№ 03'04

Татьяна МЕЙКО

XPOHOC

Русское поле:

СИБИРСКИЕ ОГНИ

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Легенда о Томе

Славился князь Тоян не богатствами несметными, не многочисленным войском, не лихими набегами, не табунами несчитанными, а миролюбием и гостеприимством, рассудительностью и радением о благе родного племени. Много поколений прожило его племя оседло, не меняя стойбища, и все не скудели пастбища, не переводилось зверье в лесах и рыба в реках. И благодарили за это люди Дух тайги, и поклонялись священному кедру, растущему на семи ветрах.

А еще славился Тоян красотой сестры своей - Томы. Немало было красавиц в округе, но все они тускнели рядом с молодой княжной, как звезды при луне. Даже птицы не смели петь до ее пробуждения, ждали, когда с восходом солнца выйдет Тома, чтоб славить песней рождающееся утро, и только тогда вплетали в ее напев свои голоса, как бисер в золотое шитье. А по вечерам собирались все около ее белой юрты, раскинутой в центре стойбища, рассаживались вокруг прозрачного родника, слушали старинные баллады и рассказы о богатырях, основавших племя. И тянулся от Томиной юрты к небу голубой дымок, как жилка, отходящая от сердца.

И как не скрыть в чистом небе полную луну, так не скрыть было красоты Томиной. Даже из-за далекого Урала приезжали отважные молодцы, чтобы только взглянуть на нее, а с высоких южных вершин приносили породистые скакуны горячих джигитов, надеющихся заслужить ее расположение. Но давно уже отдала Тома свое сердце молодому Ушаю, самому лихому наезднику, удачливому охотнику и рыболову.

Прослышал о Томе калмыцкий хан Тайшан. Была и у него своя мрачная слава, черным дымом тянулась она вслед за ним, когда смерчем налетал он на мирные племена, и как стадо оставляет за собой вытоптанную степь, так оставалась за ним опустошенная земля. Но гордился Тайшан этой славой, как кичился табунами несчитанными, несметными стадами и отарами.

И вот приехал калмыцкий хан к Тояну с дорогими подарками да со сватами. А сватов тех была тьма, да все на борзых конях и в полном воинском снаряжении. Хозяином разъезжал Тайшан по становищу в золотом седле с золотыми стременами, хвастал золотой рукоятью сабли, ножнами с драгоценными каменьями, слитками серебра и золота.

Укрылась Тома от непрошеного гостя в юрте. Спадали ее черные волосы, как тучи, на лунный лик. И как нечем луне отвести тучи, так же без сил лежали руки Томы. Рядом с ней был верный Ушай, он то садился, закрывая лицо ладонями, то вскакивал и потрясал кулаками, посылая проклятья Тайшану, то клялся своей возлюбленной в вечной преданности и уговаривал ее бежать с ним в тайгу. Но качала Тома опущенной головой.

- Как могу я спасать себя, как бросить племя, оставить брата, заменившего мне отца?

Словно дымом заволокло лицо Ушая.

- Может быть, вы с Тайшаном уже в сговоре? Может, привлек он тебя дорогими посулами? Если так - не стану мешать, мне ведь нечего подарить тебе, кроме этих рубиновых бус, которые я выменял за сто собольих шкурок и берег к нашей свадьбе. Возьми их в знак моей любви, и знай: огонь моего сердца жарче этих рубинов!

Надела Тома бусы и гордо вскинула голову.

- Ни минуты не буду рабой проклятого хана! Если придется пожертвовать собой ради племени, судьбу мою решит вот этот кинжал...

Три дня попросил Тоян у калмыцкого хана для принятия решения. А когда отошло за холм чужое войско, собрал он совет племени у юрты, стоящей, как сердце, посреди стойбища, и сказал:

- Как вырвать сердце из груди, как отдать свирепому Тайшану нашу Тому? Но не потерпит он отказа - всех погубит, все выжжет дотла... Свернем же юрты, возьмем детей и на рассвете снимемся с места, уйдем далеко в тайгу.

Молчание повисло над становищем. Тяжело уходить с обжитых мест, от священного кедра, от родных могил в чужие и неведомые края. Смотрела Тома на суровые лица мужчин, на рыдающих женщин, на седых стариков, украдкой утирающих слезы, и все ниже опускала голову, скрывая прекрасное лицо, проклиная свою красу. Тихо встала она и, никем не замеченная, ушла в тайгу, чтоб собраться с мыслями и попрощаться с родными местами. С детства известными тропинками поднялась она на холм, туда, где травы были особенно густы, где сплетались друг с другом сосны ветвями, где на семи ветрах рос священный кедр.

Прижалась она к его темной коре, услышала, как поднимаются по исполинскому стволу соки от земли к вершине, уходящей под облака, и взмолилась:

- Все готова отдать за родную землю, за могилы предков! О, священный Дух тайги, тесно душе в груди, возьми мою жизнь, но спаси племя.

Разом вздохнули семь ветров. Заскрипел, застонал старый кедр, загудела вековая хвоя. И, откликнувшись на ее мольбу, ответил Дух тайги:

- Человек на земле, как хвоинка на сосне, ничтожен и скоротечен его век. Не одну, а три жизни придется отдать тебе, чтоб спасти племя Тояна от нависшей над ним беды. В первый раз умрет твое прекрасное тело, но воскреснет и останется жить на свете твой дух. Во второй раз умрет твой гордый дух, но останется жить в мире память о тебе. Но пройдет столько дней, сколько хвоинок на моих ветвях, и исчезнет даже память. Ничего не останется от прекрасной Томы.

- На все готова ради родного племени, - не задумываясь, повторила девушка.

На следующее утро проснулась она не от пения птиц, а от свиста стрел и звона сабель. Выскочила из юрты - дымом пахнуло в лицо.

Коварен был Тайшан, проведал он о планах Таяна и, никогда не знавший отказа, в бешенство пришел. Грозовой тучей налетело на становище калмыцкое войско. Бесстрашны были защитники родной земли, но слишком неравны силы. Сражаться с ордой Тайшана - что саблей ночь рубить.

Бросилась Тома на калмыков, как на острый клинок. Смерти искала, но попала в полон.

* * *

Привез калмыцкий хан красавицу княжну к себе на Алтай, в высокую башню над каменистым ущельем. Самодовольно скалил он зубы, пытаясь улыбнуться ей, но от этого становился лишь безобразнее.

- Все, что пожелаю, будет моим! Захочу луну с неба, и она не посмеет противиться. Так будь же разумной - если станешь ласкать меня и веселить песнями, сделаю тебя любимой женой...

Задрожала Тома, как натянутая тетива.

- Одну песню хочу подарить тебе - песню стрелы, которая вонзится в твое сердце. Вечно буду верна племени Тояна и возлюбленному моему Ушаю.

Сжал Тайшан, как змею, кнут в кулаке.

- Нет больше твоего племени. Там, где ты жила, нынче летают вороны, а скоро все зарастет полынью и крапивой. Мои колдуны уже накинули на ваш стан аркан своего заклятия, и те, кого не порубили мои удалые воины, скоро подохнут, как задавленные мухи. Плачь по ним. Плачь до тех пор, пока не наполнится слезами каменное ущелье под твоими окнами. Может быть, тогда я пожалею и помилую тебя.

Ударил он плетью по полу с такой силой, что след отпечатался на камне, и вышел вон.

Только оставшись одна, дала волю слезам гордая Тома. Горе, переполнявшее ее грудь, ручьями хлынуло из глаз. Эхом отозвался в горах ее скорбный плач. И содрогнулись горы, заплакали вместе с ней - полились по ущелью прозрачные ключи. Залились слезами небесные тучи, заклекотал, зарыдал орел, круживший над ущельем, и к утру доверху наполнилась огромная скалистая чаша...

Увидев это, Тайшан пожелтел от злобы.

- Все равно твое сердце будет моим, даже если мне придется вырвать его из твоей строптивой груди, - взвизгнул он, протягивая к ней жадные руки.

Переполнилась душа гневом и горечью, рванулась из груди, вскрикнула Тома и бросилась из окна прямо в ущелье меж скал.

Сотряслись горы, содрогнулась каменная чаша, выплеснулась из нее вода и хлынула наружу. Взметнулась волна так высоко, что затопила дворец Тайшана и с яростью обрушилась на калмыцкое становище, все разрушая на своем пути.

А освобожденный дух Томы, вырвавшись из плена, вместе с водным потоком помчался на север, к родной земле.

* * *

Развеялся дымок над Томиной юртой, оборвалась голубая жилка...

Когда отступило войско Тайшана, не нашли Томы ни среди живых, ни среди раненых, ни среди убитых. Вскочил Ушай в седло, чтобы ехать на поиски, но остановил его Тоян.

- Мы стрелы в общем колчане, - сказал он, - и каждая стрела должна бить в цель. Много мужчин полегло в битве, если мы с тобой уедем, кто будет охотиться и кормить племя?

Послушался Ушай, но не смирилась его душа. День и ночь, гонимый тоской, скитался он с колчаном и стрелами по лесам и лугам, но мало приносил добычи. Зоркий глаз его мутнел от слез, дрожала прежде верная рука, и легкий лук оттягивал плечи. Хуже вражеского полона плен тоски - не порубить ее саблей, не ускакать от нее на лихом коне.

Вот едет он, к гриве коня припадая. Кружит орел в небе. Тревожно кричат птицы, рвут в клочья утреннюю тишь. И разрывается сердце. Солнце поднимается, окрашивая речку в алый цвет, обагряя стволы сосен. Кровью обливается сердце. А орел над головой все кружит, кружит, все ниже опускается... Окликнул его Ушай:

- Ты все видишь сверху, скажи, где возлюбленная моя Тома, жива ли она?

Камнем устремился вниз орел и уронил к ногам Ушая красные рубиновые бусы.

Поднял их Ушай и все понял. Стрелой вонзилось в сердце горе, оборвалось дыхание, и как подстреленная птица, кинулся он в реку с высокого утеса.

* * *

Мчится с алтайских гор живой поток, бурлит, кипит, пенится, льются с ним слезы Томины. Вот показалась вдали крона священного кедра. Взволновалась душа Томы и вышла из речной пены. Легким облачком полетела она над землей. Узнав ее, веселее запели птицы, громче зашумели деревья, и в ответ просветлела душа Томы, отрадно ей было вновь увидеть родные места, пройти по своим заветным тропинкам, услышать знакомое пение птиц и горьковато-сладкие запахи цветов. С каждой минутой становилось ей все радостней, все легче, и поднималась она все выше, выше... И вот уж видит она мир сверху: леса, поля, реки большие и малые, родное становище и дым над юртами. И различает она знакомые лица, скорбные складки у губ, морщины у глаз и слезы, слезы... Слышит скорбные вздохи, болезненные стоны и плач. Новая беда арканом давит племя - раненые, искалеченные, изнуренные горем и голодом люди задыхаются, пораженные неизвестной болезнью, о которой не слышали даже старики.

Увидев все это, отяжелела душа Томы и опустилась в самом центре становища, возле опустевшей белой юрты и осиротевшего родника. Несколько дней прожила она в родном племени. Невидимая, не узнанная, ходила она от юрты к юрте, обнимая всех душой, скорбела со скорбящими, плакала с плачущими, утешала сердца больных и убогих, играла с детьми, но большего сделать не могла - неведомая болезнь по-прежнему свирепствовала, унося все новые жизни.

И тогда пришла Тома на свое заветное место к священному кедру и во второй раз взмолилась:

- О, священный Дух Тайги, возьми мою вторую жизнь, но сохрани племя.

Зашумели семь ветров. Загудела вековая хвоя. И ответил Дух тайги:

- Есть на вершине холма белое озеро. Если войдешь в его воды со всей своей любовью к людям и родному краю, то освятится оно, станет целебным. Тогда племя Тояна будет спасено, но от тебя ничего не останется, кроме недолгой памяти.

Светлым дождем поутру сошла Тома на родное становище. Сжалось в эту минуту сердце Тояна, тревожным стуком отозвалось на стук дождя. Вышел он из юрты и увидел: на востоке сияющим шатром раскинулась радуга, а под ней, то ли видится, то ли чудится, стоит Тома, вся словно сотканная из утренних лучей.

«Видно, за мной пришла ее душа», - подумал он, и не было в его сердце печали, только жалость и тревога за судьбу своего племени.

Скоро все вышли из юрт и обратили лица к прекрасному призраку. Тома протягивала руки, словно хотела обнять всех сразу, и звала, манила, как манит из сумрачного жилища теплый солнечный день. И люди, не сговариваясь, пошли за ней.

Она повела их на восток, то исчезая, сквозя легким туманом через сеть ветвей, то вновь появляясь вдали. Высок холм, тяжело подниматься больным изнуренным людям, но оборачивается Тома, улыбается каждому и будто сил предаст. Скоро оказалось племя Тояна на вершине холма, у большого круглого озера, белесого от утренней дымки тумана и от отраженных в нем белых стволов берез. Столпились люди на берегу, теснят друг друга к воде. В последний раз показалась им Тома на островке в самом центре озера - в своем истинном облике, такой, какой знали ее и любили при жизни. С радостным криком кинулись люди в воду, но тут же исчезло видение, растворилось, растаяло вместе с утренним туманом.

Во второй раз умерла Тома. Но люди, омывшись в освященном ею озере, исцелились и возродились к жизни.

* * *

С тех пор минуло столько дней, сколько хвоинок было на священном кедре. Забылись былые печали. Но все же не сбылось третье предсказание Духа тайги. Не умерла в людских сердцах память о прекрасной девушке, бесконечно любившей свой край и свое племя. В память о ней назвали реку Томь, текущую с гор Алтая. По имени реки назван город Томск, выросший на месте древнего стойбища. Даже память о влюбленном Ушае сохранилась в потомках Тояна: безымянная речка, в которой утопил он свое отчаяние, бросившись вниз с утеса, зовется с тех пор Ушайкой. Течет она с востока на запад через весь город, торопится и, только встретившись с Томью, соединив с нею воды, смиряет свое волнение и успокаивается.

© "СИБИРСКИЕ ОГНИ", 2004

Оригинальный сайт журнала

 www.sibogni.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев