|
|
От Кронштадта
до Курил
История одной семьи
Эта история, рассказанная замечательным человеком, талантливым
уфимским врачом Ниной Корниловной Григораш, — еще один штрих в трагической
истории России ХХ века. Через бытовые подробности истории своей семьи Нина
Корниловна выходит к важным нравственно-философским проблемам человеческого
существования. Некоторые фрагменты ее воспоминаний имеют несомненную
краеведческую ценность. Думается, что эти мемуары будут интересны не только
родственникам и друзьям автора, но и читателям «Бельских просторов»,
поскольку трагический опыт этой семьи помогает взглянуть на себя и свою
жизнь другими глазами.
КОРНИ. РОДИТЕЛИ И СЕСТРЫ
Мой дед — Фирс Платонович Крысин — родился в Казанской губернии в бедной
крестьянской семье. Он приехал с родителями и тремя братьями в село Языково
Уфимской губернии к помещику Толстому на заработки. Родители устроились в
барской усадьбе: мама была поварихой, а отец — рабочим по дому. Вскоре отца
задавило бочкой вина, и мать моего деда осталась одна с четырьмя детьми.
Барин держал Фирса при себе, поскольку он был способным и еще в Казанской
губернии окончил два класса церковно-приходской школы. В пяти километрах от
Языково была деревня Коран, принадлежащая Толстому, в ней жили переселенцы
из Симбирской губернии. Барин женил Фирса на одной из дочерей большой семьи
Милушкиных, чтобы наделить его землей. Таким образом, Фирс стал
самостоятельным крестьянином с землей. Дед овладел землепашеством, был
старостой в Языковской волости, во времена П.А.Столыпина купил земли и
организовал образцовый хутор. В начале ХХ века Фирс Платонович стал
депутатом Государственной думы от крестьян Языковской волости. Позже он был
ответственным служащим в Крестьянском банке. Дед выписывал много литературы
по сельскому хозяйству и вел свою работу по немецким технологиям. Он выручал
соседних крестьян семенами и хлебом. В личном хозяйстве у него были
сельскохозяйственные машины. Занимался дед садоводством и пчеловодством.
Работа в его хозяйстве была настолько организована, что не чувствовалось
тяжести большого труда. Кроме того, дед воспитывал в своем доме двух
мальчиков-татар. В 1931 году его раскулачили и сослали в Сибирь, где он
пробыл десять лет. В Туруханском крае Фирс Платонович получил паспорт за
ударный труд, что по тем временам было большой редкостью, и вернулся в
деревню Коран к старшей дочери и жене Агафье Платоновне. По просьбе
председателя колхоза Лесина он организовал пчельник и помог колхозу встать
на ноги. За свой доблестный труд он получил две медали. Дед умер в Уфе на
91-м году жизни. Перед смертью он побывал на месте своего хутора и простился
с землей. По его инициативе перед революцией в Языково был построен народный
дом, который служит людям до сих пор.
* * *
Семья отца принадлежала к переселенцам с Украины, купившим землю возле села
Иваненкова Буздякской волости Уфимской губернии. Место это назвали деревней
Климентовкой. Это была чисто украинская деревня с хатами и мальвами. Там в
1894 году родился мой папа Корнилий Яковлевич Григораш. Мама — Екатерина
Фирсовна Милушкина — родилась в 1895 году, окончила гимназию и курсы
сельских учителей в Белебее и получила направление в деревню Климентовку,
где и познакомилась в годы революции с моим отцом. Во время гражданской
войны Корнилий Григораш был солдатом в белой армии. После того как
белогвардейцы хотели его расстрелять, он примкнул к красным. В 20-е годы
отец поступил на физмат Уфимского учительского института. После окончания
института его направили в село Килимово Буздякского района для организации
школы крестьянской молодежи. В 30-е годы он был инспектором училищ при
наркомпросе БАССР. До войны отец поступил на физмат МГУ, а в начале войны он
был направлен в Стерлитамак проректором организуемого учительского
института. В 40-е годы отец был ректором этого вуза. Свою трудовую
деятельность Корнилий Яковлевич закончил доцентом кафедры математики
Уфимского авиационного института. Отец хотел прожить 104 года, как его
дедушка Фома, но умер в 1986 году на 93-м году жизни. Мама до приезда в Уфу
была сельской учительницей, в Уфе она преподавала в школе рабочей молодежи.
Умерла в 1980 году.
* * *
Моя сестра Зинаида родилась в 1923 году, окончила физмат МГУ, работала
физиком моря, доцентом Московского нефтяного института имени И. М. Губкина.
На научном судне «Академик Келдыш» она побывала во многих странах мира.
Младшая сестра Валентина родилась в 1924 году, окончила инфак Башкирского
пединститута имени К.А.Тимирязева, вышла замуж за военного и работала в
школах Казахстана.
ГОДЫ УЧЕБЫ
Я родилась 24 сентября 1919 года в селе Климентовка Благоварского района
Башкирии. Окончила четыре класса в селе Языково. В Уфе проучилась до 10
класса и в 1935 году поступила в Башкирский медицинский институт.
Ректором института в те годы был С.М.Трайнин, впоследствии арестованный,
оперативную хирургию преподавал В.М.Романкевич, очень эрудированный
профессор С.Белявцев преподавал микробиологию. Здесь же в институте я
познакомилась со своим будущим мужем, студентом 5 курса Василием Антоновичем
Ивановым. В феврале 1938 года мы зарегистрировались, весной его взяли на
Балтийский флот, а в каникулы я перевелась поближе к нему: во 2-ой
Ленинградский медицинский институт. В общежитии муж не разрешал жить, и я
жила в Ориенбауме в закрытой зоне, мужа видела редко. Во время финской войны
была студенткой. В хирургическое отделение Мечниковской больницы привозили
раненых и обмороженных бойцов. Мы оказывали им медицинскую помощь, дежурили.
После окончания института в июне 1940 года я попала в терапевтическое
отделение Таллинского военно-морского госпиталя №1, где встретила войну. До
войны в Таллине было много русских, среди которых были эмигранты первой
волны. С некоторыми из них у нас завязались дружеские отношения.
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Из Таллина наш госпиталь на пароходе морем был эвакуирован 30 июля 1941
года вместе со штабом Балтийского флота. Часть раненых и моряков
переправлялись за нами на барже. Весь путь до Кронштадта мы шли под
постоянным обстрелом немцев с воды и воздуха. Наш пароход был торпедирован
немецкой подводной лодкой, но все-таки дошел до Ленинграда своим ходом. А в
баржу было прямое попадание авиабомбы. Среди погибших был начальник
терапевтического отделения госпиталя Серафим Александрович Копырин и другие
знакомые мне врачи. В Ленинграде нам был дан приказ организовать госпиталь в
селе Мартышкино на базе детского санатория на берегу Балтийского моря. Мы
развернулись, но немцы подошли к Ориенбауму, и нам приказали расформировать
госпиталь и организовать медсанбат. Госпиталь уехал в район Кингисеппа, а я
осталась одна на берегу, потому что ждала ребенка. В середине дня прибыла
машина из воинской части мужа. Меня довезли до вокзала и втолкнули в вагон к
солдатам одного из последних, уходящих из Ленинграда эшелонов. Недалеко от
станции Бологое немцы разбомбили дорогу, и нам пришлось добираться до
станции пешком, оттуда я добралась до Москвы пассажирским поездом. Из Москвы
я ехала в мягком вагоне с семьей знаменитого Стаханова и генералами. Меня
поместили на верхнюю полку в купе, а нижние места занимали два генерала,
раненных в финскую войну. Роды могли начаться в любой момент. Один из
генералов имел небольшой медицинский опыт и вызвался быть моим акушером. К
счастью, роды в вагоне не состоялись, и мы благополучно доехали до
Куйбышева. Там мои попутчики вышли. А у меня при посадке в Москве все вещи и
документы остались у носильщика, и я осталась с одним билетом до Уфы. Один
из генералов вызвал своего ординарца и поручил ему доставить меня до места
назначения. 8 августа 1941 года я приехала в Уфу и в тот же день родила сына
Сергея.
В ДЕМСКОМ ГОСПИТАЛЕ
В декабре 1942 года по распоряжению райвоенкомата Уфимского района меня
направили в Демский эвакогоспиталь №5918 ординатором хирургического
отделения. Специализацией госпиталя было лечение опорно-двигательного
аппарата. Госпиталь находился в здании поселковой школы станции Дема.
Начальником госпиталя был Шульгин. Вскоре его сменил Николай Семенович
Слепов. Он был очень строгий. После войны работал физиотерапевтом в
мединституте. Госпиталь был на 350 коек. Всего в нем работало три врача:
старший хирург Леонид Александрович Серебров и два ординатора. Все классные
комнаты были приспособлены под палаты, операционные, гипсовальню, физкабинет.
Нагрузка у врачей была огромная. Через двое суток после обычного рабочего
дня мы оставались на ночные дежурства.
Врачи этого госпиталя должны были принимать тяжелых больных по распоряжению
коменданта станции. От станции до госпиталя больных несли на носилках. Кроме
лошади не было никакого транспорта. С поезда снимали тяжелых раненых с
поражением нижних и верхних конечностей, тут же отправляли их в санузел,
потому что все они были завшивленные, одежду сжигали, снимали гипс и
отправляли в чистые палаты. Мне особенно запомнились раненые офицеры Сергей
Романовский и Александр Павлович из Камышина с огнестрельным поражением
легкого. Они были восстановлены нашими врачами. Самые тяжелые больные были с
поражением бедра и таза. Им ампутировали здоровые ноги, так как в те времена
еще не было операций на суставах. Мы складывали ампутированные руки и ноги в
специальные гробики и хоронили на кладбище. Тут было очень много слез.
Особенно трагичной была судьба больных, лишившихся обеих рук. Многие из них
потом спивались.
Перед нашим медицинским коллективом стояли две задачи: восстановить больного
и направить его на фронт через медкомиссию; восстановить здоровье и
отправить в тыл. Обе эти задачи выполнялись, поскольку коллектив был
слаженный, квалифицированный, заботливый. Средний медицинский персонал был
хорошо обучен. Набирался в основном из жителей поселка Дема. Госпиталь был
как одна семья. В коллективе не было никаких распрей. Курировал наш
госпиталь молодой, смелый, уверенный заведующий кафедрой общей хирургии
Башкирского мединститута профессор Александр Андрианович Полянцев.
Однажды во время моего дежурства в начале 1943 года в госпитале случился
пожар. Не было никакой паники. Один из больных организовал эвакуацию
тяжелораненых. Местные жители несли лестницы, приспособления для тушения
пожара. Общими усилиями пожар был ликвидирован без серьезных потерь, и
вскоре работа госпиталя вошла в свой привычный ритм.
Госпиталь имел свою землю около деревни Баланово. Раненые, которые могли
передвигаться, выращивали там картошку, морковь для нашей столовой. Мы
сдавали свои продуктовые карточки и на них питались в госпитале. Жили
преимущественно в клубе станции Дема. Была удивительная слаженность
медперсонала и больных. Госпиталь по сути был на полном самообслуживании.
Никакого воровства на кухне не было: там дежурили больные.
Раненые находились в госпитале от трех месяцев до года. Лекарства были все,
только не хватало бинтов и марли, поэтому использованные бинты стирали и
использовали повторно. В качестве наркоза применяли только эфир и хлороформ.
Нужен был большой навык, чтобы подобрать правильную дозу и следить за
дыханием и сердечной деятельностью. Нагрузка в операционной была огромной.
Мы оперировали через день от пяти до десяти раз в смену. Кроме операционной
мы были заняты в гипсовальне. В госпитале было все, чем жив человек: работа,
любовь, страдания, смерть и радость.
В мае или июне 1944 года после прорыва блокады я уехала к мужу в Ленинград.
Госпиталь через два месяца был отправлен на фронт, а вместо него
организовали госпиталь для немцев.
НА БАЛТИКЕ И СЕВЕРНЫХ КУРИЛАХ
Первое время я работала врачом на базе подводных лодок, а потом
перевелась на должность старшего хирурга в городскую поликлинику Кронштадта.
Мой муж в Ленинграде закончил военную академию и был направлен в Кронштадт
начальником медицинской службы бригады подводных лодок. С первого до
последнего дня войны он занимался подготовкой водолазов к спуску на большие
глубины для быстрого проникновения в затонувшие немецкие корабли и подводные
лодки. После войны штаб флота перевели в Таллин. Там он был главным
физиологом Балтийского флота.
В 1946 году мы с мужем отправились на Курильские острова, где я была
единственной женщиной-врачом по вольному найму. На острове Катаока
располагалась Камчатская военная флотилия. Там была военно-морская база,
созданная японцами. Все военные объекты и жилища были под землей. Жили мы в
землянках. Мой муж был начальником санитарной службы базы подводных лодок
Камчатской военной флотилии. На острове Катаока он основал первый военный
наземный лазарет на Северных Курилах. Я обслуживала всех живущих на этом
острове военных и членов их семей. Мне пришлось принимать роды, лечить
детей, травмы, общие заболевания. Из пяти военных врачей я была самой
старшей по стажу. Все шли ко мне. Ни днем ни ночью я не знала покоя. Самым
сложным для меня было лечение женщин. Я их порой боялась, потому что таких
заболеваний и патологий у мужчин во фронтовых условиях не встречалось. В
довоенное и военное время я жила в обстановке высокой нравственности, хотя
как военный хирург насмотрелась и наслушалась всякого. А вот с извращениями
вплотную столкнулась только на Курилах. Мне запомнился случай с одной
женщиной, у которой я принимала роды. До этого она была у меня на приеме, и
я по своей неопытности не смогла распознать у нее сифилис. В результате
родился ребенок, пораженный этой болезнью еще в утробе матери. Это была
трагедия не только для семьи, но и для меня, не сумевшей предотвратить беду.
На Катаоке еще оставались японские смертники, которые дали клятву живыми не
сдаваться в плен. Они прятались в подземных убежищах и временами давали о
себе знать. В центре острова между военно-морской и танковой базами
советских войск находился японский госпиталь с единственным врачом, который
остался выполнять свой долг. Мы наладили с ним связь, хотя это не
поощрялось, и направляли некоторых своих больных к нему на прием.
В Северокурильске на острове Парамушир был великолепный японский рыбозавод.
Он выпускал даже специальные виды консервов из осьминогов: головы — для
офицеров, а щупальца — для солдат. Особенно хороши были японские рыбные
копчения, маленькие и большие бочонки с красной икрой. Сколько боеприпасов и
японского продовольствия оставалось на Курилах после войны! В городе были
дощатые тротуары, которые регулярно чистились. С октября по май на Курилах
лежал снег, но трудолюбивые японцы умудрялись за четыре месяца выращивать на
склонах холмов неплохой урожай. Нами все это было заброшено, и
продовольствие стали завозить с материка.
АРЕСТ МУЖА. СНОВА В УФЕ
В декабре 1948 года я, больная гепатитом, с двумя детьми переехала в Уфу.
В апреле 1949 года побывала в Министерстве обороны в Москве, где мне
сообщили о готовящемся приказе о переводе моего мужа на Балтийский флот. Я
послала мужу письмо с сообщением о предстоящем переводе и с тех пор в
течение почти трех лет не получала от него никаких вестей. В 1949 году я
стала работать инструктором, а потом старшим инспектором санитарно-врачебной
службы Уфимской железной дороги. О судьбе мужа узнала только в 1951 году,
после того как послала большое письмо Председателю Президиума Верховного
Совета СССР Н.М.Швернику, который через прокуратуру дал мне знать о том, что
муж арестован.
В мае 1949 года его арестовали по ложному доносу и специальным пароходом
доставили на материк. С 1949 по 1956 годы он находился в заключении в
Биробиджане. В 1951 году, узнав, что я жена «врага народа», меня перевели на
организацию кожно-венерологической службы Уфимской железной дороги. Я
организовала стационар на 30 мест и диспансер. Несколько лет я
сопротивлялась давлению органов безопасности, требовавших от меня развода с
арестованным мужем. Наконец, в 1954 году, чтобы не ломать жизнь сыновьям, я
дала согласие на развод. Когда в 1956 году реабилитировали мужа, он вернулся
в Уфу психически больным. Общаться с ним было невозможно, и он поселился у
матери, где умер в 1979 году. Его мать пережила сына, она умерла в 93 года.
Работая на железной дороге, я курировала Демскую больницу. В 1970 году я
перешла работать врачом-дерматологом в 5-ю больницу. Вышла на пенсию в 1982
году. Старший сын Сергей Васильевич окончил факультет связи Омского
железнодорожного института. Долгое время работал начальником отдела в
Башнефти. Младший сын Александр Васильевич окончил с золотой медалью 45-ю
уфимскую школу и музыкальную школу, учился в Московском нефтяном институте
имени И.М.Губкина, работал в закрытом московском НИИ инженером космической
связи.
* * *
Я любила свою профессию, никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах я не
отказала ни одному больному в помощи. Пережила зависть, предательство,
голод, черные дни, но, несмотря на это, я люблю жизнь, люблю наш народ,
люблю нашу многострадальную Россию. Мне кажется, что человек, который много
страдал, стоит выше других. У меня нет ни ненависти, ни жажды мщения людям,
которые творили зло. Им впоследствии воздалось по заслугам. Я прожила
трудную жизнь, страдала от одиночества, не имела возможности заводить друзей
и общаться с родными, чтобы не навредить им; сейчас я живу в здравом уме и
доброй памяти, сама себя обслуживаю и никому не желаю зла. Спасибо Матери
Богородице, что меня не упрятали вместе с мужем, что я смогла вырастить
детей настоящими людьми.
* Текст к публикации подготовил П. Федоров.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
