> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 6'05

Анатолий ЯКОВЛЕВ

XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

«ПРОЩАЙТЕ, МОИ ЖУРАВЛИ…»

ОКРАИНЫ

Ты живешь на окраине — в доме горбатеньком.
Я живу на окраине спиральной Галактики.

И потому мы встречаемся редко,
как пасмурными неделями — ветки.
И солнце нечасто клюет нас в темя,
чтобы сомкнуть нас единой тенью.

Лишь петушиные всполохи ранние
напоминают, мы оба — с окраины…

* * *
Я на губах твоих зарю
едва приметную поймаю.
Тысячелетие смотрю,
а всё никак не угадаю —
откуда эта красота,
откуда свет, яснее были
любой —
а может никогда
до нас на свете не любили?

 

ДЕРЕВНИ

Догорают поленья.
Холодеет страна.
Умирают деревни,
чьи чудны имена.
Пропадают в бесправии,
им история — миг.
И родной географии
коченеет язык.

Тень наводит столица
на родимый плетень:
стариковские лица,
мол, у тех деревень.
Что там за перспективы,
где медвежьи углы?

Но березы — красивы.
Но дороги — мудры…

На завалинках, в теми,
поминая былье,
стариковское племя
доживает свое.

А костлявая косит
до последней росы….

Не деревни — погосты
стоят по Руси…

 

КОНЕЦ СВЕТА

— Светопреставленье, — говорят нам.
Круто варит кашу Мефистофель…
Вопреки баянам домотканым
на базаре продают картофель.

Продают растение физалис,
продают осеннюю люцерну,
семенной картофель на базаре
продают — за кризисную цену.

Мне плевать на светопреставленье,
ибо я — по скудному достатку —
прикупил весеннее цветенье
однолеток, надобных на грядки.

Потому как, несмотря на солнце,
гаснущее, может, и не в сказке —
всё на белом свете продается
по практичной жизненной указке.

* * *
Прощайте, мои журавли,
расклинив рассветом пространство,
чтоб высь не давила земли,
чтоб сирым, не горбясь, скитаться.
Прощайте, мои журавли!

Прощайте, сжимаясь вдали
мечтой-многоточием в точку.
Я вынес любовь за двоих —
и значит, любил в одиночку.
Прощайте, мои журавли!

Похожие на корабли,
крылаты мятежной оснасткой,
залейте до края земли
судьбу мою серою краской.
Прощайте, мои журавли!

А мне — путеводной землей,
со всем моим луковым горем,
скитаться закатом-зарей,
под тяжестью сердца не горбясь.

Прощайте, мои журавли...

* * *
Любимая моя, прощай!
Не птицы мы, чтобы гадать о встрече.
Так холодны осенних стай
открытые пространствам речи.

Двоим — нам тесен целый окоeм.
Но речи наши заплетают в косы
звенящие хрустальным серебром
раскосые октябрьские березы.

Мы разные.
Как горизонт и край
земли, что постижим в попутный ветер.
Когда иные говорят «прощай»,
мы говорим «прости» — и живы этим.

Летучих, нас соединят пути —
не эти, так вторые или третьи...
Любимая! Любить меня впусти
в свое крылато бьющееся сердце.

Я даже не боюсь, что вдалеке,
где урагана взмолненные латы,
не дрогнет лука у стрелка в руке:
Эрота, Актеона ли, Таната.

Любимая! Мы всем пяти ветрам
открыты — но проложим курс и дальше...

И все-таки мы будем вместе — там,
пускай в Эдеме, что зовут лебяжьим!..

* * *
В самые лунные ночи,
в самые ясные дни —
мальчик, до лука охочий,
рок тетивой натяни.

Целься, пострел неумелый,
хоть на авось — да не вкось, —
пусть и тупы твои стрелы,
души сражают насквозь.

Бог, окрыленный любовью,
видно тебе с высоты —
ходит под солнцем с луною
та, что зову я на «ты»?

Не церемонься и с нею,
чтоб, не стыдясь неглиже,
нам не понять, где больнее —
раненой плоти? Душе?..

Слезы не на кинопробах:
целься, стрелок молодой!
Пусть на авось, но обоих
сразу — одною стрелой.

Так мы устроены, люди:
счастье в несчастии тем —
кто лишь единожды любит,
чтоб умереть в один день.

 

* * *

Восходит Солнце — светел день.
Но наша сдвоенная тень
темным-темна.

Напротив, будь светило — мглой,
то стала бы и тень иной:
светлее сна.

Еще не грянула пора...
Но, потеряв себя в ненастье,
останется лишь выбирать:
светлеть нам — или Солнцу гаснуть.

 

ТРИЗНА ПРОКРУСТА

Вы пьете вино — и по-детски кусаете губы.
И смотрите вскользь векового убранства стола.
И вам и не снилось, какие вершины и глуби —
история? вечность? — железным крестом соткала.

Здесь Пирр за победу вознес неподъемную чашу.
Точил Рубикон побережья колхидским вином.
Здесь даже немое, живое, нелепое, наше —
пугает, как страстью, беззвездным колодезным дном.

Вы пьете вино — как листвы растворенную осень.
И красная взвесь тяжелее урановых лиц.
И кружится мир — и рука ваша падает оземь,
и мир листопадами падает, падает ниц.

Здесь ртутные тигли серчают. Здесь тризна Прокруста.
Здесь яблоком — ржу и раздоры бросают весне.
Цари и владыки сжимают бокалы до хруста.
А люди? Уходят, оставив кровинку на дне.

Вы пьете вино — но, как бабочка боль изменений,
не чуя ни крыл, ни закрылков, что снегом взошли.
И краски, и небо, и пепел — у ваших коленей.
А вам только очи стремглав отогнуть от земли.

 

МЫ. ОЖОГИ

Я видел — из океана
выбрасываются рыбы,
наверное, увидеть солнце,
наверное, обжечься небом...

А мы, двуногие твари, —
а мы без того в ожогах
наждачного ветра быта,
чердачно-горних небес.

Люби! Пока не слепилась,
пусть восковая — правда.
Люби! Покуда надежда
баюкает колыбель.

Живи! Потому что время —
не стрелки часов, но Млечный…
За мертвых живи, которых
любовь увела с земли...

Ты — солнце над океаном.
Ты — воздух, чужой воде.
Ты — бритва, которой режет
пределы миров Оккам.

Пускай обжигаются рыбы —
Но, значит, кому-то надо
сердца обжигать по-рыбьи
и воздух тебя вдыхать.

Ты знаешь, кому это надо —
до дрожи в голодном теле.
Ты любишь того, кто любит —
взорвавшись двойной звездой...

И я, океанской рыбой,
хвостом разбиваю воду —
тебе, обжигая жабры,
бросаю радугу слёз
счастливых...

 

ГРЕЙ-ГРИН

Ассоль дожидалась друга
в трактире "Девятый вал".
Сжимались, как сердце, руки —
и в пальцах хрустел бокал.

Ассоль дожидалась друга
всех тридевяти морей —
соленого, как севрюга,
по прозвищу кэптен Грей.

А может быть, дожидалась
со вздохом венозных вин,
не друга она — а парус,
по имени Саша Грин...

Но море не рвет на мили
корабль, что стал зарей.

Семь футов ему под килем —
и восемь над головой.

 

ПРОБУЖДЕНИЕ ЭВРИДИКИ

Я тебя пробудил, Эвридика. Не ночью — но днем.
С опаленным лицом. На загадки Кербера пришлось отвечать.
А трехглавая псина дышала огнем
И горазда была от безделия в три языка «почесать».

Да, я видел, как он полноводен, прожорливый Стикс.
Да, я пел под железными сводами Царства Теней.
Привиденья героев склонялись... Царица цариц —
Персефона — заслышав меня, задышала сильней.

Да, я пел. И почти позабыл о тебе.
Да, я пел. И захлопнулся в крылья Танат.
Пел за мертвых, живых — что ступают след в след.
Пел за Солнце, что призраком делает Ад.

И когда мне Аид обжигающим пальцем
указал: забирай! Не стоит она и струны.
Эвридика!
На миг мне хотелось остаться,
чтобы петь, там, где слепнут от тишины...

Я тебя пробудил, Эвридика. Не ночью — но днем.
Исцели мое тело. Отдай свою нежность.
Забери мои песни, что стали звучащим огнем.
А любовь...
А любовь я оставил, ступив в неизбежность.

* * *
Ломая пальцы, кусая губы —
не сомневается в вере верность.
На рви ромашки на «любит — не любит»!
Им тоже больно, как нам, наверно.

Не рви на части в любой разлуке,
что мы зачали, что стало наше,
что мы посеяли там, друг в друге...

А вдруг и оно взойдет — ромашкой?..

* * *
Разве нельзя — просто?
Как птицы живут, деревья.
Выдыхать свежий воздух.
Чистить друг другу перья.

Вить гнездо над дорогой —
быть путеводной звездочкой
таким же, как мы, двуногим:
птицам, деревьям... строчкам.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле