|
|
Алишер Навои
(1441—1501)
Алишер Навои родился в 1441 году в Герате в знатной аристократической
семье, имеющей связь со двором, с правительственными кругами. Возможно,
поэтому он рано начал свою государственную карьеру. Пятнадцатилетним юношей
его устраивают на службу к правителю Абулькасиму Бабуру. Правда, там он
долго не задерживается, потому что продолжает учебу в медресе Мешхеда и
Самарканда.
В 1469 году двадцативосьмилетнего Алишера Навои приглашает к себе на службу
его школьный товарищ, друг юности Хусейн Байкара, бывший прежде в свите
Абулькасима Бабура и ставший к тому времени правителем Герата. Хусейн
Байкара назначает его своим первым визирем, и вся дальнейшая жизнь и
творчество поэта связаны с деятельностью этого царствующего двора.
Умный и тонкий политик, незаурядный поэт, Хусейн Байкара сделал много для
процветания Герата, развития его экономики, культуры и искусства. Он был
сторонником развития культуры и литературы на родном языке, и Навои, первый
визирь правительства, был в этом деятельным его помощником. И, возможно,
именно его, Хусейна Байкару, имел в виду Навои, когда писал портрет одного
из правителей в поэме «Смятение праведных»:
Столица и держава расцвели
По воле властелина сей земли.
Разумен, тверд во всех своих делах
Победоносный справедливый шах.
Литературное наследие А. Навои довольно обширно. Исследователи его
творчества называют свыше тридцати разножанровых произведений поэта, это, в
первую очередь, два больших дивана (собрания) лирических произведений на
тюркском и фарси языках, а также его хамса-пятирица, состоящая из пяти
поэм-маснави («Смятение праведных», «Фархад и Ширин», «Лейла и Меджнун»,
«Семь планет», «Стена Искандера») и написанная как назира (ответ-полемика)
хамсе Низами.
Кроме того, Алишером Навои создан философский труд «Возлюбленная сердец»,
антология-характеристика современных ему поэтов («Собрание изящных»), и
воспоминания о великом фарсиязычном поэте Абдурахмане Джами («Пятирица
Смятенных»), которого Навои боготворил и который сыграл очень большую роль в
становлении Алишера Навои как тюркоязычного поэта. Особое место в творчестве
Навои занимает поэма-маснави «Язык птиц».
Еще в школьные годы юный Алишер прочитал аллегорический рассказ — книгу
Фарудатдина Аттара «Беседа птиц». Книга излагает сложную суфийскую идеологию
самосовершенствования в образе тридцати птиц, отправившихся на поиски своего
царя — бога птиц Симурга. Юного Алишера привлекли в книге необычная фантазия
и своеобразные образы, глубина философии иносказания, сочный язык; как
признается сам Навои, «мое наивное сердце расцветало от слов этой книги. Все
мое существо было наполнено ими...». Навои всегда помнил об этом
произведении, и, возможно, именно оно стало одним из источников, которое
сделало его поэтом-мыслителем. Лишь в конце жизни, будучи уже популярным
поэтом, Алишер Навои, используя сюжет и образную систему книги Аттара,
сочинил в форме назира свою оригинальную вариацию под названием «Язык птиц».
Каждое из этих произведений является уникально-новаторским, открывающим
новые сферы и направления творчества.
Однако главное новаторство Навои все же, думается, в другом — он стоял у
истоков создания на основе традиций персидско-арабской поэзии новой и
самостоятельной тюркоязычной литературы во всех известных жанровых формах
восточной литературы. После него развитие тюркоязычной литературы стало
процессом уже необратимым. Именно поэтому все произведения, все творчество
Навои представляют собой своеобразную форму «назира», то есть написаны они в
форме ответа, спора и состязания с произведениями фарсиязычной литературы.
Такими являются и два сборника лирических стихов Навои, причем первый создан
на языке фарси. Поэт назвал его «Диван фани», подчеркивая этим временный
характер псевдонима (фани — «бренный», «временный»). Злые языки утверждают,
что эту книгу Алишер Навои составил специально для тех, кто пытался унизить
его, заявляя, будто бы он пишет стихи на тюрки, ибо в совершенстве не знает
языка элитного — иранского.
Впоследствии Навои создал второй большой диван уже на тюркском языке и
назвал его «Чар диван» («Сокровищница мыслей»), где расписался уже не
временным псевдонимом, а своим собственным именем — Навои.
Стремление создать литературу на тюркском языке имело многовековые традиции.
Уже в XI веке делаются первые попытки поставить рядом с иранским
литературным языком, давшим миру неповторимые классические образцы
художественной мысли, языки и тюркской системы. В 1069—1070 годах Юсуф из
города Баласагуна пишет на тюрко-уйгурском языке этико-дидактический трактат
под названием «Кутадгу билик» («Благодатное знание»). Книга представляет
собой свод знаний и советов дидактического характера и написана согласно
традициям арабо-персидской «литературы адаба» размером маснави.
Чуть позже, в 1072—1083 годах, другой выдающийся автор — Махмуд из Кашгара —
составит свой знаменитый впоследствии труд «Диван лугат ат-турк», созданный
на богатом материале истории, этнографии и культуры тюрков. «Диван лугат
ат-турк» также следует традициям ирано-арабской дидактической литературы и
охватывает морально-этические, семейно-бытовые, любовные, социальные темы.
В XII веке появляется странствующий дервишский шейх суфист Ахмед Ясави,
проводивший свои проповеди на языке тюрки. Татаро-монгольское нашествие
сильно пошатнуло престиж иранской государственности и языковой культуры, на
сцену выдвинулись Тимуриды, среди которых было немало и поэтически одаренных
людей. Писали они на языке тюрки, который Европа называла «чагатайским» — по
имени основателя династии. Сеид Ахмед, внук Тимура, например, написал на
тюркском языке «Книгу любви» (1435—36 гг.). В формировании тюркоязычной
литературы активную роль сыграли кипчакские (половецкие) поэты, а также
поэты Сельджукидского султаната (впоследствии Турция).
На тюрки писали среднеазиатские мастера поэтического слова Атои, Саккоки,
Амири, Дурбек, особенно Лютфи, создавший тюркские газели. Поддерживали
развитие тюркского литературного языка, будучи и сами неординарными поэтами,
Хусейн Байкара, правитель Герата, и Бабур, император империи Великих
Моголов. Все они подготавливали почву для создания литературы на тюркском
языке. Тем не менее все эти попытки до Навои были еще единичными.
Прежде чем приступить к созданию произведений на тюркском языке, Навои
глубоко изучил персидско-арабское литературное наследие в разных жанрах,
теорию и технику стихосложения. Эти знания он применил впоследствии и по
отношению к тюркскому языку. На анализе художественных возможностей родной
речи Алишер Навои написал специальный трактат по теории и технике тюркского
стихосложения под названием «Весы размеров». Он призывал молодых поэтов
писать стихи на родном языке, хотя отлично владеешь и персидским. «Весы
размеров» в этом смысле явились как бы и методическим пособием стихосложения
на тюрки, обобщающим личный, конкретный поэтический опыт Навои. Уже в конце
своей жизни он напишет еще один важный трактат в защиту родной поэтической
речи «Тяжба двух языков», также обобщающий практический опыт великого поэта.
Форма полемики, спора контрастов, противоположных понятий (например, «Спор
дня и ночи» Асади Туси) традиционна для восточной поэзии. В трактате Навои
полемизируют два языка: иранский и тюркский. Поэт выступает здесь как
глубокий лингвист, свободно рассуждает о тончайших нюансах и особенностях
обоих языков. Тюркский при этом, по утверждению Навои, ничуть не хуже
иранского, на котором созданы мировые шедевры, но кое-где даже и лучше.
На основе своих исследований и творческого опыта Навои решается на дерзкий
шаг: создать на тюркском языке не только малые лирические жанры традиционной
персидско-арабской поэзии, но и вершину ее достижений — хамсы-пятирицы. Ибо:
«Не ценится газель, хоть и звучна. Мысль поэма выскажет сильней, когда
прекрасен внешний строй у ней».
Форму хамсы — пяти самостоятельных поэм-маснави, организованных в единую
композицию, — впервые создал Низами Ганджави. Им же были установлены
хронология поэм и размер стиха; хамса была написана размером маснави, парной
рифмой. Эта форма вызвала впоследствии многочисленные подражания.
Следуя Низами, индийский поэт Амир Хосров Дихлави (1253—1315) создал на
оригинальном материале свою хамсу, соблюдая, однако, хронологию поэм и общую
композицию пятирицы.
Абдурахман Джами, современник Навои, усложнил и обогатил композицию, создав
свою хамсу не из пяти, а из семи поэм, которые идут в следующем порядке:
«Златая цепь», «Сальман и Абсаль», «Дар благородных», «Четки праведных»,
«Юсуф и Зулейха», «Лейла и Меджнун», «Книга мудрости Искандера», в целом,
как видно, также сохраняя композиционный строй поэм Низами.
Вот как объясняет Навои зарождение его замысла пятирицы. Когда он поделился
со своими творческими планами с Абдурахманом Джами, седеющий поэт будто бы в
ответ дал прочесть ему одну из своих поэм, входящих в семерицу, — «Дар
благородных».
— И, потрясенный, сердце я раскрыл,
Его творенье в сердце поместил, —
говорит Навои после прочтения этой поэмы и добавляет:
И завершив прочтенье песни сей,
Желанье ощутил в душе своей,
Желанье вслед великим трем идти —
Хоть шага три пройти по их пути.
Конечно, в этом своем заявлении Навои более чем скромен, в
действительности же он задумал грандиозное, небывалое до него и очень смелое
новаторство:
Решил: писали на фарси они,
А ты на тюркском языке начни!
Хоть на фарси их подвиг был велик,
Но пусть и тюркский славится язык.
Я верю — мне поможет Низами,
Меня Хосров поддержит и Джами.
Тогда смелее к цели, Навои!
И пусть молчат хулители твои.
(Алишер Навои. Поэмы. Пер. со староузбекского М., Худ. лит., 1972. — С.
34).
Навои блестяще использовал восточную традицию назира — жанровую форму
полемики и состязания. Используя структурную форму и образную систему
предшествующих хамса-пятириц Низами, Амира Хосрова Дихлави, Джами, он создал
свою самостоятельную пятирицу на оригинальном жизненном материале и на
тюркском языке. При этом Навои сохранил смысловую сюжетную хронологию,
идущую от Низами: первой идет поэма философско-наставленческого содержания
«Смятение праведных», сотканная из философских афоризмов и притч, второй —
поэма о жертвенной любви и трудовом подвиге — «Фархад и Ширин», третьей
представлена поэма о фанатичной высокой любви «Лейла и Меджнун», четвертой —
поэма-маснави авантюрно-приключенческого характера «Семь планет» и последней
— социально-политического направления поэма «Стена Искандера».
При этом Навои опять скромно заявляет:
Я не Хосров, не мудрый Низами,
Не вождь поэтов нынешних Джами,
Но так в своем смирении скажу:
По их стезям прославленным хожу.
Свою пятирицу Алишер Навои написал за довольно короткий срок — 1483—1485
годы. Великое значение Навои не только в том, что он создал вершину
персидско-арабской поэзии, ее жемчужину на тюркском языке, на основе
тюркской поэтики. Хамса-пятирица Навои отличается новаторством и по
содержанию.
«Преданья эти — плод седых веков, — говорит об этом сам Навои. — О них
писали Низами, Хосров. Основой взяв, я перестроил их: я жизни больше влил в
героев их».
Представляется, что это качество — «жизни больше влил в героев их» — вторая,
после языка, основная особенность пятирицы Навои. Несомненно, стремление к
реальности, к конкретике — главная черта произведений Алишера Навои и его
времени (XV в.) в отличие от более романтической и мистической эпохи Низами
(XII в.). Если у Низами в первой поэме-маснави «Сокровищница тайн» много
места уделено прославлению Аллаха и его пророка, то в самом начале поэмы
Навои «Смятение праведных», например, говорится:
Я пламя жажды духа утолю,
Как бога, человека восхвалю!
Будучи и сам не последним человеком в управлении государством, Навои
смело бичует правителей, казнокрадов, тиранов, насильников:
Ты властен. Над тобою — никого,
Но ты — палач народа твоего...
Или:
Да, здесь ты — царь, но царь на краткий срок.
«Так осчастливь людей!» — сказал пророк.
И строго предупреждает насильников о неумолимом возмездии:
Иглу у нищих силою возьмешь —
Знай: та игла тебя пронзит как нож.
Конкретные реалии, жизненные детали мы находим и в описании родных мест
поэта. «Из многих малых городов и сел возник Герат, как море, и процвел, —
сообщает Навои о своем родном городе. — Я там мечетей не сочту святых,
смотрю с благоговением на них»; «Сады Герата! Каждый сад его прекраснее
Эдема самого. Там расцветает столько видов роз, что мне их сосчитать не
удалось...». Или: «Прекрасней всех подлунных стран — лежит благословенный
Хорасан...».
Однако глаза поэта замечают не только прекрасное, в поэмы входят
противоречия жизни, века. «Пятнадцатая беседа» поэмы «Смятение праведных»
названа «О пьянстве».
Изверженный из общества людей,
Посмешище ты уличных детей,
Как только пьяный выйдет из ворот,
В него кидает грязью всякий сброд.
Этот герой «тропу домой никак не найдет», «поминутно падает», «чалму
потерял»:
Давно ль он был богач, красив, хорош?
Но посмотри — на что теперь похож!
Весь в ссадинах, в грязи и синяках,
Он бродит, наводя на встречных страх.
Как видно, образ пьяницы, концепция человека, ведущего разгульный образ
жизни, у Навои резко отличается от образов бунтарей-гуляк Омара Хайяма,
Хафиза, Низами и Саади. Это уже живая реальность, «вливание больше жизни в
героев их».
Вторая поэма пятирицы Навои названа «Фархад и Ширин». У Низами: «Хосров и
Ширин». В соответствии с заявленным принципом «больше жизни» Навои в своей
поэме на первый план здесь выдвигает Фархада, великого труженика, человека,
владевшего всеми тайнами наук и ремесел. Хосров же — вероломный царь,
кутила, впоследствии убитый своим же сыном, не может быть главным героем
времени. В образе Хосрова Навои нарисовал более реальную фигуру —
царя-самодура.
Фархада, хотя он тоже сын китайского императора, не интересуют ни власть, ни
богатство, его мучает другая страсть. Он много путешествует, встречается с
мудрецами, воинами, какими-то фантастическими животными. Встречается даже с
Сократом и достает волшебное зеркало Искандера, где отражается весь мир... В
нем он и увидит образ своей мечты — красавицу Ширин, дочь армянской царевны.
Тут в основном и завершается мифологическая, романтическая общность героев
Навои с героями предыдущих авторов. Действия и поступки Фархада и Ширин
вполне реальны, жизненно конкретны. В стране армян Фархад сразу же обращает
внимание на людей, которые пытаются пробить гранитную гору, чтобы открыть
дорогу так нужной людям воде. Фархад, не раздумывая, берется помочь и
киркой, и умом, продолжает работать, пока не пробивает канал:
И с этой кручи вниз пустил Фархад
За водопадом — в город — водопад…
Когда же коварный иранский шах Хосров из-за Ширин начинает войну против
этого народа, он встает на защиту справедливости.
Так, в отличие от романтических героев предшествующих произведений, Фархад
завоевывает любовь девушки Ширин.
Эти же черты мы видим и в третьей поэме пятирицы Навои «Лейла и Меджнун».
Поэт разрабатывает популярный на Востоке сюжет о великой любви арабского
юноши Кейса и девушки Лейли, использованный и в поэме Низами. Однако здесь
образы Кейса и Лейли, а также их родителей приобретают более конкретные,
реальные черты. Отец девушки — богач, вождь крупного племени. Отец Кейса
тоже руководитель племени, но небольшого, не знатного. Таким образом,
противоречия между ними возникают на социальной основе: отец Лейли запрещает
своей дочери встречаться с сыном несостоятельного человека. А когда юноша от
большой страстной любви заболевает, превращается в меджнуна, он советует
посадить его на цепь. Молодые верны своей любви, сильны духом, погибают, но
не сдаются. Заслуга и новаторство Навои в том, что он объясняет трагедию
молодых не только изъянами в человеческой психике, но и социальными
причинами своего времени.
Жизненная правда преобладает и в четвертой пятирице Навои «Семь планет».
Низами, как мы помним, назвал свою аналогичную поэму «Семь красавиц».
Разница в названиях тоже таит полемичность, принцип назиры, спора. И в той и
в другой поэме стержневыми событиями, формирующими их содержание, являются
семь рассказов-новелл (повестей), рассказанных семью разными лицами. В поэме
Низами — это семь красавиц из гарема Бахрама Гура, привезенные из разных
стран. Именно они по очереди рассказывают Бахраму свои чудесные повести об
обычаях и нравах разных стран и народов. Как раз это и смущает Алишера
Навои: могут ли они, эти красавицы, выросшие в условиях закрытого гарема,
знать все это? И вместо них он вводит в свою поэму странников из разных
стран, что, конечно, более естественно.
В последней поэме пятирицы «Стена Искандера» Алишер Навои, как и Низами,
обращается к далеким, древним эпохам, временам Александра Македонского.
Искандер в трактовке Навои — идеальный царь, он окружен мудрецами, людьми
науки; прежде чем принять какое-то важное решение, царь обязательно
советуется со своими подданными. Он создает мощную армию и сильное
справедливое государство, где торжествует согласие между людьми, счастье и
благосостояние народа. В образе Искандера Навои рисует свой социальный идеал
правителя государства, чему, очевидно, еще продолжали верить и в его
времена.
Своим богатым разножанровым творчеством Алишер Навои убедил весь мир в
глубине и силе тюркской поэтической речи. Творчество великого узбекского
поэта послужило фундаментом становления тюркоязычной литературы во всех ее
жанрах, стало базой необратимого ее развития, основой появления все новых и
новых литератур на тюркских языках.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
