|
|
СЮЕНЧИ
Рассказ
Давно случилась эта история, но каждый год с приближением Дня Победы
Анвар Баширов вспоминает о ней.
…Запахнув потуже замасленную ватную телогрейку, он шел через широкий майдан
на окраине аула в мастерские. За ним по бледному снегу тянулась темная
строчка следов от кирзовых сапог.
— Бе-ре-ги-ись!!! — вдруг услышал Анвар пронзительный мужской голос.
Оглянулся, и колени подогнулись от неожиданности. Черный колхозный бык
метрах в двадцати летел прямо на него. За ним во весь опор несся на коне
пастух Рустем, стараясь повернуть быка назад, к ферме. Глаза быка были
налиты кровью, хвост круто задран, из-под копыт пылью вылетал снег. Голова с
кольцом в носу бычка грозно опущена, а на губах пузырилась пена.
— Берегись, Анвар!!!
Анвар ждал, не сводя глаз с быка. «Надо схватиться за рога, чтобы не
пропорол», — успел подумать он в последнюю секунду, когда бык, налетев,
поддел его на рога и резко отбросил в сторону. Бык был готов ринуться и
растоптать Анвара, но Рустем наотмашь ударил его кнутом. Лошадь под ним
захрапела, встала на дыбы и раскатисто заржала. Рустем то с одной, то с
другой стороны полосовал кнутом бычьи бока, яростно приговаривая:
— У-би-ил! У-би-ил!!!
Вдруг бык опустил голову и, покинув поле сражения, бросился бежать к ферме.
Рустем спрыгнул с лошади и наклонился над Анваром, который лежал навзничь,
раскинув руки, как бы обнимая землю.
— Анвар! — Рустем опустился на колени, перевернул его на спину, пристально
вглядываясь в побагровевшее лицо. — Жив!!! — прошептал он, поднимая Анвара и
укладывая на седло. Потом сам вскочил на круп лошади и легкой, осторожной
рысью поскакал в аул…
После этого случая онемел Анвар. Парализовало речь.
Когда же московский профессор сказал: «К сожалению, друг сердечный, силы
медицины ограничены…», Анвар потерял всякую надежду на полное выздоровление.
С горя ушел с трактора, с которым была связана вся его жизнь. Никакая другая
работа не влекла. Сидел дома. Лишь изредка, когда мимо дома проходил
трактор, он выходил за ворота. В такие минуты слезы застилали его глаза, ему
становилось жалко себя. После этого скрывался во дворе за калиткой.
И только жена его Зайтуна, веселая, бойкая женщина, словно не замечала его
горя и не теряла надежды.
— Ты заговоришь! — утешала она мужа. — Сколько раз контуженные теряли речь,
а потом снова начинали говорить. Ведь читали мы с тобой!
И мало-помалу смягчилась душа Анвара. Вскоре вернулся он на трактор.
…Бледный полумесяц, отстояв ночной дозор, скрылся за крутолобой горой. На
смену ему зажглась переспелой малиной тонкая черта горизонта на востоке.
Одинокая тучка, отражая свет прибывающего солнца, заполыхала на небе
костром. Над бором за рекой прокатился первый щебет проснувшихся птичек.
Ветер разбудил легким прикосновением спящие сосны. Большой суетный мир
начинал день в новых заботах.
Зайтуна топила печь, кочергой ворочала угли, щеки ее пылали от жара. Анвар
чуть свет ушел на работу.
За окном заскрипела калитка. Зайтуна выбежала на крыльцо и замерла. В
воротах стоял человек в городской одежде — черном с иголочки костюме, шляпе,
лакированных туфлях, с большим чемоданом в руке. Сам светлый, усы рыжие.
Таковых она в их башкирском ауле не встречала.
— Здесь живет Анвар Баширов? — спросил незнакомец по-русски.
— Здесь… — робко ответила Зайтуна.
— Я Павел Васильев! — мужчина поставил у ног чемодан, широко улыбнулся,
облегченно вздохнув, словно достиг конечной цели своего пути и, сняв с
головы шляпу, вытер платком потную шею. — Я Павка Васильев! — незнакомец
улыбнулся еще шире, еще приветливей.
Зайтуна тихо вскрикнула. Она сбежала с крыльца навстречу гостю. Павел!
Фронтовой друг Анвара! Не будь его — осталась бы Зайтуна вдовой. Много раз
пытались они разыскать этого человека, страстно желая свидеться с ним, но в
конце концов решили, что он или погиб на войне, или пропал без вести.
Повесили на стену его увеличенную фотографию и стали считать его членом
своей семьи. И вот этот самый Павел Васильев сейчас стоял у ворот. Он был
похож на фотографию, хотя и постарел. Она крепко пожала обеими руками его
руку и, не зная что сказать, только и проговорила:
— Павел!!! Ай-яй-яй-яй… Как Анвар обрадуется!
От гостя сильно пахло фруктами и еще какими-то нездешними ароматами. Зайтуна
поставила на стол самовар, на никелированных боках которого солнце играло
зайчиками, принесла мед в деревянной чашке, заварила индийский чай. В котле
варится мясо, из печи распространяется дух свежеиспеченного хлеба. Лучшие
угощения готовит она для гостя.
Павел без пиджака и галстука, в рубашке и брюках, колдовал у раскрытого
чемодана. Он высыпал на стол из полиэтиленового пакета большие, румяные,
щекастые яблоки.
— Эти яблоки с дерева Анвара, — говорит он. — После войны в память о нем я
посадил эту яблоню у себя в саду. — Он подошел к своей фотографии, висящей
на стене, и долгим взглядом смотрел на себя, молодого солдата в пилотке,
затем молча качнул головой и отошел к чемодану.
Все больше нравился Зайтуне этот южный человек из Ростова-на-Дону с синими
выразительными нездешними глазами. Павел завалил стол виноградом, грушами,
гранатами, затем достал большой отрез цветастой материи.
— А этот шелк — подарок вам!
— Зачем мне?! Не надо! — вся зардев, рассмеялась Зайтуна, принимая отрезок
скользкий и мягкий. — И как вам удалось нас разыскать? Ведь и мы не раз
подавали в розыск.
— Помог один корреспондент. Корреспонденты — народ ушлый, все могут. — Павел
прихлебнул из блюдца обжигающий чай.
— А с Анваром случилась беда, — проговорила Зайтуна после долгого молчания.
— Ка-кая?! — Павел поставил блюдце на стол и посмотрел на нее большими
глазами.
— Бык его… — И она рассказала историю с быком. — Речь парализовало.
— Речь по-те-рял?! Ой-ой-ой… А слышит?
— Да. Только не говорит.
…Бежал семилетний мальчишка по пашне, увязая ногами во влажной
свежевспаханной земле. Далеко в поле тарахтел трактор Анвара, окутанный
облаком пыли. В ушах мальчишки так и стоял горячий шепот Зайтуны:
— Скажи ему: Павел Васильев приехал. Его фронтовой друг! Сюенчи получишь!
Мальчишку разбирало любопытство. Кто такой Павел Васильев? Ясно одно: важный
человек! И честь первым сообщить дяде Анвару радостную весть — сюенчи —
оказана ему! В ауле за сюенчи принято давать подарок. Это будоражило мысли
мальчишки, и он торопился изо всех сил, чтобы кто-нибудь другой не опередил
его. Ведь только первый приносит сюенчи, только первому полагается подарок.
— Дя-дя Ан-ва-ар!!! — закричал он во всю глотку. Анвар, конечно, не услышал
мальчишку, но на всякий случай, увидев его, остановил трактор.
— Дядя Анвар! Сюенчи! — задыхаясь, сообщил мальчишка, подбегая. — К вам
приехал гость. Пав… Пав… — он сморщил маленький облупленный нос, вспоминая
имя, которое от радости вылетело из головы. — В общем, в шляпе, при
галстуке, лакированных туфлях… Я сюенчи принес. Зайтуна-апа послала за
тобой… Ах, вспомнил! Па-вел Ва-силь-ев! Твой фронтовой друг…
«Да за такую весть ты у меня получишь самый лучший сюенчи! — мысленно
закричал ему в ответ Анвар, спрыгивая с трактора, загребая мальчишку в
охапку и целуя в щеки. — Поехали домой!» — вновь мысленно добавил он, сажая
пацана в кабину.
Затем отцепил плуг. Прицепщик хотел было протестовать, да, увидев на лице
Анвара первую за последний год яркую улыбку, смолк на полуслове. Радостно
взревел трактор и наискось, по пашне, на предельной скорости помчался к
аулу, оставляя за собой густые клубы дыма.
Едет Анвар, а губы в улыбке раздвигаются. Щеки и уши горят. Сердце в висках
стучит. Видит прицепщик, сидящий в кабине, что сюенчи сильно обрадовало его.
По прищуренным глазам можно догадаться, что мысли его сейчас далеко-далеко
отсюда.
…1942 год. Бои под Сталинградом. В передышке между боями рота отдыхала в
лесочке. Изредка свистели шальные пули. Анвар и Павел лежали под деревом,
ствол которого был расщеплен снарядом. Анвар скрутил цигарку из махорки.
— Дай, Павел, прикурить…
Павел щелкнул зажигалкой, приподнялся на локте, протягивая к Анвару руку и
вдруг повалился на землю, сраженный шальной пулей. Она попала ему в правую
лопатку, прошла навылет через легкое и уже на излете ударилась в Анвара —
точно туда, где сердце. Даже не ранила его, а просто упала на землю. Не
приподнимись Павел на локте, не прими на себя пулю, не ходить бы сегодня
Анвару по белу свету, не работать на тракторе.
На руках отнес Анвар друга в санчасть. Много потерял тот крови.
— Берите мою, товарищ капитан! У меня кровь первой группы. Всем подходит, —
настоял на своем Анвар. — Если выживет, будем с Павлом кровными братьями. Он
спас мне жизнь. Теперь я должен спасти его!
С тех пор в жилах Павла Васильева течет и его, Анвара, кровь.
…Подъехав к дому, Анвар резко затормозил, выскочил из кабины и прямиком в
открытую калитку. На крыльцо взбежал, под собой ног не чуя. Быстро миновал
сени, распахнул дверь и остановился на пороге. Глазами жадно обшарил
горницу. Увидел Павла, который, счастливо улыбаясь, стоял в центре избы,
раскинув руки для объятий.
Из-за спины Павла выглядывала Зайтуна с чашкой чая в руке. Она заметила на
его лице бурное волнение и, успев подумать: «Как бы с ним не случился
инфаркт!» — вскочила со стула. Чашка упала из ее руки, но не разбилась. «К
счастью!» — думает она.
Анвар бросился к другу, раскинув руки, и из его уст вырвалось:
— Па-вел!!! Нашелся-таки?! Жив!!!
Он постоянно разговаривал мысленно сам с собой, поэтому не услышал своего
голоса. Прижался щекой к щеке друга и, смеясь, заплакал.
А Зайтуна подбежала к мужу и восторженно закричала:
— Анвар, ты го-во-ри-ишь! Ты го-во-ри-ишь!!!
Огромное солнце садилось за холм, и багровое небо тонуло в водах Агидели.
Над аулом опускался тихий майский вечер.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
