|
|
В наркотическом
сне
Распространение наркотиков в нашей стране увеличивается. Усиливается и
борьба с наркобизнесом. Определенную нагрузку в противостоянии наркомании
берет на себя и практическая психология. К психологу часто обращаются люди,
столкнувшиеся в жизни с драматическими последствиями наркомании. Поведение
наркомана в семье, на работе, в компании или среди близких друзей часто
становится поводом, в лучшем случае, к тяжким недоразумениям, в худшем —
причиной непредсказуемой криминальной ситуации. «Что с ним происходит? Чего
ему не хватает? Почему он стал наркоманом?» — этими и многими другими
вопросами задаются близкие наркоману родственники и друзья. А если в плену
наркомании оказывается женщина, то бессловесной и беспомощной жертвой ее
бессмысленных поступков становятся маленькие дети.
Что может сказать о наркомании психолог? Сами наркотики за пределами его
профессиональной компетенции. Психолог изучает человека со всеми непростыми
проблемами его психической жизни. Человек становится наркоманом, и с его
психикой происходит губительная метаморфоза, уводящая человека за пределы
социально целесообразной жизни. Отчего возникает и развивается тяготение к
наркотическому сну? Можно ли разумными усилиями остановить этот процесс?
Есть ли возможности формирования устойчивой, жизнеспособной психики, не
поддающейся соблазнам искусственного «счастья»? Простого и легкого ответа на
эти вопросы ни у кого нет. Но поиск в этом направлении может дать полезные
результаты.
Предложенный вниманию читателей очерк основан на действительных событиях,
происшедших с реальными людьми, имена и фамилии которых изменены.
«Я БУДУ НАРКОМАНОМ»
«Интересно, — воскликнул импозантный профессор одного из наших вузов, — а
что думают о своем будущем месте в обществе дети дошкольного возраста?»
Молоденькая аспирантка, прикусив от волнения кончик языка, старательно
записывала в блокнот каждое его слово. Все звали ее Надюшей. Юный облик и
непобедимая смешливость не располагали к официальности обращения. Получив от
профессора массу указаний по проведению исследования невинного детского
разума, Надюша немедленно принялась за подготовительную работу. Прочитала
рекомендуемую научную литературу, составила вопросники и договорилась с
ближайшим детским садом об организации экспериментальной группы.
Наступил первый день исследования. Надюша явилась в детский сад, приодевшись
как на первое свидание. Пятнадцать пар детских глаз рассматривали ее
настороженно, с бесстрастным любопытством испытателей новой игрушки.
Разговорились не сразу. Но на двадцатой минуте, полностью убедившись, что
тетя Надя добрая и никого в угол не ставит, ее приняли в свою «команду». А
Надюша, полностью растеряв запланированную последовательность вопросов,
выслушивала кучу детсадовских и домашних новостей, смеялась и огорчалась
вместе с детьми. В конце концов все вместе построили из стульчиков большой
корабль, на который Надюша и одна маленькая девочка Настя были допущены
только уборщицами. Несмотря на такую отнюдь не престижную должность, Надюше
все-таки удалось разузнать о планах шестилеток на отдаленное будущее.
Наигравшись с ней, дети стали доверчивыми и без опаски отвечали на коронный
вопрос темы ее исследования.
Планы детей были вначале пристойными и умиляли Надюшу невинностью намерений.
Будущие шоферы, врачи, воспитатели, мороженщики, бизнесмены и продавцы с
легкой душой смотрели в безоблачное будущее, выбранное ими в соответствии со
своими представлениями о выгодах той или иной профессии. Только трое деток
не вписывались никак в картину ожидаемых результатов. Маленькая Настя упорно
настаивала на том, что пойдет в школу и в третьем классе непременно станет
мамой. Смуглый, очень серьезный Тимур, вознамерился быть главой мафии и
грабить всех подряд. Но главную загадку задал Максим, самый сильный,
подвижный мальчик с нежным округлым лицом и светлыми отважными глазами. Он
решил окончательно и бесповоротно стать в будущем президентом всего мира и
параллельно — главным наркоманом на планете.
Надюша остолбенела. Ее мозг, забитый цитатами из авторитетных научных
источников и аккуратно уложенными стопками знаний об особенностях мышления,
поведения, формирования представлений… вообще о всяких особенностях
развития… и вообще о всякой всячине, не вмещал шестилетнего малыша,
мечтающего стать «главным наркоманом планеты». Президентом-то ладно, а
наркоманом к чему? «Что-то не то. Может быть, он путает наркомана с
наркологом?» — мелькнула в ее голове спасительная мысль. «Ты, наверное,
хотел сказать, что будешь лечить наркоманов?» — осторожно взялась уточнять
Надюша. Максим насупился и снова настойчиво подтвердил: «Я сказал, что стану
наркоманом, и все. Я же не врач, чтобы лечить, а президент». Растерявшись
вконец, Надюша ляпнула совсем уж неуместный вопрос: «А кто такой наркоман?»
— и с ужасом почувствовала, что почти все дети внимательно прислушиваются к
их разговору и готовы высказать свои мнения по поводу наркомании.
Максим гордо осмотрелся по сторонам и, довольный общим вниманием к себе,
заговорил горячо, с некоторым напором: «Наркоман все может. Он даже летает.
И его все боятся. Но он веселый, и у него много любовниц. Они все его любят,
а он вообще всех любит. Еще может голый ходить, когда захочет. Ему никто
ничего не может запретить. Наркоман счастливей всех». Чувствовалось по его
ответу, что все это не просто взбрело в его головку прямо сейчас, а обдумано
заранее. Дети оживились. Послышались новые реплики за и против наркомании.
Маленькая Настя вдруг всхлипнула: «А одна тетя — наркоманка, ребеночка
своего убила. Ее даже по телевизору показывали. Такой хорошенький ребеночек
был». Насте ответила очаровательная, как большая куколка, Айгуль: «Глупая ты
какая-то. Чего вечно ревешь? Убила ребеночка… убииииила…. Ребеночек,
наверное, кричал как ненормальный, орал день и ночь, вот она и
рассердилась». Спокойный, круглощекий крепыш Айдар, собиравшийся в будущем
шоферить, обстоятельно заметил: «А еще наркоману работать не надо, чтобы
деньги получать. Ему так все дают и дают, а он…». Его перебил Ваня: «А у
наркоманов куча денег и своя мафия есть. И дружить они могут с кем только
хотят, а их за это не ругают. Им думать не надо… живут себе как хотят».
Черноволосая Резеда, зажав ушки ладонями и топая ногами, кричала: «Наркоманы
плохие, плохие. Их даже вылечить не могут. Плохие…». Страсти вокруг
наркомании разгорались нешуточные.
Надюша беспомощно хваталась за свой вопросник. «Что это? Откуда они
набрались такого? Это же какая-то пропаганда наркотиков в детском саду. Это
конец… Какая наука? Господи, что я тут делаю?» — проносилась в ее голове
вереница панических вопросов. «Ну, все! — закричала она на детей. — Мы уже
поговорили, пора заканчивать, стройтесь парами и идите в столовую». Не
понимая причины ее внезапной строгости, дети неохотно столпились у двери,
вопросительно посматривая на нее. Максим был удивлен. Выходя из комнаты, он
разочарованно посмотрел на Надюшу и тихо сказал: «Ничего не знаете про
наркоманов, а кричите». «Что? Что ты сказал?» — в отчаянии воскликнула
Надюша, но дверь уже закрылась, и она осталась одна.
Сначала, расстроенная таким финалом, Надюша немного поплакала. Потом
спохватилась и стала думать. В искренности детей сомневаться не приходилось.
Не могли они нарочно ее разыграть. «Значит, я сама идиотка», — заключила
мужественно Надюша и погрузилась в процесс самопознания. Последняя реплика
маленького Максима колола ей душу как гвоздик в подметке. «Как же я ничего
не знаю? — мысленно спорила Надюша с беспощадным мальчиком, — наркоманы —
это люди, которые колются… нет, не только колются, а еще что-то нюхают,
курят, глотают колеса… Что еще? Это плохие люди… у них часто «спид»… идут на
преступления…». Больше ничего о наркоманах ей в голову не приходило.
Она представила себе детские лица, со скукой и раздражением отворачивающиеся
от нее. «Нет, — разозлилась она, — детям это все неинтересно. Они не поймут
эту белиберду». Потом неожиданно вспомнила своего бывшего сокурсника Бориса
Полуянова. Он был такой умный, начитанный и … красивый, призналась сама себе
Надюша. Она ему нравилась, а его внимание волновало Надюшу. Все говорили:
«Вы пара, подходите друг другу». Вдруг, когда они учились на третьем курсе,
прошел слух, что Полуянов наркоман. Надюша долго не верила. Но однажды он
сам ей все сказал. Предложил ей попробовать вместе с ним наркотиков. Говорил
горячо о том, какое счастье испытывают «умные» наркоманы, взмывая к новым
мирам, сколько гениальных идей и прозрений приходит в сознание,
освобожденное от «гнилой рутины» и «тупой повседневности». Даже на колени
встал, цепляясь за ее юбку. Надюшу все это испугало, и она убежала в
смятении. Плохо ей было. Борис появлялся все реже и реже, и наконец исчез
совсем. Почему все это случилось именно с ним? Может, она могла бы что-то
сделать, чтобы этого не было?
«СЧАСТЬЕ» БОРИСА ПОЛУЯНОВА
Боря Полуянов вышел из школы и, радостно взвизгнув, стремительно влетел в
центр небольшой группы ребят, сгрудившихся у крыльца. Была весна. Пригревало
солнце. Хотелось чего-то необыкновенного. Закрутившись волчком на месте,
Боря вскинул сумку с учебниками над головой и шмякнул ею по широкому плечу
своего закадычного друга — медлительного и неуклюжего Саньки Грушина. Санька
зашатался, недоуменно огляделся и въехал кулаком Боре в бок. Ребята
расступились. Боря с Санькой начали добродушно мутузить друг друга, стараясь
все делать по-всамделишному. Всем было весело.
Санька был сильным, как молодой бычок, но Боря держался против него на
равных за счет большей подвижности и упорства. Вокруг столпились ребята,
нагнетая азарт шутливой схватки гвалтом молодых ликующих голосов. Всеобщее
оживление нарастало. Санька, распалившись от стремительных наскоков Бори,
стал действовать проворней. Боря отступал, но не сдавался, лихо наскакивая
на Саньку грудь в грудь. И вдруг Санька упал.
Упал он на подтаявший снег спиной. Всем это показалось смешно. Боря
Полуянов, нетерпеливо подпрыгивая на месте, закричал: «Вставай скорей,
Груша! Еще побьемся». Но Санька не шевелился. Ребята хохотали: «Во дает! Ну,
комик!» К Саньке с ужимками заправского рефери подошел одноклассник Баранов
Гена и, наклонившись над ним, начал отсчитывать нокаут. Не досчитав,
повернулся к Боре и хриплым шепотом спросил: «Ты убил Грушу?» Боря
растерянно хохотнул и угрожающе крикнул: «Спятил, Баран? Иди отсюда, а то
врежу. Вставай, Санька, хватит прикидываться». Но Санька Грушин встать не
мог. Он ударился затылком об окованную железом ступеньку школьного крыльца,
и вокруг его головы медленно расплывалось густо-розовое пятно крови,
растворенной в талой весенней воде. Случилось это в последний год их
безоблачной и беспечной школьной жизни.
Грушина Саню увезли на «скорой» в больницу. Открытая черепно-мозговая
травма, сотрясение мозга с длительным периодом потери сознания. На Бориса
Полуянова завели уголовное дело. Родители наняли адвоката. Состоялся суд.
Полуянов был осужден условно. Школу он закончил с серебряной медалью и
поступил в институт. Он был умным и толковым парнем. В институте его
заметили, некоторые преподаватели выделяли его вниманием из общей массы. Но
что-то мешало ему сойтись со своими сокурсниками и жить веселой студенческой
жизнью. Память о происшедшем не давала покоя. Борис маялся.
Саньку лечили в больнице. Последствия оказались серьезными. Он стал терять
зрение. Борис старался не подходить к Саньке на улице и при людях. Родители
в пылу судебной тяжбы зарядились неприязненным отношением к пострадавшей
стороне и категорически возражали против общения Бориса с Санькой. Но
вечерами Борис все равно пробирался к Саньке домой и, терпеливо снося
ненависть его матери, пытался хоть чем-нибудь помочь ему. Иногда, когда они
оставались вдвоем, Борис просил прощения у Саньки или опять начинал
перебирать все подробности того дня, когда он «понарошку» толкнул его.
Санька тонким высоким голосом, прямо глядя перед собой почти незрячими
глазами, уговаривал Бориса, как старичок малого ребенка: «Ну, брось ты.
Толкнул, не толкнул… Кто же знал, что там камень? Я сам споткнулся и
свалился. Это меня Бог наказал. Я перед этим мать сильно обругал. А теперь
вижу: зря грубил».
Борису после разговора с Санькой становилось легче на душе. Он воодушевлялся
и мечтал, что подучится и пойдет работать. Часть своей зарплаты будет
отдавать матери Саньки. А потом оплатит расходы на какую-нибудь
замечательную операцию, и Санька опять будет здоров, как крепкое румяное
яблоко… Они будут дружить всю жизнь, и никогда больше ничего не случится,
никогда…
Через два года Санька умер. На месте травмы развилась опухоль и сдавила
сосуды мозга. Бориса не пустили на похороны. Он потом тайком поехал на
кладбище один и долго искал свежую могилу Александра Грушина. Больше не с
кем было поговорить о том, что легло на душу тяжким бременем не поддающейся
осмыслению вины. Не было у него друзей. Только сокурсница Надюша притягивала
его внимание, и смутная надежда на успокоение будоражила сердце. Вот ей бы
он рассказал все. Ему казалось, что если она скажет: «Ты не виноват», то ему
сразу станет легче. Больше он не будет тосковать. Будет жить как все.
Женится на ней и сына назовет Санькой. Но Надюша его ничем не отличала,
носилась по аудиториям как метеор, звонко смеялась, лучше всех
конспектировала лекции и ко всем относилась одинаково приветливо. Глядя на
нее, Борис сникал и пугался от предчувствия своей несовместимости с таким
веселым существом.
Было это перед экзаменационной сессией. Борис шел по улице, погруженный в
себя. Кто-то сильно хлопнул его по плечу и восторженно закричал: «Во, гля,
это же Полушка топает!» Борис вздрогнул от неожиданности и обернулся.
«Полушкой» его называли иногда школьные друзья. Перед ним стоял тот самый
Баранов Гена, по школьному прозвищу — Баран, который присутствовал тогда при
его поединке с Санькой. Он был не один. Чернявый паренек в длинном плаще, и
бледная, лохматая девушка в теплой куртке, из-под которой сразу начинались
ноги в колготках, неприветливо осматривали Бориса.
Сам Баранов бойко вращал большими выпуклыми глазами, любовно оглаживал
Бориса. «Вы не думайте, он у нас будущее светило, он и в школе был умный, но
свой в доску, лучший мой друг, — обращался он преимущественно к пареньку в
плаще. — Возьмем его с собой? Он пойдет». Борис не понял: «Ты извини, сессия
скоро. Куда это?» Баранов придвинулся к нему и тихо сказал: «Не бойся, место
хорошее. А Саньку-то не забыл? Помянуть надо». Сердце Бориса замерло и
повисло внутри на тонкой паутинке. «Пойдем, Баран, — выдохнул он, не
дожидаясь согласия парня, — куда идти?»
В трехкомнатной квартиру на шестом этаже большого дома Бориса провели на
кухню. Окно без занавесок с трудом протекало через пыльную поверхностью
стекол вечерний свет неба. На кухонном столе были беспорядочно разбросаны
остатки еды, упаковки таблеток, шприцы и битые ампулы. Вокруг стола
грудились полиэтиленовые пакеты. «Болеет кто-нибудь», — подумал Борис и
примостился на табурете. Баран весело хлопотал, бегая из кухни в комнаты и
обратно. Девушка с парнем были чем-то заняты в глубине квартиры. Слышен был
их скупой разговор. Борис заметил, что называют они друг друга то одним, то
другим именем. Парень одинаково отзывался на имена Ильдус и Индус. А девушку
он называл то Саломеей, то Саломой. Дело у них затянулось. Борис ждал. В
какой-то момент он почувствовал себя лишним и никому неинтересным человеком.
«Давай я схожу за пол-литрой, — ухватил он пробегавшего мимо Барана, — а то
неудобно как-то». «Ты что?! — захохотал Баран, — какая пол-литра? Сиди не
рыпайся. Счас все будет». — «Чего будет-то? — недоуменно спросил Борис.
Давай посидим. Поговорим, да я пойду. Некогда мне ждать». — «Чего вы там
возитесь? — крикнул Баран в комнату. — Гость заждался. Еще сбежит».
На пороге кухни появилась Саломея-Салома. Шла она плавно, ровно. Выражение
глубокой страсти преобразило ее порозовевшее лицо. В руках Салома бережно
несла четыре шприца с желтоватой прозрачной жидкостью. На них и был любовно
сосредоточен ее неподвижный взгляд. Салома вошла в кухню. Баран, замерший
при ее появлении, кинулся подвигать ей стул. Она, не отрывая взгляда от
шприцов, села.
Борис вскочил и попятился из кухни к выходу из квартиры. Но со спины его
подхватили руки Индуса: «Ты куда? Нехорошо. Мы гостей без угощения не
отпускаем». — «Я пойду, ребята, — бормотал Борис, — посидел и ладно. У меня
дела и…». Но рядом уже оказался Баран. Схватив Бориса за руки, он сбивчиво
начал уговаривать его: «Ну чего ты? Мы же должны помянуть… Неужели не
пробовал? Знаешь — как клево! Раз пришел, так давай… А то какой разговор? Да
ты не бойся. Может — Саньку увидишь. Не уходи. Всех обидишь. Люди к тебе
по-хорошему, делятся с тобой, а ты?» И Борис вдруг почувствовал опустошающее
безразличие ко всему, что ему предстояло в институте, дома и здесь. Все
надоело. Он вернулся к столу.
Вначале его слегка затошнило. Во рту появился какой-то неприятный привкус. В
это время остальные уже укололись и сидели расслабленно, не глядя друг на
друга. Через некоторое время все вокруг преобразилось. Индус спрыгнул с
табурета и начал, дико завывая, танцевать. Баран заливался смехом и хватал
Салому за ляжки. Борис еще с недоумением смотрел вокруг. Но его мозг уже
впитывал наркотик, и рождались замечательные мысли о том, что Борису
повезло. Таких добрых и красивых людей он никогда не знал. На глаза
навернулись слезы от избытка чувств. Немытый стакан на столе играл всеми
красками радуги, а Салома смотрела на него как Сикстинская мадонна, и вокруг
нее вилось прозрачное белоснежное покрывало, внутри которого мягко
колыхалось ее невиданной красоты обнаженное тело.
Душа Бориса пришла в состояние восхищения, стало легко и весело. Он начал
говорить, говорить, говорить… Аудитория института превратилась в зал
судебного заседания. Откуда-то появились судьи. Зал был полон. Все его
слушали с восторгом. А он рассказывал о том, что совершил геройский подвиг,
пытаясь спасти Саньку, но высшие силы воспротивились этому. Рассказывал, как
сам Санька бросился на ступени, не желая жить после скандала со своей
матерью. А Санька сидел рядом с Надюшей в третьем ряду и кивал головой в
знак подтверждения правдивости Бориса. Когда Борис, высокий и нарядно
одетый, закончил свою исповедь, он взмыл без всяких усилий вверх и услышал
многоголосый хор: «Полуянов не виновен, не виновен, не виновен». Потолка в
аудитории не оказалось. Он поднимался все выше и выше, а с облаков к нему
протягивали руки и пели светлые почти бесплотные существа. Они звали Бориса
к себе, манили его своей всепоглощающей любовью… Борис был счастлив.
ПОД НАРКОЗОМ
В это же время в республиканскую больницу, расположенную недалеко от того
большого дома, в отделение гнойной хирургии привезли на машине скорой помощи
женщину. Поместили ее на первом этаже в боксе. Больные любопытны, и долгими
вечерами подолгу обсуждают больничные новости. Люба, женщина в почтенном
возрасте и с большим больничным стажем, скорбно поджав губы и
многозначительно качая головой, доложила всем, что новоприбывшая «еще
молода, да очень плохая, лица нет, нос один торчит, и все плачет и плачет».
От нечего делать несколько женщин спустились со второго этажа на первый,
чтобы посмотреть и разузнать, «что это с ней?». Вернулись с информацией. Имя
красивое — Камиля, и сама ничего собой. Дома ребеночек остался. Дите совсем
больное. Двухмесячное. Некому толком присмотреть. Ему мать нужна. Вот она и
убивается… вся изошлась… Врачи-то галдят над ней: «Резать надо, а то
помрете». Операционную уже готовят. Непонятно, то ли спасут, то ли нет. А
она, бедная, без голоса, только шепчет: «Меня сразу со стола домой везите. У
меня ребенок погибает. Не могу лежать здесь. Расписку напишу, но в больнице
не останусь».
Женщины взволновались и начали всесторонне обсуждать варианты судьбы Камили
и ее ребеночка. Многие из них были прооперированны и сами знали, каково
после наркоза да порезанному лежать. Боли-то, боли какие! Какое уж тут
«домой»? Ребеночка кормить, лечить, на руках носить надо — присесть будет
некогда. А тут пластом лежишь, вздохнуть страшно, так болит. А перед
перевязкой за два часа нервы трясти начинает, хуже операции ее боишься.
Люба, видавшая все виды, сурово и твердо заключила: «Не выйдет у нее. Дитя,
даст бог, и без нее похоронят. А сама-то еще в больнице жива останется или
нет? Хирург молодой. Очень уж сердится, аж потемнел с лица. Видать, трупа
боится на столе».
Камиля лежала на операционном столе. Выплаканные глаза безучастно следили за
действиями медперсонала. Доносились до слуха тихие обмолвки медсестер и
врачей: «Обширный абсцесс… приготовь на всякий случай… нет, это не пойдет…
надо посильнее… вдруг проснется… да, сепсис… запущено… очень…».
Анестезиолог склонился над Камилей, как добрый ангел: «Не волнуйся,
миленькая. Я тебе хороший наркозик сделаю, будешь спать крепко, а потом все
пройдет… все пройдет…». Наркоз сделали в вену.
«Все пройдет…» — отдалось далеким эхом в голове у Камили, и операционная
стала расплываться разноцветными радужными пятнами, превращаясь в туманное
облако. Внутри этого облака томительно медленно формировалась голубоватая
глыба какого-то полупрозрачного вещества. Глыба превратилась в гигантский
куб, внутри которого виднелся длинный извилистый коридор. Вещество куба
колыхалось, и все его внутреннее устройство освещалось насквозь ровным
зыбким светом. Камиля видела, как в нижней части куба голубизна сгустилась,
возникли линии ее тела, плотно втиснутого в пространство прозрачного
коридора.
Тело Камили, лишенное воли, массы и энергии, начало медленное продвижение по
лабиринту ходов, ведущих вверх. Заканчивался путь круглым выходом из
сооружения. Там сиял бескрайний яркий свет, переливающийся бликами.
Не было боли. Не было больше страданий и страхов. Камиля следила за
движением своего тела. Вдруг тяжкое чувство вины перед новорожденным
страдающим ребенком, которого она оставила без своего молока, оторвав от
груди, взорвало наступивший покой. Гневный протест против этого безвольного
тела, влекомого непонятной силой к выходу, нарастал ощутимой волной. И чем
сильнее и яростнее становился ее гнев, тем медленнее и тяжелее продвигалось
тело. Наконец, достигнув середины пути, тело напряглось и слабо сжалось в
попытке сопротивления неумолимому давлению движущей силы. Голубая сфера куба
заклубилась по краям и начала таять. Тело обретало волю и высвобождалось из
плена. Камиля услышала громкие голоса: «Зажим… быстро... тампонируй… где
турунда…». Она с неимоверным усилием приоткрыла глаза. Вытянутые в длину
страшные фигуры колыхались над ней в белом сумраке операционной. Стало
страшно. Ее тело все еще оставалось там, за пределами этого мира, где не
было для него ни боли, ни тяжести. Но чувство гневного волевого протеста
торопило мозг и требовало от него действий. И мозг очнулся. Камиля поняла,
что жива, а ее мысль уже летела к двухмесячной дочери.
ПОЛУЯНЦ И САЛОМЕЯ
Борис постепенно входил в круг наркоманов и становился известен среди них
под кличкой Полуянц. Мир для него раздвоился. Иногда ему казалось, что
подлинная и полноценная жизнь начинается после укола в вену. Все, что
происходит с ним до этого, — отвратительная подделка. Родители стали
досадной помехой. Образование там, в мире наркотической «реальности», было
ни к чему. Но для того, чтобы «туда» попасть, нужны были деньги. Борис
изворачивался, хитрил, лгал родителям и друзьям, брал в долг и продавал
собственные вещи, но деньги доставал и нес их Ильдусу за дозу. Там его ждала
Саломея.
Саломее было пятнадцать лет, когда ее родители и брат погибли в
автокатастрофе. Вот тогда и появился в опустевшей квартире двоюродный брат
Ильдус, приехавший учиться на нефтяника из далекого района республики.
Ильдус был старше Саломеи на восемь лет, и вся родня решила, что он
присмотрит за ней, пока она не выйдет замуж. Учеба у Ильдуса не заладилась.
Возвращаться в родное село не хотелось. Скучать он не любил. Благодаря его
предприимчивости, квартира через год превратилась в надежную хазу для
наркоманов, а Саломея, закончив девятый класс, стала ему помощницей в деле и
получила сокращенное прозвище — Салома. Жила она, как надломленная ветка, не
расцветая, и не погибая в опасном круговороте полулегальной жизни. Ее
полусонный взгляд оживлялся только при виде хорошей дозы наркотика. К
восемнадцати годам она уже прошла все «университеты» наркомании. Ее
насиловали, и сама она в припадке сексуального угара не стеснялась какого
угодно развлечения.
Появление Полуянца что-то стронуло в застывшем на месте бездумном круге
жизни Саломы. Ее пристрастие к Полуянцу выражалось в том, что, когда он
приходил, для него все было приготовлено заранее. У Саломы появилась особая
коробочка для Полуянца, которую она прятала от других. Когда Полуянц долго
лежал в отключке, Салома дежурила рядом. Если надо было, покупала дозу,
шприцы, вату и себе, и ему. Бывало и так, что он долго не появлялся. Салома
разыскивала его. Иногда ее видели возле института, где она дожидалась
Бориса. Но здесь, в реальном мире, Саломее не было места. Полуянц проходил
мимо нее как чужой. Ее место было в «том», другом мире — мире наркотических
видений.
В «том» мире она стала единственной возлюбленной Полуянца. И к Саломе больше
никто не мог пристроиться, чтобы развлечься ее телом. Даже под самым крутым
кайфом она не забывала, что у нее есть Полуянц, и при любой попытке
прикоснуться к ней, впадала в дикую ярость. Постепенно все привыкли к тому,
что Салому нельзя трогать, и смирились с ее странной в их разношерстной
компании преданностью Полуянцу.
Бориса не оставляла мечта заполучить в «этот» блистательный мир Надюшу.
Теперь его ничего не сковывало, он знал, что стоит ее «посадить на иглу»,
как она поймет и увидит величие его мысли, невероятную красоту и
мужественность, а его сексуальный пыл будет залогом невиданного счастья для
нее. Однажды он предложил Надюше «уйти с ним» в мир наркотиков. Но Надюша не
пошла. О Саньке он больше не вспоминал. Учеба в институте отпала сама собой.
В семье Бориса поселился ужас. Отец был военным в отставке и пытался
известными ему методами бороться с наркоманией сына. Он несколько раз бил
его смертным боем, сажал на «гауптвахту», то есть запирал в маленькой
комнате и ключ носил с собой. Дело дошло до того, что в двери этой комнаты
отец выпилил самое настоящее окошко и подавал наркоману-сыну туда хлеб с
водой. У Бориса наступала ломка, он кричал, выл, бился головой об стены. И
тогда мать заставляла отца открыть комнату и отпускала сына, отдав ему
последние деньги. Все продолжалось дальше, пока однажды он не исчез совсем.
Среди наркоманов прошел слух, что последний раз Полуянца видели на мосту над
Белой. Его искали и не нашли. Мать разбил паралич.
ВОЗВРАЩЕНИЕ КАМИЛИ
Через три часа после операции из больницы вынесли носилки и вкатили их в
машину «скорой помощи». На носилках лежала Камиля, тщательно завернутая в
несколько одеял. Рядом с ней села молодая медсестра. Камилю повезли домой к
маленькой крошке, разрывающейся в неутешном плаче по маме и ее теплой мягкой
груди. Никакая боль и никакие препятствия не могли остановить Камилю. Она
знала, что ее маленькой дочери может помочь только материнское молоко и
бескрайняя сила любви, заключенная в ее сердце. Любовь к ребенку оказалась
сильнее наркотического транса, она пробудила в ней несокрушимую волю к
жизни. И жизнь ее тела была не только блистательной победой молодого хирурга
и медперсонала больницы, но и ее духовным подвигом противостояния гибели во
имя спасения другой маленькой жизни.
Дома ее не ждали. Муж, плотно закрыв дверь своей комнаты, сидел в кресле.
Перед ним стояла бутылка водки и стакан, налитый до половины. Молоденькая
племянница рыдала в голос. На руках у нее лежала дочка Камили. От ребенка
исходил жар. Одна ножка выпросталась из пеленки и беспомощно откинулась в
сторону. Ребенок заливался пронзительным плачем. Племянница пыталась дать
крошке бутылочку с соской, наполненную разведенной молочной смесью. Но
ничего не выходило. С поразительной силой маленькое существо выплевывало
соску и требовало к себе маму. Камилю уложили на кровать, и через пять минут
наступила тишина.
Тело заживало долго и мучительно. Камиля, обмотанная после перевязок
толстыми слоями марли, передвигалась по дому, держась за спинку стула.
Болело все. Стоило вздохнуть поглубже, как невольный стон вырывался у Камили
из горла, и она замирала, дожидаясь, когда затихнет боль. Но она боролась за
жизнь дочери и лечила ее терпеливо и неотступно. Ей помогали. Соседка
ежедневно приходила и прибирала квартиру. Племянница пропускала занятия в
техникуме, чтобы быть с ней рядом и подать ей дочку из кроватки. Друзья
обеспечивали продуктами и лекарствами. Только муж целыми днями пропадал на
работе и вечером не спешил домой. В выходные дни исчезал из дома спозаранку.
И все чаще ночевал то у своей матери, то у друзей. Однажды ночью состоялся
разговор между измученной болью Камилей и мужем. Муж поставил ее в
известность о том, что у него есть другая любимая женщина, и он не может
больше жить в таком бардаке с больной женой. Камиля осталась одна.
Но она уже вставала на ноги самостоятельно. А под боком у мамы постепенно
окрепло крохотное существо. Жизнь продолжалась.
ГИБЕЛЬ САЛОМЕИ
Салома искала Полуянца. Ее часто видели на берегу Белой неподалеку от моста.
Часами она сидела неподвижно, вглядываясь в темную прибрежную полосу воды,
еще не покрывшуюся льдом. Ильдус пытался ее запирать дома. Но в дверь
квартиры на шестом этаже не прекращалось паломничество наркоманов. Салома
опять уходила.
Что-то странное происходило с Саломой. Дома она засыпала, сидя на стуле. Все
чаще начала отказываться от наркотиков. Ильдус стал присматриваться к Саломе,
и вдруг обнаружил, что у нее заметно округлился живот. Салома ждала ребенка.
Ильдус, потрясенный этим открытием, избил ее и, желая успокоиться привычным
способом, передознулся. Наутро его нашли бездыханным в собственной кровати.
Салома продолжала жить в каком-то сонном бесчувствии. В последние месяцы
беременности она почти прекратила принимать наркотики. Неясный образ
будущего ребенка все больше поглощал ее чувства. Салома начала думать.
Изменения в жизни, которые должны были наступить после родов, ужасали ее.
Пугалась она того, что ничего не умеет и помогать ей будет некому.
Зарабатывала она на жизнь, по-прежнему обслуживая наркоманов. Но все
остальное представлялось ей непреодолимым и страшным.
Родила испуганная Саломея мальчика. И первые проблески материнского чувства
поразили ее сердце. Покоренная красотой своего ребенка, она забыла весь мир.
В роддоме ее хвалили как умную и заботливую мать. Оказалось, что она все
умеет и может. Три месяца кормила Саломея своего малыша грудью. Радовалась
его каждому вздоху, целовала пухлые ручки и ножки. Душа ее отдыхала от
наркотических видений, и нормальное человеческое счастье было ей милее тех
снов.
Но однажды, накормив и уложив свое сокровище спать, Салома побежала в
магазин за хлебом и молоком. Встретила у магазина давнего знакомого. Тот
уговорил ее зайти к нему посмотреть новую квартиру. Дома у него оказался
запас героина. И Салома не устояла. Время остановилось для нее. «Марафон»
длился пять дней. Молоко она сцеживала и выливала в канализацию.
Долгий непрерывный плач трехмесячного ребенка слышала соседка, живущая над
проклятой квартирой. Ругая по всякому патлатую наркоманку, она спустилась
вниз. Стала сзывать других соседей. Долго стучали в обшарпанную дверь. Потом
разыскивали слесаря, чтобы вскрыть замки. А плач уже прекратился. Вызвали
милицию и «скорую помощь». Не успели. Ребенок умер. Малыш лежал в кроватке.
В открытых опустевших глазах застыло выражение упрека и, казалось, сожаления
о чем-то несбывшемся. Пухлый кулачек был плотно зажат маленьким ртом.
Полиэтиленовая клеенка, которую он пытался сосать, чтобы утолить голод,
обхватила его ручонку и прильнула свободным концом к лицу. Прервалась
невесомая струя воздушного потока, необходимая для жизни ребенка. Это был
хорошенький мальчик, очень похожий на Полуянца.
Когда Салома пришла домой, дверь была сломана и опечатана. Она ворвалась в
квартиру. Кроватка была пуста. Салома металась по подъезду и кричала, что у
нее украли ребенка. Ее избили и сдали в милицию. До суда Саломея
Нигматуллина не дожила. Причина ее смерти осталась не до конца ясной.
УПРЯМАЯ НАДЮША
Надюша вышла из детского сада, где она проводила исследование по плану своей
диссертации, в крайне озабоченном состоянии. После этого ее в основном
видели в библиотеке, обложенной кипой книг, записей и тетрадок. Через неделю
Надюша снова сидела перед профессором и ровным голосом докладывала
результаты исследования младенческих размышлений о будущем месте в обществе.
Вначале профессор слушал благосклонно и несколько рассеянно кивал крупной
гривастой головой. Ничего нового для себя он не ждал. «Да, да… скучноватая
тема, — туманно думал он, — но такая милая девочка… что-то этакое пушистое…
и ямочки на щеках… Даже жаль такую юную прелесть, да на алтарь науки… Жила
бы себе в удовольствие… расцветала бы как эдемская роза… Зачем ей все это?
Ах, юность, юность… Где моя юность?! О чем это я? — спохватился профессор. —
Что это она мелет? При чем тут наркоманы и детский сад?» В это время «юная
прелесть» уже перелистнула последнюю страницу отчета об исследовании и
бубнила что-то уж совсем невообразимое в тихом научном обиходе. На ее
хорошеньком личике проступило выражение бодливой козы. Она, видите ли,
сомневается в плодотворности поставленных по теме вопросов. Мало того, и
сама тема будущей диссертации не по ней. Надюша хочет других вопросов,
например таких, как:
— Что делать, чтобы невинные и прелестные детки из детского сада, а в
частности Максим К., Айгуль Ф., Ваня С. и Айдар Г., в будущем не стали
наркоманами?
— Как отговорить Тимура В. и Васю Ч. от будущности мафиози, а Настю Р.
поддержать в ее стремлении стать хорошей мамой, но не в третьем же классе
школы?.
Изумление профессора было неописуемым. Не своим голосом он закричал: «Вы
что?! Это же совсем другой номер специализации! Этим не мы должны
заниматься. Это… ну, может быть, наркологи, психиатры, какие-нибудь органы,
наконец… или еще кто-нибудь. Наше дело другое…». И вдруг внутри него тихий
внятный голос произнес: «Какое такое дело у тебя, уважаемый?» И без всякой
связи с научными интересами выплыло в сознании холодное и тяжелое известие,
которое он получил на днях от дочери из Челябинска.
Его единственный пятнадцатилетний внук Вениамин, в семейном кругу с малых
лет именующийся Минькой, замечен в употреблении наркотиков, ударил отца, три
дня где-то шлялся в обществе отвратительной девицы и… Дочь, рыдая в
телефонную трубку, умоляла забрать Миньку на неопределенный срок в Уфу,
полагая, что смена обстановки спасет дитятко от неминуемой гибели. А что
отвечал ей профессор? Он ей втолковывал, что это не выход, что допущены
какие-то ошибки в воспитании ребенка, что Минька не может быть таким, что,
возможно, она преувеличивает… что надо учитывать особенности переходного
возраста и почитать литературу по этим вопросам… А потом?
Потом и вспомнить страшно. Его любимая супруга, верная соратница и помощница
во всех делах, до середины ночи орала на него, оскорбляя все его научные
заслуги и, сомневаясь в его умственных возможностях, называла тряпкой и
дрессированным попугаем, обещала прекратить готовить еду и убирать за ним,
как за инвалидом. В конечном итоге собралась ехать в Челябинск громить и
истреблять наркомафию по месту пребывания любимого внука. Уснули только к
утру и в разных комнатах.
Надюша смотрела на профессора с испугом. Тот сидел перед ней не подавая
больше признаков какой-либо мысли и не мигая, как-то одеревенело смотрел
мимо ее лица. «Что я такого сказала особенного? — с некоторой обидой
подумала девушка. — То раскричался, то сидит как истукан и молчит. Ой, а
может он больной? А я его огорчаю». Запоздалое раскаяние вынудило Надюшу
взглянуть на профессора с другой точки зрения. Она увидела перед собой
старого, измотанного человека, всю жизнь гнавшегося за какой-то прекрасной
мечтой, но вместо мечты в конце жизни столкнувшимся с непонятным призраком.
Надюша встала, подошла к профессору и положила ему на плечо свою легкую
руку. Профессор очнулся и с недоумением взглянул на девушку. «Вам плохо? —
спросила она, — я вам помогу. Скажите, что надо сделать?» Профессор подумал
и ответил: «Да, плохо. Ты права. Делай то, что хочешь. Меняй тему, ломай
вопросы. А я буду работать с тобой рядом». — «Ура!» — закричала Надюша. Вот
теперь план новой темы у нее уже был готов.
В ГОСТЯХ У КАМИЛИ
Прошло два года. Камиля отвела утром свою дочь в детский сад и перевела дух.
Пышные волосы в беспорядке разметались по ее плечам, халатик, застегнутый на
одну пуговицу, захлестнулся вбок. Зеркало было в спальне. Камиля подбежала к
нему, взглянула на себя и рассмеялась. Надо было срочно приводить себя в
порядок. Сегодня ей на работу только вечером. Она все успеет.
Успела она только принять душ и накинуть на себя юбку с блузкой. В дверь
позвонили. Решив, что это соседка, она, на ходу застегивая блузку,
направилась открывать дверь. За распахнувшейся дверью стояли трое — двое
солидных мужчин и молоденькая приветливая женщина. Камиля ахнула: «Извините,
я думала, соседка… Ой, волосы мокрые… А вам кого?» Один из них улыбнулся и
спросил: «Камиля Латыпова здесь живет?» Голос… Камиля где-то слышала этот
голос… Но где? И вдруг далеким эхом отозвалось: «Все пройдет… Все пройдет…».
Машинально она сказала вслух: «Все пройдет… Это вы… Там, в отделении гнойной
хирургии… Как вы меня нашли? Проходите. У меня беспорядок, но я сейчас…».
Гости вошли в прихожую.
Камиля заметалась по дому, делая все одновременно. Чайник… Убрать со стола в
комнате ленты дочки. Где еще один стул? Расческа в ванной… Где моя заколка?
Даже не поблагодарила тогда. Что человек подумал обо мне? А зачем они
пришли? Чем же угостить? Как же я забыла? Слава Аллаху, в холодильнике торт.
Ура! А вдруг они любят кофе? Нет, надо шампанского или еще что-нибудь.
Попрошу Веру сбегать. Как я долго! И что это я их в прихожей держу? Вдруг
уйдут?
Камиля провела гостей в комнату и усадила к столу. «Камиля, — обратился к
ней тот же мужчина, как она теперь вспомнила, врач-анестезиолог, — ну что вы
захлопотали? Мы не за угощением пришли. У нас к вам дело». — «Нет. Чай…
торт… Я сейчас…» — и опять умчалась на кухню. Стол уже был почти накрыт.
Три человека наблюдали за ее полным жизни движением. Подтянутая, стройная
фигура от природы была наделена женственной пластикой и плавным изяществом
линий. Взволнованное и смущенное лицо горело румянцем. Несмотря на
неожиданный визит и множество непредусмотренных мелких дел, Камиля
действовала сосредоточенно и собранно.
Анестезиолог Дамир Мидхатович с удовлетворением шептал своему другу,
профессору: «Ну, как? Видал, какая? А три операции за год. И все под полным
наркозом. Понял?» Наш старый знакомый профессор постарел и выглядел уже не
таким орлом, каким мы его встретили в начале повествования. Он с нетерпением
теребил пачку бумаг и значительно кивал головой. Рядом с ним сидела Надюша.
Наконец накрыв на стол, Камиля присела рядом с ними и приготовилась узнать,
что привело столь необычных гостей к ее порогу. Скоро все разъяснилось. Им
нужно было в целях исследования изучить ее психику и разобраться в том, как
Камиля выходила из-под воздействия сильных наркотических средств, которые
применялись во время операций. Не было ли у нее желания избавиться от
неимоверных страданий с помощью наркотиков? Какая сила оградила ее от
наркомании? После чая началась напряженная работа.
КОММЕНТАРИЙ ПСИХОЛОГА
Жестока власть наркотиков. И главный ее оплот таится в глубинах человеческой
психики. Известно, что наркотики воздействуют на психику любого человека. Но
не любой человек, испытавший подобное воздействие неоднократно, становится
наркоманом. Это подтверждается историей героини нашего повествования Камили.
В самой психике человека есть сила, ограждающая человека от власти
наркотиков. Из чего она слагается и что ее питает?
Сложное явление — психика человека. Процесс ее познания длится более пяти
тысячелетий, но и сегодня никто не может быть уверен в том, что обладает
исчерпывающим знанием людей и самого себя. В принципе не может быть
единственно правильного образца психики, который можно было бы подвергнуть
созерцанию, анализу, измерению, и тиражировать как эталон совершенства. В
психике каждого человека заложены богатые потенциальные возможности, но они
могут с одинаковой вероятностью стать как источником возвышенной и
прекрасной жизни, так и гибельных действий по разрушению мира и самого
человека.
Воздействие наркотиков сопровождается обезболивающим эффектом. Это значит,
что прерываются или ослабляются многие нервные связи от мозга к телу. За
счет этого в мозгу высвобождаются громадные ресурсы энергии. В результате
этого феномена возникает ложное представление о физическом благополучии и
могуществе собственного тела. Дальше мозг, неспособный в нормальном
состоянии осмыслить и разрешить ситуацию душевного дискомфорта, обретя
большой объем дополнительной энергии, начинает с необычной силой создавать
искусственную реальность, удовлетворяющую запросам души. Происходит
самообман. Этот самообман и является основой «счастья» наркомана.
С точки зрения психологических факторов развития наркомании можно
предположить, что привыкание происходит не к наркотикам. Наркоман привыкает
к своему «счастливому» состоянию. Это усложняет проблему выхода из
наркомании, так как по мере развития ее у человека углубляются конфликтные
отношения с социальной средой в реальной жизни и, следовательно, остается
все меньше возможностей для достижения нормального психического равновесия.
С другой стороны, мозг слабеет, истощается. Все труднее осуществляется его
возврат к управлению и регуляции процессов, необходимых для жизни тела.
Инерция состояния сниженной активности той части мозговой деятельности,
которая направлена на обеспечение благополучия организма, принимает характер
ломки. Само содержание видений в наркотическом сне изменяется. Находясь
длительное время в отрыве от действительной реальности, воображение
наркомана опустошается. Мозг начинает продуцировать фантастические образы,
которые часто принимают образ силы угрожающей жизни. Конец в этом случае
близок.
Из всех видов самообмана, которыми утешаются люди, столкнувшись с трудно
разрешимой проблемой, наркомания наиболее опасный и коварный.
Наркоманию сегодня рассматривают как болезнь. Посмотрим и мы с этой точки
зрения. Предшествует наркомании особое состояние психики, при котором все
интересы человека концентрируются на переживании личного неблагополучия. Как
правило, мозг такого человека по разным причинам не готов или не способен
преодолевать внутренние затруднения и самостоятельно разрешать жизненно
важные задачи. В этих случаях решение любой личной проблемы препоручается
какому-либо, часто воображаемому «посреднику» между страдающим лицом и
жизнью. Таким «посредником» может стать близкий человек или окружение,
социальный институт или общество в целом. Туда же делегируется вся полнота
ответственности за принятые решения и их последствия. Любое лишение или
затруднение в реализации собственных потребностей и желаний вызывает у
такого человека психический дискомфорт, сопровождаемый стойким озлоблением
против «посредника».
Наш «страдалец» стремится максимально обособить себя от любых проблем и
трудностей, возникающих в жизни «посредников» и во внешней среде. Его
внутренний мир отчужден и замкнут в самом себе. Так складывается
парадоксальная для психики ситуация, при которой состояние обособленности
вытесняет все возможности к разумным действиям по разрешению дискомфорта.
Дисбаланс психики доходит до опасных для ее целостности пределов.
Вместе с тем, потребность в преодолении обособленности остается актуальной.
Начинается поиск среды, которая может предоставить некий суррогат общих
интересов без предъявления требований к деятельному сотрудничеству по
достижению жизненно значимых целей. Такая среда легко возникает в виде
отдельных групп, кучкующихся по принципу подобия интересов. Как правило,
наркомания зарождается внутри таких групп. Она становится нормой образа
жизни группы и навязывается новичкам авторитарно.
С точки зрения психологии, за наркоманией скрывается болезненное состояние
психики, которое можно определить как стойкий дисбаланс главных устремлений,
вызванный неразвитостью функции мозга, предназначенной для целей регуляции
психического мира личности.
Признав наркоманию болезнью, мы одновременно должны признать, что эта
болезнь преступна. Человек, страдающий дисбалансом психики вышеописанного
типа, в своем отчуждении от людей, окружающих его, и в своем
гипертрофированном стремлении к обособленному существованию доходит до
крайних проявлений озлобления. Он способен оставить близких, зависимых от
него людей в угрожающем жизни состоянии без всякой помощи. Отбирая средства,
необходимые для поддержания жизни родственников на стабильном уровне, он
идет на воровство, которое редко обнаруживается как уголовное деяние.
Близкие наркоману люди почти никогда не заявляют в правоохранительные органы
о тех хищениях, которые производит наркоман в пределах своей семьи. Кроме
этого, наркоман ставит близкое окружение в ситуацию непереносимого
трагического страдания, отказывая ему в самых простых и естественных
отношениях привязанности и уважения. Это часто провоцирует возникновение
неврологических и психических расстройств у членов семьи наркомана, а также
способствует возникновению целого ряда угрожающих жизни заболеваний.
Известны случаи самоубийства в семьях, где один из членов семьи является
наркоманом. Особая и самая тяжелая тема — отношение наркоманов к маленьким
детям. Поведение наркомана в отношении собственных детей несомненно должно
расцениваться в гуманном обществе как преступное. Те действия наркоманов,
которые подпадают под определение уголовно наказуемого деяния, можно не
упоминать, так как о них мы все чаще узнаем из уголовной хроники.
Итак, наркомания — болезнь, но болезнь преступная. И предшествует этой
болезни деформация психики человека. Все это приводит к мысли о том, что
детей надо учить искусству созидания собственной психики, преодолению
психических затруднений, душевного дискомфорта и опасностей разрушения
внутреннего мира личности. Всему нашему обществу пора переосмыслить
приоритеты и поставить психику человека в ряд основных ценностей социума.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
