> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 10'05

Юрий Ергин

XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Академик Любавский в ссылке

ИСТОРИЯ БАШКИРСКОГО НАРОДА В РУКОПИСЯХ УЧЕНОГО

В этом году исполняется 145 лет со дня рождения Матвея Кузьмича (Козьмича) Любавского, ректора Московского университета в 1911—1917 годах. На 70-м году жизни он был необоснованно обвинен по так называемому «академическому делу», арестован и выслан в Уфу.
М. К. Любавский родился 1 (12) августа 1860 года в семье сельского дьячка из села Большие Можары Сапожковского уезда Рязанской губернии. Именно на этой напоенной солнцем земле Рязанщины с ее золотыми проселками, рыжими ароматными стогами, синими рощами и озерными туманами прошло босоногое детство будущего академика. Уже в четыре года он по часослову и четьи-минеям научился читать по-церковнославянски, что привело в изумление приехавших в гости родственников. В длинные зимние вечера, когда русские деревни отдыхали после прошедшей полевой страды, погружаясь в некоторую отрешенность от всей внешней жизни, Матвей перерисовывал зверей из знаменитых книг «Жизнь животных» Альфреда Брема, он увлекался охотой и еще в отроческом возрасте в результате несчастного случая лишился левого глаза.
Первое путешествие мальчика по дотоле ни разу не виданной железной дороге и последующие знакомства с другими проявлениями цивилизации сильно изменили его жизнь и привели сначала в Сапожковское духовное училище (1870—1874 годы), а затем в Рязанскую духовную семинарию. В годы упорного учения Матвей взахлеб читал книги из богатой семинарской библиотеки. Увлечение гражданской историей началось после лекций, прочитанных талантливым педагогом М. В. Зноровым, впоследствии архиепископом Варшавским Николаем.
Это увлечение резко изменило начавшуюся было духовную карьеру молодого семинариста. Сдав экстерном экзамены за все 6 лет обучения, он вышел из семинарии и уехал в Москву, где поступил на историко-филологический факультет Московского университета.
В университете Любавский занимался на семинарах у профессоров В.О. Ключевского, В. И. Герье и Н. А. Попова. Вместе со своими сокурсниками, будущими известными общественно-политическими и научными деятелями П. Н. Милюковым, В. В. Розановым, Р. Ю. Виппером, он входил в число наиболее способных и талантливых студентов. Выпускное сочинение Любавского, написанное им в 1882 году, получило престижную премию имени Н. В. Исакова. По представлению В. О. Ключевского он был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию, одновременно работал в Московском архиве министерства юстиции, где разбирал материалы древнелитовского архива (так называемые Литовские метрики).
Первая серьезная научная работа Любавского «Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого Литовского Статута» была защищена им в 1894 году как магистерская (кандидатская) диссертация и удостоена премии Российской Академии наук. Именно с этого времени началась активная преподавательская деятельность Любавского. Он подготовил ряд специальных курсов по различным аспектам русской истории, читал лекции не только в университете, но и на Высших Женских курсах профессора В. И. Герье. Часть их сохранилась и долгое время использовалась как студентами, так и научными работниками, изучающими историческую географию, древнюю и новую историю, а также историю западных стран. В настоящее время эти лекции начали переиздаваться в серии «Классики исторической мысли» Санкт-Петербургским издательством «Лань». В этом издательстве уже вышли из печати книги Любавского «Историческая география России в связи с колонизацией» (2000 г.), «История царствования Екатерины II. Курс, читанный в Императорском Московском университете весной 1911 года» (2001 г.), «Лекции по древне-русской истории до конца XVII века» (2002 г.), «Русская история XVII—XVIII веков» (2002 г.). Издательство « Наука» в 2004 году выпустило книгу Любавского «Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унции включительно». В том же году в Санкт-Петербургском «Параде» была переиздана «История западных славян». Все указанные работы Любавского были рекомендованы в качестве учебных пособий для студентов вузов, обучающихся по историческим специальностям.
В 1900 году Любавский защитил докторскую диссертацию «Литовско-Русский Сейм» (опубликована в 1901 году). Это дало ему возможность получить сначала звание экстраординарного (1901 г.), а затем ординарного (1902 г.) профессора. Он стал преемником В. О. Ключевского на кафедре русской истории. Сохранилось письмо В. О. Ключевского, направленное им в 1902 году в адрес факультета при утверждении Любавского заведующим кафедрой русской истории Московского университета: «По практическим занятиям со студентами мне известно, как охотно и с какой пользой они слушают обязательные и необязательные курсы приват-доцента Любавского и принимают участие в его семинарах».
Работая на кафедре русской истории Московского университета, Любавский подготовил и прочитал свой знаменитый курс «Историческая география России в связи с колонизацией», вышедший в 1909 году отдельной книгой.
Это было его любимое детище, разработке курса он фактически посвятил всю свою жизнь. С момента выпуска первого издания (тираж 100 экземпляров) прошло около 100 лет. В 2000 году курс лекций был переиздан Санкт-Петербургским издательством «Лань». Любавский не только проследил основные направления, этапы и условия русской колонизации, но и объяснил причины широчайшего охвата колонизационным движением огромных территорий страны. Ученому пригодился большой опыт скрупулезной работы с самыми разнообразными источниками, он продемонстрировал блестящий талант обобщения, сгруппировал вокруг основной идеи курса огромное количество фактов, наблюдений и выводов. Это позволило ему создать монументальное историческое полотно, наглядно доказывающее, что русская история это история непрерывно колонизующейся страны.
Содержание курса должно было стать ядром «Обзора истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века», над которым Любавский работал в первые годы после Октябрьской революции 1917 года. Сохранилось письмо известного книгоиздателя М. В. Сабашникова, адресованное Любавскому в 1918 году, в котором ему было предложено подготовить к изданию книгу об истории расселения русского народа. К 1922 году книга под названием «Историческая география России в связи с расселением русского племени» была готова, но по неизвестным причинам в свет не вышла.
В курсе лекций Любавского есть главы, посвященные истории освоения юго-востока нашей страны, в частности Башкирии, Казахстана и Средней Азии. В них автор не только дал обзор отношений между кочевыми ордами Казахстана и Средней Азии, но и рассмотрел различные формы, пути и периодизацию расселения русского населения в этих районах. По широте затронутых вопросов, конкретным наблюдениям этот труд Любавского стал единственным в своем роде произведением отечественной историографии.
В 1902—1904 и 1906—1908 годах Любавский выполнял обязанности секретаря историко-филологического факультета Московского университета. Большие организационные способности и научный авторитет обусловил и избрание Любавского в 1908 году на должность декана историко-филологического факультета, обязанности которого он выполнял до назначения в 1911 году ректором Московского университета. С 1913 года Любавский председатель Московского общества истории и древностей российских.
Назначение Любавского на должность ректора Московского университета состоялось при следующих обстоятельствах. В феврале 1911 года только что назначенный министр народного просвещения Л. А. Кассо, бывший профессор Московского университета, юрист, начал проводить политику по урезанию прав университетских советов. Одним из первых документов, вышедших из-под пера новоиспеченного министра, стал циркуляр, обязывающий университетские власти при первых признаках «студенческих беспорядков» обращаться к помощи полиции. Это было прямым вмешательством в автономию университетов, добытую ценой упорной борьбы.
Президиум Московского университета — ректор А. А. Мануйлов, проректоры М. А. Мензбир и П. А. Минаков — представил Совету университета доклад, в котором испрашивал полномочия на неисполнение циркуляра Кассо. Во время начавшихся затем студенческих беспорядков полиция в университет допущена не была. Тогда министр просвещения членов президиума уволил. В знак протеста вместе с ними из стен Московского университета ушло около 130 профессоров, приват-доцентов и ассистентов.
Согласие Любавского возглавить Московский университет, за что он получил, кстати, чин действительного статского советника, многие его коллеги расценили как поддержку реакционного политического курса правительства по ограничению демократических свобод высшей школы. Угоревшие от революции студенты вселюдно начали честить его «одноглазым циклопом». Однако позднее, когда они осознали его нравственную чистоту, им пришлось краснеть от стыда, как нашкодившим школярам. Позднее сам ученый сравнивал свой выбор с выбором Александра Невского, который, как известно, во имя спасения Руси некоторое время сотрудничал с ханами Золотой Орды. В подобном оправдании, конечно, была изрядная доля лукавства: согласие Любавского на должность ректора Московского университета в немалой степени характеризовало его собственные взгляды на сохранение в незыблемом виде основ самодержавия. В письме В. И. Герье от 2 января 1906 года Любавский, в частности, писал: «Не могу примириться с сознанием, что в это число (17 октября 1905 года) изнасилована была верховная власть в России».
Известный краевед Ю. А. Узиков, в марте 1998 года открывший читателям «Вечерней Уфы» имя Любавского, сообщил о курьезном факте, происшедшем с Матвеем Кузьмичем на церемонии представления царю ректора Московского университета. Пошив специальный мундир, приобретя шпагу и головной убор, Любавский выехал в Петербург. Он сильно переживал, дожидаясь приема у Николая II. Государь во время аудиенции задал Любавскому простой вопрос: «А сколько студентов обучается в Московском университете?» Новоиспеченный ректор от смущения не смог ничего ответить. Николай II сам пришел ему на помощь: «Да, конечно, всех студентов трудно пересчитать, ведь они, как я знаю, часто пропускают занятия».
В условиях нарастания в стране революционной ситуации Любавский был вынужден проводить в жизнь многие непопулярные среди студенчества и значительной части профессуры мероприятия. С другой стороны, именно при нем 12 января 1912 года было организовано празднование 200-летней годовщины со дня рождения основателя Московского университета М. В. Ломоносова. В том же году при Московском университете был открыт Музей изящных искусств имени Александра III (Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Большое значение для науки и естественного образования сыграло открытие в 1912 году в Московском университете единственного в то время в России химического музея, а также радиологической лаборатории. В 1913 году Любавский был избран председателем Общества истории и древностей российских при Московском университете.
С началом империалистической войны Московский университет начал перестраиваться на военные рельсы. 23 июля 1914 года совет университета принял решение об изменении учебных планов с целью сокращения подготовки младшего медицинского персонала и врачей с пяти до трех-четырех лет. Профессора читали публичные лекции, сбор от которых поступал в пользу полевых госпиталей, вдов, сирот и инвалидов войны. В связи с тем, что большая часть мужчин призывного возраста была мобилизована и отправлена на фронт, Московский университет в 1916 году возбудил ходатайство перед правительством о возможности приема на учебу женщин. Немалая заслуга Любавского как ректора состояла в том, что в тяжелых условиях войны Московскому университету удалось сохранить и развить многие традиции русского образования. Так, в 1915 году в университете был проведен I Всероссийский съезд преподавателей географии, на медицинском факультете открыта кафедра офтальмологии, на всех факультетах активно продолжалась издательская деятельность.
После февральской революции 1917 года министерство народного просвещения Временного правительства возглавил бывший ректор Московского университета А. А. Мануйлов. В стены университета вновь вернулись профессора и доценты, покинувшие его в 1911 году. В их числе был и профессор зоологии М. А. Мензбир, сменивший Любавского на ректорском посту. Матвей Кузьмич вернулся на любимую кафедру и продолжил преподавательскую деятельность. В этом качестве Любавский и встретил Октябрьскую революцию.
Он никогда не скрывал, что не разделяет идей Октябрьской революции, за что в дальнейшем и поплатился. Зарубежные университеты и даже правительства некоторых стран неоднократно предлагали ему уехать за границу, но он отказался: «Никакое совершенствование жизни, никакой прогресс невозможен для страны и племени, если все живые и творческие силы их будут уходить на сторону и стремиться туда, где живется веселее и радостнее, чем в тихой, серой и заплаканой Родине».
Как специалист-историк, для которого забота о сохранении исторического наследия страны была святым делом, Любавский с головой окунулся в конкретную и нужную стране работу. Сразу же после образования в начале 1918 года Главархива он занял в нем ряд ответственных должностей. Некоторое время он был директором Древлехранилища Московского исторического архива (ныне — Центральный архив древних актов). Любавский много сделал для проверки и организации сохранности самых различных документов, в частности, описал и подготовил для публикации поместно-вотчинные архивные фонды ряда известных русских дворянских фамилий (Шереметьевых, Голицыных, Пазухиных), а также Архив старых дел и Дворцовый архив. Любавский был экспертом Народного комиссариата иностранных дел при подготовке целого ряда важных международных соглашений Советской России]. Он продолжал преподавать в Московском университете.
Активная позиция Матвея Кузьмича была высоко оценена научной общественностью. В 1917 году за развитие исторической науки Любавский был избран в члены-корреспонденты Российской Академии наук, а в 1929 году стал академиком.
Однако дальнейшая его судьба мало чем отличалась от судеб других «старых специалистов». К 175-летнему юбилею Московского университета бывший его ректор и старейший профессор на 70-ом году своей жизни в числе большой группы известных ученых (С. Ф. Платонова, Н. П. Лихачева, Е. В. Тарле, Ю. В. Готье, Н. В. Измайлова, С. В. Бахрушина, И. А. Андреева и других) был объявлен участником контрреволюционной монархической организации «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России».
В истории репрессий «академическое дело» («Дело академика Платонова», «Дело четырех академиков Платонова — Лихачева — Любавского — Тарле») занимает особое место. К тому времени, когда оно возникло в недрах ОГПУ, процесс огосударствления и идеологизации науки в СССР достиг своего крайнего напряжения. «Академическое дело» было призвано окончательно сломить сопротивление старой научной интеллигенции, переустроить Академию наук, распахнув ее двери ученым «нового пролетарского типа». Операция против ученых-гуманитариев была подготовлена и проведена по нормам «советской классовой морали».
«Академическое дело» началось в октябре 1929 года, когда стало известно, что в «незашифрованном фонде» Библиотеки Академии наук в Ленинграде хранились подлинные экземпляры отречений от престола Николая II, его брата Михаила, а также документы партии эсеров, ЦК партии кадетов, часть архивов А. Ф. Керенского и П. Б. Струве. Не менее «криминальные источники» были обнаружены в Археологической комиссии и Пушкинском Доме.
Одним из первых был арестован академик С. Ф. Платонов, председатель Археологической комиссии, академик-секретарь отделения гуманитарных наук АН СССР, директор Библиотеки АН и Пушкинского Дома. Затем последовали аресты академиков Е.В. Тарле, Н.П. Лихачева, членов-корреспондентов АН СССР С.Ф. Рождественского, Д.Н. Егорова, Ю.В. Готье, А.И. Яковлева. К концу года число подследственных превысило 100 человек. Среди них оказался, в частности, профессор С. И. Руденко, автор фундаментальных работ по этнологии башкир, в 1927 — 1930 годах возглавлявший комплексную Башкирскую экспедицию АН СССР. В середине 1930 года он был арестован в служебной командировке в Уфе, куда прибыл для согласования рабочих и перспективных планов экспедиции. Из Уфы С. И. Руденко был этапирован в Ленинград и обвинен «в бесцельной трате государственных средств на экспедицию, лишенную научного и практического значения, в сокрытии результатов экспедиционных исследований, имеющих актуальное значение для народного хозяйства СССР» и в «использовании экспедиции для организации антисоветского движения на окраинах СССР».
9 июля 1930 года был арестован и «Любавский Матвей Кузьмич, 1860 года рождения, бывший действительный статский советник, вдовый, с высшим образованием, член Академии наук СССР, ранее несудимый, проживающий в г. Москве по Большому Николо-Песковскому переулку, дом 1, квартира 4».
Никакого судебного разбирательства по «делу академиков» не было. Приговоры были вынесены в три приема: в феврале 1931 года тройкой ОГПУ в Ленинградском военном округе, а затем в мае и августе того же года Коллегией ОГПУ в Москве. Официальная пресса об этом деле почти ничего не рассказывала. В эмигрантских газетах было значительно больше информации, но она была неполной.
Центральной фигурой процесса оказался академик С.Ф. Платонов, который сначала в своих показаниях, сохраняя безупречное интеллигентское достоинство, полностью отверг обвинение в участии в антиправительственной контрреволюционной организации. Он заявил: «Касаясь своих политических убеждений, должен сознаться, что я — монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению бывшего царствующего дома Романовых». Впоследствии он оговорил себя и товарищей. Так, 11 июля 1930 года на допросе Платонов показал: «Признаюсь, что неоднократно между мною, Любавским, Егоровым, Рождественским, Лихачевым, Андреевым, Бахрушиным, Яковлевым, Готье и Измайловым были обсуждения и обмен мнениями о том, что советская власть является лишь переходной формой государственного строя, а более соответствующим русскому народу явился бы республиканский конституционный строй во главе с твердой властью…»
Реабилитация лиц, проходивших по «академическому делу», показала, что подследственных обманом, шантажом и угрозами заставляли подписывать показания.
В 1934 году в письме, направленном Любавским из Уфы на имя прокурора СССР И. А. Акулова, было дано такое описание дачи им ложных показаний. На первом же допросе, начатом еще до полуночи и закончившемся только в 3 часа ночи, следователь предупредил Любавского, что «ему о подследственном все известно, чтобы он ни от чего не отпирался, если не хочет ухудшить свою участь». После этого он собственноручно написал «краткий протокол», в котором Любавский якобы «чистосердечно признал себя активным участником Союза борьбы за возрождение свободной России, ставившего своей целью низвержение советского строя и восстановление в России монархии». Попытки Любавского возразить против такого заключения ни к чему не привели. Следователь заявил, что «ему и его коллегам хочется поскорее закончить это пустяковое дело, не затягивая его разнобоем в показаниях других арестованных, и что, наконец, никаких серьезных взысканий по этому делу не предстоит». Под давлением следователя Любавский протокол подписал. «Вернувшись и придя в себя, — писал ученый далее, — я понял, что попал в искусственно расставленную ловушку, из которой уже не выпутаться». На следующий день «черновой протокол» был перепечатан на пишущей машинке и следователь «строго заявил» Любавскому, что тот уже не имеет права менять свои показания.
В дальнейшем Любавский от этих и других полученных таким же способом показаний, оговаривающих не только его самого, но и других участников процесса, категорически отказался. И тогда наиболее существенной виной стала лишь нелояльность Любавского к Советской власти («уходил в историю с целью не отвечать своими исследованиями на основные вопросы современности»).
Еще до окончания следствия по «академическому делу» на чрезвычайном общем собрании Академии наук СССР, состоявшемся 2 февраля 1931 года, по предложению секретаря АН СССР академика-коммуниста В. П. Волгина четыре академика (С. Ф. Платонов, Н. П. Лихачев, М. К. Любавский, Е. В. Тарле) были исключены из числа действительных членов АН СССР. 8 августа того же года Коллегией ОГПУ они были приговорены к высылке на 5 лет: С. Ф. Платонов — в Самару, Н. П. Лихачев — в Астрахань, Е. В. Тарле — в Алма-Ату, М. К. Любавский — в Уфу.
В большинстве случаев сосланным было разрешено работать в местных учебных заведениях или исследовательских учреждениях, а с течением времени некоторые из них были досрочно возвращены из ссылки. Однако из числа главных обвиняемых в ссылке умерли: С.В. Платонов (в январе 1931 года), Д.Н. Егоров (в 1931 году), С.В. Рождественский (в 1934 году), М.К. Любавский (в1936 году).
В Уфе Любавскому было разрешено работать старшим научным сотрудником в только что созданном Башкирском комплексном научно-исследовательском институте (БНИИ), один из отделов которого занимался проблемами башкирской национальной культуры. 5 сентября 1931 года в стенах института появился среднего роста человек с небольшой бородкой и усами, в аккуратном черном костюме, белой рубашке с галстуком. Проживал он в доме № 55 по нынешней улице Зенцова в его левой половине, другую часть дома занимала семья врача-хирурга М.Н. Столова. В настоящее время та половина дома, в котором проживал Любавский, уничтожена.
В самом начале 1932 года из БНИИ выделился небольшой, но самостоятельный Институт национальной культуры (ныне Институт истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН). В приказе №5 по этому институту от 20 марта 1932 года, сохранившемся в Научном архиве УНЦ РАН, написано: «Числящегося научным сотрудником соцкультурного отдела БНИИ историка Любавского перевести временно научным сотрудником Башкирского НИИ нацкультуры с окладом 225 руб с 15 марта 1932 года». 15 апреля того же года ему повысили зарплату до 275 руб в месяц, а 22 июля приказом № 33 научному сотруднику Любавскому было поручено «приступить к разработке темы “Землевладение и землепользование у башкир в XIX веке в связи с историей аграрных отношений в Башкирии».
В отчете БашНИИ нацкультуры за 1932 год по историческому сектору за Любавским уже числилась подготовленная к печати и начатая еще в БНИИ рукопись «История башкирских восстаний в XVII и XVIII веках» объемом 15 печатных листов, а в тематическом плане того же института на 1933 год он был заявлен как автор-исполнитель двух тем: «Башкирское землевладение» и «История колонизации Башкирии» (предполагаемые объемы рукописей по 15 авторских листов каждая). Кроме этого, в том же плане Любавский в соавторстве с З.Ш. Шакировым должен был разработать тему «Реконструкции быта народностей Башкирии».
В научном архиве УНЦ РАН в подлиннике имеются еще два приказа по БашНИИ национальной культуры. Первый от 31 декабря 1934 года об «освобождении от должности профессора Любавского М.К., научного сотрудника по истории, согласно ст. 47 Кодекса РСФСР» и второй от 27 марта 1935 года, вышедший во изменение первого: «Профессора Любавского М. К. освободить от штатной должности и использовать на договорной работе по тематическому плану института». Никаких других документов о пребывании Любавского в Уфе нам пока обнаружить не удалось.
22 ноября 1936 года, отбыв ссылку, но не успев выехать в Москву по болезни, Любавский в возрасте 76 лет умер. Похоронен в Уфе на Сергиевском кладбище.
Сохранилось еще одно письмо Любавского из Уфы на имя прокурора СССР Н. А. Акулова. По неизвестным причинам оно не было отправлено адресату. «По прошествии более трех лет с момента нашего осуждения и по смерти трех лиц из осужденных: академика Платонова и профессоров Рождественского и Егорова, я не смею просить Вас о пересмотре заново нашего дела во всех его подробностях, но прошу только вникнуть в общий характер собранных с нас показаний, рисующих какую-то нелепую, абсурдную, лишенную всякого здравого смысла затею… За недостатком мужества я, и быть может другие со мною, страдаю невознаградимой потерей самоуважения… Я очень скорблю обо всех этих проявлениях малодушия со своей стороны…»
Даже если бы это письмо и оказалось отправленным в Москву, никакого ответа на него Любавский скорее всего бы не получил. И. А. Акулов, один из создателей системы советского правосудия, основанной в то время не на доказательных нормах, а на «революционной необходимости», летом 1937 года сам был арестован, а уже через 3 месяца приговорен к смертной казни как участник «контрреволюционного заговора РККА».
Прокурорский протест против приговора Любавскому и его товарищам был направлен только 16 июня 1967 года и уже 20 июля того же года реабилитация состоялась. Любавского, Лихачева и Платонова восстановили в званиях академиков. Е. В. Тарле, после того как в середине 30-х годов направил три унизительных письма на имя Сталина, был по указанию вождя восстановлен в правах действительного члена Академии наук решением общего собрания АН СССР от 29 октября 1938 года. Он единственный добился этого еще при жизни.
В Уфе Любавский был лишен возможности пользоваться материалами центральных архивов, поэтому можно только удивляться, как ученый сумел даже в таких сложных условиях написать работы, ставшие образцовыми.
В своих исследованиях Любавский использовал, в частности, достаточно обширный фонд оренбургского военного губернатора (с 1851 года — генерал-губернатора), бывшего главным начальником и попечителем местного военного сословия. Поскольку до настоящего времени этот фонд не сохранился, ценность записей Любавского, содержащих многочисленные копии его документов (15 обширных выписок по несколько страниц каждая), трудно переоценить. Любавский хорошо понимал, что специфика содержащихся в нем материалов ограничивает проведенные им исследования. Имела место необеспеченность достоверными историческими источниками при изучении прошлого Башкирии. Поэтому ученому часто приходилось прибегать к различным гипотетическим ретроспективным построениям, которые по собственным словам Любавского были лишь «начальным остовом» изучаемой проблемы.
В Уфе Любавский использовал «Записки Дмитрия Волкова об Оренбургской губернии 1763 года» и неопубликованные «Материалы по истории города Уфы» того же автора, до сих пор сохранившиеся в Научном архиве УНЦ РАН, а также копии недошедших до нас актов XVII века, собранных М.И. Касьяновым.
Большая часть рукописного и машинописного наследия Любавского (около 16000 листов) находится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ранее — Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина). Поначалу его архив по завещанию был передан одному из самых близких друзей историку А.И. Яковлеву, в семье которого рукописи хранились до 1955 года.
Семья Яковлевых передала в бывшую Ленинку не все завещанные Любавским документы. Часть еще до войны была возвращена дочери ученого В.М. Ливановой. Это сравнительно небольшое количество рукописей (в общей сложности около 1300 листов), содержащих выписки и заметки по литературе и истории, русскому праву, судопроизводству в Древней Руси, отрывки из курсов лекций ученого по древней русской истории и истории западных славян, было в 1968 году передано Ливановой-Любавской в Отдел рукописных фондов бывшего Института истории АН СССР.
Чистовая рукопись дипломного сочинения Любавского хранится в Центральном государственном архиве города Москвы в фонде Московского университета. Около 100 страниц рукописного фонда Любавского в настоящее время находятся в научном архиве Уфимского научного центра РАН.
Первым исследователем рукописного наследия Любавского по истории башкирского народа был В.С. Тольц. В 1971 году он дал краткий обзор трех монографий, написанных ученым в Уфе и фактически подготовленных к публикации.
В рукописи первой из них «Очерки по истории башкирского землевладения в XVII, XVIII и XIX веках» (машинопись с авторской правкой 1933 года) Любавский детально рассмотрел характер башкирской вотчины и земельную политику царского правительства в Башкирии, борьбу между вотчинниками за землю. Написанная по материалам оренбургского генерал-губернатора, она впечатляет искусным, точным анализом и оригинальностью многих выводов автора, мастерски рассмотревшего сложную и запутанную мозаику поземельных отношений в Башкирии. Развитие этих отношений предстает перед читателем не как обезличенный конфликт отдельных правовых принципов и представлений, но как волнующая драма судеб отдельных людей и целого народа.
В монографии «Вотчинники-башкиры и их припущенники в XVII—XVIII веках» Любавский дал подробный анализ социальных групп в Башкирии (их происхождение и эволюцию), много места уделил взаимоотношениям между вотчинниками и пришлым населением, а также социальному и юридическому положению института припущенничества. Рукопись снабжена ценными приложениями в виде большого количества различных документов.
В монографии «Очерк башкирских восстаний в XVII—XVIII веках» подробно рассмотрена политика царской администрации в Башкирии и отношение к ней местного населения. Тщательно разбирая причины и движущие силы восстаний, ученый дал объективную оценку очень сложных и противоречивых явлений.
Не меньшее значение для исследования истории Башкирии имеют и материалы работы, которую Любавский завершить не успел. Речь идет о рукописи «Русская помещичья и заводская колонизация Башкирии в XVII—XVIII веках и первой четверти XIX века. Свод и первоначальная обработка архивных материалов». Основным источником для написания этой работы были копии из переписных книг 1647 и 1718 годов, а также многочисленные ревизские сказки. На основании этих документов Любавскому удалось составить подробный историко-географический атлас Башкирии, ставший своего рода генеалогическим изысканием по истории башкирского дворянства и купечества. В рукописи исследована история происхождения географической номенклатуры Башкирии, приведены списки помещичьих и заводских деревень, возникших в Уфимском округе, а также списки помещиков, отдельных административно-территориальных единиц Башкирии, составленные по материалам нескольких ревизий. Даже первоначальный вариант этой работы Любавского впечатляет.
В Уфе Любавский подготовил к печати два сборника документов, предполагавшихся к изданию в серии «Материалы по дореволюционной истории Башкирии». Первый из них — «Выборы в Уфимской провинции депутатов в Екатерининскую комиссию 1767 года и данные им от различных национальных групп населения наказы» — был закончен Любавским в 1933 году. Материалы этого сборника представляют собой ценнейший исторический источник, документально отражающий расстановку социальных сил в Башкирии накануне восстания Емельяна Пугачева.
Во втором сборнике — «Акты и документы по истории землепользования» — собраны законодательные источники XVIII—XIX веков по землевладению башкир, которые не были включены в «Полное собрание законов Российской империи».
Труды Любавского по истории колонизации Башкирии неотделимы от истории России в целом. Работы ученого в этой области вместе с материалами изученных им ранее соответствующих процессов в Литве и Польше XVI века по праву сделали Любавского основателем нового направления — исторической географии и истории русской колонизации.
Нет никакого сомнения в том, что работы Любавского по истории Башкирии ждут своего издателя. Их приоритет в постановке целого ряда проблем на современном уровне неоспорим, а сами они еще долгое время будут служить источником пристального внимания как исследователей, работающих в исторической науке, так и читателей.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле