. Лаврентьев разработал два варианта теории явления
кумуляции: плоский и осесимметричный. Однако ключевой элемент модели —
задача о соударении двух струй в плоской постановке осталась классической, а
ведь именно она и была решена в Уфе.
Теория кумуляции при взрыве была позднее подвергнута М.А. Лаврентьевым
экспериментальной проверке в лаборатории Института механики АН УССР в
поселке Феофания под Киевом в 1944—46 годах. Результаты эксперимента явились
прообразом хорошо известного в настоящее время метода формирования новых
многослойных материалов сваркой взрывом, к которому в США независимо пришли
много позднее, чем в нашей стране.
За работы в области кумуляции М.А. Лаврентьеву в 1949 году была присуждена
Государственная премия СССР. В дальнейшем его учениками были предложены
различные уточнения теории кумуляции с учетом отличия деформирующегося
металла от идеальной жидкости.
Теория кумуляции М.А. Лаврентьева пролила свет на ряд других явлений, в
частности, на вопросы защиты космических кораблей от ударов частиц, решение
проблемы направленного выброса грунтов с помощью взрывов, на образование
волн цунами, исследования по обжатию плазменных шнуров и на объяснение
взрывных явлений на Солнце.
А теперь вернемся к тому, с чего начали. За перевыполнение плана выпуска
кумулятивных боеприпасов в годы Великой Отечественной войны директор
уфимского «завода 11» А.Я. Малкин был дважды (в 1944 и 1945 годах) награжден
орденом «Знака Почета». А всего за годы войны 150 предприятиями страны, в
том числе и нашим «заводом 11», было выпущено 12370 тысяч кумулятивных
противотанковых бомб ПТАБ-2,5-1,5.
Примечания:
1 Крейн С. Г., математик, в то время — аспирант 2-го года обучения,
младший научный сотрудник Института физики и математики.
Штокало Н.З. (р. 1897 г.) — математик, в годы эвакуации в Уфе (1941—1945) —
доцент Уфимского авиаинститута, старший научный сотрудник Института физики и
математики АН УССР, впоследствии академик (1951, с 1948 г. чл.-корр.) АН
УССР, специалист в области теории дифференциальных уравнений, операционного
исчисления и истории математики.
Дринфельд Г. И. (р. 1908 г.), математик, с 1935 года старший научный
сотрудник Института математики АН УССР, в 1943 — 45 годах — заведующий
кафедрой математики Уфимского авиаинститута. Именно о защите им докторской
диссертации «Интегральные инварианты группы Ли» 21 июня 1941 года идет речь
в воспоминаниях М.А. Лаврентьева.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
