> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 12'05

Шаура Шакурова

XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Затейливый узор

Рассказы

СЧАСТЬЕ

Это случилось, когда мне было двенадцать лет. Тогда мы впервые поехали отдыхать в Зауралье.
В этом ауле все было иначе, чем в родном ауле моей бабушки и моего дедушки: здесь были самые настоящие горные реки и непроходимые леса. В такой реке в самую жару можно было легко закоченеть просто окунувшись, выйти на берег с абсолютно синими губами и стучащими от холода зубами.
А вокруг царила невероятная тишина, аж воздух звенел от этой тишины. Жизнь в небольшом ауле была неслышной и неспешной. Иногда мне казалось, что кроме нас здесь больше никто и не живет.
Весь день мама таскала нас с сестренкой по горам. Мы занимались совсем неромантичным делом: собирали землянику и какие-то травы, каких я прежде никогда не видела. Тетя объясняла нам, что это — редкие и очень полезные растения и что они растут только здесь и нигде больше. Весь дом тети был обвешан этими чудными пучками трав, в доме пахло прохладой и солнцем одновременно: ставни всегда были закрыты, но аромат горных растений кружил голову.
Вечером мама и тетя разбирали собранное за день, говорили о чем-то своем, совсем взрослом. Смысл слов ускользал от меня. Только моей пятилетней сестренке не было понятно, что мама с тетей на самом деле секретничают прямо при нас, она вертелась рядом и повторяла нараспев их слова.
Можно сказать, что я уже приноровилась к здешней жизни. Только скучала по папе, которому не дали отпуск, и сердилась на его работу. Иногда даже казалось, что работу папа любит больше, чем нас.
Мама с тетей стали говорить совсем непонятно, у меня от напряжения и желания понять даже разболелась голова. Ну почему эти взрослые не могут говорить нормально? Мне стало так скучно! Меня поражало, что у тети совсем не было книг. У бабушки с дедушкой очень много книг. Жаль, что мы не поехали к ним. Я бы забралась с книжками на крышу дома и читала бы тихонечко, меня бы даже никто не смог найти. В бабушкином доме я знаю все места, где можно спрятаться.
Я тихонько встала и вышла из дома. Мама внимательно слушает тетю, и, думаю, не скоро заметит, что меня нет ни в доме, ни перед домом.
Во дворе было тихо. С улицы не доносилось ни звука. Странный все-таки аул: никто не ходит друг к другу, тихо, люди как тени, все заняты только своими делами и держатся очень строго. Даже дети не бегают по улице, никого нет у реки. А в ауле моей бабушки сейчас вся детвора носится по Нижней улице: или бегут к реке, или уже возвращаются оттуда. Прибежать домой, поесть и — обратно, купаться, что может быть чудесней летом!
Я пошла в сад. Стояла и смотрела на пустынную реку. Шум реки заглушал мои шаги. Как все же здесь царственно красиво. Постояв немного, я уже собиралась вернуться в дом, как увидела, что моя сестренка прячется во дворе за калиткой, ведущей в сад. Ах так, подумала я и, круто повернувшись, зашагала к реке. Посмотрим, хватит ли у этой малолетки пороху следить за мной дальше, чем с территории двора.
А вот и берег — крутой спуск к воде, почти обрыв. В новых желтых босоножках с гладкими подошвами я стояла на этом пригорке. Еще шаг — и я могу съехать в шумный поток горной реки. От этого острого чувства риска захватывал дух. Так бывает, наверное, когда очень сильно раскачиваешься на качелях, достаешь носком туфель листья деревьев, растущих рядом.
Вдруг сквозь шум реки я услышала странный звук. Я даже не успела ничего осознать, увидев, как моя маленькая сестренка, словно в замедленном кино, соскальзывает мимо меня в поток воды. Мои руки помимо сознания сделали то, что они и должны были сделать: ухватили Гульдарку. Моя маленькая пухленькая сестренка висела над рекой и просила: «Шаура-апай, Шаура-апай, вытащи меня, вытащи меня…». Держала я ее, но вытащить не могла: не хватало сил. Сквозь шум воды и голос Гульдарки я слышала еще предательский звук желтых босоножек, соскальзывающих по мокрой траве. Мои блестящие босоножки стремились к шумному потоку воды, они жили отдельной от меня жизнью. Но я держала свою сестренку и смотрела на ее красивенькое лицо: поля дурацкой панамки упали на глаза, бедный ребенок, она даже не видела меня, не видела, как я стараюсь не выпустить ее из своих рук.
Кажется, длилось это целую вечность. Вдруг чьи-то сильные руки обхватили меня и оттащили от бурлящей реки. Это была большая, сильная и красивая женщина. На закате солнца она казалась волшебницей. А мы с Гульдаркой стояли перед ней и почему-то плакали от счастья. Она молча улыбалась, а потом легонько подтолкнула нас к дому. Она знала нас, кто мы и к кому приехали. Так бывает в ауле. Вы приезжаете и никого не знаете. Но весь аул знает о вас, даже если вам кажется, что вас никто не видел. Но в каждом доме есть окна, через которые вас видят и неведомым образом знают о вас все.
Дома мне очень сильно попало от мамы. Мокрую сестренку быстро вымыли, высушили, укутали и напоили горячим чаем с башкирским медом. Тетя сразу же нашла и привела нашу спасительницу, хотя я не смогла сказать, как ее звали. Но в этом загадочном ауле все всё знали без лишних разговоров. Асия (так звали эту женщину) пришла в очень красивом платье и в нарядном платке. Взрослые пили чай в доме, а сестренка блаженствовала у мамы в объятиях. А я опять сидела на крылечке и думала: как жаль, что у тети нет книг. И мне совсем нечего делать в этот теплый вечер.

 

ПОГАДАЙ МНЕ, ТЕТЯ

— Погадай мне, тетя, погадай, — просит Зулейха. — Нет, на кофейной гуще я сама могу. Погадай мне по-старинному, по-башкирски. Кинь свои желтые камешки на мою судьбу, положи на меня нокот*.

——————
* Гадальные камешки.

Малика редко гадает на нокоте. Нельзя испытывать судьбу. Говорят, что тех, кто гадает, Аллах наказывает — за то, что люди вторгаются в его сферу. Вот и у Малики случилось горе: ее любимый внук попал в тюрьму. Все из-за этих камешков, думает Малика. Никто лучше нее их не кладет, никто лучше нее не расскажет, что было и что будет. Иногда она сама боится своего дара: жутковато знать все о человеке, которого видишь-то в первый раз в жизни. Мулла не раз приезжал, уговаривал женщину не заниматься гаданием, говорил ей, что ее дар — ее испытание: как бы ни тянулись руки к заветным камешкам, Малика должна держаться. Но приходили люди, некоторые приходили издалека. У каждого была своя грустная история, и не могла Малика не помочь им: где искать потерянного ребенка, жив ли он, вернется ли с войны пропавший сын, будет ли мир в доме, если в нем поселится вторая жена, ведь первая никак не может родить наследника. А тут Зулейха, ее любимая племянница, приехала к ней за тем же: чтобы тетя раскинула камешки по белой скатерти. Хочет, как и все девушки, знать: выйдет ли она замуж за любимого, будет ли счастлива она в своей жизни? Выросла ее племянница, стала уже взрослой девушкой, и давно пора уйти из отчего дома, да видать никак судьба не улыбнется ее Зулейхе. Да и Махмут, отец девочки, не заботится о дочери так, как принято в нашем народе. Да, теряются наши мужчины в городах. Только в своем родном ауле они знают, как вести дела. Тот, кто родился в степи, среди камней ведет другой образ жизни. Они уже и в мечеть не ходят, да и вино могут на стол поставить. Разве могло бы случиться такое при жизни их отца — Нигматуллы? Разве стал бы Нигматулла ждать, чтобы его внучке исполнилось тридцать для того, чтобы начать беспокоиться о ее судьбе? Нигматулла уже давно бы обошел всю башкирскую столицу, но нашел бы своей внучке мужа. Не понять Малике, как можно пускать на самотек такой важный вопрос, как выбор спутника жизни? Разве можно рисковать будущим всей семьи? Ну кого выберет девушка, не имеющая жизненного опыта? За красивыми глазами всегда стоит нечто большее: родственники, образ жизни, целый мир.
Малика никогда не гадала на Зулейху. Она считала, что помимо воли самого человека этого делать нельзя, да и надеялась, что Зулейхе не понадобится ее помощь. Но, видно, зря надеялась: приехала ее девочка, сидит на хике*, пьет чай из самовара и просит о том, чего делать не следовало бы. Нельзя знать свою судьбу, вдруг что плохое ждет впереди, как жить потом? Ведь Малика не сможет ее обмануть, не сможет скрыть правду — Зулейха знает свою любимую тетушку.
— Балам**, если на душе неспокойно, давай я муллу позову, он тебя ошкорор***? Глядишь, полегчает. Так ведь всегда было. Помнишь, в детстве, ты приезжала и первым делом шла к мулле. И все вставало на свои места.

————————
* Хике — деревянная широкая скамейка, наподобие нар.
** Балам — дитя, деточка.
*** Ошкороу — шептать молитву при лечении заговором.

— Погадай мне, тетя, прошу тебя очень! — повторила свою просьбу Зулейха. — Хочу знать, что меня ждет. Устала я, понимаешь? Все сестры, все подруги вокруг уже давно замужем, детей в школу водят. А я как проклятая. Вроде не хуже других, разве нет? А судьба никак не улыбнется мне. Не хочу грустить, хочу знать: если такова моя судьба, то пусть так, но чтобы не надеяться и не ждать свою половинку. Тетя, годы идут, а я не знаю, буду ли я счастлива, будет ли у меня любящий муж, будут ли у меня дети. Или счастье свое искать мне на чужбине: уехать в Европу, там я еще считаюсь молодой, и никто косо не смотрит, что замужем не была.
Девушка замолчала на какое-то мгновение. Сердце Малики разрывалось, столько горечи было в словах Зулейхи. Красивое лицо племянницы стало бледнее побеленной стены. Грустно и страшно ей было сейчас, но она как будто решила идти до конца и узнать наконец свою судьбу:
— Ну не могу я идти за нелюбимого, ни дня не проживу, не смогу терпеть чужого человека. А где найти свою половинку? Научи меня, тетя… Все время работа, работа, работа. Некуда и не с кем пойти, замужние подруги с собой не зовут, но оно и правильно, мне самой надоели признания чужих мужей. Я хочу, чтоб все было по-хорошему, но где в этой огромной Уфе найти своего человека? По каким он улицам ходит, где бывает?.. А может, и нет такого человека, может, зря я сердце на части рву? Кинь свои камешки, что бы ни было. Может, сердце успокоится. Может, смогу выйти и за нелюбимого. Желающие есть, да только хочется чувствовать рядом родного человека, неужели так не бывает? Сил нет больше ждать, хочу знать.
Малика погладила Зулейху по волосам, по нежной щеке. Что тут скажешь? И не слов ждала от нее Зулейха, не пустого сочувствия, а хоть каких-то действий. У Малики снова не было выбора. Ее дом в ауле обходили стороной как проклятый, но случись что — все шли к ней. А тут — родная племянница…
Камешки легли затейливым узором. Малика была в растерянности: камни говорили, что будущее девушки неопределенное и оно в руках ее близких. Только родители могли найти ей ее судьбу; по всему выходило, что нужно выдавать девушку по старым обычаям: знакомить. Но Малика знала, что ни ее брат, ни невестка — мать Зулейхи — ничего не сделают ради своей дочери. Они перестали быть башкирами, когда уехали жить в город. Малика не знала, как сказать Зулейхе о том, что поведали ей камни.

 

ГРУСТЬ ЗАИРЫ

К приезду Заиры готовился весь дом. В этот раз она ехала из Франции, гостить в родительском доме собиралась недолго. У нее были дела в Уфе. Оттуда она сразу собиралась лететь к себе — в Москву. Да и что было делать холеной москвичке в маленьком башкирском ауле? Просто нужно было повидать мать и отца, сестер и братьев, племянников и племянниц. Привезти им подарки, купленные на распродаже в магазинах, что попроще. На себя, любимую, она, конечно, денег не жалела и предпочитала делать покупки в дорогих парижских бутиках. Но ведь на всех родственников не напасешься. И так в ауле никого круче ее многочисленных племянников и племянниц нет. Да и вкус у Заиры отменный: даже дешевые вещи выглядят как дорогие.
Странно, но Заира стала замечать, что в последнее время поездки домой стали утомлять. Приехав, она только и делала, что всем улыбалась, но на следующий же день ей безумно хотелось оказаться в уютной московской квартирке, где все безукоризненно, удобно и сделано по ее вкусу. Белая квартирка, мебель в стиле хай-тек, в общем, модный минимализм в действии. А в родительском доме все не так: и чашки лежат не там, где надо, и скатерть постелена некрасивая, и постель не так застелена. И самое главное: за время ее отсутствия мать сделала такую перестановку, что стало совсем неуютно. А сколько в прошлый приезд Заира вложила сил и средств, чтобы дом выглядел стильно. Ну почему все делается без ее, Заиры, ведома? Все прошлые труды пошли насмарку. Не буду ничего больше тут делать, решила девушка. Пусть живут как хотят. И все-таки, почему они не стелят ту скатерть, которую я привезла в прошлый раз из Москвы? Почему им нужно все опошлить, неужели так трудно понять, как должен выглядеть современный дом?
Но особенно ее доставали незамужние тетки. Лезли со своими советами, говорили, что пора найти мужа. А иначе, мол, ей, Заире, тоже грозит такая же одинокая участь. Каждая из них в качестве примера приводила свою историю, выплескивая на нее свою боль. Как мне все это неинтересно, думала девушка, и как хочется отвязаться от их излишней доброты и тепла. Ведь Заира не могла им ответить тем же, а оставаться в долгу не хотелось.
Но если поразмыслить, наверное, тетушки правы. Нужно все делать вовремя, то есть по глупости. А если по глупости не выскочила замуж в юности, то все становится сложнее. Вот взять этих двух бестолковых тетушек. Им легко говорить, у них ничего нет за душой. Одна — преподаватель, хотя и в институте, другая — врач. Как говорится, бюджетницы: ни денег толком, ни жилья своего, ничего. А как быть ей, Заире? У нее шикарная квартира, машина, гараж. И как рисковать капиталами? Все-таки, когда выходишь замуж, надеешься, что все будет хорошо, проживешь до глубокой старости и умрешь с любимым в один день. Но лучше, конечно, после него, усмехнулась своим мыслям Заира. А вот если что-то пойдет не так, если развод? Не хочется терять свое, а мужнино себе оставить — хочется. К тому же сейчас такие мужчины пошли, сами у своих бывших жен что-нибудь из собственности отсудить норовят. В общем, непросто это — выходить замуж небедной девушке. Но самое главное даже не это. При ее занятости времени на встречи-свидания у нее нет. Ей даже познакомиться, в общем-то, некогда. Самолеты и поезда — не самое лучшее место для знакомства. И Заира всегда смотрит на правую руку мужчины. Если он уже окольцован, интерес пропадает сам собой: ей и общаться-то некогда, где уж тут заниматься разборками с женой? Только однажды Заира действительно встретила приятного молодого человека в аэропорту: они летели вместе в самолете, потом в аэропорту он подошел к ней и предложил подвезти, за ним уже пришла машина. Но девушке нужно было дождаться своего шофера и передать с ним документы. Они обменялись телефонами, но в тот же день ей снова пришлось лететь, а когда через пару месяцев она вернулась в Москву, наступил его черед уехать, и уже надолго. Так они и не встретились больше. Кроме его имени и светлой улыбки Заира ничего не успела узнать. Может, оно и к лучшему. Два работоголика, мотающихся по стране в разные стороны, — ну какие тут могут быть отношения, а тем более брак?
Все-таки частная собственность сильно меняет человека, подумала снова Заира, вспомнив вдруг, что сильно обидела старшую сестру. Та увязалась за ней в Уфу, захотела сходить в театр с ней, с москвичкой. После спектакля они вышли из ТЮЗа, и эта сельская простушка попросила Заиру сфотографировать ее на фоне неоновой вывески кофейни «Дансан». Заира тогда была не в духе. Во-первых, ей надоела эта несносная Нелька, во-вторых, она устала от ее щебета и восторга по поводу спектакля, огней ночного города, в-третьих, Заире хотелось снять номер в гостинице, а не идти на съемную квартиру своих тетушек, у которых всегда толпился народ в виде нескончаемых родственников, о существовании которых до их прихода никто и не подозревал. Снимешь номер — обиды тетушек останутся на всю жизнь, придется терпеть «колхоз», злилась Заира. Вот потому и сказала Нельке как отрезала: «Не буду тебя фотографировать». Наиля стояла нелепо улыбаясь, в стареньком, дурацком ширпотребовском пуховичке, и наивно спрашивала: «А почему?» Ну что такой дуре скажешь? Вот Заира и отвесила ей от души: «Потому что фотоаппарат — мой. И пленка тоже моя». А эта полоумная даже ответить ничего путного не смогла, а только побежала по ночной улице, ее жалкая, глупая, слезливая сестрица. «Слишком чувствительная», — спокойно подумала Заира. Такие не берут Москву, она даже вон Уфу взять не смогла. Мыкается со своим бестолковым муженьком и кучей сопливых детишек в районе. И все ее разговоры о природе — глупости. Жизнь — она в городах. Здесь есть все. И театры, и концертные залы, и музеи. Ну и что, что ходить туда не остается сил. Главное — знать, что в любое время ты можешь туда пойти, потому что они — есть.
Кто жил в Москве, тот знает, что московская жизнь — как наркотик. Огни большого города, так сказать, они и вправду притягивают и держат не хуже магнита. Странно, но не всех они могут удержать. Когда-то отец Заиры тоже учился в Москве, талантливому студенту предлагали остаться на кафедре. Но ее отец не может без своих гор. И чего они ему дались? Пейзаж за окном, пусть даже и самый живописный, не заменит комфорта. Во всяком случае, для Заиры важен буржуазный шик. К счастью, она может многое себе позволить. Ей повезло: ее специальность достаточно редкая и очень востребованная. И характер для такой работы что надо: сплошная сталь под маской вежливости и улыбчивости. К тому же она знает языки, вот и ездит по Европе и по стране по делам фирмы. Да, она прочно стоит на земле. Не живет мечтами и химерами, ее день распланирован, ежедневник переполнен, только редкие поездки домой делают брешь в жестком графике жизни. Но в последнее время она стала ездить домой уже по делам, фирма стала расширяться и к востоку. Теперь она бывает дома уже не раз в год, а чаще. Но эти поездки неведомым образом стали разрушать сложившуюся жизненную стратегию. Почему-то ее стало тянуть домой, а приехав, хочется сразу же уехать. И нет времени для того, чтобы остановиться и подумать. Просто подумать о жизни, а не о бесконечных контрактах, отчетах, переговорах и презентациях. Жизнь — как постоянное движение, усмехнулась Заира своим мыслям. Какой-то навязчивый невроз: если не едешь, то что-то не так. С этой работой даже ванну принимать разучилась: вроде уже и напустила воды, и ароматной пены через край, и уже лежишь в этом благоухании, а в голове, как в компьютере, все равно вертятся нескончаемые дела.
Конечно, ей потом пришлось как бы помириться с Нелькой. Та плакала и переживала весь вечер. Но никакого сожаления или угрызения совести Заира не испытывала. Подумаешь, сказали ей не так. Ну и что? А как она хотела? Это — жизнь. Ей, Заире, и не такое приходится выдерживать на работе каждый день. «Ничего, не сахарная, не растает», — подумала девушка и начала собирать чемоданы. В Москву.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле