   |
| |
№ 09'04 |
Роберт ПАЛЬ |
 |
|
НОВОСТИ ДОМЕНАГОСТЕВАЯ КНИГАXPOHOС
Русское поле:Бельские просторыМОЛОКОРУССКАЯ ЖИЗНЬПОДЪЕМСЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ"ПОДВИГСИБИРСКИЕ ОГНИОбщество друзей Гайто ГаздановаЭнциклопедия творчества А.ПлатоноваМемориальная страница Павла ФлоренскогоСтраница Вадима Кожинова
|
Миякинские метели, миякинская земляХотя по нынешнему административному делению Башкортостана я родился в Стерлитамакском, но с младенчества и до окончания школы-семилетки (в д. Софиевке) жил в Миякинском районе. Если первый дал мне жизнь, то второй сберег от жестоких ветров века, определил ее смысл и наполнил душу благодарностью и любовью, что не могло позже не отразиться во многих моих стихах. Это не просто дань памяти, не возвращение долгов, — это само мое естество. Автор. ВСЕГДА — В НАЧАЛЕ Среди белых стволов березовых, От зари синевато-розовых, Как в огромном колонном зале, Я стою у всего в начале. У начала цветенья вербного, У начала листочка первого, У начала любви-печали, У себя самого — в начале. Новый день мой вот-вот проклюнется, Хлынет солнце в поля и улицы. Новый день с тропы начинается, Чем-то кончится? Где сломается? Новый стих — оттого и нов он, Что рождается с новым Словом, А с него, как порой бывает, Песню новую запевают. Кто в лесу. Кто в колонном зале. Кто — в конце пути. Кто — в начале.
ВСЕЛЕННАЯ МОЕГО ДЕТСТВА Проселки в колеях тележных, Лесополос грачиный гам, Я помню вас тепло и нежно, Где грусть и радость — пополам. Я помню вас, как сны цветные, Дома, закаты, голоса, Степные бури снеговые, Родные лица и глаза. Мне все о вас напоминает. Ваш мир — он точно был таким: С востока Писаревка лает, На запад — Бондаревки дым. На юг — поля, поля — на север, Поля — насколько хватит глаз. То зной палит, то дождик сеет, — Не первый год, не в первый раз. Ваш мир, он и моим был тоже, Вселенной маленькой моей. То изумляя, то тревожа, Владел он судьбами людей. Он диктовал свои порядки Всему и всем — что дать, что взять. Он мне загадывал загадки, Какие век не отгадать. Кто жил на этих землях исстари, Где косят наши косари? Какие в Писаревке писари И в Бондаревке — бондари? Что дальше — там, за краем света, Где небо сходится с землей? Ужель такой же мир, как этот? А может, вовсе не такой? Давно я понял те загадки, Нашел на каждую ответ. Но нет уже того порядка, И ничего тут больше нет. Ни изб, ни ветхого сарая. Мир обеззвучел. Мир молчит. Не слышно в Писаревке лая, И Бондаревка не дымит. Зарос в проселках скрип тележный, Лишь в памяти, как в детском сне, Тот мир, загадочный и нежный, Еще тоскует обо мне.
С ГОДАМИ ПРОШЛОЕ ВСЕ БЛИЖЕ С годами прошлое все ближе... Довольно мига одного — И вот я снова слышу, вижу Кызылку детства моего. Ничем удел ее не знатен, Течет себе среди осок. Но как приятен и понятен Ее нерусский говорок! В овраге, ягодой заросшем, Так хорошо ей летним днем, Забыв под мостиком калоши, Бежать по травам босиком. Вот и бежит, бежит Кызылка, И любопытна, и скромна, Как зайпекульская кызымка, Вся ясным солнышком полна. Остановилась у запруды, К истокам обернула взгляд. Как далеко до них отсюда! А те калоши — все стоят? Назад! Натешилась довольно! Но в гору реки не текут... А впрочем, ей и тут привольно, Просторно, радостно и тут. Ей мил в ночи костер рыбачий, И звон стрекоз, и ветел шум... Уже не девочка-степнячка, А досточтимая ханум.
ЧТО-ТО ЗИМЫ ПОТЕПЛЕЛИ Что-то зимы потеплели, А ведь было, помнится: Миякинские метели Задували на недели, Думалось — не кончатся. То ли в стоне, то ли смехе Бились ветры, дыбились. Ни огня нигде — лишь вехи, Ни дорог, ни троп — лишь вехи Из сугробов виделись. На лице — льдяная корка, Под одежкой — ветер. Где овражина, где горка — Рухнешь, не заметишь. Тут уж, путничек, не мешкай, Выползай как на небо, А уж эти вехи-вешки Выведут куда-нибудь. Кто рубил их, кто их ставил По сугробам, рытвинам? Вспоминать их не устану С тихими молитвами. Безымянно их прославлю, Отпущу им все грехи, Вместо вешек им оставлю Эти светлые стихи.
НОЧЬ В ИЮНЕ 1. Ночь в июне коротка на диво, Не длинней пастушьего кнута. Вот и звезды гаснут торопливо, И росинки падают с куста. Ветерок спросонок что-то ищет И, найдя, выходит на простор... На пустом отцовском пепелище Тихо догорает мой костер. В этот час свежо и влажновато, А уж слышно — все, чем мир живет: В Зайпекуле выгоняют стадо, А в Кызыльске радио поет. Расстоянье звукам не помеха, И, как будто рядом, ловит слух: Вот «зисок» в Аитово проехал, Вот кричит софиевский петух. А когда-то вот таким же утром В сорок пятом памятном году Слушал я, что скажет репродуктор На кызыльском, том еще, столбу. И дождался: он сказал — «Победа». На весь мир «Победа!» прокричал. Раньше всех, наверно, новость эту Тем далеким утром я узнал. Что ж ты нынче скажешь мне, дружище? Поохрип, браток, с которых пор?.. На пустом отцовском пепелище Тихо догорает мой костер. 2. Летом ночи — дум иных короче. Им же, думам, вовсе нет конца. Не заметил, как не стало ночи, В тишину не обронив словца. Сорок пятый, где ж твоя победа? Или репродуктор мне солгал? Или то, что будет напоследок, Мой народ не ведал и не ждал? Хоть война и кончилась, но кто-то Жар ее лелеял до поры. Так горят торфяники в болотах, Так горят бикфордовы шнуры. Дождались, все рассчитали точно, И — рвануло смрадом неземным!.. Все, что в сорок пятом отстояли, В пух и прах развеяно, как дым. Думы, думы, где начала ваши? Где концы, которых не видать? Как хочу я у отцовских пашен Снова сил и стойкости занять! Слушаю — лишь ветер в поле рыщет. Все следы завеял он и стер... На пустом отцовском пепелище Догорел и умер мой костер.
ТАМ, ГДЕ Я КОГДА-ТО РОС Риму Ахмедову Там, где я когда-то рос, Дикий вымахал овес. Там, где падал невзначай, Пламенеет иван-чай. Где когда-то был счастливым Тем хотя б, что просто жил, Вражье воинство крапива Копит влагу жгучих сил. Там, где первые слова В стих легли едва-едва, Все тропинки-невидимки Заплела обман-трава. Там, где был мой огород, Где под солнцем грядки млели, Как стена, орда встает Лопухов да конопели. Там, где пел мне вороток Песню влажную полива, Засветил чертополох Свой фонарик горделиво. Где стоял мой милый дом, Нежась в шапке серой крыши, Помахать резным листком Мне осот колючий вышел. Пустыри!.. Хоть не пустыня, А совсем наоборот... Душу радует пустырник — Тем хотя бы, что живет. Укорить его мне нечем. Рад ему я, как родне. Ну, за то хотя б, что лечит Он больное сердце мне.
В ПУТИ По сырым весенним клочьям снега, По проселкам, через лужи вброд Жизни моей шаткая телега Катится все дальше на исход. А пока она вот так все катится, И пока еще не кончил жить, Я стремлюсь любую каракатицу Разглядеть и в память уложить. Уж на что сорока птица вздорная, А вот присмотрись-ка — и она Так изящна, ярко-бело-черная, Так хитра, находчива, умна! Споро машет крыльями, как мельница, — Что намелет, то и разнесет. Сплетница, конечно, и бездельница, А вот чем-то за сердце берет... Из лесочка к колее тележной Выкатился странный колобок. Это еж! Он тоже парень здешний, Весь в иголках с головы до ног. Оплошал в пути — не плачь без толку, Ведь слеза прорехи не зашьет. Попроси у ежика иголку — Выручит, недорого возьмет. Звон ручья, грачи над перелогом... Все стараюсь в память запихать, Чтобы там, где кончится дорога, Было что мне сладко вспоминать.
Написать отзыв в гостевую книгу Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала! |
|
|
|
© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004Главный редактор: Юрий Андрианов Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
