№ 2'05

Алла Докучаева, Семен Шапиро

XPOHOC

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

СУД БОЖИЙ

Научно-фантастический детектив

Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет,
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
М. Ю. Лермонтов

Пролог
«Надежда Сергеевна! Надя! Ура!» — то ли возгласы эти раздавались на самом деле, то ли только чудились. Но лица были знакомы — дядя Валя, дядя Анисим, дядя Толя... И опять эти радостные крики: «Ура! Надя! Надежда Сергеевна!» Потом он увидел ладонь — это была мамина рука с ее любимым серебряным колечком, и на ней — горстка блестящих камешков. Мамин голос вдруг произнес: «Сынок...» Как-то тихо, почти шепотом. И отдельно мелькнуло лицо дяди Вадима. Глаза с белыми зрачками смотрели куда-то вбок...
Все! Сон оборвался. Сергей проснулся весь в поту, разом сел. В палатке темно, вход надежно закрыт, в крохотное окошечко едва пробивается лунный свет. Сколько же он спал? Совсем немного, и снова, как и вчера, тот самый сон. Снова ликующая радость, которая будто распирала его, наполняя какой-то светлой силой, бурным восторгом. Уже вторую ночь с тех пор, как их маленькая экспедиция поселилась именно в тех местах, где много лет назад погибла его мама — Надежда Сергеевна Осокина, и с ней все, кроме дяди Вадима, который тоже едва выжил.
Еще со студенческой скамьи его мама увлеклась идеей Вернадского о том, что Земля есть живое существо, детище тех организмов, которые появились на ее поверхности миллиарды лет тому назад. И в экспедиции она ездила чуть ли не каждое лето, чтобы доказать, что, казалось бы, такие далекие от живой природы объекты, как минералы, граниты, гнейсы, появились в результате жизнедеятельности древних существ. А вот теперь в этих снах он вдруг увидел, что она открыла алмазы. Выходит, и они возникли в результате жизни на Земле? Но ведь на самом деле алмазы открыла не она и не ее экспедиция. Алмазы открыл дядя Вадим, Вадим Викторович Маркелов, единственный выживший после страшной трагедии геолог. Продолжая дело погибшей экспедиции, он на следующий год поехал с новой группой в ту же таежную глухомань, чтобы закончить исследование своих товарищей. И при этом экспедиция наткнулась на богатейшее месторождение алмазов чуть правее того лагеря, что остался после трагедии с маминой группой. И самый крупный алмаз Вадим Викторович назвал «Надежда».
За неделю до маминой гибели Сергею исполнилось всего двенадцать лет, и вслед за поздравительной телеграммой от мамы пришла еще одна, которая свалила бабушку с инфарктом, а через год не стало и ее.
Сергей помнил маму, но когда мысленно пытался воспроизвести ее облик, тот почему-то распадался на отдельные картинки. То видел он ее склоненную над письменным столом, где старый чугунный светильник в виде змея, в пасти которого была зажата электрическая лампочка, освещал золотистую косу, обернутую вокруг головы. То на миг возникало ее лицо с темной родинкой над верхней губой. То вдруг вспоминалось серебряное колечко на среднем пальце — его когда-то подарил ей отец, сам сделал и вправил туда красный осколочек пиропа — минерала, спутника алмаза.
Хотя в ту пору, когда Сергей жил с мамой, бабушкой и дедушкой, никакого отца у него вроде как и не было. Будучи малышом, он, кажется, спрашивал: «Где мой папа?» — и получал ответ: «В дальней командировке». Став постарше, понял, что его вопрос взрослым неудобен, и перестал его задавать. Про колечко бабушка проговорилась уже после маминой смерти.
В общем, когда бабушка вернулась из больницы (а прошло месяца три после маминой гибели), Сережа и спросил: «Бабуля, а почему ты сказала — Венечкино колечко?» И бабушка произнесла те слова, что перевернули его душу, заставили трепетать и ждать обязательной встречи с отцом. «Веня — это твой папа» — были те слова, и он выпытал у бабушки с дедушкой все остальное. Узнал, что Вениамин Шенкман с мамой учился на одном курсе, что любили они друг друга крепко, что он каждое лето вместе с мамой ездил в геологические экспедиции, в которых студенты Горного проходили практику. Да только мать Вениамина категорически не разрешила сыну жениться на русской девушке. И тогда Надежда попросила Вениамина больше в ее жизни не возникать.
«Знаешь, Сереженька, — не удержалась от слез бабушка Елизавета Васильевна, — мама твоя гордым человеком была. Любила Венечку всю жизнь. Сколько ей предложений делали, замуж просили, так ни за что. В экспедициях только и забывалась. Будто камешки эти счастье могли заменить! Через них только погибель свою нашла. А Веня-то, он характером послабее, чем мама твоя. Но умница и человек хороший, да только перед запретом материнским не устоял. А в итоге-то сам на нервах рак заработал. И умер — тридцати еще не исполнилось. А ведь они как созданы друг для друга были. Надюша беленькая, коса ниже пояса, а Венечка — брюнет, высокий, брови вразлет. Такая бы пара получилась. Вон ты-то какой хорошенький и рослый. А не судьба им... Судьба-то у обоих горькая сложилась...»
И никакой встречи с отцом. Только однажды, гораздо позже, — с его могилой.

Часть I
В царство усопших душ
РУКА ПРОВИДЕНИЯ
Натэлла легко взбежала на холм посреди парка и, не останавливаясь, оглянулась. Сердце радостно заколотилось. Все, что она увидела — небольшие деревца вдоль дороги с едва распустившейся майской зеленью, необъятные луга вдали, деревенские домики с полуразрушенной церковью на горизонте, — было ей почему-то до боли знакомо. Но когда она могла это видеть? Когда? Она прилетела в Могилев вчера вечером, по дороге в Гомель, — в командировку шеф решил отправить ее только в последний момент, буквально накануне совещания. Прямых самолетов до среды не было, вот и пришлось лететь в Могилев с расчетом на утренний автобус. До этого она здесь никогда не была. И все-таки вид с холма городского парка, что напротив гостиницы, был ей совершенно точно знаком. И даже это утро...
Натэлла не остановилась, не прервала пробежку. Выработанная со студенческих лет привычка нужна ей была не столько ради здоровья, сколько ради бодрого настроения на весь день. Ее радовало и ощущение упругости тела, и спортивный костюм, обтягивающий ее фигурку и придававший ей своими яркими красками особый шарм, и сверхмодные красно-голубые кроссовки, и еще до конца не уложенные, но уже расчесанные и схваченные сзади заколкой волосы, неожиданно белокурые для темно-вишневых глаз. Нравилось желание спеть какую-нибудь веселую песенку после того, как разгоряченная, она обливалась ледяной струей под душем.
Ощущение, что она когда-то бывала в том или ином месте, посещало ее неоднократно и раньше. Но в тех случаях подобные видения хоть как-то объяснялись: чаще всего она действительно бывала там — давным-давно, в далеком детстве.
Всю дорогу в автобусе от Могилева до Гомеля это неожиданное видение не давало ей покоя. Она еще со дня смерти мамы заболела загадкой передачи мыслей или эмоций на расстоянии.
Три года назад она возвращалась в Москву с Кавказа из альпинистского похода. Поезд подъезжал к Курскому вокзалу рано утром, и она продолжала сладко спать, хотя проводница уже несколько раз заглядывала в купе, требуя сдать постель. И вдруг какая-то неведомая тяжесть сжала ей сердце и заставила вскочить. До этого утра она никогда не ощущала своего сердца. Знала, что оно есть и бьется, но оно никогда не беспокоило — ни на экзаменах, ни на пробежках, ни в горах. И вдруг больно защемило. Еще через мгновение она поднялась, выгнала из купе ребят — напарников по походу, переоделась, причесалась (все за какие-то несколько минут) и выглянула в окно. Поезд переезжал мост над Яузой — значит, они только что проехали мимо ее дома и вот-вот будут на вокзале. Тревога ее не покидала: как там мама? Еще на альпбазе в Красной поляне, едва перевалив через хребет, она получила телеграмму от маминой подруги, сообщавшей, что у мамы острый приступ стенокардии. И хотя до конца круга оставалась неделя, Натэлла настояла на возвращении. Вся группа поехала вместе — таковы законы альпинистского братства.
Сердце у мамы разболелось сразу после трагической гибели отца в автомобильной катастрофе. Натэлла тогда училась в пятом классе. Это была первая смерть, которую она пережила рядом с собой. Иногда ей даже казалось, что это неправда, что папа опять подойдет к ней и посадит к себе на колени...
Когда она подошла к дому, от подъезда отъезжала «реанимационная». Не дожидаясь лифта, взбежала на седьмой этаж. Дверь квартиры была открыта, у входа стояла тетя Таня и плакала. Натэлла вошла в мамину комнату и остановилась как вкопанная — мама лежала неподвижная и белая, как простыня.
— Всего-то какой-нибудь час назад постучала ко мне и тихо так сказала: «Таня, пожалуйста, «скорую», мне очень плохо с сердцем». Приехали моментально, вызвали реанимационную бригаду, но сердце остановилось. Минут десять пытались его запустить, ничего не получилось. Она мне говорила: «Господи, как больно, неужели не дождусь Наточку — она ведь вот-вот приедет». А потом вдруг успокоилась и сказала: «Передай Нате, чтобы хоронила в белье, которое в верхнем ящике тумбочки». И все...
Тетя Таня вновь залилась горючими слезами. А Натэлла как оцепенела. Она не плакала ни тогда, когда маму положили в гроб, ни даже тогда, когда последний раз ее поцеловала. Все происходившее было где-то далеко, слова едва слышны, только пустота со звоном в ушах. Наверное, такая, какая бывает у альпиниста, сорвавшегося с горы и летящего в пропасть.
Потом она долго не могла прийти в себя. Из живой и приветливой превратилась в замкнутую, молчаливую. Почему-то именно себя она винила в смерти мамы. И никак не могла понять, что же случилось с ней самой в то утро... Неужели мамина боль пронзила и ее сердце? По времени это сходилось. Именно в эти минуты остановилось мамино сердце. И теперь его боль она будет нести в своей памяти всю жизнь.
Позже на глаза ей попалась брошюра «Биологическая радиосвязь», которая начиналась с описания почти такого же события, как и у нее. Только там вместо сердечной боли звонко ударилась ложечка о стакан.
На работу она устроилась не дожидаясь защиты диплома. Один из ее напарников по альпинистской группе рекомендовал ее программистом в вычислительный центр геофизического института. Там она взяла тему для диплома и блестяще защитилась следующей весной. Работа в институте захватила ее. Идея определять спрятанные в глубине земных недр богатства с помощью сейсмоволн показалась ей не менее восхитительной, чем любимая мелодия Огинского.
Где-то вдали от населенных пунктов геофизики-разведчики производили искусственный взрыв, а на расстоянии нескольких километров разбрасывали сети из особых приборов — сейсмоприемников, которые улавливали колебания земной коры, вызванные этим взрывом. И если под местом взрыва было, например, месторождение нефти, то отраженные от ее слоя сейсмоволны были вполне определенного типа. Так можно было, не пробуравливая скважин, узнать, где нефть, где газ, а где другие полезные ископаемые.
В задачу вычислительного центра, в котором стала работать Натэлла, входила расшифровка сигналов, приходивших от разбросанных в определенном порядке сейсмоприемников на заранее выбранных полигонах. Натэлла должна была разработать программу автоматизации таких расчетов на электронно-цифровой машине. Впрочем, когда она впервые побывала на одном из полигонов и увидела паутину проводов, тянувшихся к пульту от геофонов, как профессионалы-геофизики называли сейсмоприемники, ей это очень не понравилось. Так уж было устроено ее эстетическое восприятие. Когда кто-то из подруг надевала красивое платье, но при этом делала нелепую прическу или густо красила губы, ей хотелось подойти и поправить. Так и с этими проводами... И хотя задача программирования сейсморазведочных данных требовала от Натэллы всего рабочего времени, мысль о замене проводов радиосигналами сверлила мозг. Семен Красновский, шеф отдела, только замахал руками: во-первых, это никому не нужно и никто не даст денег, во-вторых, а как кодировать эти сигналы, чтобы отличить один геофон от другого? И она поняла — пока не решит это «во-вторых», он и пальцем не пошевельнет, чтобы заняться первым. Действительно, как отличить, от какого геофона пришел сигнал? У проводов все просто — все меченые. Именно так делалось десятилетиями, все привыкли, приноровились, и никто от этого просто так не откажется. Но идея уже заняла ее. Хотя и не целиком. Осталось «мамино завещание» — разгадка радиосвязи близких друг другу людей. И еще беспокоили постоянные взгляды молодых мужчин. Впрочем, не только молодых. Она привыкла к близкому общению с мужчинами сильными, смелыми и по-рыцарски настроенными. Такими были ее товарищи по походам, однокурсники, а теперь и сослуживцы. Но выделить из них кого-то одного не могла, хотя часто замечала у некоторых, далеко не самых худших, покорно-преданные взоры. «Когда бы жизнь семейным кругом...» Как только она представляла себя в одной комнате с кем-то из них... Да еще если рядом похожий на него, как две капли, сыночек. А может не один... Вечные заботы сначала об их здоровье, потом об отметках...
Натэлла глянула в окно на бесконечную зелень белорусских лесов, и мысль вновь вернулась к утреннему видению. Что-то было в нем новое, непривычное. Мама рассказывала, что в Могилеве отец впервые признался ей в любви. Возможно, в этом парке, на этой горе? И тоже утром, и тоже в мае. Впрочем, вовсе не обязательно здесь. А где? В автобусе?.. Или в столовой?.. Большинство всех объяснений происходит в парках. А этот такой красивый, такой зеленый. Но тогда как все это сохранилось?! Если идея биологических радиоволн верна, то они должны передаваться от живых к живым. Причем со скоростью света, то есть моментально. А мамы вот уже три года как нет... Где же могла сохраниться мамина радость, мамина душа? А может быть, версия о радиоволнах мозга не единственная? Есть какие-то еще биоволны, которые могут перемещаться в пространстве, а могут где-нибудь при случае выскочить? Причем именно там и тогда, когда рядом близкий человек, который поймет, заразится тем же чувством... Чушь какая-то: получается, что это биополе умеет мыслить и рассуждать не хуже человека... Нет, не то — либо утонуть в болоте чертовщины, мистики и всего того, что усердно проповедуют Глобы, Кашпировские, Чумаки и прочие экстрасенсы, либо оставаться в рамках обычных физических знаний: уравнений Максвелла, эффекта Допплера, запаздывающих потенциалов Лиенара-Вихерта и всего остального, чему учили в институте. С самого начала она решила: все, что за рамками полученных в МФТИ знаний, должно быть исключено.
Автобус остановился на станции Ловск.
— Стоянка тридцать минут. На автовокзале есть буфет. Туалет справа от вокзала, — деловито объявил водитель.
Есть Натэлле не хотелось — она хорошо позавтракала в гостиничном кафе. Поэтому не стоит вылезать, лучше продолжить обдумывать пришедшую утром идею. Но, увидев, что почти весь автобус вывалил на перрон, поддалась стадному чувству и тоже надумала поразмяться. Какой-то молодой человек явно хотел к ней подвалить. Она на всякий случай глянула на него таким презрительным взглядом, что мигом отбила всякую охоту.
Но мысли спутались, и всю оставшуюся дорогу она лишь вспоминала все, что успела напридумывать к этому дню. В общем-то, и поехать в Гомель она согласилась из-за этих постоянно занимавших ее проблем.
Идея считывания сигналов геофонов с помощью радиоволн каким-то невероятным образом слилась с идеей считывания радиосигналов мозга. И те и другие излучались совершенно одинаковыми источниками. Ведь все нейроны функционируют очень просто: они либо возбуждены — и тогда создают электрический сигнал, либо не возбуждены. Отличить эти сигналы друг от друга нельзя. А значит, нельзя расшифровать по радиоволнам человеческую мысль? Но ведь она почувствовала как-то последнюю мамину боль! Как почувствовала всего несколько часов назад мамину радость. Значит, есть что-то, что отличает сигнал одного нейрона от другого? Что? И мысль снова вернулась к сейсмоприемникам. Из всех характеристик электромагнитных волн, которые поддавались при заданных Семеном Красновским условиях варьированию, оставалась одна — их поляризация. Все решалось достаточно просто: в одной точке полигона располагался не один, а три геофона, к каждому из которых прикреплялась антенна, расположенная под углом 90° к двум другим. Таким образом, каждая тройка выдавала радиосигнал шаровой поляризации. Все определялось поворотом антенн. Приходящие к пульту волны отличались только углом поляризации. Оставалось придумать, как улавливать эти углы. Решение пришло случайно, когда она перелистывала журнал «В мире науки». На одной из страниц она увидела красивый кристалл в виде многогранника. Он назывался фуллерен. Вот такой и решила сделать антенну. А на совещание она согласилась поехать с тайной мыслью познакомиться с новыми зарубежными персональными компьютерами, которые позволят ей расшифровать замысловатый код сигналов фуллеренной антенны. Стоявший у них в центре новейший отечественный монстр — электронно-цифровая машина EС-10-80 — для этой цели явно не подходила.
Автобус подъезжал к Гомелю, вдоль дороги выстроились ровные ряды одноэтажных домов и «хрущевских» пятиэтажек. Вот и первый светофор, троллейбусные провода, крыши автобусных остановок. С приближением автовокзала нарастало беспокойство: а что ей даст знакомство с чужими компьютерами? Ну, узнает их устройство, как с ними работать, и что? Все равно в ближайшие годы она их в свое распоряжение не получит. Значит, опять втайне от руководства разрабатывать алгоритмы никогда не осуществимой идеи? Эти компьютеры американский конгресс запретил продавать СССР — они вошли в список «товаров эмбарго». И только единичные образцы нашим разведчикам удавалось тайно от американцев приобретать и переправлять в Союз. Вот белорусам повезло — им досталось несколько экземпляров. Надеяться на то, что и их ЦНИИГеофизика получит, было глупо. Стоп! Ее поездка получила новую цель. Нужно выяснить, что именно белорусы решают с помощью этих компьютеров? Вряд ли они увлечены идеей радиофикации сейсморазведки... Хотя — если эта идея пришла и им в голову, то они обскачут мгновенно за счет своей оснащенности.

СТРАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Открытие симпозиума было назначено на три часа дня, и она явно туда опаздывала. Впрочем, скучная торжественность ее и не очень-то интересовала, поэтому она сразу спустилась в столовую, где для участников были накрыты столы. Солидно переговариваясь, последние несколько человек направлялись в конференц-зал. В углу стоял еще никем не тронутый накрытый столик с четырьмя салатами.
Молоденькая официантка ей явно не обрадовалась: все остальные либо уже пообедали, либо доканчивали. Но притащила ей уже порядком поостывший лапшовый суп довольно быстро. Изрядно проголодавшаяся Натэлла готова была проглотить что угодно.
— Ваша фамилия Геворкян? Вы командированы ЦНИИГеофизикой? — над ней нависло огромное пузо относительно нестарого мужчины с неглупыми глазами.
Впрочем, кроме ума ей померещился в них хорошо скрываемый интерес самца. И хотя она уже привыкла к этим раздевающим взглядам, сразу захотелось отодвинуться от «живота». Она кивнула и даже не стала интересоваться, в чем, собственно, дело.
— Вам, вероятно, объяснили цель сегодняшнего симпозиума?
Да, она знала, что на этом совещании представители объединения «Союзгеофизика» Миннефти совместно со всеми своими предприятиями, НИИ и ОКБ собираются образовать какую-то Ассоциацию сейсморазведки. Что это за Ассоциация и зачем она — ей было невдомек. Но она привыкла, что над институтом гнездилось огромное количество всякого рода бюрократических учреждений, отделов и органов, и появлению еще одного не удивилась. Знала и о том, что их вычислительный центр собираются включить в эту Ассоциацию как отдельный от института. Семен и направил ее для того, чтобы узнать, какие еще функции хотят добавить и чем можно в связи с этим поживиться. То обстоятельство, что на симпозиуме будет не он сам, а лишь одна из его сотрудниц, оставляло ему поле для маневра.
— Ну, это далеко не все, — откликнулся на ее короткое объяснение «живот». — Значит, так, — перешел он на приказной тон, которым с ней говорили все те, кто был выше Семена, и который сразу заставлял внутри сжаться, почувствовав себя маленькой школьницей, попавшей случайно в мир взрослых и важных дядь, — через полчаса Жоресс Федорович закончит доклад и будет ждать вас за кулисами в комнате президиума.
Жоресс Федорович Африкантов был начальником главка «Союзгеофизика». Почему в его имени были две буквы «с», никто не знал. Но сейчас Натэллу озадачил другой вопрос: зачем понадобилась этому Жорессу именно она? Что еще сказал Семен ей в напутствие? Ах, да, насчет того, что просили, если уж он сам не может, прислать какого-нибудь дельного программиста. Значит, она здесь еще и как «дельный программист»... Может быть, хотят что-то предложить ей лично? Вряд ли: для этого достаточно было просто вызвать ее в главк. Впрочем, это не ее ума дело.
Официантка поставила на стол гуляш. Она взяла вилку и неожиданно подумала, что идею «фуллеренной» антенны вполне можно распространить на улавливание радиоволн мозга.
Действительно, раз нейтрон излучает волновой импульс в момент возбуждения, и вряд ли эти импульсы отличаются друг от друга, может быть у них разная поляризация? И они образуют в пространстве «кодоны». Она сразу дала придуманным ею тройкам сигналов название из микробиологии.
Значит, можно объединить обе мучившие ее проблемы — регистрацию сигналов геофонов и передачу мыслей волнами нейронов.
Конечно, обращаться к нейрохирургам или физиологам с вопросом — не обнаруживали ли они в головном мозге человека конструкцию из нейронов, аналогичную конструкции молекулы фуллерена, глупо. В мозгу человека нейроны так сложно и тесно переплетены друг с другом, что при желании можно углядеть любую конфигурацию. Тем более что неизвестно, в каком разделе искать — в сенсорной коре или зрительной, в поле Брока или Вернике?
Иногда галлюцинации, напоминающие передачу чужих образов и чувств, являлись в виде зрительных сюжетов, иногда в виде слуховых. И вновь, как пару лет назад, дойдя до этого места, Натэлла чувствовала, что ее мысль повисла, как над пропастью. Да и почему нужно искать технические решения как аналоги биологических? Конечно, идеи, подсказанные живой природой, оказывались весьма плодотворными для инженеров. Но в данном случае? Может ли хоть кто-нибудь из нейрофизиологов или хирургов сказать, как устроены в мозгу антенны, улавливающие мысли другого человека и где они находятся? Она представила себе удивленно поднятые вверх брови очень серьезных, маститых врачей-ученых: «А с чего вы взяли, что наши мозги, как радиоантенны, ловят чужие мысли?» Сослаться на полупопулярную, полуфантастическую брошюру, вызвав очередную презрительно-вежливую гримаску? Да и бесполезно это: все равно никто никогда эти антенны не искал и не видел. Значит, нужно найти техническое решение, минуя подсказку природы, то есть вернувшись к идее «фуллереновой» антенны. Но ведь та не опробована даже для сейсморазведки...
Прежде чем найти комнату президиума, Натэлла заглянула в зал. Коротко подстриженный, спортивного вида Африкантов говорил хорошо поставленным голосом о новых задачах, рожденных перестройкой. Все это звучало скучно и обыденно.
В комнату президиума она вошла минут за пять до того, как раздались аплодисменты и туда внес себя Жоресс Федорович. «Живот», который оказался меньших размеров, чем ей показалось в столовой, представил ее. Африкантов тут же, не тратя времени на пустые фразы, весьма четко и кратко изложил суть предложения.
Ассоциация создавалась как новая форма управления процессом сейсморазведки нефтяных и газовых месторождений. Главное в ней — независимость от государственных структур: «По типу западных концернов». Все предприятия, ранее входившие в «Союзгеофизику», ныне становятся корпоративными членами Ассоциации. Для организации оперативного управления ими Совет директоров Ассоциации как раз и создает компьютерный центр, оснащенный современными персональными компьютерами, объединенными серверами в единый комплекс с периферийными узлами на каждом предприятии. Все данные об имеющихся в них конструкторской, технологической и производственной документации переводятся в электронную базу данных. Туда же ежедневно передаются сведения о результатах (научных, производственных, финансовых) деятельности предприятий. Ей, Натэлле Геворкян, поручается возглавить работу по созданию этого центра и ввести его в действие к лету следующего года.
Компьютеры IT-256 в количестве 50 штук уже закуплены. Вместе с ними американская документация по организации системы сбора информации и формирования централизованного банка данных. Она должна не позднее чем через две недели выехать в город Ролли, штат Северная Каролина, на шестимесячные курсы по освоению компьютеров и сервисных программ. В случае успешной сдачи экзаменов на этих курсах ей будет установлен оклад в размере 2,5 тысячи долларов.
— Но ведь у меня есть план работы в вычислительном центре ЦНИИГеофизика...
— Это проблемы Семена Красновского. Он в курсе дела. Кстати, именно он предложил вашу кандидатуру. Вам ничего не сказал по нашей просьбе. Мы в Москве не очень афишируем ни сам факт создания Ассоциации, ни ее задачи и структуру. Вы видите, страна гигантскими шагами движется к созданию цивилизованных рыночных отношений. Но есть немало ретроградов, видящих в этом процесс разграбления госимущества. Мы глубоко убеждены в том, что прогрессивные преобразования в экономике необратимы, и в течение ближайших двух-трех лет нашу страну будет не узнать.
— А возглавлять эту Ассоциацию будете вы? — не очень вежливо спросила Натэлла.
— На нашем совещании будет избран Совет директоров, он выберет президента-распорядителя. Но не буду лукавить, «Союзгеофизика» рекомендует этот совет в составе восьми человек из директоров ведущих предприятий и руководства главка. Компьютерный центр будет непосредственно подчинен президенту-распорядителю.
— Насколько мне известно, в БелНИИГеофизика уже есть персональные компьютеры. Я хотела бы в этот приезд с ними познакомиться и обсудить с местными программистами особенности их работы.
— Василь Филиппыч, — повернулся Жоресс к «животу», — свяжись с руководством НИИ и обеспечь максимальную информацию для Геворкян. А также возьми у нее все необходимые заявления, анкету и свяжись с международным отделом, с отделом кадров министерства для оформления визы.
Напор и решительность Африкантова Натэллу изумили. Посещая иногда по поручению Семена бесцветные кирпичные здания Миннефти на набережной Мориса Тореза, она с тоской взирала на сонную, затхлую, но одновременно высокомерно-важную атмосферу этого чиновничье-бюрократического монстра. И вдруг такая деловитость! Это потом она поняла, что уже за несколько лет до чубайсовско-гайдаровской ваучерной приватизации высшая чиновничья знать прибирала к рукам доверенную ей в управление госсобственность. И здесь хлопать ушами было ни к чему. Кто успел, тот и съел. И она из госслужащего превращалась в наемного работника фирмы, которой безраздельно будет владеть Африкантов. Самое удивительное, как легко снимались ранее казавшиеся неразрешимыми проблемы. Начать с компьютеров... Почему вдруг они из «товаров эмбарго» превратились в ширпотреб? Почему так запросто, без проверок КГБ и парторганов оформляется виза — и не куда-нибудь, а в «цитадель империализма»? И откуда берутся эти баснословные средства?

РОК-Н-РОЛЛ В РАДИОАКТИВНОЙ РОЩЕ
Натэллу особенно потряс банкет, который проводился в пансионате БелНИИ — в шикарном лесном массиве, километрах в сорока от города. Такого количества красной и черной икры она в жизни не видела. Не говоря об отборных молдавских и грузинских винах, коньяках «Греми» и «Юбилейный» из самого Тбилиси.
Правда, участникам банкета не рекомендовали особо углубляться в лес, так как радиация там была от 20 до 40 микрорентген. Но Натэлла все-таки прокатилась на лошади, которую согласился дать ей управляющий конюшней пансионата. Все женщины, а их было всего семь, явились в вечерних туалетах, с парикмахерскими прическами, и ей было весело эпатировать их своим джинсовым костюмом и спортивно-молодежными замашками. Мужчины, как она и ожидала, реагировали на ее мальчишеские манеры с ничуть не меньшим интересом, чем на весьма аппетитно открытые наряды других участниц банкета. Даже сам Жоресс бросился (правда, уже в хорошем подпитии) танцевать с ней окончательно разрешенный к тому времени рок-н-ролл.
— То, что по части танцев и веселья ты вполне созрела для Америки, мне ясно, — нагло перешел на «ты» этот молодящийся седоватый мальчик, — но вот как у тебя с языком?
Английским она владела неплохо — мама еще до школы нанимала ей учителя. В спецшколе английским также занимались отлично. Правда, в институте главным было сдать «тысячи». Поскольку она читала английские тексты почти без словаря, то притаскивала на занятия мамины журналы и садилась сдавать, даже не удосуживаясь прочесть статьи заранее.
На работе пришлось весьма напряженно засесть за американские журналы по геофизике, компьютерной технике, и она быстро наверстала упущенное за институтские годы. Но вот как быть с разговорной речью? Вслушиваясь в диалоги из наводнивших страну американских видиков, она с ужасом ощущала, что уже после первого предложения переставала понимать смысл и вынуждена была переключаться на косноязычные сопровождения переводчиков. Она честно призналась в этом Жорессу, выныривая из-под его ног, — рок-н-ролл он танцевал отменно, явно концентрируя усилия на самых смелых па; и ей это тоже нравилось, особенно благодаря осуждающим взглядам сановных дам.
— Хорошо, дадим тебе репетитора по разговорному английскому, — произнес, задыхаясь, Африкантов.
Ага, она его явно перещеголяла — ее дыхание почти не участилось.
Знакомство с компьютерами в БелНИИ убедило в том, что она правильно оценила их возможности. Впрочем, если ехала лишь для того, чтобы иметь пищу для своих теоретических построений, то теперь все приобрело совсем иной смысл. Она будет с ними работать. И в самое кратчайшее время. Ее мечты из области научной фантастики превращались в реальные технические задумки. «Я из Циолковского становлюсь Королевым», — не очень скромно подумала она.
Всю ночь в поезде «Гомель—Москва» она почти не спала: ее преследовал неизвестно откуда свалившийся насморк и дурацкая мелодия «Так будьте ж здоровы, живите богато...». Только перед самой Москвой она где-то на часик задремала. Самое удивительное, что вышла она из вагона совершенно здоровой. Потом один приятель-медик объяснил ей, что это естественная реакция здорового организма на кратковременное пребывание в зоне повышенной радиации.
Семен Красновский воспринял ее сообщение очень спокойно, хотя оказалось — ни о чем Африкантов с ним заранее не договаривался. Это привычное барское хамство чиновничьей знати было хорошо знакомо и ей, и Семену. Но все-таки она почувствовала неловкость: не стоило Африкантову верить на слово, надо было позвонить из Гомеля Семену и хотя бы из вежливости поинтересоваться его мнением.
Чтобы хоть как-то загладить свою вину, она вдруг выложила ему истинную причину своего согласия: получение современной компьютерной техники для реализации идеи радиосбора информации от геофонов при сейсморазведке. Семен вытаращил глаза, и его как прорвало:
— Ты что, совсем не понимаешь, во что влипла? И что хочет от тебя Африкантов?! Не понимаешь, что такое компьютерное управление нашей отраслью в условиях ее полного развала? Да еще на фоне полного бардака в стране? Ты думаешь, на сейсморазведывательных предприятиях спят и видят, как создать региональные центры по передаче информации, да еще в электронном варианте, в твой терминал? Они там сами утонули в давно не убираемой свалке всяких чертежей, листков изменений, протоколов согласований, актов проверок пожарных, санитарных, режимных, радиационных и радиологических инспекций, контрольных органов по соблюдению условий труда, Госкомцен, КРУ и хрен знает еще чего. К тому же еще и бухгалтерский учет... Ты хоть представляешь, что это такое? Ты знаешь, какие собирают налоги, с чего и в какой процентной доле? Ты думаешь, что все это будет разгребать кто-то другой, а не ты? Мать, ты влипла, и, дай Бог, если после всего этого ты не загремишь за решетку, а тебя просто уволят. Ты подумала, что это за фирма такая — Ассоциация? Какие у нее юридические права? И как она вписывается в главный лозунг нашей партии: все должно принадлежать народу, то есть государству? И вдруг государство само, по доброй воле, отдает свое имущество просто так, без каких-либо обоснований кому-то... Пока все это делается под прикрытием лозунга перестройки. Но ведь когда-нибудь эти партийные бонзы спохватятся и поймут, что почва уплывает у них из-под ног. Ты понимаешь, что тогда будет? И ты полагаешь, они не поинтересуются, а на какие шиши ты поехала в штат Северная Каролина? Хорошо, если они призовут тебя только в качестве свидетеля и потребуют вернуть затраченные на тебя доллары. А ведь могут еще и приклеить ярлык шпиона и изменника Родины. А что? Почему вдруг именно ты оказалась допущенной к обучению на компьютерах, которые признаны засекреченными от нашей страны? Ну, нет, ты как хочешь, а по мне так лучше отсидеться в нашем центре, а там видно будет, что останется после того, как уляжется пыль.
...Спать она легла с давящей головной болью. Бессонная ночь в поезде, обычное похмелье после вчерашней попойки, а главное — эмоциональная речь Семена как ветром сдули приподнятое настроение. Она почувствовала себя беззащитной маленькой девочкой, заброшенной в безжалостные волны жестокого океана жизни. И рядом нет мамы, кто бы погладил по головке, нет никого, кто бы прижал к груди и хотя бы пожалел, не говоря уж о спасении. И она горько заплакала.
Этот бессмысленный горючий поток слез неожиданно прервал резкий телефонный звонок. Кое-как утерев платком слезы (как будто их можно было увидеть по телефону), она как можно спокойнее ответила:
— Слушаю...
— Тэлла, я конечно не сомневаюсь, что не сумел тебя отговорить, — голос Семена звучал миролюбиво и даже, как ей показалось, извиняюще. — В общем, если все-таки ты найдешь в себе силы и время реализовывать свою блажь с радиогеофонами, то попробуй взять себе в напарники одного инженера-геофизика из отдела сейсморазведки. Он такой же блаженный, как ты, и наверняка увлечется твоей горячечной идеей. К тому же у него, в отличие от тебя, золотые руки. Отдел его занимается непосредственно сейсморазведкой. Запиши-ка его телефон и сошлись на меня... Зовут Сергей. Если будут какие проблемы по технике, можешь и ко мне обращаться... Пока.
Даже не дослушав ее «спасибо», положил трубку. Все-таки повезло ей с шефом. И как-то немного отлегло на сердце. Ничего, выдюжим. Умела же она карабкаться по вертикальному склону горы, когда внизу зияла пропасть с почти невидимым дном, а впереди — несколько десятков метров нависающей скалы. И надежда только на связку и прочность вбитых ее рукой в скалу крюков. Ну, нет уж, Семочка, идти в горы, боясь, что сорвешься, это не в ее характере!
В восемь утра ее разбудил телефон: «Васильев говорит, Василий Филиппович. В девять часов жду тебя в нашем офисе на Большой Полянке. Будет репетиторша по английскому. И надо дооформить кой-какие документы».
Фамильярное «ты» Африкантова она кое-как стерпела, но то, что на «ты» будет с ней общаться «живот», ее взбесило. Опять, как и раньше в подобных случаях, она растерялась и не смогла достойным образом сразу отреагировать. Это ей мигом испортило настроение. Хотела было перезвонить и очень вежливенько проучить этого мужлана, но, подумав, решила отложить неприятный разговор на после, сообразив что-нибудь пообиднее на ходу.
Репетиторшу Суламифь Яковлевну, которая уже сидела там, когда она вошла, Натэлла сразу окрестила про себя божьим одуванчиком: седенькая, с добрыми морщинками. Зато «живот» прямо-таки лоснился надутыми гладкими щеками. После пары его очередных «ты» она ласково повернулась к нему:
— А вы тоже будете изучать английский?
— Ты что! Мне это ни к чему, — буркнул тот и призадумался. — А вообще-то, скоро, может, действительно придется.
— Дело в том, Василь Филиппович, — она специально имитировала тон Африкантова, — что в английском языке нет слова «ты»...
«Живот» от неожиданности удивленно скривил губы. И тут вмешался «божий одуванчик»:
— На русском тоже неучтиво к даме обращаться на «ты»...
— Подумаешь, какие нежности, — наконец-то пришел в себя хозяин кабинета. — Ну ладно, буду «выкать», раз уж ты... вы... понравились Африкантову.
Англичанка оказалась на редкость толковым педагогом. Она мигом поняла, что у Натэллы довольно солидный словарный запас, нет только навыка разговаривать на английском.
— Вы не пытайтесь понять сразу все предложение, а выделяйте ключевые слова. Тогда удастся следить за всей речью собеседника. А главное — приучайте себя мыслить по-английски. В транспорте, на работе, дома — всюду составляйте предложения на английском. Предупреждаю: сначала будет болеть голова, захочется бросить это мучение и наслаждаться в своих фантазиях привычными русскими словами. Но вы должны, обязаны на эти две недели заставить себя быть англичанкой. Кстати, имейте в виду: американцы говорят на своем особом диалекте, и вы сначала не сразу сможете их понимать. Но единственный способ освоить их произношение — как можно лучше научиться говорить на чистом английском.

КРАСАВЕЦ С ГРУСТНЫМИ ГЛАЗАМИ
Привыкшая принуждать свой организм к некомфортным действиям, Натэлла сразу же начала реализовывать установки «божьего одуванчика». Впрочем, следующим вечером ей пришлось изменить этим правилам. Она встретилась по предложению Красновского с инженером из отдела сейсморазведки Сергеем.
Тот назначил их беседу у себя в лаборатории в конце рабочего дня. И хотя она бывала здесь раньше пару раз, сейчас на все смотрела как-то по-новому. Начать с того, что и здесь царила привычная атмосфера содружества молодых интеллектуалов, к которой она привыкла в вычислительном центре у Семена. Впрочем, это не помешало местным «красавицам» с интересом разглядывать ее. Из чего она заключила, что этот Сергей интересует их не только как сотрудник. Наверное, еще не женат... А может, дамский угодник...
Она хотела было выпалить заранее приготовленную для знакомства фразу (кстати, переведенную с английского), но он начал первым:
— Семен Григорьевич сказал, что вы работаете над радиогеофонами. Но ведь тут главная проблема, как их кодировать, как отличить сигнал одного геофона от другого? Надеюсь, вы не предложите делать все геофоны разными — с разной частотой или коэффициентом затухания? Тогда наш разговор беспредметный: во-первых, ни один завод на это не пойдет, а во-вторых, нужно менять ГОСТ. Но тогда вообще овчинка выделки...
— Мое предложение связано с проблемой кодирования радиосигналов одинаковых геофонов, — перебила Натэлла.
— Так, ну это уже интересно...
Ей сразу стало как-то свободно и легко. Не говоря о том, что этот высокий, с красивым добродушным лицом молодой человек ей просто понравился, особенно длинные ресницы его внимательных голубых глаз. В его голосе, манере общения почувствовалось любопытство заинтересованного человека. Она изложила суть своей идеи. Он тут же включился:
— Ну, то, что геофонов понадобится в три раза больше, вряд ли обрадует начальство. Но и не слишком расстроит. Стоят-то они копейки, приобрести — никаких проблем. Не зря же их просто бросают на полигонах после взрывов. Лень даже собирать. А вот над антенками придется потрудиться не меньше, чем недельку на один заход. Впрочем, если покумекать, то можно сделать одну типовую, а потом прилаживать к каждому сейсмоприемнику индивидуально. А со временем можно сразу заказывать на заводе сейсмоприемники с поворотными антеннами. Пока все более-менее... Но главное, главное — как вы намерены собирать эти сигналы?
Рабочий день закончился, сотрудники, уходя, достаточно бесцеремонно предупреждали Сергея, чтобы не забыл выключить питание. Но он явно заинтересовался ее идеей и отвечал так рассеянно, что вызвал еще больший интерес уходивших дам к ее персоне... Впрочем, Натэлла уже освоилась, почувствовала себя полностью в своей тарелке и начала выкладывать идею фуллерена. На всякий случай она прихватила ксерокопию рисунка из журнала «В мире науки».
— Ну, какой же это «фуллерен»? Это обыкновенный футбольный мяч. Вы что, никогда не видели футбольного мяча?
Конечно, видела, но ей и в голову не приходило, что его конструкция один к одному соответствует конструкции молекулы фуллерена.
— Сколько у футбольного мяча вершин? Кажется, шестьдесят. А мне нужен многогранник с числом вершин, на три порядка большим, — попыталась она слабо возразить, понимая, что дело тут не в числе вершин, а в самой идее.
— Да, конечно. Просто я терпеть не могу, когда придумывают заковыристые термины. К тому же, число пятиугольников в нем все равно такое же, как в додекаэдре.
— Да причем здесь пятиугольники? — почти незаметный юмор Сергея вызвал у Натэллы легкое раздражение. Но в целом ощущение умственного комфорта ее не покидало. Главное — он быстро схватывал ее идеи: ему все это было интересно так же, как ей. Сбросив туфельки, она с ногами утроилась в кресле. Он радостно воскликнул:
— Слушайте, а зачем городить этот монстр — многотысячный фуллерен? Лучше сделать несколько «футбольных мячей» и поворачивать их в пространстве...
— Но вы представляете себе, на какой угол нужно поворачивать? Доли градуса... Чуть больше повернете — и снова тот же самый многогранник с точно таким же расположением в пространстве... Где вы найдете умельца, который сможет такой поворот осуществить? Да и где гарантия?
— Ну, в вашем фуллерене тоже соседние антенны повернуты на доли градуса...
— Но здесь они вписаны в общую конструкцию...
Сергей взъерошил свои пышные волосы.
— А вообще-то трехфазная антенна — это что-то новенькое. Здорово... Только многовершинный фуллерен — это не эстетично. Да и изготовить трудно... Знаете, что можно сделать — пространственную конструкцию из нескольких простых фуллеренов. Как футбольные мячи в сетчатой сумке. Из четырех фуллеренов — тетраэдр, затем из тринадцати — икосаэдр. А если учесть, что грани и вершины у многогранников инверсны, то можно собрать из них антифуллерен, — Сергей окончательно принял ее термин.
Идея ей понравилась. Но главное — его удивительное пространственное видение. Обычно когда она с кем-нибудь обсуждала сложные проблемы, на определенной стадии собеседник уставал или просто переставал усваивать ее идеи. Вместо того, чтобы честно признаться в этом, он начинал раздражаться, или, что было совсем невыносимо, принимал надменно-презрительный тон: мол, что это ты, девочка, несешь! А Сергей чем дальше углублялся в ее идеи, тем больше увлекался и тем лучше ее понимал. При этом сохранял мягкий интеллигентно-вежливый тон. Она даже поймала себя на мысли, что легче было бы перейти с ним на «ты». А его их «вы» совсем не беспокоило. Этакий аристократизм...
...Сергея еще со школьных времен увлекала топология. Хотя в школьных курсах математики ее не было, он познакомился с ней в математическом кружке при МГУ, а потом по книжке «Что такое математика?», которую ему вручили после победы на городской олимпиаде в девятом классе. Впрочем, она увлекала его и очевидной красотой. Даже глядя на картины абстракционистов, он оценивал их с точки зрения топологии. И чувствовал досаду, увидев, что художнику изменило чувство геометрического совершенства линий и фигур. А иногда поражала недодуманность, скоропалительность рисунка, где блестяще задуманная композиция завершалась пшиком. Тогда он сам начинал ее додумывать и даже, приходя домой, дорисовывать. Идея Натэллы Геворкян увлекла его именно изяществом замысла. И исполнения. Возможность кодирования с помощью пространственной поляризации волн и особенно фуллеренной антенны, явно находившихся в композиционной взаимосвязи, также была весьма интересна. Натэлле его мысль о «фуллеренном кристалле» — она мигом перевела эту идею на полюбившиеся рельсы микроструктуры углерода — понравилась.
Вошедшая в лабораторию уборщица тетя Клава даже не удивилась, увидев Сергея, — тут уже привыкли, что только он один чуть ли не во всем институте засиживается в лаборатории дотемна. Единственной новостью было то, что перед ним сидела молоденькая миниатюрная особа. «Еврейка, наверное, — сразу оценила горбинку ее носа тетя Клава. — И слава Богу, пусть хоть и еврейка, надо же прибрать к рукам этого работящего, но неустроенного парня». Но, прислушавшись к их разговору, она досадливо поморщилась — нашли, о чем говорить: «Антенны, поляризации». Как они все это выговаривают? Да и зачем: вон у нее как глазенки блестят, как вишенки, коленки свои выставила, а он ресницами хлопает, как бабочка крыльями... Давно уж пора целоваться. Такую нельзя упускать».
Наверное, флюиды тети Клавиных мыслей вырвали Сергея из глубокого подземелья размышлений на поверхность реальности:
— Вы, наверное, проголодались... Я сейчас поставлю чайник, у меня есть коробка растворимого кофейного напитка. И в холодильнике какие-то пирожки, сейчас погляжу.
Натэлла не стала отнекиваться. Пока уборщица, явно торопясь, шаркала щеткой, а Сергей старательно готовил советский кофейный суррогат с холодными пирожками, недоеденными во время дневного чайного ритуала, она размышляла, почему ей так комфортно и просто с Сергеем. И поняла: он не спешил сразу охватить проблему в целом, а поглощал ее постепенно. Обычно, когда она пыталась кому бы то ни было объяснить что-то, ее чуть ли не с полуслова начинали забрасывать вопросами, к которым нужно было подойти только в конце. Она терялась и упускала главное, а потом злилась на себя, что собеседник так и не уяснил сути ее идеи. С течением времени она научилась язвить, осаживать неутомимых спорщиков и заставлять их выслушивать все до конца, но ощущение отсутствия внутреннего контакта преследовало ее почти во всех серьезных диалогах. Сегодня она почувствовала, что мозги у них с Сергеем вставлены одинаковым боком, как правильно заметил Семен.
Кофейный напиток был прескверный, но бодрости прибавил — кроме жареных бобов, в его состав входил цикорий.
— А как вы собираетесь записывать принятую информацию? — отставив на соседний стенд стаканы и смахнув на пол крошки, продолжил мозговую атаку Сергей. — Ведь сигналы придут слабенькие, не то что по проводам. Значит, их надо, во-первых, декодировать, во-вторых, усилить, и, в-третьих, протабулировать, или даже нанести на кальку. У нас даже толковой программы для графопостроителя нет. Чуть ли не по вашей вине, слышал я. А ведь мы ее ждем, ждем, надоело неделями переносить вручную с перфокарт на белок.
— Зря вы об этом. Ведь все эти наши монстры типа ЕС-10-80 — вчерашний день, и стараться работать на них, честно говоря, все равно что придумывать шинные покрышки для лошадей. Вот я видела в БелНИИ импортные персональные компьютеры с развитой периферией. У них есть плоттеры, таблицы можно переводить в графики просто на обычных принтерах. Для этого есть стандартные программы в среде Microsoft, и не надо ничего изобретать.
— Ну и где эти компьютеры?
— Вот поэтому я и ушла из нашего вычислительного центра. Разве вам Семен не рассказывал?
— Да он намекнул, что вы ввязались в какую-то аферу, но у вас есть светлые идеи, и чтобы они не сгинули вместе с вами, он и решил свести вас со мной.
«Ах вот оно что! Мой дорогой экс-шеф уже поставил на мне крест и решил, что я должна все передать этому умнику. Но каков юноша, каков артист! Как просто он меня, дуру, «обаял». У Натэллы просто отнялся язык. Она спустила ноги с кресла и начала усиленно искать туфли. Только бы не предстать перед этим изобретателем обиженной школьницей.
Сергей тоже осекся, почувствовал: что-то произошло. Но сначала даже не понял, что причиной стала воспроизведенная им фраза бывшего начальника Натэллы.
— Я совсем забыла, мне надо уехать, — стараясь быть спокойной, произнесла Натэлла.
— Как, мы же еще не обсудили главное — я хотел рассказать, как можно бы фиксировать радиосигналы.
— Ну и отлично, вот и фиксируйте. Вы ведь все уже знаете о моем предложении, — в голосе ее вдруг прорвались слезы.
— Никуда я вас не отпущу, пока мы не договорим. В чем я провинился? По-вашему, я должен был врать, говорить не то, что мне сказал ваш старый циник?
— Он не старый, — в душе Натэллы зашевелилось что-то успокаивающее.
— Я хочу работать над этой проблемой вместе с вами. И что за сложное имя — Натэлла? Можно звать вас просто Натой?
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что так меня звала мама. И никто больше не смеет.
«И что я на него взъелась? Разве не знала, что Семен может сказануть именно так?»
— А-а! Значит, вы и есть Ната. Я угадал. Кстати, вместо того, чтобы подозревать меня в промышленном шпионаже, лучше было бы оформить заявку на изобретение.
— Но ведь все это еще не опробовано.
— Ну и что? Экспертиза проходит порядка полутора лет, затем еще полгода до публикации и выдачи авторского свидетельства. За это время вполне можно успеть все проверить и вовремя дать отбой. Если, конечно, понадобится. Кстати, — Сергей почувствовал, что начинает возвращать ситуацию к исходной, — если вы так дорожите своим приоритетом, то зачем выложили все Семену? Вы думаете, что он такой примитивный и сам бы не смог разобраться, а решил использовать меня? Или вы от него скрыли бы суть?
— Нет, я б ему все выложила, как на духу. А свою идею я и без вас все равно реализую.
— Нет, без меня не сможете. Вы что, всерьез думаете возить персональные компьютеры на полигон? А где возьмете питание? А сможете ли разработать интерфейсовскую систему передачи информации? И кто вам изготовит антенны? Жоресс?
— Жоресс Федорович старый, — непонятно почему, возраст стал главным аргументом Натэллы в их споре. К тому же ей никак не удавалось попасть ногами в туфли, и она снова забралась в кресло, подтянув ноги под себя.
— А почему вы не хотите дослушать мое предложение по записи радиосигналов? У вас самой, Ната, ведь никакой плодотворной идеи на этот счет нет, — Сергей явно решил нарушить ее запрет с именем.
«Еще немного — и он перейдет на «ты». Ну это уж я ему не позволю!»
— Да вы вот уж полчаса о чем только ни говорите, только не об этой гениальной идее, — совсем уж по-женски она перевалила свою вину на него.
Сергей только улыбнулся — конфликт улажен.
— Я думаю, что лучше всего использовать однокристальную микроЭВМ серии КР. Снабдить фиксаторами адресов сигналов от антенн, объединить их с дешифраторами. Сигналы стробоскопировать и, введя поадресную задержку уже в самом микропроцессоре, записать их на жестком диске, переведя из пространственного распределения во временное.
— Стоп, стоп, стоп... Вы сразу столько наговорили, Сережа... Сергей, что я не совсем врубилась. Лучше начертите схему и все снова по порядку.
«Черт, как это по-дурацки вырвалось — «Сережа». Впрочем, а почему ему можно «Ната», а мне нельзя?» — К Натэлле окончательно вернулось ощущение внутреннего комфорта, которое она почувствовала в самом начале беседы.
— Лучше я покажу на дисплее. Я специально набрал к нашему разговору.
— Да-а?! А откуда вы знали, что я предложу? Может, вы ясновидящий? Глоба? — она нарочно выбрала из всей череды телевизионных неопророков внешне самого неинтеллигентного.
— Да нет, почему... Я же знал, что вы решили использовать радиосигналы для сбора информации геофонов. Как вы это будете делать — я не представлял, а вот как их фиксировать и переводить в численные сигналы, я решил поразмышлять. Как ни странно, ваша идея вполне вписывается в мою. Смотрите...
На мониторе «Электроники-60» высветилась схема с прямоугольниками, прямыми линиями и стрелками. В каждом прямоугольнике — римские цифры, а у стрелок — арабские. Из ящика стола Сергей вынул листочек с пояснениями, что означает каждая цифра, и начал объяснять. Впрочем, сначала он очень деликатно, по-мужски подкатил ее кресло к монитору и очень близко склонился над ее ухом. Его теплое дыхание отвлекло ее от смысла слов. Пришлось взять себя в руки. Но начало было упущено.
— Сережа, еще раз. Что вы понимаете под сигналами? Ведь они поступают по три от каждой элементарной антенны. Куда?
— Но я же не знал, что по три. Поэтому я показал вам здесь поадресный вход только одной шиной. Значит, перед ней поставим еще один чип, переводящий три сигнала в один.
— Один чип?
— Ну, Ната, не придирайтесь, вы же понимаете, что на каждый вход...
— Ничего себе, несколько тысяч чипов, и это вы называете изящным решением!
— Ну хорошо, пусть сразу от десяти микроантенн к одному чипу — тогда в десять раз меньше... Ну все-все, сдаюсь, это тоже не изящно. Я потом что-нибудь придумаю. И что это вам все время нужно обязательно, чтобы было изящно! Слава Богу, что у меня не вы начальник. До сих пор никто еще не браковал мои решения только за то, что они «не изящны».
Она тихо засмеялась: поняла, что этот поиск изящного гвоздем застрянет в голове у Сергея. Вся остальная схема была как произведение искусства. Натэлла вновь отметила, что многие научные и технические решения, если они обладают внутренней гармонией, увлекали и радовали ее ничуть не меньше, чем свои собственные изобретения.
Как ей самой не пришло в голову использовать отечественные однокристальные микропроцессоры? Пусть они не столь уж надежны, ну и что — можно ведь собрать параллельно три-четыре одинаковых блока. Это все Семен с его монстром: никаких других ЭВМ, кроме ЕС-10-80, на свете нет. Она как-то незаметно для себя замкнула весь свет на его входных мониторах.
И вдруг до нее дошло: все, конец, все проблемы решены. Ее идея полностью продумана. Теперь осталось реализовать. И что самое главное — без поездки в Америку: все есть под рукой. Но... главное — есть человек, который все это реализует: СЕРГЕЙ, СЕРЕЖА.
Он замолчал, кончив свои объяснения. Она тоже... Наступила тишина... Сначала она длилась несколько секунд, затем минуту, еще минуту, еще...
Два молодых, красивых, талантливых человека, он и она, находятся вдвоем во всей лаборатории... нет, на всем этаже... даже во всем институте, смотрят на картинку монитора и молчат... Она, наверно, должна, прервав тишину, сказать: «Ну вот, Сергей, вы все теперь знаете, приступайте...» А он должен прервать молчание словами: «Ну что, Ната, вы меня благословляете? Тогда я завтра же и начну. Например, с вашей полуфантастической «фуллеренной» антенны».
Но все это было настолько очевидно, так банально, что разочаровало бы обоих друг в друге. Первым прервал молчание Сергей:
— Вы далеко живете? Время уже позднее.
Натэлла была ему благодарна за вопрос. «Здорово! Все-таки он отличный парень. В каком-нибудь американском боевике я в этом месте обязательно бросилась бы ему на шею. А потом сказала бы: нет, только не сегодня...» Мысль показалась ей ужасно смешной, и она засмеялась.
Сергей уже стал привыкать к тому, что она вдруг ни с того, ни с сего то смеется, то обижается, то сама обижает.
— Я вас провожу... Можно?
— Необязательно, мне здесь недалеко, у Рогожской...
— Здорово, а мне на Авиамоторную — на метро одна остановка...
Забравшись в свою маленькую уютную однокомнатную квартиру, Натэлла почувствовала себя абсолютно уставшей, но уснуть долго не могла. Исчезла необходимость в Америке и вообще вся эта затея с Африкантовым. Можно обойтись и без этих компьютеров, начинать реализовывать идею радиогеофонов уже завтра, не откладывать на полгода. А еще... появился Сергей. И ей очень хочется с ним встречаться — и завтра, и послезавтра... Слушать, как он смущается, когда неправ, и как напорист, когда уверен в своей правоте. И как внимательно слушает и толково объясняет... И при этом хлопает своими длинными ресницами, гипнотизирует голубыми глазами и смешно чешет пятерней макушку.
Да-да, но она еще что-то уловила, что-то ее чуть-чуть расстроило. Нет, пожалуй, не расстроило, а встревожило. Там, в лаборатории, это «что-то» было где-то далеко-далеко на втором плане, а сейчас опять всплыло. А-а-а... У него все время какие-то печальные глаза. И он мало улыбался... А когда нужно было улыбнуться, почему-то делал это с трудом, как будто чувствовал, что несвоевременно. Интересно, почему? Ведь она о нем ничего не знает. Спросить Семена? Ну, этот обязательно обсмеет и ее, и своего протеже. Ну и что? Придется потерпеть Семеновы колкости и заготовить встречные. Кстати, а если она откажется от Африкантова, то Семен, конечно, с удовольствием порвет ее заявление об уходе? Но институтское начальство безусловно заведется. Главным образом, из-за гнева Африкантова.
Стоп. А почему, собственно, надо отказываться от его предложения? Ведь не ради же сейсморазведки я все это затеяла. Для основной цели — передачи биорадиоволн — ничего не сделано. Рассказать о ней Сергею? Нет, сначала надо самой все продумать. Но главное — нужно овладеть на высоком уровне персональным компьютером. Все равно без него никуда не продвинусь. А то, что Семен грозит, будто придется деньги за поездку потом отдавать, то не так уж и много — только за дорогу. Там-то все оплачивает принимающая фирма. Вот ведь американцы! Чего только не делают, лишь бы убедить нас в беспомощности советской системы. Как будто мы и без них не знаем. А то, что хотят предложить свой способ организации производства, спасибо им. Только как с этого берега перебраться на их, это они знают? С помощью Ассоциации Африкантовых? Что-то очень сомнительно. Да и партия своего последнего слова не сказала. Пока там Горбачев со своей командой орудует, наверное, они особенно мешать этому движению к рынку не будут. Но где гарантия, что не произойдет переворот, как с Хрущевым? Нет, конечно, Семен прав, ввергаюсь я в пучину весьма опасную. Впрочем, когда все в стране рушится, трудно сказать, где опаснее, где безопаснее. А к тем умникам, которые «гору обойдут», я не принадлежу.
Утром, несмотря на почти бессонную ночь, Натэлла все-таки пробежалась и твердо решила: все должно идти так, как запущено. А с радиогеофонами пусть пока возится Сергей.

МОЛОДЫЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ
Две недели до отъезда были заняты в основном освоением английского. Думать все время по-английски, отыскивая в памяти аналоги для ее причудливых мыслей, было невыносимо, но Натэлла жестко взяла себя в руки. Впрочем, один раз она даже позволила себе позабавиться. За пару дней до отъезда «живот» повел ее в кабинет Африкантова, и тот в своей кратко-конкретной манере стал давать ей последние ЦУ. Они были весьма банальны, и Натэлла стала реагировать на них английскими фразами. Жоресс решил сначала рассвирепеть, но, вспомнив информацию Василия Филипповича о концепции преподавания Суламифи, усмехнулся и процедил:
— Давай, давай, шпарь...
...И был день, запомнившийся ей на всю жизнь. Позвонил Сергей и похвалился, что сегодня соберет первый фуллерен. Она почувствовала, что он хочет продемонстрировать ей, как это будет происходить, и сама напросилась в лабораторию. Он радостно согласился и даже спросил, не нужно ли заказать пропуск. Но по приказу Африкантова у нее при расчете его не отобрали.
Первое, что бросилось в глаза в лаборатории, — это деревянный шар, уложенный в какую-то замысловатую проволочную конструкцию. На нем проводами с разноцветной полихлорвиниловой изоляцией был нанесен «фуллерен». Провода «антенны» торчали не внутрь, к центру, а наружу, во все стороны.
— Ну и как вы всю эту конструкцию снимете с шара? — в недоумении спросила Натэлла.
— Садитесь поудобнее, сейчас увидите.
Она опять устроилась в том же кресле, поджав под себя ноги. Это вызвало явно недружественное переглядывание представительниц женской половины лаборатории. Но затем началось такое, что сразу заставило ее забыть обо всем на свете. То, что делал Сергей, напоминало колдовство циркового фокусника. Сначала он стал втыкать в едва видимые отверстия шара крючок, напоминавший штопор, и выдергивать из них конусообразные клинья. Оказалось, что шар не сплошной, а составной. Затем, посыпав поверхность тальком, он легко повернул проволочную конструкцию так, что против грани вновь оказалась сплошная поверхность шара. И у этой поверхности оказались отверстия, из которых Сергей выдернул вторую партию клиньев. Через полминуты пустой «фуллерен» лежал на проволочной подставке. Все это действо было настолько красивым, что Натэлле захотелось похлопать в ладоши. Но тут она увидела, что вокруг столпился весь отдел, и так же, как она, с явным удовольствием следит за быстрыми и ловкими руками Сергея. Начался второй акт. Сергей стал заводить торчащие жгуты проводов внутрь фуллеренного каркаса, одновременно разводя их: они, оказывается, были согнуты вчетверо. Длина каждой четвертинки в точности равна радиусу убранного шара. Все-таки и здесь Семен был прав — у Сергея действительно золотые руки: как ловко и точно он работает. Вот он пинцетом просунул внутрь «фуллерена» полоску изоленты и закрепил ею сходившиеся к центру жгуты. Сияя всеми цветами, перед восхищенными зрителями предстало совершенное произведение искусства.
— Слушай, старик, по-моему, этой штукой можно сыграть в футбол, — опошлил восторженные эмоции кто-то из присутствующих.
— Еще нет, — деловито ответил Сергей и достал из стола целую пачку круглых деревянных палочек, пропиленных с одного бока вдоль оси до середины.
Промазывая эти бороздки кисточкой с синтетическим клеем, он стал ловко надевать их на идущие к центру жгутики проводов. Впрочем, не на все, а только на те, что шли к вершинам пятигранников.
Первой отвлекла зрителей пышная особа лет тридцати:
— Ну мы что, сегодня чай пить не будем? Кстати, Сереженька, сегодня твоя очередь идти за пирожками.
Сергей даже не прореагировал, старательно продолжая устанавливать деревянные спицы (Натэлла придумала именно такое название этим палочкам).
— Том, да отстань ты, видишь же, человек работает. Давай я схожу, — предложил один из молодых мужчин. — А на вашу долю брать? — обратился он к Натэлле.
Она вспомнила ужасный кофейный напиток, которым ее угощал Сергей в прошлый раз, и холодный пирожок, наполненный вытекающим со всех сторон повидлом, и хотела было отказаться. Тем более что эта чайная процедура, которой заполняли время между обедом и отбоем (как, впрочем, между началом работы и обедом), ей была противна еще и в вычислительном центре.
— Да, да, старик, обязательно возьми на ее долю, я потом деньги тебе верну, — неожиданно оторвался от своего жонглирования Сергей.
Натэлла промолчала.
Все потихоньку разошлись к столам, и они снова остались вдвоем. Сергей закончил установку спиц и вытащил из стола стопочку дощечек-пятигранников.
Все-таки удивительная дотошность — все заранее нарисовал в голове, каждую деталь продумал. И это сокровище работало всего в нескольких шагах все два года, а она даже не подозревала. Натэлла была уверена, что Сергей пришел сюда раньше ее.
Сергей вновь обмазывал кисточкой торцы спиц и приклеивал к ним пятигранники. «Фуллерен» становился все более похожим на футбольный мяч...
За все время «представления» она не проронила ни слова. Все было так здорово! И вдруг, глядя на «фуллерен», она сообразила... Взяв с соседнего стола чистый лист, она размашисто начертила на нем круг, разделила его на шесть почти одинаковых частей и возле каждой вершинки нарисовала прямоугольник. С наружной стороны к ним подходили шины, а от внутренней к центру она провела по два провода и, не соединяя, все двенадцать проводов из центра опустила вниз. Наружные шины обрамила скобками и написала: «Антенны», а у конца жгута из уходящих вниз проводов — «К дешифратору».
Сергей с огорчением почувствовал, что и последний зритель перестал интересоваться его искусством и, завершив наконец приклеивание пятиугольников, подошел к Натэлле. Бросив взгляд на чертеж, сразу понял: та нашла изящное решение считывающего устройства.
— Ната, только дизъюнкторов придется даже к моему простенькому фуллерену поставить не шесть, а двенадцать. У нас пока не выпускают микросхемы с сорока восемью входами. Но, в общем, действительно изящно... Боже, а что это за листок?.. — он вдруг осекся и приложил палец к губам. Перевернув бумагу, он увидел приказ, который незадолго до ее прихода принесли в лабораторию и на котором все обязаны были расписаться.
— А вообще-то плохой из вас выйдет руководитель, — сказал Сергей, когда они вышли из института. От участия в чаепитии он отказался, решив смыться от неминуемой разборки за испорченный документ.
— Это почему же? Потому что испортила важную бумагу?
— Не-е, бумага здесь не при чем. Вы читали про «закон Питера»?
— Что за закон?
— Ну, например, почему из хорошего механика получается плохой начальник гаража... Потому что, дав поручение подчиненному, он вместо того, чтобы потребовать от него быстрого и неукоснительного выполнения, сам бросается делать то, что приказал.
Натэлла засмеялась:
— У вас было десять дней, чтобы найти изящное решение.
— Но ведь я был занят другим... Вы же сами видели, — обиделся Сергей.
— Я вас и не ругаю. Это вы меня...
— Кстати, научите меня за вас расписываться. Я успею оформить все документы на заявку только после того, как вы уедете. Вы не будете возражать, если она уйдет за нашими двумя подписями? — Сергей выпалил это все, когда они уселись за столиком в кафе.
Натэлла опять тихо засмеялась: «Ну вот, в историю мы войдем вместе».
— Нет, если вы возражаете, я оформлю только от вашего имени, — не понял ее смеха Сергей.
Она глянула ему в глаза и, подперев щеку кулачком, спросила:
— А хотите знать, что про вас сказал мне Семен?
— Представляю...
— Он сказал, что у вас голова вставлена не тем местом.
— И?
«What do you want tell me?» — перевела мысленно его «И?» Натэлла на английский.
— А зачем вы затеяли этот дурацкий разговор? Чтоб я сказала, что на самом деле все придумали вы, а я только кинула идею?
— А не надо было смеяться...
Натэлла опять рассмеялась:
— Да я совсем по другому поводу...
— Какому? — все еще никак не мог привыкнуть к зигзагам ее мыслей Сергей.
— Ну, например, тому, что я буду гулять по Америке, а вы в это время здесь будете вкалывать, реализуя наше изобретение.
— Я уже вкалываю, хотя вы пока здесь. Кстати, а зачем вам вообще ехать туда, ведь мы же все решили без этих компьютеров? И встревать в эту аферу с Ассоциацией? Или неудобно перед Африкантовым? Сначала дали согласие, а потом отказались?
— Не в этом дело. Радиогеофоны — это только начало... А дальше... Дальше без них не обойтись.
— Кстати, я тоже подумал: а ведь эти ваши фуллерены можно использовать для предсказания землетрясений...
— Как это?
— Понимаете, всякому землетрясению предшествует напряжение в слоях земной коры. При этом начинают двигаться породы, а из-за их трения, потрескивания, пьезоэффекта начинают излучаться радиоволны в диапазоне частот от долей до единиц герц. Эти волны попадают на внутренний край радиационного пояса Земли, нарушают его равновесие и вызывают усиленные излучения радиоволн. Вот их-то можно поймать вашим фуллереном и отыскать точное место грядущего землетрясения.
Натэлла уставилась на Сергея широко открытыми глазами.
— Как вы сказали? Что за радиационный пояс Земли? Какое равновесие? Почему нарушают?
— Вы что, не слышали о таком поясе? Его еще называют пояс Ван-Аллена. Его открыли американцы с помощью своих спутников. Впрочем, наши тоже утверждают, что открыли его даже раньше.
— Да, я что-то слышала. Что с его помощью объясняют полярные сияния. Но разве он не на Севере?
Подававшая им заказ толстая официантка взирала на странную пару с нескрываемым удивлением. Оба были так увлечены разговором, что у красавицы даже зарделись щеки. Только никакого намека на объяснение двух влюбленных не было. Салат, бифштекс и даже чай с пирожком они слопали автоматически. Также автоматически расплатились. Каждый за себя. Но при этом глядели друг на друга горящими глазами.
— Ната! Я что-то не пойму — что вас больше интересует: этот самый пояс или возбуждаемые в нем перед землетрясением радиоволны?
— Ах да, землетрясения... — вдруг опомнилась Натэлла, — я за! Но давайте сначала попробуем с радиогеофонами.
— Но заявку на сейсмомониторинг с помощью вашего «фуллерена» я пошлю сразу вслед за первой.
Натэлла ничего не ответила. Ее мозг снова переключился на внезапно обнаруженный «склад» радиоволн. А то, что в этом поясе волны могут попасть в ловушку так же, как и заряженные частицы, она не сомневалась.
Поездка в Штаты высветилась сейчас и еще одним боком. Теперь она знала, чем заполнить свободное от занятий на курсах время. Сергей же явно заинтересовался тем, почему пояс Ван-Аллена так ее взволновал, но Натэлла спросила совсем про другое:
— Вы, Сережа, успели за это время все про меня выспросить, а вот я про вас ничего не знаю. Ну, например, почему у вас все время такие грустные глаза?
— Грустные глаза? Но ведь я иногда смеюсь...
— При этом глаза Печорина продолжают оставаться грустными...
— Вы, как всегда, попали в точку. Как сказала небезызвестная вам толстушка Томочка из нашей лаборатории, я хронический неудачник, и мне не везло с рождения.
— Почему с рождения? — изумилась Натэлла.
— Моя мать и отец влюбились друг в друга в институте. На пятом курсе решили пожениться и даже заделали меня. Но мать отца заявила, что не допустит, чтобы ее драгоценный сынок женился на русской. Ее муж, мой дед Лев Гедальевич, из-за всех этих переживаний слег с инфарктом. Чтобы его окончательно не добивать, отец отказался от свадьбы. Мама, железная женщина, даже не обиделась на него, только сразу после моего рождения уехала в экспедицию. Я остался на руках у ее родителей, которые не блистали здоровьем. Отец все это не мог перенести и тоже уехал в другой город, там от рака вскоре умер. А следом — дед Лева.
Он помолчал, побарабанил пальцами по столу.
— После этих смертей к маме в один из ее приездов с извинением приехала бабка. Бабку звали Фира Ароновна.
Натэлла про себя отметила, что у Сергея абсолютный музыкальный слух. Вместо того, чтобы долго и мучительно объяснять, почему ему неприятна эта бабка, он просто с нажимом произнес ее похожее на воронье карканье имя.
— Когда мне было двенадцать лет, погибла в экспедиции мама. Вскоре, с разницей буквально в год, умерли друг за другом дед и бабушка Лиза. Меня взял к себе единственный оставшийся в живых в экспедиции геолог Вадим Викторович Маркелов. Сказать по-честному, было мне у него дома не очень уютно, но жить у Фиры Ароновны я точно не хотел...
— А что потом? — тихо спросила Натэлла.
— В МГУ меня не приняли, хотя по паспорту я был русским. Но когда из анкеты выяснили, что фамилия отца Шенкман, вопрос со мной был закрыт. Я попал в Горный институт и стал геофизиком. Вот и все. Да, после окончания института меня в аспирантуре не оставили, хотя был лучшим на курсе, а распределили сюда. Здесь, в лаборатории, в завах ходит Педрин, с которым я вместе кончал. Он хороший парень, но в институте ехал на тройках и больше всего заботится о благоустройстве своего кабинета. Вы его хоть раз видели? Вот так и мы его почти не видим и молим Бога, чтобы он оставался в завах как можно дольше. А вот защитить кандидатскую я сумел...
...Была в эти две последние недели в Москве одна забавная ситуация. Заключительное занятие по английскому «божий одуванчик» Суламифь неожиданно завершила словами:
— Послушайте, Натэллочка, вы очень умная девочка. Я все-таки думаю, что кто-то из ваших родителей из евреев.
— Нет, у меня папа армянин, а мама русская. А что, все евреи обязательно умные?
— Нет, что вы, деточка, среди них столько кошмарных дураков. Вот, например, мой покойный муж... Нет, человек он хороший, но ума — никакого. Все верил в эту химеру о светлом будущем и был идейным коммунистом, хотя его все время затирали именно за то, что он еврей.
— Так вы хотите сказать, что среди других национальностей мало умных, Суламифь Яковлевна?
— Есть и среди других. И очень умные. Но мне почему-то хочется, чтобы вы были хоть чуть-чуть еврейкой.
Натэлла засмеялась. До нее дошло, что ее «англичанка» таким образом поставила ей пятерку...

АГЕНТ ЦРУ РАЗОБЛАЧАЕТ АГЕНТА КГБ
В группе, которая вылетела в Штаты, было двенадцать человек. Почти все молодые люди и еще одна женщина — Татьяна Богуславская из Министерства электротехнической промышленности. Натэлле она понравилась, хотя перспектива жить с ней в одном номере в течение шести месяцев особо не радовала.
Натэллу удивило, что летели они через Норвегию, Гренландию, Канаду, хотя по карте ближе было через Европу и Атлантический океан. Впрочем, здесь тоже был Атлантический океан, хотя и плавали льдины. И он был потрясающе голубой, как... Натэлла тихо улыбнулась: как глаза у Сережи…
Элегантный, с иголочки, мужчина лет тридцати пяти по имени Алан Осборн вел у них занятия. За внешней вежливостью Натэлла уловила хорошо скрываемое высокомерие. Говорил он на вполне литературном языке с американским сленгом, не очень беспокоясь, понимают ли его слушатели. Поэтому усваивать приходилось в основном по методичкам, благо их было много, и составлены довольно толково. Но главное, что каждый получил в свое распоряжение компьютер, и большую часть времени они были предоставлены самим себе. Лишь в конце дня Алан принимал у них зачеты и ставил баллы.
Отель располагался недалеко от колледжа, где они занимались в зеленой зоне на берегу реки. Так что проблем с бегом не возникало. Как Натэлла и ожидала, в отношениях с Татьяной начались сбои: та выражала неудовольствие тем, что Натэлла рано встает и мешает ей спать. Зато они быстро поладили на почве перемывания косточек, особенно Алану. Татьяна заметила, что у него нет кольца, и посоветовала Натэлле его зацепить. Алан и в самом деле через несколько дней начал проявлять к Натэлле очевидный интерес. Похоже, уже на третьем или четвертом занятии он понял, что те, кого прислали русские, далеко не «чайники». Они прекрасно владели алгоритмическими языками всех пяти поколений, хотя сам он в совершенстве знал только Бейсик. Довольно быстро врубились в систему Windows и мощно играли клавиатурой. Но Натэлла среди всех выделялась виртуальными знаниями, и он ставил ей высший балл, хотя и у остальных был далеко не самый низкий.
Несмотря на то, что они кончали занятия ежедневно не раньше семи, Натэлла довольно быстро разыскала университетскую библиотеку и начала осваивать ее порядки. Город ей понравился — чистенький, уютный. Все эти знаменитые американские небоскребы были сосредоточены на небольшом участке, вокруг которого раскинулось необъятное пространство улиц с двух- и трехэтажными коттеджами, с цветными палисадниками и кошмарным количеством припаркованных автомобилей.
Уже на второй день фирма организовала для них экскурсию по трем городам, которые примыкали друг к другу и были разделены рекой.
В библиотеке на темы «Радиационный пояс Земли» и «Пояс Ван-Аллена» было очень много литературы. Но вскоре она разочаровалась: это были обычные технические отчеты исследований со спутников. С невероятным числом таблиц и графиков. Конечно, со временем они могли бы ей понадобиться. Но не сейчас, пока она не поняла саму физическую суть этого пояса. К тому же она боялась, что ее идея — пустой номер, и никакой базы данных, базы человеческих душ в этом поясе нет и быть не может.
Однажды, уже через неделю после того, как начала работать над этими аккуратно сшитыми в добротные папки бумагами, она услышала над ухом:
— Так вот вы где каждый вечер пропадаете! У вас что, задание от КГБ изучить результаты ракетно-космических исследований?
Натэлла вздрогнула — это был Алан. Ей и в голову не могло прийти, что попытку пробраться через непроходимые джунгли технических отчетов со специфическими графиками кто-то может расценить как шпионаж.
— А вы что, агент ЦРУ, и приставлены не только обучать нас, но и следить, чем занимаемся в нерабочее время?
— Но ведь удивительно: молодая симпатичная особа вместо того, чтобы ловить кайф в клубах и дискотеках, в крайнем случае, сидеть в кино или в театре, прямым ходом направляется из колледжа в библиотеку.
— А вы даже проследили, что «прямым ходом»? — Натэлла настолько свободно овладела английским, что могла вворачивать русские разговорные обороты в английскую речь. — И это в стране, которая кичится на весь мир свободой личности? К тому же, если сведения секретны, почему их можно так запросто получить в читальном зале?
— А почему бы не допустить, что я просто хотел вас пригласить в бар? У вас в России это не принято?
— В бар — нет, а в ресторан или кафе — возможно.
В зале библиотеки было мало народу, но все равно своими разговорами они производили ненужный шум.
— Давайте выйдем в холл, — предложил Алан.
— И вы продолжите допрос? Даже не предъявив служебного удостоверения?
Но Натэлле уже и самой снова садиться за компьютерный каталог расхотелось.
— Вы поможете мне донести эту кипу макулатуры? — она не знала, как по-английски слово «макулатура», надеясь, что оно так же звучит и здесь.
— Mackle paper? — по-своему понял Алан и засмеялся. — Материалы научно-космического центра «Mackle paper»? О чем думает ваше КГБ? Каких оно засылает к нам разведчиков?
— Просто я еще не изучила как следует физику радиационных поясов Земли. А хорошего учебника, статьи или монографии, которые бы ввели в курс дела, никак из всего этого длинного меню не отыщу.
— А как вы ищете? Нужно ведь по ключевому слову.
Она с удивлением посмотрела на Алана. Как же ей не пришло в голову? Ведь в окошке вместе с названием все время высвечивало «key-word». Почему она не нажимала?
Ей сразу захотелось попробовать новый вариант поиска, и Алан потерял для нее всякий интерес. Его поразила эта неожиданная перемена — до сих пор она реагировала на его ухаживания вполне адекватно. Он даже не понял сразу, что ему теперь делать? Терпеливо засесть с нею за компьютер, а потом — за полученную статью, чтобы продолжить «обработку» барышни после закрытия библиотеки, или отложить все на завтра, довольствуясь успешным началом.
Компьютер действительно высветил несколько статей и даже монографию со странным названием «Радиационная палеонтология». Натэлла сразу же их заказала. Вела она себя так, будто его рядом не было: все ее мысли были заняты статьями и монографией. Но когда вежливая сотрудница сообщила ей, что уже поздно и ее заказ будет выполнен только завтра утром (sorry, sorry, excuse me!), она вновь вспомнила про Алана.
— Вы здорово мне помогли. Спасибо вам.
— А могли бы вы в качестве благодарности принять мое приглашение?
— Только если извинитесь за то, что обозвали меня шпионкой и следили за мной от самого колледжа без санкции прокурора.
— О, sorry, sorry, excuse me, — обрадовался Алан, но, чтобы не оставаться в долгу, выдал: — Но ведь и вы заподозрили во мне агента ЦРУ. Кстати, почему ЦРУ, а не ФБР? У нас внутри Америки все эти фискальные обязанности выполняет ФБР.
— Ну вот, значит, мне извиняться не придется, раз я назвала вас не по правилам. Однако в бар я не хочу.
— Но у нас рестораны и кафе с программой. Говорят, ваше коммунистическое начальство это не одобряет.
— Оно и знакомство с иностранцами не одобряет. Вернее, не одобряло. А сейчас — где это начальство?
— Разве среди вашей группы нет секретного осведомителя? — Алан остановился возле сияющего бегущими огнями заведения: — Вот можно сюда, здесь достаточно тихая музыка и хорошая кухня.
Натэлла пожала плечами — ей было все равно.
— Мне кажется, — продолжил он, — что это ваша напарница Татьяна. А вы как думаете?
— Я не Шерлок Холмс и чужие мысли не читаю. Да и что она сможет обо мне донести? Что я не в восторге от нашей системы, а ваша мне нравится больше? Это раньше был бы криминал, а сейчас даже наши главные партийные бонзы тоже так думают.
— Но ведь вы можете изменить Родине и остаться здесь. Скажем, выйдя замуж за американца?
Натэлла глянула на него с легкой усмешкой. Продолжить игру или оборвать? Слишком многого он хочет добиться с первого раза. Впрочем, хоть с первого, хоть с десятого, все равно у него ничего не выйдет.
— По-моему, Татьяна как раз сама и хочет это проделать, — оборвала она эту щекотливую тему.
В кафе ей понравилось. Она успела оценить уют зала, мелодичность музыки и отменный вкус поданных блюд. Алана больше всего интересовало мнение Натэллы о событиях в Союзе. Удержится ли Горбачев, или его так же свергнут, как Хрущева? В ответ она сослалась на своего бывшего шефа: обязательно свергнут. Алан искренне расстроился:
— А народ? Неужели допустит? Ведь Горбачев дал вам свободу.
— Народ? — удивилась Натэлла и представила себе своих сослуживцев, оживлявшихся четыре раза за рабочий день — перед двумя ритуальными чаепитиями, обедом и окончанием рабочего дня. И два раза в месяц — перед получкой. Иногда чаще — когда в соседних магазинах что-нибудь «выбрасывали».
— А «народ безмолвствует», как сказано у нашего классика!
— Ну а вы, неужели не выступите в защиту свободы? Разве она вам не по душе?
— Представляю себе, как я самоотверженно бросаюсь под гусеницы танка, а тот проезжает по мне, даже не заметив.
— Но почему только вы? Ведь свободно говорить стали у вас многие. Теперь в вашей прессе свободно писать стало доступно. Неужели все это никому не нужно?
— Почему? Нужно. Но жить ведь тоже хочется. А танкам все равно: что одного, что тысячу.
— Зачем же, если понимаете, что ваша система неэффективна, за нее цепляться?
— О том, что система неэффективна, знают у нас все. По крайней мере, я знаю от своих родителей еще с детства. Но ведь кому-то при ней хорошо живется. А у них в руках все: армия, милиция, руководящие должности. Впрочем, ведь меня же послали сюда. Значит, кое-кто из начальства хочет изменить все по-вашему. То есть прибрать к своим рукам. Из комиссаров — в коммерсанты... Зря вы со мной затеяли этот разговор: я в этих делах «ни бум-бум», — ввернула она русский сленг, но Алан понял и ухмыльнулся. Он удивительно легко улавливал ее мысли даже тогда, когда она искажала английскую речь.
То, что она вернулась поздно, Татьяну не удивило.
— Надо же, и когда ты успела в библиотеке хахаля заиметь? Надо бы и мне начать с тобой туда ходить...
А на старом континенте вовсю разворачивались события. Сначала Ярузельский снова восстановил в правах «Солидарность». Потом немцы из ГДР начали толпами валить на Запад. В Праге произошла «бархатная» революция. В Москве были объявлены полусвободные выборы. Но Натэлла почти не отвлекалась на все эти удивительные новшества, книга «Радиационная палеонтология» полностью завладела ее умом. Во-первых, подтвердилась ее надежда на то, что в поясе Ван-Аллена возможно улавливание и хранение информации, излучаемой с Земли от живых существ в виде электромагнитных волн. Во-вторых, в книге предельно ясно излагалась суть возникновения пояса, его устройство и физика. И главное: автор расчетами доказывал, что информацию, записанную на протонных и электронных носителях в этом поясе, можно считывать. Правда, он предлагал использовать ее для изучения эволюции живой природы Земли.

ТАИНСТВЕННЫЙ ДОКТОР
Звали его доктор Джон Штернберг. Несмотря на ясный и четкий стиль изложения, Натэлле текст давался достаточно тяжело. Штернберг, излагая физическую суть каждого шага, затем тщательно обосновывал ее расчетами. Предложенный им прием — уравнение Шредингера в цилиндрической системе координат — был непривычным и потребовал изучения специальных функций. Но сама идея профессора Натэлле понравилась. Если протон или электрон, попав в магнитную ловушку, начинает совершать винтовое движение вокруг силовой линии от северного магнитного полюса к южному и обратно, а сама магнитная линия медленно поворачивается с востока на запад для протонов и в обратную сторону для электронов, следовательно, вращающиеся в радиационном поле частицы аналогичны электронам в атоме. У них есть квантовые числа — магнитные для питч-углов (углов винтовой траектории движения частицы вдоль силовой линии магнитного поля Земли), орбитальные — для радиуса вращения вокруг оси колебаний силовой линии, и главное — для амплитуды колебаний от северного к южному полюсу. А сами повороты вокруг Земли играют роль годичных колец у деревьев. В отличие от электронной оболочки атомов эти числа лежат в диапазоне не единиц и десятков, а миллионов и сотен миллионов. Правда, переход частиц с одной стационарной орбиты на другую возможен лишь под воздействием электромагнитных волн строго определенной частоты. Но это как раз и привлекло Натэллу. Больше всего на свете она надеялась на то, что эта частота будет совпадать с несущей частотой радиоволн, излучаемых нейронами. Но сами расчеты в книге не приводились. А формулы были столь громоздки и закладывались в них все эти функции berx, beix herx, heix, kerx, keix, что Натэлле сразу хотелось спать. И все же она продолжала упорно, вечер за вечером продираться сквозь частокол теорем, лемм, определений, доказательств, выводов, решений, дополнений, ограничений, допущений. Тем более что в отличие от отчетов научно-космического центра каждый шаг и термин можно было найти в самой книге, а не рыскать по справочникам и статьям.
Алан продолжал настойчиво и методично за ней ухаживать. Она впервые столкнулась с американской хваткой и про себя восхищалась ее четкой нацеленностью и упорством. К тому же он не скрывал, что намерения у него вполне серьезные. Он даже планировал после регистрации их брака создать семейную фирму. Потребности в услугах компьютерщиков нарастали, и он не сомневался в том, что планируемый им бизнес позволит в кратчайший срок превратиться им в миллионеров. Натэлла сопротивлялась, сама не зная почему. Письма от Сергея приходили, но были посвящены отчетам о проделанной работе. Вот он попробовал улавливать волны в лаборатории. Все получилось. Вот собрал из фуллеренов тетраэдр и провел испытания на подмосковном полигоне. И снова успешно. Эти данные он послал во ВНИИГПЭ, как экспериментальное доказательство их заявки. Тем не менее какой-то эксперт дал не совсем положительное заключение, потребовав дополнительных разъяснений. Но Сергея это не обескуражило: он уже привык к тому, что эксперты Всесоюзного научно-исследовательского государственного института патентной экспертизы весьма слабо разбираются в сущности тех идей, которые им направляют в качестве изобретений. И еще в связи с запросом ВНИИГПЭ он попросил Натэллу провентилировать, следует ли посылать обе заявки в патентное ведомство США. Дело в том, что за эту заявку придется платить валютой и, если она не принесет прибыль государству, оно может отнести расходы на изобретателей.
Натэлле пришлось рассказывать обо всем Алану. Заодно она раскрыла ему наконец мучившую его загадку с библиотекой.
— А кто этот ваш знакомый, для которого вы готовы все вечера сидеть в библиотеке? Он что, тоже с вами ходит по вертикальным стенам?
Натэлла как-то пожаловалась ему, что из-за этой поездки в Штаты она пропустила летний круг, который их группа собиралась провести на Алтае. Как раз после этого круга она стала бы кандидатом в мастера спорта.
Алан отнесся к ее увлечению альпинизмом скептически. Он считал этот спорт мужским. Мужчина должен быть сильным и смелым, и такой спорт позволяет себя проверить. А заодно удовлетворяет инстинкт покорения почти недоступных объектов природы. Но женщине? Зачем женщине это? Вот, например, кикбоксинг или дзюдо — это другое дело. Среди мужчин много подонков, и женщина должна уметь дать отпор. Но сейчас проблема женского альпинизма открылась для Алана неожиданной стороной: а может быть, эта неуступчивая и острая на язык русская таким образом выбирает себе партнера? А что? Неглупо.
Но Натэлла со смехом отвергла его предположение:
— Нет, он только соавтор по изобретению.
Хотела добавить «и все!», но промолчала. Каким-то десятым уровнем подсознания Алан почувствовал, что не «только соавтор», но не стал развивать эту тему, а переключился на анализ ее вопроса.
— Что касается радиосбора сейсмосигналов, то я думаю, много денег на этом не заработаешь. Конечно, на проводах можно сэкономить, но при этом в три раза увеличивается число геофонов. К ним надо добавить антенны, да и передвижной пульт переделать — антенну типа вашего фуллерена и кодирующее устройство на микросхемах. Боюсь, что, как там у вас говорят, «овчинка выделки не стоит». Вот если антенну установить в центральном пункте и не вывозить сервер на полигон. Но тогда резко возрастут помехи. В общем, не думаю, что какие-нибудь фирмы заинтересуются. Хотя вообще такие фирмы есть, и они весьма процветают. Особенно за счет Ближнего Востока. А вот что касается прогноза землетрясений — это может заинтересовать... Особенно наши западные штаты. Но наша будущая фирма, если и займется этим, то не раньше чем лет через десять, после того, как нарастим жирок. Так что заявку на второе изобретение отправляйте, мы этот патент сможем продать, хотя и не без труда. Покупателями будут муниципальные чиновники, а с ними иметь дело... Впрочем, я думаю, ваши не лучше.
Натэлла слушала с нескрываемым удивлением. Способ мышления Алана был для нее совершенно непривычным. Но отказать ему в справедливости утверждений было нельзя. Оказалось, что вся ее творческая жизнь последних лет совершенно бессмысленна. По крайней мере, Америке она не нужна. С тяжелым чувством она решила так и ответить Сергею. Ей даже не захотелось идти в библиотеку, а просто прогуляться по набережной. Одной. Без Алана. Однако он, видимо, решил, что своим ответом заслужил от нее встречное внимание, и пригласил в японский ресторан. Но она попросила подвезти к библиотеке и облегченно вздохнула, когда за ним закрылась дверь. Библиотекарша приветливо улыбнулась ей, как давней знакомой, но вместо того, чтобы выдать книгу, внезапно сказала:
— Вы знаете (sorry, sorry, excuse me, excuse me, please...), доктор Штернберг просил нас обязательно сообщить ему, если кто-то заинтересуется его книгой. Поскольку вы уже полмесяца ее штудируете, мы решили ему сообщить... И он бы хотел с вами встретиться. Он очень старенький... Может быть, вы (please, please, sorry, excuse me) позвоните ему и даже навестите, — и она передала ей номер телефона.
Сердце у Натэллы радостно забилось. Она даже пожалела, что отпустила Алана. И хотя вежливая библиотекарша подробно объяснила ей, как добраться туда автобусом, она взяла такси. Дверь открыла пожилая негритянка, которая, приклеив к лицу американскую улыбку, все-таки не смогла скрыть своего недоброжелательства. Внутренность дома тоже была какая-то неприятная, хотя все стояло аккуратно и было тщательно протерто.
Хозяин, невысокий старик с огромной седой шевелюрой, глянув на нее живыми сверлящими глазками, почему-то сразу помрачнел. От хорошего настроения у Натэллы не осталось и следа.
— Простите, что вас побеспокоил, но я хотел бы знать, что вас заинтересовало в моей книге?
Вопрос застал ее врасплох. Радость, охватившая ее при мысли о том, что она встретится и сможет побеседовать с человеком, впервые воплотившим в конкретные формулы и расчеты ее неясные фантазии, была настолько необъятной, что она даже не подумала о том, как будет проходить беседа. Что она ему скажет? Натэлла поглядела на этого убеленного седой гривой человека со сморщенным, как моченое яблоко, маленьким личиком, и вдруг поняла, зачем он ее позвал. Двенадцать лет он ждал, что кто-то заинтересуется его книгой, — судя по всему, главному творению его жизни. И вот дождался. Какая-то молоденькая особа, которой больше пристало скакать на дискотеках и интересоваться молодыми джентльменами. Тут есть с чего завестись. Очередная насмешка судьбы. Но что ему ответить? Рассказать про парк в Гомеле? Про мамину сердечную боль, переданную ей в завещание? Про фуллерены и оставшегося в Москве еще одного ненормального? Натэлла поняла, что она почти на грани провала у этого хмурого профессора. И как когда-то в институте, на экзамене, мысль заработала четко и спокойно.
— Простите, доктор Штернберг, но я не могу понять, как вы это себе представляете, неужели все особи одного и того же вида одновременно и дружно отправляют радиоволны своей нервной деятельности в радиационный пояс Земли? Ведь их же миллионы. И жили они миллионы лет. — Натэлла выпалила это четко, тщательно подбирая английские слова. Правда, несколько раз чисто по-русски она переставляла в предложениях части речи. У нее это вырывалось здесь часто. Американцы морщились, но ее понимали. Старик тоже понял и опешил. Не потому, что не знал ответа. Просто, отвечая на этот вопрос, он обязан был признать в этой юной леди профессионала. А значит, ее интерес к его книге был не капризом кокетки, а чем-то более серьезным.
— Видите ли, мисс... мисс... — он запнулся, хотя ее имя ему и сообщили из библиотеки, он его не очень усвоил; это была вторая ступенька, на которую он вынужден был опуститься перед своей собеседницей. Теперь они говорили даже не на равных — он вынужден был как бы оправдываться.
— My name is Natella Gevorkjan. I'm from Moscow, from Russia, — представилась Натэлла, хотя она и не сомневалась в том, что уж это профессору доложили.
— Видите ли, мисс Нателля, примерно до начала кайнозойской эры, то есть пятьдесят миллионов лет тому назад, землю населяли животные с весьма примитивной нервной системой. Поэтому отличий в радиосигналах, излучаемых отдельными особями одного и того же вида, не было. Они и накапливались в одних и тех же информационных трубках радиационного пояса. И не важно, когда они излучались, в какое время. Если вы придете на концерт оркестра, у каждого музыканта которого будет в качестве инструмента камертон, настроенный на одну и ту же частоту, то не услышите ничего, кроме звучания этого камертона, независимо от того, когда начинает выступать тот или иной участник.
— Ну, а потом, после появления птиц и млекопитающих, как тогда вы сможете различать виды? — Роли поменялись: Натэлла явно овладела позицией строгого экзаменатора, а старый доктор Джон оказался в несвойственной ему роли студента.
— Да, вы правы, в радиосигналах кайнозойской эры должен появиться шум от деятельности головного мозга конкретных особей...
— Шум? — возмутилась Натэлла. Значит, все, что она хочет найти — это шум?
— Ну да! Если удастся найти статистический метод его отбраковки, то мы сможем выявить сроки появления всех видов птиц и млекопитающих.
— Но это не шум! Если вы по телефонным проводам передаете морзянку, то человеческая речь для вас — шум. Понимаете, если излучаются радиосигналы человеческим мозгом, то в них мысли этого человека, его чувства, вся его душа. И она замораживается, записывается в этих протонных и электронных трубках. Там наверняка уже есть моя душа, ваша, всех людей. Какой же это шум!
Старый профессор округлил глаза и на минуту потерял дар речи. «Так вот оно что — эта девочка хочет найти там записанную в виде квантовых чисел историю жизни душ всех людей. А что, не так-то глупо. Даже совсем не глупо. Неужто свершилось? Неужто Бог решил вознаградить меня наконец-то за долгие годы ожидания. И как! Эта пигалица русская пошла гораздо дальше меня. То, о чем она говорит...»
Сара, старая негритянка, с опаской и удивлением взиравшая на эту особу, которая так нагло ведет себя по отношению к почтенному человеку, с ужасом увидела, что он изумленно замолк. Надо как-то вмешаться:
— Сэр, вы позволите подать вам обычный вечерний стакан молока с корнфлексом?
В отличие от всего мира Джон Штернберг пил молоко с корнфлексом не утром, а вечером.
— What? O, yes, yes, of course! And for the young lady too. It's very interesting, very interesting!
К Натэлле вновь вернулось отличное настроение. Все! Этот старый вундеркинд ее. Отныне они будут работать вместе. Главное — понять, как записываются радиоволны нейронов головного мозга в радиационном поясе, как они кодируют мысли и, наконец, как их извлечь из этого природного винчестера.
«Начать и кончить», — усмехнулась про себя Натэлла. Но то, что теперь она существенно приблизилась к решению своей проблемы, не вызывало сомнения.
И снова, как тогда, в московском кафе с Сергеем, они сидели с пожилым профессором за журнальным столиком, с жаром обсуждая возможность такой записи и пути ее считывания. Молоко оба выпили залпом и теперь всухомятку бросали в рот одну щепотку кукурузных хлопьев за другой. Сара успокоилась: она вспомнила то давнее время, когда профессор приглашал к себе домой своих лучших студентов и они чуть ли не до утра спорили друг с другом.
И сейчас время для обоих летело незаметно. Вот уж где-то вдали забрезжил ранний июньский рассвет. Доктор вдруг начал шарить по карманам, вытащил металлический тюбик, взял в рот таблетку.
— Сердце, — пробормотал он.
Натэлла испугалась:
— Может, позвать служанку?
— Нет, нет, сейчас пройдет! Вам ведь, наверное, далеко до гостиницы? Да и опасно. Хоть у нас сейчас редко хулиганят, но спокойней будет, если вы останетесь у меня, а утром уедете автобусом. Пойдемте, я покажу вам спальню.
— А вы где будете спать?
— А я устроюсь здесь, на диване.
— Нет, нет, на диване буду спать я, а вы идите в свою спальню — ведь у вас же нет другой.
— Нет, — честно признался профессор, — да я нигде, кроме как там, не усну.
Натэлла спала всего около четырех часов, но все-таки успела пробежаться вдоль дороги, которая то поднималась вверх, то спускалась и все время поворачивалась зигзагом: дом профессора находился в каком-то холмистом пригороде. На работу она приехала тютелька в тютельку, поймав на себе удивленные взгляды Татьяны и Алана.
— Ты где ночевала? — спросила Татьяна. В том, что не у Алана, было очевидно, так как он приехал гораздо раньше и тоже был удивлен ее почти опозданием.
Но Натэлла вовсе не собиралась удовлетворять любопытство кого бы то ни было и как ни в чем не бывало уселась за компьютер.
После работы она попросила Алана отвезти ее не в библиотеку, а на Ramsey-street. Куда и к кому едет, она не сказала.

АМЕРИКАНСКАЯ ДЕЛОВИТОСТЬ И ЕЕ ПЛОДЫ
Доктор Штернберг ждал ее на улице. Когда Алан увидел, что Натэлла собирается выходить именно возле дома доктора, у него от удивления вылезли глаза из орбит. Натэлле очень захотелось узнать почему. Но она подавила в себе любопытство и махнула рукой:
— Чао!
Доктор сразу повел ее домой и энергично стал делиться пришедшими ему днем мыслями. Идея считывать с «диска» радиационного пояса застывшие мысли полностью захватила его. Он достаточно точно определил, что этот диск располагается на средней оболочке, а не на внутренней, где, как он рассчитал, находился «диск» вымершего животного мира. Во-вторых, это обстоятельство, на его взгляд, существенно усложняет проблему считывания информации, так как этот пояс практически наиболее стабильный. В-третьих, по его мнению, для считывания информации можно использовать идею ядерного магнитного резонанса. Старик говорил, говорил не умолкая. Натэлла его не перебивала — она умела слушать. Пару раз он клал под язык таблетки. «Нитроглицерин» — она сразу узнала: в свое время ими часто пользовалась мама. После второго приема, видимо, чтобы перевести дух, профессор спросил:
— А как вы вообще здесь оказались?
Натэлла объяснила, вызвав тем самым гнев старика:
— Нет, вы только подумайте! Ваша страна нацелила на нас тысячи ракет с атомными и водородными бомбами, каждая из которых испепелит любой наш город, а наше правительство учит вас работать на наших же компьютерах. Вы когда-нибудь видели подобных идиотов?
— Но ведь если бы этого не было, мы бы с вами не встретились, — Натэлла со свойственной ей женской логикой легко опровергла его тираду.
— Вы хотите сказать, что эти деятели в Вашингтоне пригласили вас в Америку исключительно для того, чтобы мы познакомились?
— Нет, я просто хотела констатировать, что они в конце концов оказались молодцами.
— Вы уходите от сути. Извините, но вы первый русский человек, с которым мне пришлось говорить. Я хочу вас понять. То, что вы соперничаете с нами в стремлении властвовать над миром, я понимаю. Это естественно, это в порядке вещей. Каждому человеку, а тем более сброду людей, хочется возвышаться над другими. Но зачем жить самим как скотам? Американцы лезут ко всем народам, навязывают свой образ жизни. Но ведь у нас почти каждый имеет свой дом, свою машину. А что навязываете вы? Вот вы, мисс Натэлля, приехали сюда на наши деньги. А почему не на свои? Я, забытый всеми, проклятый старик, могу найти средства поехать к вам. А вы, молодой талантливый специалист, едете к нам за наши же доллары. И при этом не для того, чтобы работать на нас, а против нас.
— Доктор Джон, вы зря меня в чем-то обвиняете. Я ненавижу политику и не люблю говорить о ней. У нас в стране те, кто занимается политикой, скучные, неинтересные люди. Им нравится жить в роскошных виллах, ездить в шикарные страны, но главное — знать, что одно шевеление их губ решает судьбу десятков, сотен, тысяч и даже миллионов людей. Но мне это ни к чему. И отвечать на ваши вопросы тоже неинтересно.
— Нет, все-таки скажите. Пусть вы соперники Америки, — профессор немного снизил градус своего негодования, — но почему постоянно нарушаете правила игры? Зачем захватили Афганистан, Анголу, Чехословакию, Венгрию? Вы знаете, даже животные, олени, дерясь в кровь друг с другом за власть над стадом, соблюдают правила игры. Они никогда не позволяют себе нанести сопернику увечья: выбить глаз, пропороть живот. Более того, если олень терпит поражение в этой тщеславной схватке, то останавливается и подставляет сопернику свое самое уязвимое место. Тот может прикончить своего врага, но этого не делает. Ему хватает торжества победы над живым, здоровым соперником.
— Ну вот и сейчас Советский Союз подставил Америке свое самое уязвимое место.
— Вы считаете, что ваша страна перестройкой признала свое поражение? И так многие еще считают в России?
— Не знаю. Знаю только, что у власти, как правило, копошатся дураки, так, думаю, и у вас их не меньше. Кстати, если мы с вами научимся расшифровывать мысли уже ушедших людей, то сможем в этом абсолютно твердо разобраться.
— Натэлля... мне это трудно произносить... Элен... можно я буду вас так называть (excuse me, excuse me, sorry, sorry, please)...
Натэлла не дала ему продолжить фразу.
— Да хоть горшком назови, только в печь не станови, — вспомнила она пословицу своей бабушки.
— Это что, русская пословица? Неглупо, неглупо, — стал анализировать фразу профессор. Хотя у него был весьма живой ум, он далеко не всегда готов был поддерживать ее полушутливый, ироничный тон.
— Я только хотел сказать, что вопрос о частоте магнитного резонанса радиационных трубок пояса Ван-Аллена требует расчета. И я хочу просить вас дать мне пару дней заняться этим в одиночку.
«Ха-а! Он просит у меня разрешения. Сделать то, что мне нужно! Видит бог, здорово!»
— Да я бы уже уехала, если бы вы не задержали меня с этой политикой. Кстати, СССР уже вывел свои войска из Афганистана, Венгрии, Польши и Чехословакии. А в Анголе были кубинцы. Так что предъявляйте свои претензии к ним.
— Удивительно, вы одновременно и презираете свою страну и готовы за нее горло перегрызть. Знаете, я к своей Америке отношусь точно так же.
Натэлла вернулась в этот вечер в отель рано, но вместо того, чтобы рассказать наконец-то обо всем Татьяне, завалилась спать беспробудным сном. Тем более что завтра и послезавтра ее ждал впервые за время пребывания в Штатах свободный week-end...
...Вбежав в номер после пробежки, Натэлла увидела Алана, беседовавшего с Татьяной.
— Я решил пригласить вас обеих прокатиться на моей яхте. Но вот Tatyana не может — ее укачивает... Надеюсь, вы не откажетесь?
Уже усаживаясь рядом с Аланом в машину, она с некоторым удовольствием вспомнила завистливый взгляд Татьяны. Впрочем, о том, что Алан за ней ухаживает, все знали.
— До побережья ехать почти два часа. Вы как, потерпите, и мы позавтракаем прямо на яхте или заскочим в ближайший бар?
Натэлла поняла, что Алан тщательно продумал весь сценарий уикэнда и решила его не разрушать. Тем более что ей хотелось выяснить, что так удивило Алана при виде старого профессора. И она не сомневалась в том, что он сам начнет об этом говорить.
— Как вы познакомились с этим косматым инопланетянином? — Алан произнес «humanoid», и Натэлла выбрала для себя из всех вариантов перевода наименее грубый.
— Инопланетянин? А с какой планеты? — она явно не собиралась потакать Алану в оценке старика.
— Не знаю, как у вас в России, а в Америке в каждом городе есть свой городской ненормальный. Так вот в Ролли — этот старый доктор.
— Да? И что ж в нем ненормального?
— А вы считаете нормальным, если человек, идя по улице, громко разговаривает сам с собой и не замечает даже знакомых?
— Ну, вы, видимо, не относитесь к их числу. А что касается разговора с самим собой, то в его возрасте можно это себе позволить.
— Ну, в его возрасте можно позволить себе и писать, не расстегивая ширинки...
— Алан, Алан, где ваше джентльменство? Я ведь имела в виду, что возраст профессора Штернберга позволяет освободить мозг от всяких рутинных проблем вроде опрятности наряда, мытья или парковки машины, обсуждения со знакомыми последних новостей, особенно в области погоды и прочей чуши...
— По-вашему, он все это делает не из-за того, что выжил из ума, а потому что презирает окружающих?
— Наверно, есть немного, — использовала Натэлла русский оборот.
— Но знаете, Нэт, если кто-то меня презирает, причем неизвестно за что, то почему я его должен уважать?
— Ну вот все и выяснили! Старый Джон ненормальный потому, что презирает окружающих и дает им это понять, — Натэлла решила подвести черту под этой темой: ее любопытство было удовлетворено, а глубокие рассуждения на тему о жизни профессора ее не устраивали. — Кстати, давно вы занимаетесь яхтами?
— Родители подарили мне ее в честь окончания университета и получения звания магистра.
— Они богатые люди?
— О, да! Но я хочу быть еще более богатым...
... Как Натэлла и предполагала, прогулка на яхте была превосходной. Она вновь отметила про себя, что Алан добивается ее с удивительной настойчивостью и изобретательностью. Впрочем, имея для этого весьма неплохие возможности. Все ее аргументы сопротивляться ему с каждым разом таяли. Оставался только один — она не была в него влюблена. В нем было все, что может привлекать женщину в мужчине: ум, образованность, молодость, элегантность, физическая сила, обеспеченность, заботливость... Но как только она представляла себе, что должна будет посвящать себя даже не обязательно разговорам, а мыслям о том, как создать фирму, как ее расширить, как все более и более повышать свое реноме, как дать таким же, как Алан, стройным и воспитанным детям хорошее образование, которое они с умом используют для того, чтобы создать свою фирму, и так до бесконечности, — ей становилось не по себе.
— Допустим, вы не собираетесь выходить замуж. Но почему бы не заняться просто сексом? Не станете же утверждать, что вас это совершенно не интересует и вы до сих пор девственница?
В эти два дня они говорили о многом, в том числе и о сексуальных проблемах. А может быть, даже в первую очередь. Один раз, искупавшись в море и забираясь на яхту с его помощью, она оказалась в его объятиях и позволила себе задержаться в них на мгновение дольше, чем в этом была необходимость, однако от поцелуя уклонилась.
Девственницей она действительно не была. Когда после первого курса пошла в альпинистский поход, в их группе был знойный грузин Гога. В него были влюблены все девчонки. Ей он тоже понравился, тем более что почти незаметно, вроде бы случайно, но все-таки достаточно настойчиво «распускал руки». Один раз после тяжелого перевала, когда у нее совершенно не осталось сил и она оказалась с ним в стороне от палаток, все и случилось. Она не очень сопротивлялась, тем более что, согласно преподанным ей подружками урокам сексуальной безопасности, у нее был достаточно благоприятный период. Надо отдать должное и Гоге — он был опытен и не собирался дарить ей последствий их отношений. А ей раз от раза это занятие все больше нравилось. Когда они уснули прямо на траве, недалеко от обрыва, и лишь наутро вернулись в лагерь, она увидела, как понимающе отводили взгляды ребята, и ей стало вдруг невыносимо стыдно. И она решила: все, больше это не повторится. И хотя притязания Гоги только усиливались, она твердо сказала ему и себе: «Нет».
На обратном пути в город Алан заехал на какую-то красивую зеленую улицу, защищенную от солнечного зноя широкими кронами деревьев. По стриженным лужайкам, заполнявшим пространство между аккуратными двух- и трехэтажными домами и проезжей частью, бегали кролики и белки. Затормозив возле одного из домов, Алан спросил:
— Не хотите посмотреть, от чего вы отказываетесь?
Дом был действительно великолепен. Гараж на две машины. Огромный холл с камином и телевизором размером с киноэкран, внизу еще две комнаты — подсобные помещения, кухня, столовая с зеркалом во всю стену и тоже зеркальным сервантом с посудой. Благодаря зеркалам размеры столовой представлялись бесконечными. Спальня, две ванные комнаты с туалетами. Но больше всего Натэллу умилили два почти пустых огромных помещения, про которые Алан сказал:
— Это для наших детей.
— А сколько их должно быть? — Размеры комнат были такими, что в них мог разместиться советский детский сад.
— Ну, у нас в Америке принято не меньше четырех.
Натэлла только хмыкнула про себя.
Из нижних подсобных помещений вела дверь на внутреннюю веранду с длинным столом и невероятным числом стульев. За верандой открывался довольно обширный двор с бассейном и ровными рядами цветов.
— Неужели вы живете здесь один?
— Пока да.
— А кто следит за всем этим?
Порядок был идеальный и дома, и вокруг.
— Ежедневно приходит домработница. Она же делает покупки и готовит ужин, если я не ухожу вечером куда-нибудь с друзьями. Я ей оставляю записку. Можете не беспокоиться, Нэт, бытом вам заниматься не придется, разве что формировать дизайн.
Он рассказывал ей об организации быта до позднего вечера, и она, приняв душ, осталась у него. В постели все было замечательно. Только ей было вначале смешно, как он долго и старательно готовился к безопасному сексу.
После этой ночи ее быт изменился. В отеле она почти не ночевала. Алан отвозил ее терпеливо к профессору и в половине одиннадцатого, как часы, заезжал за ней. Заниматься регулярно сексом ей нравилось. Она даже посмеялась про себя, что если бы не было наслаждения творчеством, то стала бы гетерой. Натэлла вспомнила, что у древних греков была шкала наслаждений. Что там на первом, а что на втором, десятом — она не помнила и решила придумать свою. Для себя. На первое место поставила игру ума. Неважно какую: решать ли сложную задачу по математике, физике, информатике, находить остроумный ответ умному собеседнику, придумать какую-либо теорию или алгоритм.
На второе — секс. На третье... Натэлла задумалась: ей одинаково нравилось и когда в нее влюблялись мужчины, и когда она с горделивым видом стояла вместе с соратниками по альпгруппе на вершине горы. И нашла. Ей нравилось покорять. Неважно, кого и что. Чем больше наслаждения она получала в спальне Алана, тем меньше нравился ей он сам. С замужеством он к ней больше не приставал, считая, видимо, что секс сам сделает свое дело. Но... Не зря сказал как-то прощелыга-герцог: «Сердце красавицы склонно к измене»...

ШЕФ КРУТО МЕНЯЕТ КУРС
Однажды в одно из тех немногих мгновений, когда она бывала в отеле, раздался звонок из Москвы. Надо же, как повезло: это был Африкантов!
— Слушай, Геворкян, здравствуй. Я решил тебя немного переквалифицировать. Ты, наверное, знаешь, какой у нас тут бардак творится. Все эти местные баи, ханы, паны, батьки решили все, что есть у них в областях, прибрать себе. В том числе наши предприятия и организации. Поэтому создание управляющего центра временно утратило актуальность. Мы посовещались и решили, что надо сосредоточить все средства предприятий в своих руках. Тогда у этих местных бонз прыти поубавится. Вот и создаем свой коммерческий банк — «Геобанк». Так что ты теперь осваивай компьютерное обеспечение банковских операций. Тем более что Осборн тебя хвалил. Говорит, ты уже все почти освоила. Мы тебе продлеваем срок обучения на два месяца. С Аланом я уже договорился. Да, слушай, я надеюсь, ты с ним никакие шуры-муры не затеваешь?..
— А вас это как-то касается? Это моя личная жизнь.
— То есть как это не касается? А вдруг ты его захомутаешь и останешься в Америке! Чего же мы на тебя столько потратили?
— Я не останусь. А таким тоном со мной прошу больше не разговаривать, — Натэлла сама себе удивилась. Обычно с Жорессом Федоровичем она такое себе не позволяла. И еще ее удивило начало собственной фразы. Ей показалось, что она еще до конца не решила, принять предложение Алана или нет.
— Это что, «права человека»? Ну ладно, раз обещаешь вернуться, я тебя прощаю. Просто я подумал: баба ты видная, за твоей юбкой любой может увязаться. А чем этот хлыст хуже...
— Жоресс Федорович, вы же знаете, что в юбке я не хожу, — уже более ласково огрызнулась Натэлла.
— Да ладно, ладно. Может, я тебя ревную. Гы-ы. Давай, пока!
Алан был уже в курсе событий.
— Итак, что главное в информационном обеспечении банковского дела? Научиться надежно кодировать информацию. Я в свое время изучал программные методы шифрования и расшифровки. Мы займемся по отдельной программе. Тем более что Жоресс обещал оплатить это обучение особо.
Натэлле новое задание понравилось. Эти навыки понадобятся ей для расшифровки радиосигналов пояса Ван-Аллена.
Когда она рассказала о новом задании доктору Джону, он вспомнил, что у них в университете преподавал математическую лингвистику недавно умерший профессор Стрендж.
— Он был большая умница, и у меня есть все его книги и оттиски статей с дарственной надписью. В последние годы он увлекался разработкой компьютерных программ расшифровки радиосигналов, которые могли прийти на Землю от иных цивилизаций. Его, как и меня, не очень-то любили в университете. Америка — прагматичная страна, и тех, кто занимается проблемами, которые нельзя продать, сразу записывают в разряд полудуриков (так Натэлла перевела для себя его nitwits). Она сразу же засела за книги Стренджа. Их было всего три, но зато какое обилие статей! Алану она решила об этих занятиях не говорить: всякий раз, когда у них заходил разговор, так или иначе касавшийся доктора Джона, возникали препирательства. В последний раз она отрезала:
— Да, мы ненормальные. Если тебя это не устраивает, пожалуйста, ты свободен.
Какая блажь связывала Нэт со старым склеротиком, он так толком и не понял. Вообще, чем больше он с ней сходился, тем больше обнаруживал, что в ней скрыта какая-то тайна. Он видел, что она умна — все схватывает на лету, как правило, превосходила его своей логикой в спорах, и она рассуждала весьма здраво обо всем, но почему-то на многие вещи смотрела совсем не так, как он. Можно было бы отнести это за счет «неведомой русской души», но она ведь разительно отличалась и от всей своей группы. Конечно, тому были причины: она гораздо лучше всех училась, никогда не участвовала в их совместных застольях и экскурсиях (у нее просто не оставалось времени). У нее установились совершенно иные отношения с ним самим, о чем все наверняка догадывались. И все-таки главное было в другом — она была абсолютно иной, не такой, как все. То, что интересовало их, было скучно ей, то, чем интересовалась она, было недоступно остальным. При этом она нисколько не задавалась, а явно стремилась поддерживать со всеми равные, уважительные отношения. Она витала где-то в своем мире, это было непонятно, и, может быть, именно эта загадка в ней так притягивала Алана. Он привык видеть в женщинах все что угодно, но только не превосходящий его интеллект. В первый раз в жизни он встретил такую, которая, сохраняя все женские атрибуты, занималась чем-то ему недоступным. Иногда он задумывался о том, какая у них будет семейная жизнь. Он точно понимал, что особых размолвок, всякого рода сцен не будет: в отличие от многих женщин Натэлла не станет добиваться своего доминирования и сразу же отдаст ему на откуп все домашние проблемы, внешне подчинившись ему, но в свой внутренний мир она его не впустит. Более того, все, что связано со своими, недоступными ему интересами, она предпочтет делать в первую очередь. Ему даже представилось, что, если во время родов ей придет в голову какая-нибудь идея, она может потребовать листок бумаги и ручку. Это видение не рассмешило его. Он только тяжело вздохнул.
Курс кодирования ему пришлось создавать на ходу. Заранее подготовленных методических материалов не было. Алан старался не только потому, что получил дополнительный контракт от фирмы-заказчика из Москвы. У него были свои резоны: вместе с наступлением эры компьютерных технологий надвигалась эра компьютерных краж и диверсий. Поэтому его партнерша по будущему бизнесу должна быть подготовлена и к таким заказам не хуже него самого. Теперь уже он засиживался в библиотеке, разыскивая нужные проспекты. Натэлла осваивала все блестяще. А иногда задавала ему вопросы, ставившие его в тупик. Откуда он мог знать, что в ее голове сливаются в единый поток две могучие реки знаний. Уже через неделю она выдала код, который он не смог взломать в течение нескольких дней. Теперь ее обучение свелось к игре: она и он придумывали коды, которые партнер пытался взломать. Сначала она находила ключ к кодам Алана в течение двух-трех дней, потом стала это делать быстрее. Зато он, вначале подобрав ключ к ее коду за день (чему крайне удивился, так как до этого он считался лучшим хакером фирмы и открывал коды своих коллег максимум за пару часов), чуть позже он корпел над ними по четыре-пять дней. Это почему-то стало раздражать Алана. Вернее, не то, что ученица его переигрывала, тем более что его коды она по-прежнему разгадывала за день, хотя он давал ей задание самой высокой сложности. Его раздражало полное отсутствие торжества в ее тоне. Она как ни в чем не бывало вела себя добросовестной и старательной ученицей-отличницей. А если б он еще знал о том, что параллельно она у доктора Штернберга изучает труды покойного профессора Стренджа! Или что все эти коды, за которыми прячут деньги, — игрушки по сравнению с затворами, за которыми таились подземелья человеческих мыслей и страстей, человеческих душ. Натэлла была озабочена тем, как расшифровывать сигналы, которые она собирается извлечь из радиационного пояса Земли. Как отличить радость от горя, грусть и тоску от светлой и нежной мечты? Может быть, они закодированы в виде музыкальных нот, и к ним применима совершенно темперированная шкала Баха? А может быть, упрощенный ритм африканцев? Или музыкальная шкала восточных народов? Господи, добраться до таких высот — это сложнее, чем карабкаться по вертикальной скале высотою не меньше чем пара километров. И Натэлла, стиснув зубы, карабкалась. Одна, без связки.
Необходимо найти, действительно ли и как человеческие мысли записываются в радиационном поясе Земли — раз. Как и надолго ли они там сохраняются — два. Как эту запись извлечь — три. Как еще прочесть — четыре. И если для первых трех «скал» у нее есть партнер для связки — у первых двух Джон, у третьей — Сережа, то по четвертой она продвигается вверх сама, в одиночку. Стоп! А Алан? Разве не он обучил ее свободно владеть персональным компьютером? Разве не он накачивает ее сейчас методами шифровки и расшифровки сигналов? А то, что в отличие от профессора Джона, он сам не знает, какая у нее при этом цель, — так и Сережа не знает. И все-таки что-то в душе Натэллы не позволяло признать Алана партнером по связке. Ему нельзя доверять? Нет, он очень надежный. Что же еще? Господи, опять начинается ее копание в себе. Мысль оборвалась, и Натэлла перестала перебирать свои внезапно возникшие сравнения с карабканьем на скалы.

ДОКТОР ФАУСТ ОСВАИВАЕТ АЗЫ ПОЛИТГРАМОТЫ
— Элен, кто такой Ельцин? — спросил ее во время очередного вечера старый Джон. — Он сейчас у вас восходящая звезда. Народ от него в восторге. На съезд народных депутатов его избрали от Москвы чуть ли не единогласно. Но при этом он чуть ли не враг Горбачева?
Натэлла ответила:
— Он был секретарем горкома партии. Говорят, на работу ездил не на правительственном «ЗИЛе», а в трамвае и на метро. Запросто заходил в магазины и, если не было каких-то продуктов, шел на склад, где продавцы их припрятывали.
— Прятали продукты? Ведь их же надо продавать. Чем больше продадут, тем больше заработают. Непонятно.
— Больше они не заработают. У них твердый оклад.
— Ну хорошо, а их менеджер? У него что, тоже твердый оклад?
— Да, тоже. У всех оклад. И никто не заинтересован продать, — Натэлла скучнела от этих вновь возникающих разговоров про политику.
— И кто придумал эту идиотскую систему, — недоумевал профессор. — Неужели Маркс? У него, конечно, на голове еще больше волос, чем у меня, но лицо вроде неглупое. Ну, так значит, вы считаете, что Ельцин — честный человек?
— Наверно. Он, говорят, поснимал многих чиновников за казнокрадство.
— А зачем он разругался с Горбачевым? Тот ведь тоже как будто хочет ограничить власть чиновников?
— Не знаю. Они, кажется, на каком-то заседании поругались с Лигачевым, тоже членом горбачевского политбюро. Джон, вы же знаете, мне вся эта политика не интересна. Один деятель поругался с другим. А все думают, что изменилась политическая линия: теперь Горбачев перестал быть демократом и стал ретроградом. Глупость какая-то.
— В общем, я понял: если на смену Горбачеву придет Ельцин, движение России к демократии не остановится. Так?
Натэлла представила тот хищный огонь в глазах Африкантова, когда тот разразился перед ней своей риторикой по поводу необратимого движения страны к рыночной экономике. Да, пожалуй, Советский Союз будет двигаться к демократии независимо от того, кто у руля: Горбачев, Ельцин или кто другой. И не потому, что демократия дает широкие права народу, а потому что позволяет Африкантовым превратить собственность государства в свою личную. И Семен был неправ. Никакая партия этому мешать не будет, потому что и там верхушка состоит из своих Африкантовых. И Геобанк этому Жорессу нужен не для того, чтобы оградить прогрессивные преобразования в отрасли от рутинных поползновений местных элит, а чтобы сразу превратить ценность предприятий в звонкую монету.
Все это она выпалила профессору, желая быстрее вернуться к тайнам радиационного пояса Земли. Но не тут-то было. Старик только больше расстроился и выкрикивал в волнении:
— Кошмар, значит, в России решили повторить нашу систему. Когда страной управляют хищники! А дети гангстеров становятся президентами! И можно стать миллиардером, не создав ничего полезного, а только благодаря валютным махинациям! А войны! Когда отправляются на бойню наши мальчики только ради мошны наглых нефтепромышленников!
— Джон, успокойтесь! Вы только что смеялись надо мной, что у нас все заинтересованы прятать продукты, а не продавать населению, и что у нас нет настоящей демократии. А теперь поливаете свою же страну, где на прилавках навалом продуктов, и все только и думают, как бы их продать. И у вас демократия, и власть выбирает народ.
— Ну и что? Я же не виноват, что люди в своем большинстве дураки. Поэтому им лучше выбрать руководителем такого же, как они сами, а вовсе не умного человека.
— Но ведь у нас была придумана такая система, при которой у власти должен стоять обязательно умный. Смотрите, вроде бы самые лучшие принимаются в партию. Из них самые умные выбираются в первичные органы. Те еще более умных двигают в районные и так далее. Значит, на самом верху должны быть самые-самые. Ну и где они? Кто из них умный? Брежнев? Хрущев? Берия?
— Да, дорогая... — тяжело вздохнул старый профессор, — прав был покойный Черчилль: демократия — самая худшая из всех систем, если не считать остальные.
Профессор очень изменился за время общения с Натэллой. Появился молодой блеск в глазах... А однажды, когда Натэлла уходила, молчаливая Сара, не выдержав, радостно сообщила ей по секрету:
— Знаете, мисс, а он завтра собирается пойти постричь свою гриву...
Натэлла удивленно глянула на нее и бегом побежала наверх, назад к профессору.
— Джон, это правда? Вы действительно хотите состричь вашу шикарную шевелюру? Вы не имеете права это делать! Зачем?
Она никак не могла сформулировать, почему ей так нравится его седая грива.
— У нас есть сказка про кудесника. Его зовут Черномор. У него вся сила была в бороде. Как только молодой богатырь срубил ее — он смог запихнуть Черномора к себе в мешок.
— Вы хотите сказать, Элен, что весь мой ум — в волосах? — на хмуром сморщенном личике доктора Джона возникло подобие улыбки. — Но ладно, я кроткий. Раз вы не хотите, я не пойду стричься.
Впервые за многие годы кому-то стала важна его внешность...
В городе обратили внимание на то, что в положенные часы этот ненормальный не стал появляться на местном Бродвее.
— Да, видно, совсем плох стал старик, — решило большинство. И в полном соответствии с христианскими заповедями пожалело его.
— А как отнесся ваш... ваш патрон к идеям доктора Стренджа? — Джон запнулся, не зная, как назвать Алана. Учителем? Вряд ли... Тот всегда подвозил Натэллу сюда — так учителя не делают. Так делают мужья или любовники. Ну, может, ухажеры. И потом старик явственно чувствовал превосходство Натэллы над кем угодно в его городе. Учителем у нее мог быть только Бог. В крайнем случае — он сам.
— А я ему ничего об этом не рассказала.
— Почему?
— Он считает нас с вами ненормальными. И он прав. Он ведь умный, умнее, чем мы. Он знает, как правильно прожить жизнь. То, чем мы с вами занимаемся, для этого не подходит. И теория доктора Стренджа тоже. На этом не заработаешь.
— Я вижу, дорогая, что едва кончится срок командировки, вы его бросите. А он ведь к вам, похоже, неравнодушен. Правда?
— А вы хотите, чтобы я осталась здесь рожать ему детей и помогать создавать фирму вроде «Майкрософт»? — пожала плечами Натэлла.
— А что, Билл Гейтс, на мой взгляд, талантливый парень, и посоревноваться с ним не так-то уж и не увлекательно.
— Но все его программы на уровне самых средних задач по кодированию. В них нет... — Натэлла не смогла сразу найти в своем подсознании то, что ей не нравится в программных продуктах самого выдающегося компьютерщика всех времен и народов, — в них нет глубины... Нет, не глубины, а какого-то внутреннего изящества. Они сложны, но их сложность примитивна.
— Я в этом плохо разбираюсь, но знаю, что публике они нравятся. Вообще, странно все устроено. Есть отдельный персональный мозг каждого человека. Он может быть примитивным или глубоким. Ему могут нравиться блестящие китайские куколки или сложнейшие композиции Малевича. Но есть еще общий интеллект всех людей. Он складывается и из примитивных интеллектов, и из сложнейших. Зигмунд Фрейд считал, что этот сложный интеллект народа устроен так же, как индивидуальный. И по каким причинам он одни идеи воспринимает, а другие нет — непонятно. Зигзаги коллективного интеллекта непостижимы. Например, человечество считает создателем теории относительности Эйнштейна, хотя за несколько лет до него все основные положения этой теории сформулировал Анри Пуанкаре, а формулы вывел Лоренц. Почему наш континент именуется в честь Америго Веспуччи, а не Христофора Колумба? Вот мою теорию все считают бредом сумасшедшего. А точнее, она никого не интересует, кроме вас. Но ведь и вы сами называете себя такой же сумасшедшей, как и я.
Натэлла слушала его длинную речь с интересом. Она вдруг представила свою дальнейшую жизнь. И себя в конце жизни. Сгорбленную старуху наподобие Наины в «Руслане и Людмиле», озлобленную на всех, всеми отвергнутую, не познавшую даже счастья любви.
Ну нет уж! А Сережа?.. Сережа... Ну и где он? И нужна ли ему она, как любимая? Или только как соавтор? А может быть, пора перестать витать в облаках, точнее — еще выше, в радиационном поле Земли, и нормально выйти замуж за Алана? Стать зажиточной американкой, совладелицей престижной фирмы, матерью способных и энергичных детей. Проводить отпуска на Гавайях и Багамах. Останавливаться в лучших отелях в пентхаусах. Бывать на vip-приемах. Жить в самой богатой и комфортабельной стране мира? И не карабкаться, ломая ноги, по скалам, а удобно подниматься на их вершины по канатной дороге? А сколько будет поклонников! Сколько мужчин будет мечтать даже не о любви, а просто о внимании к ним? И натянуть нос этому хамоватому Африкантову и его холую — «животу»... Да... А Сережа? А, собственно, что Сережа? Хоть бы раз он каким-нибудь словом, каким-нибудь жестом или взглядом дал понять, что обратил на нее внимание как на женщину. Красивую, между прочим, женщину. А он только — микросхемы, фуллерены, геофоны... И даже не фуллерены, а вообще «футбольный мяч». Ну и пусть остается со своими фуллеренами, антеннами и чипами. Нет, с моими фуллеренами. Ну и что, а кому они нужны? Алан правильно все рассчитал.
Настроение у Натэллы окончательно испортилось. Профессор почувствовал это и, чтобы как-то ее взбодрить, решил поделиться одной идеей, которую еще до конца не продумал и хотел рассказать ей позже:
— Кстати, знаете, о чем я недавно подумал? Зачем вашему русскому другу конструировать фуллеренные антенны из проволоки вручную? А почему сразу не использовать фуллеренные молекулы углерода?
Натэлла насторожилась. Ее острое чутье сразу уловило — тут что-то есть...
— Но ведь в этих молекулах между атомами углерода вандервалльсовская связь — и нет свободных электронов. Как же они будут воспринимать радиоволны?
— Верно! Но есть еще фуллериды — когда межузлия в решетке фуллерена заполняют атомами металла. Говорят, из них даже собираются получать высокотемпературные сверхпроводники. Только я не знаю ничего больше. Хотел покопаться у себя в библиотеке, но пока ничего не нашел.
— О, я завтра же этим займусь в университетской библиотеке. И еще, у нас под Москвой есть такой город — Электроугли. Там крупнейший институт по всяким модификациям углерода. Есть и лаборатория, которая занимается фуллеренами. Я туда однажды ездила, чтобы проконсультироваться по геометрии фуллеренов. Попробую написать Сергею, пусть он узнает там про фуллериды.
Время завершения обучения в Америке неумолимо шло к концу. После трех первых месяцев их всех перевели в качестве программистов в фирму. Здесь они вкалывали как и местные сотрудники, только им не платили ни цента — таково было условие контракта. Кто-то из них подсчитал, что если бы они получали зарплату на здешнем уровне, то смогли бы сами оплатить и номер в отеле, и питание, и экскурсии, даже проезд и обучение. И на покупку шмоток кое-что осталось бы. Так что утверждение доктора Штернберга о глупости американских властей нуждалось в очень хорошей корректировке.
Впрочем, Натэлла работала в фирме всего месяц. Даже чуть меньше. После звонка Африкантова Алан, который был одним из менеджеров фирмы, снял ее оттуда и вновь, теперь уже одну, перевел в колледж. Там, кстати, уже находилась следующая группа, на сей раз из Пакистана. Через два месяца, когда остальные ее коллеги уезжали, Алан перебазировал ее в компьютерный центр одного из банков. Здесь она должна была проработать еще два месяца. Уже через две недели менеджеры банка перевели ее на оклад. И хотя он был небольшим по тамошним меркам, до конца своего пребывания Натэлла смогла заработать пять тысяч долларов. Алан помог ей открыть счет в этом же банке и получить дисконтную карту. Но главное — она заимела относительную независимость. Между тем, Алан уже не сомневался, что Натэлла останется с ним. Она выписалась из отеля, поселилась на его шикарной вилле. Он стал обучать ее вождению автомобиля и буквально через три недели она сдала на права. Он вручил ей в полное пользование новенькую «тойоту», и они каждое утро выезжали на работу на своих машинах.
Когда доктор Штернберг увидел, что она сама подкатила к его дому на машине, он заявил:
— Какая же вы стерва, Элен, — так перевела она его vixen. — Алан ведь хороший парень и влюблен в вас, раз дарит такие подарки. А вы ведь точно его бросите...

ГАМЛЕТ ПОЗВАЛ ОФЕЛИЮ…
Натэлла не обиделась на его vixen: какое-то чувство вины ее на самом деле гложет. Они достигли с доктором такой степени внутренней близости, что могли друг другу надерзить, зная при этом, что все равно собеседник будет относиться к тебе с любовью.
— И это говорите вы, которого Алан обозвал ненормальным?
В этот вечер доктор Джон выдал еще одну идею, которая, по сути дела, поставила точку в проблеме проникновения в царство Аида.
— Вы знаете, мне удалось рассчитать основы устойчивости среднего пояса магнитосферы. Дело в том, что как только в этот пояс влетает заряженная частица, из него выпадает на Землю точно такая же. Причем влетевшая частица обладает такими же квантовыми числами, которыми владела ее предшественница. Я вам покажу сейчас расчеты. Но сначала докончу свою мысль. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что на протяжении миллионов лет этот пояс сохраняет свои свойства, хотя материальный носитель их постоянно обрушивается на Землю. Единственный переменный параметр его многочисленных трубок — питч-угол, точнее магнитное квантовое число. Да и оно меняется незначительно — на сотые доли процента — под влиянием радиоволн с Земли строго определенной частоты. А вот падающие на Землю частицы непрерывно несут в себе информацию об этих квантовых числах. И их нужно научиться читать.
Натэлле сразу захотелось с ним согласиться. Но внутренний голос присущей ей требовательности к математической корректности заставил ее сомневаться в каждом шаге доказательства. Но Джон не обижался. Он терпеливо останавливался и пытался найти более четкую формулировку в ответ на ее многочисленные «Стоп, стоп! Что-то я не поняла! Здесь что-то не так!» И когда ее вопрос ставил его в тупик, они искали выход вместе. Когда закончилась эта изнурительная мозговая атака, профессор был в полном изнеможении. Зато какое счастье блестело в его глазах, когда Натэлла произносила «Ага, понятно!» или «Здорово!» И под конец: «Джон, какой же вы умница!»
Возвращаясь уже под утро в своей «тойоте» домой, Натэлла продолжала обдумывать детали доказательства. Что-то в этом доказательстве не давало ей полного наслаждения от успеха. И только когда она нырнула под одеяло рядом с Аланом, стараясь его не разбудить, перед самым сном ее пронзила идея: все можно доказать гораздо проще. Она было хотела вскочить и записать. Но сон с такой сладкой тяжестью навалился на ее мозг, что она уже не могла ему противостоять. Последней мыслью было решение о том, что на четвертое место ее шкалы наслаждений надо поставить сон.
Едва дождавшись окончания рабочего дня в банке, Натэлла радостно неслась к Джону, иногда даже нарушая правила движения. В ответ на сердитые гудки других водителей она кокетливо махала им ручкой и приветливо улыбалась.
У входа в дом ее ждала заплаканная Сара: у профессора утром случился сердечный приступ, его увезли в госпиталь. Натэлла помчалась туда. Джон лежал в отдельной палате на широкой койке, со всех сторон окруженный всякими приборами, кнопками, висячими колбами. И хотя сестра, впуская ее к профессору, строго предупредила, что его нельзя волновать, Натэлла вытащила листок исписанной бумажки и протянула доктору. Джон внимательно прочитал. Сначала до него не дошла суть приведенного доказательства. Используя общую запись уравнения Шредингера в цилиндрических кооринатах (Натэлла назвала ее уравнением Шредингера-Штернберга или кратко «дабл-эс-эйч»), Натэлла доказала независимость от времени квантовых чисел, характеризующих радиационную трубку. И вдруг он понял: то, что он доказывал вчера целый день, подробно анализируя, как меняется функция вероятности после влетания в множество радиационных трубок новой частицы, здесь было обойдено. Натэлла просто доказала, что собственные числа функции вероятности замкнутого множества не меняются во времени при влетании заряженной ферми-частицы. Это доказательство заняло полстранички. Джон радостно воскликнул что-то очень восторженное, но тут у него опять схватило сердце. Он нажал на кнопку, и сразу зазвенел колокольчик, замигала красная лампочка. В палату влетела сестра, еще через полминуты и врач, который попросил Натэллу выйти. Но профессор жалобно попросил:
— Пожалуйста, пусть она будет здесь, мне станет легче.
«Кто это? Неужто внучка? Вроде у него не было детей?» — подумал врач, взволнованно наблюдая за кардиограммой. Через десять минут боль отступила, и Джон уснул.
— У него острый приступ стенокардии, фактически предынфарктное состояние. Очень прошу, не тревожьте его.
— Можно, я посижу здесь?
— Да, но постарайтесь не разбудить. Сон для него сейчас — лучшее лекарство.
Натэлла чувствовала себя виноватой. Какой смысл было приносить свое собственное доказательство? Честолюбие? Нет, просто ее доказательство было изящным. И она принесла его профессору, чтобы порадовать и его этим изяществом, потому что понимала: он такой же, как она. Его интересуют в науке не просто новые идеи, но и их изящество, открывающаяся гармония окружающего мира...
Конечно, она могла уйти — сон больного явно уходил в ночь. Но какое-то неведомое чувство приковывало ее к стулу. Она снова стала просматривать свой листок. Ого, на радостях ни она в своем, ни Джон в своем доказательстве не обратили внимание на одну деталь: не зависит от времени главное квантовое число, а значит, только сумма орбитального и магнитного квантовых чисел. А сами они могут изменяться. Если магнитное квантовое число увеличится на единицу, то орбитальное должно уменьшиться на единицу. Натэлла выглянула из палаты и попросила сестру дать ей несколько листков бумаги.
Уселась за столиком в палате и стала доводить до конца доказательство. Собственно, ей предстояло обосновать другую теорему — при каких условиях может меняться магнитное квантовое число и сохраняется ли оно стабильно, если эти условия постоянны? Прием, использованный для доказательства первой теоремы, оказался весьма плодотворным и для второй. Достаточно легко выводилось, что для изменения магнитного числа радиационной трубки на единицу нужен фотон вполне определенной частоты. По сути дела, это был тот самый парамагнитный резонанс, о котором говорил старый профессор. Формула для расчета этой частоты оказалась достаточно громоздкой, и Натэлла отложила его на после. По этой же формуле можно рассчитать частоту, позволяющую изменить это квантовое число на 2, 3 и любое другое значение.
Но самое интересное, что у нее получилось: частицы, вылетающие из радиационного пояса после замены влетевшими, излучают фотон только той частоты, которая соответствует измененному магнитному квантовому числу. Вся остальная энергия поглощается влетевшей частицей. Удивительно, но всего на нескольких страницах расположилось все то, над чем они работали с профессором целых полгода.
Несколько раз в палату заглядывал врач и неодобрительно глядел на нараставшую пачку исписанных листков. Но Натэлла ни на кого не обращала внимания. Вдруг она почувствовала на себе взгляд. Старый профессор лежал с открытыми глазами и молча наблюдал за ней.
— Вы давно проснулись, профессор? А вообще-то нехорошо подсматривать, — сразу перешла она на ироничный тон.
— Знаете, о чем я думал, Элен? — он уже привык не реагировать на ее колкости. — Если среди женщин и были великие ученые, то они обязательно были русскими: Мария Склодовская, Софья Ковалевская, Глаголева-Аркадьева…
— Склодовская была полька.
— А вы — армянка. Бросьте, Элен, кокетничать. Я подумал, что вы правы: правительство в Вашингтоне не так уж глупо, раз они свели меня с вами. Когда будете просвечивать мою душу в радиационном поясе, то увидите, что самые счастливые мгновения в моей жизни были летом и осенью этого года.
— Джон, перестаньте, а то я разревусь. Лучше я вам положу на тумбочку все, что я написала, до завтра.
— Но у вас же был только один листок!
— Пока вы спали, я написала еще. Посмотрите. А пока — чао.
Она подошла и поцеловала его в морщинистую щеку.
— Мы не в Италии, а в Америке. Могли бы сказать «до свидания» по-человечески, — проворчал старик.
За десять дней до конца отпущенного ей Африкантовым срока она получила письмо от Сергея. Оно пришло на адрес фирмы, ей принес его Алан.

«Здравствуйте, Ната!
Долго не писал вам потому, что был в сейсмологической экспедиции на западе Якутии. Начальство решило, что там может быть месторождение нефти, и надумало провести сейсморазведку. Я не стал возражать против поездки, так как хотел попробовать нашу радиоразведку. Но, к сожалению, не успел сделать все антенны. Так что экспедиция оказалась пустой. Сейсморазведка проводилась дедовским методом. Нефтяных и газовых пластов не обнаружили. Зато на глубине 300—400 м обнаружили еще одну кармелитовую трубку. Но это не по нашему ведомству.
Впрочем, я хотел написать вам не об этом. Дело в том, что три ночи подряд здесь мне снился один и тот же, без всяких вариаций, сон. Будто бы я — это не я, а моя мама, и очень радостно показываю всем горсть алмазов. А вокруг — все мамины сослуживцы, которые тогда погибли вместе с ней. И они тоже все радуются и норовят меня, то есть маму, подбрасывать кверху. Я отбиваюсь, но целуюсь со всеми, радуюсь, и они радуются. И место вокруг очень похоже на ту тайгу, где я нахожусь сейчас. Ведь мама погибла где-то в этих местах. А алмазы нашел через год после ее гибели дядя Вадим. Но то, что я видел, было удивительно реально. Уже прошла неделя, как я вернулся из экспедиции, но эти сны не дают мне покоя. Хотел сообщить об этом после вашего приезда, но это значит ждать почти месяц. А больше никому я не хочу рассказывать. Надеюсь, персональные компьютеры и система «Майкрософт» для вас теперь — семечки. Компьютеры Африкантов уже получил, отобрал у вашего Красновского целый этаж, и там ведется их монтаж. Под боком у вас будет кооперативный Геобанк.
Ну, пока.
Сергей.
P.S. Иногда мне кажется, что я, как принц Гамлет, получил сигнал от рока для того, чтобы свершить правосудие. Только в отличие от принца, которому его Офелия была помехой, я надеюсь, что моя Офелия станет мне главным помощником».

Хотя Натэлла рвалась разорвать конверт и прочесть сразу письмо, присутствие Алана заставило ее напустить на себя равнодушный вид и бросить его в сумочку. Прочла она, только усевшись в банке и включив компьютер. Нестерпимо радостным повеяло на нее от письма. Эта приписочка, где он назвал ее Офелией… Своей Офелией! И самое главное — именно она и сможет помочь Сереже. Она весь день представляла себе, как расскажет ему, что ей удалось создать здесь, в Америке. Пусть знает, что она все это время работала на их общее дело. До отъезда осталось всего десять дней, и она еще не забронировала место до Москвы. И вообще, пора все сворачивать. Сначала она заехала в агентство, получила билет на самолет. Потом — в госпиталь к Джону. Профессор выглядел гораздо лучше.
— Вы оставили мне ваши записки для того, чтобы сказать, что я старый дурак? Можете их забирать. Я не нашел в них ни одной ошибки.
Ворчливый тон говорил сам за себя. Значит, все о'кей.
— Мне они не нужны. У меня все вот здесь, — и она чисто по-русски хлопнула ладонью по лбу.
— Думаете, я не запомнил? А ведь хотел написать еще одну книгу. Теперь же набирается всего на одну статью.
Натэлла засмеялась. Как ей будет не хватать этого симпатичного профессора и его шевелюры!
— Я уезжаю через десять дней.
— А как же наш влюбленный джентльмен? Вы таки его бросаете?
— Но вы же сами назвали меня стервой.
— А что, у вас в Москве есть лучше?
— Лучше американского жениха не бывает. Просто того я люблю.
Натэлла чуть было не прикрыла ладошкой рот. Такое она не говорила даже себе.
— А он такой же... Такой же, как вы?
— Вы хотите спросить: он такой же ненормальный, как мы с вами? Еще больше!
— А он-то вас любит?
Натэлла хотела сказать ему, что только сегодня он назвал ее Офелией. Но это было бы слишком.
— А куда он денется?
Профессор сморщил личико в улыбке:
— Ну, идите, дорогая. Я чувствую, что у вас еще много дел. Этому парню вы решили сказать все сегодня? Как жаль, что я такой старый. Я бы отбил вас у того, русского.
Натэлла отчаянно замотала головой: «Нет!» Чмокнула профессора в щеку и выбежала из палаты, едва не столкнувшись с медсестрой.
Алан смотрел телевизор и радостно помахал рукой. Не говоря ни слова, Натэлла поднялась к себе в комнату и стала собирать баул. Через пятнадцать минут все было уложено. Она спустилась.
— Я оставляю ключи на столике.
Алан оторвался от телевизора и вытаращил на нее глаза.
— Ты куда?
— Я возвращаюсь в гостиницу. Ты же знаешь, мне через десять дней уезжать.
— Куда уезжать? Что за блажь пришла тебе в голову?
— Уезжаю… Мне было с тобой очень хорошо, Алан. Спасибо за все.
Алан выключил телевизор. До него дошло, что она не шутит. Но что случилось? Почему так вдруг? Если даже принять за версию, что она собирается вернуться, то ведь есть еще десять дней. Что случилось? Алан стал лихорадочно перебирать в памяти все события последнего дня, связанные с ней.
— Я тебя чем-то обидел? Скажи, я покаюсь. Видит бог, я не хотел.
— Ты меня ничем не обидел. Наоборот, ты очень хороший, и я тебе за все благодарна.
Она подошла к двери, взялась за ручку.
— Нэт, я тебя никуда не пущу! — бросился ей наперерез Алан.
— Да-а? Это как же? Ты меня привяжешь?
— Но в чем дело? Почему? Что не устраивает тебя? — Алан снова и снова возвращался к своему вопросу.
Натэлла прислонилась к внутренней двери прихожей, ожидая, когда Алану надоест роль цербера. Повторять, что у нее нет никаких к нему претензий? Зачем?
Он тоже замолчал. Так они и стояли друг против друга. Только утром эта юная женщина с точеным гибким телом и вишенками глаз была его. Он мог подойти, в любой момент обнять ее, поцеловать. А сейчас перед ним чужой, недоступный ему человек. Но ведь это глупо! Это страшно глупо!
— А ты подумала, куда хочешь возвращаться? Только что сообщили, что в Москве сожгли синагогу. На очереди наверняка резня армян. В Азербайджане уже началось. Ну хорошо, ты не хочешь жить со мной. Но жить-то ты хочешь?
— Алан, это не довод. Там — моя страна. Я там жила, и там всегда было не сладко. Сейчас тоже будет хуже, чем здесь, хуже, чем у тебя. Я тебе уже это сто раз говорила. Но мне надо вернуться. Понимаешь, надо. Там моя жизнь. Там то, что мне подходит. Нет, то, что я хочу сделать в жизни. И там я буду жить как хочу.
— А здесь? Живи и здесь как хочешь! Ты хочешь ходить в походы? Пожалуйста, я готов тоже лазить по горам. У вас какой-то бард пел: «Парня в горы возьми». Ну возьми меня. Думаешь, я струшу, не выдержу?
— Нет, ты не струсишь. Алан, ты — настоящий мужчина. Ты — на все сто. И та женщина, которая станет твоей женой, будет обязательно счастлива.
— Но не ты... Почему не ты? У тебя там этот парень, Сергей? Да?
Наступила пауза. Натэлла думала. Если сказать, что да, все сразу разрешится, он отойдет от двери и выпустит ее. Но ведь это не совсем так. Не только Сергей. Вернее, да, он. Но он — только часть того, в чем состоит ее жизнь. Может быть, если бы Джон был моложе лет на тридцать, она бы здесь и осталась. Впрочем, он тоже бы не подошел. Он не Сережа... Сережа — это то, что ей нужно. Она вспомнила его грустные глаза и это «P.S.» про Офелию и Гамлета. Нет, только туда.
Повисла тяжелая пауза. Натэлла повернула голову в сторону и стала терпеливо ждать, когда он ее отпустит. Про себя она решила, что больше не произнесет ни слова.
Алан понял.
— Я тебя подвезу до отеля…
Всю дорогу они молчали. Натэлла уставилась в одну точку в окне. Алан дождался, пока она получит ключ у портье, занес ей баул в номер.
Потом она смотрела, как он садился в машину, как запрокинул голову, но не увидел ее — она стояла за занавеской. Она отвернулась от окна. Ей захотелось броситься на кровать, уткнуться головой в подушку и рыдать. Но слез не было. Она повернулась на спину, вытянулась, и непонятно почему ей стало вдруг легко. «Я, наверно, действительно, стерва», — подумала она и улыбнулась.
...Самолет из аэропорта «Кеннеди» в Москву вылетал поздно вечером. И хотя февральские ночи были все еще длинны, рассвет за иллюминаторами начался довольно рано. Натэлла прильнула к окну, чтобы быстрее увидеть голубизну Атлантического океана. Но под бортом чернела сморщенная, как лицо Джона, Гренландия. Натэлла задремала, а когда проснулась, все внизу было окутано облаками.

О ЧЕМ ПОВЕДАЛ ПРИЗРАК
В Москве ее встретил «живот», то есть Васильев.
— Геворкян, Африкантов прислал за тобой... за вами... машину, — и подхватил ее баул. Натэлла направилась было за ним, но вдруг даже не увидела, а почувствовала, что в толпе мелькнула взъерошенная голова Сергея. Она остановилась, чтобы проверить, не померещилось ли. И в этот момент послышался его голос:
— Ната! Мне Семен сказал, когда вы прилетаете. Вот я и подумал, может, в чем-то помочь…
— Геворкян, ты чего... тьфу, вы... чего застряли? Я вас чуть не потерял. А это кто? Хахаль? Учти, у меня в машине только одно место.
— Ничего, Ната! Я рад, что есть машина. А я доберусь на маршрутке. Пока, а то она уже отходит, — и он вприпрыжку бросился догонять автобус.
У Натэллы чуть не брызнули слезы из глаз. Она готова была выцарапать глаза у этого куска сала. Но решила, что, отказавшись от его услуг, ровным счетом ничего не докажет, только усложнит себе жизнь. Поэтому молча уселась с ним в «Волгу».
— Африкантов ждет вас завтра в девять. Он сейчас располагается в вашем корпусе. Ну, как там в Америке?
— I forgеt to speak Russian, — Натэлла твердо решила не беседовать с этим хамом.
— Ты что, сбрендила? Здесь Россия, переходи на русский.
— I don't understand you.
На следующий день ровно в девять она была в кабинете Африкантова.
— Мне Васильев передал, что ты разучилась говорить по-русски.
— Я разучилась говорить с хамами.
— А что он натворил? Впрочем, ладно, это ваши проблемы. Пошли, я покажу тебе твое хозяйство. А потом поговорим о задачах.
Уже в коридоре их догнал запыхавшийся Васильев.
Комната, где стояли тридцать компьютеров, была переделана из бывшего машинного зала вычислительного центра. Ее кабинет располагался за стеклянной стенкой. В нем тоже был установлен компьютер.
— А почему еще не включены? И где серверы?
— Ждали тебя. Чтобы монтаж шел под твоим контролем. Мы уж пригласили на завтра монтажников из Польши. Они сегодня заканчивают на Новом Арбате, в Министерстве черной металлургии...
— Я спрашиваю: где серверы? И потом, почему монтирует не сама фирма?
— А ты знаешь, сколько они запросили за монтаж? Двадцать тысяч баксов. А поляки — в пять раз меньше.
— Ну что такое двадцать тысяч по сравнению со стоимостью всех этих компьютеров? Зато фирма будет нести ответственность. А если монтировать будут поляки, то отвечать не будет никто — ни они, ни американцы.
— Вот ты и проследи... Чтоб все было о'кей. Зря, что ли, ты восемь месяцев в Штатах училась?
— Я училась работать на компьютерах, а не монтировать их. Каждый должен отвечать за свою работу. Да они и не смогут смонтировать — ведь серверы не установлены.
— Василий, действительно, где эти чертовы серверы?
— Все, что было получено, установлено.
— Так что, Осборн нагрел нас? — побагровел Африкантов. — Сейчас позвоним ему. — И он зашел в кабинет Натэллы к телефону.
— Но там сейчас второй час ночи. Он просто спит.
— Да? А у меня есть его домашний телефон.
— Но вы получили эти компьютеры полгода назад. Неужели не подождет полдня до вечера?
— Ничего, выспится! Хэлло, Алан Осборн! Ай эм Африкантов. Ес, фром Москоу. Ты знаешь, не хватает серверов, — путая русские и английские слова, гремел в трубку Африкантов. — Что, что, уот? Минуточку! Натэлла, возьми трубку, я не понимаю, что он там спикает.
— Я? Нет, — Натэлла растерялась. Она была не готова говорить с Аланом сейчас.
— Да. Объясни ему, черт возьми.
Она взяла трубку и тихо сказала:
— Hello, Alan.
— Нэт, — почти шепотом ответил Алан. У нее подкатил комок к горлу. Она взглянула на Африкантова и взяла себя в руки.
— Алан, в комплекте компьютеров, которые отгрузила ваша фирма, нет серверов.
— Они были при отправке. Я сам следил за отгрузкой, — Алан тоже справился с волнением, — но утром я проверю по документам, как дошел груз. Ведь это было так давно. О чем они думали раньше?
— Они ждали меня...
Она перессказала весь разговор Африкантову.
— Я говорю — ничего больше нет. Есть только еще запчасти и какие-то провода в подсобке, — вмешался Васильев.
Натэлла направилась туда, открыла дверь и остановилась. Перед ней стояли стойки двух серверов, на которых, как на полках стеллажей, висели провода. Она вошла в комнату и увидела ящики с печатными платами.
— Да вот же серверы! Просто их отгрузили в разобранном виде. Их надо было давно установить в зале.
— Слава Богу! Сейчас позвоню Осборну, успокою, — обрадовался Африкантов.
— Там сейчас два часа ночи! — опять взвилась Натэлла. — Дайте человеку спать. Позвоните на работу в пять вечера по-нашему.
— Девочка, давай договоримся на будущее. Если ты еще хоть раз посмеешь давать мне указания, я тебя сотру в порошок. Здесь я решаю. Осборн специально дал мне домашний телефон, чтобы звонить в любое время суток.
— Но ведь вы заставите меня с ним разговаривать.
— А тебе что, с ним коров доить? А впрочем, черт с тобой, потерпит, действительно, до вечера.
До Африкантова дошло, что ее предложение о вызове монтажников из Америки разумнее, чем поручать дело каким-то шабашникам. Но демонстрировать свою уступку этой пигалице он не собирался. Хотя... Хотя неуступчивость ее чем-то ему потрафила. Он не любил управлять подчиненными, которые смотрели ему в рот. С такими дело не сделаешь. Как нельзя построить дом на фундаменте, изготовленном из кремовых пирожных.
— Я чувствую, мне с тобой еще придется помучиться. Подсунул мне подарочек Красновский. А сам слинял в Израиль.
— Семен уехал в Израиль? — удивленно спросила Натэлла и подумала: «А кто же сказал Сереже, что я прилетаю?»
— Он пока еще здесь, но уже намылился. Даже еще ходит на работу.
— Можно, я к нему поднимусь? Все равно, пока не начнется монтаж центра, мне здесь делать нечего...
Семен бросился ее обнимать.
— Мне Жоресс Федорович сказал, что ты уезжаешь в Израиль...
— А что мне здесь делать? Машину разобрали, всех уволили. А в Израиле, я надеюсь, мои знания по вычислительной технике будут востребованы.
— Но тебе придется здорово подучиваться. Работа на этих компьютерах и на наших ЕС-10 — небо и земля.
— Что делать! Что делать!.. Значит, придется. Не хочешь выпить за встречу?
Больше всего она хотела встретиться с Сережей. Ради него она вернулась сюда. Ради него променяла комфортную Америку на эту ободранную страну с хамоватым начальством.
— Ты знаешь, я ведь недооценил Африкантова, — опрокинув стопку, продолжил свой монолог на явно наболевшую тему Семен, — вернее Африкантовых. Во-первых, на самом деле, такие же, как он, сидят и в партийных органах. И они вовсе не намерены сохранять эту систему. Для них главное — как можно быстрее захапать госсобственность. Идет шарап. Настоящий, как в обычном пионерском лагере. Ты, например, знаешь, куда дели нашу уникальную ЕС-10-80? Оказывается, есть какой-то кооператив из Тбилиси, который добывает золото, платину, серебро и редкоземельные металлы из микросхем. ЭВМ списали и по дешевке продали этому кооперативу. А те превратили ее в такие толстые пачки баксов, что и Сорос позавидует. А представляешь, сколько таких машин по стране... Думаю, и Африкантову обрыбилось. А то, что там болтают эти Гавриилы Поповы, Анатолии Собчаки, Афанасьевы и прочие лидеры демократии, таких Африкантовых только радует. Помнишь, как у Райкина: «А ну, давай, давай, давай, газеточки почитывай, а ну, давай, давай, давай, меня перевоспитывай». И все эти митинги, миллионные демонстрации — ради бога. Чем больше с виду демократии, тем легче воровать. Нет уж, меня увольте. Уж лучше под арабские бомбы. Тем более, что с ними вроде бы удалось договориться. Этот Арафат с Пересом чуть ли не целуются.
Натэлла поразилась самой себе — если еще несколько месяцев назад рассуждения Семена и его предсказания казались ей кладезем мудрости, то сейчас она слушала его равнодушно. Только как словесное извержение эмоций. Конечно, львиная доля здравого смысла в них была. И только. А что касается экстраполяции в будущее... Тут еще бабушка надвое сказала.
...Встречу с Сергеем она назначила у себя в кабинете. Шикарный ремонт, проведенный в бывшем машинном зале, аккуратно расставленные черные столики, выписанные из Италии, на которых блестели мониторы, процессоры, клавиатуры и принтеры новеньких PC, стеклянная стенка, отделяющая ее кабинет от зала, стеллажи с пустыми пока корочками для папок, вращающиеся и катающиеся на роликах стулья — все это произвело впечатление на Сергея.
— Прямо Северная Каролина в центре Москвы, уважаемая Натэлла... Натэлла... простите, не знаю вашего отчества.
— Эдуардовна. Да, теперь меня только так и зови...те, — Натэлла решила, что пора ей взять на себя инициативу в решении затянувшейся проблемы с переходом на «ты». Но Сергей не был бы Сергеем, если бы не понял, чего от него хотят:
— А я Сергей Вениаминович, но звать можно на «ты».
Натэлла улыбнулась и, подняв глаза, утонула в голубых водах его Атлантического океана. В безмолвии прошла целая вечность и наконец она попросила:
— Ну, ладно, Сереж, рассказывай. Давай про сны. В чем там дело?
— После смерти мамы меня хотела забрать Фира Ароновна, мать покойного папы. Но на поминках вдруг встал дядя Вадик Маркелов и сказал, что он хочет меня усыновить. При этом он так на меня посмотрел, что мне стало страшно ему отказать. В прошлый раз я сказал тебе неправду, что не пошел к бабке, потому что очень ее не любил. Хотя, конечно, как ребенок, я ей не симпатизировал. Просто чувствовал, как у мамы портится настроение, когда Фира возникала. И я кивнул головой, когда Вадим Викторович спросил: согласен ли я? Судя по всему, Фира Ароновна особенно и не возражала. Квартира моей мамы, в которой я был прописан, тоже оказалась в распоряжении Маркелова. Но главное было не в этом. Когда у нас бывали гости, дядя Вадик обязательно подчеркивал, что я сирота, но что он сделает из меня выдающегося человека. Чтобы на том свете со спокойной совестью отчитаться перед моей мамой. Он говорил это сто раз и все время одними и теми же словами. На меня он ни разу не повысил голоса, но я его боялся больше всех на свете. У него была еще родная дочь. Они разошлись с женой незадолго до гибели мамы. Развод он не стал оформлять, тогда это повредило бы его карьере.
Однажды, когда я учился в десятом классе, я случайно увидел на его письменном столе написанную им самим автобиографию. Его как раз тогда выдвигали то ли в действительные, то ли в члены-корреспонденты Академии наук СССР. Он кончил Горный институт вместе с мамой, в том же году, когда я родился. По распределению они попали в Институт проблем Земли Академии наук СССР. Его вскоре избрали освобожденным секретарем комитета комсомола. Через пару лет он был направлен в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, который закончил, защитив кандидатскую диссертацию на тему: «Роль партийных организаций в геологоразведочных партиях». Вернулся в институт и был избран секретарем парткома. В следующем году по его просьбе институт направил его в командировку вместе с одной из геолого-разведывательных партий, так как он хотел на практике проверить выводы своей кандидатской диссертации. Во время экспедиции произошло несчастье, из-за которого все члены погибли, а его, умирающего, спасли. Вернувшись после больницы, попросил направить его в отдел земной коры на практическую работу. Его назначили начальником отдела. Следующим летом, во время повторной экспедиции в район реки Вилюй, им было открыто уникальное месторождение алмазов. Открытие было зарегистрировано Комитетом по делам изобретений и открытий... Там был написан номер патента и дата, я не запомнил. Затем он защитил докторскую диссертацию. Его назначили директором этого института, наградили Ленинской премией. Потом он стал членом-корреспондентом Академии наук. Вспомнил, его тогда выдвинули в действительные члены Академии наук. С тех пор он — самый влиятельный академик страны в области драгоценных камней, в первую очередь алмазов. У него полно трудов. Правда, мои знакомые из этого института рассказывали, что ни одной статьи, ни одной монографии из института не выходит без его соавторства. Его там все боятся. А я все думаю: почему, занимаясь партийной работой, он вдруг поехал в экспедицию? Причем погибают все члены экспедиции, кроме него. А во время следующей, в том же районе, он находит алмазы.
Сергей передохнул, побарабанил пальцами по столу. Натэлла молча слушала.
— Я был маленьким и почти ничего не помню. Но точно помню, что всю мою детскую жизнь летом я жил у бабушки с дедом, потому что мама уезжала в экспедицию. А в то лето, за год до гибели, она тоже была в экспедиции и, когда вернулась, была очень веселой. Меня все время баловала и любила. И я ее очень любил. Потому что она была счастливая и смеялась. Но когда, не помню когда, я однажды сказал про это Вадиму Викторовичу, у него вдруг побелели глаза. Это самое страшное, когда у него белеют глаза. Он взял меня за плечи и сказал: «Твоя мама как раз в то лето, о котором ты говоришь, не ездила в экспедицию. Она была на курорте в Минеральных водах». Но это неправда. Я точно помню, что бабушка тогда говорила: «Скоро мама вернется из экспедиции», «Мама прислала письмо из экспедиции» и еще что-то. По-моему, однажды она произнесла слово «Якутия». Но я боялся еще раз об этом обмолвиться дяде Вадику. Я учился на одни пятерки, потом я выучился играть в шахматы и обыгрывал всех, кто приходил к нему в гости. А это были не меньше чем доктора наук. Если я сводил партию вничью или проигрывал, то он смотрел на меня так, что мне казалось: сейчас он выбросит меня в окно. Он мог это сделать. Он иногда приходил с работы домой в ярости на кого-то. Он не кричал, не стучал кулаком по столу, но лучше было не попадаться ему на глаза в такие минуты. Он глядел так злобно, будто взглядом хотел убить. В спорте я занялся слаломом. Мне лететь в воздухе было не так страшно, как видеть эти белые глаза. Думаю, что карабкаться по отвесной скале в твоих альтпоходах я б тоже не побоялся...
Натэлла улыбнулась и прикоснулась к его руке:
— Что было дальше, Сережа?
— Дальше я кончил школу с золотой медалью, и он почти что впервые мне улыбнулся. На выпускном вечере разразился длинной речью. Что он гордится мною и уверен: я продолжу его традицию и стану гордостью Родины. Мне было неловко: и другие ребята были отличниками. Но он говорил только обо мне. Когда меня не приняли в университет, у него опять побелели глаза. Потом я узнал, что он ходил в приемную комиссию, что какая-то знакомая ему сказала прямым текстом: дескать, из-за того, что отец — еврей, так он сделал вид, будто этого не знал, а я его обманул, скрыв это. Каково, а? Но распределение в этот институт после окончания Горного организовал он. Более того, добился, чтобы мне дали однокомнатную квартиру вне очереди, как сыну геройски погибшей женщины-геолога. После этого мы с ним почти не поддерживаем никаких отношений. Как будто бы я не жил у него столько лет...
Он снова передохнул. Его голубые глаза горели волнением, кулаки сжаты.
— Ты понимаешь? Я подозреваю, что алмазы открыла мама. А он... Он... Он мог это сделать. Это такой человек... Для него люди — как дождевые черви на асфальте. У меня друг есть в этом институте. Я попросил его покопаться в их библиотеке в архиве: если мама была в год перед гибелью в экспедиции, то должны же остаться какие-то документы. Должен быть отчет. Но именно этого отчета не оказалось. Есть еще немало таких же фактов...
Натэлла слушала, и ей вдруг показалось, что все происходившее с ней со дня смерти матери — это какой-то рок, управление ее судьбой какой-то сверхъестественной силой. Ведь не может быть такой невероятной цепочки случайностей. Сначала — этот жуткий сигнал мамы. Потом — эта попавшая на глаза брошюра. Дальше — идея фуллеренной антенны и странное видение в могилевском парке. Потом вдруг фантастическое предложение Африкантова. И затем — встреча с Сергеем, его идея предсказывать землетрясения с помощью пояса Ван-Аллена. После — встреча с Джоном Штернбергом. Следом — идея Африкантова о компьютеризации банков и знакомство с кодированием. Точно — это для того, чтобы она, именно она раскрыла тайну для дорогого ей человека. «Сережа, ты абсолютно прав, и я помогу тебе».
Она тихонько спросила:
— Почему ты решил, что я могу тебе в чем-то помочь?
— Не знаю... Просто больше никто не сможет.
Она подошла к окну и стала смотреть на улицу. Потом повернулась:
— Слушай, Сережа, с тобой случалось такое? Ты попадаешь в какую-то местность, и вдруг чувствуешь, что ты здесь уже был. Не во сне, а наяву.
— Да сколько раз, — Сергей внимательно взглянул на нее: ему показалось, что она собирается сказать что-то важное. Или уже сказала.
— А ты задумывался над тем, что это значит?
— Даже с приятелями советовался. Они тоже говорили, что с ними бывает подобное. Но додуматься до чего-то путного я не смог. И бросил это дело. А ты что? Уж не с твоими ли фуллеренами хочешь это связать? — Сергей начал догадываться со свойственным ему тонким чутьем о смысле затеваемого Натэллой разговора.
— Да. И с твоим радиационным поясом Земли. Ты хоть потом разобрался, что это такое?
— Ну конечно. Им занимаются в МИФИ, в Институте проблем астрономии. Кстати, очень интересно, — оживился Сергей.
— Если ты хочешь мне рассказывать, как возник и как устроен пояс Ван-Аллена, — остановила его порыв Натэлла, — то я о нем знаю из первоисточников. Изучала по отчетам аэрокосмического американского центра, — приврала Натэлла, чтобы добавить солидности тому, что собиралась поведать Сергею.
По мере того, как она рассказывала о всех своих американских размышлениях, настроение Сергея круто менялось. Сначала было просто удивление от того, чем на самом деле занималась Натэлла, и от тех идей, которые лежали в основе ее теории. Но вскоре удивление сменилось искренним интересом. Все было настолько аргументировано, настолько изящно! Только в одном месте он ее перебил:
— Постой, Ната! Прости, но я эту квантовую теорию с института не очень понимаю. Какие-то двуглавые монстры: головы — частицы и хвосты-волны. Как ты всеми этими формулами оперируешь? Ты понимаешь физическую суть?
— Ну, это же просто. Суди сам. Вот я на тебя посмотрела — с тобой что-нибудь произошло?
— Конечно, я обрадовался!
— Ну, перестань, если ты будешь меня несерьезно слушать, я прекращу рассказывать, — сделала вид, что обиделась, Натэлла.
— Все, все. Слушаю внимательно, как паинька. Ты на меня посмотрела, а со мной ничего не произошло. Какое разочарование!
— Ну, я так не могу. Перестань! Я сейчас расхохочусь. Лучше я тебе позже объясню.
— Нет, Наточка, сейчас. А то я не смогу тебя дальше понимать. Ну, возьми в качестве примера не меня, а эту ручку. Тебе ведь все равно? Ведь если б я сказал, что со мной ничего не происходит при твоем взгляде, ты бы все равно мне не поверила.
Она улыбнулась.
— Хорошо, пусть ручка. Ее можно увидеть только, если она освещена. То есть на нее падают и отражаются световые лучи — фотоны. Они на нее давят и даже ее нагревают. Но это давление и тепловая энергия настолько малы, что глупо их принимать в расчет. Мы учитываем только информацию. То же с самолетом, автомобилем и вообще любыми предметами, нас окружающими. А теперь окунемся в микромир. Возьмем электрон. Его тоже можно «увидеть», осветив фотонами. Но их энергия соизмерима с энергией электрона, и он после освещения сдвигается с места. И получается, что мы видим электрон не там, где он находился до получения информации, не там, где он находится во время получения, и даже после. Его месторасположение можно обнаружить только приблизительно. Как, например, в лесу, когда из-под куста взлетает птица. Если б она не двигалась, ты б не узнал, что она там. Но точного места, где она находится, когда взлетает, ты все равно не узнаешь никогда. Отсюда — неопределенность места и скорости частицы в микромире.
— Значит, электрон — все-таки частица. А волна — это неопределенность его местонахождения?
— Ну да! Что ж здесь непонятного?
— Так, вроде теперь я понял. Давай дальше.
Они вновь сидели до позднего вечера. Оба все больше и больше понимали, что в их руках ключ к решению тех жизненных проблем, которые обступили обоих.
— Главное теперь: изготовить фуллерид, способный улавливать излучение магнитосферы. Ты сможешь завтра съездить в Электроугли? — спросила Натэлла.
— Съездить, конечно, смогу. Я сейчас корплю над отчетом по экспедиции на Вилюй. Но мы ведь не знаем ни параметров принимаемого излучения, ни числа вершин фуллерена.
— Формулу я вывела, но расчет по ней сложный. Нужно вводить табличные функции: Лаггера, Уайтмана, Швингера. Я думала, что компьютеры уже включены, и хотела набрать в них эти функции. Но ты же видишь — к столам даже не подвели питание.
— Давай я твой включу в сеть.
— А как же защита? Я боюсь без защиты.
— Давай поищем, может быть, есть среди запчастей. Это же просто пульт включения.
Они быстро нашли в подсобке распределитель с микропроцессорной защитой. Сергей включил компьютер в ее кабинете. Натэлла привычно уселась за клавиатуру. Он смотрел, как быстро и легко она управляется с мышкой и кнопками, как, сменяя друг друга, на дисплее возникают и накладываются друг на друга разноцветные картинки.
— Ты знаешь, Сергей, — разочаровалась Натэлла, — сегодня ничего не получится. Я не захватила с собой формулы этих полиномов. Но ты все равно поезжай. Ладно? Найди, кто бы мог взяться их сделать.

ПОЛЕТ В ПРОПАСТЬ
На следующий день никакие поляки на появились. Африкантов позвонил ей, просил зайти. Сказал, что, оказывается, по контракту должны были монтировать американцы, но они забыли об этом. Он вчера напомнил Осборну, и тот уже в понедельник присылает монтажников. Натэлла про себя посмеялась. В то, что Алан мог забыть выполнить условия контракта, невозможно поверить. А вот то, что Африкантов принял ее предложение, это было очевидно.
— Да, еще я хочу уточнить задачи вычислительного центра. Как ты понимаешь, обстоятельства вынуждают нас отложить на некоторое время главные проблемы, о которых я тебе говорил до отъезда. Важно сейчас — не дать растащить так долго создаваемую народом отрасль сейсморазведки. Поэтому мы решили сосредоточить в Геобанке все оборотные средства предприятий. Без этого они не в состоянии работать. И те, кто собирается их захапать, либо получат металлолом, либо вынуждены будут вступить в альянс с нами. Я надеюсь на здравый смысл и желание конструктивно работать. Ну и, конечно, ответственность перед живыми людьми, теми, кто сейчас работает на этих предприятиях.
— Ну, а если у них нет «здравого смысла»?
— Тогда народ их сметет. Ты выйди на улицу, посмотри. Перестройка разбудила людей, они не позволят вытворять над собой все, что кому-то придет в голову. Ты прожила чуть ли не год в Америке и, я полагаю, усвоила, что демократия и рынок — две стороны одной и той же медали, имя которой — прогресс. В нашей стране застой был из-за того, что не было ни того, ни другого.
Натэлла уже научилась искать во всей этой трескотне ту мысль, которая была для Африкантова главной. В данном случае догадаться было нетрудно: в Геобанке сосредотачивались все наличные средства отрасли. С предприятиями можно было делать что угодно — передавать трудовому коллективу, продавать иностранному инвестору, акционировать, — все ниточки управления были в руках Африкантова.
Но только потом, уже создавая компьютерное обеспечение Геобанка, Натэлла поймет, что есть еще, может быть, главное его назначение. Сейсморазведка живет только за счет прибыли предприятий, добывающих нефть, газ и другие полезные ископаемые. В советское время вся эта прибыль поглощалась государственным бюджетом и лишь оттуда частично выдавалась сейсморазведывательным организациям. Сейчас же они внутри Министерства просто передавались в Геобанк — Африкантову. Суммы таким образом получались баснословные. И еще то, о чем не знала Натэлла и не могла знать. Под видом финансирования сейсморазведки, то есть увеличения разведданных о богатстве страны, на счета Геобанка переводились еще более значительные суммы выручки с продажи нефти и газа. Таким образом, под предлогом инвестиций шло отмывание этих денег. Судя по всему, в этом деле участвовали чины и повыше Африкантова...
— Пойдем, я познакомлю тебя со своим замом по банку. Его зовут Дмитрий... Дмитрий Тюняев, — не сумел вспомнить отчество своего зама Африкантов, — он работал от КГБ в нашем подставном банке в Бейруте. По-моему, хорошо врубился в банковское дело. Он у меня — второй костыль. Ты — по компьютерам, он — по банкам. Так что я теперь инвалид на двух костылях, — ухмыльнулся Африкантов: ему понравилась сымпровизированная им аллегория.
Первое, что бросилось в глаза Натэлле в лице Тюняева — совершенно бесцветные брови и столь же бесцветные глаза при полном отсутствии ресниц.
На столе на салфетках были разложены бутерброды с воткнутыми в них цветными палочками, стояли маленькие чашечки для кофе. Тюняев приготовился к встрече и, видимо, счел нужным произвести впечатление на «американочку» знанием правил фуршета. Африкантов тоже оценил закусочный натюрморт. Правда, немножко огорчился, что нет ничего спиртного, но решил потерпеть ради европейского лоска.
— Ну вот, знакомьтесь: Дмитрий — Натэлла. Думаю, в вашем возрасте называть друг друга по отчеству — лишняя роскошь. Другое дело меня, старика. — Африкантов ловко скрыл, что отчества ни Тюняева, ни Натэллы он не помнил.
— Конечно, Жоресс Федорович, — угодливо произнес Тюняев и поцеловал Натэлле руку. А потом широким жестом предложил сесть за стол.
— Я думаю, Натэлла, нам надо как можно быстрее подключиться к Интернету. Здесь, в Москве, я уже узнал, пока есть всего один провайдер — в Академии наук. Тут самое главное — разработать такой код, чтобы ни один хакер не смог вломиться на наш сайт.
Африкантов млел, слушая этот текст, и изредка свысока посматривал на Натэллу. Да, именно таким должен быть современный руководитель. Оснащенный факсами, сайтом в Интернете, электронной почтой. Он мысленно повторял произнесенные Тюняевым термины, чтобы к слову ввернуть их на совещаниях выше.
Натэлла промолчала. Играть в показушную игру ей не хотелось. Тюняев ей не понравился, и то, что она будет теперь ежедневно много раз с ним встречаться, не добавляло энтузиазма. Она даже решила, что Африкантов со всем его мужланством и фанфаронством более человечен, чем этот вышколенный манекен.
После того, как Африкантов поднялся, заявив, что оставляет их для выработки конкретного плана действий, Дмитрий, широко улыбаясь, решил сразу наладить неформальные отношения:
— Знаете, почему его назвали Жоресс? Я навел справки. Его родители мечтали о девочке. И придумали ей имя Жанна. Но родился мальчик. И они решили не менять имени. Назвали сначала Жанн, с двумя, обратите внимание, «н». Но им сказали, что имя Жан, распространенное во Франции, пишется с одной буквой. Тогда его маман выбрала французское же имя — Жорес, но непременно с двумя «с».
Он довольно хохотнул.
— Я чувствую, что имею дело с настоящим разведчиком, — усмехнулась Натэлла. Ей не хотелось «налаживать контакт» встречной байкой, хотя у нее мелькнула в уме сценка в библиотеке, когда Алан принял ее за сотрудника КГБ.
Тюняев оценил ее молчаливость: как сотрудник секретного ведомства он считал, что «молчание — золото». Они договорились, что при монтаже центра и ему, и ей на компьютерах будут установлены блокираторы, которые позволят пользоваться серверами только по их усмотрению и перекроют вход остальным. И что сотрудников будут набирать только они сами и при этом поддерживать друг друга, если Африкантов захочет навязывать им «племянников».
— Я очень рад, что мы с вами оказались единомышленниками. Знаете, что я считаю главным в банковском деле — исключительную честность. Мы здесь привыкли ловчить, лукавить. А вот в западных банках главное — это внутренняя порядочность. Знаете, они там, как правило, обо всем договариваются между собой устно. Нарушить данное слово хуже, чем если их поймают на карманной краже. Знаете, главное качество, которое они проверяют при приеме на работу — это отсутствие задних мыслей. Поставлено это у них на высочайшем уровне.
— То-то они не раскусили, что вы — советский разведчик, — не могла не съехидничать Натэлла.
Дмитрий принял ее фразу не как насмешку, а как похвалу:
— Да, школа советской разведки — лучшая в мире. Ни одного нашего разведчика-профессионала ни одна разведка разоблачить не смогла. Завербованных — да! Их ловили. Но нас — никто и никогда. Лишь если сдавали предатели.
Сергей позвонил Натэлле поздно вечером. Она уже собралась спать, положив рядом подаренного еще в детстве мамой огромного мишку.
— Извини, что разбудил. Уехал на последней электричке. Но кое-что все-таки я там сделал. Представляешь, нашел умельца, который, похоже, сможет сделать фуллеридный кристалл.
— Здорово, Сережа! Давай завтра обсудим все подробнее. Часов в пять, у меня дома, — вдруг пришло ей в голову. — Заодно я рассчитаюсь наконец за твой кофе.
Насчет кофе она сказала неслучайно: из США привезла несколько банок «Нескафе»...
— В общем, так, — те деятели, к которым ты меня направила, — на следующий день отчитывался Сергей, — на самом деле фуллеренами не занимаются. Вернее, пару лет тому назад, когда в литературе появилась информация о том, что на Западе интенсивно разрабатывают технологию изготовления этой модификации углерода, они начали заниматься. Однако потом тему перестали утверждать в министерстве и, начав, все бросили. Тем не менее у них есть талантище-умелец. Он на ставке рабочего высшей квалификации — это повыше, чем у старшего научного сотрудника. Он сумел сделать уникальную вакуумную печь на десять тысяч градусов. В ней изготовил несколько кристаллов фуллеренов с числом вершин до ста двадцати. Зовут Алексей Осипович Шмидт. Я с ним познакомился. Он, оказывается, и фуллериды со щелочно-земельными металлами делает. У него их покупает какой-то кооператив для таблеток по очистке желудка, — засмеялся Сергей. — Он сразу стал спрашивать, сколько должно быть вершин, и подойдет ли натрий для легирования. Я, конечно, встал было в тупик, но на всякий случай соврал, что вершин должно быть сто двадцать, а насчет металла сказал, что щелочно-земельные не подходят. Он стал думать, потом сказал, что в принципе можно любой металл, но только его должен достать я сам. Да, и добавил: температура плавления должна быть не выше двух тысяч градусов.
— Кстати, я все рассчитала: достаточно восьмидесяти двух вершин, только легировать фуллерен надо одним редкоземельным металлом — празеодиумом. У него единственного подходящая частота магнитного ядерного резонанса. Значит, он в состоянии реагировать на волны, которые приходят из радиационного пояса. Важно, чтобы кристалл из фуллеридов имел определенную форму. Тут, конечно, возможны варианты, но, скорее всего, это должны быть вставляемые друг в друга полые шары. Вот смотри. — И Натэлла начала подробно объяснять Сергею идею своего кристалла-антенны.
— Самое главное: каждый слой рассчитан на свою частоту модуляции. Именно в этих частотах закодирована вся информация пояса. Но еще — от каждого слоя нужно провести проводочки толщиной в десять микрон. А дальше — твое устройство кодирования.
— Скорее, твое. Ты же придумала самую изящную схему. Я теперь так и делаю. Кстати, пока я ехал в электричке, мне пришло в голову, что как бы точно ты ни рассчитала, все равно резонансную частоту фуллерида надо корректировать. Это можно сделать с помощью лазерного луча. Причем он должен быть сканирующим, чтобы пробегал по кристаллу как электронный луч в телевизоре. Вот смотри, как это сделать.
И они опять склонились над бумагой. Только теперь рисовал Сергей. Натэлла не сомневалась, что он сумеет приспособить серийный рубиновый лазер для своего устройства. И только когда они, довольные, радостно переглянулись, Сергей вдруг помрачнел и сказал:
— Это все за здравие. А теперь за упокой. Шмидт запросил за все пять тысяч долларов. Это при условии, что легировать придется известными ему металлами. Наверняка задерет эту цену, если узнает про празеодиум. Тьфу, не выговоришь. Как ты смогла так легко произнести. Небось всю ночь зубрила.
— Было немножко, — призналась Натэлла, — только не всю ночь, а минут пятнадцать. Хотела тебя поразить.
Он улыбнулся.
— Все, Сергей, давай-ка ужинать. У меня ведь не только кофе. Я приготовила пиццу. Знаешь, что такое пицца? Это самое любимое блюдо итальянцев.
— И американцев тоже?
Натэлла не ответила. А то пришлось бы ненароком обмолвиться, что научил ее делать пиццу Алан. Она почувствовала, что покраснела.
— Я думаю, Сергей, что достать празеодиум нам поможет Семен. Он мне говорил что-то про грузинский кооператив, который превратил наши лучшие ЭВМ в месторождение драгоценных и редкоземельных металлов.
— А, да-да, я тоже слыхал про это. Ну, а как быть с баксами?
— То есть? А-а, bucks! — дошло до Натэллы. — Ну, во-первых, у меня есть три с половиной тысячи…
— Я от силы наскребу пятьсот… А еще тысяча?
— Ничего, завтра что-нибудь придумаем. Все равно ты раньше понедельника туда не поедешь, а завтра уже пятница. Посмотри пока справочник по элементам, я его вчера специально принесла из библиотеки, а я пойду греть ужин.
Пицца Сергею понравилась. Натэлла обрадовалась — не зря таскалась на Центральный рынок и потратила бешеные деньги на свежие помидоры и шампиньоны. Обилие всяких деликатесов на рынке напомнило ей супермаркеты в Ролли. И это на фоне пустеющих прилавков в магазинах. Она хотела было поделиться своими наблюдениями с Сергеем, но вовремя одумалась: неприлично сообщать гостю, сколько стоит поедаемая им пища. Кофе Сергей хвалил меньше.
— Я люблю варить натуральный. Ты уж извини меня за ту гадость, которой я тебя потчевал на работе. Вот придешь ко мне домой — будет настоящий. По-турецки. Я специально закупаю возле Тургеневской «Арабику» в зернах...
Утром Тюняев, продолжая свою стратегию по налаживанию неформальных отношений, позвонил ей почти сразу после того, как она пришла на работу.
— Натэлла, извините за назойливость, сколько вам заплатили за командировку в Штаты?
— Ничего не платили. Я же ездила на стажировку.
— Но так не бывает, в наших учреждениях любая командировка оплачивается независимо от ее целевого назначения. Кто вам выписывал командировку?
— В отделе кадров министерства. Но я ведь нигде ее не отмечала.
— А авиабилеты у вас сохранились?
— Да, по-моему... Да-да, точно у меня, я их еще хотела сохранить как сувениры.
— Ну, таких сувениров скоро у вас будут сотни. Вот с этими билетами и командировкой обратитесь в отдел международных связей. Они по билетам ее отметят. Но это еще не все. Однако это уже не телефонный разговор. Можно я к вам зайду?
— Какие проблемы? Мы же на одном этаже. Только у меня пока без фуршета, — не могла не съязвить Натэлла.
Через полминуты Дмитрий уже сидел у нее в кабинете.
— Дело в том, Натэлла, что вы имеете право обменять в Центробанке наши деревянные рубли на баксы. Вы сколько были в Штатах? Восемь месяцев? Ого! Так вы можете обменять что-то около восьми тысяч. И это по курсу семьдесят копеек за доллар! Причем не только командировочные, а вообще любые, хоть со сберкнижки. Если что, то я вам одолжу. А вернете мне в долларах по формуле «так-на-так».
«Как это?» — хотела уточнить Натэлла, но не стала: чего делить шкуру еще не убитого медведя?
— Большое спасибо за совет. Насколько я понимаю, мне надо звонить в бухгалтерию министерства?
В бухгалтерии она узнала, что действительно вместе с зарплатой за восемь месяцев ей причитается свыше четырех тысяч. Зарплата начислялась как сотруднице министерства, поэтому по государственным тарифам. То же касалось и командировочных. Но выплатить все это обещали только в понедельник. Она не расстроилась: главное — на горизонте замаячили столь необходимые ей средства.
Потом позвонил Сергей и предложил поехать в Фирсановку — покататься на горных лыжах. Несмотря на начало марта, зима не отступала, и снежный покров позволял кататься даже с крутых косогоров. Горными лыжами он обещал ее обеспечить.
Рано утром в субботу они встретились у Ленинградского вокзала, и она погрузилась в дорогую ей атмосферу молодых спортивных интеллектуалов. Всю дорогу до Фирсановки пели под гитару песни Визбора, Галича, Высоцкого, Когана и Окуджавы. Базой для всей группы была изба на окраине какой-то деревни. Две девушки из компании остались топить печь и готовить обед, остальные, переодевшись, покатили к обрыву.
— Ты действительно раньше не бывала на слаломных трассах? — с тревогой спросил Сергей.
Она кивнула. В ее душе смешались страх и азарт, аж горло перехватило.
— Главное — не упускай равновесия. Тебе все время будет казаться, что ты вот-вот упадешь. Но не сдавайся и держи равновесие. И не бойся скорости — внизу замерзшее озеро. Да, еще! Сгибай сильнее колени — почти садись на лыжи.
И нырнул в обрыв. Натэлла подъехала к обрыву и, не глядя вниз, оттолкнулась палками. Раньше она не раз съезжала с гор. Ей это нравилось. Но то, что произошло с ней сейчас, не шло ни в какое сравнение с катанием даже с очень крутых склонов. Она вдруг словно провалилась. И хотя лыжи касались лыжни, она чувствовала, что летит вниз почти вертикально. Первое, что ощутила, — это ужас, желание закричать, во что-то вцепиться и затормозить эту безумную скачку в пропасть. Лишь какое-то небольшое число свободных от ужаса нейронов помнили, что впереди по той же трассе летит Сергей, и напряженно выполняли его совет во что бы то ни стало держать равновесие. Эти остатки здравого смысла заставляли ее, наклонившись вперед почти горизонтально, напрячь мышцы ног, чтобы не падать. С обеих сторон бешено мелькали деревья. Неожиданно обрыв кончился, дорога выравнялась. Натэлла летела со скоростью гоночного мотоцикла. Мелькнувшая было надежда на прекращение ужаса была иллюзией: лыжня вдруг исчезла и она оказалась в воздухе. Внутри все оборвалось. Но прежде чем она что-либо сообразила, под ногами опять появилось что-то твердое. Ее туловище понеслось вперед, и она почувствовала, что вот-вот упадет. И опять предупреждение Сергея заставило мышцы ног непонятным движением согнуться, а туловище выпрямиться. Господи, вновь обрыв. Но она неожиданно поняла, что не боится его. И хотя скорость возросла еще больше, ею овладела некая уверенность. И когда лыжня свернула вправо, Натэлла ощутила, что пик опасности позади. Впереди она увидела озеро, на которое лихо съезжал Сергей. Вот он развернулся, подняв фонтан снежных брызг, остановился и тут же повернул голову, увидел ее и помахал рукой. Со сладким ужасом Натэлла почувствовала, что, съехав вниз, сейчас налетит на него. Но он деликатно отодвинулся, пропустив ее. Такого коварства она не ожидала. Она вскрикнула и, проскочив мимо, шлепнулась в снег. Сергей бросился к ней и протянул руку. Она в ответ протянула обе, и ему пришлось бросить палки, чтобы поднять ее. Но она, схватившись за его руки, сама упруго поднялась, и ее губы оказались в опасной близости от его. Пар, шедший от них, слился в общий дымок. «Ну вот еще!» — подумала Натэлла и, засмеявшись, оттолкнула его от себя. Сергей едва удержался на ногах и тоже заулыбался. А с горы продолжали съезжать их напарники. А те, кто спустились раньше, уже взбирались елочкой по пологому склону оврага.
— Это на такую высоту пешком? — огорченно спросила Натэлла.
Сергей кивнул. От минутной близости ее тела и дыхания он, похоже, не мог выговорить ни слова. Натэлла, усмехнувшись, поехала к похожему на причудливую лестницу подъему. Сергей, опомнившись, бросился за ней и, опередив, первым полез в гору. Она удобно устроилась за его ладной спиной.
— Ну как, еще раз?
И Сергей упругим ходом вновь пустился к обрыву. На этот раз Натэлла шла увереннее. И когда вновь увидела внизу стоящего Сергея, то лукаво решила, что на сей раз он ее не обманет. Она сделала вид, что хочет проехать мимо, а потом слегка переступила лыжами и врезалась в него. Он упал в снег, а она оказалась сверху. Губы его были еще ближе, чем в первый раз. Она засмеялась и, радостно вскочив, протянула ему руки. Он взял их, но поднялся, как и она в первый раз, сам. Так они стояли несколько мгновений друг против друга. Но Натэлла не была бы Натэллой, если б не выдернула руки и, бросившись к подъему, не закричала:
— Хочу еще раз!
Во время одного из подъемов к ней подошел крупный в синей шапочке мужчина, кажется, тоже из их группы, и спросил:
— Простите, вы в каком обществе тренируетесь?
Она засмеялась и посмотрела на Сергея.
— Андрей Юрьич, познакомьтесь, это Натэлла. Она — мастер спорта по альпинизму. А на горных лыжах сегодня — первый раз.
Тот с уважением покачал головой. Когда он сиганул вниз, Натэлла набросилась на Сергея:
— Зачем ты соврал? У меня только первый разряд. Из-за этой Америки я в этом году не смогла получить даже кандидата в мастера.
— Ну, это так, для пущей важности, — подмигнул Сергей.
Когда они, разгоряченные, ввалились в избу, она была уже жарко натоплена. На столе стояла отварная картошка, трехлитровая банка соленых огурцов, нарезанный дольками лук и много бутылок водки.
— Братцы, у меня есть потрясающий тост, — поднялся один из слаломистов. — Я предлагаю выпить за свободу. Никто не знает, что такое свобода! А мы знаем. Свобода — это полет на лыжах с горы. Это обалденный полет... Ну, вы сами знаете, — вдруг перешел он от пафоса к задушевному тону.
Все радостно и одобрительно собрались выпить до дна, но тут вдруг поднялась могучая фигура Андрея Юрьевича.
— Алаверды мне, — имитируя грузинский акцент, произнес он. — Виталий, генацвале, ты все правильно сказал про свободу. Но я хочу добавить... Сделать маленький довесок... Свобода — это когда миром правят разум и смелость. Так давайте же встанем и выпьем за свободу — дочь разума и мать смелости.
Натэлла выпила и поперхнулась. Хотя стакан был наполнен всего на треть, такого количества водки она никогда за раз не опрокидывала. Сергей сразу поднес ей соленый огурчик.
Вокруг шутили, без умолку о чем-то говорили, спорили. Тогда, в Штатах, зря она сказала Алану, что в России то ли нет народа, то ли он безмолвствует. Эти ребята не такие. И Алан был прав — у людей, ощутивших свободу, ее не отнять.
Внезапно она почувствовала на плече руку. Сначала решила обернуться и сбросить, но потом передумала и только уютнее устроилась. И поняла, что пьяна. Она чуть ли не целиком проглатывала дымящуюся картошку, хрустела луком и огурцом. Доносились какие-то фразы о том, может ли вчерашний партийный босс стать демократом. Или надо сразу удалить всех партийных заправил от власти и взять ее целиком и полностью? «А как же Африкантов?» — подумалось Натэлле. В ее угасающем сознании высветилось его самоуверенное лицо: такой не боялся этих ребят, считая, что все они — на его стороне, все стараются для него. Вспомнился вдруг Джон, его презрение к демократии, царившей в Америке. «Кошмар! Эта проблема в сто раз более сложная, чем та, над которой мы бьемся с Сергеем». Длинная особа с лошадиным подбородком взяла гитару и запела голосом Камбуровой: «А напоследок я скажу...» И все сразу замолкли. Натэлле было хорошо. Она даже не почувствовала, когда целиком оказалась в объятиях Сергея. Она настолько доверила себя ему, что не заметила, когда они кончили петь в доме и пошли на станцию, как снова пели в электричке и как он довел ее до подъезда. Здесь ей в голову снова пришла пошлая фраза из посредственного американского фильма: «Только не сегодня...» Она хотела было ее произнести, но Сергей сам, осторожно поцеловав ее в губы, произнес:
— Ну, я пойду. Спокойной тебе ночи. Завтра встретимся на митинге «Демократической России», как договорились.
Утром она непривычно долго продолжала лежать в постели, глядя в потолок. Вчера произошло что-то очень важное: они объяснились с Сергеем в любви. И как! Ни один Шекспир такого не придумает. Впрочем, какое это имеет значение? Главное — Сережа ее. Навсегда. Потом мелькнуло, что в Штатах она дала себе зарок его помучить, и стала представлять, как это сделает. Вот он приходит к ней, звонит, а она небрежно, как едва знакомому: «А, это ты! Подожди пока у входа, я скоро выйду». У него вытянется физиономия, голубые глаза станут синими. Но она этого не заметит. Ни за что! Он будет ходить мрачный и сопеть носом. Как косолапый мишка. Главное — выдержать характер и помучить его как можно дольше. Она даже зажмурилась от удовольствия. Вскочила и впервые за много лет решила не делать пробежку, пошла в ванную, чтобы перед зеркалом сделать себе прическу получше. Холодный душ, как оказалось, бодрит не только после пробежки. Она придумала новый способ получать удовольствие — стала менять температуру воды от ледяной до почти кипятка и наоборот. Поплескавшись так минут двадцать, набросила халат и едва успела на скорую руку съесть яичницу, как в дверь позвонили. Она подскочила и, не спрашивая, открыла. У двери стоял Сережа. Румяный, с еще более длинными ресницами. Она бросилась ему на шею. Он разыскал губами ее губы, едва прикрыв дверь.
Потом, оторвавшись, она, задыхаясь, спросила:
— Выпьешь кофе? Пока я оденусь.
— С удовольствием! А то я всю ночь не спал и боюсь, что на митинге буду клевать.
Натэлла хотела было спросить о причине бессонницы, но поняла, что задуманный ею сценарий сорвался по ее же вине, и ни к чему его реанимировать.
— Да, я забыл тебе сказать главное. Я ведь узнал про празеодиум. Оказывается, не такой уж он редкий. Его добывают в количестве почти таком же, как золото. И используют в основном при изготовлении оптических стекол. Найти его лучше всего в Лыткарино: там целый комплекс оптического производства — завод, институт, КБ. Так что туда придется съездить.
— Тебе съездить, — уточнила Натэлла. Сергей расплылся в улыбке. Впервые его глаза при этом перестали оставаться грустными.
— Но без баксов туда ехать без толку.
— Ой, я совсем забыла! Кажется, я смогу достать доллары.
И она рассказала про позавчерашний поход в бухгалтерию.
Оба они настолько были поглощены друг другом, что в ходе разговора как-то механически вышли из дома и направились к станции метро.
Советская площадь была битком забита такими же, как они, молодыми интеллектуалами — учителями, врачами, инженерами, студентами, научными работниками и даже учениками старших классов. Они верили тем, кто стоял на трибуне и говорил высокие слова о свободе, правах человека, развязывании творческой инициативы.
Сергей довольно быстро разыскал вчерашнюю компанию, и все они, включая Натэллу, начали радостно обниматься.
Внезапно Натэлла почувствовала... спиной... нет, всем существом... что с Сережей что-то случилось. Она повернулась: его лицо помрачнело, а глаза стали совсем синими.
— Пойдем отсюда, Нат...
— Пойдем... — Натэлла и пришла-то сюда только ради него. Она не любила шумных сборищ. Даже в институте не ходила не демонстрации, под любым предлогом манкировала их. На удивленные расспросы ребят Сергей сослался на какие-то ее проблемы. Но она не стала возражать, и только когда они, вырвавшись из толпы, направились к Пушкинской площади, уставилась на него взглядом, требуя объяснений.
— Понимаешь, там на трибуне рядом с Поповым, Афанасьевым, Станкевичем стоит Вадим Викторович. Академик Маркелов. Оказывается, он тоже великий демократ... — Сергей даже задохнулся от возмущения.
— Чего ж ты мне его не показал? — чисто по-женски отреагировала Натэлла.
— Увидишь вечером по телевизору, — слегка осадил свой запал Сергей. Но тут же снова завелся: — Нет, ну ты только подумай. Я же тебе говорил название его кандидатской диссертации...
А из динамиков, установленных вдоль улицы Горького, разнеслось: «Академик Маркелов».
— Господа! — зарокотал хорошо поставленный баритон. — Я рад сообщить вам, что многотысячный коллектив институтов и учреждений Академии наук Советского Союза сплотился под знаменем свободы и демократии, высоко поднятым над страной академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым...
Натэлла чувствовала, как ранит в самую душу Сергея каждое несущееся из динамиков слово. Она готова была взлететь птицей на столбы, чтобы заткнуть все громкоговорители.
— Маркелов — главный демократ страны! — возмущался Сергей. — Какая мимикрия! Неужели демократию у нас в стране будут строить Маркеловы? Тот, кто зажал у себя в институте всех. Кто приписывает свою фамилию во все статьи, изобретения и монографии сотрудников. Представляешь, какая у нас будет демократия?
Сергей разошелся. Натэлла чувствовала, что его не остановить. Она хотела было объяснить ему теорию демократии, развитую ей Джоном Штернбергом, чтобы хоть как-то успокоить. Но подумала, что тем самым только подольет масла в огонь, и решила молчать, дав ему возможность выговориться. Он, действительно, через несколько минут поостыл, но высказываться по вопросу развития страны продолжал. Натэлла отключилась, только слушала звук его голоса, не вникая в смысл слов. Ей просто доставляло удовольствие слышать его бархатистый голос. Господи, да разве могла она мечтать когда-нибудь, что будет гулять по любимым московским улицам, опираясь на сильную руку самого дорогого ей человека. Да пусть он говорит что хочет, лишь бы говорил. Мужчины так любят говорить про политику. Их хлебом не корми... В другой ситуации она бы давно избавила себя от этого фонтана мыслей. Но сейчас ей не хотелось этого делать.
Только когда они подошли к ипподрому, Сергей спохватился:
— Ты знаешь, почему так понравилась всем ребятам? Ты за весь вчерашний день почти не проронила ни слова.
— Я пела...
Сергей снова рассмеялся:
— Не все песни... Давай пойдем на Ваганьковское кладбище.
Натэлла была согласна идти хоть на край света. Правда, она была бы более согласна, если бы он периодически останавливался, обнимал и целовал ее. «Может, самой это сделать? Нет, пусть сам надумает». Она остановилась. Сергей улыбнулся и обнял ее. Она радостно прижалась к нему всем телом: «А-а-а! Понял, наконец, чем должен заниматься». Она вырвалась из его рук, побежала по тротуару и покатилась по длинной ледяной дорожке, которую опасливо обходили солидные пожилые прохожие...
— Если бы я был скульптором, то установил бы совсем другой памятник на могиле Высоцкого. Пусть он так же сидит, только вместо гитары у него должно быть сердце, вынутое из разорванной груди. И рот его открыт в крике не потому, что он хочет достучаться до души каждого человека, а потому что ему больно. Его сердцу больно, ведь он играет на нем вместо гитары.
Натэлла поглядела на Сережу влюбленными глазами. «Неужели такое сокровище можно обменять на Алана со всеми его миллионами?..»
А потом они поехали к нему домой — дегустировать потрясающий кофе по-турецки...

ДЕНЬГИ ДЛЯ КОЛДОВСТВА
Весь понедельник ушел на прием монтажников из США и получение денег в бухгалтерии министерства. Приехало всего два монтажника, что несколько удивило Африкантова: польская бригада, которую он видел в министерстве у металлургов, состояла из пятерых.
Натэлла любовалась работой американцев. Ее эстетическое чувство получило истинное удовольствие от элегантных комбинезонов и от того, как аккуратно в них разложены инструменты и как они автоматически, не глядя, брали руками нужный. Это напоминало игру на рояле, когда каждый палец в считанные миллисекунды находит нужную клавишу. Ей даже захотелось позвонить Сергею, чтобы он тоже пришел посмотреть на их работу. Ничуть не хуже, чем тогда, при изготовлении первого «фуллерена».
На следующий день, исполняя инструкцию Тюняева, она получила огромное количество долларов. После того, как отдала ему его, у нее осталось порядка шести тысяч. Теперь у них была та сумма, которой не хватало им с Сережей, чтобы изготовить фуллеридовый кристалл. Сергей же потратил оба дня, чтобы начать делать свою лазерно-сканирующую систему. Но после получения в Центробанке баксов он вынужден был прервать эту работу и целиком посвятить себя командировкам: сначала в Лыткарино, затем снова в Электроугли. Проблема усложнялась тем, что для Лыткарино нужен был допуск к секретным материалам, — хотя бы третьей формы, а его у старшего научного сотрудника ЦНИИГеофизики Осокина не было.
Но и здесь неоценимым оказался Тюняев. Придумав какую-то байку, Натэлла решила узнать у него, как можно попасть на режимное предприятие без допуска.
— А почему без допуска? Он сколько в своем институте работает? Ого, уже четыре года! Тогда ему в первом отделе могут дать разовый допуск третьей формы без предварительного оформления секретных документов.
Так оно и получилось. Правда, старый служака — начальник первого отдела долго сопротивлялся. Пришлось Сергею напустить на него Педрина. Лишь получив предписание за подписью главного инженера ЦНИИ, тот сдался. При этом долго читал инструкцию о важности соблюдения государственной тайны.
В КБ Лыткаринского оптико-механического завода Сергею пришлось побегать из отдела в отдел, чтобы узнать, кто занимается легированием стекла празеодиумом. В результате оказалось, что то мизерное количество, которое ему нужно было, он сможет достать прямо на складе в цеху, причем бесплатно.
Точнее, чтобы оплатить пятьдесят граммов празеодиума, нужно было собрать всяких бумаг столько же, сколько и на пять кило. И пожилая женщина-кладовщица пожалела симпатичного молодого человека и отсыпала ему полную спичечную коробку блестящих серых крупинок.
Сергей готов был выскочить из автобуса и бежать перед ним от радости. Мало того, что он не потратил на празеодиум ни одного драгоценного доллара, но еще и приобрел его штук на десять «луковиц». Так он назвал придуманную ими конструкцию со вставленными одна в другую сферами. Если бы он не потерял два дня на этот допуск, то уже на этой неделе можно было бы съездить в Электроугли, к Шмидту. Внезапно Сергей вспомнил, что он забыл отметить допуск в первом отделе. «А как же меня выпустили? — последовало успокоение. — Все рушится в блаженном отечестве».
Натэлла обрадовалась драгоценной спичечной коробочке гораздо меньше. Она была уверена в том, что Сергей достанет этот редкоземельный металл обязательно. Сергею было с одной стороны лестно, с другой немножко досадно. К тому же, в понедельник поехать к Шмидту не удалось. Надвигался конец квартала, и Педрин неожиданно возник с требованием быстрее сдать отчет.
Натэлла же вырваться не могла — Африкантов настаивал на запуске центра как можно быстрее. Тем более что Тюняев, несмотря на декларируемую компетентность в банковском деле, на поверку оказался не столь уж большим профессионалом. В результате ей вместо того, чтобы переводить на машинный язык разработанную им структуру банковского учета, приходилось вспоминать все таблицы, учетные карточки и другие формы документов, с которыми имела дело в банке штата Северная Каролина.
Подваливал он к ней сначала весьма дипломатично: вроде бы посоветоваться, как удобнее для внесения в машинный файл? Но спустя третий или пятый заход она поняла, что речь идет об абсолютной «tаbula rasa»*. И ей пришлось самой изучить все методики, которыми, слава богу, в изобилии снабдил Африкантова Алан.
Зато Тюняев был незаменим по части идей обеспечения банка новейшими средствами оргтехники. Под его нажимом Африкантов закупал современные сейфы с электронной сигнализацией, кодовые замки, всевозможные плоттеры, системы видеоконтроля и пр., и пр. Надо сказать, что и над Натэллой он взял шефство. Так, например, посоветовал ей получать зарплату в долларах, а не в эквивалентных рублях, настоял на том, чтобы и за ней, и за ним была закреплена служебная машина. Он поддерживал, как и обещал, Натэллу, когда Африкантов пытался навязать ей в сотрудники родственников каких-то высокопоставленных чиновников. Впрочем, и она не оставалась в долгу. Африкантов сначала возмутился, но затем признал, что в какой-то степени они ему даже подыгрывают. Он-де и рад бы, но эта воспитанная на буржуазных ценностях молодежь совсем обнаглела...

НАУКА УПРАВЛЕНИЯ
Натэлла не торопилась набирать весь штат центра. И не потому, что хотела экономить деньги Африкантова. Просто ей была противна обстановка, при которой сотрудники загружены только на половину, на треть и даже на четверть. А это обязательно произошло бы, так как банк работал еще далеко не в полную силу. И хотя все сотрудники подвергались довольно жесткому тестированию, все равно их приходилось доучивать: персональные компьютеры только еще входили в жизнь страны. И здесь она использовала методику Алана, только еще жестче: она вообще не учила, предоставив стажерам самим осваивать компьютер по методикам. То обстоятельство, что они были на английском, давало ей дополнительную возможность загрузить будущих сотрудников еще и обучением английскому языку. Правда, со временем, когда первая группа уже прилично освоила работу на компьютере, одна из ее экс-учениц Таня Ильина предложила перевести их на русский. Что, естественно, Натэлле понравилось. Управлять сотрудниками было достаточно просто — все были фанатами-компьютерщиками, и ей оставалось только формулировать задания, нужные фирме.
Правда, однажды вечером, просматривая банк данных на сервере, она обнаружила папку под названием «Plays». Открыв ее, чуть не задохнулась от возмущения: кто-то загнал в память своего компьютера модные игры типа «ниньзя», «динозаврики» и т.п. Она довольно легко определила источник. Это был Николай Яковенко, скромный долговязый интеллигент в очках. Первое, что пришло ей в голову — отчитать его при всех и выгнать. Чтоб другим было не повадно. Но, слегка поостыв, она придумала другой способ (не зря старый доктор Джон Штернберг назвал ее vixen). Она установила на этой папке код — один из тех, с которого начал свое обучение Алан. И довольно улыбнулась — попробуй открой... Хотела было радостно уйти, но уже перед самым уходом ее осенило. У него ведь наверняка осталась дискета, с которой он переписал эти игры. Обнаружив код, он на следующий день снова притащит дискету и продублирует файл. Она вернулась, снова включила систему и набрала драйвер, стирающий информацию с дискеты, если на ней есть ключевые слова «ниньзя», «динозавры». И лишь после этого, довольная, побежала на встречу с Сергеем.
А он уже успел договориться со Шмидтом, и тот за семь тысяч баксов взялся сделать «луковый фуллерид». Сначала он сопротивлялся, узнав, что металл — не щелочно-земельный. Но, бросив крупинку празеодиума в воду, увидел, что она легко растворяется, превращаясь в щелочь, и согласился. Что касается «луковой» конструкции, то она его самого заинтересовала, и он стал придумывать, как запихать одну сферу в другую. Наконец решил сделать две одинаковые половинки и склеить.
Проблемы возникли с проводочками. Такие проводочки, и то только серебряные, делали лишь в Томилино. Это привело к новой задержке на неделю. Сергей не раскрывал долгое время Натэлле еще один повод для беспокойства. Дело в том, что ему очень не понравился кашель Шмидта. Этот худой высокий человек непрерывно курил и при этом кашлял так, словно хотел вывернуть наизнанку свои легкие и выбросить их. Но руки у него работали великолепно. Особенно когда он вынул из печи блестящие, словно стеклянные, шары.
— Вам надо найти где-то рентгеноскопическую установку. У нас здесь в институте была одна и вышла из строя. Надо убедиться, что эти шары действительно состоят из фуллеренов с нужным количеством вершин. Режим я задал как раз для таких фуллеренов. Но действительно ли они получились — надо проверить.
И Сергею пришлось носиться по институтам академии, искать лабораторию рентгеноскопии и убеждаться в том, что искусство Алексея Осиповича было безукоризненным. А потом снова везти эти драгоценные шары в Электроугли для того, чтобы больной умелец провел второй сеанс алхимии — легирование фуллерена празеодиумом.
И снова рентгеновский контроль — теперь уже точности расположения атомов празеодиума в межузлиях фуллерена. А заодно и соответствие расстояний в кристаллах, рассчитанных Натэллой.
Но самое сложное началось потом. Вооружившись особым оптическим прибором, одеваемым, как очки, на глаза и увеличивающим в несколько десятков раз, Алексей Осипович специальным микропаяльником стал вручную припаивать проводочки к вершинам кристаллов.
Сергей, который сам мог сделать очень тонкую и ювелирную работу, был восхищен. Но Шмидта часто прерывал затяжной кашель. Как правило, покашляв минут пять, он вновь приступал к уникальной операции. Но иногда ему приходилось вставать и выходить на свежий воздух. Он возвращался оттуда минут через двадцать совершенно бледный и снова садился за кристалл. Только поздно вечером Сергей получил свою фуллеридную антенну. Шмидт заранее заготовил очень удобную картонную коробку, внутри которой специальными упорами сферический кристалл закреплялся неподвижно.
В этот же день, возвращаясь из «греческого зала» (так народ прозвал отделение институтской столовой, где обедали начальники института и отделов), Натэлла увидела, что все сотрудники центра столпились у компьютера Николая Яковенко. Заметив ее, они быстро разошлись по своим рабочим местам. Натэлла не говоря ни слова зашла в свой кабинет. Хотя она поняла, что первый акт задуманного ею спектакля под названием «Обучение малолеток» прошел успешно, решила не подавать вида, что это касается и ее.
На следующее утро позвонил радостный Сергей:
— Наточка, я тебя целую. Фуллерен у меня. Только сейчас я тебе его не привезу. Я всю ночь сидел на станции, ждал утренней электрички. А дальние поезда все проскакивали. И спать не мог, так я был рад. Ты уж прости, ложусь отсыпаться...
Ура! У них в руках «гиперболоид инженера Гарина». Конечно, к нему еще надо приделать Сережин сканирующий лазер, печатную плату с микросхемами. Потом будет захватывающая минута: неужели на экране осциллографа они увидят волны, пришедшие из космоса, из кладовой человеческих душ под названием «квазистабильная оболочка радиационного пояса Земли»? А потом... На лице Натэллы радостное выражение сменилось задумчивым. Ведь нужно начать расшифровывать их. И это в сто раз, нет, в тысячу, нет, в миллион раз сложнее, чем все те коды, в которые они играли с Аланом в Ролли.
Вечером они планировали с Сергеем, как быстрее собрать фуллеренную антенну, и опять получалось, что она ему в этом — не помощница. Нужно разработать и изготовить печатную плату — раз. Припаять к ней кристалл. Стоп-стоп! А как паять проводочки, которые тоньше паутины. Нужно где-то достать такие очки-микроскопы, которые есть у Шмидта. Нужно найти где-то такой же иголочный паяльник.
Сергей схватился за голову: почему он не спросил об этом у Шмидта? Теперь опять придется ехать к нему. Настроение у него не то чтобы испортилось, но заметно потускнело.
— Сереженька, но ведь это не к спеху. Ты пока закончи свой лазерный сканер.
Сергей посмотрел на нее. Какая-то внутренняя деликатность не позволяла ему сказать, что кашель Шмидта ему очень не нравится и с точки зрения их эгоистических интересов лучше было бы не откладывать, а то еще уложат того в больницу.
— Может быть, позвонить ему? — спросила Натэлла.
— Его не подзывают к телефону. У них московский только у начальства. А он — кто такой? Простой рабочий. Даже не м.н.с.
Впрочем, про себя Сергей решил, что, действительно, можно взять передышку с этими поездками в медвежий угол Московской области, пора наконец начать делать сканирующее устройство. Тем более что, как он понял после долгих размышлений и особенно имея в руках готовый фуллеренный кристалл, понадобится их, как минимум, два, чтобы подсвечивать его с двух противоположных сторон. А может быть и три, расположив под углом 120°. А это три оптические системы.
У Сергея перехватило дух от азарта. Натэлла почувствовала, что он даже забыл о ее присутствии. Это ее задело. Она придвинулась к нему и прижалась боком. Сергей улыбнулся, обнял ее, поцеловал... Но все равно его мысли были не с ней. «Связалась с каким-то чокнутым. Если я сейчас уеду, он даже не заметит. Назло ему не уеду».
Но Сергей уже засел за свой письменный стол и стал рисовать эскизы установки. Натэлла приняла душ и решила лечь в постель. Когда она проходила мимо, он оторвался, не вставая со стула, притянул к себе. Она села к нему на колени.
— Ну ладно, черти, а я пошла спать.
Он поглядел на нее такими благодарными глазами, что ей стало смешно.
— Ненормальный! Ты у меня не-нор-маль-ный! — И, последний раз поцеловав его, нырнула под одеяло...
Проснувшись, обнаружила, что Сергей так и не ложился. Но и в комнате его не было. Она вскочила и увидела, как в кухне, приладив тиски к столу, он с взъерошенными волосами аккуратно выпиливает из металлической пластинки какую-то детальку.
Ей до невозможности захотелось, чтобы он ее обнял, но она побоялась испортить эту детальку и вернулась одеваться для пробежки.
…После работы, проверяя сервер, Натэлла заметила у Яковенко листинг программы по снятию кода. Она внимательно прочла программу и поставила внизу жирную двойку. Игра в кошки-мышки продолжалась
...Удобно усевшись в служебную машину, Натэлла поехала на Авиамоторную к Сергею. Тот спал на диване не раздевшись. На столе стоял каркас одного из двух (или трех?) лазерных сканеров, а рядом лежало несколько листков с набросками макетов печатных плат. На календаре было написано:
«1. Достать сервомоторы.
2. Заказать печатные платы.
3. Продумать оптику.
4. Изготовить оптику.
5. Съездить в Электроугли за микроскопом и игольчатым паяльником (может, заказать еще пару фуллеридов? — обсудить с Н.).
6. Достать двухлучевой осциллограф.
7. Подумать о приобретении личного компьютера.
8. Достать микросхемы.
9. Изготовить и собрать печатную плату.
10. Собрать всю установку в целом.
Срок — 31 августа 1990 года».
Натэлла вспомнила, что точно так же каждое утро садился за свой письменный стол Алан, проверял, что выполнено за вчерашний день, и писал программу на текущий, на неделю, месяц. Различие с Сергеем было лишь в том, что для Алана это была регулярная привычка, как чистить зубы, мыть руки. А у Сергея — продумывание плана действий лишь по одной, наиболее важной для него деятельности.
Как ей ни жалко было Сергея, не спавшего всю ночь и так смешно сопевшего во сне, оставаться без общения с ним так долго было невыносимо. Она не очень осторожно уселась на диван рядом с ним, и Сергей тут же проснулся. Глаза у него сразу заблестели, как будто и не было сна. Он уселся, обнял ее.
— Ты знаешь, сегодня ко мне заходит Тюняев и сообщает, что с первого июня нам с ним Африкантов повысил оклад до пяти тысяч у.е. Это так теперь именуются доллары.
— Здорово. Еще бы и нам подняли.
— По-моему, у самого Африкантова оклад давно перевалил пятизначное число. Я думаю, что главное в рыночных преобразованиях — боссам нужна возможность самостоятельно устанавливать самим себе оклады.
— Ну, ладно, проживем пока на твою зарплату. А когда все утрясется, глядишь, и мне опять начнут платить «по труду».
— Деньги нам нужны не только на жизнь, но и чтобы реализовать нашу цель. И много. Только никакими махинациями я с Тюняевым заниматься не буду. Не могу. И не хочу. Я даже вернула ему ту часть, которую он подарил мне при обмене его рублей на доллары в Центробанке. Он, конечно, заартачился, но я просто положила ему на стол и ушла. Я иногда чувствую, как вербуют своих агентов наши разведчики. Но говорить все время «нет» тоже нельзя.
Сергей улыбнулся:
— Наточка, так это же твое любимое занятие — игра ума! Давай докажем ему, что мы умнее. Не может быть так, чтобы гроссмейстер проиграл принципиальный матч второразряднику.
Натэлла задумалась... А ради чего ей нужно работать в этой конторе, ходить по лезвию ножа? Ну, хорошо, деньги. Это серьезный аргумент. Рядом Сергей, по сути дела, в соседнем здании. Это тоже аргумент. Но есть что-то другое, более важное... Она представила себе, как она будет уходить... И вдруг поняла: да она же заложница. Заложница Африкантова. Он ее не отпустит. Пока она работает у него, все в порядке. Но если вздумает уходить, он явно сделает так, чтоб ей стало плохо. Значит, дело не только в Тюняеве. В болото темных махинаций ее постепенно засасывает именно Африкантов, и ей необходимо выстроить такую стратегию, чтобы не вымараться в этом болоте. Или сбежать. Но куда, как? И как быть с Сережей? Бежать надо вместе. Значит, все бросить? Нет, пока конкретной угрозы нет. Банк действует вполне легально. Деньги туда переводятся тоже формально правильно. Стоп! Надо наладить их прозрачный учет. Это в ее руках. Организацией системы учета и прохождения денег через банк занимается она. Тюняев в этом профан. Но она тоже не бог весть какой профессионал. Двухмесячная стажировка в Ролли-банке — это такой пустяк. Необходимо срочно начать осваивать банковское дело.
Впервые в жизни Натэлле предстояло заняться делом, к которому ее явно не тянуло. Но выхода не было. Что ж, Жоресс Федорович, вы еще пожалеете, что связались со мной. Деньги к вам будут течь рекой. Но ни одну копейку не сможете взять так, чтобы это не было задокументировано. И это еще не все. Нужны коды. Конечно, формально от жуликов-хакеров. Но не только от них. Главное — от этих беспринципных, жадных людишек, и в первую очередь от самого Африкантова. Эти коды должны иметь двойное или даже тройное дно. Пусть коды первого уровня знают Африкантов и Тюняев. А вот второй уровень будет знать только она одна. И при необходимости именно им она заблокирует все коды первого уровня. И тогда посмотрим, кто чей заложник. «Видит бог, Жоресс Федорович, я ничего против вас не имею. Но так распорядилась судьба, что пересеклись наши дороги. И не я тому виной, что вы решили построить свою жизнь на обкрадывании людей. Ну что ж, а ля герр комм а ля герр»*.
...Во вторник не успела Натэлла войти в кабинет и включить компьютер, как к ней постучался Яковенко. Она сделала вид, что удивлена его появлением. А сама начала судорожно искать на дисплее файл под названием Plays.
— Извините, Натэлла Эдуардовна, но я открыл код...
— Какой код? — опять деланно удивилась Натэлла, но уже догадалась, что игра окончена: файл открывался простым нажатием мышки.
Натэлла искала листинг с программой взламывания кода. «А-а, вот!» Программа занимала всего треть листа. Она впилась в него взглядом. Николай придумал новый для нее и очень интересный алгоритм. «Здорово!» — подумала она. Если б Николай не зашел к ней, а она обнаружила программу, как в первый раз вечером, то обязательно поставила бы пять с плюсом.
— Вы что кончали, Николай?
Натэлла с интересом разглядывала долговязого очкарика. На лице его, таком сером все последние дни, появился румянец.
— Мехмат университета, — выдохнул он. — И еще… я хочу пообещать вам, что больше не буду загружать наш компьютер посторонними программами. И... меня тут все просили передать, что никто этого делать не будет. И этот файл я сотру, только...
Натэлла молча слушала. Внутри нее оркестр исполнял марш из «Фауста».
— Только разрешите, прежде чем стереть, переписать на дискету. А то я должен вернуть ее приятелю, который мне ее дал.
Натэлла конечно понимала, что у приятеля все эти игры есть на винчестере и что он вполне обойдется без этой дискеты. Но щепетильная честность Николая ее окончательно обезоружила. Без ее вмешательства Николай не сможет переписать диск, так как установленная ею блокировка снова все сотрет. Конечно, можно продлить игру и заставить Николая отключить и эту ее блокировку, но это уже было бы слишком.

—————————————————————
* «На войне как на войне» (фр.).

Она молча вытащила из ящика стола дискету, вставила в свой компьютер, отключила драйвер и переписала файл Plays на нее. Потом протянула дискету Николаю. Конечно, она и сама могла стереть этот файл, но сидящая в ней vixen решила предоставить возможность это сделать ему самому.
На лице Яковенко сияла такая же улыбка, как и у Сережи, когда у него что-то получалось:
— И еще... у меня сегодня день рождения. Можно после работы мы отметим его здесь, в лаборатории... С вами...
Вообще-то Натэлла запретила всякие чаепития. Но на сей раз согласилась. Усмехнувшись про себя, она вспомнила рассказ доктора Джона о том, как олени сражаются за власть над стадом. И поняла — «стадо» признало ее вожаком не только по должности, не только по знаниям, но и по характеру.
Вечером, когда они уселись своим небольшим коллективом вокруг трех сдвинутых столов, один из сотрудников опасливо вытащил из сумки бутылку «Столичной». Все глянули на Натэллу. Если б она сказала «нет», он бы тут же убрал ее и они чокались бы чашками с чаем. Натэлла первая протянула свой стакан:
— Только чуть-чуть. А вообще… закажите через хозчасть рюмки, бокалы и чайный сервиз. А то мы как в походе...
Обстановка окончательно разрядилась. Все осознали, что эта молчаливая красивая женщина, которая принимала их на работу путем жесткого конкурса и ни о чем почти не говорила, кроме дела, которую они побаивались и боготворили, — одна из них. Такая же, как они, только талантливее. «Все-таки я правильно сделала, что вернулась из Америки. Что там знают про нас? Имеют дело только с Африкантовыми, Тюняевыми, Маркеловыми. А на самом деле элита страны — это вот такие ребята. Как здесь, в вычислительном центре. Как в Сережиной компании. Как в альпгруппе Миши Коловертнова, с которой она опять не сможет пойти в этом году, хотя Миша обещал маршрут такой сложности, что всем им должны присудить сразу мастеров спорта...»

МОЖНО ЛИ СОВЛАДАТЬ СО СТЕРВОЙ?
Вернувшись домой (однокомнатную квартиру Сергея она давно уже воспринимала как свой дом), она навела в нем тот порядок, который был удобен ей, и поделилась своими мыслями с Сергеем. Тот в последнее время почти не бывал на работе, окончательно засев за свой сканер. Правда, периодически выезжал то на Митинскую радиобарахолку, то по друзьям в других институтах за комплектующими. Но на сей раз с удовольствием оторвался от своей «ювелирной мастерской», сооруженной на письменном столе, чтобы отвести душу, и она с интересом его слушала.
— Понимаешь, у них там в Америке Линкольн умудрился создать такую систему, при которой главной ценностью считается продукт интеллекта. Вот нам всю жизнь талдычили: все в стране сделано трудом, людьми труда. Все остальное — искусство, наука, сервис, — все является как бы украшением, как бы дополнением к труду. Нет труда — нет хлеба, нет домов, нет транспорта, нет тепла, нет одежды. Значит, ценность всех продуктов заложена в том труде, который затрачен на их производство. Затратил больше труда — значит, продукт дороже. Меньше труда — дешевле. Так учил Адам Смит, так учил Карл Маркс. Это была аксиома, и ее никто не собирался отрицать. Недавно у нас издали Алданова — был такой эмигрантский писатель, друг Бунина. Так у него один из героев говорит, что законы Маркса — это такие же законы природы, как закон Кулона или Максвелла. Но это колоссальное заблуждение. Глобальный софизм. Прежде чем начать изготавливать телевизор, его надо изобрести. Прежде чем начать разрабатывать месторождение, его надо открыть. То есть все, что изготавливается руками, сначала должно быть изобретено. Кстати, и делать их можно не человеческими руками, а манипуляторами, роботами, обученными животными. Так в чем же ценность продукта — в том поте, который был пролит при его изготовлении, или в тех мегабайтах информации, которые выдал мозг, придумывая его? И вот в Америке, может быть, без глубокой теоретической проработки, а просто исходя из гениальной интуиции, была придумана система, которая оценивала продукты деятельности людей не по израсходованному на них труду, а по количеству затраченного интеллекта. Поэтому у них элита создается интеллектуалами, а не полуинтеллигентами, как у нас. Поэтому они, не превосходя нашу страну по числу талантливых и образованных людей, обеспечивают уровень жизни во много раз более высокий, чем у нас.
Пока он произносил перед ней весь этот научный доклад, она успела приготовить ужин.
— Кстати, имей в виду: я сегодня выпила. — И она рассказала ему про всю эту историю с Яковенко. — Ну, теперь ты понимаешь, что я — vixen. И зря ты со мной связался. У тебя еще есть время передумать, — она намекнула на то, что в загсе им назначили регистрацию через месяц после заявления.
Сергей улыбнулся:
— Ну, по отношению ко мне ты никогда не была стервой, — он почему-то абсолютно так же, как и она, перевел это полуцензурное английское слово.
— Ты напрасно так уверен, — зацепил он своим ответом самолюбие Натэллы. — Знаешь, как я в Америке мечтала тебя помучить после возвращения?
— За что? — удивился было Сергей. Но его бесконечная душевная интуиция тут же нашла ответ, и он стал оправдываться: Мы ведь были знакомы до твоего отъезда всего несколько дней. И все время говорили о деле. Я для тебя существовал только как деловой партнер. Вот и решил — не по переписке же объяснять, что я на самом деле чувствую.
— А про Офелию тогда зачем написал?
Сергей покраснел:
— Ну... ну... плохо мне стало тогда... И никого в мире... кроме тебя.
— Хоть бы слово раньше... Хоть бы одно слово.
«Тогда бы не было Алана», — подумала она и даже прикрыла рот ладошкой — чуть было не проговорилась.
Сергей почувствовал, что за этими словами скрывается больше, чем просто обида на его невнимательность. Но ему не хотелось ворошить старое. Он только засопел и стал молча поедать приготовленные оладьи. Настроение у обоих было испорчено. И тут Натэлла, не дав ему доесть, забралась к нему на колени, обняла и стала целовать в глаза, в нос, в губы:
— Сереженька, у меня нет никого на свете дороже тебя. И я тебе обещаю, что с тобой я никогда не буду стервой. Не смогу... Я столько раз пыталась, а у меня все сразу срывается... Из-за твоих длинных ресниц...
— Я тебя так люблю, Натуль… У меня никого нет на свете, кроме тебя…
Через две недели Сергей демонстрировал ей установку, в которой лазерный луч пробегал свой короткий путь справа налево и назад, каждый раз опускаясь на доли миллиметра. А потом снова поднимаясь вверх. Это было чудо искусства.
Но когда она потом лежала в постели, глядя в потолок, вдруг у нее мелькнула мысль: «Все это можно сделать элегантнее и проще. А главное — эффективнее». Она вовсе не была уверена в том, что механический привод обеспечит ту частоту сканирования, которая им нужна. К тому времени появились сообщения о том, что на смену сканирующим телевизорам идут цифровые. Значит, и облучение фуллеридного кристалла надо делать не одним сканирующим лучом, а цифровой матрицей когерентных лучей.
«Как же я ему все это скажу? Я ведь две недели назад обещала не быть стервой! Сереженька, бедный... Но я не могу, я не хочу иначе. Мы же договорились, что все должно быть изящно».
Чтобы хоть как-то смягчить удар, она решила взять на себя хотя бы частично продумывание технических вопросов. Поехала в Ленинку. Но там обещали подготовить литературу только через три дня. А пока он начнет делать следующую установку. Она помчалась на Кузнецкий мост, в Публичку. С благодарностью подумала о Тюняеве, который побеспокоился обеспечить ее служебной машиной. В Публичной библиотеке заказ тоже приняли на завтра, зато на стеллажах в научно-техническом зале она нашла в журналах нужные ей статьи. Из них вытекало, что при создании перфоратора для лучей лазера можно использовать жидкие кристаллы. Их коэффициент преломления меняется под воздействием приложенного напряжения. Значит, расположив капиллярные трубки с жидкокристаллическими полимерами под прямым углом, можно получить любую комбинацию лучей на выходе матрицы. И не надо ничего сканировать. Не надо механически поворачивать сам лазер.
Натэлла набросала эскиз. И вдруг ей пришла в голову гениальная мысль: зачем Сереже говорить про то, что его установка плоха? Она просто положила этот эскиз ему на стол со всеми необходимыми пояснениями и не говоря ни слова поцеловала его и уехала в банк. И опять — не успела войти в кабинет, как залился телефон. Она схватила трубку.
— Здорово, Натэлка, мне понравилось! Какой же я был дурак, как мне раньше-то в голову не пришло!
— Мне тоже. Ну ты понял теперь, что связался со стервой?
— Мне нужна только такая. А знаешь, как жалко ломать уже готовую установку?
— А ты не ломай. Может, еще пригодится.
На другом конце раздался глубокий вздох...
А вечером Натэлла увидела на календаре Сергея зачеркнутую дату «31 августа...» и под ней новую — «14 сентября 1990 года».
В стране и мире меж тем бурлили важные события. В Китае студенты вышли на площадь и заплатили за это своими жизнями. На Ближнем Востоке американцы готовились продемонстрировать миру, как надо воевать в XXI веке. А в Союзе бурным маршем шагал парад суверенитетов. Очевидно, совсем лишившись здравого смысла, к нему подключился Верховный Совет РСФСР. А может быть, все было сделано сознательно, чтобы развалить Союз? Сергей бурно высказывался по этому поводу. Натэлла чисто по-женски воспринимала это как борьбу амбиций Африкантовых, занимавших высшие должности в стране.
Тюняев продолжал фонтанировать идеями. Предложил продавать депозиты банка частным лицам с годовым начислением в сто процентов. Натэлла пыталась протестовать, уверенная в том, что обеспечить такую прибыль, не вкладывая средства ни в какое реальное производство, банк не сможет. Африкантов принял компромиссную цифру в восемьдесят процентов. Это тоже была афера, но зато позволяла банку в короткий срок удвоить основные средства. Тюняев же протолкнул идею заменить обычные стекла на окнах на бикарбонатные и сделать отдельный вход в банк по евростандартам. А еще создать пакет плакатов, подготовленных на гигантском плоттере, о перспективах развития сейсморазведки месторождений с целью удвоения в ближайшее десятилетие разведанных запасов углеводородов. Затем началась эпопея с рекламной кампанией в средствах массовой информации и особенно на телевидении. Потом забрезжила мысль открыть сеть пунктов обмена валюты по Москве, заказать (причем обязательно в Италии) проект нового корпуса Геобанка, открыть филиалы за рубежом, в офшорах.
Натэлла чувствовала, что все эти идеи все глубже погружают фирму в пучину обмана и ненадежности, но как-то повлиять, изменить ход событий уже не могла. Африкантов совсем забыл об идее Ассоциации. Для него сейчас главным стало желание накопить побольше денег в банке. Особенно ему импонировало открыть филиалы в офшорах. В этом случае деньги, получаемые от продажи нефти и газа, не проходили бы через таможню (хотя она и так была почти как промокашка), а сразу выводились из-под любого контроля.
В июле Натэлла с Сергеем расписались в загсе. Она настояла, чтобы никакой свадьбы не было, и Сергей согласился с ней:
— Наточка, милая, делай как хочешь. Я тебя все равно буду любить всю жизнь.

КОНСПИРАТОРЫ
Изготовление матричного сканера на жидких кристаллах оказалось весьма сложным делом. Сергей попытался заказать его на заводе калькуляторов — те как раз освоили цифровые дисплеи на таких кристаллах, но они такие длинные капилляры не делали. Ему пришлось изменить конструкцию, придуманную Натэллой, чтобы использовать типовые элементы. Натэлле такая конструкция еще больше понравилась — она напомнила ей детскую мозаику-конструктора причем в миниатюре.
В принципе Сергей мог бы собрать такой сканер сам, но решил, что лучше заказать тем, для кого сборка цифровых дисплеев — профессия. Тем более что попросили всего по двести долларов за штуку. Сам же он сосредоточился на изготовлении платы управления всеми тремя сканерами. Все это затягивало изготовление блока в целом. Дата — 14 сентября, которую Сергей наметил как крайнюю, снова передвигалась. Скорее всего блок будет готов лишь к началу ноября.
В эти дни Натэлла получила письмо от доктора Джона. Он послал статью от их имени в журнал «Физикс», и та уже принята к печати. Одновременно он сообщал, что, по его расчетам, с наибольшей интенсивностью радиосигналы из радиационного пояса Земли возвращаются в ту точку поверхности, откуда они были излучены. По мере удаления от этой точки амплитуда быстро затухает и уже на расстоянии пятисот метров падает на порядок. Затем, примерно в радиусе сорока пяти километров, она вновь увеличивается, но всего на одну треть от первоначальной амплитуды. Далее такие всплески продолжаются через каждые сорок пять километров, уменьшаясь при этом в  раз.
В конце письма Штернберг сообщал, что чувствует себя гораздо лучше и вернулся из госпиталя домой. И что Сара тоже передает ей привет.
Натэллу очень заинтересовало сообщение профессора. Она сразу же бросилась проверять его расчеты, которые он приложил к письму (с шутливой припиской: «Надеюсь, вы вернете их назад сокращенными до полстраницы»). Результаты многое объяснили: почему именно в парке Гомеля ей почудилась мамина (а она почему-то была уверена, что мамина) радость и почему в верховьях притока Вилюя Сергею приснились его удивительные сны. Мысли возвращаются туда, откуда они были излучены в магнитосферу. Значит, тайну гибели Сережиной мамы нужно искать там, где ему приснились его сны.
Натэлла долго сидела над выкладками Джона. Пока никаких ошибок. Да и какие могли быть ошибки? Физически это естественно. Именно волны из данного места нарушили стабильность квантовых состояний протонных и электронных трубок. Значит, именно сюда они должны вернуться на место. Ведь в атоме фотон излучает тот электрон, который был выбит сторонними причинами со своей стационарной орбиты. Проверив все, Натэлла по заведенной еще со студенческой скамьи привычке, убрав листки, начала сама все выводить сначала. Вывод был тем же самым. Она чуть не подпрыгнула от радости.
Сергей в этот день уехал наконец в Электроугли — узнать у Шмидта, где можно достать микроскопы-очки и микронный паяльник. А заодно попробовать заказать еще пару фуллеридных кристаллов в запас. Порошок празеодиума был почти не израсходован, а деньги для изготовления у них появились.
Он вернулся не очень поздно с рюкзаком на плече и сумрачным лицом:
— Шмидт умер. У него была последняя стадия рака легких, но он так и не бросил курить и до последних дней, превозмогая боль, выходил на работу. Какой человек был, а? Сослуживцы позволили мне забрать все его инструменты. Говорят, что они им не нужны. Но вот чудо-печь, главное его изобретение, они успели разобрать. Оказывается, он использовал в ней специальные углеродные теплозащитные плитки. Они их никак не могли раньше сделать. А он сделал, но им не сказал. Сейчас их засекретили: нужны для космоса. Наверно, кто-нибудь опять станет академиком, — горестно закончил свой рассказ Сергей.
Говоря все это, он выложил из рюкзака на стол очки-микроскопы, игольчатый паяльник, уникальные наборы микролобзиков, отверток, тисочков и других инструментов.
— Его уже похоронили?
— Две недели назад. Я сходил на кладбище, положил цветы. Думаю, что его роль в раскрытии тайны Элисия* ничуть не меньше чем наша.
— А я получила письмо от доктора Штернберга. Оно пролежало у тети Тани несколько дней. Наверно, мне чаще надо заезжать на свою квартиру. Хотя бы за почтой.
— Что пишет?
— Что приняли в престижном журнале «Физикс» нашу с ним статью. Но самое главное — он доказал, что излученные в магнитосферу волны возвращаются как раз в то место, откуда они были излучены...
Сергей вытаращил глаза:
— Серьезно? — и начал ходить туда-сюда по их малогабаритной комнате. Потом сел на стул перед ней, заулыбался своей новой, без грустных глаз, улыбкой и спросил:
— А ты проверила? Там нет натяжки? — и взял листки с ее выкладками.
— Нет, тут я пас. Все эти «эрмитовы», «бра», «кет», «собственные», «коммутативные», «некоммутативные»... Мне надо ими пропитаться, чтобы они вошли в мое мышление. Давай лучше я тебе поверю. Но знаешь, это здорово... Плохо только, что у нас всего один кристалл. Где теперь найдешь такого умельца?
— А ты?
— Но представляешь, что это значит? Я должен все бросить и начать осваивать новую профессию.
— А что, может быть, когда мы используем по назначению этот кристалл, тебе и придется.
— Ну, тогда другое дело...
Натэлла не выдержала, обняла Сергея и спросила:
— Ты, надеюсь, все еще веришь, что мы все сделаем? И этот твой академик пусть знает — мы вытряхнем его душу наружу... Я этого хочу, Сереженька, больше всего на свете...
В начале ноября Сергей закончил собирать антенну. На стеклотекстолитовой подставке, выпиленной в виде правильного шестиугольника, в центре стоял черный блестящий кристалл Шмидта (они его иначе теперь и не называли). С трех сторон на него были нацелены три рубиновых лазера. Между лазерами и кристаллами располагались три оптические системы, состоящие из линз и цифровых рассекателей лучей на жидких кристаллах. Под кристаллом Шмидта была печатная плата, к которой он крепился тысячами припаянных микронных проводочков и синтетическим клеем. На плате симметрично располагались прямоугольники микросхем. На трех незанятых лазерными установками гранях шестиугольника вертикально крепились печатные платы блока питания, управления яркостью лазерного луча и жидкокристаллическими матрицами. От них шли три провода — один для включения в сеть и два для подключения к осциллографу, либо к модему связи с процессором компьютера.
Особую красоту прибор получил тогда, когда Сергей подключил его к сети и начал специальным пультом управлять включением рассекателей на жидких кристаллах. Он даже специально выключил свет. Красные рубиновые лучи рассекались на десятки тысяч маленьких лучиков и с трех сторон освещали черно-блестящий кристалл. От этого он засиял какими-то таинственными красными отблесками. Они переливались, образуя волнующую мелодию цветоустановки. Натэлла вспомнила Чюрлениса — когда-то еще в школе они ездили на экскурсию в Каунас и были в его музее. Там она впервые услышала о том, что мелодии можно переносить на холст.
И еще ей пришла на ум детская сказка про волшебную лампу Аладдина. Лампу, которая приносила их обладателям удачу. Она посмотрела на Сережу. Он тоже стоял, восхищенный своим творением. Ей захотелось сказать ему, что это его волшебная лампа. Но вместо этого произнесла, вздохнув:
— А теперь начинается самое трудное. — И подумала: «Научить эту лампу творить чудеса».
Сергей посмотрел на нее и произнес именно эти слова. Потом продолжил:
— Давай отложим на завтра. Пусть сегодня у нас будет небольшой праздник.
Затем начались недели бессмысленных блужданий в потемках. Сначала, правда, все вроде складывалось удачно. Когда они подключили шнур антенны к осциллографу, на нем действительно появились какие-то беспорядочные колебания с максимальной амплитудой порядка десяти микровольт. Это было меньше, чем по расчетам доктора Джона. Но все-таки было. Ясно, что искать в этих беспорядочных осциллограммах какой-то смысл в городе было бесполезно. Если они были действительно отражениями радиоволн, излучаемых от магнитосферы, то в городе их должно быть бесчисленное множество. Нужно перенести исследования куда-то в глухой уголок. Сергей предложил купить дом в той деревне вблизи Фирсановки, где они катались на лыжах. Под Москвой еще не начался дачный бум, и купить заброшенный дом по дешевке не составляло проблемы.
— Только придется минут по сорок каждый день тащиться на электричке туда и обратно. Да еще два километра пешком от станции.
— Может, и не придется... — загадочно ответила Натэлла.
Сергей вопросительно глянул на нее. Она усмехнулась:
— Мне Тюняев предложил съездить в один кооператив, который по дешевке сбывает изношенные японские машины. Но они по японским меркам изношенные, а по нашим — лучше новых. Я вообще-то отказалась — противны мне все эти его махинации. А сейчас подумала, что зря.
— Но ведь я не умею водить!
— Зато я умею. У меня даже есть американские права.
Сам не понимая почему, Сергей от этой информации не пришел в восторг:
— Вас там, оказывается, обучали не только на электронно-вычислительных...
— Ну, понимаешь, американцы вообще не знают, как можно жить без машины, — смутилась Натэлла. Но что делать, воробей был выпущен. — Тебе тоже придется получить права. Это не так сложно. Зато у нас проблем поубавится.
На следующий день Натэлла сообщила Дмитрию Тюняеву, что передумала, и он, радостный, повез ее в гараж кооператива.
Каких только машин там не было! И полюбившаяся ей в Америке «тойота», и «БМВ», и «вольво», и даже наши — «Нива», «восьмерка» и «девятка».
— А эти-то откуда? Тоже из Японии?
Тюняев загадочно посмотрел на нее и улыбнулся.
— А права-то у вас есть, Тэлла? Если хотите, они мигом сделают.
— У меня американские...
— Ну, какие проблемы! Тогда это вообще раз плюнуть.
Натэлла решила приобрести «Петрол». Этот «джип» хотя и был дороговат, зато для тех дорог, что вели в их деревню, подходил как раз. К тому же в нем можно было перевозить довольно большой багаж.
Сервис был на самом высоком уровне. Машину не только тут же зарегистрировали и выдали номер, но и переделали американские права на местные. И все это за пару сотен долларов дополнительно.
Назад Натэлла привезла Тюняева в Геобанк сама. Про себя отметила, что огромная Москва — это не Ролли. Даже далеко не Ролли.
— Кстати, где вы собираетесь ставить машину на ночь? У подъезда не советую: сразу разденут или искорежат... У нас ведь все — Деточкины. Лучше пока оставляйте в гараже института. И быстрее приобретайте гараж. Сейчас есть такие — «ракушки». Хотя этот бронтозавр туда не войдет. Да, проблема... — задумался Дмитрий. И Натэлла поняла, что он обязательно придумает выход из положения. Это тебе не финансовые проблемы банка. Но Сергей предложил другой вариант, когда она вечером прикатила на Авиамоторную на новеньком «джипе»:
— Давай лучше все погрузим в него и поедем в Фирсановку. Там оформим купчую на дом. Пусть даже недооформим. Председатель сельсовета — отличный мужик, я его давно знаю, с тех пор, как мы ездим туда на лыжах. Он нам даст ключ от дома, мы там переночуем, а наутро ты вернешься на электричке, а я останусь доводить оформление купчей и налажу установку.
На самом деле все получилось еще лучше, чем они ожидали. Дом на окраине деревни был в достаточно сносном состоянии, но главное — во дворе стоял металлический гараж. Хозяйка недавно умерла, а дети поручили председателю продать дом всего за пятнадцать тысяч рублей. Учитывая, что на черном рынке цена доллара здорово подскочила, молодоженам это обошлось всего в тысячу долларов.
Внутри дома все стояло аккуратно, даже занавесочки еще висели на окнах и посуда после поминок была оставлена, правда непомытая. Сергей растопил печь, и они удобно устроились на кровати.
Остаток 1990 года не принес особого продвижения вперед. По сути дела, шла лишь кропотливая подготовка. Сергей получил права автолюбителя, возле его дома установили гараж. Машину оборудовали современной кодовой защитой. Приобрели и установили в деревне новенький компьютер. Кстати, Натэлла настояла на том, чтобы ни об этом доме, ни о создаваемой в нем лаборатории никто, даже самые близкие друзья, не знали. При этом она учитывала, между прочим, и Маркелова. Ясно, что когда-то они должны будут обнаружить свои намерения, и у них должна быть укромная берлога, где они могли бы укрываться. Впрочем, оба они отдавали себе отчет в том, что угроза им может исходить со всех сторон — не только от Маркелова. Весьма опасна была и игра с Африкантовым. Когда вновь начался лыжный сезон и на другом конце села опять стала собираться веселая компания слаломистов, никто из них даже не подозревал, что здесь есть и дом их товарища. Сергей как-то заметил, невесело усмехнувшись:
— Ну вот, мы начали осваивать новую профессию — конспираторов.
Натэлла глянула на него невидящим взором. Ее вот уже несколько дней мучил вопрос: а что, собственно, мы хотим обнаружить с помощью своей антенны? Мы ведь хотим отделить все, что думал и переживал один человек, от того, что думает и переживает другой. Так, допустим, мы это сделаем. Ну, а что при этом обнаружим? Человеческие мысли? А что это такое? Толстой, Достоевский изображали человеческую душу как бы состоящей из слов. Когда Толстой описывал, что думала Наташа Ростова на балу, он передавал ее мысли словами. Словами, которые она говорила сама себе. То же делали и другие его герои. Как и герои Достоевского. Допустим, мысли состоят из слов. И нам надо научиться расшифровывать слова. Так же, как это делает радиоприемник — он радиоволны превращает в слова.
Все правильно. Их задача — создать радиоприемник, который воспроизводит зашифрованные в сигналы и отправленные в среду, окружающую Землю, слова... Нет, что-то здесь не так! Ведь Сергею приснились не слова. Ему приснилось ощущение радости, ему приснились лица маминых сослуживцев. Да и она тогда, в Могилевском парке, была поражена не словами, а чувством — чувством счастья видеть поля, цветы, небо. Значит, в этом неведомом колумбарии душ таятся не только слова, но и чувства. И тоже записанные в виде радиосигналов. И они тоже попадут в их антенну. И их тоже надо будет расшифровать — зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные образы. Да, человеческая душа — гораздо более сложный объект, чем книга. Это еще и музыка, и запахи, и еще бог весть что... Натэлла вспомнила, как она проснулась в то страшное утро в поезде оттого, что заболело сердце. Эту боль — она знала это точно — передала ей мама. Ее собственное сердце было тогда, как и сейчас, абсолютно здорово. Значит, там нечему болеть. Болели клеточки мозга, которые отвечают за сигналы от сердечных нейронов. Бывало же так у раненых — врачи ампутировали им ногу, а они ее продолжали ощущать. Это что — не мысли? И что — эти сигналы не исходят из мозга? И они не вернутся в антенну? Или еще... Она обнимается с Сережей, целует его. Она ощущает его всем телом. И не просто ощущает. Каждая клеточка ее тела поет, ликует. Это что, не ее душа? Или она формулирует свою радость словами? Чушь какая-то. Так что же тогда мы будем ловить, что расшифровывать? Господи, и могла же мне прийти в голову эта дурацкая затея... Да никогда в жизни этого не расшифровать... Единственное, чего мы сможем добиться, так это ловить сигналы, которые излучал мозг человека. И все! А что они означают — тайна за семью печатями.
Вот ведь правильно решил старый профессор Джон Штернберг. Единственное, что можно сделать — это установить, когда, в какие эпохи существовали какие животные. И все! И то только примитивные — чтобы было как можно меньше шума.
Натэлла вздохнула. Рядом сопел во сне Сережа. Может, разбудить его, поделиться этими мыслями? Все легче — не одной страдать. Она представила себе, как почти мгновенно засветятся его глаза, — он всегда моментально сбрасывал сон. Потом они расширятся удивленно — неужели из-за этого нужно было его будить? Потом обрадуются — он всегда радуется, когда она делится с ним своим затаенным. А потом... Потом включится и будет так же, как она, обдумывать эту сложную, неразрешимую задачу.
«Нет, не буду будить!» И она только тесно прижалась к нему и обняла. Он, не просыпаясь, подложил ей под голову руку, прижал к себе и опять вернулся к прежнему ритму сопения. У нее почему-то отлегло от сердца, и ей тоже захотелось спать.
А утром, во время пробежки, все стало на свои места. Да, конечно, душа человеческая бесконечна в своих проявлениях. Но не надо пытаться расшифровывать все. А только ту часть, которая проявляется в форме речи. Как сначала научились с помощью проводов и радиоволн передавать слова. Потом слова и музыку, потом изображения. С чего-то ведь надо начать. А следующие поколения научатся улавливать другие тайны души. И работы им будет непочатый край.
Значит, на ближайшее время ей предстояло понять, как выделять речевую составляющую мышления, и научиться ее расшифровывать. А на большее пока не замахиваться.

ПОЧЕМУ В АМЕРИКЕ НЕТ НАШИХ ПРОБЛЕМ?
Натэлла все глубже увязала в рутине банковской работы. Ни Африкантов, ни Тюняев вникать в эти бесконечные бумажные хлопоты не собирались. По ее же инициативе Африкантов направил ее стажироваться в Центробанк. В течение двух месяцев она по полдня сидела там, а потом у себя в Геобанке. Деньги на счета Геобанка шли из казны министерства регулярно и уже перевалили кругленькую сумму с восемью нулями. В обратном направлении они вытекали в значительно меньшем объеме. В основном на содержание самих сотрудников Геобанка, его обслуживание, а также на текущие расходы ЦНИИГеофизики и нескольких организаций Ассоциации вблизи Москвы. Были открыты филиалы банка на Кипре, Сейшелах и в Либерии. Но деньги туда поступали сразу от потребителей экспортируемой нефти и газа.
Африкантов грозился отправить туда Натэллу, чтобы она сама наладила систему кодирования в этих банках, но все откладывал, понимая, что с ее отъездом может разладиться работа в центральном офисе. Впрочем, Натэлла и не рвалась — она хотела как можно быстрее приступить к расшифровке сигналов антенны Шмидта. Но именно здесь продвижение получалось весьма и весьма ничтожным. И лишь в середине января появился проблеск. Сергей, методично меняя правила управления лазерными подсветками, однажды обратил внимание на какой-то случайный выброс напряжения на осциллографе. Выброс был большой, на порядок превышал амплитуды уже надоевших ему беспорядочных колебаний. Но выброс был кратковременный. Зафиксировать его никак не удавалось. Как один из вариантов, требовалось существенно уменьшить скорость изменения напряжения на лазерах и на жидкокристаллических трубках внутри зоны выброса. А это значит собрать новую плату на микросхемах. Сергей, как всегда, завелся: кроме этой проблемы все остальное для него перестало существовать. Но какова была радость его и Натэллы, когда они увидели регулярные импульсы почти одинаковой конфигурации, отличавшиеся друг от друга шириной и интервалами. Видимо, код был зашифрован именно этими интервалами.
— Если это те сигналы, которые мы ищем, то в металлическом гараже они должны пропасть, — решила Натэлла.
Сергею понадобилось около часа, чтобы перенести всю установку в гараж. Но и там они увидели те же импульсы, только повторявшиеся с частотой в сотни раз меньшей. Им даже пришлось переключить шкалу времени на осциллографе, чтобы увидеть два соседних импульса.
— Может быть, плохая изоляция, и какие-то импульсы все-таки проходят через крышу и стены, — подумал вслух Сергей, — изнутри все заставлено. Давай выйду, посмотрю снаружи.
Натэлле не очень-то понравилась эта версия — что-то в ней было некорректным. Но поскольку такая проверка не составляла труда, она не стала возражать. Сергей вышел. И сразу на экране осциллографа пропала почти половина импульсов. Есть! Просто антенна фиксировала не только радиоволны из космоса, но и их собственные. Она закричала:
— Сергей, назад!
Тот вернулся, и сразу частота импульсов стала прежней.
— Что случилось?
— Сиди и смотри на осциллограф, — Натэлла быстро выбежала.
До Сергея тут же дошло. Антенна ловила точно такие же импульсы их мозга.
— Знаешь что, давай для чистоты эксперимента выйдем оба. Я сейчас наращу провод к осциллографу, мы его выставим наружу, а антенну оставим внутри.
Все подтвердилось. После того, как они оба вышли из гаража, импульсы пропали. А когда возвращались в гараж по одиночке и вдвоем, картина повторялась. Они вынесли антенну из гаража во двор — экран осциллографа сразу заполнился огромным числом импульсов.
— На сегодня хватит, — решила менее азартная Натэлла, — лучше обдумать, что делать дальше...
Надо полагать, что старик Фрейд, увидя ту картину, которая последовала за экспериментом, вынужден был бы внести существенные коррективы в свою теорию. На постели, тесно прижавшись друг к другу, лежали два молодых красивых человека, мужчина и женщина, молча смотрели в потолок и думали об одном и том же. Им не хотелось говорить. Каждый боялся, что разговор спугнет еще не созревшую до конца мысль. А сон не шел в воспаленный мозг.
Утром оба занялись привычными делами: она — пробежкой, он — получасовой гимнастикой с восьмикилограммовыми гантелями. При этом — ни слова о вчерашней находке. Лишь заведя «Петрол», Натэлла сказала:
— Если ты сегодня успеешь перевести частоту сигналов в цифровые коды, то вечером я начну их расшифровывать.
Сергей кивнул. Несмотря на то, что со вчерашнего вечера они не обмолвились по мучившей их теме ни словом, к выводу они пришли совершенно одинаковому.
День тянулся мучительно. Африкантов отменил оперативку, так как его осаждали директора геофизических предприятий с периферии. Они требовали выделения средств под выполнение плана сейсморазведовательных работ. Но Жоресс Федорович был неумолим: «Ваши республики теперь суверенные, вы нам не подчиняетесь. Пусть ваши секретари ЦК и обкомов договариваются с ЦК КПСС и Совмином. Как только получу от них указание, так сразу...»
Тюняев принес завизировать приказ о награждении руководящего звена Геобанка премией за успешную работу в 1990 году. Натэлла с радостным удивлением увидела, что против ее фамилии стояла цифра 50 000 у.е. Таких денег она еще никогда в жизни не видела. Ощутив ее радостное удивление, Дмитрий вдохновился:
— Слушай, Тэлла, не хочешь с доплатой обменять свою однокомнатную квартиру на четырехкомнатную? На Сивцевом Вражке. Там престижные дома для партийной элиты. Но хозяйственное управление ЦК решило часть из них продавать за валюту. Относительно недорого. Ты подумай, если решишься, хлопоты беру на себя.
«Тюняев, Тюняев, цены тебе нет. Твою бы энергию да на мирные цели». Натэлла задумалась. Было что-то омерзительное в сделанном ей предложении. Она вспомнила электрички, набитые работягами и пенсионерами, которые ехали обрабатывать вручную свои несчастные шесть соток, чтобы как-то прокормиться. Вспомнила длинные очереди. И это в Москве, жизнь в которой была в сто раз лучше, чем даже в близких к ней городах. Изможденные, уставшие от бесконечной борьбы за существование лица. И на их фоне — новоселье в шикарной элитной квартире... С другой стороны — резко возрастающая возможность проведения исследований...
И опять в голову пришло воспоминание об Америке. Почему Алан, который по сути дела занимается тем же, чем она теперь, может жить на шикарной вилле и не испытывать никаких угрызений совести? Предлагаемая Дмитрием квартира — жалкая хибара по сравнению с дворцом Осборна. А она колеблется, испытывает сомнения. Кошмарная страна, кошмарная система.
И еще она подумала: если спросить совета у Сергея, тот обязательно посоветует отказаться. Из-за присущей ему брезгливости. Из-за чувства неудобства перед обездоленными друзьями и сослуживцами. Из-за презрения к людишкам, для которых такие квартиры — цель жизни.
Но ведь эти 50 000 у.е. все равно ей выплатят. Отказываться от них глупо: если кто-то и заслуживает премии за становление Геобанка, то именно она. Именно благодаря ей налажен почти идеальный учет, и банк работает как совершенный механизм. А в результате премии получат все — главный бухгалтер, Васильев, Тюняев...
Так! Но если есть эти деньги, то почему их надо держать в кубышке, а не реализовать в виде удобной для жизни и работы квартиры? И разве, совершив правосудие над кем-то из тех подонков, которые виновны в бедах людских, она не больше поможет этим людям, чем стараясь оставаться в их толпе?
Натэлла поморщилась. Боже, как ей претило это нудное копание в своей душе.
Когда она вернулась в Фирсановку, Сергей виновато улыбнулся. Он так и не успел переделать модем для преобразования сигналов антенны в цифровые коды, подаваемые в процессор компьютера. Узкий частотный диапазон сигналов оказался главным препятствием.
— Нет, так нельзя. Смотри, на кого ты похож! Все, кончай. Поехали в Зеленоград, в ресторан. Отметим годовщину моего возвращения из Америки.
— Но годовщина только через неделю.
— Ты что, записался в немцы? Знаешь анекдот про то, как Ганс застал свою жену с любовником? Так она его стала укорять: «Ганс, как тебе не стыдно, ты пришел на пять минут раньше».
Ресторан был почти пуст. Но блюда в нем подавались отличные. Он недавно стал частным предприятием, и цены в нем заломили не по карману отечественным вундеркиндам-электронщикам.
— Мне Африкантов выдает премию в пятьдесят тысяч баксов.
— Ого! А нам задержали январскую зарплату.
— Это ваша дирекция, мы же деньги перевели. Я завтра проверю... Сережа, а ты когда-нибудь был на Атлантическом океане?
— Ну, если не считать, что Рижский залив и Черное море — части этого океана, то нет. А что?
— Так, ничего... — не говорить же ему, что он таскает этот океан в своих глазах.
— Знаешь, как я решила израсходовать эту премию? Мы обменяем с доплатой обе наши жилплощади на одну четырехкомнатную квартиру на Сивцевом Вражке.
— Я, кажется, стал мужем vip-дамы. Как в «Анне на шее» Модест Алексеевич.
— Да! И ты должен ходить и низко кланяться Африкантову. А еще лучше — чихнуть ему на лысину.
— Ну, это уже из другого произведения. И потом — у него нет лысины.
— Есть, на самой макушке. Но я не хочу говорить про этого типа. Скажи лучше — ты меня любишь? Вот раньше, до того как зарегистрировались, ты каждый день мне говорил раз по двадцать. А после регистрации перестал. Обрадовался, что теперь никуда от тебя не сбегу?
Сергей на всякий случай припомнил про себя — ничего он ей не говорил по двадцать раз. Он вообще об этом почти не говорил: и так все было ясно. Он глянул на нее с улыбкой и поднял бокал с отличным французским вином:
— Давай выпьем за Семена. За то, что он свел нас. На всю жизнь. За Офелию.
Натэлла прошептала:
— Так ведь и не сказал, что любишь. Противный.
Но бокал осушила до дна.
Наутро Сергею пришла в голову идея, как обойти острую зависимость подаваемого на переделанный модем сигнала от частоты. Но чтобы ее реализовать, пришлось снова поехать на радиобарахолку и отложить начало расшифровки сигналов еще на день. В результате Натэлла смогла сесть за компьютер только в субботу.
Она решила, что в качестве основы разгадки кода будут выбраны ее собственные мысли. Все было просто: она формулировала в уме какую-нибудь фразу и смотрела, какая на компьютере высвечивается последовательность чисел. Но на самом деле все выходило не так просто. Ведь в нашем мозгу происходит формирование нескольких параллельных друг другу мыслительных процессов. Особенно, как потом выяснилось, у женщин. Например, шофер едет в машине, следит за дорогой, одновременно слушает музыку и беседует с пассажиром. Женщина вполне внимательно может слушать собеседника и одновременно думать о том, что у него ужасно безвкусно подобран галстук, а ей пора подкрасить губы. Но это — только в сознании. А сколько мыслей и идей рождается у человека в подсознании! Например, тот же шофер, который слушает музыку и беседует с пассажиром, может одновременно хотеть есть. Тогда в его подсознании рождаются образы великолепного застолья и изысканных блюд. И все это выплескивается в виде радиоволн в окружающую среду. В дополнение к переполняющим человека эмоциям.
Неудивительно, что оба дня у Натэллы пропали без какого-либо результата. Как, впрочем, и ближайшие четыре месяца. Как она и предполагала, главная часть проблемы оказалась запрятанной именно в процессе расшифровки кода.
У Сергея впервые после возвращения Натэллы из Америки оказалось свободное время. На работе — полный застой. Лишь изредка Педрин поручал тому или иному сотруднику написать отчет о якобы проведенной в каком-нибудь регионе сейсморазведке с отрицательным результатом. Как правило, брались забытые отчеты десяти-пятнадцатилетней давности и заново переписывались. Сергея Педрин такой работой не загружал, опасаясь его язвительной реакции. Впрочем, он не сомневался, что если на него очень надавить, то и он вынужден будет включиться в эту имитацию бурной деятельности.
Сергей решил использовать свободное время, чтобы подойти к мучившей их проблеме с других позиций. Он вспомнил, что в институте доцент, читавший им математические основы кибернетики, очень интересно рассказывал о том, как человеческий мозг распознает предметы, явления и ситуации. Математическую теорию распознавания образов он обозначил в курсе лекций весьма лаконично. Но сам подход показался Сергею очень полезным. Он засел в библиотеке за обширную литературу по статистической теории распознавания. Оказалось, что у нас в стране довольно многие математики и программисты занимались этой проблемой. Особенно на Украине, в Киеве. Чем больше он вникал в эту теорию, тем лучше стала вырисовываться для него стратегия поиска кода. Сначала надо попробовать всю массу получаемых чисел разбить по каким-либо признакам на классы. А затем уже внутри классов выделить образы — те сигналы, которые относятся к одной какой-нибудь логической цепочке размышления.
Самое удивительное в том, что сортировать приходилось свои собственные мысли и эмоции. Надо полагать, что ни Достоевскому, ни Фрейду — самым выдающимся мастерам по формулированию сущностей человеческой психики на основании изучения своей собственной — не доставалось такой умопомрачительной задачи.
По молчаливой договоренности ни он Натэлле, ни она ему ничего не рассказывали о своих размышлениях до тех пор, пока сами не приходили к какому-то решению. И хотя она чувствовала, что он озабочен тем же, с вопросами к нему не приставала.

СВАДЬБА НА КАНАРАХ
К тому же на работе у нее впервые возникла неприятность. Помогая ей обменять квартиры, Тюняев обнаружил, что она замужем. Эта новость настолько потрясла его, что он решил незамедлительно сообщить об этом Африкантову, но как хорошо выдрессированный разведчик предварительно выяснил все детали. Африкантова новость тоже удивила: почему Натэлла скрыла это от него и даже не пригласила на свадьбу?
— А свадьбы не было, — сообщил осведомленный Тюняев.
— Как не было?
— А так: зашли в загс, расписались и поехали к нему домой.
— А кто он такой, ее муж, что нужно так тщательно скрывать?
— Он старший научный сотрудник отдела сейсморазведки ЦНИИГеофизика, короче, отдела Педрина. Кандидат технических наук.
— Наш, значит. Ну и что он собой представляет?
— Симпатичный парень и больше ничего особенного. Разве только то, что приемный сын академика Маркелова.
— Маркелов... Маркелов... Это тот, что открыл алмазы в Якутии?
— Да, он.
— Ну что, солидный человек. А он-то как разрешил этому мальчишке жениться без свадьбы?
Тот пожал плечами.
— Что за детективная история? Чего тут скрывать? Она что, забеременела раньше времени?
— Нет, что-то непохоже. Я уж присматривался — стройна, как тополь.
— И зачем ей этот средненький кандидат? Может, чтобы стать невесткой академика?..
— Я уже проверял насчет этого академика. Осокин с ним уже несколько лет никаких контактов не поддерживает.
— Осокин? Так у него даже фамилия не Маркелов? А как вообще он оказался у академика?
И Дмитрий сообщил все, что было известно в институте про эту историю.
— Все-таки не пойму я Геворкян! Могла бы найти более подходящую партию. Она в Америке ведь захомутала одного бизнесмена. Я даже испугался тогда, что там останется.
— Да что вы, Жоресс Федорович, кому она нужна в Америке! Да и у нас что бы она собой представляла, если б не вы! Обыкновенная программистка из вычислительного центра. Вот и представьте себе: за кого может выйти замуж программистка из вычислительного центра? Да для нее с.н.с. и к.т.н. — верх желаний.
— Ну нет, дорогой, она не просто программистка! Она, можно сказать, моя правая рука! Точнее — левая. Правая у меня — ты!
— Но психология маленького человека у нее осталась. Она, конечно, неплохо овладела (опять же благодаря вам) компьютерами, но смогли бы вы доверить ей банк, если б пришлось отлучиться? Уверены ли, что хватит ума, масштабности, умения все так предвидеть?
Жоресс Федорович поднялся, выпрямился и подошел к окну. «Все-таки неглупые кадры подбирает этот пресловутый Комитет госбезопасности! Ведь он абсолютно прав. Кто она и кто я? Своей профессией овладела очень даже неплохо. И слава богу. Но кому были бы нужны ее знания, ее труд, если бы они не вливались в общий поток, который создаю я, Африкантов?»
— Ты прав, Тюняев. В конце концов, ей решать, за кого выходить замуж. По Сеньке шапка! Но свадьбу мы ей все-таки устроим! Пусть она меня, Африкантова, на всю жизнь запомнит! — и он позвонил секретарше, чтобы та вызвала Геворкян.
— А я, пожалуй, уйду, Жоресс Федорович! А?
— Да, иди, иди, голубчик!..
Когда Натэлла вошла в кабинет и увидела, что Африкантов не сидит, как обычно, в своем черном полукресле-полутроне, а стоит у окна, засунув руки в карманы, она внутренне подобралась. Ничего хорошего эта поза не предвещала. Впрочем, самое страшное не страшно. «Ну, выгонит — и что? Слава богу, наконец-то избавлюсь от этой постоянной опасности ходить по краю бассейна, наполненного вонючей жидкостью.»
— Ты что ж это, Натэллочка, скрыла, что замуж вышла?
— А я не знала, что об этом надо было докладывать. Ведь из-за этого я ни одного дела не сорвала...
— Ну что ж мы здесь не люди, что ли? Вроде бы я к тебе достаточно хорошо отношусь... Могла б и на свадьбу пригласить!
— А свадьбы никакой не было.
— Как не было? Весь мир устраивает свадьбы, а вы почему не захотели? Денег не хватило? Так пришла бы ко мне, я б дал! А хочешь, давай все-таки устроим свадьбу? Да не здесь, не в Москве, а где-нибудь в злачных местах! На Канарах или на Ривьере, или в Майами! Точно! Давай слетаем на Канарские острова. Я чартерный самолет закажу. Ты, твой муж, Вася, Дима. Можем и этого прихватить, академика...
— Жоресс Федорович, я вас умоляю, пожалуйста! Спасибо большое. Но я не хочу никакой свадьбы.
— Ну ты что, не женщина, что ли? Фата-то у тебя сохранилась со свадебным платьем?
— Не было у меня ни фаты, ни платья. — Натэлла судорожно соображала: как избавиться от этой неожиданно свалившейся на нее напасти? Если уж все эти свадебные благоглупости в кругу приятных ей людей были невыносимы, то в компании всех этих... Да еще Маркелова... Кошмар какой-то. Но каков гусь! Все разведал. Хотя, имея такой кагебешный клад, как Тюняев... И вдруг в ее голову пришло решение:
— Жоресс Федорович! Можно я вам скажу, почему нам с Сергеем невозможно праздновать свадьбу? Но только очень прошу, никому об этом не говорите. Даже Тюняеву...
— Ну?
— Понимаете, во всем мире свадьбы устраивают родители или для родителей. А мы с Сережей оба — круглые сироты. И свадьба для нас без родителей — не радость, а горе. Все будут радоваться — вы, Дима, Василий Филиппович, жители Канарских островов, а мы будем плакать... О том, что среди нас нет тех, кому этот праздник был бы всего дороже.
У Натэллы навернулись на глаза настоящие слезы. Задуманный ею спектакль вдруг всколыхнул все внутри. Она вспомнила маму, вся в слезах выскочила из кабинета Африкантова, пробежала мимо удивленной секретарши.
Через несколько минут раздался звонок. Все еще в слезах, Натэлла сняла трубку.
— Сколько раз я говорил тебе, Геворкян, что без моего разрешения нельзя покидать моего кабинета? Ну ладно, я тебя прощаю. Будем считать, что этого разговора не было. Я ведь хотел как лучше. Ну ты там успокойся и через полчасика зайди, мы хоть здесь опрокинем по рюмочке, поздравим тебя. Да, еще! Ты, вроде, меняешь свою квартиру на Сивцев Вражек с доплатой. Так вот, эту доплату мы произведем сами. Так что эта квартира будет тебе как свадебный подарок.
У Натэллы отлегло от сердца. Междусобойчик в кабинете Африкантова она выдержит…
Как ни странно, этот эпизод дал возможность найти самый кончик начала мучившей их загадки. Когда Натэлла вернулась в Фирсановку, Сергей сидел в гараже за осциллографом и что-то пытался найти. Когда она вошла в гараж, экран осциллографа сразу заполнился новой последовательностью импульсов. Сергей повернулся:
— Ну дожили: теперь твое появление я угадываю по осциллографу!

ОН ЧТО, ЧИТАЕТ НАШИ МЫСЛИ?
Она улыбнулась, чмокнула его и начала рассказывать, что испытала сегодня на работе. Сергей нахмурился. Его глаза снова стали синими. По мере того как Натэлла воспроизводила детали своей беседы с Африкантовым, ее все больше и больше охватывало сильнейшее чувство, похожее на обиду. Нет, пожалуй, не обиды, а какой-то брезгливости. И тут она случайно взглянула на осциллограф и увидела, что импульсы стали более широкими. До сих пор на ширину импульсов они совершенно не обращали внимания. Но сейчас она абсолютно точно увидела — они расширились. Волнение, вызванное воспоминанием, сразу отошло на задний план — и импульсы снова приняли прежнюю ширину. И вдруг опять расширились. Натэлла поняла, что обнаружила новое свойство волн, фиксирующих их внутренний мир. И сразу — сильнейшее ощущение радости.
— Сережа, я, кажется, нашла, — неожиданно на самом драматическом месте прервала свой рассказ Натэлла. Сергей повернулся к осциллографу.
— Посмотри, какие широкие импульсы!
Действительно, по экрану ползли две череды импульсов — привычных узких и необычно широких. И тут же череда широких импульсов умножилась: к радостному возбуждению Натэллы начало добавляться его собственное возбуждение.
— Как же мы раньше не обратили на это внимание? Выходит, эмоции выражаются не совсем такими же импульсами, как вербальные мысли. Ты представляешь, теперь мы сможем отсечь, по крайней мере, половину всех импульсов. А я, кстати, надумал, как разобраться со словесными. Точнее, как можно подойти к их сортировке.
Натэлла вся превратилась во внимание. Она снова ощутила, что сейчас услышит что-то очень важное.
— Ты знаешь, как зрительный участок мозга узнает предметы? Впрочем, не только зрительный, точно так же, как слуховой — мелодии. Но я пока только про зрительный.
И Сергей стал излагать теорию ориентирования в сложной ситуации, именуемой также теорией распознавания.
— Да, но по какому признаку мы будем распределять наши с тобой объекты, мысли человека, — по классам?
— Давай начнем с частоты появления тех или иных чисел — длин интервалов между импульсами — во времени.
— Это я уже делала... Никакой разницы. Средняя частота одинакова...
Сергей задумался.
— А если увязать эти средние частоты с частотой импульсов эмоций? — осенило его.
Натэлла ничего не ответила: эта идея не приходила ей в голову.
— Ну, хорошо, Сереженька. Тогда не ликвидируй окончательно эмоциональные импульсы (давай их так называть?), лишь отдели их от вербальных. А я смогу сопоставлять частоту первых и вторых. Кстати, я думаю, что те вербальные линии, которые относятся к повышенной частоте эмоций, принадлежат к более низкому классу, чем при отсутствии эмоций. Все-таки когда мы нервничаем или радуемся, никаких особо глубоких мыслей у нас не возникает. Не зря же римляне рекомендовали прежде, чем принять решение, посыпать голову пеплом.
Сергей почесал макушку. Значит, опять переделывать модем? Впрочем, это уже не был модем, от него осталась одна оболочка. Но выхода нет, ничего лучшего не придумалось.
На следующий день, поехав на барахолку за новым комплектом радиокомпонентов, Сергей увидел там новенький шлейфовый осциллограф. У него мелькнула интересная мысль: а что если записывать импульсы антенны Шмидта, когда в гараже будет кто-нибудь спать? Вечером этот осциллограф сверкал у них в гараже. Первым спать тут решился он сам, вызвав тем самым бурное неудовольствие Натэллы. Она потребовала от него тысячу поцелуев откупного. Он сразу согласился. Это вызвало еще большее неудовольствие. В результате она села в свой «Петрол» и уехала в их новую городскую квартиру. Однако наутро позвонила, поинтересовалась: что получилось. Но пленка еще не была проявлена. Ей пришлось ограничиться сообщением о том, что она его целует и что Семен был прав, говоря про особый способ крепления его головы к туловищу. В ответ Сергей рассмеялся, что Натэллу вполне устроило. А вечером они вместе разбирали осциллограммы, пытаясь найти в них какую-либо специфику. Выяснилось, что большинство импульсов сновидений относится к категории эмоциональных. Вербальные импульсы в крайне небольшом количестве появились лишь в конце сна. Сергей предложил продолжать эксперимент. Натэлла со вздохом согласилась.
Данные, полученные в течение двух недель, были весьма интересными. Удалось окончательно отделить эмоциональные импульсы от вербальных и найти объективный ключ для классификации последних. Оказывается, все связано с частотой эмоциональных импульсов. Самой большой частоте соответствует самый низкий класс. Что касается определения диапазонов частоты эмоциональных импульсов, которые соответствуют тому или иному классу, то их установить еще предстоит. Попутно оказалось, что секс существенно способствует возникновению сновидений. Они с удовольствием стали использовать это открытие «в научных целях».
Но по-настоящему дело сдвинулось тогда, когда на смену Сергею на вахту заступила Натэлла. В отличие от него она хорошо запоминала свои сны, последовательность событий в них и даже краски. Поэтому довольно быстро смогла идентифицировать последовательность импульсов с сюжетом сна. Уже через неделю она воспроизвела на дисплее смену красок в воображении спящего мозга. Это напоминало кино из картин абстракционистов. Они с Сергеем с наслаждением наблюдали за этим непрерывно играющим калейдоскопом красочных картин.
— Ты знаешь, Ната, мне это нравится больше, чем слушать по утрам приснившиеся тебе ночью сновидения.
У Натэллы перехватило дыхание от возмущения. Оказывается, ему было совсем не интересно слушать про ее сны, хотя она делилась ими с той самой ночи в марте прошлого года, когда осталась у него. А ведь прикидывался таким внимательным слушателем. Она стала лихорадочно придумывать, что сказать ему ехидного в ответ на это противное замечание. Но Сергей уже почувствовал, что сказал что-то не так.
— Нет, ты не подумай, сны у тебя интересные. Только этот непрерывный поток красок еще лучше. Тем более он ведь тоже твой. Вернее, из твоих снов.
Эта извиняющаяся фраза снизила градус ее ярости. Но она твердо решила, что больше не будет рассказывать ему сны. «Он только рад будет, — с горечью подумала она. — Связал же меня бог с таким бесчувственным...»
Постепенно этот аморфный калейдоскоп красок ей удалось превратить в более насыщенные предметами картинки. Сергей днями сидел в Ленинке и каждый вечер снабжал ее все новыми и новыми идеями. Больше всего ее заинтересовала идея гиромата, предложенная писателем Станиславом Лемом, и М-автомата, разработанная киевским академиком Николаем Амосовым и красочно описанная американским писателем Айзеком Азимовым. С учетом методов статистической теории игр и динамического программирования, которые она освоила еще в Штатах, Натэлла довольно быстро разрабатывала программы все большей детализации получаемых на дисплее картинок. И уже в августе впервые сумела продемонстрировать свой сон Сергею как цветной немой фильм.
— Слушай, а у тебя действительно интересные сны, если они без слов...
Ну этого Натэлла уже не могла выдержать. Она схватила подушку и запустила ее Сергею в голову. Он перехватил подушку и повернул к ней улыбающееся лицо. Это еще больше разъярило Натэллу. Она вырвала подушку и начала ею колотить его. Переведя дух, выскочила из гаража и пошла по тропинке к станции. Сергей догнал ее.
— Кто бы мог подумать, что инструментальное проникновение в душу человека начнется у нас с воспроизведения того, что видят наши глаза? Знаешь, надо вытащить антенну из гаража и попробовать поискать эти сюжеты в сигналах из магнитосферы.
Натэлла твердо решила не останавливаться и не отвечать ему, пока он не извинится за наглость. А Сергей как ни в чем не бывало продолжал:
— У нас получилось как в кинематографе. Сначала немое кино, а затем еще нужно придумать звуковое. Правда, зато немое у нас цветное.
Тропинка вышла из рощи на опушку. Вдали забелела станция. Надо было что-то решать, не уезжать же в конце концов на электричке. Натэлла остановилась и посмотрела на Сергея ненавидящими глазами. На лице его, наоборот, было написано радостное восхищение.
— Вот мы идем уже двадцать минут, а ты говоришь о чем угодно, вместо того, чтобы извиниться за свое хамство.
— Нат, ну прости, я у тебя всю жизнь в долгу, — глаза Сергея продолжали восторженно улыбаться.
Натэлла почувствовала, что еще через секунду не выдержит и бросится ему на шею. Это ее совсем возмутило.
— Встань на колени и целуй руки!
Сергей покорно встал на колени. Натэлла поняла, что теперь так и будет — он будет говорить ей все, что вздумает, а она будет ему прощать.
— А теперь встань, обними и поцелуй, — продолжала она приказывать.
— Тысячу раз? — уточнил Сергей. — Слушай, — сказал он, оторвавшись и не успев перевести дух, — а давай опять поедем в ресторан, отметим твой успех. Только я сбегаю выключу компьютер и запру гараж. Я мигом.
Он подъехал на «джипе». Она уселась рядом, положила голову ему на плечо и до самого ресторана «Арбат» молчала...

НА БАРРИКАДАХ СВОБОДЫ
А через два дня в Москве начались драматические события. С утра по радио объявили, что в связи с болезнью президента Горбачева власть в стране берет на себя Государственный комитет по чрезвычайному положению во главе с вице-президентом Янаевым. Деятельность всех средств массовой информации и выборных органов приостанавливается. Запрещаются митинги и собрания.
Въезжая по Ленинградскому шоссе в Москву, Натэлла увидела танки. Из-за них все время возникали пробки, и она первый раз в жизни опоздала на работу. Тюняев был взволнован и напряжен, но, как всякий разведчик, от каких-либо комментариев воздержался. Зато Африкантов был абсолютно спокоен. Собрав их утром на оперативку, объявил, что банк временно прекращает работу.
— Через неделю вся эта буза закончится. Может быть, даже быстрее, — тоном, не вызывающим сомнения, заверил он.
Натэлла сидела молча. То, что возвращение к старой власти, которое провозгласил ГКЧП, Африкантова не устраивает, было ясно. Даже при его способности к мимикрии он так далеко зашел в разрушении старой системы, что простить ему это было бы невозможно. Да и само существование банка и способ его обогащения с точки зрения социалистической законности иначе, как разграбление госимущества, квалифицировать нельзя. Значит, его ждут не лучшие времена. Но почему же он так спокоен? Сильная личность, готовая ради правого дела на любые жертвы? Какое там! Она слишком хорошо изучила Жоресса. Значит... Значит, весь этот путч — очередной акт в многодневном спектакле превращения страны тоталитарно-бюрократического управления в страну псевдодемократическую с передачей всей собственности в частное владение этих самых бюрократов.
Когда она вернулась в вычислительный центр, все ее сотрудники о чем-то шушукались. К ней подошла Таня Ильина:
— Натэлла, мы собираемся на защиту Белого дома. Присоединяйтесь к нам.
— Белого дома? Но он же в Вашингтоне!
— Нет, это Дом Верховного Совета РСФСР. Мы его так называем. Там сейчас Ельцин и все демократы.
— Но ведь в городе танки. Они что, его не заняли?
— Нет, там флаг России, флаг свободы…
Натэлла задумалась. Странный путч: весь город наводнен танками, введено несколько дивизий, а главный оппонент не арестован. Более того, он открыто организует свой штаб в нескольких сотнях метров от Кремля, и они ничего не предпринимают. Даже не препятствуют тому, чтобы вокруг него собралось несколько тысяч сторонников.
Ребята по-своему поняли молчание Натэллы.
— Может быть, вам не следует рисковать, Натэлла Эдуардовна? А мы все равно пойдем.
— Понимаете, — объяснил ей молоденький Петя Донин, — у них танки, и когда они начнут штурм, от нас мокрого места не останется. Но если я не пойду, то как буду потом жить? У меня дед пятьдесят лет назад погиб в ополчении. Их тоже бросили на защиту Москвы против немецких танков. И у них была одна винтовка на троих. Но зато мои родители, зато я — все мы живем со спокойной совестью. Мы люди, понимаете, люди.
— Я там буду, обязательно буду. Только мне надо еще съездить в одно место...
Натэлла вздохнула: все они «невольники чести». Как точно сформулировал Михаил Юрьевич.
«Сергей наверняка тоже собирается туда. Или уже там, у этого Дома. Если еще не уехал, я конечно постараюсь объяснить ему, что на самом деле происходит. Но его все равно не уговорить, раз там его друзья... И мои тоже...» Натэлла снова вздохнула. Это в сто раз опаснее, чем в альппоходе. Там шансов погибнуть 1:10, а здесь 100:1.
Конечно, итог будет такой, какой нужен Африкантовым, но для реалистичности спектакля почему бы не перестрелять несколько сотен людишек?
Сергея она оставила в Фирсановке. Туда же и махнула на джипе. Тот был еще дома, но уже собирался ехать в Москву. Всю дорогу они молчали. Натэлла решила высказаться уже дома, если, конечно, останется время. Отныне жизнь спрессовалась до минут.
Внутри Белого дома, куда они добрались уже к вечеру, чувствовалась атмосфера тревоги и юношеской бесшабашности. Сергей довольно быстро нашел свою группу слаломистов. Андрей Юрьевич объяснил, что у них взвод, и уже зарегистрирован, но он пойдет сейчас и запишет их. Заступать на дежурство им в восемь вечера. У ребят на руках автоматы Калашникова. Натэлла усмехнулась: все-таки лучше, чем, когда одна винтовка на троих.
На улице шел непрерывный митинг. Выступали Ельцин, Хасбулатов, Попов, Руцкой, Силаев. В руках у длиннолицей Вали, кроме автомата, была неизменная гитара. Андрей Юрьевич принес два автомата — для нее и Сергея.
— Пойдемте в тренировочный зал. Я покажу, как пользоваться. Здесь опасно.
До восьми оставалось еще полтора часа, и Натэлла решила поискать свою команду. Сергей пошел с ней. Но сначала они наткнулись на Мишу Коловертнова и всю их альпгруппу в полном составе.
— Мы только в конце прошлой недели вернулись с Алтая. Зря ты с нами не пошла. Было — во! — показал он большой палец. Натэлла бросилась обнимать всех. Как она соскучилась по ним за эти два года! Потом она предложила объединиться. Им тоже надо было заступать на дежурство. Только в девять. Михаил и Андрей Юрьевич после процедуры знакомства пошли к начальству просить, чтобы их выставили рядом в одно и то же время. Организовывали всё кадровые офицеры из бывших «афганцев», те пошли им навстречу, но Натэлла потеряла время и не успела найти своих.
Обстановка была тревожной. То и дело проносились какие-то слухи один невероятнее дрогого. Откуда-то со стороны метро «Краснопресненская» подъезжали фургоны с бесплатными пирожками, с горячим чаем или кофе. И только утром, когда им разрешили вернуться в здание отдыхать, Натэлла с Сергеем смогли снова пойти искать своих. Блуждать по лабиринтам чиновничье-бюрократического учреждения, битком забитого такими же, как они, молодыми людьми, и по заваленному различными железобетонными блоками двору пришлось часа два. Но они все-таки разыскали своих. Прямо на улице возле костра сидела довольно внушительная компания. Там были не только сотрудники Геобанка, но и ЦНИИГеофизики. И опять — объятия, радостные возгласы. Как будто не армия перед решающим сражением, а молодежная тусовка туристов. Натэлла хотела и их свести со своей ротой (так теперь именовался сводный отряд альпинистов и слаломистов), но это уже оказалось невозможным. Они распрощались и, сфотографировавшись на прощание, вернулись в свою роту.
Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось: сказывалось нервное напряжение. Чтобы как-то разрядить его, Валя взяла гитару.
Штурма не было ни днем, ни ночью. Наутро третьего дня Натэлла поняла, что начальники Африкантова договорились все сделать без кровопролития. Правда, три отличных парня все-таки погибли...
Сергею она так и не сказала, что обо всем этом думает. Атмосфера чистоты и самопожертвования была настолько искренней, что ее скепсис был просто неуместен. Только когда стали свергать памятник Дзержинскому, она не выдержала:
— Ну это-то зачем?
— Это символ, понимаешь, символ! — горячо возразила ей длиннолицая Валя.
— Таких символов по Москве — сотни. Те же памятники Ленину на Октябрьской площади и перед всеми райкомами. Или — Свердлову у метро «Площадь Революции»... Неужели ради ломки каких-то идолов мы рисковали жизнью? Чушь какая-то...
— Понимаешь, Дзержинский — символ КГБ, самой кровавой организации в мире. После СС, конечно...
Натэлла прикусила язык. Она поняла, что спорить бесполезно. По глазам Сергея она видела, что и он не одобряет этого фарса...
Когда в понедельник она снова пришла в Геобанк, первое, что ей бросилось в глаза — огромный фотомонтаж на стене против входа, «Наши у Белого дома». В середине ее большая фотография в джинсовом костюме, с автоматом в руке. Стояла она вполоборота и выглядела просто здорово. Натэлла залюбовалась собой. Вокруг этой фотографии были приклеены снимки ребят из ее центра, из ЦНИИГеофизика, ее и Сергея вместе с ними, Ельцина на танке...
У Африкантова в кабинете собралась вся гоп-компания: Дмитрий Тюняев, Васильев, бухгалтерша... Сам Жоресс Федорович стоял во главе стола с бутылкой коньяка. Когда она вошла, все зааплодировали. Жоресс разлил коньяк по бокалам и произнес прочувствованную речь о народе, который в смертельной схватке отстоял свою свободу. О Ельцине... И о Натэлле Геворкян... Все выпили...
Потом был митинг... Все — и сотрудники Геобанка, и сотрудники ЦНИИГеофизики собрались в актовом зале института. Над трибуной висел лозунг: «Свободу и демократию мы никому не отдадим. Долой кпСС». Африкантов в окружении привычной свиты пошел в президиум. Взяв под руку Натэллу еще в коридоре, он потащил ее туда и усадил рядом с собой. Потом закатил речугу на полчаса. О гибели командно-брократической системы, навязанной стране режимом большевиков, режимом Ленина-Троцкого-Дзержинского-Сталина-Берия. Об исторической ответственности, которая легла на плечи нынешнего поколения россиян…
Натэлла сидела и мучительно соображала: что ей-то делать? Этот фанфарон наверняка надумает дать ей слово. Что она станет говорить? Что не верит в этот спектакль с его исходом? Что пошла к Белому дому не для того, чтобы защищать свободу, а потому что туда пошел Сергей? И все ее друзья. Она поискала глазами Сергея. Ага, сидит в задних рядах вместе со своим отделом. Встретившись с ней взглядом, заулыбался. Нет, сейчас он ей не помощник. И говорить сейчас о своем скепсисе этим людям с горящими глазами глупо. Но вторить Африкантову еще глупее.
Когда возвращались в Фирсановку, Сергей с усмешкой сказал:
— А ты обратила внимание? Самого главного демократа страны, академика Маркелова, у Белого дома не было.
— Уверяю тебя, Сереженька, что если б он там был, то ему, в отличие от нас с тобой, ничего бы не грозило.
И Натэлла наконец-то высказала Сергею все, что думала про эту историю. Он долго молчал.
— Ты знаешь, когда читаешь Драйзера, Лондона и вообще западных писателей, то видишь, что все там совсем не идеально. И там есть подонки и негодяи. И у нас они будут при демократии. И жить они будут лучше, чем честные люди. Но это не значит, что нам с тобой нужно изменять совести... Да, кстати, мне тут в голову пришла такая мысль. Если ты научилась переносить на дисплей зрительные образы, возникающие во время сна, то что тебе мешает проделать то же самое со звуковыми? Конечно, звуков во время сна мы слышим меньше, но все-таки слышим. В том числе и речь! — вдруг без перехода выложил Сергей.
Натэлла молчала. Обычно это была ее прерогатива — круто менять тему разговора с житейской или политической на научную. Но сейчас ее заставила задуматься не перемена в Сергее. Ею целиком овладела высказанная им идея. Для нее она сводилась к тому, что идет череда цифровых сигналов, записанных во время сна сначала на шлейфовый осциллограф, а затем с него через модем на компьютер. Из них они научились выделять зрительные сигналы и отделять, не расшифровывая, вербальные, относя к ним все слова, звучащие во время сна. Но на самом деле, как точно отметил сейчас Сергей, во время сна возникают две линии слов: слова-мысли самого спящего и слова, которые он слышит от других персонажей сна. Кстати, и не только слова, но и музыку, например, и другие звуки — как наяву. Сергей с помощью своего перестроенного модема отсекает первую из перечисленных линий. Именно над ее расшифровкой они бьются все эти долгие месяцы. Только не над словесными мыслями спящего человека, а над мыслями бодрствующего. Сергей предложил атаковать эту проблему с тыла — начать расшифровку второй линии. Ее можно отделить — к ней относится все, что останется после исключения зрительных и вербальных сигналов. Правда, останутся еще сигналы, связанные с вкусовыми и обонятельными ощущениями. Но их во сне практически не бывает. Так же, как почти не бывает собственных осознанных мыслей. А что? Можно попробовать. Похоже, даже не придется в очередной раз переделывать модем.
И Натэлла почувствовала, что они не только возвращаются в Фирсановку, они возвращаются в тот мир, из которого вырвал их несколько дней назад бурный поток событий. Она вздохнула и с благодарностью глянула на Сергея. Все-таки он у нее молодец, главного стерженя их жизни не упускает ни на минуту.
Ее молчание Сергей понял правильно. Конечно, можно было бы продолжать свою мысль и разжевать ее так, как он представляет. Но лучше предоставить это ей самой. Она сделает не хуже.

В ГЛУБИНЫ ИНТЕЛЛЕКТА
В течение трех следующих ночей и дней Натэлла сумела воспроизвести на компьютере звуковые сигналы. Теперь их осталось перевести в слова. Еще из книги профессора Стренжа она помнила, что частота звуков в речи неодинакова. Он, правда, приводил данные о звуках английской речи. Но Сергей уже давно принес ей таблицы кодирования букв русского алфавита по методу Шеннона-Фано. Тем более, что трудов по математической лингвистике, ничуть не уступающих по глубине теории Стренжа, на русском языке было предостаточно. Из них, например, следовало, что довольно часто в русской речи появляются сочетания «па», «ка», «ца», «не» и другие. Но главным у Натэллы инструментом расшифровки сигналов была ее память. Она отлично запоминала фразы, которые слышала во сне. Поэтому уже через неделю она имела таблицу соответствия последовательности цифровых сигналов, получаемых после переработки импульсов кристалла Шмидта, и букв русского алфавита.
— «Лед тронулся, господа присяжные заседатели»! — радостно провозгласил Сергей, когда Натэлла показала ему эту таблицу. Та усмехнулась:
— Ну и что мы с этим будем делать? Ты представляешь, что мы зафиксируем, когда вытащим из гаража? Галдеж толпы! Причем недельной давности, месячной, годовой, сто- и тысячелетней давности. Даже отличить, кто что говорит, не сможем. К тому же мы не смогли еще определить основную вербальную часть мышления одного человека от остальных.
— Ну что ты все панику нагоняешь? Конечно, мы еще далеки от окончательного результата. Но ты вспомни — год назад мы даже не имели прибора, чтобы улавливать мысли. То, что мы сейчас умеем делать, уже фантастика.
В следующие дни они начали исследовать свои мысли уже не во сне, а наяву. Было интересно наблюдать, как на дисплее телевизора появлялись те картинки, которые то один из них, то другая видели глазами. Все это напоминало телевизионное изображение, получаемое скрытой камерой. Затем они научились воспроизводить бегущей строкой фразы, которые говорили друг другу.
— Слушай, я, кажется, придумала, как отличать твои сигналы от моих. Когда я отфильтровываю ненужные последовательности чисел, чтобы очистить код, в твоем наборе мусора преобладают тройки чисел — 2319, 1372, 0014, а у меня — 3310, 1195, 9397. Давай по этому признаку отключим одного из нас и посмотрим, что думает другой.
И она начала набирать программу блокирования сигналов каждого из них. Пока она это делала, возник Сергей:
— Нет, нет, не так! Нужно не блокировать другие программы, а выделять одну с данным набором «мусора». Тогда мы, выйдя из гаража, сможем из всей многоголосицы мыслей выделить мысли только одного человека. Это нам нужнее.
Натэлла поглядела на него вопросительно:
— А как это сделать? Тогда надо получить «мусор» всех людей, сигналы которых мы ловим... Так... так... так... Нужно найти код из двенадцати цифр. Да еще неизвестно, из какого набора чисел.
— Эта задача не одного вечера. Мы опять возвращаемся к той же проблеме, которую бросили, когда перенесли кристалл Шмидта в гараж и стали настраивать его на наши мысли. Но теперь конечно, на гораздо более высоком уровне.
И снова недели поиска... Оказывается, по тройке четырехзначных чисел отсечь информацию, исходящую от одного человека, на несколько порядков проще, чем выделить из массы других.

ЕЩЕ ОДНО ЗАМАНЧИВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
А у Натэллы на работе события развивались в бурном темпе. Неожиданно было ликвидировано Министерство нефти и газа. Таким образом, единственным учредителем и владельцем Геобанка остался Африкантов. Он надеялся, что все многомиллиардные средства, которые продолжали поступать за продажу углеводородного топлива за границу и внутри страны, по-прежнему будут идти к нему, однако не тут-то было. Образовалось еще несколько гигантских монополий со своими банками, и они переключили эти потоки средств на себя. Его банк оставался лишь небольшим ручейком, который нужен был для того, чтобы отмывать грязные деньги. Но даже этот ручеек позволял Жорессу Федоровичу ворочать миллиардным состоянием.
В середине ноября Африкантов наконец собрался отправить Натэллу в офшоры устанавливать коды на счета своих филиалов. На Кипр они поехали вместе. Банк их располагался в Лимасоле — длинном, вытянутом вдоль морской бухты городе. Филиал банка находился в современном пятиэтажном здании. Поселились они в уютном Park-beach-отеле, что располагался в парке вблизи морского пляжа. Огромные двери-окна номеров первого этажа выходили на открытые лоджии, которые были продолжением лужайки, отделявшей отель от пляжа. Натэллу это очень устраивало: она каждое утро прямо из окна выбегала на эту лужайку, а затем на тропинку вдоль берега.
Вода в море была довольно холодная, но Натэлла даже в такой воде делала заплывы почти на километр от берега. Африкантов довольствовался небольшим бассейном на территории отеля.
Впрочем, времени и у нее, и у него на физические упражнения и водные процедуры оставалось не так много. Ей надо было разобраться во всех хитросплетениях банковского учета, налаженного местным менеджером-киприотом. И хотя систему он создал весьма неглупую, она отличалась от той, что Натэлла почти на дилетантском уровне напридумывала в Москве. Она даже решила кое-что позаимствовать. Но главной ее задачей было выявить все концы, которые связывали банк «Гея» (так назывался филиал) с их банком, поставщиками денег и другими организациями. В отличие от метрополии, местный менеджер начал вкладывать средства в строительство пятизвездочных отелей, причем не только на Кипре, но и в Египте, Тунисе и Катаре. Кроме того, он открыл туристическую судоходную компанию, которая закупила несколько комфортабельных судов. Так что деньги, которые поступали на счет «Геи», моментально оказывались в обороте и обещали в ближайшее время весьма большие прибыли.
Сам же Африкантов тратил время на поиски комфортабельной виллы на берегу моря и покупку драгоценностей для своей жены и двух дочек. По отношению к Натэлле он сохранял начальственный тон, но вел себя по-мужски корректно. Каждый вечер они ходили в рестораны, которых здесь было пруд пруди. Правда, однажды, приехав вечером из другого города (возил его всюду местный шофер, который весьма неплохо говорил по-русски), он в хорошем подпитии через так называемую лоджию ввалился в номер к Натэлле. Было довольно поздно, и она собиралась ложиться спать.
— Слу-у-шай, На-атэллочка... Я во-от что по-одумал. А по-очему бы на-ам не ра-азвлечься? У тебя муж, а-а у ме-еня жена — далеко. Вспо-омни, как ты-ы развлекалась в Шта-атах с этим, ка-ак его, Осбо-орном. А я-а мужик не ху-уже. Во-от увидишь.
Честно говоря, Натэлла опешила. Его фанфаронская манера в отношении к ней была в какой-то степени и броней, которая мешала ему опуститься до сексуальных домогательств. Но тут же чувство удивленного омерзения сменилось бешенством. Что еще за грязные намеки на Алана? С трудом сдерживая желание отхлестать его бульдожью физиономию, Натэлла лишь произнесла:
— Вы пьяны, Жоресс Федорович. Вам надо отоспаться.
— Ну-у, ну! Не строй из се-ебя недотрогу! Я-то зна-аю. И по-отом стать мо-оей лю-у-убовницей для тебя — зна-аешь какая бла-а-годать! Я те-ебе построю виллу в Ка-аннах или в Ма-айями, на-а Ка-ап-ри. Ку-уплю я-ахту. Ли-ичный са-а-молет. Ты-ы баба сме-екалистая, научи-ишься летать на нем лу-учше любого а-аса.
Жоресс Федорович перешагнул порог и неустойчивой походкой направился к ней. На Натэллу накатилось амбрэ отвратительного перегара.
— Что за гадость вы пили? Прошу вас, не приближайтесь ко мне!
— Это настоящий английский бренди. Но ты права, Натэллочка, — Африкантов остановил свое пьяное движение к ней, — э-это ихнее-е бре-енди-и ху-уже на-ашей си-ивухи. Но у ме-еня есть о-отличная па-паста, так что-о не-е во-олнуйся, все-о будет о-кей.
У Натэллы мелькнула идея, как быстрее завершить это рандеву:
— Но ведь ваша паста у вас в номере. Давайте я провожу вас туда...
— И останешься! Да, Натэллочка?
Она молча взяла его под руку и вывела из номера. В сущности, можно было тут же вернуться и закрыть окно-дверь. Но она сообразила, что он начнет стучаться, не даст ей спать и поднимет неприличный скандал. Поэтому решила отвести его в номер. Тем более, что он был рядом. Там, надо полагать, он угомонится. И выскочить, закрыв дверь-окно на защелку. Хотя эта защелка изнутри, со стороны Африкантова, он вряд ли ее сумеет открыть в этом состоянии. Да и хмель возьмет свое. Взяла его под руку и повела. Ну вот и его «лоджия». Натэлла открыла дверь и втолкнула его. Он оживился.
— Я сейчас, мигом. Приму душ. А ты пока постели.
Натэлле вдруг стало смешно: неужели этот слон думает, что она действительно ляжет с ним в постель? Она дождалась, пока он зашел в ванну, заперла изнутри дверь в номер, открыла окно на лужайку, вышла и закрыла его. Услышав, как оно защелкнулось, она стремглав побежала к себе и закрылась на все запоры.
Утром Африкантов вошел в ресторан, где каждое утро был приготовлен шведский стол и, набрав привычный набор еды, как ни в чем не бывало уселся рядом.
— Зря ты ушла вчера вечером. Отлично бы провели ночь, — развеял он все ее надежды на то, что алкоголь сотрет этот безобразный визит из памяти. Но вести разговор на эту тему она была не расположена и, прикусив нижнюю губку, промолчала.
— Ты подумай хорошенько, от чего отказываешься! Знаешь, кто я теперь такой? Я — один из самых богатых людей России. А может быть, даже Европы. Ты будешь как сыр в масле кататься. А хочешь — могу бросить свою благоверную и жениться на тебе. А? Ты будешь герцогиней.
Кажется, это она уже проходила. Как же все-таки эти мужчины одинаковы! Сказать ему, чтобы навсегда забыл эту затею и подобрал себе другую телку? Все равно ведь не поймет. Лучше просто не реагировать, авось, и сам докумекает.
Надо отдать должное Африкантову, больше к этой теме он не возвращался, и в другие филиалы — на Сейшелы и в Либерию — предоставил возможность ехать одной. Обе поездки были для нее, как многодневный праздник, хотя работать там приходилось от зари до зари.

КОЕ-ЧТО ПОВАЖНЕЕ НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ
Все это время Сергей работал над расшифровкой сигналов. Он не хуже Натэллы освоил компьютер, узнал и методику расшифровки кодов, хотя в последнем явно уступал ей.
— Из тебя получился бы отличный хакер, — как-то с завистью произнес Сергей. Впрочем, он это сказал не первым. Первым был Алан...
Сергей то вносил кристалл Шмидта в гараж, то выносил. И сравнивал, сравнивал, сравнивал... Однажды ему даже удалось выделить вне гаража последовательность сигналов, излучаемых одним человеком. Но при этом пошла такая абракадабра, что он сразу отказался от этого режима. Но неведомая сила все время возвращала его именно к нему. Как-то, разбираясь в бессмысленной череде букв, он случайно прошелся взором справа налево и среди хаотического нагромождения букв прочел слово «спасибо». Он вцепился взглядом в монитор. Читать справа налево было чудно, но не сложно. Мешало отсутствие интервалов. Но все это пустяки. В отличие от сигналов в гараже сигналы из магнитосферы шли в обратном порядке. Так может, чтобы выделить его собственную душу, нужно набрать не тот шифр, что в гараже, а противоположный — 4100, 2731, 9132? Спустя десятые доли секунды на мониторе высветились именно эти числа. А затем слова: «шифр-не-тот-набрать-нужно-душу-собственную-его-выделить-чтобы-может-так». Слова он сразу прочитывал правильно, а вот последовательность перевернуть не сумел. Внизу, вслед за этим текстом продолжал записываться новый текст — новые мысли. А предыдущие уходили вверх, за экран. Компьютер выписывал его мысли, как машина времени, в обратной последовательности. Он почувствовал, что нужно оторваться от монитора. Это непрерывное раздевание его души мешало думать. Да и зачем? Стоит завтра или послезавтра, или через месяц включить монитор, набрать заветный код, и он начнет снова повторять через некоторое время все, что он думает сейчас.
Здорово! Через сколько дней вернется из Либерии Натэлла? Улетела на четыре дня. Значит, послезавтра. Сергей почти физически почувствовал, что все это время любая его находка приобретала смысл только после того, как он видел блестящие вишенки Натиных глаз. Он выключил компьютер, накинул куртку и окунулся в бодрящий холодок декабрьского вечера. Снега еще не было, хотя температура ниже нуля и тропинка уже промерзла. В таких случаях принято говорить: шел куда глаза глядят. Но глазам глядеть было некуда. Рано наступившая ночная тьма лишь слегка разгонялась слабым светом лунного серпика. Тропинка вела к оврагу.
Сергей шел, ни на что не обращая внимания. В который раз за последние полтора года его охватывало ощущение того, что все получилось, что так сильно ожидаемая удача уже в руках. Но потом оказывалось, что это всего лишь небольшая ступенька, маленький выигранный бой. А впереди еще главные сражения, от исхода которых зависит вся кампания. Конечно, если бы здесь была Ната, то они бы вместе радовались, как дети. В научном плане они действительно добились всего, чего хотели. Доказали, что радиоволны, испускаемые человеческим мозгом, несут в себе его мысли и чувства. Они являются материальным выражением души. Доказали, что в природе есть кладовая, в которой информация, переносимая этими волнами, накапливается. Более того, сохраняясь в ней, она постоянно возвращается снова в виде радиоволн на Землю.
«Если все это запротоколировать и послать в Нобелевский комитет, то можно схлопотать и Нобелевку», — усмехнулся Сергей.
Но судьба распорядилась иначе. Им нужно это открытие не для славы, не для развития науки, а совершенно для другого. А вот для другого-то они еще почти ничего не сделали. Чтобы узнать, что же произошло тогда, пятнадцать лет назад, в глухой сибирской тайге, почему погибла его мама...
И вновь его разум наметил следующий план действий:
1. Составить программу инверсирования времени на компьютере.
2. Научиться сжимать время («перекручивать магнитную ленту в ускоренном темпе», — усмехнувшись, перевел Сергей эту задачу на привычный язык магнитофона).
3. Научиться, наконец, находить код конкретной личности.
Конечно, последняя задача была и остается главной. И единственный человек, который сможет решить ее, — Натэлла. Остальные две проблемки под силу и ему. Особенно с пакетом Microsoft Word в системе Windows 6.
Сергей не заметил, как перемахнул овраг и теперь шел по все менее улавливаемой тропинке в рощице. «Пора назад, а то заблужусь».
И снова мысли... Ну, хорошо, я набрал свой код, машина стала печатать мои вербальные мысли именно с этого момента. Почему она стала делать именно так? Ведь согласно теории доктора Штернберга, из магнитосферы обрушиваются на антенну Шмидта все сигналы — и данного момента, и предшествующих. Как же она выбирает их, причем точно и последовательно начиная с завершающих сигналов? Сознание Сергея вдруг пронзила догадка. Выбирает не антенна. Выбирает его модем, который он давно уже превратил в минипроцессор. Он не просто настраивает антенну на тот узкий диапазон, в котором и концентрируются сигналы мозга и магнитосферных трубок, но и распределяет эти сигналы во времени. Протонные и электронные трубки совершают поворот вокруг земной оси. Значит, сигналы от них приходят с переменным опозданием. Недаром доктор Штернберг назвал эти повороты годичными кольцами на деревьях: когда антенна Шмидта получает сигналы непосредственно от нашего мозга, последовательность мыслей улавливается ею в реальном масштабе времени, и «модем Сергея» ее не трансформирует. А вот когда сигналы приходят из космоса, он их сортирует — сначала выуживает самые свежие, затем слегка залежалые и так далее.
— Ай да я! — радостно воскликнул Сергей и испуганно огляделся. Он уже возвращался в деревню. Если б кто-нибудь из жителей его увидел, решили бы: чокнутый. Он ухмыльнулся: «А ведь точно так же начал разговаривать сам с собой старый доктор Джон! Сначала решил, что его никто не слышит, а потом вообще перестал обращать внимание на окружающих. Нет, скорей бы возвращалась Ната, а то действительно рехнусь!» Вернувшись домой, Сергей свалился в постель и через пять минут уже спал здоровым молодым сном...
Когда он все рассказал Натэлле, та опять не обрадовалась:
— Ну вот! Снова все замыкается на мне. Я становлюсь главным тормозом на пути прогресса.
А загадка кода все не решалась и не решалась. Вот они уж набрали и ее сигналы и даже начали просматривать. Но тут Натэлла нажала на клавиши:
— Нечего подглядывать! И вообще, дай слово, что никогда больше не будешь заглядывать мне в душу. Тем более через компьютер.
Сергей заулыбался своей широкой улыбкой:
— А ты в мою можешь. Сколько угодно!
Натэлла надула губки:
— Да! Мне можно, а тебе нельзя.

В середине января из Америки пришла посылка. И два письма. В посылке был номер журнала «Физикс» — их статья с доктором Джоном Штернбергом. Но фамилия доктора была в траурной рамке. Одно письмо пришло от Сары, где она нацарапала крупными буквами о смерти доктора и о своем горе. Второе — из адвокатской конторы «Петерсон энд Петерсон», где сообщалось, что покойный доктор Штернберг завещал дом со всем имуществом и накопления в виде ценных бумаг гражданке России Геворкян Натэлле Эдуардовне. Ей предлагалось прибыть в г.Ролли, штат Северная Каролина, для подписания всех необходимых в таких случаях документов. Натэлла весь день ходила как убитая и лишь к вечеру пришла к Африкантову просить разрешения съездить в Штаты. Жоресс Федорович вылупил глаза: «Ну дает, Геворкян! Бурно она, однако, провела время в Штатах! Я-то думал, что только с одним Осборном крутила, а она, оказывается, еще и профессора какого-то подцепила. Да еще как! Не успела укатить, как тот дал дуба и все свое состояние отписал ей! А что? Она баба совсем даже ничего! Пусть американцы знают, что наши женщины на уровне мировых стандартов и не уступают их Мерилинам Монро».
Недолго думая, он подписал ей отпуск и еще помог без очереди оформить бизнес-визу в американском посольстве и ей, и Сергею.
Уже через неделю они сидели с Сергеем в шикарном «Боинге» в бизнес-классе. О таком Натэлла раньше даже не мечтала. И опять за иллюминатором Атлантический океан, почти весь покрытый льдинами. У Натэллы появилась возможность воочию сравнить цвет глаз Сергея с цветом морской воды.
— Сереж! Посмотри на Атлантический океан, — ей хотелось, чтобы он тоже подтвердил ее наблюдение.
— Да, здорово!
«Не в этом дело! А, ничего не понимаешь!» Но объяснять ему не стала. Пусть это будет ее тайной.
В аэропорту Ролли-Дархем их встречал сам глава адвокатской конторы Джим Петерсон.
— Возникли проблемы, госпожа Геворкян. У доктора Штернберга появился наследник — его племянник. Поэтому неизбежен судебный процесс. Все права на вашей стороне, но это можно решить только в судебном порядке. Однозначно предсказать решение невозможно. Я хотел бы встретиться завтра с адвокатом семьи Штернбергов и прийти к мировому соглашению во внесудебном порядке.
Все это он выложил в машине, когда они ехали по Ramsey street в дом профессора.
Натэлла поморщилась: с какой стати она должна заниматься дележом имущества, которое никаким боком ей не принадлежит?
— Пусть они себе все забирают. Мне ничего не нужно, — заявила она.
Джим Петерсон от изумления надолго замолк:
— Это что, ваше окончательное решение?
— Конечно...
Сара со слезами на глазах бросилась обнимать Натэллу и с одобрительным любопытством поздоровалась с Сергеем. Адвокат откланялся, договорившись о встрече назавтра утром у себя в офисе. А в гостиной их ждал обед, приготовленный Сарой.
— Он все говорил перед смертью: «Ну вот, теперь моя душа целиком принадлежит Элен. Вот если бы она отыскала душу моей Кэтрин и соединила нас вместе!» Я ничего не понимаю в этом, Элен, но верю: вы такая умница, что наверняка научитесь, или уже умеете, вызывать души умерших. И о моей тоже позаботьтесь. И тоже соедините с душами мистера и миссис Штернберг. Они были так добры ко мне, и я хочу быть с ними. Я слыхала, что этот противный племянник доктора со своей старой каргой хочет отсудить наш дом. Ни за что не отдавайте. Этого старый Джон вам не простит. Все права на вашей стороне. И адвокат у нас очень опытный.
Натэлла лихорадочно достала из нагрудного кармана визитку Петерсона и бросилась звонить по телефону:
— Hallo, мистер Петерсон! Хочу сказать, что я не согласна отдавать наследство доктора Штернберга его племяннику.
— Но вы уже дали согласие! У нас в Америке так не делается.
— А у нас в России делается, — отрезала Натэлла.
Утром точно в девять они с Сергеем вошли в офис господина Петерсона. Им в первую очередь бросилась в глаза пожилая супружеская пара. Оба — муж и жена — были одинаково длинны и поджары. Увидев их, Натэлла тут же решила: «Этим жирафам я ничего не отдам». Напротив Джима сидел маленький человек с весьма подвижным лицом.
— Миссис и мистер Штернберг — истцы, мистер Билл Хоган — адвокат, миссис и мистер... э... Геворкян, — представил всех присутствующих друг друга Петерсон.
Штернберги величественно кивнули, а Хоган вскочил и поклонился.
— Госпожа Геворкян, истцы хотели бы узнать, что заставило вас изменить свое первоначальное решение передать им наследство доктора Штернберга?
— В течение пятнадцати лет после смерти жены доктор Джон Штернберг был в полном одиночестве, никто из родных никогда о нем даже не вспомнил. Только когда он умер, вдруг выяснилось, что у него есть родственники, — едва сдерживая ярость, тихим голосом произнесла Натэлла.
— Не пятнадцать, а четырнадцать лет, — поправил маленький адвокат.
Натэлла стрельнула в него возмущенными вишенками.
— Доктор Штернберг ни в чем не нуждался, — величественно и медленно раскрыл рот жираф мужского пола, — у него было достаточно средств в ценных бумагах, которые приносили неплохой доход. Кроме этого...
— Нет, нуждался, — перебила его Натэлла. Она говорила тихим голосом, но в нем было столько гнева, столько металла, что тот замолк.
— Нет, нуждался, — повторила она. — Он — человек. Человек, которого бросили умирать одного, без единой родной души.
— Но вместе с ним жила экономка!
Тут у Натэллы мелькнула лукавая идея.
— Хорошо, я согласна, — повернулась она к адвокатам. — Я согласна. Если истцы подпишут, то и я готова отдать все наследство Саре.
Наступила тягостная тишина. Вдруг оба «жирафа» как по команде поднялись и, не говоря ни слова, направились к двери. Вслед за ними выскочил и маленький адвокат.
— Вы ведете себя чересчур эмоционально, — сказал Петерсон, — так нельзя вести переговоры. У нас в Штатах принято обсуждать финансовые и имущественные вопросы спокойно; аргументами служат только статьи закона и личные интересы. Ваше последнее предложение может только усложнить нашу позицию в суде. В споре о наследстве суду необходимо учитывать позиции только двух сторон. Поэтому я советую вам не вводить в рассмотрение третьих лиц. Кроме того, — мистер Петерсон, как и положено опытному адвокату, в данной ситуации держал себя, словно машина, произносящая абсолютные истины, — адвокат четы Штернберг считает, что ваш отказ от сформулированной при приезде позиции нанес им моральный ущерб, который оценивается в пять тысяч долларов.
— Пожалуйста, я готова их уплатить. Сейчас мой муж пойдет к ближайшему банкомату и принесет эти деньги. А заодно и вам... Сколько я вам должна?
— Мне вы не должны ни цента, — ответил Петерсон. — Доктор Штернберг оплатил услуги нашей конторы на двадцать лет вперед. Так что я буду, если вы не расторгнете договор, обслуживать вас еще шесть лет.
— Конечно! — воскликнула Натэлла. Эта напыщенная и сухая атмосфера действовала на ее темперамент, как красная тряпка на быка.
Тут вернулся маленький адвокат и что-то прошептал на ухо мистеру Петерсону. Тот после некоторого замешательства подошел к Натэлле и снова зачастил голосом говорящего автомата:
— Миссис и мистер Штернберг, просили передать, что они отказываются от иска. Это значит, что дело закрывается, и вы с данного момента вступаете в законное владение имуществом доктора Штернберга. А уж затем можете передавать его кому хотите.
Сергей по лицу Натэллы понял, что она выиграла. Когда они вышли, он довольно хмыкнул:
— Ну ты молодец! Натянула нос этим антилопам.
— Не антилопам, а жирафам, — поправила его Натэлла...
...Когда в самолете Сергей обнял Натэллу, она неожиданно спрятала у него на груди лицо и горько зарыдала.
— Ты чего, Натусь?
— Жалко старого Джона...

ИНТРИГИ, ИНТРИГИ…
Африкантова распирало любопытство. Наконец на четвертый день отсутствия Натэллы он вызвал секретаршу, которая одновременно была и его переводчицей, так как знала три европейских языка, и попросил позвонить Осборну.
— Скажи, что нашей сотруднице Геворкян какой-то мистер Штернберг оставил наследство. Мы солидная фирма и хотели бы проверить, нет ли чего-нибудь в этом деле компрометирующего. Кто такой мистер Штернберг, и с какой стати он вдруг решил сделать Геворкян такой подарочек? И еще передай ему, что она выехала сейчас в его Ролли за этим наследством вместе с мужем.
Жоресс Федорович очень обрадовался этой внезапно пришедшей ему в голову идее. «А неплохую я интригу подсунул нашей Натэллочке! Пусть-ка там разбирается со всеми своими мужиками».
Алан отреагировал на звонок весьма спокойно. Но известие о том, что Натэлла в его городе, его слегка задело. На просьбу Африкантова он ответил так:
— Профессор Штернберг умер в конце декабря, в возрасте восьмидесяти пяти лет. Поскольку, как известно, у него прямых наследников нет, он распорядиться своим имуществом мог как угодно. С Натэллой Геворкян, насколько я знаю, профессора связывали научные интересы. Впрочем, если мистер Африкантов желает, можно навести более точные справки и прислать официальный ответ. Ничего предосудительного в этом наследстве нет. В Соединенных Штатах это нормальная имущественная практика.
Африкантов был озадачен. «Что еще за научные интересы? С этой Геворкян не соскучишься. То она мужа приносит в кошелке, то бог весть откуда на нее сваливается наследство, то теперь, как выясняется, она занимается еще какой-то научной работой. Того гляди завтра защитит докторскую диссертацию». Он задумался. Что же получается? Он у нее как на ладони. Она знает все его финансовые операции: все заложено у нее в компьютере. К тому же она не дура, все самое ценное держит в голове. А он про нее? Ничего. Темная лошадка. Завтра пойдет сдаст его, а он ее ничем остановить не сможет. Нет, сдавать она не пойдет. Для этого слишком чистоплюйка. Но вытворить что-нибудь этакое вполне сможет.
Когда Натэлла вернулась, Жоресс Федорович стал с интересом к ней приглядываться: удалось ли ему своей интригой хоть как-то нарушить ее душевное равновесие? Он все ожидал, что она подойдет к нему и скажет укоризненно: «Ну зачем вы звонили Осборну?» Но ничего подобного не произошло. Натэлла приходила на оперативки как ни в чем не бывало и, как всегда, помалкивала, лишь односложно отвечая на его вопросы.
Тюняев по его просьбе навел справки — какой научной работой занималась Геворкян в Штатах? Коллеги по поездке подтвердили, что она все время засиживалась в библиотеке, но только в первый месяц. Потом по вечерам ее стал увозить Алан, а по утрам привозить. О том, что они делали в этом промежутке, история умалчивает. О профессоре Штернберге никто ничего не знает. Какой научной работой занималась она в Штатах, выяснить не удалось. Правда, дотошный Тюняев узнал, что Натэлла появилась в отделе сейсморазведки незадолго до своего отъезда и, судя по всему, именно тогда познакомилась с Осокиным. После ее отъезда он увлекся какой-то странной антенной и даже проводил опыты на полигоне. Оформил за двумя подписями две заявки на изобретение. По одной из них даже заявил экспертизу на патентование за рубежом. Но после приезда Геворкян забросил работу над этой антенной и больше ею не занимался.
— А что за изобретения? О чем они? — Африкантов так и не мог нащупать резонов поведения Натэллы. Ее загадки все больше интриговали его.
— Одно — проведение сейсморазведки с помощью радиосигналов. Я не очень-то понимаю, но Педрин считает, что это перспективно, только нет денег. Второе — предсказание землетрясений с помощью радиоволн, идущих из магнитосферы. По-моему, это как раз то, что затем связало Геворкян с професором Штернбергом. Дело в том, что, как мне сказали эксперты из Всесоюзного института научно-технической информации, у него есть статьи и книги по исследованию магнитосферы.
— Это тоже перспективно?
— Да!
— И тоже нет денег?
— Тоже...
— Непонятно... Ну, а почему она у меня не попросила? И потом — что, этот Алан не любовью с ней занимался, а возил к профессору? Главное, у нее об этом не спросишь. Все равно не скажет. Как ее на все хватает? Давай так, Дима! Ты все-таки с этим профессором Штернбергом разберись получше. Кстати, а не могла она там, в Штатах, наши секреты продавать?
— Это нельзя доказать. Дело в том, что она не была допущена к нашим секретным документам. Так что теоретически и передать их не могла. Разве что кто-нибудь из допущенных ей проболтался.
— Так, может, ее муж, как его, Маркелов?
— Осокин, его фамилия, Осокин! У Осокина тоже не было допуска. Правда, примерно полтора года тому назад, вскоре после приезда Геворкян, ему выдали разовый допуск по третьей форме в одну подмосковную фирму, но он ему не понадобился. Он туда, кажется, так и не поехал. Ему, вроде, нужен был какой-то прибор. Так он его нашел в одном Московском академическом институте. Нет, Жоресс Федорович, здесь много не накопаешь.
Опытный разведчик нутром чувствовал, что Африкантову нужно не просто разгадать тайну поведения Натэллы, а найти зацепку, с помощью которой можно было держать ее на крючке. События надвигались весьма грозные, и необходимо было быть уверенным в своей команде.
— И все-таки ты покопай с этим профессором. Чую я: что-то тут не так...
А у Натэллы пошла полоса неудач. На работе, она чувствовала, над ней сгущались тучи. И это одновременно с тем, что Геобанк все более уходил из света в тень. Деньги от продажи нефти и газа попадали другим, более циничным и хватким хищникам. Те деньги, которые уже были, быстро обесценивались. Валютная выручка либо сразу оседала в ошфорных банках, либо по требованию Центробанка была передана Геобанку в виде рублевого покрытия. К тому же, оказалось, что на долю учредительских средств, ранее принадлежавших Миннефти, теперь претендует Госкомимущество. Несметные богатства, которые достались Африкантову в конце 1991 года, начали уплывать между пальцев. Офшорные банки также оказались не его. Их учредителем и владельцем был Геобанк, и только обладание им делало его владельцем и филиалов. Правда, во всех этих банках был открыт его счет, на который перечислялась доля прибыли, соответствовавшая его вкладу в уставной капитал Геобанка. Это довольно большие суммы. Но не те баснословные, на которые он рассчитывал вначале.
В этих условиях сохранение устойчивости Геобанка стало его главной заботой. В нормальных странах это делается просто. Банк вкладывает средства в бизнес, и они возвращаются оттуда умноженными. Но во что вкладывать средства Геобанку? В сейсморазведку? Кому она сейчас нужна? Вырастающие, как грибы, акционерные общества довольствуются доходами, получаемыми с уже разведанных месторождений. Чтобы стать олигархом, не нужно вкладывать средства в новое месторождение, достаточно прибрать к рукам уже освоенное государством. Конечно, лет через пять-десять им все же понадобится осваивать новые. Вот тогда они и вспомнят о сейсморазведке. Но сейчас она никакой прибыли не приносит. И все эти ЦНИИГеофизики и всякие другие только лежат мертвым грузом на средства Геобанка. Можно, конечно, попробовать купить акции добывающих компаний. Но хищники, которые их захватили, вовсе не собираются делиться с кем-либо акциями, то есть прибылью и властью. И у Африкантова остался один-единственный ручей: с помощью продажи депозитов помогать отмывать нечестно нажитые деньги. Делалось это по простой схеме. Некто закупал депозиты на сумму, допустим, миллион рублей. Геобанк учреждает малое предприятие, которое якобы производит сейсморазведку. На это предприятие принимается на работу владелец депозитов. Он получает зарплату в размере пятисот тысяч, возвращая одновременно банку депозиты. Теперь его деньги вполне легальны. Это зарплата якобы за жизнь в тайге, за многодневные палаточные неудобства. Он может вкладывать их в аренду магазинов, аптек, транспортных средств. Он — честный человек. Комар носа не подточит. И единственная фирма, которая держит секрет его богатства, это Геобанк. Значит, стоит кому-нибудь из его сотрудников выдать эту схему, и все руководство загремит под следствие. В таких условиях наличие Натэллы, держащей в своих руках всю информацию о прохождении средств внутри банка и не повязанной криминальной круговой порукой, становится опасным. А если учесть, что над Африкантовым были еще более весомые тузы, вовсе не заинтересованные в его провале, то опасность возрастает многократно. Натэлла непосредственно этого не ощущала, но всем своим нутром чувствовала, и косые взгляды Африкантова, и неожиданные умолчания Тюняева, и неестественную угодливость главной бухгалтерши, того же Васильева. Но главное — она сама видела, что финансы Геобанка, раньше произраставшие за счет бюджета, сейчас основывались на каких-то сомнительных операциях с депозитами.
Ничего у нее не получалось и с расшифровкой кода. И хотя Сергей брал на себя всю черновую работу по реализации очередных ее идей, дело не двигалось.
И на работе у Сергея все совсем разладилось. С самого начала года не выдавали зарплату. Педрин говорил, что нет денег. Это Африкантов запретил переводить средства в ЦНИИГеофизику.
— На улице рыночные отношения. Пусть учатся зарабатывать сами. Нечего жить нахлебниками. Вот Геворкян пусть скажет: есть в Соединенных Штатах такие фирмы, которым банки просто так, от широты души платят деньги?
Натэлла не стала отвечать на этот риторический вопрос. Она давно заметила, что на оперативках, когда Африкантов хотел провести свое особенно подлое решение, он обязательно апеллировал к ней. Дескать, это не я придумал, а вот она.
Сергей решил уволиться и найти какую-нибудь компьютерную фирму. Но Натэлла запротестовала:
— Сереженька, давай лучше я тебя найму. Тебе не надо отвлекаться и тратить время на освоение новой работы. Ты сейчас нужнее всего здесь. А мне Африкантов платит денег столько, что нам вдвоем вполне хватит на безбедную жизнь.
— Нет, я так не могу, Ната! Что же я за мужчина, который живет за счет жены!
— Глупости говоришь! — разозлилась Натэлла. — Так и хочется излупить тебя за такие слова. Мы что, не одно целое, не одна семья? Ты что, когда женился, думал, что я буду у тебя домработницей? Домостроевец.
— Натусь, не злись. Ты же понимаешь...
— Я понимаю одно — нам нужно заставить этот чертов прибор говорить. А если мы будем потакать всяким там инстинктам толпы, то ничего не сделаем.
Она подошла к нему, обняла.
— Поцелуй меня, Сереженька! И обещай, что больше на такие глупые темы говорить не будешь.
— Ты у меня золотце, — смутился Сергей. И тут же переключился: — Слушай, а откуда ты берешь эти числа кода? Числа, исходя из которых мы и построили наш алгоритм расшифровки радиосигналов мозга?
Натэлла отодвинулась и с удивлением глянула на него:
— Как откуда?
Она хотела было вернуть его мяч на его же площадку: разве не он обнаружил все эти импульсы, разве не он стал переводить интервалы между ними и их собственную ширину с помощью своего «модема Осокина» в числа? Но она поняла — он не спрашивал ее, он ей объявил свою новую мысль. Ведь он измерял эти интервалы в наносекундах. А что такое наносекунды? Это единицы времени, придуманные человеком. А если бы человек придумал другие единицы? Тогда были бы другие числа. А алгоритм расшифровки кода остался. Значит, дело не в абсолютных числах, а в относительных. Можно получить все те же результаты, если вводить в компьютер половинные числа, или в два раза больше. Или в три, в десять, в сто. Большие, меньшие. Что это меняет?
Сергей терпеливо ждал, пока она «обсосет» его мысль.
— Ну и в каких же единицах нужно на самом деле измерять длительность интервалов?..
Натэлла не успела докончить вопроса. Она сама поняла. Ну, конечно, в квантовых числах протонных или электронных трубок радиационного пояса. То, что им удалось без этого получать хорошие результаты, увело их в сторону. Пора снова возвращаться к теории доктора Штернберга. Она бросилась к компьютеру. Все формулы, выведенные ею в госпитальной палате в Ролли, были в нем. Там же и таблицы всех этих специальных функций.
Сергей стал за ее спиной, напряженно вглядываясь в то, что творилось на экране. Через полтора часа она нашла физический эквивалент всех их чисел. Получалось, что их нужно просто разделить на 1,3704. Совсем ничего. Натэлла ввела этот коэффициент. Как и следовало ожидать, на конечном результате это никак не отразилось.
— Ну и что теперь, Сереженька?
— Сейчас, сейчас... Я, пожалуй, пойду прошвырнусь на улицу…
Натэлле хотелось, чтобы он и ее позвал. Но она поняла, что ему мешать не стоит. А заодно надо самой подумать.
Значит, так. Импульсы возникают оттого, что магнитные квантовые числа трубок меняются под воздействием радиоволн, которые исходят от мозга. Затем в процессе замещения старых частиц на новые первые, возвращаясь на Землю, восстанавливают исходное число и излучают волну, соответствующую этому числу. Стоп, стоп! А кто излучает — электрон или протон? Или они оба одновременно? Ну да, оба вместе. И волна возникает оттого, что меняется энергетический уровень их взаимодействия. А поскольку расстояние между покинутыми трубками все время меняется, приходят эти радиоимпульсы в разное время. Теперь остается определить, когда у каждого человека запускается эта трансляция. Когда формируется мозг зародыша или когда человек рождается?
Сергей все не возвращался, хотя Натэлла уже созрела для дискуссии с ним. Пришлось мысленно представить себе, о чем он думает. А почему, собственно, мысленно? Натэлла снова повернулась к монитору и начала «прослушивать», о чем думает Сергей. Так, значит, до идеи взаимодействия электронов и протонов он тоже дошел. Отлично. О том, что это влияет на время... Ага, тоже сообразил. Умница, Сереженька! А это что за фокусы? При чем здесь я? Так, так, так! Интересно! Отсчет можно вести от момента беседы двух субъектов. Во время разговора мысли почти сливаются. Один человек произносит мысль, а другой ее слушает и тоже излучает слова, соответствующие этой мысли. Получается два синхронных излучения от двух субъектов. Так! Можно получить суммарный «мусор». И известный вычесть. Останется код неизвестного субъекта. Ура!
Натэлле захотелось тоже выскочить на улицу и побежать навстречу Сергею.
Стояла теплая майская ночь. На небе ярко сияли звезды и висела почти полная луна. Но куда ушел Сергей? Вправо или влево? Вправо — в деревню. Налево — в поля. Конечно, налево! Натэлла посмотрела вдаль и увидела на другой стороне оврага едва заметный силуэт. По каким-то неуловимым движениям поняла — это он. Побежать навстречу? Но усилием воли она, наоборот, замедлила шаг: «Вот еще! Пусть он ко мне бежит». Сергей увидел ее издалека и помахал рукой. «Мало, мало, Сереженька! Побеги! Я хочу, чтобы ты ко мне побежал», — отдала мысленный приказ Натэлла. И он сбежал вниз по склону оврага. «Ну то-то же!» Теперь и она мчалась ему навстречу.
— Не прошло и двух лет как мы вместе, а тебе уже хочется от меня сбежать? — стала выговаривать ему Натэлла, вырываясь из его объятий. В ответ Сергей только заулыбался.
— А я подсматривала твои мысли, пока ты гулял...
— И говоришь, что я хотел от тебя сбежать? Ты что, это увидела?
Ну ничего от него не скроешь! Обязательно выведет тебя на чистую воду. Она прижалась к его плечу:
— Мне понравилось. Только отсчет будем вести от твоих мыслей, а не от моих. Ладно?
— Конечно, если это касается моей мамы и Маркелова. А насчет твоей мамы...
— А про мою маму я узнаю все сама, без курносых...

ПО ЗАКОНУ КРУГОВОЙ ПОРУКИ
На следующий день Тюняев докладывал шефу собранные им агентурные данные по научным трудам профессора Штернберга.
— Этот профессор разработал квантовую теорию каких-то там трубок в радиационном поле Земли. Это такое поле, которое находится далеко за пределами атмосферы и образовано частицами солнечного ветра. Большинство наших ученых по физике Земли считает эту теорию блажью. Хотя математическая сторона, говорят, достаточно строга. Точно так же считают и американские, да и не только американские коллеги. Таким образом вырисовывается следующая ситуация. Натэлла, приехав в Америку, решила узнать, нет ли там чего-нибудь про прогнозирование землетрясений с помощью этого пояса. И наткнулась на профессора. Поскольку она не очень большой знаток в этой области, зато большой специалист по части всяких выдумок, она этой теорией и заинтересовалась. Ну и дальше все понятно... В общем, ничего интересного...
Тюняев имел в виду, конечно, возможность поймать Натэллу на крючок.
— Да, и еще я провел расследование по ее мужу. Но тут тоже ничего...
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, что за фрукт?
— В общем так: его мать, Надежда Осокина, училась на одном курсе с Маркеловым в Горном институте. На последнем курсе забеременела и родила сына. Без мужа. Комитет комсомола решил возбудить персональное дело по аморалке. Передал в курсовое бюро. Но все уже были на дипломе. Да и пользовалась она на курсе авторитетом. Так что дело рассыпалось.
— Так этот Маркелов и был папой? Жениться на ней не захотел, а сына потом взял?
— Думаю, не совсем так. У этой Осокиной был роман с однокурсником Вениамином Шенкманом. А потом что-то расклеилось. Скорее, он и есть папа. Тем более, что отчество у Сергея — Вениаминович.
— Ну вот, наконец-то, хоть один еврей всплыл. А то даже скучно — русские, армяне и американцы. Нет перца для сюжета. Ну и что Надежда?
— Она и этот Вениамин были лучшими студентами на курсе. А Маркелов — крепкий середняк.
— Середняк, середняк! А ты знаешь, Дима, что в конечном счете именно из тех, кого ты сейчас назвал «середняками», и рождается становой хребет общества? Именно они управляют заводами, городами, областями, отраслями. Вот мы сейчас совершили гигантский поворот от косной командно-бюрократической системы к современной рыночной. И кто это сделал? Вот, к примеру, твоя Геворкян, отличница-суперстар, — что она сделала, чтобы такой поворот совершить? Посидела две ночи у Белого дома? Ну, а если б она не сидела, что-нибудь изменилось бы? Так что ты осторожнее с твоими оценками... Мне лично этот Маркелов все больше и больше нравится. Кстати, он открыл алмазы, а не эта отличница, мамаша нашего муженька.
— Она погибла в результате несчастного случая в нескольких километрах от месторождения. Все погибли. Маркелов тоже чуть дуба не дал, но его удалось вылечить, когда он был почти полумертвым. Он выжил и на следующий год снова пошел в эту глушь, там и нашел алмазы.
— Вот! Это по-нашему, по-мужицки. Природа сопротивляется, но мы ее ломаем, подминаем под себя.
— Да, но с нашей точки зрения здесь нет ничего любопытного...
— Ты прав, Дима! Что ж будем делать? Может, потолковать с ней по душам? Не враг же она себе. Объяснить, что если она в нашей команде, то должна соблюдать ее законы, а не чьи-то другие.
— А она вам ответит, что всегда пожалуйста. Точнее — какие у вас к ней претензии? И что вы на это скажете?
Африкантов поднялся, подошел к окну, сунул руки в карманы и задумался. «Прав ведь Тюняев. Претензий к ней никаких. И опасаться, что она побежит на него докладывать, тоже не приходится. Но если встанет вопрос — кого сажать за все те художества, что они тут вынуждены вершить? Тогда и выяснится, что садиться придется мне или Диме. Не зря же он так старается. А Геворкян окажется чистенькой. Да... Тем, кто мной командует, я нужен либо здесь, либо в виде жмурика. Тюняев, кстати, тоже выберется. Через свою контору. Подсунула же мне проблемку Натэллочка».
— Я хочу предложить один вариант. До сих пор он срабатывал в ста случаях из ста. Наши органы за рубежом использовали его направо и налево.
— Что за вариант? — оживился Жоресс Федорович.
И Тюняев изложил его. Жоресс Федорович опять подошел к окну и задумался. Что-то он не очень поверил в стопроцентную гарантию этого варианта. Он вспомнил Кипр, вспомнил все другие пируэты Геворкян. Наверняка и здесь что-нибудь выкинет. Впрочем, попытка — не пытка. Не получится — все вернется к нынешней ситуации. Время пока есть. И он дал добро.
Часа в четыре следующего дня Натэлле позвонил Тюняев:
— Тэлла, извини, я к тебе с не очень удобной для меня просьбой. Мне надо срочно съездить в гостиницу «Балчуг» в представительство фирмы НАФТА-ЛЮКС. Они только что позвонили, а я, как назло, только что выпивал у себя с проектировщиками нашего будущего корпуса. И Валеру отпустил — его вызвали зачем-то в школу по поводу сыночка… Не могла бы ты, что называется, не в службу, а в дружбу, подвести туда на нашей «Ауди»? Я там мигом: одна нога здесь, другая там. И часа не потратим…
И хотя у Натэллы до конца дня было полно дел, отказать Тюняеву она не могла. Он столько раз тратил свое время на нее.
Их служебная машина стояла на охраняемой стоянке перед фасадом здания банка, как правило, забитой шикарными иномарками клиентов. «Ауди» находилась во втором ряду. Рядом слева было пусто — видимо, недавно отъехала какая-то машина. Подходя к двери водителя, Натэлла увидела стоящий возле нее черный дипломат.
— Дмитрий, подойдите сюда. Тут стоит какой-то подозрительный предмет, — сказала она Тюняеву, который в это время открывал дверь со стороны пассажира.
— А что такое? — как-то не совсем естественно удивился Тюняев. Натэлла насторожилась. Она достаточно хорошо изучила повадки экс-разведчика и улавливала его неискренность.
Обойдя машину и увидев дипломат, Дмитрий все тем же артистическим голосом сказал:
— Наверно, кто-то из клиентов оставил…
— Давай позовем охранника, а то вдруг взорвется…
Тюняев наклонил голову к дипломату и прислушался:
— Да нет, ничего не тикает. Так взрывные устройства не устанавливают. Скорее какой-то растяпа забыл… По-моему, я даже видел кто — из бухгалтерии выходил какой-то лысый очкарик. Все очкарики не от мира сего, хоть выглядят иногда крутыми. Мне что-то захотелось заглянуть внутрь.
— Нет, я боюсь. Пусть лучше охрана разбирается…
Но Тюняев уже поставил дипломат на капот и открыл его.
— Тэлл, смотри… — прерывающимся голосам сказал Тюняев. Чемодан был битком набит аккуратно уложенными пачками стодолларовых купюр… — Смотри, да тут их не меньше полутора миллионов… Это по 750 тысяч на каждого.
До Натэллы дошло — все, что происходит, — это спектакль, придуманный с целью всучить ей почти миллион баксов.
— Ничего из этого чемодана я не возьму… Давай лучше сдадим его охраннику от греха подальше.
— Да ты что? Я даже вспотел, когда увидел такое… Нас же никто не видит. Все тип-топ. Чего ты боишься?
— Я же сказала: ничего не возьму. С какой стати?
— Ты что, миллионерка? Я узнавал, этот твой американский профессор оставил тебе всего сто тысяч. А здесь почти миллион. И главное — задарма! Никому ни ты, ни я не обязаны. Случайно подобрал на улице, и все.
— Мне совершенно наплевать, как попали к тебе эти деньги. Мне они не нужны.
— Ну, не нужны, так не нужны. Тогда и я их сдам. Хотя, видит бог, зря. Еще, поди, решила, что это я подстроил.
— Да ничего я не решила, просто не хочу с этими деньгами связываться… Так мы едем или нет?..
— Никуда я не поеду… У меня такое ощущение, что ты меня в чем-то подозреваешь…
— Еще чего! Считай, что никакого дипломата я не видела…
Прибежав к себе, Натэлла тут же засела за компьютер. Как же так, где она допустила ошибку? Откуда он мог взять эти полтора миллиона баксов не учтенными? Значит, все, что она соорудила, разрушается одним мановением руки? И Тюняев, который ничего не петрит в этом деле, запросто вытаскивает из оборота целую кипу наличных!
Ага, наконец что-то нашла. На прошлой неделе бухгалтерия перевела десять миллионов у.е. какому-то кооперативу «Запсибнефтеразведка» по договору 23—92. Что это еще за кооператив и что за договор? Так, понятно: «На проведение сейсморазведочных работ в районе Байдарацкой губы и устья реки Юрибель». Очень удобно — вблизи нефтеносных районов, но на самом деле там ничего такого нет. Проверять, есть ли отчет, бессмысленно. Ясно, что отчет существует. Не зря же отдел, в котором работал Сергей, чуть ли не год переписывал старые отчеты. Так! А кто подписал договор со стороны «кооператива»? Конечно, все ясно: Тюняев, председатель...
Когда Тюняев доложил Африкантову о провале своей «стопроцентной» миссии, тот только усмехнулся.
— Но с этой дурочкой придется что-то делать, Жоресс Федорович! Думаете, она уже не проверила, откуда я взял деньги? И думаете, она не понимает, для чего весь прошлый год писали липовые отчеты люди Педрина? Коллеги ее мужа, да и он сам...
— И что предлагаешь?
— У нас нет выбора, Жоресс Федорович! Ее надо обезвредить...
— То есть? Как?
— Из бывших сотрудников особого отдела Комитета госбезопасности образована секретная служба. Называется «Кооператив хэппиэндсервис». Создана для противодействия организованной преступности. Дело в том, что легальная борьба с преступностью в условиях, когда действуют пока еще советские законы, то есть фактически в условиях беззакония, просто неэффективна. По существу, страна стоит перед выбором — либо окончательно погрязнуть в уголовной трясине, либо сопротивляться ей внесудебными методами. Вот эти высококлассные профессионалы и взяли на себя неблагодарную роль — очистить общество от зловонной заразы бандитизма, защитить нарождающийся честный бизнес. У меня там есть хорошие друзья. Я могу объяснить им, какую опасность представляет собой эта милая на вид женщина. Они все сделают на высшем уровне.
— Ну, высший уровень ты уже продемонстрировал сегодня. Значит, предлагаешь убить Геворкян? Силами этого... как его... «хэппиэндсервиса». Надо же такое придумать! Сумасшествие какое-то. Считаешь, что другого выбора нет?
— Не знаю... А какой еще?
— Ладно, я подумаю до утра... Кстати, а во сколько они оценивают свои услуги?
— Все зависит от степени сложности... Например, если объект хорошо охраняем или умеет скрываться от преследования, тогда сумма может возрасти до 20 тысяч баксов. Но в данном случае все может обойтись и пятью тысячами.
— И сколько на это понадобится дней?
— Думаю, на этой неделе все будет кончено...
— Но все должно быть сделано так, чтобы на нас и тени не упало. Например, пусть ее ограбят или что там еще...
— Можете не сомневаться — все будет как надо.
— Ну, хорошо. До завтрашнего утра... Завтра решим...
Натэлла вернулась домой в ужасном настроении и рассказала про доллары Сергею.
— Слушай, а может, тебе вообще не ходить туда? Мы, по существу, готовы отправиться на Вилюй.
— Нет, Сереженька! Африкантов, при всей его толстокожести, все-таки чем-нибудь выдаст себя, если вздумает угрожать мне серьезно. Уж не убивать же он меня будет!
— Он-то не будет, а киллеров может нанять. Это нынче модный и прибыльный бизнес.
— Нет, нет, Сереж, не преувеличивай. Ведь он меня даже ни разу не пытался запугивать! Думаю, что уж сначала попробует этот способ. А вот когда ему дам отпор, тогда он, может быть, действительно решится. Так или иначе завтра нужно всерьез начать готовиться к бегству. Ты продумай все, что надо сделать, что взять с собой... Как замести следы... У нас, наверно, есть еще время, уж как минимум, несколько дней...
— Ну, во-первых, ты должна скачать всю информацию, которая у тебя в серверах, на сидиром. Тогда, если он начнет тебе угрожать, у тебя будут на руках козыри.
— Во-вторых, Сереженька, я проверю, как работает моя блокировка. Думаю, она в полном порядке. Это будет второй козырь. Кстати, в случае чего, мы сможем через твоих друзей из других институтов выйти в Интернет?
— Нет проблем.
— Но сделать надо так, чтобы их не подставить. Если Африкантов начнет действовать, то его ничто не остановит.
— Хорошо, я подумаю.
— Нам нужны деньги... Они мне все время зарплату и премию переводили на мой счет в нашем же банке. Нужно завтра все снять. Там где-то свыше пятидесяти тысяч долларов. Этого нам хватит лет на пять.
— А через банкомат?
— Наш банк к банкоматам не подключен, придется лично. Все наша бухгалтерша тормозила. Довольно вредная баба, хотя передо мной заискивает. Можно, конечно, и через кассу нашей бухгалтерии, но это насторожит Африкантова и подстегнет его к действиям. А если через наши отделения в разных административных округах, то это придет в бухгалтерию через неделю. А сведут это воедино где-то к концу июня. В эти два дня мне надо с Геобанком развязаться. И ехать, Сереженька, быстрее на Вилюй, на встречу с душой твоей мамы. И Маркелова.

СИГНАЛЫ С ТОГО СВЕТА
На следующее утро сразу после оперативки Натэлла начала записывать всю информацию сервера на жесткий диск. Оказалось, что его емкости не хватает. Пришлось архивировать. Но через 15 минут все было готово. Она только приступила к проверке контрольной блокировки всех входов компьютерной сети банка, как раздался звонок.
— Ната, срочно, но без паники, покинь банк. Я тебя буду ждать там, где в первый раз мы встретились с моей группой слаломистов. Помнишь?
— Помню, у Центрального входа в Ленинградский вокзал.
Сергей вздохнул:
— Нет, Ната, я передумал. Приходи к тому месту, где я тебя первый раз поцеловал после митинга на Советской.
Только теперь Натэлла поняла, что Сергей не хочет по телефону называть место встречи. Что-то случилось серьезное.
— Да, выхожу.
— Езжай на метро. Ты же знаешь, туда на машине не доберешься.
«Как раз на машине туда доберешься быстрее всего. Значит, он хочет, чтобы я ее оставила здесь. Видимо, за мной возможен хвост. Неужели Африкантов начал действовать, не давая мне времени опомниться?»
Как всегда, когда у нее возникала критическая ситуация, мозг начал действовать четко и напряженно. Она все-таки завершила проверку работы блокировки, сложила все необходимые документы в сумочку. Вызвала Ильину и оставила ее за себя, сказав, что ненадолго уезжает. Когда вышла в коридор, оглянулась. На ее счастье никого не было. Она решила пройти через ЦНИИГеофизики и свернула вправо. Прошла мимо охранника, который выпрямился перед ней, как будто хотел отдать честь. В ЦНИИГеофизики она направилась не к выходу, а во двор. От Сергея знала, что там есть лазейка в заборе, через которую сотрудники иногда убегают до звонка. Вот только где она? Впрочем, проблема решилась, когда она увидела хорошо протоптанную тропинку. Обойдя разбросанные во дворе контейнеры с приобретенным в прошлые годы, но так и не установленным новым оборудованием, а также всякий хлам, выносимый из лабораторий и опытного производства, Натэлла увидела лазейку. На всякий случай обернулась, глянула на окна института. Вроде никто не следит. Вышла на параллельную улицу и быстро направилась к метро.
Натэлла вбежала в подземный переход, который вел одновременно в метро. Народу полно, здесь проще затеряться. Через минуту она уже находилась в вагоне и смогла рассмотреть всех, кто вошел с ней. И вдруг ей пришло на ум простое соображение. Если даже Африкантов и начал действовать, откуда он может знать, что она разгадала его план и теперь убегает? Она сразу успокоилась и снова осмотрелась. Не ездила в метро больше года — с тех пор, как Тюняев помог ей приобрести машину. Лица людей существенно изменились. Вернее, их выражение. Если год назад у многих горели глаза верой и надеждой на будущее, то теперь вокруг были озабоченные, поблекшие лица. Натэлла подумала: «С нами произошло то, что происходит с нашими эмигрантами в Израиле». Она недавно получила письмо от Семена. Он жаловался, как их неприветливо встретила земля обетованная. Приехали в страну, где богатство каждый создавал себе сам, и общество здесь заботилось только о самых обездоленных. Но наши-то привыкли жить в другой стране, где она платила каждому примерно одинаково, и каждый думал только об одном: как бы занять более высокую ступеньку в иерархии, что давало небольшую прибавку к зарплате и некоторые льготы. В Израиле наши оказывались на самой низкой ступеньке, и стремиться нужно не столько к тому, чтобы идти выше по ступенькам, сколько к накоплению своего собственного богатства.
Теперь такая метаморфоза приключилась со всеми гражданами бывшего Союза. Но только не они приехали в страну с рыночными отношениями, а рыночные отношения приехали в их страну. И опустили почти всех на самую низшую ступеньку. Кроме небольшой кучки тех, кто успел взобраться на вершину пирамиды еще в советское время. И тех, кто умел хапать в нарушение всех — государственных и негосударственных — законов...
Станция «Белорусский вокзал». Натэлла вышла сразу на левую сторону Ленинградского шоссе. Оглянувшись, направилась к ипподрому. Несколько раз останавливалась и, глядя в зеркальце, проверяла — нет ли таких, которые шли бы за ней. Вроде нет. Впрочем, в отличие от опытных разведчиков, разобраться, кто «хвост», а кто просто прохожий, она все равно не смогла бы. Доверялась только своей интуиции. Но вот угол Беговой. А Сережи там нет. Натэлла начала лихорадочно соображать, успел ли он добраться на электричке от Фирсановки до Москвы, и на метро от «Комсомольской» до «Белорусского вокзала»? Пожалуй, нет. Натэлла, не останавливаясь, перешла Беговую и пошла вдоль стадиона Юных пионеров. Решила пройтись вперед, а потом повернуть назад. А может быть, просто обойти стадион целиком? Нет, это слишком долго... К тому же, прогуливаясь туда-сюда, она лучше сможет следить за наблюдающим, если такой есть.
Сергей появился минут через двадцать. Натэлла увидела его сразу. Но решила подойти спустя некоторое время, чтобы посмотреть, безопасна ли их встреча. Сергей остановился на углу и стал оглядываться. Значит, никакого хвоста не боится. Натэлла снова перешла улицу над подземным проездом и подошла к нему.
— Понимаешь, я решил, что лучший способ уловить сигналы Африкантова — это засечь твои мысли на оперативке. Как ни странно, сработало. Уже потом, в электричке, я прикинул, что от нашего института до Фирсановки сорок пять километров, то есть как раз столько, сколько получалось по расчетам доктора Джона для второго выплеска. Я проделал все по твоей методике и настроился на Жоресса. Правда, сигналы были едва уловимые, с постоянными провалами. Но было ясно, что после оперативки он оставил Тюняева.
— Да, он оставил его.
— И вот что он ему сказал, — он протянул ей текст, отпечатанный на принтере.
«...Подумал, Дима... Ты прав, с ней надо кончать... Трудно... Я ее пестовал, как дочку... Но она, сучка, поставила нас раком... Либо мы погибнем, либо она... Связывайся с твоим... эндсервисом».
— Дальше я записывать не стал. Побежал тебе звонить.
— Значит, он не дал нам даже двух дней, на которые я надеялась. Тюняев, конечно, свяжется с бывшими сотрудниками своего ведомства. Само ведомство наполовину развалилось, а его профессионалы наверняка разошлись по криминальным фирмам. Вот с ними и свяжется Тюняев. Интересно, во сколько они оценили меня? Думаю, уже спохватились, что меня нет. Впрочем, я сказала, что вернусь через полтора часа. Так что киллеры пока ждут меня возле института. Может, съездим домой, возьмем документы и деньги? Их немного, но все-таки.
— А если они уже направились к дому? Знаешь, давай я съезжу. На меня они явно не дали пока наводку. А ты езжай в Фирсановку.
— Я боюсь за тебя, Сережа. Лучше я тоже поеду с тобой и спрячусь в скверике.
— Нет, Ната! Ты уже обозначена для киллеров, и, если они там, тебя быстро обнаружат. А у меня есть еще время. Да, ты езжай не через Ленинградский вокзал. Сначала троллейбусом до речного вокзала, оттуда до Зеленограда, а там уж электричкой до Фирсановки. Черт дернул тебя сказать про Ленинградский вокзал по телефону!..
...Сергей подошел к их дому привычной дорогой, но сначала обошел его вдоль соседних домов, внимательно посмотрев, нет ли кого подозрительного. Из телесюжетов он знал, что киллеры либо выскакивают из стоящих рядом машин, либо прячутся в подъезде. Конечно, мишенью был не он, а Натэлла, но кто их знает, какую участь уготовили ему. Он решил попасть в подъезд не прямым путем. С торцевой стороны их четырнадцатиэтажного дома с восемью подъездами, имеющем в плане форму буквы «V», имелась аварийная дверь в подвал. Дверь была заперта на замок. Сергей нашел на мусорной свалке обрезок железной трубы, подошел к двери и, оглядевшись, сорвал замок. Не бросая железяку, вошел в подвал. День был солнечный, поэтому он сразу попал в темень. «Эх, знал бы, захватил с собой фонарик!» Через пару минут глаза начали привыкать к полутьме, и он зашагал по деревянным настилам, уложенным вдоль прохода. Первый подъезд, второй. Вот и третий. Только бы дверь была не заперта! Нет, все в порядке. Он сейчас выйдет сразу к лестнице. Лифт сбоку, со стороны парадного входа. Киллер наверняка ждет там... Если, конечно, ждет. Выглянуть, посмотреть? Сергей даже удивился себе: откуда такое собачье любопытство? Подавив его, быстро побежал вверх по лестнице. На третьем этаже решил вызвать лифт — все-таки подниматься на восьмой этаж, но потом решил создавать как можно меньше шума. Береженого бог бережет! На их площадке никого нет! А на верхней? Тоже никого. А может быть, «адская машина» еще не запущена? Он открыл дверь, вошел в переднюю, отключил автоохрану и сразу направился к маленькому сейфу с секретным открывателем, который Ната по предложению Тюняева приобрела в конце прошлого года. Дипломы кандидата наук, об окончании Горного и МФТИ, аттестат старшего научного сотрудника, заграничные паспорта, именной депозит Геобанка, две с половиной тысячи баксов, свидетельства о рождении и регистрации брака, Натэллины американские права. Вроде все! Сергей снова закрыл сейф, набрал код. Осмотрелся, не забыл ли чего? Теперь они сюда вернутся не скоро. Здешние автоправа Наты пропали — она оставила их в бардачке джипа. Зато его есть — в кармане. Все! Он снова набрал код охранной системы и вышел, заперев квартиру. Прислушался. Снизу доносился какой-то шум. Тогда он решил подняться на крышу. Железяка стояла прислоненная к стене возле двери. Он взбежал по лестнице на четырнадцатый этаж и посмотрел на люк, выводящий на крышу. Он вроде был открыт, так что железка могла и не понадобиться. Сергей вылез на крышу и оглянулся. Барьер по краю хорошо прикрывал его. У него вновь появилось желание подойти к стенке и заглянуть вниз. И вновь усилием воли он подавил любопытство. Подошел к спуску в первый подъезд, спустился пешком, не заходя в лифт. Снова подвал, и вот прежняя дверь. Все, он на свежем воздухе. Теперь быстрее перейти улицу и скрыться в садике напротив. Операция прошла без инцидента...

СПЕЦГРУППА, ИЛИ КООПЕРАТИВ КИЛЛЕРОВ
Майор Болховитинов, руководитель кооператива «Хэппиэндсервис», внимательно выслушал Тюняева. Как настоящий мужчина, он не очень-то любил, когда в качестве объекта ему навязывали женщину. Тем более, судя по фотографии, красивую женщину. Впрочем, он это тоже знал, именно среди красивых женщин больше всего таких, которые ни о чем другом, кроме обогащения, не думают. А эта, судя по взгляду…
Легенда, которую выдал Тюняев, была проста. (Впрочем, начиналось время, когда можно убивать и без легенд, не опасаясь возмездия.) Дескать, одна преступная группировка, люберецкая, с помощью начальницы вычислительного центра банка скачивала наличные деньги. Геобанк потерял уже несколько сот миллионов рублей. Никто, кроме «объекта», прокрутить такую операцию не мог — не зря же она училась восемь месяцев в США. Руководство банка вышло на нее методом исключения. Даже сам президент банка этого сделать не смог бы. Именно поэтому нужно таким хирургическим путем предотвратить утечку.
Байку насчет люберецкой группировки он придумал потому, что однажды на Раменской электричке заметил высовывавшегося из толпы Сергея. Тот как раз ехал в Томилино за проводками...
Ликвидировать можно под видом ограбления. «Объект сегодня получит зарплату и премию в кассе банка наличными. Сейчас она в банке. Выходит обычно в шесть — начале седьмого вечера, садится в джип «Петрол» и едет домой на Сивцев Вражек, дом 18, квартира 147».
— Вам это обойдется в пятнадцать тысяч, — уточнил Болховитинов. Конечно, это был грабеж. За подобную несложную операцию они брали всего пять тысяч баксов. Но с такого монстра, как Геобанк, можно содрать и побольше. Тюняев сразу согласился. Он знал, что Африкантов — не жмот, а овчинка стоила выделки. Болховитинов пригласил капитана Лебедева и объяснил задачу.
— Если ее пошлют куда-нибудь по работе, тогда она поедет не в своем джипе, а на служебной «Ауди».
Он полагал, что уже сегодня все будет кончено. Но каково было его удивление, когда выяснилось, что Геворкян нет на месте. Оказывается, она ушла из банка почти вместе с ним. Даже чуть-чуть раньше. Куда ушла, не сказала, но обещала быстро вернуться. Время, однако, близилось к обеду, а ее не было. Самое удивительное, что охранник у входа в банк ее не видел и что джип стоял на месте. Тюняев забеспокоился. Нюх разведчика подсказывал ему, что здесь что-то не так. Охранник, стоявший на переходе между банком и ЦНИИГеофизики, подтвердил, что Геворкян прошла в институт в 10.30 утра. Однако в институте ее никто не видел. Муж ее тоже сегодня не появлялся. Тюняев вздохнул — придется сообщить Африкантову. Но сначала — предупредить Лебедева. Тот сразу предположил, что она поехала домой. По рации он связался с Болховитиновым, решили послать двух других сотрудников на Сивцев Вражек. Заодно попросили Тюняева дать описание мужа Геворкян. Ждать фотографии не было времени. Но Дмитрий вспомнил о фотомонтаже, посвященном защите Белого дома. На одном из снимков Натэлла была в компании, где стоял и Сергей. В какой-то степени задача даже упрощалась. Ограбление вблизи элитного дома, пожалуй, более естественно, нежели возле офиса банка. Правда, муж может быть рядом... Тюняев сообщил Африкантову об исчезновении Геворкян. Тот разразился нецензурной бранью. Главным субъектом его грязных выражений была, конечно, Натэлла, но досталось и Тюняеву. Тюняев вытерпел эту экзекуцию, чтобы перевести обсуждение в деловое русло.
— Жоресс Федорович! Судя по ее действиям, она, похоже, сбежала из банка. Причем раньше, чем я от вас вышел. Или, во всяком случае, в этот момент.
— По-твоему, у меня в кабинете подслушивающее устройство? А кто его поставил?
— В институте о ее муже ходят легенды, что у него — золотые руки.
— Ну и что? И когда это он мог проникнуть ко мне в кабинет? Здесь же кругом охрана! И станет ли Геворкян заниматься таким делом! — что-то Африкантов все больше и больше стал сомневаться в выдающихся умственных способностях Тюняева.
— И все-таки я бы проверил. В ясновидящих я не верю, а что кроме нас с вами об этом никто не знал, сомнений нет. Да и если мы как-нибудь проболтались бы, то не в такой же короткий срок.
— Да и на оперативке она сидела, как всегда. Мрачная, правда, была. Но это тоже понятно. После твоего представления с долларами... Она, конечно, актриса, но не настолько же! Ну что ж, вызывай своих проверяльщиков. Впрочем, я надеюсь, что если она со своим умельцем и установила подслушку, то завтра она уже ей не понадобится. И ее благоверному, полагаю, тоже...
Когда заведенный разговором с шефом Тюняев вернулся в свой кабинет, там неожиданно появился Болховитинов.
— Слушай, друг, тут что-то странное происходит. По-моему, эту красотку с ее муженьком кто-то все время предупреждает. Может, твой шеф? Он часом не влюблен в нее?
— Ну, вообще-то он по части женского пола не дурак. Но не настолько, чтобы ради юбки пожертвовать делом. Потом я же сказал тебе, чем он рискует. Я думаю, может, у него в кабинете кто-то поставил подслушку. Например, этот муж. Он у нее умелец высшего класса.
— И не только умелец... Ты знаешь, он ушел из квартиры ровно за минуту до того, как туда пришли наши. И знаешь, как ушел? Через крышу. Как тебе нравится этот чайник? А вошел в квартиру за десять минут до нас через подвал. Причем сорвал замок с аварийной двери. Кажется, мы играем с квалифицированными партнерами. Теперь думай, где ее найти? В банке она не появится, дома тоже нет. Остается земной шар. У нее заграничный паспорт есть?
— Есть, и у него тоже. Причем бизнес-виза в США. И имущество там.
— Так-так! А эти, люберцы, ее отпустят? Ведь она и ими, наверно, повязана... Ну, хорошо, этот канал мы проверим. А ты думай, Тюняев. И деньги готовь! Пятнадцатью тысячами баксов теперь не обойдешься.
Болховитинов уехал, а Тюняев все не мог опомниться. Его била мелкая дрожь. Попал между двух огней. С одной стороны, Африкантов обвинит в том, что он инициировал всю эту затею. Ведь на самом деле срочной необходимости убирать Геворкян не было. Но когда такая необходимость возникнет, будет поздно. Всякую опасность надо ликвидировать не тогда, когда она надвигается, а когда только забрезжит. Это аксиома, которой его учили в школе разведчиков. С другой стороны, Болховитинову он представил дело так, что ликвидация Геворкян — сущий пустяк. Но откуда он мог тогда знать, что она имеет какой-то источник информации? А может быть, все-таки они ей как-то выдали свои намерения? Она — баба умная, ни одно слово мимо ушей не пропускает.
Дмитрий стал лихорадочно анализировать, что сказал он и что Африкантов. И пришел к неутешительному выводу. Они действительно давали ей немалый повод к подозрительности, полагая, что в конце концов она сломается и выбросит весь этот мусор под названием честность в корзину. Тогда все их усилия были бы оправданы. Но если она не хотела продавать душу дьяволу ни при каких условиях, то не понимать, что над ней сгущаются тучи, она не могла. И, безусловно, принимает меры... Но в данном случае речь о другом: она предвидит их конкретные шаги, а не общую ситуацию. Здесь нужна была полная информация. И, видно, она ее имеет.
Тюняев вспомнил одну из главных заповедей военного искусства: выигрывает тот полководец, который располагает большей информацией. Какой он располагает информацией? Той, что Натэлла имеет источник агентурных данных о его команде. Весьма не густо. Он даже не знает, где она сейчас скрывается. А это главное. Надо ее разыскать. Ничего не поделаешь, придется идти к Африкантову. А может быть, лучше отвезти его к Болховитинову, уж там-то она точно подслушивающие устройства не установила. Интересно, а у него самого в кабинете есть подслушивающее устройство? Но тогда она должна была знать про дипломат с долларами. Ведь они обговаривали детали этой операции с Африкантовым по телефону. И деньги взяли из сейфов банка, хотя формально они уже принадлежали «Запсибнефтеразведке». Это обсуждали с главной бухгалтершей. Вот ведь надежный человек. Ей предложи эти деньги — возьмет и не сморгнет глазом...
Тюняев еще раз вспомнил сцену с дипломатом. Нет, у Натэллы расширились зрачки абсолютно естественно. Чтобы так сыграть, даже самые гениальные актеры должны репетировать несколько дней. Что в ее глазах было? Удивление? Да! Брезгливость? Да! Испуг? Да! Она испугалась, это точно. Она поняла, что наступил момент истины, и она попала на лезвие ножа. Он все точно рассчитал. Главное — это неожиданность. Человек только с очень быстрой реакцией мог пройти по этому лезвию и не оступиться. Так, как она. С нравственным стержнем в характере...
Раздался звонок.
— Ну что там, Дима? Ты чего не звонишь? Чую я, что у дома тоже все сорвалось. Да?
— Да, Жоресс Федорович! Может быть, вы зайдете ко мне, с учетом моего подозрения.
— Нет уж, давай лучше в машине. В твоей, чтобы без шофера. Я вроде той вороны, которая теперь куста боится.
Тюняев сразу предложил поехать к Болховитинову. Кооператив «Хэппиэндсервис» располагался в одном из особняков на Гончарной улице. Затхлый запах бывшего советского учреждения, которое почило в бозе в конце девяносто первого, все еще наполнял коридоры первого и второго этажей. В кабинете майора, председателя кооператива, висели три карты: Москвы, СССР и полушарий земного шара.
— Ну, и что вы надумали? — встретил он их вопросом.
— Я полагаю, вы поняли, что речь идет о хитром и опасном преступнике, — голос Жоресса Федоровича был усталым и озабоченным; в нем исчезла самоуверенная жесткость и повелительность. — Тюняев явно недооценил ее. Хотя я его и предупреждал. Мы очень рассчитываем на ваш высочайший профессионализм. Какая бы Геворкян ни была хитрая и умная преступница, она не кончала специальных школ и не имеет такого опыта, как вы. Мы готовы вам подчиняться, как члены вашей команды. О деньгах не волнуйтесь. Сколько бы мы ни потратили, это все равно не идет ни в какое сравнение с тем ущербом, который нам каждую минуту наносит эта особа.
— Я так понял, вы не знаете, где она может быть и как ее искать?
Тюняев согласно качнул головой.
— Но ведь она живет не в безвоздушном пространстве! У нее есть родные, друзья. Уехать из страны она так просто не сможет. Я уже дал на все пограничные пункты наводку. Даже в страны СНГ. Конечно, есть нелегальные пути. Но для них нужны деньги. Они у нее есть? Сколько она сегодня получила?
— Ничего! Она сбежала раньше, чем мы собирались выплатить. Вообще-то, Жоресс Федорович, я полагаю, что у Натэллы мало денег, не более пары тысяч баксов. С таким количеством она долго не продержится. Основные же деньги на ее расчетном счету в нашем банке. Муженек ее вообще ничего не зарабатывает. Так что должна будет выплыть.
— Вроде бы так, Дима! Но ты забыл про академика.
— Что за академик? — насторожился Болховитинов.
— У мужа Геворкян есть приемный отец, академик Маркелов. Правда, они уже несколько лет не поддерживают отношений... Непонятно, почему. Тот ему помог в свое время выбить квартиру. Но дело не в этом. Академики сейчас зарабатывают меньше, чем сантехники. Так что там он все равно много не надыбит. Но вот использовать его как крышу, может.
— Так, заметано! Берем квартиру Маркелова под наблюдение. И дача у него наверняка есть! И телефон поставим на прослушивание. А счет вы действительно заблокируйте. И предупредите операторов. Если появится, то пусть сразу сообщат. И еще: напишите письмо о пропаже ваших сотрудников в МВД. Мы по всей стране развесим их фотографии и предупредим оперативные органы. Так, что еще? Она давно ездит на своем джипе? Костя, посмотри, какой у него пробег. И оцени радиус, где он мог побывать за эти... Сколько он у нее лет?
— Два года, два месяца и несколько дней, — отрапортовал Тюняев. — Кстати, в служебное время она ездила на служебной машине. А джипом пользовался ее муж. И весьма активно.
— Ну, все равно. Костя у нас — ас, он вычислит. Теперь насчет люберецкой мафии. Они могут ей помочь, благо она, по вашим данным, дала им неплохо заработать. Они, конечно, уголовники, но своих не сдают. Кстати, и профессионалы среди них не хуже нас. Так что многие из тех фокусов, которые она преподнесла сегодня, могли разработать ее братки.
Африкантов, насупившись, молчал, глядя в окно. Опять этот Тюняев напортачил. Зачем нужна была эта лажа насчет люберецкой мафии? А почему не солнцевская? Не дай бог, раскопают, что ничего здесь нет, тогда еще и этого майора получим в противники. Что теперь делать? Надо же, в какую пакость влип.
— Я хотел бы внести ясность, майор. Точных данных, что деньги уплывают именно в люберецкую группировку, у нас нет. Это гипотеза Тюняева. У него, конечно, есть серьезные основания, — на всякий случай нейтрализовал Диму Жоресс Федорович, — но исключать другие преступные сообщества нельзя.
— Я так и подумал, Жоресс Федорович! Мы нашего Диму знаем. Он у нас фантазер. Но кадр — ценный. Ты, Тюняев, не задавайся. Сегодня ты в полном проколе. Да, вот что, Костя! — обратился он к бугаю в углу комнаты. — Ты там почеши этот джип основательнее. Может, отпечатки пальцев есть такие, которые у нас в картотеке. Худо ли, бедно, Жоресс Федорович, но мы пальчики всех членов этих банд имеем. Что кунцевской, что люберецкой, что солнцевской, что армянской... Стой, стой, стой. Эта Натэлла ваша — армянка?
— Ну, не совсем. Фактически только фамилия. Мать — русская, отец — обрусевший армянин. Коренной москвич.
— Это для них не важно. Они, как услышат родную фамилию, так и записывают себе в союзники. Да, Костя, и посмотри шины. Если они ездили за город и мотались по грунтовым дорогам, то тоже кое-что выясним. Ну, в общем, покопай все. Что я тебя учу! Раздобудем мы, Жоресс Федорович, вашу красавицу и доставим в самой лучшей упаковке.

МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ
Когда Сергей вернулся в Фирсановку, он застал Натэллу за компьютером.
— Ты что, Натуль, даже не ела? Мы так не договаривались.
— Сережа, ты ушел у них прямо из-под носа. По крыше... Понимаешь, они сели с Тюняевым в машину, и когда отъехали, я потеряла связь. Поехали к какому-то Винивитинову или Волховитинову, я не поняла. Это, судя по всему, главный киллер. Но ты бы послушал, как здесь разорялся Африкант, да какими словами.
— Он ублюдок...
— Я поэтому и не записала. Но эти киллеры, похоже, из КГБ. Вернее, вышли из КГБ. Сереженька! Я боюсь. Они меня убьют.
— Значит, и меня тоже. Даже если оставят в живых, я все равно без тебя жить не буду... А что это ты заупокойную нам затеяла! Мы пока живы... И еще поборемся. А вообще-то давай завтра же махнем в Сибирь. Там уж они нас всяко не достанут.
— А на что мы жить будем, Сереженька? Сначала нужно деньги у них вытащить.
— Вот это уже по-нашенски. А то убьют, убьют. Давай, я обед сготовлю.
— Нет, я! Все-таки я жена.
Он обнял ее. Она спрятала лицо у него на груди и вздохнула. Ей очень хотелось заплакать, чтоб он пожалел ее еще сильнее, но глаза были сухие. Как тогда, когда умерла мама.
— Послушай, Наточка, а когда ты висела на скале в альтпоходе, тебе не было страшно?
— Нет, я верила в свою звезду. И потом было не до этого...
— А сейчас — не веришь?
— Верю, Сереженька. И еще знаешь, во что верю? Что именно мне судьба уготовила свершить правосудие за твою маму.
— Нам вместе...
— Да, слушай, — вдруг засмеялась Натэлла, — они решили, что ты у Африкантова в кабинете установил подслушивающие устройства. На завтра вызывают специалистов.
— Ха, а ты говоришь — убьют. Мы с ними еще повоюем...
Через два дня после исчезновения Натэллы в приемной Африкантова появилась делегация.
— Мы от разных отделов банка и института. Что с Геворкян? Где она? Почему от нас скрывают?
Африкантов поднялся со своего места. Эта компания могла спутать все его карты. Надо их угомонить...
— Мы сами озабочены не меньше вашего. Вы знаете, что сейчас творится в Москве. Каждый день убийства, похищения. Причем таких известных людей, как депутаты Верховного Совета, ведущие бизнесмены, журналисты. Сейчас на поиски Геворкян брошены лучшие силы МВД и ФСБ. Я очень прошу: если кто-нибудь что-то знает о ее местонахождении или о ее знакомых, которые, сами того не желая, подставили ее, сообщите мне или Тюняеву. Хочу заверить, что все станет известно следственным органам. А не сообщали мы официально, чтобы не будоражить общественность. Следователь пока не обнаруживает себя, чтобы не раскрывать возможным преступникам карты. Вы, например, можете дать стопроцентную гарантию, что нет предателя, который выдал Натэллочку, — Африкантов сглотнул слюну, отвернулся и вытащил носовой платок, прижал его к глазам, — выдал ее уголовным элементам? Я очень прошу — обсудите в отделах и лабораториях, чем можно помочь следственным органам, чтобы ее быстрее найти.
— А мы думаем, — смело выступил Яковенко, — что она кому-то помешала у нас в банке. Не знаю, угрожали ли ей, но то, что она все последние дни была сама не своя, это точно.
Африкантов бросил на него недобрый взгляд, но тут же погасил эмоции:
— Ну что ж! Может быть, вы и правы! Тем более, сообщите, если знаете, кто ей угрожал. Мы не позволим в нашем коллективе... в наших коллективах спокойно существовать всякого рода шатнажистам.
— А почему заблокировали счет Геворкян? — выкрикнул кто-то из заднего ряда.
Африкантов не нашелся, что сказать.
— Этого я не знал, — соврал он, — обязательно проверю.
— Может быть, именно этот человек и причастен к похищению Геворкян? — спросил опять Яковенко.
— Не думаю! Скорее, счет закрыт по указанию следователя, — справился с замешательством Африкантов. — Представим себе, что похитители требуют выкуп.
— А она не сможет его дать, и они убьют ее, — зашумели делегаты. — В конце концов это ее деньги, и она вправе для своего спасения воспользоваться ими, как захочет.
— Еще раз хочу сказать, что не знаю, кто это указание дал. Я проверю... А сейчас прошу разойтись по своим лабораториям и отделам, отсечь всякого рода слухи. Зловредные слухи, потому что по тону некоторых из вас я почувствовал, что чуть ли не меня подозревают... Думаю, что когда Натэлла снова появится здесь, вам будет стыдно.
Когда делегация вышла, Африкантов нажал на кнопку и попросил секретаршу никого к себе не впускать, а на звонки отвечать, что его нет. Этот вариант свалился на него неожиданно. Все дело во времени. Если бы позавчера они не упустили момент, то все было бы просто. Они бы устроили пышные похороны. Он бы на них рыдал, причем вполне искренне, так как симпатизировал этой острой на язык красавице. Даже был бы не прочь... А теперь — слухи, домыслы. И все концы вылезают наружу. И опять все то же: откуда обо всем узнает Геворкян? Никаких подслушивающих устройств ни у него, ни у Тюняева не нашли. Но ведь она откуда-то узнала? Хорошо бы сначала выведать у нее этот способ. Ведь делают такое, например, с помощью пыток.
Африкантов представил себе, как она кричит и умоляет о пощаде. Как бы он хотел хоть раз увидеть в ее глазах страх и мольбу. Чтобы поняла, наконец, кто он, а кто она!
Он позвонил секретарше и попросил вызвать Тюняева.
— Ну, как там? Ничего?
— Пока ясно одно: на этом джипе то ли вместе, то ли Осокин один, но часто ездили по Подмосковью. Такой километраж в Москве не накрутишь. И на шинах песок. С грунтовых дорог. Много песка в салоне. Значит, они часто ездили куда-то за город. Может быть, каждый день.
— Очень полезная информация. И где именно в Подмосковье они собираются ее искать? В Клину, в Раменском, в Мытищах, в Серпухове, в Королеве? Вы хоть отдаете себе отчет, сколько на это потребуется времени?
— Еще они проверяли, какими заправками Геворкян с мужем пользовались.
— Ну и какими?
— Тоже ничего. Они заправлялись недалеко от нас, на Рязанском шоссе.
— Я надеюсь, ты объяснил им, что у нас с этой заправкой договор, и было бы странно, если бы Геворкян заправлялась в другом месте. А как насчет Маркелова?
— Наружное наблюдение ни за его квартирой, ни за двумя другими, ему принадлежащими, ни за дачей в Узком ничего не дают. А вступать с ним в какие-либо отношения они не хотят. Маркелов — мировая величина, и они боятся скандала.
— А знаешь что? Я с ним поговорю. Меня он ни в чем не заподозрит. А я давно хочу с ним познакомиться. Но дело, Дима, в другом. В коллективе брожение. Только что у меня была делегация. Причем, почти не скрывали, что подозревают руководство. Меня, Дима, понимаешь! И чем дольше будет продолжаться эта неясность с Геворкян, тем хуже для нас обоих. Каждый день ее жизни приближает для нас развязку. Не дай Бог. У нас с тобой нет дней, тем более — недель. У нас часы. Ты понимаешь, выплыло даже то, что мы заблокировали счет Натэллы. И они спрашивают: почему?
— А может быть, убрать бузотеров?
— И тем самым подтвердить, что именно мы — виновники гибели Геворкян? Если, конечно, эта гибель состоится. Я в этом уже не уверен. Я даже не уверен в том, что она нас не слышит сейчас. А ты уверен?
— Кошмар, Жоресс Федорович! Мы, кажется, сходим с ума! Как это можно, чтобы она нас слышала...

СТАВ ЦЕНОЮ В ЖИЗНЬ
Натэлла усмехнулась. Она, действительно, их слышала. Вернее, видела слова, выдаваемые антенной Шмидта по коду Африкантова.
Что ж! Противник в растерянности. Заставим его понервничать еще сильнее. Натэлла вставила диск с записью информации сервера Геобанка. Ей пришлось потрудиться несколько часов. Зато то, что получилось, доставило искреннее удовольствие. Она заимела список номеров депозитов, продаваемых ежедневно, начиная с 1 января 1992 года. Причем номера тех депозитов, которые продавались во второй раз, не возвращаясь в кассы банка, она подчеркивала один раз, которые в третий — два раза, и так далее. А в конце каждого дня — суммы отмываемых таким образом денег. Получилась весьма внушительная таблица.
Сергей, который ездил в Зеленоград за продуктами, вернулся озабоченный. По дороге со станции он встретил председателя сельсовета, который сказал ему весьма неприятную новость. К нему приезжал начальник районного отделения милиции, показывал их фотографии и спрашивал, не встречал ли таких. Тот на всякий случай сказал, что не помнит. Сергею пришлось рассказать ему, что они действительно скрываются. Тот обещал не рассказывать пока о них, но при условии, что в течение недели они уберутся из деревни. Время работало не только против Африкантова, но и против них.
— Сережа, эту дискету я хочу как-то переправить Африкантову. На ней компромат на него. Куда его направлять, я не очень-то знаю. В органах у него, судя по всему, все схвачено. А вот припугнуть для начала надо.
— Хорошо, в очередную свою поездку что-нибудь придумаю.
Они снова засели за компьютер, чтобы узнать от Африкантова последние новости. Они оказались неплохими. Во-первых, Африкантов дал указание бухгалтерии выплатить всю задолженность по зарплате сотрудникам ЦНИИГеофизики. Во-вторых, приказал снять с понедельника запрет со счетов Натэллы. Правда, указание операторам доложить в центральную бухгалтерию или Тюняеву, если Геворкян придет за деньгами, сохранилось.
— Ну что ж, Сереженька, у нас нет выхода. Придется рискнуть и получить деньги. Но они меня убьют во время этого получения...
— Значит, надо сделать так, чтобы не убили. У нас с тобой два дня — суббота и воскресенье, чтобы выбрать наиболее безопасное отделение, продумать, как попасть в него незамеченным, и главное, как оттуда выйти. Кстати, я тебе не стал говорить, что ездил в Москву и, кажется, установил, где находится этот кооператив киллеров. Я следил за машиной Тюняева от самого банка. Похоже, это на Гончарной улице, возле Таганки.
— Значит, нужно найти отделение подальше от этого места. Вряд ли они будут держать киллеров возле каждого пункта. Хотя кто их знает!
По карте Москвы они выбрали пункт вблизи метро «Щелковская». Приехав туда, внимательно изучили и продумали все пути отхода. Сергей даже слазил на крыши двух единственных многоэтажных домов, где могли засесть киллеры, вооруженные винтовками с оптическим прицелом. Оказалось, что разросшиеся липы загораживали обзор, а значит, прицельный огонь практически от третьего этажа до крыши невозможен. Располагаться на первых двух этажах киллеру тоже нельзя, так как по Уральской улице все время интенсивное движение автобусов, троллейбусов, автомобилей. Не говоря о пешеходах, которых по обеим сторонам улицы пруд пруди.
Наиболее вероятный вариант — нападение непосредственно после выхода из банка. Нападение до входа в отделение они исключили, рассчитывая на маскировку. В банке, предъявив свой депозит, Натэлла все равно должна себя обнаружить. Здесь опять возможны варианты — либо киллер уже находится в зале и нападет на нее там, либо будет ожидать у входа. Находящегося в холле убийцу как-то должны предупредить сотрудники отделения. Значит, нужно внимательно следить за внешними контактами сотрудников. Натэлла и Сергей зашли в отделение и внимательно осмотрели зал. В субботу отделение работало. По залу ходил вооруженный автоматом охранник. Чтобы не возбуждать подозрений, Сергей подошел к одной из стоек и стал выяснять, как приобрести депозит и на каких условиях. Натэлла в это время разглядела, где дверь для выхода персонала, где можно остановиться так, чтобы никто не смог напасть сзади. Кроме охранника, в зале никого. Значит, либо он, либо кто-то есть за дверью персонала, либо все-таки нападение готовится вне банка. Дверь бронирована, так что стрелять, не открывая ее, невозможно. Правда, киллер может появиться из служебного помещения в той части зала, что за стойками. В этом случае можно спрятаться за одной из железобетонных уолонн в центре зала. На это понадобится десятая доля секунды. Расстояние — два шага, дома надо потренироваться, чтобы опередить киллера. Ясно, что когда он поднимет стрельбу, начнется паника. Учитывая, что коллектив Геобанка в целом за нее, Африкантов вряд ли широко раскрыл свои замыслы. Следовательно, посвящены единицы. В том числе, и в этом банке. То есть большого простора у убийцы не будет. К тому же, автоматная очередь обязательно перебьет стекла и создаст дополнительные возможности для бегства. Впрочем, вряд ли вообще киллер будет стрелять в сторону окон, зачем ему попадать в прохожих?
То есть из «внутренней ситуации» есть возможность выпутаться. Да и вряд ли опытный киллер будет находиться внутри банка. Слишком много шума и мало возможностей смыться незамеченным.
Теперь основной вариант — нападение на выходе из банка. Здесь вся надежда на помощь Сергея. Он должен быть поблизости. Но тут детали можно обсудить дома. Теперь уход... Лучше всего сразу завернуть за стоящие вдоль Щелковского шоссе торговые палатки и вскочить в любой стоящий там транспорт. Тем более что ежеминутно к остановке подходит то троллейбус, то автобус. Да еще рядом вереница такси. В метро опасно — у входных автоматов обязательно потеряешь ценные секунды и вообще окажешься безоружной мишенью. К тому же с надземным транспортом гораздо больше вариантов...
Дома они еще долго обдумывали все детали, а весь воскресный день потратили на тренировку. Как мгновенно прыгнуть за колонну. Как внезапно спрыгнуть вбок с крыльца. Оно довольно высокое, важно не упасть. Сергей укрепил ей ремешком на запястье баллончик с нервно-паралитическим газом, который она брызнет в лицо киллеру. Как это сделать за долю секунды?
После обеда Сергей поехал в город, чтобы передать дискету слаломисту Андрею Юрьевичу. Тот был единственный посвященный в их ситуацию. Заодно решил с ним договориться, как смыться из Москвы, если все пройдет нормально. У Андрея была «шестерка», и они могли уехать на ней в какой-нибудь соседний областной центр.
Вернувшись, стал упаковывать вещи. Главное — антенну Шмидта и компьютер. Инструменты. Одежду. Ну и все для жизни. Смываться надо сразу, завтра же.
Утром ни Сергей, ни Натэлла не изменили своим привычкам. А чашка крепкого кофе окончательно подняла их настроение. На одевание и маскировку ушло около часа. Натэлла, окончательно смирившись с тем, что будет выглядеть, как обыкновенная торговка лет сорока, предложила намазать на лице морщины и круги под глазами. Сам он нахлобучил на голову молодежный вязаный колпак, под которым спрятал слуховой аппарат телефона. Микрофон пришил на внутренней стороне воротника свитера. Погода была на их стороне: пасмурно, вот-вот должен заморосить мелкий дождь...
Возле отделения банка на Щелковской они еще раз обошли круг по всей площади и осмотрелись. Ничего подозрительного. Натэлла вошла в банк, Сергей занял наблюдательную позицию на троллейбусной остановке.
Народу в банке почти не было. Четыре пожилых человека — мужчина и три женщины — стояли к одному и тому же окошку, а возле двери скучал охранник с автоматом. Когда Натэлла вошла, он почти не обратил на нее внимания. Лицо у него было простое, с маленькими невыразительными глазками. Видно, недавно приехал из деревни. Или после армии. Он явно не способен к лицедейству. Впрочем, даже если и предупрежден, все равно познать ее вряд ли смог бы.
— Я хотела бы получить свою зарплату, которую бухгалтерия перечисляет на мой личный депозит, — обратилась Натэлла к молодой женщине-оператору и протянула ей свой депозит.
Та стрельнула глазами, Натэлла сняла очки. «Так, первое предположение подтвердилось. Важно, что теперь начнет делать эта шатенка?»
— А паспорт у вас с собой? — справилась с замешательством сотрудница.
Сверив фотографию и проверив все данные с монитором, она вернула паспорт.
— Я не уверена, есть ли сейчас в отделении такая сумма. Вы хотите взять ее в долларах?
— Да, мне нужно снять всю сумму. Лучше, конечно, в долларах, но можно часть в рублях. Но не более двадцати процентов.
— Хорошо, я пройду к заведующей, узнаю, а вы подождите.
— Депозит вам не нужен пока?
— Да, возьмите.
Натэлла отошла к проему между окнами и оглянулась.
— Ну как? — послышался в наушнике голос Сергея.
— Пока вроде нормально, — как можно тише ответила Натэлла и оглянулась. Никто не обращал на нее внимания. Теперь весь вопрос в том, дадут ли они указание охраннику стрелять в нее или есть для этого другой. В любом случае, этому кому-то надо выйти в зал. Натэлла решила: если кто-то выйдет из служебной двери, она тут же выскочит на улицу. Но время шло, ничего не менялось. Она представила себе, как заведующая звонит главной бухгалтерше, та Тюняеву. А может быть, сразу Тюняеву? Натэлла почему-то подумала, что этот охранник никакого отношения к киллерам не имеет. Очень уж простодушное у него лицо.
Когда заведующая Северо-Западным отделением Геобанка позвонила Тюняеву и сообщила, что к ним пришла Геворкян, он встрепенулся: «Ага, птичка попала в западню». По рации, которую дал ему Болховитинов, связался с группой, дежурившей на Преображенке. Держать своих людей неизвестно сколько времени у всех пунктов Геобанка Болховитинов не мог, да их у него столько и не было, поэтому разместил их в таких местах, откуда можно минут за десять добраться до нескольких ближайших.
Операторша подозвала Натэллу, сказала, что выдача несколько задерживается, попросила подождать еще минут пять. А потом вернулась в кабинет заведующей и по телефону ответила на все дополнительные вопросы, которые задал Тюняев.
— О`кей! Деньги можно выдать все в долларах, но особенно не торопитесь. Пока выписывайте. А в кассу передайте, когда я дам команду.
Он улыбнулся. Надо же, чего не сделаешь ради маскировки. Под бабу-торговку вырядилась! И эта их красавица Геворкян!.. Теперь он был уверен, что сегодня все получится. Да и не может не получиться. Что может помешать? И вдруг он вспомнил — а муж? Тот ведь наверняка где-то там. В зале она одна, он это проверил. Значит, где-то снаружи. Может, у него оружие? Сейчас достать его ничего не стоит. На любой барахолке. Надо предупредить Болховитинова.
— Дима, не волнуйся: что ж ты думаешь — туда мальчики поехали? Они предупреждены и знают, что надо делать...
— Ната, кажется, подъехал подозрительный джип «Гранд Чироки», черного цвета. Очень похож на те, что стояли на Гончарной. Вышли двое — водитель и коллега. Коллега бритоголовый, водитель чернявый, в костюме. Подошли к банку. Я направляюсь к тебе. Бритый остался на крыльце, зашел только водитель.
Натэлла увидела, как вошел худощавый мужчина лет тридцати пяти в пиджаке и с расстегнутым воротом рубашки. Она приготовилась к прыжку за колонну. Но тот лишь скользнул по ней глазами и повернул от двери направо. Натэлла продолжала стоять вся в напряжении. Мужчина подошел к какому-то пенсионеру, стоявшему за дамой у крайнего справа окошка, и что-то спросил. А кто этот пожилой? Он появился тут недавно и никакого подозрения у Натэллы не вызвал. Вот он обернулся, не глядя на задавшего вопрос, что-то ответил и наклонился к окошку. Дама отошла и на несколько секунд загородила собой предполагаемого киллера. Но тот почти моментально опять воявился в поле зрения Натэллы и, подойдя к двери, просто вышел. Через стеклянную дверь Натэлла увидела, как он обратился к бритому и стал что-то говорить. Бритый поднял глаза и через дверь поглядел на нее. В это время операторша позвала ее. Натэлла даже не заметила, когда та вернулась.
— Сереж, я иду к стойке, следи за ними, — прошептала она в микрофон и подошла к барьеру.
— Мы сможем выдать всю сумму в долларах. Давайте депозит.
Выписка денег на принтере заняла не более трех минут. Натэлла расписалась, и операторша дала ей номерок.
— Деньги будут выданы в пределах часа. Следите за табло на кассе. Когда появится ваш номер, заходите в кабину.
Натэлла отошла на исходную позицию. Сергей, который из наушников все слышал, тут же начал информировать.
— Бритый остался на крыльце. Водитель сел в машину. Я решил вернуться на место. Но имей в виду, он все время шарит глазами. Видимо, ищет меня. Я, пожалуй, себя обнаружу.
— Я боюсь за тебя...
— Глупости, не станет же он стрелять на многолюдной площади.
Сергей подошел к газетному киоску, купил воскресный «МК» и демонстративно уселся на скамейку у остановки, развернув газету.
— Докладываю экспозицию, — докладывал в это время по рации водитель. — Объект в зале обнаружен, ждет денег. Ее муж тоже обнаружен: сидит на остановке напротив, читает газету. Обе руки заняты, так что выхватить пистолет и начать стрелять не сможет. Кроме того, каждые полминуты к остановке подходит то автобус, то троллейбус. Охотник в боевой позиции ждет добычи.
Тюняев позвонил Болховитинову. Тот ответил, что все под контролем, и попросил не затягивать с выдачей денег. Тюняев позвонил заведующей. На табло кассы зажегся номер Натэллы.
В этот момент ей пришла в голову идея. Прежде чем зайти в кабину, она подошла к охраннику и сказала:
— Молодой человек, а вам не кажется, что готовится ограбление? Там вот на крыльце сидит какой-то подозрительный тип. Его напарник уже заходил сюда, и потом они что-то обговаривали. — И с этими словами Натэлла вошла в кабину.
Охранник глянул через стеклянную дверь на бритого. Тот явно не внушал доверия. Сняв автомат с предохранителя, охранник вышел на крыльцо.
— Гражданин, прошу пройти отсюда.
Бритый с удивлением глянул на молодого вохровца.
— Отвали...
Это задело самолюбие охранника.
— Я тебе сказал, пройди отсюда...
— Отвали, козел! Твое место в холле и иди туда, сука.
Натэлла, не считая, бросилаполученные пачки в сумку и выскочила из кассы. Через стеклянную дверь увидела, что охранник продолжает препираться с бритым, и открыла внутреннюю дверь. Затем наружную... И тут раздалась автоматная очередь.
Увидев, что Натэлла выходит, бритоголовый понял, что времени на ругань с охранником у него нет, и выхватил нож. Охранник, не задумываясь, нажал на гашетку автомата…
Сергей увидел, что Натэлла выходит, и бросился к ней через дорогу. В те же секунды водитель джипа, тоже увидев Натэллу, нажал на полный газ. «Гранд Чироки» мгновенно набрал скорость. Но тут охранник, поняв, что по тротуару прямо на него и эту женщину несется джип, дал очередь по переднему стеклу и повернулся, чтобы скрыться за дверью. Джип, слегка свернув вправо, на полной скорости налетел на крыльцо и перевернулся, ударив по затылку убегавшего охранника. Тот рухнул на землю. Посыпались стекла. Находившиеся в зале клиенты испуганно закричали. А стоявшие на площади люди бросились врассыпную.
Натэлла забежала за угол палатки. Рядом стоял троллейбус. Спиной почувствовала, что где-то сзади Сергей. Она вскочила в троллейбус, и тут же, запыхавшись, влетел туда и Сергей.
— Что там случилось? — обратился к ним прилипший к окну старик.
Ответил Сергей. Натэлла говорить не могла.
— Какие-то выстрелы. Все бросились бежать, и мы тоже…
— Я все видела в окно, — сообщила пожилая женщина. — Машина протаранила дверь, оттуда выскочили грабители в черных масках и начали стрелять из автоматов.
— Да, да, — включилась другая, — там находится банк. С таким странным названием...
Натэллу била мелкая дрожь. Ко всей этой троллейбусной болтовне она не прислушивалась. Когда троллейбус подъехал к Ленинградскому вокзалу, они вышли. Сергей нашел телефон-автомат, позвонил Андрею Юрьевичу и попросил приехать в Фирсановку. Тот обещал к четырем часам прибыть...

ПТИЧКА ВЫПОРХНУЛА ИЗ КЛЕТКИ
У Африкантова с утра было отвратительное настроение. Он почему-то предчувствовал, что и сегодня на него свалится очередной ворох скверных известий. Однако началось неплохо. Позвонили от министра топлива и энергетики и пригласили приехать на заседание коллегии министерства, где будут обсуждать вопросы разведки новых месторождений. Африкантов попросил по телефону Тюняева подготовить материалы. Хотел спросить, нет ли чего нового, но воздержался: если б что-то было, тот сам бы сказал. Потом... Потом началось. Сначала зашел его шофер и протянул пакет с дискетой.
— Какой-то парнишка просил передать вам.
— Что еще за парнишка?
— Не знаю, говорит, что какой-то дядя велел. Я глянул в пакет, вижу — дискета, как у моего сына, ничего страшного. Если не нужно, могу выбросить.
Внезапно Африкантов вздрогнул. Надпись «Африкантову Жорессу Федоровичу» была сделана рукой Натэллы. У него с недавних пор в кабинете стоял компьютер. Но пользоваться он им не умел. Хотел позвать Тюняева, но передумал, вызвал секретаршу: та умеет вставлять дискету и открывать ее информацию.
На дискете написано: «Список номеров депозитов, проданных с 1 января 1992 г. Геобанком и его отделениями. Копия № 3». Дальше шли длинные колонки... Некоторые цифры подчеркнуты один раз, некоторые два, три. Чем ближе к концу, тем число подчеркнутых увеличивалось. У Африкантова потемнело в глазах. Первый раз в жизни схватило сердце. Что же делать? Она точно давала понять: у нее есть очень серьезный компромат, и она его выдаст. Стоп! Когда выдаст? Когда захочет! Ну так почему же не выдала? Почему только пугает?
Вошла врач из медпункта. Измерила давление. Сделала укол. Посоветовала поехать домой, отдохнуть.
— Это от переутомления, Жоресс Федорович. Вам надо хотя бы на неделю сменить обстановку.
После уколов стало чуть спокойнее. Значит, Геворкян открыто предлагает ему прекратить преследование. Если ее убьют, то дискета попадет в судебные органы. Это не так и страшно. Но почему именно в судебные? И вновь защемило сердце. Он схватил таблетку нитроглицерина, которую оставила врачиха. Есть же еще пресса. Да не только наша! Например, американская. «Копия номер три». А где две другие? И тут до Африкантова дошло — никакие нитроглицерины ему не помогут. Он подошел к бару, открыл его, вытащил бутылку «Наполеона», налил в стаканчик и выпил. Но тут же вспомнил, что сегодня должен выступить на коллегии министерства. «Пожалуй, пока прокачусь куда-нибудь за город». Сказал секретарше, чтобы взяла у Тюняева туб с чертежами, вышел, сел в «Ауди» и скомандовал шоферу: «Куда-нибудь на природу». На полпути спохватился.
— Нет, давай назад. Да побыстрее.
Нужно срочно прекратить преследование Геворкян. Если они от нее отстанут, то, глядишь, все и успокоится. Она ведь явно дала понять, что компромат будет обнародован, если с ней что-нибудь случится. Он взбежал по лестнице прямо в кабинет Тюняева. Тот сидел, опустив голову. На нем лица не было. Африкантову стало ясно — снова сорвалось.
— Что, все провалилось? Она взяла деньги? — загремел Жоресс Федорович. С некоторых пор он возненавидел аккуратный пробор на голове Тюняева и его сверхмодные костюмы.
— И еще погибли два лучших сотрудника Болховитинова. И наш вохровец.
— Где... где... где это произошло? — вопрос был лишним: какая разница?
— Возле Щелковского метро. В нашем Северо-западном отделении. Сейчас там все оцеплено милицией. Подозревают попытку ограбления. Личности устанавливаются.
— Больше никто не пострадал?
— Этого, что ли, мало! — всхлипнул Тюняев. — Джип разбит, разворочен весь вход в отделение…
— Очень хорошо! Даже отлично! — Африкантов выскочил из кабинета Тюняева. В приемной из стороны в сторону металась взволнованная секретарша и сидел ошалевший Васильев. Секретарша бросилась к нему, чтобы доложить о звонках из МВД, ФСБ, прокуратуры, мэрии.
— Я в курсе дела! Васильев, зайди ко мне. Да, свяжите меня с первыми лицами всех этих ведомств. Нет, сначала с бухгалтершей!
Надо узнать, сколько там было денег в сейфе. Бухгалтерша доложила, что после снятия Натэллой Геворкян пятидесяти одной тысячи пятисот долларов в отделении осталось сорок три тысячи долларов и четыреста с небольшим тысяч рублей.
Васильев терпеливо ждал указаний. Вдруг Африкантов увидел, что он забыл выключить компьютер, и на мониторе по-прежнему высвечиваются колонки цифр и чисел.
— Вася, выключи компьютер. И узнай фамилию погибшего вохровца.
— Он еще жив. Но врачи расценивают его состояние как критическое. Смещены шейные позвонки и потеряно много мозгового вещества...
— На проводе министр внутренних дел, — сообщила секретарша. А в кабинет уже входили корреспонденты телевидения...

ЧАО!
В четыре, как и обещал, приехал Андрей Юрьевич. Быстро погрузившись, они выехали на Ленинградское шоссе, потом на Кольцевую и на Нижегородский тракт.
— Вы слышали? По радио передавали, что было разбойное нападение на Геобанк, вернее на одно из его отделений. Погиб охранник и оба грабителя. Это с вами случайно не связано? — хитро прищурился Андрей Юрьевич.
— Связано... Только это были не грабители, а киллеры, которые собирались ее убить, — и Сергей, сидевший рядом с Андреем, кивнул назад. — И бедный охранник из-за них погиб...
Андрей Юрьевич, как и в первый день их знакомства, с уважением глянул на Натэллу в висевшее перед ним зеркальце.
А через несколько часов поезд уносил двух пассажиров из Владимира в Сибирь...
Доклад Африкантова на коллегии прошел успешно. В заключение министр долго объяснял присутствующим необходимость значительного увеличения объема разведанных запасов углеводородного сырья для развития страны. Было принято решение просить в бюджете следующего года двукратное увеличение финансирования сейсморазведочных работ.
— Необходимо также, чтобы и нарождающиеся частные структуры больше вкладывали средств в это дело. А чего? Сегодня у них есть масло, чтобы мазать на хлеб. А завтра что они будут мазать? Вот то-то...
Майор Болховитинов, пожалуй, сильнее всех переживал провал на Щелковской. Тюняев преувеличивал, говоря о том, что он потерял лучших сотрудников. Но он был из тех командиров, которые считали всех своих подчиненных лучшими. Только вот как он мог не предусмотреть, что охранник окажется соучастником Геворкян? Он ведь ей помог. И как она узнала практически сразу о том, что Африкантов разблокировал ее счет? Только в пятницу он сам посоветовал это сделать. Тот дал разрешение бухгалтерии выдавать деньги по депозиту Геворкян с понедельника. И именно в понедельник утром она уже появилась! Да еще и успела договориться с охранником!
Опытный оперативник пришел к выводу, что внутри Геобанка организована хорошо законспирированная преступная группировка, которая либо возглавляется Геворкян, либо находится под ее неформальным лидерством. А для того, чтобы следить за всеми секретными переговорами начальства, этой группе вовсе не обязательно ставить проводные прослушивающие устройства. Сейчас разработаны такие радиомикрофоны, которые позволяют улавливать и усиливать сигналы на расстоянии. Пора наконец всерьез поговорить с Африкантовым. В конце концов выдавая заказ, этот боров заведомо ввел его в заблуждение, не поставив в известность обо всех обстоятельствах. Но майор не привык уходить с поля боя побежденным. Да и кровь погибших товарищей взывала о возмездии.
Африкантов принял его в своем кабинете один. Болховитинов оценил этот шаг. В последнее время его, так же как Африкантова, Тюняев раздражал все больше.
Майор изложил свои соображения о преступной группировке. Необходимо всерьез начать оперативные мероприятия по обнаружению и ликвидации Геворкян. Ответ Африкантова его полностью обескуражил.
— Товарищ майор, — Африкантов хорошо усвоил, в каких случаях собеседника называть «господин», а в каких «товарищ», — можно, конечно, всю эту череду провалов объяснить наличием некой организации, то есть нашей халатностью. Но, вы не обижайтесь, все это можно объяснить и вашей халатностью. Когда вы нас предупредили, что нужно ввести в курс дела операторов и заведующих отделениями, мы неукоснительно выполнили это указание. Но о том, что нужно посвятить еще и службу ВОХР, вы ничего не сказали. Но дело даже не в этом! Как ни покажется вам неожиданным, но я считаю, что нашу просьбу вы уже выполнили. И если бы не эти погибшие по дикой случайности люди, то выполнили блестяще. Нам ведь нужно было не столько уничтожить Геворкян, сколько обезвредить, удалить ее из банка так, чтобы никаких поползновений снова к нам проникнуть у нее не было. Более того, чтобы она исчезла как легальный член общества. И мы, вернее вы, этого добились. А что касается ее смерти, то видит бог, я не кровожадный. Это был лишь один из способов ее нейтрализации. И я очень рад, что нам, вернее вам, удалось все это сделать. Могу сказать, что по поступающим ко мне из бухгалтерии сведениям, с самого начала операции ни одной копейки из банка налево не утекло. Поэтому я считаю вашу миссию оконченной. Причем, подчеркиваю, блестяще оконченной. Мы выплачиваем гонорар в размере пятидесяти тысяч долларов. Кроме этого, готовы оказать необходимую материальную помощь семьям погибших. Позвольте мне пожать вашу руку, и прошу передать самые лучшие пожелания всем задействованным сотрудникам. Вы уж не обижайтесь, но я надеюсь, что больше к подобного рода услугам нам не придется прибегать.
Африкантов нарочно решил устроить весь этот спектакль у себя в кабинете. Он был уверен, что Геворкян прослушивает его кабинет, и хотел, чтобы она поняла: он от нее отстал, ей ничто не угрожает...
Болховитинов вышел от Африкантова в полном смятении. Впрочем, понять логику тех, кто устроил всю эту катавасию в стране, было трудно. Вроде бы те же люди у власти, что были вчера, а управлять не могут. Скорее — не хотят. Ну что ж, плюнем и разотрем. Жаль, конечно, ребят. Но в конце концов, поступая к нему на работу, они знали, на что шли...

ТАИНСТВЕННОЕ УБЕЖИЩЕ
Чтобы не светиться при покупке билетов на самолет, где обязательно нужно предъявлять паспорт, Натэлла и Сергей поехали поездом до Усть-Кута, затем решили вверх по Лене плыть пароходом до Ленска, а там уж — на попутках до Мирного. В Омске в их купе сел корреспондент из Красноярска Игорь Мелехин. Они сразу сдружились, тем более что он был ненамного старше и весьма коммуникабельный. С Сергеем его сроднил интерес к радиотехнике. На второй день они с Натэллой рассказали ему всю свою историю про Геобанк. Игорь заинтересовался. Тем более, что работал на Красноярском телевидении, которое вот-вот должно войти в состав НТВ.
— У нас есть документы, которые все это подтверждают. Они на сидироме. А сейчас мы решили податься как можно дальше в глубь Сибири, чтобы укрыться от нанятых Африкантовым киллеров, — об истинной цели своей поездки на Вилюй они умолчали.
Игорь дал им адреса своих коллег-журналистов в Братске, Ленске, Якутске и Мирном и даже пообещал позвонить с просьбой помочь, если понадобится.
Приятель Мелехина в Ленске тут же пригодился — посоветовал, где купить почти новенький уазик. Это существенно облегчило путь в деревню Кедры вблизи урочища, где Сергею приснились его сны про маму. Примерно в пятидесяти километрах от деревни располагался городок Сибирская Диадема, где как раз находилось крупнейшее в Сибири месторождение алмазов, открытое экспедицией под руководством академика Маркелова.
В деревне Сергея многие узнали. Председатель колхоза предложил поселиться в доме одного старика, которого увез к себе в Мирный сын. Дом долго пустовал и был довольно запущенным, поэтому Сергею пришлось потратить полмесяца, чтобы привести его в порядок. Натэлла с удовольствием освоила роль подмастерья и наслаждалась, наблюдая, как Сергей демонстрировал профессии плотника, каменщика, кровельщика и маляра. Он привез из Диадемы газовую плиту и договорился менять баллоны. Электричество в деревне было. Но больше всего Натэлле понравилась восстановленная ими баня.
К концу июня быт был налажен почти до уровня Фирсановки. Сергея больше всего радовала довольно хорошая грунтовая дорога до Диадемы. Городок благоустроенный, с аккуратно расставленными квадратно-гнездовым методом пятиэтажками. К Мирному, Алмазу и Ленску от него вело асфальтированное шоссе.
Сергею впервые в жизни пришлось дать в эти дни взятку. Еще в поезде они решили заиметь новые паспорта. На имя супругов Шенкман. Для этого Сергею пришлось в Диадеме зайти в одно из отделений милиции и рассказать байку о том, что у них украли паспорта. Начальник отделения, довольно молодой капитан, начал было учинять ему допрос — кто он, кто жена, как оказались в Диадеме. Сергей хорошо подготовился и хотел было рассказывать, как они отстали от своей геологоразведочной партии, с которой поехали впервые. Но когда он доставал свидетельство о рождении, капитан приметил в бумажнике зеленые купюры долларов. Алчный блеск загорелся у него в глазах. Желание побыстрее заполучить их было сильнее должностного рвения. Он прервал подробный миф Сергея и стал объяснять, какие затраты придется понести отделению, чтобы в столь сложное время заполучить в Якутске бланки паспортов. Сергей сразу понял намек и предложил компенсировать эти затраты. В результате за тысячу баксов уже через три дня у них были паспорта на имя Сергея Вениаминовича и Натальи Эдуардовны Шенкман.
Сергею пришлось потрудиться, чтобы приспособить питание компьютера и антенны Шмидта от автомобильного генератора. Так что приступить к поиску радиосигналов из магнитосферы они смогли только в конце июля...

АФРИКАНТОВ «НАПАЛ НА СЛЕД»
Жоресс Федорович в течение нескольких дней ожидал от Геворкян сигнала принять перемирие на его условиях: он ее оставляет в покое, она — его и Геобанк. Но ожидания были напрасны. Между тем в коллективе поползли слухи, что в день нападения грабителей на Северо-западное отделение Геобанка там была Геворкян, которая пришла получать зарплату. И что на самом деле бандиты хотели ограбить не банк, а ее. Но она переоделась, они ее не узнали и упустили, после чего и решили напасть на банк. Причем этих грабителей предупредил кто-то из тамошних сотрудников. Таким образом, подозрение общественности, что Натэлла является жертвой интриг в руководстве банка, только усилилось. И хотя никаких делегаций к Африкантову больше не приходило, о ведущихся в коллективе разговорах его регулярно информировали добровольные сексоты. Он сам пригласил тех, кто входил в первую делегацию, и сообщил им:
— Дело с Геворкян и ее мужем прояснилось. В Штатах умер один профессор, его зовут Джон Штернберг. Он завещал ей свой дом в городе Ролли, столице штата Северная Каролина, и все свои деньги. Вот они и решили перебраться туда. Встречаться с нами ей было неудобно — ведь она нас бросила (во время войны говорили точнее — предала). Вот и устроила спектакль. Сначала с исчезновением, а потом с переодеванием и получением зарплаты не в кассе бухгалтерии, как положено добропорядочным сотрудникам, а в одном из отделений. Теперь могу признаться, что именно я дал команду заблокировать ее счет — хотел заставить ее прийти сюда и проститься с нами по-человечески. Но когда увидел, что нормальные отношения для Геворкян неприемлемы, отменил этот приказ. Не уподобляться же ей самой с ее наплевательским отношением к нашему коллективу. Кстати, очень прошу всех вас проанализировать: а за того ли человека вы приходили в прошлый раз ходатайствовать? Вспомните, что даже свою свадьбу с нашим же сотрудником она скрыла. Могу сообщить, что и во время обучения компьютерной технике в Америке в 1989 году она сразу же откололась от группы и имела внебрачные контакты с американцем, который проводил это обучение. Да и само получение ею наследства от умершего профессора также оставляет много вопросов. К сожалению, американская сторона отказывает нам в получении полной информации, ссылаясь на права человека. Но согласитесь, что между внешней стороной деятельности Геворкян и созданным ею весьма привлекательным имиджем и ее закулисной стороной, которой она ни с кем из нас не делилась, дистанция весьма и весьма внушительная. Конечно, Геворкян — профессионал в области компьютеров, причем весьма высокого класса. Но стоящие перед нами задачи — а вы уже знаете, что издано по нашей Ассоциации и нашему банку специальное постановление правительства — заставляет нас принять энергичные меры по недопущению каких-либо срывов в работе банка. Поэтому пусть на меня никто не обижается — я железной рукой буду пресекать всякие помехи на пути выполнения этих задач. Вплоть до увольнения. Вплоть до ликвидации целых подразделений. Идите и подумайте.
Эта речь на встрече на несколько дней восстановила душевное равновесие Африкантова. Разговоры, судя по доносам, вроде бы прекратились. Следователь удовлетворился версией о том, что неизвестные собирались грабить не банк, а одну из его клиенток, которая получала в этот день довольно большую сумму. Охранник, видимо, вступился за эту женщину, за что и пострадал. Клиентка сбежала, возможно, даже за границу. Установить личности грабителей так и не удалось. Дело было закрыто, так как реального ущерба никто не понес.
Но через две недели опять поползли тревожные слухи. Сначала появился корреспондент НТВ в кооперативе «Хэппиэндсервис» и стал интересоваться его деятельностью. Более того, оператор заснял фасад особняка со стоящими у входа джипами. Обеспокоенный Болховитинов позвонил Тюняеву, поделился своими подозрениями насчет осведомленности Геворкян. И хотя никаким образом она как будто и не могла узнать про эту фирму, познавший ее провидческие способности майор почему-то грешил именно на нее. Конечно, Болховитинов немедленно ликвидировал фирму и открыл малое предприятие «Гуд бай энд компани». Но дело не в этом. Ясно было, что Геворкян продолжает методически вести атаку на Африкантова и его компанию. В качестве встречной меры Жоресс Федорович через аппарат правительства попросил навести справки в редакции НТВ, не готовят ли там секретно компромат на Геобанк.
Ответ оказался весьма обтекаемым: какой-то банк находится в разработке. Привыкший к тому, что все последнее время с потрясающей точностью выполяется закон Мэрфи «если какая-нибудь неприятность может случиться, она обязательно случается», Африкантов пришел к полной уверенности, что этот банк — как раз его.
Мысль о том, что надо найти и переговорить с Геворкян, не покидала его ни на минуту. Но где ее найти? Постепенно он все более склонялся к мысли, что зря оттолкнул от себя Тюняева. Тот конечно допустил массу проколов, однако кто, кроме него, может родить новую плодотворную идею? И Африкантов снова начал нагружать Тюняева задачами, связанными с обнаружением Геворкян.
О своей встрече с Маркеловым, которая все-таки состоялась, он вспоминал со смешанным чувством. Этот академик оказался весьма тяжелым человеком, совсем не таким, каким он его представлял. Да и информации тоже никакой не дал.
— Сергей — взрослый человек. Свою миссию перед покойной Надеждой я выполнил — поставил его на ноги. Конечно, если он ко мне обратится с какой-либо просьбой, я сделаю все, что в моих силах, но он последние шесть лет ни с какими проблемами не обращается. И я рад этому. Человек должен строить свою жизнь сам, своими силами.
Тюняев существенно поблек, хотя по-прежнему одевался словно денди. Когда Африкантов в первый раз после событий на Щелковской спросил у него с насмешкой: «Я надеюсь, у тебя эта история вконец отбила желание рождать всякого рода комбинации?» — он сначала внутренне съежился. Однако потом, проанализировав по воспитанной еще в разведшколе привычке смысл вопроса, почувствовал попытку вновь завязать диалог именно на эту тему. Сам он, придя в себя после смятения тех странных дней, пытался ухватить истинную нить событий. Во-первых, его так же, как Болховитинова, заинтриговал поступок охранника. Почему он застрелил киллеров? Был ли он нанят Геворкян? Парень поступил на работу всего месяц назад после дембеля и ни с кем из сотрудников банка и института знаком не был. Родом из Воронежской области, а под Москвой, в Балашихе, поселился потому, что его позвал туда приятель по роте.
Делая вид, что он озабочен оказанием материальной помощи семье погибшего, Дмитрий постарался ближе познакомиться с этим приятелем и прощупать его возможные связи с Геворкян или ее мужем. Однако первые сведения такую связь не показали. Тем не менее, он решил продолжать расследовать эту версию.
Сообщения от пограничников также были отрицательные. Впрочем, убедившись в умении Натэллы проводить скрытные операции, он полностью исключить возможность ее бегства за кордон не мог. Хотя это был бы наилучший вариант.
Однако произошедшее через три недели после гибели охранника событие заставило и Африкантова, и Тюняева ускорить намеченные ими планы действия. В конце июня, когда Жоресс Федорович выходил из здания Геобанка, к нему подскочил молодой человек с микрофоном. И тут же сзади подошел мужчина с камерой на плече:
— Господин Африкантов, это правда, что уже больше месяца, как пропала сотрудница вашего банка Натэлла Геворкян, а вы ничего не предпринимаете для ее поиска?
Жоресс Федорович моментально справился с замешательством и выдал корреспонденту НТВ (а именно это название он прочел на микрофонной трубке) свою версию об отъезде Геворкян в Штаты.
— Раньше такое бегство было бы расценено, как измена Родине, но сейчас мы более лояльно относимся к подобного рода поступкам, и я хотел бы через ваш наиболее уважаемый у нас в стране и за рубежом канал сказать, что никаких претензий у нас к Геворкян нет. Более того, если она передумает и вернется, мы готовы принять ее снова на работу.
— Но ходят слухи, что Геворкян имеет документы, или копии документов, свидетельствующих о не совсем чистоплотных операциях Геобанка.
— У нашего банка, так же как у любой фирмы, есть свои коммерческие секреты. И если Геворкян собирается их обнародовать, то мы, безусловно, будем судиться с ней о возмещении морального и материального ущерба, нам нанесенного. Но смею вас заверить, ничего противозаконного наш банк не совершает. Это самая неприкрытая клевета. И, озвучив ее на всю Россию, ваш канал берет на себя ответственность за нанесение ущерба нашей репутации.
Отделавшись от репортеров, Африкантов в ярости вскочил в машину, вызвал по рации Тюняева и Васильева, отправил шофера домой, чтобы не было лишних ушей, сел за руль и помчался за город. Пытаясь не выдавать своих чувств, он рассказал о только что происшедшем нашествии журналистов.
— Что будем делать, Дима? Геворкян, как партизан, укрылась в засаде и нападает исподтишка. Причем каждый ее выпад опасный.
Африкантов выехал на Минское шоссе. Тюняев тянул с ответом. Он чувствовал, что рассказывать Африкантову о своих расследованиях бесполезно. Только вызвал бы прилив очередной ярости: ведь тому нужна Геворкян сейчас, завтра будет уже поздно.
Васильев не нашел ничего лучшего, как напомнить, что Геворкян ему с самого начала не нравилась. Но Африкантов его перебил:
— Ты помолчи, Вася! Лучше покумекай, что сейчас делать. Придумаешь — сообщи. Не придумаешь, жди моих указаний.
Тюняев наконец вспомнил:
— У меня есть на телевидении знакомый. Можно сказать, друг. Он, правда, не на НТВ, а на РТР, но они там все друг друга знают. Он сын нашего кагебешника, довольно высокопоставленного. Я могу с ним переговорить.
— И давай сегодня же, не откладывая. Представляешь, если еще кроме дискеты Геворкян, и муженек ее порасскажет журналистам о липовых отчетах.
— Это очень даже возможно. Педрин сказал мне, что Осокин записывал все номера отчетов прошлых лет, на основе которых составляли новые отчеты.
— Так... Час от часу не легче...
Они проезжали мимо какого-то стилизованного под русскую деревянную старину пригородный ресторан.
— Давайте-ка заедем, посидим, покумекаем. Я все-таки не верю, чтобы не было выхода.
Зал ресторана был разбит перегородками на отдельные закутки. Уютно усевшись в одном из них, они заказали большое блюдо со стерлядью, салаты и бутылку коньяка.
— Понимаешь, Дима, нужно затормозить этот репортаж. И найти эту чертову сучку.
— Вы все-таки зря, Жоресс Федорович, отказались от услуг Болховитинова. У него колоссальные связи в следственных кругах и прокуратуре, в МВД и ФСБ. Все равно они бы ее поймали.
— Не ее бы они поймали, Дима, а нас с тобой. Почему твоего майора все тянуло проводить следствие внутри банка? Зачем?
— А вы думаете, что кто-нибудь из гавриков вычислительного центра не связан с Натэллой? Не знает, где она и как с ней связаться?
— Вообще потрясающе! Из всех отделов ко мне бегают стукачи, а из этого центра — нет. Чем уж она их заворожила? А как-то исподволь ты не пытался разведать?
— Кое-что подслушал. Например, что она с мужем имела дом в какой-то деревне под Москвой. Но где, что — неизвестно.
— А, ерунда все это. Ее давно ни в Москве, ни под Москвой нет. Но, думаю, и в Америку она не уехала. Наверняка, где-то притаилась в тиши и глуши, иначе как бы она дергала за ниточки всех этих кукол из НТВ, из нашего коллектива и даже из органов?
Африкантов стукнул своим стаканчиком по таким же у своих собеседников, опрокинул его, отрезал самый жирный кусок стерлядки и задумался.
Разговор что-то не клеился. Африкантов не нащупывал в словах Тюняева главной нити, за которую можно было зацепиться. Зато отменно приготовленная стерлядь и салаты к ней существенно улучшили его настроение. В конце концов ну выступят эти горлопаны из НТВ. Ну даже заведут уголовное дело. И что? Во-первых, пусть еще докажут, что на самом деле есть криминал. Во-вторых, что это именно его вина. Его подписи нет нигде.
Он заказал вторую бутылку. Вдруг Васю опять прорвало:
— Нет, Жоресс Федорович, пригрел ты у себя на груди змею. Она все время хотела доказать, что умнее тебя, — в подпитии Василий запросто обращался к шефу на «ты». — Вот она и доказала. Ты к ней всей душой — и зарплату, и премии, и квартиру. Даже портрет ее одно время у входа в банк красовался. А она на тебя доносы строчит.
Оркестр заиграл быстро и громко, и певица, явно подражая Агузаровой, заголосила скачущим ритмом. Несколько пар подвыпивших молодых людей выскочили на танцплощадку. Африкантов неожиданно вспомнил тот вечер в белорусском лесу под Гомелем три года назад. Как все было тогда ясно и четко: сохранить все как есть, только изменить форму собственности и демократизировать систему организации власти. И как же все пошло наперекосяк. И он сам превратился в делягу, спокойно переходит порог между легальным и нелегальным. А иначе как? Иначе сомнут, сотрут, затопчут. Или просто убьют. Вот Геворкян не захотела переходить этот порог. И что она теперь? Где она? Превратилась в обыкновенную склочницу, завистливую и мстительную. А какая была тогда, в Гомеле... Блестящая, раскованная, красивая. И он ей, похоже, нравился. Как она с ним отплясывала, как свысока поглядывала на окружающих дам. Внезапно Африкантова озарило... Как же он раньше не мог понять? Она может прятаться как раз там, в пансионате БелНИИГеофизики. Под Гомелем! Он вспомнил, как прыгали вокруг нее местные мужчины, когда она попросила дать ей покататься на лошади. Как заботливо выбирали для нее лучшую. Как одевали седло и сбрую! Как помогали забраться! И как любовались, когда она поскакала! Туда никто сегодня не сунется — радиация! Но имея кучу долларов…
Африкантов глянул на Васильева:
— Ну что Вася! Нас с тобой за дураков держат! Помнишь тот пансионат под Гомелем? Так она там...
Василий вытаращил глаза: нет, все-таки этот Африкант — гений! Такое не могло прийти в голову никому. И как же он сам не догадался? Ведь укромнее места не придумаешь! Если она не там решила спрятаться, значит просто дура. Во-первых, никто не догадается. Во-вторых, всегда можно смыться незамеченной через аэропорт чужого государства. Хочешь через Белоруссию, хочешь через Украину. И какая превосходная связь с Москвой: там же есть нормальный гомельский телефон. С питанием и бытом — все в порядке. Обслуга соскучилась по постояльцам. Тюняев глянул с удивлением: что это за пансионат такой? Почему он раньше о нем ничего не слышал?
— Знаешь что! Давай махнем туда сейчас! А? К утру будем там. Явимся и спросим: не ждали? А по дороге я тебе все объясню. Нет, лучше Вася раскажет!
Расплатившись, они вышли из ресторана и влезли в «Мерседес». Жоресс сразу включил полную скорость. Следя за дорогой, прислушивался к тому, что говорил Тюняеву Вася. Иногда поправлял, иногда добавлял. Неожиданность Африкантовой идеи сначала насторожила Дмитрия. Но он уже привык к тому, что в отношении Натэллы все необычно и неожиданно. Скорее всего Африкантов решил абсолютно правильно. Да и сама задумка прокатиться ночью до Белоруссии показалась ему забавной. Вот только Африкантов в подпитии. Но вел он машину отменно, с ветерком, благо шоссе пустынно.
Включили «Маяк», и оттуда полилась довольно приятная музыка. Ого, Жоресс Федорович даже подпевает...
Впереди замаячил «Запорожец». Видимо, местный пенсионер или инвалид ехал с соответствующей скоростью, но зато прямо по середине дороги. Африкантов посигналил, чтобы он принял вправо, но тот тупо шел своим курсом. Поняв, что этот дубарь не собирается уступать, Африкантов, не тормозя, резко повернул руль влево. В этот момент из-за косогора вынырнул КамАЗ с прицепом. Все произошло в одну секунду: «мерседес» был смят в лепешку...

СЛЕДОВАТЕЛЬ ТАМАРЦЕВ НАЧИНАЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ
На следующий день сначала по радио и телевидению, а затем и в газетах появилось сообщение о трагическом происшествии на Минском шоссе. Некролог, посвященный выдающемуся деятелю отечественной нефтяной и газовой промышленности Жорессу Федоровичу Африкантову, подписал вице-президент страны и председатель президиума Верховного Совета Российской Федерации.
А еще через неделю телеканал НТВ выдал в эфир независимое расследование «Несчастный случай или убийство?», в котором журналист из Красноярска Игорь Мелехин с фактами, переданными ему в свое время Натэллой и Сергеем, рассказал о махинациях, прикрытием которых был Геобанк. Источник информации при этом, естественно, не раскрывался. Особенно убедительно в этом репортаже выглядели даже не списки подложных депозитов и отчетов о проведенных в 70—80-х годах сейсморазведочных работах, а интервью Африкантова, данное им буквально за несколько часов до смерти. Говорилось и о странной цепочке загадочных событий, произошедших с Геобанком за последние два месяца. Из всего этого журналист сделал вывод: Геобанк служил прикрытием для хищения народных средств в особо крупных размерах, а когда возникла опасность разоблачения, ключевые фигуры, включая и руководителя банка, скорее всего были убиты.
Президент Федерации, вызвав представителей правоохранительных органов, поручил им в месячный срок разобраться в случившемся. Генеральной прокуратурой, МВД и ФСБ была создана следственная бригада во главе со следователем по особо важным делам Андреем Тамарцевым. Полковник Тамарцев был недавно переведен из провинции в Москву после успешного раскрытия ряда запутанных уголовных преступлений. Немалую роль в новом назначении его сыграло мнение старейшего юриста, заслуженного следователя страны и его фактического учителя Михаила Михайловича Карпоноса.
Энергично взявшись за дело, Тамарцев в первую очередь решил установить, куда в ночное время направлялся Африкантов и два его ближайших сотрудника. Он понял, что между временем отъезда «Мерседеса» от Геобанка и катастрофой прошло пять с половиной часов — тот отъезжал в половине седьмого вечера, а столкнулся с КамАЗом в полночь. Гнал со скоростью не менее 140 километров в час. Даже если принять скорость по Москве в три раза меньше, он должен был быть где-то в районе Смоленска, а ДТП произошло еще в Московской области. Этот вопрос довольно быстро разрешился, когда в ресторане «Рашн Кантри» опознали по фотографиям трех своих вечерних посетителей. Выяснилось, что они выпили две бутылки коньяка, потом внезапно, бросив все заказанное, расплатились и уехали. В ресторане они вели себя солидно, но беседовали весьма эмоционально, особенно высокий, короткостриженный. Видимо, босс. Подстроенность катастрофы не оправдывалась. Правда, лежавший с сотрясением мозга и переломанными ногами водитель КамАЗа показал, что перед «Мерседесом» промелькнул какой-то «Запорожец», однако мимо КПП на границе Московской и Смоленской областей его не видели. Да и как мог «Запорожец» столкнуть «Мерседес» на встречную полосу? Скорее всего, Африкантов, будучи нетревзым, решил его обогнать и не справился с управлением.
Вопрос о том, почему вся гоп-компания поехала не домой в Москву, а погнала на запад, тоже мог быть решен только ссылкой на крайнее алкогольное опьянение. Либо они перепутали, в каком направлении ехать, либо решили махнуть в какое-то им одним известное злачное место.
Сложнее было с материалами, озвученными журналистами НТВ. Фактические данные были убийственными. Поскольку интерес НТВ к Геобанку проявился как раз перед катастрофой, с уверенностью можно было предположить, что именно это мимолетное интервью и побудило Африкантова с товарищами к пьянке. Но знал ли при этом Африкантов, какими именно материалами располагает НТВ?
Игорь Мелехин, делавший передачу о Геобанке, уехал в Красноярск, увезя с собой все материалы.
Обыски в кабинетах Африкантова, Тюняева и Васильева подтвердили выданный в телепередаче компромат. Испуганная главная бухгалтерша кивала головой, однако свою причастность отвергала, сообщив, что все операции с депозитами взял на себя Тюняев. Действительно, никаких подписанных ею документов, связанных непосредственно с криминализацией банка, не было. Она также подтвердила, что во все отделения банка и в ее бухгалтерию была дана команда сообщать Тюняеву, если туда явится за зарплатой Геворкян. Ясно было, что на Геворкян была открыта охота, от которой та умело скрывалась. Не исключено, что те двое, которых охранник Северо-западного отделения принял за грабителей, на самом деле охотились за Геворкян и были подосланными Африкантовым киллерами. Во всяком случае действия завотделением и вся последовательность событий, установленная Тамарцевым, это подтверждали.
Один из помощников Тамарцева, просматривая в который раз материалы компьютера Африкантова, обнаружил «Список... Копия № 3». Почему № 3? Почему копия? Список что-то напомнил. Он попросил воспроизвести передачу по телевидению. Точно! Там был тот же самый список. Только без «копии № 3». Скорее всего Африкантов получил именно от Геворкян этот компрометирующий его документ. Интересно, что запись документа на винчестер Африкантова датируется тем же числом, что и нападение на банк. Похоже, что прежде, чем пойти за деньгами, Геворкян решила припугнуть Африкантова. Видит бог, действовала великолепно. У Тамарцева появлялось все больше желания познакомиться с ней. Единственный способ выйти на нее — через Игоря Мелехина. Но захочет ли он раскрыть ее? Ведь тут, видимо, на карту поставлена ее жизнь. Значит, надо убедить Натэллу в том, что он, Тамарцев, — союзник. Об этом надо дать знать Мелехину, а уж тот сообщит ей и ее мужу.

ОРГАНЫ НАЧИНАЮТ КОЕ-ЧТО ПОНИМАТЬ
Болховитинов смотрел передачу про Геобанк с нескрываемым интересом. Ему было ясно, что репортаж инициирован Геворкян, так как направлен против Африкантова и Тюняева. Он привык, что журналисты обычно весьма поверхностно разбираются в сути тех фактов, о которых сообщают, и свои обличения основывают чаще на пафосе, на расхожих обывательских представлениях. Поэтому он пытался между строк определить характер вины самой Геворкян.
Начало репортажа вроде подтверждало его подозрения. Липовые отчеты составлялись в лаборатории ЦНИИГеофизики, где работал муж Геворкян, получается, вполне вероятно, что именно он, а не Тюянев, как сказано в репортаже, их инициировал. Сами депозиты печатались с применением современных компьютерных средств, выписанных в Японии. Так что здесь вполне просматривается рука Геворкян. Но дальше его версия не выстраивалась. Деньги с помощью этой игры в депозиты и фиктивные сейсморазведочные экспедиции не утекали из фондов Геобанка, а, наоборот, приумножали их. Кроме того, почему-то эти «экспедиции» проводили фиктивные малые предприятия, возглавляемые, как правило, ограниченным числом людей — Тюняевым, Васильевым, Педриным. Никакого отношения к этому звену криминальных операций Геворкян и ее муж иметь не могли. А вот роль Африкантова, Тюняева и других членов их команды становилась очевидной. Прояснялась причина, почему эти люди решили убрать Геворкян: она не вошла в команду Африкантова и собирала на нее компромат. Почему не вошла? Либо ей мало предложили, либо в силу исключительной честности. Вторая версия Болховитинову показалась маловероятной: обычно честные люди примитивны в тактике, и их легко убрать. Геворкян же провела за нос и Африкантова, и Тюняева, и его самого. Значит, скорее всего мало предложили. Ага — теперь понятно, почему Африкантов решил отказаться от его услуг — наверняка согласился выдать ей именно ту долю, на которую она претендовала. И ехал он в ту злосчастную ночь на встречу с Геворкян. Ну конечно! И здесь либо она специально подстроила аварию, либо произошла трагическая случайность. Но это уже не имеет значения. Ясно, что им, Болховитиновым, попользовались и при этом весьма нагло. Правда, если отбросить эмоции, то он провел обычную коммерческую операцию, которая принесла ему даже несколько большую прибыль, чем другие. Все убытки, связанные с гибелью сотрудников и потерей иномарки, Африкантов скомпенсировал наличными, причем в твердой валюте.
Неприятно то, что всплыло название его кооператива. Кстати, откуда Геворкян его узнала? Более того, корреспонденты НТВ фотографировали фасад его офиса на Гончарной улице. Значит, ей был известен еще и адрес фирмы. Очень подозрительно. Ведь знали об этом в Геобанке только Африкантов и Тюняев. Неужели они разболтали? Причем так, что это дошло до Геворкян. Сомнительно. Тюняев вообще исключался — он свой, из органов. Африкантов тоже не смахивает на болтуна. Прослушивающие аппараты, как стало известно Болховитинову, после весьма тщательной проверки не были обнаружены...
Конечно, опасаться внимания следственных органов Болховитинову не приходилось — слишком надежна была крыша. Эта же крыша могла спросить и его: как он позволил себя обнаружить?
Тамарцев, полностью подтвердив версию телеканала НТВ о жульничестве в Геобанке, передал дело в суд. Впрочем, в связи с гибелью подозреваемых, суд дело закрыл, назначив в Геобанк конкурсного управляющего. Раскрыть криминальные структуры, отмывавшие деньги через Геобанк, конечно, можно было, но предъявить им претензии только на основании материалов данного дела нельзя: покупать депозиты имели право любые лица. Купив же их, они ими и распоряжались, как хотели.
Было заведено уголовное дело на Педрина и двух других руководителей ЦНИИГеофизики, которые фигурировали в качестве боссов липовых фирм. Но они согласились вернуть все деньги, которые, судя по документам, получили, и суд ограничился условным наказанием. Тамарцев решил выяснить, что за кооператив «Хэппиэндсервис» фигурировал в сюжете Игоря Мелехина. Однако кооператив исчез, словно испарился. Тем не менее, дотошный следователь побывал в администрации Центрального округа Москвы, где был зарегистрирован при организации этот кооператив, и узнал, кто был учредителем. Записаны какие-то отставные полковники КГБ, но они заявили, что ничего не знают, что их фамилии в бумагах подделаны. Одновременно заместителю генерального прокурора, курировавшему это расследование, позвонили из ФСБ и порекомендовали кооперативом «Хэппиэндсервис» не заниматься.
Когда седовласый начальник довел соображения компетентных органов до сведения Тамарцева, тот завелся:
— Как же так, Станислав Петрович? В столице страны действует банда, которая отстреливает честных людей, чтобы они не мешали всякого рода аферистам, а мы их не смеем трогать? Ведь Геворкян с мужем скрываются сейчас именно от них. Вы сами поставьте себя на их место. В течение почти месяца эта банда вела за ними охоту, и у них остался один-единственный путь спасения — спрятаться и вообще пока не возникать в этой жизни. А они молодые и, как я успел установить, талантливые люди. Достаточно сказать, что в течение тех двух недель, что я веду расследование, в ЦНИИГеофизики пришел патент на их имя из Соединенных Штатов Америки и два патента Российской Федерации. Кстати, как мне сообщили входящие в следственную группу эксперты, Геворкян в Геобанке внедрила такую систему компьютерного учета, которая абсолютно прозрачна. Так что все махинации Африкантова и компании в конце концов обязательно выплыли бы при первой же серьезной проверке. Как видите, у него были очень серьезные основания убрать Геворкян. Так, как убирают уголовники тех, кто выводит их на чистую воду. Вот и объясните мне, как же вы собираетесь возрождать страну, если бандитов нельзя трогать, а они талантливых ученых загоняют в нору?
— Ну хорошо, Андрей Петрович, я вернусь... там... — заместитель главного прокурора показал пальцем вверх, — к этому вопросу, но обещайте мне пока против этого кооператива не копать.
— Смотря сколько времени...
— Недельку подождем.

ВО ГЛУБИНЕ СИБИРСКИХ РУД
В один из первых дней июля Сергей привез из города новенький японский телевизор (правда, изготовленный почему-то на Тайване). Ему пришлось долго сооружать на крыше дома антенну из металлолома, в изобилии валявшегося за околицей деревни в виде списанных тракторов, комбайнов, сенокосилок и прочих сельскохозяйственных орудий. Теперь супруги получали самую свежую информацию. Так они узнали о гибели Африкантова с ближайшими помощниками, о том, что переданные ими сведения и дискета были обнародованы в передаче Игоря Мелехина по НТВ. Сергей решил связаться с Мелехиным. Он специально поехал в Мирный и оттуда позвонил в Красноярск. Свое точное местонахождение они не сообщали даже этому надежному журналисту. Тот сказал, что делом занимается следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Условились для связи, что раз в неделю Сергей будет звонить Мелехину...
Тамарцев добился своего только наполовину. ФСБ отказалось выдать руководителя кооператива правоохранительным органам и даже раскрыть его имя, но пообещало Станиславу Петровичу провести свое внутреннее расследование и принять самые крутые меры, если все подтвердится. А еще через две недели сообщили, что все подтвердилось, группа расформирована, а ее руководитель под чужим именем выехал за границу. Попытка Тамарцева усомниться в информации была решительно пресечена заместителем генерального прокурора.
— Андрей Петрович, ФСБ — солидная организация и на мелкие уловки не разменивается. К тому же, мне сказали, что и сам глава экс-кооператива «Хэппиэндсервис» сожалеет, что ввязался в эту историю, и считает главным виновником покойного Тюняева, который ввел его в заблуждение. Он даже просил передать, что у него остался в отношении Геворкян один невыясненный вопрос: каким образом она получала самую свежую оперативную информацию о его действиях. Короче, он считает, что с ней не все так чисто...
Ну что же! Это для Тамарцева дополнительный довод в пользу его решения во что бы то ни стало разыскать Геворкян и Осокина и обстоятельно с ними побеседовать. Он позвонил Мелехину в Красноярск и, подробно изложив свою версию, попросил организовать ему встречу с ними. Мелехин сообщил, что сам не знает, где в Сибири скрываются супруги, однако у него есть канал, по которому он мог бы сообщить им эту просьбу. Тамарцев просил передать, что по его инициативе банда киллеров, которая охотилась за ними, обезврежена.
Когда спустя неделю Мелехин передал все это позвонившему ему из Алмаза Сергею, тому термин «обезврежена» не понравился. Если они бандиты, убивающие людей, то их надо не «обезвреживать», а арестовывать и судить. Поэтому он обещал сообщить о своем решении через несколько дней. Про себя же решил, что идти на эту встречу надо. Судя по второй телевизионной передаче о деле Геобанка, следователь раскрутил все по-честному, значит, ему можно доверять. Есть надежда, что, если понадобится, то и в деле Маркелова он сумеет помочь. А вот уверенности в том, что за ним не увяжется хвост «обезвреженных» киллеров, у Сергея не было. Когда он высказал все это Натэлле, та вполне резонно решила, что спешить со встречей не стоит. Пока никаких серьезных материалов, уличающих преступление Маркелова, у них нет. Значит, и Тамарцев им пока не нужен. Но Сергей был иного мнения. Тамарцев на службе. Завтра ему поручат другое дело, и острота проблемы, связанной с ними, пройдет. А прямых контактов с этим следователем у них нет. Да и Мелехин честно выдал на-гора ударный материал и теперь наверняка занят другими. Нет, идти на связь с Тамарцевым нужно. Причем, только Сергею: убивать его киллерам нецелесообразно, ведь главная их мишень — Натэлла. Поэтому они будут стремиться с его помощью выследить ее местонахождение. Значит, задача Сергея — внезапно появиться на месте свидания со следователем и также внезапно исчезнуть. И все это надо проделать вдали от их нынешнего местопребывания. Когда он все это изложил Натэлле, та бурно запротестовала. В свойственной ей манере тут же обвинила Сергея во всех смертных грехах, главный из которых — лицемерие, с которым он изображает влюбленность в нее. Сергей вздохнул: ждать теперь от нее совета, как лучше организовать встречу с Тамарцевым, не приходится. Он поехал в аэропорт Мирного и стал изучать все возможные рейсы оттуда и обратно. Из всех вариантов ему больше всего понравилась встреча в Новосибирске. Тем более, что он там бывал раньше и представляет себе, где остановиться и как скрыться.

МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
Когда Сергей вернулся в деревню, Натэлла чуть ли не в слезах бросилась к нему навстречу:
— Я уж решила, что ты все-таки укатил на свидание со своим Тамарцевым, и тебя убили.
— Да ты что? Неужели я поеду, не подготовившись? Ты же знаешь мой главный недостаток — я прежде, чем что-либо сделать, сначала должен до мелочей продумать. И потом — зачем им меня убивать? Если все-таки опасность осталась, то не для меня, а для тебя. Я им могу понадобиться только для того, чтобы раскрыть твое убежище. А скорее всего опасность вообще миновала, и мы с тобой выступаем в роли той пуганой вороны...
— Все равно я боюсь... А где ты собрался с ним встретиться?
— В Новосибирске. Туда два раза в неделю летают из Мирного самолеты. Я приеду заблаговременно, все разведаю и только после этого пойду на встречу. Думаю, что лучше всего встретиться в ресторане «Сибирь». Ясно, что во время беседы никто на меня набрасываться не будет. А затем придется быстро и незаметно исчезнуть.
— Я поеду с тобой. Я буду наблюдать с улицы...
— Нет, Натуль, ты никуда не поедешь...
Сергей нутром почуял, что сейчас снова на него обрушится весь жгучий темперамент жены и, не дожидаясь взрыва эмоций, обнял ее и сжал так сильно, что у нее захрустели кости.
— Ты что? Ты меня раздавишь, — жалобно пропищала Натэлла.
Он ослабил свои объятья и нежно ее поцеловал. Против этого она была бессильна.
— Я буду в большей безопасности, если ты останешься здесь. Им ты нужна. Если вообще мы все еще кому-то мозолим глаза.
— А знаешь что, Сереженька, давай мы им намекнем, что без нас будет худо. Я ведь могу заблокировать все счета Геобанка и всех его филиалов. И раскрыть мой блок они ни за что сами не смогут. Ненадолго. Давай?
Сергей не понял, зачем это нужно. Но на всякий случай согласился: пусть, зато она не будет препятствовать его встрече с Тамарцевым.
И только потом, сидя в «уазике» рядом с Натэллой (она попросила дать ей поводить машину — соскучилась по рулю), подумал, что ее затея не столь уж бессмысленна. Они оба помнили, что аферы Африкантова с отмыванием денег преступных группировок были не только его инициативой, а санкционировались еще более влиятельными чиновниками. Конечно, для этих высших чинов Натэлла не представляла никакой угрозы. Даже если бы она стала разоблачать Африкантова, ни одно следствие их связь с ним не обнаружит. Так же, как, впрочем, не сумеет выйти на конкретные преступные группировки. Гибель Африкантова, которую отнести на счет Сергея и Натэллы никак нельзя, также оставляла их вне поля зрения этих чиновников. Им, правда, вряд ли понравилось разоблачение темных делишек в Геобанке. Но в то же время гибель Африкантова позволяла списать на него не только те грехи, в которых он был замешан, но и еще многие другие. Однако теперь, когда все деньги Африкантова (а это миллиарды долларов) перешли непосредственно в их руки (а Натэлла и Сергей не сомневались, что Геобанк фактически уже заимел нового хозяина, и им был вовсе не тот управляющий, которого поставил туда Центробанк), их вряд ли обрадует, если все эти средства в мгновение ока окажутся заблокированными. То, что эту блокировку осуществит Натэлла, новый хозяин (или хозяева) быстро узнают либо от главной бухгалтерши, либо от программистов вычислительного центра. И тогда не останется иного выбора, как вступить в переговоры с Натэллой — прямо или через посредников. И как зеницу ока охранять ее жизнь. Убивать не имеет смысла — где гарантия, что она кому-то из своих друзей не передала кодировку?
В Диадеме они начали искать вычислительный центр алмазодобывающего комбината, полагая, что он подключен к Интернету. Их ожидания оправдались. Вычислительный центр, так же, как на многих предприятиях бывшего Союза, располагался в зале демонтированного советского монстра ЕС-10-60. В нем стояло не меньше сорока персональных компьютеров, возле которых сидели совсем еще юные выпускники якутского и красноярского университетов. Все они в основном играли в компьютерные игры или раскладывали пасьянсы. Два или три человека резались с компьютером в шахматы. На просьбу позволить им связаться по Интернету с приятелем из Израиля Семеном Красновским руководитель центра, судя по луноликой внешности — якут, откликнулся довольно благожелательно. Даже отказался от денег. Интернет им подключили недавно, и они реально им еще не пользовались. Кстати, связь с Израилем им и самим установить было нужно: там есть заказчики их алмазов.
Так что луноликий даже сам подсел к компьютеру, чтобы научиться связываться с различными абонентами. Это, откровенно говоря, не устраивало Натэллу. Она даже хотела было отказаться от своей затеи и лишь договориться о подключении своего компьютера через телефонную сеть к этому центру, как к провайдеру, но потом решила рискнуть. Коль скоро этот начальник сам еще не работал с Интернетом, всегда можно разыграть чайника, который блуждает по его многочисленным сайтам. И лишь затем, заблокировав счета Геобанка, действительно разыскать Красновского и обменяться с ним ничего не значащими фразами.
В этот момент ситуация в центре изменилась. Зашел высокий молодой человек и громогласно объявил:
— Наше объединение акционируют. По решению правительства Российской Федерации. Подписано по предложению члена политсовета движения «Демократический выбор России» академика Маркелова. Контрольный пакет акций предполагается отдать ему, как первооткрывателю месторождения. Дирекция комбината против. Считает, что акции должны быть распределены между членами трудового коллектива во время ваучерной приватизации. Ее поддерживает руководство Республики Якутии — Саха. Тем более, что у нас суверенитет. Завтра в десять утра митинг.
Сергей и Натэлла насторожились, внимательно прислушиваясь к происходящему. Начальник центра покинул их и очень быстро и толково погасил возникший галдеж собравшихся вокруг него сотрудников. Говорил он литературно грамотным русским языком и сформулировал четкую позицию их отдела. Она сводилась к следующему. Академик Маркелов, безусловно, является первооткрывателем месторождения. Но он это сделал в другой социально-политической системе, которая расплатилась с ним сполна. Он — академик, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда и прочее, прочее, прочее. Диадемский алмазодобывающий комбинат является и в настоящее время собственностью государства. Иначе говоря, юридический собственник комбината — народ. И поэтому он должен перейти в собственность народа, то есть тех, кто выкупит его акции на свои ваучеры.
За это время Натэлла успела вывести на дисплей файлы расчетных счетов Геобанка, всех его филиалов и отделений. Теперь оставалось включить блокировку. На это потребовалось ровно полминуты. Она откинулась на спинку стула и повернулась к Сергею. Пошел отсчет времени... Теперь можно найти и Семена. Его интернетовский адрес был им известен еще в Москве. На другом конце связи оказалась жена Семена. Они передали ему привет, сообщили, что у них все в порядке, хотя Натэлла ушла с работы и сейчас нигде не работает. Так что по банковскому адресу теперь их не найдешь, и связь у них будет односторонней.
Когда начальник центра снова подошел к ним, Натэлла сообщила, что уже переговорила с Израилем, и объяснила, как с ним легче всего связаться.
Неожиданная блокировка всех счетов Геобанка и его филиалов взволновала нового управляющего. Сначала он решил, что это какая-то оплошность вычислительного центра. Позвонил Татьяне Ильиной, которая все еще исполняла обязанности после ичезновения Геворкян. Помучившись минут десять сначала сама, а потом подключив весь отдел, она заключила со скрытой радостью:
— Это Геворкян...

ТАМАРЦЕВ ГОТОВИТСЯ К ВСТРЕЧЕ
Заместитель генерального прокурора республики вызвал Тамарцева и стал распрашивать, какие еще факты удалось узнать по делу Африкантова. А заодно — удалось ли установить местонахождение Геворкян и ее мужа?
— Как вы думаете, — спросил Станислав Петрович Тамарцева, — почему они до сих пор скрываются? Ведь ясно же, что заказчики убийства погибли, и им ничто не угрожает!
— Честно говоря, я бы на их месте тоже не торопился выходить из подполья. Судите сами: за что Африкантов решил убить Геворкян? Только за то, что она знала о его махинациях. При этом она не пошла сдавать его ни правоохранительным органам, ни прессе. Она представляла для него не реальную, а потенциальную опасность. Если бы ему удалось измазать ее каким-нибудь неблаговидным поступком, как это принято в уголовном мире, то она могла бы спокойно продолжать работать. Ее главная опасность — в ее честности.
— Ну, не скажите, Андрей Петрович, не скажите. Позавчера примерно на час оказались заблокированы все счета Геобанка и его филиалов. Представляете? Были омертвлены капиталы объемом в несколько миллиардов долларов. Эта Геворкян, внедрив в Геобанке и его дочерних организациях весьма совершенную систему защиты от компьютерных диверсий, заодно установила еще одну сверхсистему, которой может управлять только она одна. Позавчерашний ход — это ее предупреждение, причем весьма серьезное. Так что давайте не будем рассматривать ее как наивную честненькую овечку, которую затравил злой волк Африкантов, и она теперь сперепугу спряталась в норку и боится высунуться.
— Зачем она это сделала? — новость поразила Тамарцева. — А вы точно уверены, что это сделала именно она?
— Во всяком случае, так уверены ее сотрудники из вычислительного центра. Оказывается, вся система учета и документирования финансовых средств Геобанка разработана Геворкян. Причем на высочайшем уровне. Даже в Центробанке система менее совершенна. Пока этот Африкантов со всей своей свитой скакал по верхам, имитировал бурную деятельность и устраивал махинации, она кропотливо и весьма профессионально создала эту совершенную систему. А вот внедрять сверхблокировку нужно было не для дела, а только для нее самой. Зачем? А, Андрей Петрович? Чтобы шантажировать Африкантова?
— Но тогда почему же она его не шантажировала именно этим методом? Ведь она же зачем-то отправила ему дискету, разоблачающую махинации с акциями именно в день получения своей собственной зарплаты? Ведь раньше она ни разу не блокировала счета Геобанка. Значит, если это — ее новый шантаж, то почему именно сейчас?
И тут Тамарцева осенило: молодые супруги приняли его предложение о встрече, но на всякий случай объявили предупреждающий шаг.
— Станислав Петрович! Журналист Мелехин пытается организовать мою встречу с супругами. Я думаю, что она все прояснит. Но я должен иметь на руках реальные гарантии того, что им ничто не угрожает, иначе никакой информации я от них не получу. Вернее — не получу полной информации.
— Вы все правильно делаете, полковник. Новое руководство Геобанка высоко ценит профессиональные способности Геворкян. Можете передать, что, если она выйдет из подполья и вернется в Москву, ей не только ничто не угрожает, но и ждет весьма серьезное повышение. Весьма серьезное! Вы ей не сразу выкладывайте, но речь идет о том, чтобы ввести ее в состав учредителей банка (а она этого вполне заслуживает) и даже назначить на пост председателя или заместителя председателя совета директоров. Тем более, что из-за ее длительного отсутствия в оперативной деятельности появились явные проблемы.
Выйдя Тамарцев надолго задумался. Эта таинственная красавица с неординарным мышлением и поступками все больше и больше интересовала его. Почему она допустила, что ее начали отстреливать? Зачем ей понадобилось рисковать жизнью, чтобы получить свою зарплату, если ей не составляло никакого труда раскрыть любой счет банка и перевести оттуда на свой какую угодно сумму денег? Почему она на такую махинацию не пошла? И что значат все эти мистические сведения о том, что она заранее предугадывала ходы не только Африкантова, но и такого аса, как Болховитинов?

ВСТРЕЧА В ЦЕНТРЕ СИБИРИ
На следующий день Сергей улетел в Новосибирск. Он решил позвонить Мелехину сразу оттуда. По-прежнему путая следы, он звонил ему то из Мирного, то из Алмаза, то из Ленска. Теперь настала очередь Новосибирска.
С собой он прихватил два грима: наклеенные на лейкопластырь бороду и усы двух окрасок (под брюнета и шатена) и переносицу со сходящимися бровями. В одном из них он явно походил бы на «лицо кавказской национальности», а во втором — на славянина средних лет.
В Новосибирске он довольно быстро устроился в полупустой центральной гостинице. Позвонив с главпочтамта Мелехину, он назначил встречу на среду, полагая, что двух дней Тамарцеву хватит для приезда в Новосибирск. Мелехин тоже надумал приехать, что существенно упростило процедуру взаимного узнавания.
Через два дня, как было условлено, Тамарцев с Мелехиным в шесть вечера заняли столик в ресторане «Сибирь» и стали ждать Сергея. Андрей Петрович надеялся, что и Натэлла приедет с ним. В зале никого не было. Зашел какой-то грузин, поговорил о чем-то с официанткой и вышел. Через пять минут вошел Сергей и сразу же подсел к их столику. Пяти минут ему хватило, чтобы отклеить в туалете грим и вернуть свой обычный облик.
Сергей сразу понравился следователю: красивое доброе лицо с живыми голубыми глазами, ладная фигура и мягкий баритон. В такого может влюбиться любая красавица. Тамарцев понял, что разговор с ним следует начинать сразу с главного, не пытаясь обычными приемами следователя вынуждать говорить правду.
— Неделю назад неожиданно были заблокированы все счета Геобанка и его отделений. Это сделала ваша жена?
Мелехин с удивлением уставился на Тамарцева — об этом он не знал.
— Да, это мы сделали, — Сергей решил сразу дать понять, что отсутствие Натэллы ничего не меняет: он готов отвечать и на те вопросы, которые могли быть адресованы ей.
— Зачем? — Тамарцев почти знал точный ответ, но ему нужно было услышать его от Сергея. При этом он вынужден будет раскрыть логику их поведения после получения денег на Щелковской.
Сергей решил, что время пространных ответов еще не наступило, поэтому продолжал отвечать короткими фразами.
— Чтобы обезопасить себя от киллеров, которых вы могли привести на хвосте.
— Но разве Игорь не сказал, что киллеры, которые охотились за вами в Москве, обезврежены?
— Он не сказал, что значит «обезврежены». Их арестовали?
Этот вопрос сразу поменял местами следователя и Сергея. Если до этого в роли блюстителя законности выступал Тамарцев, то теперь он оказался в роли оправдывающегося.
— К сожалению, нет. Но вся группа расформирована, а их руководитель сбежал за границу. Перед этим соответствующие органы провели служебное расследование и установили, что действия его и всей группы вышли за пределы их полномочий.
Сергей молча смотрел на Тамарцева. Он конечно мог бы спросить: что это еще за соответствующие органы, которые вместо суда расследуют покушение на убийство его и его жены, почему следователь по особо важным делам именует банду убийц группой, и какие такие у нее полномочия, которые они слегка превысили, устраивая смертельную охоту за ними? Но он сразу понял, что в лице Тамарцева имеет дело с умным человеком, который сам догадается, что думает собеседник. К тому же, он не хотел нарушать субординацию — следователь есть следователь, и пусть он задает вопросы.
Тамарцев редко попадал во время допросов в столь щекотливое положение, как сейчас. Обычно всегда право и нравственность были на его стороне, а партнер по беседе должен был свою парвоту обосновывать. Собственно, и сейчас он подготовился именно так вести беседу. Но этот симпатичный молодой человек всего двумя фразами разрушил подготовленную им конструкцию беседы и загнал его в положение подследственного. Сказать Сергею, что он и сам возмущен тем, что власть не опирается у нас в стране на закон? И что он сделал все возможное, чтобы в этих условиях, если не по процедуре, то хотя бы по результатам, добиться справедливости?
Его спасла официантка, подошедшая, чтобы принять у Сергея заказ.
— Я возьму то же, что заказали мои собеседники…
После того, как она отошла, в разговор решил вмешаться Мелехин:
— Сергей, вы ведь не наивный человек и понимаете, что беззаконие — чуть ли не главная черта нашей жизни...
— Ну это я понимаю! Просто хотел объяснить Андрею Петровичу, почему мы решили продемонстрировать перед этой беседой наши возможности.
— В таком случае, полагаю, и я убедил вас в вашей безопасности, — Тамарцев хотел уйти от разговора в стиле допроса и начать обычную беседу.
— Не совсем, — ответил Сергей. — Вы ведь явно не входите в круг тех, кто пытается навязать стране свои порядки незаконными методами. А гарантировать, что среди них такие же порядочные люди, как и вы, вряд ли сможете.
Сергей все больше и больше нравился Тамарцеву. Ему не часто приходилось вести беседу, в которой в каждой фразе таилось столько смысла, что хватило бы на целую речь.
— В данном случае могу заверить: люди, которых вы назвали «те», все поняли правильно. Более того, перед моим отъездом у меня состоялся разговор с одним очень высокопоставленным чиновником, который сообщил, что ваша жена, если она вернется в Москву, будет назначена одним из учредителей Геобанка и председателем совета директоров. По сути дела, на ту же должность, которую занимал Африкантов.
Сергей пожал плечами и поднял брови:
— Значит, он знал, этот чиновник, что вы едете на встречу со мной?
«Потрясающе! Другой бы сосредоточил все внимание на весьма заманчивом предложении, а этот продолжает гнуть свою линию. Ему нужна гарантия безопасности! И только. Молодец! Видит бог, из него получился бы весьма толковый следователь».
— Нет, но он знал, что я пытаюсь встретиться с вами... С вами обоими... И просил меня, если такая встреча состоится, передать это предложение. А побудили его встретиться со мною вы, заблокировав счета Геобанка.
Официантка принесла бутылку водки, три стакана томатного сока и салаты. Тамарцев специально заказал томатный сок, он не любил глушить водку в неограниченном количестве, как это принято в большинстве отечественных застолий.
Первый тост провозгласил Тамарцев:
— За знакомство, за встречу в центре Сибири и, я бы очень этого хотел, за последующую дружбу.
«Я бы тоже этого хотел», — подумал Сергей доверительно сказал:
— Андрей Петрович! Поймите мою подозрительность правильно. Мы с женой честно работали на тех должностях, куда нас наняли по трудовому договору. Ни против кого не вели никаких интриг. Никому ничем не угрожали. Наоборот, все стремились делать наилучшим образом. И вдруг ни с того, ни с сего сначала мою жену, а вслед за ней и меня решили «ликвидировать». Сначала ей предложили хапнуть неизвестно откуда взявшиеся 750 тысяч долларов, а когда она отказалась, наняли киллеров. За что ее собрались убить? В чем она провинилась? Знала о незаконных махинациях? Да, знала. Но не собиралась доносить никому. Тем более, что и доносить некому — вся верхушка над Африкантовым практически такая же, как он. Естественно, что мы скрываемся. Нас хотят убить не потому, что мы несем кому-нибудь вред, а потому, что мы другого поля ягодки. И если я каждый раз выражаю сомнения в нашей безопасности, то не потому, что не верю лично вам, а потому что не понимаю тех, кто затеял охоту за нами. Мы не собираемся умирать, мы хотим жить... Вот вы говорите, что ваш начальник или, как вы выразились, высокопоставленный чиновник, не знал, что вы собираетесь на встречу со мной. Но ведь он подписывал вам командировку сюда, в Новосибирск. И наверняка спросил, зачем едете?
Тамарцев про себя отметил: «Вот оно что! Оказывается, Геворкян предложили поучаствовать в краже большой суммы денег, и она отказалась. Картина становится совершенно ясной. И мотивы поведения этих двух молодых людей тоже».
В ресторан вошла еще пара посетителей: молодой, но уже лысый мужчина и весьма претенциозно одетая дама примерно одного с ним возраста. Сергей сразу впился в них глазами. Тамарцев усмехнулся про себя: «Неужели он опасается киллеров?» Сергей не увидел, но почувствовал его усмешку:
— Не подумайте, Андрей Петрович, будто я решил, что вы притащили на хвосте киллеров. Меня, пожалуй, сейчас убивать нет никакого резона. Как и Натэллу. Но заполучить нас, чтобы выбить номер кода, нынешним хозяевам Геобанка безусловно хочется. Так вот передайте им, что, если нас оставят в покое, то такого, что было в прошлую среду, больше не будет. Но если с Натэллы упадет хоть один волосок... — у Сергея заходили желваки на скулах и дрогнул голос, — ... им не поздоровится.
— Теперь о том, что касается предложения возглавить Геобанк, — продолжал Сергей. — Я это, безусловно, передам жене, но убежден, что она откажется. Что такое Геобанк, кто его создал, на какие шиши и для чего? Во всем мире банки существуют, чтобы инвестировать производство, торговлю, искусство, науку. И после того, как инвестиции начнут приносить прибыль, банки получают ее часть в виде процентов. Создают банки на свои деньги. Собирают под особые гарантии свободные средства вкладчиков. А откуда взялись средства для создания Геобанка? В какие проекты он их вкладывает, чтобы получить прибыль? Почему его владельцем стал именно Африкантов? Кто сейчас его владелец? На каком основании? Согласитесь, что в основе этого учреждения лежит что-то явно незаконное и аморальное. Поэтому ввязываться в эту систему — значит, либо вымараться, либо ходить всю жизнь под шахом... Я предлагаю следующее: вы мне даете ваш телефон, а еще лучше адрес, и я обещаю, что не позднее понедельника Натэлла ответит. А еще лучше так: если мы не отвечаем, значит, категорический отказ. А если она согласится — мы сообщим вам.
Тамарцев внутренне все больше и больше соглашался с Сергеем. И хотя одна бутылка водки для трех здоровых мужчин в центре Сибири — сущий пустяк, язык у него немного развязался.
— Насчет этой парочки зря волнуетесь, Сергей. Их я точно не принес на хвосте, как вы сказали. А то, что у нас в стране творится черт-те что, я с вами полностью согласен. Тем не менее убежден, что вам с супругой в данный момент ничто не угрожает. А что касается первоначального и последующего капитала Геобанка, то, поверьте мне, и у многих западных банков далеко не безупречная начальная репутация. Но... вам решать. Что касается меня, то я сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь. И даю вам не только служебный, но и домашний телефон. И домашний адрес. Да... У меня остался еще один не выясненый вопрос: как вы узнали, что Африкантов собирается убить вашу жену по сути дела в то самое время, когда он отдал приказание? Как вы вычислили название фирмы, под крышей которой укрылись убийцы, и ее местонахождение? И, наконец, как узнали, что Африкантов дал указание разблокировать счет Геворкян почти в тот момент, когда он дал команду? Это можно сделать только, установив сверхсовершенное подслушивающее устройство. Вы его установили?
Сергей усмехнулся. Он ожидал этого вопроса и заранее подготовился к ответу:
— Если бы вы более детально описали все эти события, то назвали бы это устройство не только подслушивающим, но и подглядывающим. У нас действительно есть такое, как вы его назвали, устройство. Но оно требует доработки и более детального апробирования. Мы и укрылись сейчас с Натэллой, чтобы в спокойной обстановке это проделать. Я обещаю, что как только мы получим не случайные, как в Москве, а совершенные результаты, я познакомлю вас с ним. Игорь, — обратился Сергей к сидевшему с удивленным видом Мелехину, — я очень прошу, не афишируйте это устройство по телевидению. Вы поставите и себя, и нас в неловкое положение.
— А сколько, по-вашему, понадобится времени, чтобы завершить его доработку? — спросил Тамарцев.
— Не более двух лет. А может быть, уже в следующем году мы получим такие результаты, которые сможем вам показать... Вам обоим, — спохватился Сергей.
— Здорово! — наконец опомнился Игорь. — А на каком расстоянии он сможет подглядывать и подслушивать?
— Я не могу пока это сказать, Игорь. Дело в том, что он предназначен не совсем для того, о чем вы подумали. Пожалуйста, потерпите годик-два... Пожалуйста. Да, и еще, Андрей Петрович! Хочу попросить вот о чем. Мне показалось, что у вас в боковом кармане пиджака спрятан диктофон. Так вот, пожалуйста, все, что было сказано об этом приборе, вы своему vip-начальнику не сообщайте. Я хочу, чтобы об этом знали только вы двое.
Это был последний удар, который сразил Тамарцева. Значит, этот юнец (а Сергей ему почти в сыновья годился, во всяком случае в младшие братья) свободно беседовал с ним, зная, что он ее записывает! Ну, в смелости и проникательности этому парню не откажешь!..
В туалете Сергей снова навел на лицо грим, на сей раз пожилого сибиряка, и вернулся в зал. Не обращая внимания на возмущенные возгласы работников кухни, решительным шагом прошел через нее и через черный ход вышел во двор. Еще через пару минут он был на соседней улице. Через площадь Ленина вышел на Красный проспект, сел в троллейбус и отправился в аэропорт. Из гостиницы он выписался заранее. Еще через три часа самолет вылетел в Мирный.

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев