|
Его голос будет
звучать вечно
О Магафуре Хисматуллине, певце и актере, можно говорить только с
восхищением. Это уникальное явление в искусстве.
Сила актерского воздействия Магафура Хисматуллина на зрителя не только в
таланте, которым так щедро наградила его природа, но и результат громадной
работы над собой.
Работая над образом, он добивался правды в переживаниях и поведении своего
героя, в интонации, окраске звука, в костюме, гриме, жесте…
Его труд чрезвычайно поучителен, в особенности для молодых певцов.
Он прошел большой и сложный жизненный путь, вступал в конфликты, преодолевал
препятствия, и каким бы ни был Магафур Хисматуллин вне сцены, все это
заслоняется творческой одаренностью большого художника.
+ + +
Когда-то, очень давно на студенческой пирушке в общежитии
музыкально-педагогического института имени Гнесиных, мы пели: «В жизни раз
бывает восемнадцать лет». Тогда я и не думала, что буду жить и работать в
Башкирии. И вот сейчас, спустя 38 лет, я пишу воспоминания о «легендарном
феномене оперной сцены» — Магафуре Хисматуллине. С его сыном, Маратом, мы
учились в одном институте, но на разных факультетах. В Москве учиться было
очень интересно. В институте преподавали выдающиеся музыканты и исполнители:
Н. Шпиллер, З. Долуханова, А. Хачатурян, А. Иохелис, А. Юрлов, В. Попов...
Жизнь в столице была интересна и не очень дорога. При желании студенты могли
попасть в любой театр, на выставку, кинофестиваль, в музеи и концертные
залы.
В Большом театре можно было послушать «Тоску» с Галиной Вишневской и
посмотреть «Кармен-сюиту» — с Майей Плисецкой. До сих пор у меня перед
глазами эти два спектакля и несмолкаемые аплодисменты зрителей. Запомнилась
и уникальная по составу исполнителей «Аида» (М. Биешу, З. Бабий, В.
Ничепайло, Е. Образцова).
В 1963—1964 годы в Москве проводились Дни башкирской культуры. Артисты,
поэты, музыканты выступали на разных площадках города. Я была приглашена в
концертный зал имени П. И. Чайковского послушать солистов театра оперы и
балета и прославленных народных певцов. Для меня, девушки из Осетии,
башкирское искусство было незнакомым и далеким. Два выступления я запомнила
надолго: молодой, кокетливой и очень музыкальной Фариды Кудашевой с
ансамблем Б. Гайсина и Магафура Хисматуллина. Он пел арию Салавата из оперы
«Салават Юлаев» и куплеты Яппара из музыкальной комедии «Кодаса» З.
Исмагилова. Концертный зал был переполнен, и зрители долго не отпускали
артистов со сцены.
После концерта Марат познакомил меня со своим отцом. Мое имя ему сразу
понравилось, он сказал, что его маму звали Фатихой, почти Фатима, и
пригласил поужинать нас в ресторан «София». Отец и сын бурно обсуждали
выступления певцов, но мясное ассорти и чай несколько успокоили их.
«Завтра утром куплю мамочке (Суюмбике) подарок, — сказал Магафур
Хисматуллович, — и полечу домой». Я предложила помочь в выборе покупки, но
он категорически отказался. Позже я заметила, что он сам любил выбирать и
покупать красивые вещи своей жене: оригинальные украшения, платки, сумочки,
меха. Подарки, которые он делал мне, до сих пор вызывают восхищение моих
коллег.
Москва, 1964 год. Культурная жизнь бурлит — первые гастроли «Ла Скала» в
СССР: «Севильский цирюльник», «Лючия ди Ламмермур», «Трубадур», «Богема», «Турандот»,
«Реквием». Дирижер — Герберт фон Караян.
Не знаю, случайно или специально Магафур Хисматуллович (тогда главный
режиссер Башкирского театра оперы и балета) приезжает в Москву, и им удается
с Маратом послушать все спектакли итальянцев. «Это что-то невероятное!
Финальный хор в «Турандот» поднимал и выносил нас из зала», — восхищался
Магафур Хисматуллович.
Зимой, на каникулы, я обычно уезжала к себе в Орджоникидзе. Случайно по
приемнику поймала музыкальную передачу из Москвы. Услышала знакомый голос.
Это пел Магафур Хисматуллин, он исполнял арии из опер З. Исмагилова.
Республика тогда отмечала 50-летие народного артиста, и московское радио
сделало передачу о нем. На юбилейных торжествах Марат был рядом с
родителями, помогал им во всем. Этот юбилей был большим событием в
культурной жизни Башкирии. Магафур Хисматуллин очень устал за те дни, так
как все организовывал и режиссировал сам. Театр был переполнен, шел
спектакль «Салават Юлаев». По реакции публики чувствовалась большая любовь к
национальному герою и любимому актеру. Памятью о том юбилее стала скульптура
С. Тавасиева «Салават Юлаев», которая с тех пор находится в нашем доме
(подарок Союза писателей).
Помню, Марат из дома привез в Москву вареного гуся и мед в деревянном
бочонке — башкирский «кустэнэс», и народные песни. Пел он очень музыкально.
Песня уносила его далеко, в какие-то кантоны, заставляла грустить,
переживать, а потом возвращала в действительность. Мне особенно понравились
«Жених» и «Сибай». По словам Марата, их прекрасно исполнял в молодости его
отец и Рамазан Янбеков. Тогда мне это имя ни о чем не говорило, но позже я
поняла, что этот певец — очень талантливый исполнитель народных песен.
В Москве на панихиде своего педагога Марат спел башкирскую народную песню «Азамат».
Постепенно я стала понимать национальную вокальную музыку башкир, ее
кантилену, красивые вокальные обороты.
Марат часто получал письма от матери, короткие, но очень теплые и немного
грустные. Иногда она присылала свои стихи. А еще писала о том, что эти годы
для отца были напряженными и плодотворными: он много пел на радио, в театре,
концертах, ставил спектакли, выезжал на гастроли в другие города и районы
Башкирии. Сын понимал, какая нагрузка в связи с этим ложится на мать,
сколько внимания, тепла и заботы дарила она отцу. Мама была рядом всегда:
вечерами в театре, днем ждала к обеду, стирала и гладила его белые рубашки,
не успевала чистить его костюмы, носить в ремонт концертные туфли. Никогда с
ним не спорила (хоть он доставлял ей немало хлопот), иногда делала вид, что
соглашается, чтобы не портить ему настроение. Часто повторяла «эйе, эйе,
папочка», гладила его пышные волосы и никому не позволяла о нем говорить
плохо. Она чувствовала, что ее Магафур не такой, как все, понимала, что
живет с интересным и сложным человеком.
Марат делился со мной своими мыслями о матери, был благодарен мне за то, что
я понимала его. Мы вместе старались поддержать Суюм Самигулловну, оказывая
ей знаки внимания. Марат постоянно навещал родителей.
Чтобы увезти меня в Башкирию, Марат должен был у моего отца просить моей
руки — таково было условие папы. И жених едет в Орджоникидзе, чтобы
познакомиться с моими родителями и «за разрешением». Раньше мама спрашивала
меня о том, какие они, башкиры, что кушают, пьют ли чай с молоком. Отца же
больше интересовали национальные традиции, обычаи, похожи ли они на наши.
Полушутя дома у нас говорили, что я его любимая дочка, и он тревожится (хотя
не подает виду), что я так далеко уеду, что меня не будет с ним рядом. А
меня больше всего волновала разлука с моей сестрой Инной. Мы по сей день
тяжело переносим разлуку.
Марат произвел на моих родителей хорошее впечатление. Им понравилось его
почитание старших, умение говорить и держаться.
В 1967 г. мы поженились. Магафур Хисматуллович, Суюмбика Самигулловна и мои
родители были на церемонии бракосочетания, а на самой свадьбе, в банкетном
зале ресторана «Узбекистан», Магафур Хисматуллович не смог быть, так как у
него был в этот день спектакль в Уфе. Свадьба была по-восточному
многолюдной. Наряду со студентами были приглашены друзья моих родителей и
наши родственники, которые жили в то время в Москве. Среди гостей была
сестра народного артиста СССР Михаила Яншина, Евдокия Яншина. Их мать,
Александра Павловна, всегда с большим уважением относилась к моему отцу и
даже гостила у нас в Орджоникидзе. Серебряные ложки, которые нам преподнесла
Евдокия Михайловна, до сих пор хранятся в нашем доме.
Всем запомнился тост нашего гостя, родственника из Осетии, который сказал,
что дружбу башкирского и осетинского народов увековечил Сосланбек Тавасиев,
создав памятник Салавату Юлаеву. Он удивил нас всех этой новостью.
Оказывается, задолго до открытия этого памятника в Уфе наш гость (Георгий
Дзахов) бывал в мастерской Тавасиева в Москве и знал, что скульптор работает
над этим образом и скоро памятник будет установлен в Уфе.
Тамадой на свадьбе был друг моего отца, его односельчанин, Герой Советского
Союза, легендарный разведчик Хаджиумар Мамсуров, который в те годы жил в
Москве. Когда по долгу службы он был в Испании (во время гражданской войны
1936—1939 годов), им заинтересовался молодой Эрнест Хемингуэй. Многие
эпизоды в своем романе «По ком звонит колокол» Хемингуэй написал со слов
Хаджи Мамсурова. После красивого тоста он сказал, что в Уфе живет генерал
Тагир Кусимов, с которым его связывают теплые отношения, и просил нас
передать ему большой привет. Забегая вперед, скажу, что я выполнила просьбу
Хаджиумара. Тагир Кусимов был приятно удивлен моему знакомству с Мамсуровым,
поинтересовался некоторыми подробностями его дружбы с моим отцом. На свадьбе
пел Марат, потом Суюм Самигулловна спела «Тэфтилэу», очень проникновенно и с
большим достоинством. Один из родственников Хисматуллиных, узнав, что
невеста имеет какое-то отношение к Тбилиси, вспомнил о том, что в 65-е годы
грузины заинтересовались песней «Чай грузинский», которую исполнял Магафур
Хисматуллович. Они обратились в Министерство культуры Башкирии с просьбой
использовать ее в своем рекламном ролике для показа его на ВДНХ в павильоне
грузинского чая. Конец этой истории мне неизвестен.
Официанты с интересом наблюдали за происходящим. Позже они сказали, что
такой свадьбы еще не видели: «Ваши гости очень хорошо пели и красиво
говорили».
Летом 1967 года, закончив учебу, мы едем в Уфу по распределению, и я попадаю
в семью Хисматуллиных, в ту самую квартиру, где сейчас сижу и пишу свои
воспоминания. Начало моей жизни в Уфе совпало с открытием в театре оперы и
балета театрального сезона оперой З. Исмагилова «Салават Юлаев». Я впервые
смотрю этот спектакль. После первого действия заглянула за кулисы. Бросился
в глаза — огромный живой конь, фыркающий и мечущийся от непривычной
обстановки. До сих пор помню его большие глаза и мокрые ноздри. За кулисами
оперного театра не часто увидишь такого «гостя». Мне объяснили, что его
готовят для Магафура, на нем он появляется в пугачевском стане во втором
акте оперы.
В начале ноября мы с Маратом встретились с Сосланбеком Тавасиевым,
пригласили его к нам на плов. У нас дома состоялось знакомство двух
художников, каждый из которых по-своему создал образ легендарного Салавата:
Хисматуллин — на сцене, Тавасиев — из металла и камня.
17 ноября 1967 года состоялось открытие памятника, а в 1970 году Сосланбек
Дафаевич был удостоен высокого звания лауреата Государственной премии СССР.
У меня хранится фотография, которую он подарил мне с надписью: «Землячке
Фатиме — от Тавасиева, 1967 год».
«То, что памятник народному батыру Башкирии создал сын Осетии, является еще
одним подтверждением нерушимой дружбы народов нашей страны. Я бесконечно
радуюсь и горжусь, что мой давний друг, старый большевик, командир первых
партизанских отрядов в годы гражданской войны Сосланбек Дафаевич Тавасиев,
сменив клинок воина на резец скульптора, создал образ легендарного батыра
башкирского народа», — писал народный поэт Башкирии Сайфи Кудаш.
Я работала (и работаю) в училище искусств. Магафур Хисматуллович преподавал
на вокальном отделении училища. У нас с ним были общие ученики. Помню, был
такой Давлетбай Гайнутдинов. Он начал учиться поздно, но своего добился.
Спустя много лет, когда мы случайно встретились с ним на улице, он громко
всем прохожим объявлял, что я сноха Хисматуллина, называл меня «доченькой»,
благодарил за терпение и внимание в годы учебы. Сейчас он седой, очень
колоритный башкир, чем-то внешне напоминает своего педагога.
На кафедре оперной подготовки в Институте искусств Магафур Хисматуллович от
своих учеников требовал выразительного раскрытия музыкального образа. «Я
всегда считал, что настоящий актер не должен замыкаться в рамках амплуа. Чем
больше разных ролей, тем лучше. Поэтому никогда не чурался даже
эпизодических партий. Без ярких запоминающихся персонажей спектакль не может
рассчитывать на долгую жизнь, но если в нем есть хотя бы один такой образ,
то успех наполовину обеспечен». Его ученики, солисты оперы, педагоги,
профессора вокальной кафедры — Ф. Сагитова, Р. Юлдашбаева, С. Сулейманов, Р.
Басырова, Радик и Нажия Гареевы — с удовольствием и восхищением вспоминали
занятия в оперном классе.
Режиссерскую и педагогическую работу Магафур Хисматуллович совмещал с
концертной. Он был чрезвычайно популярен на концертной эстраде. Концертная
площадка — самый верный показатель вокального мастерства и душевного обаяния
певца. Случается, что прекрасные оперные голоса, выступая в концертах,
уходят со сцены «под стук своих каблуков». Появление же Магафура вызывало
такую реакцию публики, такие аплодисменты, что ему можно было уже и не петь,
а если он исполнял «Урал», «Азамат», «Баик» или куплеты Яппара — зал
ликовал. Простые люди после тяжелой работы (в районе концерты начинались
поздно вечером) от полученного удовольствия сбрасывали усталость. Прав был
великий мастер, когда говорил: «Зарплата у певца может быть большой, но ни
за какие деньги не купишь любовь зрителя».
Его концертный репертуар — настоящая антология башкирской песенной и
романсовой литературы. Эти произведения могли бы быть прекрасным учебным
пособием для вокальных отделений средних и высших учебных заведений. Они
прививали бы хороший вкус и сохраняли национальные традиции вокального
искусства.
Журналист Р. Х. Хайруллин в 1975 году писал: «Когда слушаешь его — понимаешь
поэтическую душу башкирского народа, его историческую судьбу. Такова власть
большого художника над сердцами людей».
...«Сценический диапазон Хисматуллина был необъятен: образы героические,
трагические, комические, характеры трогательные, благородные и коварные,
лукавые и полные страсти, разгульные и степенные, мужественные и трусливые,
полные сочного юмора и неземной тоски» (из характеристики Магафура
Хисматуллина, солиста оперного театра).
За свою концертную и исполнительскую деятельность в 1969 году Магафур
Хисматуллович был удостоен премии имени Салавата Юлаева. В этот день в нашей
семье царило радостное волнение. Магафур Хисматуллович пригласил меня
прогуляться и купил в подарок часы (помню даже — в каком магазине).
Перебирая нотный архив, я нашла рукописные ноты известных башкирских
композиторов, которые писали специально для Хисматуллина. На титульных
листах сохранились дарственные надписи М. Валеева, К. Рахимова, Т. Каримова,
Р. Сальманова, Н. Сабитова.
Хорошо бы собрать эти забытые произведения и издать сборник «Из репертуара
Магафура Хисматуллина»!
1970 год. Моему сыну Мурату два года, его картатаю — 55 лет. Возраста своего
он не чувствует, очень внимателен к внуку: любит с ним общаться, приласкать,
интересуется мельчайшими подробностями его развития. Помню, лежали мы с
ребенком в больнице в Черниковске. Я очень уставала от бессонных ночей.
Приезжал Магафур Хисматуллович, сидел с внуком, а меня отправлял спать. Всех
окружающих это приятно удивляло. В общении с Муратом он был изобретателен,
умел покормить его, был заботливым и никогда не сердился. Правда, эти
моменты были кратковременными, он всегда куда-то торопился.
Как многие творческие личности он был еще и очень азартным человеком. Имея
хорошую интуицию, великолепную память, мог «все ночи напролет» играть с
друзьями в преферанс.
Был хорошим бильярдистом. В доме офицеров его знали как терпеливого и
упорного игрока. Вся тактика его игры сводилась к изнурительному ожиданию
ошибок партнера. Если же этого не случалось — он расчетливо сам подводил
игрока к ошибке и тогда выигрывал партию. Терпенье и выдержка ему всегда
помогали.
Природа подарила ему здоровье и физическую силу. Он поднимал любые тяжести:
на четвертый этаж один нес большую коляску с ребенком, мог разгрузить
самосвал с бревнами, практически не был подвержен простудным заболеваниям,
следил за своим здоровьем, знал, что здоровье — это голос, а голос — смысл
всей жизни.
Прекрасно готовил, редко, но очень увлеченно. Вкусно жарил картошку, любил
печь яблоки, но если ему надо было забить гвоздь — Суюм Самигулловна уже
заранее предвидела печальный результат — или палец поранит, или молоток
сломает.
Сколько же выдержки, мудрости должна была иметь женщина, которая всю жизнь
находилась рядом с таким человеком. Она поддерживала благоприятную
обстановку в доме. «Я уж и не знаю, кто я, какая я, как мне себя вести?» —
говорила мне Суюм Самигулловна. Она не принадлежала себе, жила интересами,
работой мужа. Глубоко в душе она хранила печаль о том, что ее от природы
поставленный голос не смог пробиться, и она не состоялась как певица. Всю
свою любовь, силу, душевное тепло и песню «Хары ла сэс» отдала Суюм
Самигулловна мужу — великому Магафуру, прожив с ним 55 лет.
Родилась Суюмбика в деревне Темясово Баймакского района. Ее отец Самигулла
Кульбаев хорошо пел. Юношей, работая у золотопромышленника Закира Рамиева,
он привлек к себе внимание хозяина. Рамиев понял, что Самигулла не без
способностей, и помог ему освоить бухгалтерское дело. Суюм, единственная из
семи дочерей, унаследовала от отца вокальные способности.
В Темясово ее прозвали «патефоном», приглашали в гости, чтобы она пела для
души. Суюмбика делала это с удовольствием, потому что всегда чувствовала
себя актрисой. В 1934 году башкирская народная песня «Кюсьбика» была
записана на фонограф от Кульбаевой Суюмбики С. Габяши. В ней поэтично
говорилось о красоте девушки:
Нет гор краше, чем Ирандык,
И нет воды светлей, чем в Тюяляс-реке.
Я в родных был краях, но не видал
Красавицы, подобной Кюсьбике.
В 1937 году Магафур Хисматуллин записывает от Суюмбики песню «Азамат».
Позже ее пели многие певцы, но в исполнении Магафура она приобретала
необычайно мощное, эпическое звучание, близкое по духу стихам Салавата,
которые он писал в неволе.
Спустя 45 лет мы с Маратом назовем своего сына Азаматом. Так скиталец Азамат
поселяется в семье Хисматуллиных.
Интересные подробности из биографии Магафура и Суюм мне рассказала ее
старшая сестра Ракия. Она привезла по моей просьбе фотографии отца и очень
увлеченно говорила о своей сестре. «Как-то в Баймаке Суюм с подругами
проходила мимо клуба, где размещался театр. И вдруг она воскликнула:
«Смотрите, Абкаляй стоит!». Она еще не знала имени этого артиста, но в пьесе
«Карагул» его маленькая роль привлекла внимание зрителей, и его имя стало
популярным в Баймаке.
Так она познакомилась с Магафуром, который в 1936 году приехал работать в
Баймак после театрального техникума. Спустя некоторое время, ранним утром, к
дому Кульбаевых подъехал Магафур на лошади. И Суюм, не сказав никому, уехала
с ним в деревню Ново-Кубово, откуда родом был Магафур. Отец ее, Самигулла,
очень расстроился, но Магафур и Суюм были уже в дороге. На следующий день он
обратился к секретарю Баймакского райкома партии тов. Нагаеву: «Артист
Баймакского театра Магафур Хисматуллин похитил мою дочь. Она уехала, не
спросив нашего разрешения. Как быть?» Нагаев усмехнулся и сказал: «Раз увез,
значит, любят друг друга». Спустя много лет к Магафуру в трамвае подошел
старый человек и сказал: «Я помню вас, как Абкаляя нашего Баймакского
театра. Вы еще тогда украли дочь Кульбаева Суюмбику». Это был тот самый
Нагаев, секретарь райкома партии.
Фатиха, мать Магафура, приняла Суюмбику очень тепло. Позже вся деревня
ходила смотреть на нее: она была очень красивой и удивительно белокожей.
Ракия училась в Москве, в Высшей школе детского коммунистического движения
имени Н. К. Крупской, в то же время, когда Магафур учился в консерватории.
Он навещал Ракию вместе со своими однокурсниками: Х. Ахметовым, Р.
Муртазиным, Х. Кудашевым, Г. Сулеймановым. Однажды он принес ей
пригласительный билет в Малый зал консерватории на симфонический концерт и
сказал: «В Москве ты будешь недолго, тебе надо успеть послушать музыку».
В 1938 году Магафур становится отцом, и его студенческая жизнь осложняется.
Он рассказывал мне, как покупал в Москве пирожное и делил его на три части:
завтрак, обед и ужин. Я спросила: «А почему пирожное?» «Потому что оно
сытное. Нужно было экономить, чтобы помогать семье, которая осталась в Уфе»,
— сказал он.
А Суюм Самигулловне учиться не удалось: рано вышла замуж, родился Марат,
затем учеба Магафура в Москве, война. Во время войны, когда ей было 24 года,
она работала на радио диктором. Читала на башкирском языке информации с
фронта, иногда прямо с листа. Эти годы она часто вспоминала и рассказывала о
них мне и своим внукам.
При мне она работала помощником режиссера на телевидении. В те годы передачи
шли в прямом эфире, без предварительной записи. Это была очень ответственная
и напряженная работа.
Осознавая потребность в духовном росте, она неустанно работала над собой.
Утром звонила своим «девочкам» в библиотеку имени Крупской, заказывала
нужную литературу, прочитанные книги меняла на новые. Вся домашняя
библиотека, собрания сочинений русских и зарубежных классиков были
приобретены ею. Ее любовь к чтению передалась домашним. Многие башкирские
писатели ценили ее любовь к книгам и дарили ей свои романы, сборники стихов,
повести с трогательными автографами.
Мустай Карим, Якуп Кулмый, Рафаэль Сафин, Ангам Атнабаев, Гилимдар Рамазанов
относились к ней с большим уважением.
Она с нетерпением ожидала гастролей татарского театра имени Г. Камала, не
пропускала ни одной постановки, радовалась успехам актеров, переживала их
неудачи, делилась со мной своими впечатлениями и затем долго жила ими. Когда
Башкирский театр оперы и балета открывал свой очередной театральный сезон,
Суюм Самигулловна продолжала «служить» (ее любимое выражение) своему
Магафуру. Позднее, когда она была уже на пенсии, ее часто приглашали читать
сказки на башкирском языке. Она тут же знакомилась с текстом, рассказывала
содержание сказки внукам, одевала свою белую нарядную шаль и смело выходила
в эфир. Многие ее так и называли — «сказочница». После съемок она приходила
довольная, немного уставшая, с остатками грима на лице и красивой прической.
Для нее это была, хоть и маленькая, но все же актерская работа.
Не перестаю удивляться ей как бабушке. Она ни разу не повысила голос и не
рассердилась на своих внуков. «Улай ярамай» — было для нее самым большим
негодованием. Она смотрела с ними мультики, играла в войну, читала им книги,
пела песни. С ее уст постоянно сходили добрые слова: «СССР за берэу, балам,
бигерэк яратам, минен, кузнурым».
Мне Суюм Самигулловна говорила: «Никогда не ругай своих детей и не наказывай
прилюдно, иначе другие тоже их будут ругать». Сама с ними разговаривала
ласково и уважительно, умела выслушать, не торопилась что-либо запрещать и
всегда говорила: «Эйе, балакайым, эйе». Сестры Суюм Самигулловны — Халида и
Ракия — до сих пор вспоминают ее дружбу с любимым внуком Муратом.
Мурат — это особая страница в жизни Суюм Самигулловны. Он родился, когда ей
было 49 лет. Она любила его безумно и даже ревновала ко мне. Ей было с ним
хорошо. Он был очень деликатным ребенком, старался ее не расстраивать и,
видимо, напоминал ей молодость (она называла его сыночком). Слушая сказки,
Мурат осторожно поправлял ударения в словах, которые она иногда путала:
Я ненавижу слово «спать»
И ежусь каждый раз («ёжусь», поправлял Мурат),
Когда я слышу: «Марш в кровать
Уже десятый час».
Боясь, что бабушка может отвлечься от чтения, он все время говорил: «Дальше,
нэнэй, дальше».
Общаясь с ним, она уходила от грустных мыслей, которые посещали ее иногда,
спрашивала его совета, рассказывала ему о своем детстве, и вместе они ждали,
когда картатайчик вечером придет из театра. Однажды он задержался в театре,
и они решили подшутить над ним. Мурат скрутил оленью шкуру в рулон и положил
на кровать, накрыв ее одеялом. Создавалось впечатление спящего человека.
Пришел картатай, Мурат с нэнэй сообщают ему, что приехал какой-то
родственник из деревни и, не дождавшись его, уснул. Доверчивый Магафур
подумал: «Кто же это может быть?» Очень хотелось ему взглянуть на его лицо.
Осторожно подошел к кровати и стал медленно приоткрывать одеяло. Раздался
хохот, картатай смеялся над собой, а Мурат и нэнэй были очень довольны, что
разыграли главного режиссера. Магафур Хисматуллин шутя говорил, что Мурат
прочно занял в доме его место, и все внимание достается теперь внуку. Он
похлопывал его по плечу и даже, когда Мурат был уже в восьмом классе,
усаживал его себе на колени, приговаривая: «Кил, балам, кил».
Мурат получил хорошее образование. Учиться ему было легко, он много читал,
стал хорошим специалистом, уверенно чувствует себя на работе. С ним
интересно общаться. С возрастом у него сложились несколько критические
взгляды на жизнь. Картатай говорил ему: «Балам, тебя партия и правительство
бесплатно учили», на что Мурат отвечал: «Поэтому, картатай, я бесплатно
работаю». Я благодарна Магафуру Хисматулловичу и Суюм Самигулловне за то,
что они окружали моих детей любовью и заботой. Это тепло навсегда останется
в их сердцах. Я стараюсь, чтобы дети помнили их и рассказывали о них своим
детям.
В 1970—1975 годах мы с Маратом опять в Москве. Марат учится в ГИТИСе на
факультете оперной режиссуры. В эти годы Магафур Хисматуллин интенсивно
концертирует. Люди с огромным вниманием и интересом слушали в его исполнении
башкирские, татарские, русские народные песни, а также арии из опер,
оперетт, песни и романсы башкирских композиторов.
Он с большим успехом гастролирует в Средней Азии, в городах Поволжья и
Якутии. В Казани ставит комическую оперу З. Исмагилова «Кодаса» и в первом
спектакле играет Яппара сам. Вернулся домой он очень довольным, привез
подарки и хвалебную статью в газете. В 1977 году наш оперный театр
возобновляет постановку оперы «Салават Юлаев» (режиссер — Марат
Хисматуллин), где Магафур блестяще играет врага Салавата — Бухаира.
В опере З. Исмагилова «Волны Агидели» Магафур Хисматуллович поет партию
старика Гайнуллы. О.Корнева в журнале «Театральная жизнь» пишет: «Композитор
написал музыкальный монолог непосредственно для Хисматуллина, он длится
около 15 минут. 15 минут высокого драматического и вокального напряжения».
Может быть, это опера не идет в наше время, потому что нет Магафура, его
выносливого голоса?..
В 1981 году М. Хисматуллину 66 лет, и он еще раз становится картатаем.
Магафур и Суюм были очень рады, что опять родился мальчик, которого назвали
Азамат. Ведь «Азамат» еще в 1937 году познакомил Суюм и Магафура.
Нэнэй вновь читает детские сказки, играет в кубики, картатай поет
колыбельные.
Время шло, Азамат подрастал, внешне стал очень похож на Суюм Самигулловну.
Магафур Хисматуллович продолжал работать в театре: играл в текущих
спектаклях, принимал участие в гастролях театра и концертных бригад.
Народный художник А.Лутфуллин заканчивал работу над его портретом. Это
замечательное творение большого мастера висит у нас дома на стене, и, когда
заходишь в комнату, кажется, что на тебя смотрят живые глаза Магафура.
Помню, когда Магафур Хисматуллович ходил позировать в мастерскую художника,
он жаловался мне, что приходится долго сидеть неподвижно. Это было для него
очень утомительно. Его рисовали многие художники, но только Б. Торику и А.
Лутфуллину удавалось передать его внутреннее состояние. Магафур
Хисматуллович был маленького роста, у него была большая голова, крупные
черты лица, «яппаровские ноги», но он никогда не был серым, незаметным. На
него всегда обращали внимание, а если его кто-то не знал, то, увидев,
спрашивал: «А кто это?»
В 1972 году мы семьей отдыхали в Крыму, снимали комнату под Ялтой, а Магафур
Хисматуллович отдыхал рядом в Мисхоре по путевке. Приехал он к нам
посмотреть, как мы устроились. Увидев его, хозяин-украинец тихонько говорит
мне: «Что-то дед ваш не как все деды, на артиста похож. Он случайно не
Шуйдин?» В это время в Крыму гастролировал Московский цирк с Шуйдиным и
Никулиным.
В его внешности был какой-то магнитизм, необычайный жизненный тонус. Он был
остроумен, находчив и ловок. Из-за длинных волос друзья Азамата в шутку
называли его вождем.
Он был чрезвычайно популярен и надолго оставался в памяти зрителей. Для меня
это и радость, и загадка.
«Известия Башкортостана» в 1993 году писали: «Этого невысокого пожилого
человека с доброй улыбкой уфимцы могут увидеть на одной из центральных улиц.
Он идет не спеша, часто останавливаясь, беседует с многочисленными
знакомыми, встречаемыми по пути. Многие прохожие, узнав его, приветливо
здороваются. Это Магафур Хисматуллович, выдающийся артист, непревзойденный
мастер оперной сцены, большой души человек. И хотя Магафур-агай давно
оставил театр, голос его, удивительно красивый и сильный, часто звучит по
радио и телевидению, а спектакли с его участием живут в нашей памяти. Он
один из славных творцов нашей музыкальной культуры».
Как-то со мной заговорил наш дежурный охранник. Зная меня как педагога, он
спросил: «А жив ли еще тот певец, который по телевизору пел «Чай
грузинский», что-то я не встречаю его на улице?» Я представилась, и он с
удовольствием продолжал разговор о Магафуре Хисматулловиче, делился со мной
своими впечатлениями.
В 1990 г. республика отмечала 75-летний юбилей народного артиста.
Чествование юбиляра проходило в театре оперы и балета. Из глубины сцены под
звуки торжественной музыки и аплодисменты зала вышли Магафур и Суюмбика. По
замыслу режиссера (Марата Хисматуллина) поздравления они принимали вместе.
Поэты читали им стихи, художники дарили картины. Артисты посвящали им свои
песни.
В конце торжественного вечера Магафур сказал: «Ростом я маленький, а жизнь у
меня получилась большая. Я благодарен своей судьбе, что до сих пор общаюсь с
вами и пою для вас, мой дорогой зритель». В самое сердце попали его слова,
раздались аплодисменты. Потом шел вечный, нестареющий и всегда желанный
спектакль «Кодаса».
После спектакля на банкете в Доме актера Назар Наджми сказал: «Никто из нас
никогда не видел Салавата. Магафур создал такой правдивый и убедительный
образ, что мы все поверили, что Салават должен быть таким, как Магафур:
такого же роста, с такими же чертами лица. У него такие же волосы и такой же
характер. Давайте пожелаем нашему Магафуру-Салавату здоровья и успехов в
жизни».
Прошел еще один год. Магафуру — 76 лет. Он не хочет стареть. В Демском
районе ему выделили небольшой участок земли, и он с удовольствием возится на
нем. Продолжает дружить с Бахусом, может под палящим солнцем копать землю,
сажать, полоть. Он ни разу не сказал, что устал или заболел, был легким на
подъем, собирался быстро, и все успевал. Суюм Самигулловна иногда составляла
ему компанию, помогала работать в саду, но больше предпочитала быть дома и с
волнением ждала его возвращения.
Как-то я прочла о том, что успеха в жизни добиваются лишь те мужчины,
которых поддерживают женщины. Неизвестно, как бы сложилась жизнь этого
выдающегося человека, если бы рядом не было Суюмбики Самигулловны. Она все
годы была его надежным другом, понимала, что нужна ему. Магафур, будучи
человеком доверчивым, добрым, внимательным и заботливым, все же много хлопот
доставлял своим близким. Это, наверное, естественно для человека
романтического склада, с богатым темпераментом, неземной энергией и
здоровьем. Ему было тесно дома, ему нужны были люди, общение, внимание
окружающих и зрительские симпатии. Но он остался верен той надписи на своей
фотографии, подаренной Суюм: «Никогда не забывают, что есть твой муж,
любящий тебя безумно и верный тебе до конца жизни. На память дорогой мамочке
от папочки. Магафур. 1.8.48 г. Чкалов».
Эти слова, наверное, помогали ей жить. Весной 1992 года ее не стало, она
ушла тихо, никого не беспокоя. Но в сердце Магафура она прожила еще
тринадцать лет.
С 1993 года начался очень тяжелый для Магафура и для нас период. Он все
время вслух и мысленно разговаривал с Суюмбикой, ходил на кладбище, пел
грустные песни, рассматривал ее фотографии, плакал, говорил, что осиротел.
Он не знал, как ему быть дальше. Хотел обойтись без нашей помощи, попробовал
жить отдельно.
Однажды, поздно вечером, к нам на ул. Коммунистическую подъехала «скорая
помощь»: «Вызывали?» Мы ответили, что не вызывали. Я сразу сообразила, что
Магафур Хисматуллович перепутал адреса. Мы извинились перед врачами и срочно
поехали навещать больного. Он открывает дверь очень довольный и говорит, что
у него все хорошо, только занавеска на кухне загорелась. «Я, — говорит он, —
вызвал пожарную службу, но почему-то долго не приезжают». Нам стало все
ясно: вместо 01, он вызвал 03, и не на свой, а на наш адрес. На этом его
самостоятельная жизнь, которая длилась две недели, закончилась. Мы забрали
его к себе и жили все время вместе.
Радик Гареев, тогда директор театра, с большим уважением и любовью относился
к нему. Он придумал для него штатную единицу — артист миманса. «Пусть ходит
в театр каждый день, как раньше, пусть его все видят». Он понимал, что
актер, проработавший в театре 56 лет, не может без него жить.
Наша семья благодарна Р. Гарееву за чуткое отношение к Магафуру
Хисматулловичу. «Люблю стариков. А Магафур-агай для меня — бог», — говорил
он мне.
Республика всегда очень торжественно и красиво праздновала его юбилеи. Он
долго жил воспоминаниями, чувствуя, что нужен зрителю.
В 80 лет он пел Салавата в первом действии оперы (так задумал режиссер). Зал
следил за каждым его движением. У некоторых были слезы на глазах, зрители
стоя аплодировали, долго не отпускали со сцены любимого актера. Зимой 2003
года Магафура Хисматулловича навестил очень интересный человек — Ахат
Хызырович Шагиев, глава администрации Гафурийского района, поклонник его
таланта. Это очень великодушный человек, он привез ему много подарков,
оставил свой номер телефона, предлагал ему отдохнуть в санатории. Магафур
Хисматуллович в свою очередь подарил ему аудиокассету со своими песнями.
Позже у нас в гостях был Ильгам Шакиров. Мы постарались его хорошо
встретить. На вопрос «Помнишь ли Ильгама?», Магафур ответил: «Как же не
помнить Ильгама!» и даже выпил за встречу. Имя Ильгама Шакирова я впервые
услышала от своей свекрови. Он был ее кумиром, она напевала его песни,
слушала записи по радио, телевидению. Ильгам необычайно популярен был в Уфе.
Его приезд был всегда большим событием. Он нашел время, чтобы встретиться с
Магафуром Хисматуллиным. Спасибо ему за внимание. Не каждая звезда замечает
свет другой звезды.
Последние два года мы не выпускали его одного на улицу, я сопровождала его,
когда удержать дома было невозможно. Он не любил контроль и насилие. «Почему
ты должна со мной ходить, ты что мне — любовница?» Однажды мы пришли с ним в
нотариальную контору, и нотариус, молодая, красивая женщина, поработав с
ним, сказала, что сегодня удивит своих родителей тем, что у нее на приеме
был в полном здравии и уме их любимый певец Магафур Хисматуллин. Уходя, он
сделал комплимент этой женщине и поцеловал ее руку. Это у него всегда
красиво получалось, не упускал случая.
Я заводила с ним разговоры о театре, спрашивала о декаде, Салавате. Он
охотно включался в разговор и первым делом говорил, что эта роль была
написана не для него. Перед Москвой на репетициях он несколько раз допевал
за А. Галимова эту партию. А в очередной раз отказался: «Буду петь, если
будет приказ», — сказал Магафур. После этого он был введен в спектакль перед
самой декадой. Об этом он мне рассказал за год до смерти. Может быть, есть
какая-то неточность в его рассказе, но его выступление в Москве всех
поразило, особенно автора, З. Исмагилова.
Вот что писал в июне 1955 г. В. Небольсин — дирижер Большого театра:
«Народному артисту М. Хисматуллину удалось воплотить на сцене яркий образ
героя, верного сына своего народа, поднимающего его на священную борьбу за
свободу и счастье. Салават — Хисматуллин бесстрашен, тверд, решителен, он
предан родителям, нежно любит жену, всей душой верен своим боевым друзьям. В
многоплановом показе черт Салавата проявляется незаурядное сценическое
дарование М.Хисматуллина. На высоком уровне и вокальная сторона его
исполнения. Особенно хорошо он поет арию над убитой Аминой».
Сразу после декады ему было присвоено звание «Заслуженный артист РСФСР».
Часто Магафур вспоминал свой дом, где он родился, спрашивал о том, кто там
сейчас живет, просил отвести его в Иглинский район. Вспоминал деревню
Ново-Кубово и в последние годы жизни о ней говорил часто.
Дом, в котором он жил, и образ матери вызывали у него очень теплые
воспоминания. Он рассказывал мне, что был у них ткацкий станок, и мать ткала
холст (киндер) из конопли или льна, потом шила детям рубахи. Совсем еще в
детском возрасте вместе с братом он помогал старшим вывозить из леса липовые
бревна и замачивать их в реке. Месяца через полтора с них снимали мочало.
Все подростки работали наравне со взрослыми. По рассказам Магафура, это был
очень тяжелый труд, но тогда об этом никто не думал. В доме не было отца, а
матери нужно было помогать. На заработанные деньги он купил впервые себе
сандалии. Это была большая радость.
В 14—15 лет он поступил в театральный техникум в Уфе. Часто приезжал в свою
деревню. Здесь его с нетерпением ждал его друг-гармонист, с которым они
вместе ходили на вечеринки. Все знали, если гармонь заиграла, значит,
Магафур приехал.
Самым печальным воспоминанием детства был случай, когда сосед застрелил его
собаку. Он так часто об этом говорил, что мне даже представлялось лицо этого
соседа.
Я умела его слушать: поддакивала, возмущалась: «Бывают же такие жестокие
люди». Магафур, видя мою реакцию, еще больше сгущал краски и вспоминал новые
подробности этого печального случая. Мысли о детстве не давали ему покоя. В
предчувствии приближающейся смерти Шаляпин говорил: «И странно сказать, я
тоскую теперь больше всего о днях своей нищеты. Я был так беден, что
вымаливал деньги на покупку гроба своей матери... Боже мой! Как все это
далеко! И как все близко... Говорят, что давние воспоминания воскресают с
особой яркостью с приближением смерти. Быть может, так оно и есть».
«Эх, Магафур, каким ты стал?» — восклицал он.
Когда возраст стал его побеждать, он с благодарностью говорил своему сыну
Марату: «Спасибо, сынок, пусть твои дети будут так же ухаживать за тобой,
как ты ухаживаешь за мной».
Он брал мою руку в свои ладони, долго держал и, поцеловав, говорил: «Как
хорошо, что ты есть, что бы я без тебя делал? Не знаю».
«Азамат, иди, балам, я полюблю тебя по спинке», — обращался он к своему
внуку. Двухметровый Азамат складывался вдвое, чтобы картатаю было удобно, и
послушно давал себя приласкать.
Наша маленькая собачка очень любила прижаться к картатаю и спать с ним в
тепле. Он поглаживал ее, и они ждали, когда кто-нибудь придет с работы.
Только в свои 89 лет и 10 месяцев Магафур впервые сказал: «Пришла старость,
пора, наверное, умирать». Народная песня, которую он пел все последнее
время, наводила тоску и предвещала разлуку. Я попросила его перевести слова
на русский язык:
Перепрыгнув через плетень,
Бежал и не догнал,
Что же сковало мой язык —
Не смог сказать «Прощай!».
Пробираясь через лес,
Заблудившись, потерял дорогу.
Чтоб не разрыдаться от наплыва чувств,
Не подал тебе руки.
Растущие перед окном ивы —
Прорежишь, если разрастутся.
Если затоскуешь — раствори окно,
Дуновением ветра — буду я.
5 октября 2004 года в 12 часов дня Магафур Хисматуллин умер. Умер тихо,
не сказав ни слова, просто закрыл глаза и заснул навсегда.
Не стало выдающегося тенора, талантливейшего актера, режиссера и просто
хорошего человека. Он прожил интересную творческую жизнь в окружении любящей
жены, заботливого сына и любимых внуков. Его голос вечно будет звучать и
напоминать о певце.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
